После долгих зимних вьюг в монастырь пришла весна. Яркое солнце, мартовская капель, звонкое пение птиц – всё радует душу. Старенький схиархимандрит Захария на сугревке – на крылечке сидит, чётки перебирает, на солнышко жмурится. Братия дружно с крыш келий талый снег скидывает, дорожки песком посыпает.

Из трапезной уже доносится аромат грибного супа, скоро послушник Дионисий с колокольчиком побежит по обители, собирая иноков на трапезу. Хорошо!

Настроение у отца Валериана было радостное, он споро рыл канавку для отвода воды от храма и молился про себя, как и положено иноку. Но тут услышал шум мотора, обернулся и нахмурился: в монастырские ворота въезжал чёрный блестящий «Мерседес». За рулём сидел Вениамин Петрович, давний гость и благодетель монастыря.

Высоченный, выше и крупнее самого отца Валериана, росту которого могли бы позавидовать баскетболисты, Вениамин Петрович выглядел каким-то вечно хмурым, суровым. Маленькие глазки смотрели на окружающий мир невозмутимо и даже надменно. Впрочем, может, эта надменность только чудилась отцу Валериану?

Инок почувствовал, как тускнеет радостное настроение, и проворчал про себя:

– Какие люди – и без охраны…

Отец Захария на крылечке привстал, заулыбался этому Вениамину как родному, благословил, стал спрашивать что-то тихонько. А тот стал басить в ответ важно на всю обитель:

– Да, отче, из Цюриха только что прилетел… Да, вот в монастырь заехал…

Поздоровавшись со старцем, Вениамин Петрович отправился в храм. Важно прошествовал мимо инока, легонько головой кивнул – поздоровался, значит. Отец Валериан поклонился в ответ и почувствовал, как растёт раздражение: зачем этот Вениамин сюда ездит? В братской трапезной толком не ест – то ли брезгует, то ли после дорогих мирских деликатесов простая монашеская пища не нравится. В храме стоит – толком не перекрестится, на братию смотрит сверху вниз.

Успешен, богат – чувствует себя, видимо, хозяином жизни… Ну, летает по своим Цюрихам этот успешный и богатый бизнесмен – и пускай дальше летает, что он в обители-то забыл? Ещё старец его привечает… Это уж и вообще загадка. Привечает явно не из-за денег – кроме нескольких икон, духовных книг да плетёнки под кроватью со сменой одежды, у отца Захарии богатств отродясь не водилось. Да и помнил хорошо инок, как однажды старец не благословил принимать крупное пожертвование на обитель от одного известного политика: не всякие деньги монастырю на пользу.

В чём тут загадка и за какие такие достоинства отец Захария и настоятель монастыря игумен Савватий привечают Вениамина Петровича?

Отец Валериан тряхнул головой и напомнил себе слова преподобного Амвросия Оптинского: «Знай себя – и будет с тебя». Только осуждения ему, иноку, и не хватало! Но как же быстро он впадает в осуждение при виде этого бизнесмена! Стал усиленно молиться, чтобы прогнать дурные помыслы, и ещё быстрее заработал лопатой.

Но искушения, связанные с Вениамином Петровичем, на этом не закончились. Весь остаток дня он то и дело попадался на пути иноку. Хорошо, хоть на трапезе бизнесмена не было. Зато когда после обеда отец Валериан как келарь занимался подготовкой продуктов на следующие несколько дней, тот появился и уселся за стол.

Послушник Дионисий, домывавший посуду, быстро поставил перед гостем тарелку грибного супа, положил на второе тушёную капусту, налил компот.

А Вениамин Петрович возьми да и спроси громко:

– Брат Дионисий, рыбы нет? Так что-то рыбки хочется!

Отец Валериан даже перестал со своими крупами возиться, только что вслух не фыркнул: «Ишь, рыбки ему!» А Дионисий вежливо отвечает:

– Нет, Вениамин Петрович, сегодня рыбу не готовили.

Только он так сказал, как дверь в трапезную распахивается, заходит трудник Пётр и вносит завёрнутого в чистый лист копчёного судака:

– Вениамин Петрович, тут ребята отцу Савватию рыбку приготовили, так он благословил вас угостить!

Бизнесмен снисходительно кивает и спокойно ест судака. Отец Валериан от удивления дар речи потерял. А тот доедает кусок рыбы и опять громко спрашивает:

– А пирожков нет? Сейчас пирожков бы!

Дионисий опять вежливо отвечает:

– Нет, Вениамин Петрович, не пекли пирогов сегодня.

Отец Валериан уже на дверь косится. И что вы думаете? Тут снова дверь открывается и заходит послушник Пётр с тарелкой, полной пирожков:

– Мама приезжала, пирожки привезла! Одному не справиться – налетайте, братия! Вениамин Петрович, угощайтесь, пожалуйста!

И Вениамин Петрович не спеша, с удовольствием стал есть пирожки, запивая их компотом.

Отец Валериан опешил. Подумал про себя: «Это что ещё за скатерть-самобранка в нашей обители?! Прямо по щучьему велению, по его хотению… За какие такие заслуги?!»

В общем, сплошное искушение, а не Вениамин Петрович! Поел, встал, помолился, снисходительно кивнул братии и пошёл себе из трапезной.

Отец Валериан свои дела келарские закончил и в храм отправился, в очередь Псалтирь читать. Его очередь как раз перед всенощной была. Читает он себе Псалтирь за свечным ящиком, а сам мыслями по древу растекается – всё ему бизнесмен представляется. Не выдержал инок такого искушения, прямо за ящиком на колени опустился:

– Господи, вразуми, избавь от искушения и осуждения!

Слышит – дверь открывается, а кто в храм заходит – из-за свечного ящика не видно. Только поступь тяжёлая. Прошёл человек вглубь храма.

Выглянул отец Валериан из-за ящика – а это опять Вениамин Петрович! Подошёл прямо к иконе Казанской Божией Матери и на колени встал. Икона та непростая – она явилась людям на источнике в восемнадцатом веке, в обители почитается как чудотворная.

Отцу Валериану теперь из-за свечного ящика и показываться неудобно, как будто он специально прятался. Не знает, что и делать. Смотрит за гостем, наблюдает: чего это он по пустому храму разгуливает, не дожидаясь службы? С добрыми намерениями зашёл ли?

А бизнесмен самоуверенный встал на колени перед иконой и молчит. Молчит-молчит, а потом вдруг всхлипнул громко, как ребёнок. В пустом храме хорошо звук разносится. И слышит инок, как Вениамин Петрович молится со слезами и повторяет:

– Матушка… Матушка… Пресвятая Богородица… Ты мне как Мама родная! Прости меня, дерзкого грешника, недостойного милости Твоей… Ты знаешь, как я люблю Тебя, Матушка! Знаешь, что не помню я своих родителей… Один, совсем один на земле… Только на Тебя, на Твою милость уповаю и на Сыночка Твоего, Господа нашего! Матушка, а я вот подсветку для храма сделал, старался очень… Хорошо ведь с подсветкой будет… И отец Савватий благословил, разрешил мне пожертвовать на обитель… Прими, Матушка, в дар! Прими от меня, недостойного!

Отец Валериан густо покраснел и на цыпочках вышел из храма. Встал на дорожке, как будто он только в церковь войти собирается. Ждёт, когда можно вернуться будет дальше Псалтирь читать. Стоит и чувствует – а он никогда сентиментальным не был, – как дыхание перехватило и слёзы близко. Искренняя молитва, от сердца идущая, она ведь касается и того, кто слышит её.

Смотрит инок: старец Захария к храму тихонечко бредёт. Он всегда заранее на службу и в трапезную выходил, чтобы не опаздывать. Подошёл старец, только глянул на инока и как будто всё понял о нём. Улыбнулся ласково. А потом говорит как бы сам с собой:

– Да… Вот уж служба скоро… Знаешь, отец Валериан, я иногда за собой замечаю: часто я людей по внешнему виду оцениваю… Иногда думаю про человека: «Какой он самоуверенный да надменный! И за что его только привечают в обители…» А Господь и Пресвятая Богородица зрят в самое сердце. Человек-то, может, к Пресвятой, как ребёнок к родной матери, приезжает… От души на монастырь жертвует. И Она его утешает –ласкает, как младенца по голове гладит. Да… А я в осуждение впал…

– Отец Захария, простите, помолитесь обо мне!

И старец улыбнулся, благословил инока и положил ему на голову свою большую тёплую руку.

Из храма вышел Вениамин Петрович, как обычно сдержанный, суровый. Почтительно поклонился отцу Захарии, легонько кивнул отцу Валериану. И в этом лёгком кивке не было надменности. Просто небольшой дружеский поклон. И отец Валериан тоже дружелюбно поклонился в ответ.

А обитель потихоньку оживала: распахивались двери келий, слышались голоса братии – все собирались на всенощную.

http://www.rusvera.mrezha.ru/685/8.htm