Преподобный Старец Варсонофий
Преподобного Старца Варсонофия очень почитают в Старо-Голутвинском монастыре. Небольшая книжица, посвященная 100-летию со дня блаженной кончины Старца, с любовью изданной в монастыре, озаглавлена:
"ЖИТИЕ Преподобного Варсонофия, Старца Оптинского и Старо-Голутвинского."
Немного из юбилейной книги.
В 1912 году Святейший Синод принял решение перевести Старца Варсонофия настоятелем в Богоявленский Старо-Голутвин монастырь города Коломны с возведением в сан архимандрита.
"В день отъезда Батюшка служил в Скиту Литургию и затем прощался с братией у себя", - сообщает священник Василий Шустин, духовный сын Старца. - Прощание было трогательное, почти всем он кланялся в ноги, а некоторым, поклонившись, не хотел и вставать. Много было слез. В три часа совершил напутственный молебен и отправился на вокзал: вещей у него было - один маленький ручной саквояжик. По приезде в Москву Батюшка направился на подворье, в котором жил епископ Трифон (Туркестанов). При встрече с епископом Батюшка поклонился ему в ноги. В этом подворье Батюшка жил 6-7 дней, пока епископ не возвел его в сан архимандрита".
"Как под терновый венец приклонил я главу свою под золотую митру", - говорил впоследствии Старец.
6 апреля во втором часу дня архимандрит Варсонофий прибыл в Коломну....Облекшись в архимандричью мантию, отец Варсонофий отслужил благодарственный молебен в Богоявленском соборе, приложился к престолу, иконам и чудотворному образу Преподобного Сергия Радонежского, небесного покровителя Старо-Голутвина монастыря. С трепетным волнением Старец принял настоятельский посох Преподобного, оставленный им своему ученику прп.Григорию, первому Голутвинскому игумену, и хранящийся в монастыре более пятисот лет. С настоятельского места о.Варсонофий благословил братию обители и в своем слове заверил, что вся его деятельность будет основана на любви. Любовью же он просил покрывать все недостатки его управления и попросил общих святых молитв.
Снова вспоминает о.Василий: "Сразу после молебна батюшка начал осмотр вверенной ему обители. Гостиница была неустроена, и почти во всем нашел Старец упущение и разруху.
- Что же мне делать, - говорил Батюшка, - где же я помещу приезжающих богомольцев?
И вот он велел мне и келейникам ехать в город и купить кроватей, материал для матрацев и подушек и сшить их.
- Денег, - говорит Батюшка, - у меня нет, но найдутся добрые люди, поезжайте.
И вот - дивное дело. Мне, человеку в студенческой форме, дают и кровати и материал без всякого разговора, с полной готовностью и без копейки денег. Правда, был со мной келейник батюшки, но его и меня никто не знал."
С первых дней Старец принялся за наведение истинно монастырского порядка: потребовал от насельников обязательного посещения всех служб и особенно - неукоснительного хождения к утрене, чему сам первый показывал пример, запретил им самовольно, без благословения, отлучение из монастыря. Не позволялось и готовить пищу в своих келлиях, все были призваны приходить в общую трапезную. О.Василий Шустин вспоминал: "Когда Батюшка пришел по звону в трапезную, все простые монахи удивились, что он так близок к ним. Пища была невозможная. Щи были из прелой капусты и рыбы с запахом. Эконом не пришел в трапезную, но батюшка послал за ним и заставил его есть обед из тех продуктов, которые он закупал. Эконом отварачивался, а батюшка его уличал. Недаром эконом носил шелковые рясы, и в его комнате можно было увидеть золотых рыбок. "Как можно, - говорил батюшка, - давать такую пищу, такую заразу..."
"Ужасный человек этот казначей, никого признавать не хочет, полный самочинник, - так охарактеризовал о.Варсонофий своего помощника. - От дел я его уже отстранил, так он хочет переводиться в другой монастырь - дорога скатертью".
Вслед за уходом казначея (эконома) началось постепенное обновление монастырского братства: "Когда я сюда приехал, - рассказывал батюшка, - меня встретили очень недружелюбно, а теперь, Слава Богу, все улаживается, и монашеская жизнь несколько настраивается. Некоторые монахи, не пожелавшие подчиниться новым порядкам, ушли, другие смирились. Поступили новые иноки, так что состав братии обновился. Господь даст, все придет в порядок.
Старец начал преобразовывать порядки в монастыре, воспитывать иноческое благочестие в его насельниках, приучать их к исполнению уставов и послушаний. Новый настоятель начал работать и над душами, положив начало внутреннему обновлению старо-голутвинских иноков. Каждый, кто желал спасения, нашел в Старце любящего и заботливого отца, который мог не только требовать, но и утешать.
"Монахи, - говорил о.Василий, - увидя такое отеческое отношение настоятеля, не чуждались его, но приходили и с любовию и доверим открывали ему свои души, а он начал их врачевать. Был там один алкоголик, иеродиакон; благодаря любви и стараниям Батюшки, он умер, как великий христианин. Батюшка своим смирением его возродил. И вообще, через два месяца монастырь стал неузнаваем."
В своих голутвинских беседах с паствой Преподобный не раз касался истории обители и фрагментов жития Преподобного Сергия Радонежского: "Игумен здешнего монастыря - преподобный Сергий, его и посох находится в храме. Мне часто указывают, что день моего рождения 5-го июля - как раз память преподобного Сергия. Может быть, он и позвал меня сюда."
По внушению Божию Преподобный Сергий дал свой посох ученику своему Григорию и послал его на место слияния Москвы-реки и Оки. Григорий сначала возразил: "Отче, ведь там разбойничье гнездо, меня непременно зарежут". Но преподобный велел ему идти на послушание. И вот, несмотря на искушения врага, внушавшего ученику, что его зарежут, как барашка, он пошел. Молитвами преподобного совершилось чудо: разбойники из волков и тигров превратились в ягнят, все они стали монахами , и лишь немногие, не согласившиеся на это, ушли в глубь лесов....
"Существует предание, что Преподобный Сергий посещал нашу обитель, и даже благочестиво живущие иноки видели его. Я лично его не видел, да и теперь о чудесных посещениях Преподобного что-то не слышно: мы не достойны этого, но верим, что духом он с нами", - рассказывал Батюшка.
Иной раз отец Варсонофий ободрял своих гостей, прибывших издалека:
"Вот приехали вы в Старо-Голутвин под покров Преподобного Сергий, слетелись к нему, как птички, с разных концов, всех-то он нас знает наперечет и не оставит за усердие к святой обители"…
…И все чаще и чаще слышатся жалобы на здоровье и нехватку времени: «К беседам моим не удается готовиться: утомишься здесь с народом, а затем – письма, неотложные телеграммы, дела по монастырю. Смотришь, часа полтора осталось до утрени, которая у нас в 12 часов ночи. Затем опять всякие дела, а после обеда немного отдыхаю, иначе по старческой немощи становлюсь вялым и бессильным. А там опять прием народа, и так все время».
К Рождеству 1913 года здоровье голутвинского архимандрита стало ухудшаться: «Я что-то стал слабеть, еле выстоял вечерню сегодня». В брошюре, изданной после смерти Батюшки приемником его по скитоначалию о.Феодосием говорится о том, что болезнь не оставляла Старца все последние годы: «…вернее сказать, не одна болезнь была у Батюшки, но несколько, только все принадлежали к разряду желудочных и кишечных».
Наступал праздник Богоявления, престольный для Старо-Голутвина монастыря. «Исповедников было человек тридцать, исповедь продолжалась довольно долго. Стоял я у окна и чувствовал, что холод меня пронизывает, но прекратить исповедь или перенести на другой день счел неудобным, вот и расхворался так, что на Крещение не мог служить», - огорчившись, сказал отец Варсонофий.
«С того времени желудок Старца совершенно отказался переваривать пищу, хотя и принимавшуюся им в самом ничтожном количестве», - говорит первое жизнеописание Преподобного. «Мой путь близится к концу. Чувствую слабость, и энергия уже не та, что была пятнадцать лет назад, и я уже не надеюсь здесь успокоиться…»
В начале февраля Батюшка по делам обители отправился в Москву: «Был я перед масленицею в Москве и заболел там». Не выполнив и половины намеченных дел, пришлось возвращаться в Голутвин: «Приехав домой, я был встречен плачем общим. «Да что вы, подождите, я еще не умер», - говорю им. Нет, не унимаются. Между тем болезнь моя усилилась. «Господи, - думаю, - ведь это конец уже. Великий я грешник, грешнее всех на земле, но, Господи, я не бежал из Церкви и никогда от Тебя не отрекался», Причастился я Святых Таин, пособоровался и успокоился. «Господи, - говорю, - я готов!»
Однако приема посетителей Батюшка не прекратил, несмотря на то, что сил для этого становилось все меньше и меньше. 15 февраля Старец исповедовался, приобщился Святых Таин, а затем попросил соборовать его. Таинства на какое-то время укрепили о.Варсонофия: он встал и возобновил служение. Так 21 февраля по приглашению коломенского духовенства, как самое авторитетное духовное лицо города, голутвинский архимандрит возглавил торжественное богослужение в Успенском кафедральном соборе города по случаю празднования 300-летия дома Романовых.
Свою последнюю Всенощную настоятель отслужил 9 марта, во время нее он почувствовал себя крайне плохо. После этого в храме он уже не появлялся, но все-таки еще несколько дней принимал народ.
Через несколько дней болезнь обострилась, опять был приглашен духовник, который исповедовал и причастил Батюшку. Приехавший из Москвы специалист определил непроходимость кишечника, «паралич кишок», как тогда говорили, и назначил курс лечения, но Батюшка наотрез отвергнул все медицинские средства, предавшись воле Божией. С этого дня он ежедневно приобщался Святых Христовых Таийн и в буквальном смысле не принимал никакой пищи. Для прощания с настоятелем была приглашена вся братия монастыря. Каждого Старец благословил образками. Потом состоялось прощание с духовными детьми. Следом за этим было написано келейное духовное завещание:
"Отлагая, наконец, все попечения мира сего,как угнетавшие и томившие дух мой, кратко скажу мое последнее слово и мой последний завет дорогим моим духовным чадам.
И, во-первых, смиренно прошу: простите мне все мои вольные и невольные согрешения, которыми согрешил я против вас, и вас взаимно всех прощаю за все скорби и огорчения, которые подъял я через некоторых по наущению исконного врага спасения нашего.
Веру мне имите, святые Отцы и братия, что все мои действия и делания сводились к одному - охранить святые заветы и установления древних отцев-подвижников и великих наших старцев во всей Божественной и чудной их красоте от разных тлетворных веяний века сего, начало которых - гордость сатанинская, а конец - огонь неугасимый и мука бесконечная!
Может быть, плохо исполнил я это - каюсь в том и повергаю себя перед благодатию Божией, умоляя о помиловании. А вас всех, возлюбивших меня о Господе, прошу и молю: соблюдайте мои смиренные глаголы "Духа не угашайте" (1 Фес.5,19), но паче возгревайте его терпеливою молитвою и чтением святоотеческих и Священных Писаний, очищая сердце от страстей.
Лучше соглашайтесь подъять тысячу смертей, чем уклонитьсяот Божественных заповедей Евангельских и дивных установлений иноческих.
Мужайтесь в подвиге, не отступайте от него, хотя бы весь ад восстал на вас и весь мир кипел на вас злобой, и веруйте: "Близ Господь всем призывающим Его, всем призывающим Его во истине" (Пс.144,18). Аминь.
17 марта 1913 г.
P.S. Еще завещаю именем Господа нашего Иисуса Христа не предавать тела моего погребению до тех пор, пока не обнаружатся явные признаки смерти, - всем известно, какие это признаки.
Грешный архимандрит Варсонофий."
22 марта о.Варсонофий послал прошение митрополиту Московскому Макарию, закончив его такими словами: «Лежу на одре, может быть, уже смертном, лежу, весь разбитый сокрушившими меня лютыми недугами, и в великой скорби умоляю Ваше Высокопреосвященство ходатайствовать перед Святейшим Правительствующим Синодом об увольнении меня от должности настоятеля Старо-Голутвина монастыря с переводом в число братства скита Оптиной Пустыни».
«Как получу увольнение, поедем все в Оптину, там я сложу свои кости», - промолвил батюшка, когда подписывал прошение.
В мучениях прошла еще неделя. До последней своей минуты отец Варсонофий «…был в сознании, интересовался, кто из духовных детей приехал, даже иных вызвал к себе», - рассказывают окружавшие его, - «но был так слаб, что последние заветы свои говорил келейнику на ухо, а тот вслух уже повторял присутствующим. Много говорил еле слышным голосом. Часто спрашивал келейников: «Вы меня понимаете?» Позже, поверив, что они понимают его, стал говорить о блаженствах Рая, но все отдельными фразами».
«За несколько дней до кончины своей он попросил окружавших его читать Святое Евангелие», - вспоминает послушник Иван Беляев.
В воскресение 31 марта/13 апреля Батюшку облачили в схиму и больше ее не снимали. Все окружавшие Старца рассказывали потом, что страдания его были неимоверны, но он не жаловался. Перестав говорить, батюшка только стонал, переворачивая присутствующим душу. Когда келейники пытались облегчить его страдания, он только промолвил: «Оставьте меня, я уже на кресте…».
«Батюшка Лев, батюшка Амвросий, батюшка Анатолий, помогите мне вашими молитвами», - призывал умирающий подвижник преподобных Оптинских Старцев. Последние слова его были о Рае. В одиннадцать часов утра в третий раз прочли отходную.
«Громадная опухоль у горла, появившаяся недели за полторы до смерти, очень препятствовала дыханию», - говорит очевидец. Дыхание заметно утяжелилось и становилось все реже и реже. К шести утра умирающий совсем замолчал и стал дышать тихо и ровно.
1/14 апреля 1913 года в понедельник шестой недели Великого Поста в 7 часов 7 минут Старец тихо вздохнул и отдал свою душу в руки Господа: "Казалось, что он спокойно уснул, и только прекратившееся дыхание обнаружило, что душа оставила тело", - записал послушник Николай (Беляев) со слов своего брата Ивана.
....6 апреля, в Лазареву субботу, заупокойную Литургию возглавил прибывший в Коломну Преосвященный Трифон (Туркестанов), епископ Дмитровский, викарий Московской епархии, давний духовный друг батюшки. Пел хор монахинь Коломенского успенского Брусенского монастыря.
Перед самым отпеванием Старца Владыка произнес глубоко-прочувствованное слово: "...Я, как пастырь, знаю, что в наше время значат такие старцы. Его наставления были тем ценны, что с образованием он соединял высоту иноческой жизни. Как пастырь я знаю все моря горя и скорби, в котором мучаются теперь люди, теряя веру в Бога, доходя до самоубийства. Бывают моменты, когда кажется, что жизнь теряет всякий смысл, когда нет сил бороться, нет ниоткуда поддержки и когда человек стоит на пороге отчаяния. Тогда является старец, говорит ему: "Не бойся, ты не один, обопрись только на меня: я выведу тебя на дорогу". Как наседка собирает птенцов своих под крылья, так Батюшка собрал вокруг себя чад своих, и теперь они, оставив все свои дела и занятия, собрались вокруг него в последний раз. Помолимся же о упокоении его души".
Священник Василий (Шустин) рассказал: "Он (Владыка Трифон) поклонился перед гробом в землю и заплакал, что земля лишилась мудрого наставника. Вместе с епископом плакал и весь храм".
Святейший Синод благословил похоронить схиархимандрита Варсонофия в Оптиной Пустыни, откуда приехал в Старо-Голутвин иеромонах Палладий для сопровождения тела.
После отпевания по иноческому чину гроб закрыли, крестным ходом пронесли вокруг Сергиевского храма до вагона, который стоял на запасной ветке под горкой, у монастыря. Гроб поставили в металлический ящик, покрыли. Пломбировать вагон не стали, кто-то из почитателей Старца пожертвовал хоругви, иконы, принесли подсвечник, духовными дочерями был сплетен крест из белых искусственных цветов. Вагон превратился в маленькую часовню, которую окружила толпа молящихся. Охрипший иеромонах Палладий служил панихиды, монахини пели, многие коленоприклоненно молились. Очевидцы говорят, что день был солнечным и теплым, и погребальное пение далеко разносилось над лугами, над водами Оки и Москвы-реки...
Погребен был преподобный Варсонофий в Оптиной Пустыни, рядом с его наставником отцом Анатолием (Зерцаловым), а в 1914 году над могилами Старцев Анатолия и Варсонофия была построена часовня.
О прибытии гроба с телом Старца в Оптину Пустынь остались такие воспоминания:
"Духовное чадо старца, монахиня Елена (Шамонина) вспоминала: «Когда дроги с гробом Старца, сопровождаемые множеством народа, несущего хоругви, крест и иконы, появились у переправы через Жиздру, громче раздался погребальный звон с Оптинской колокольни. На монастырском берегу была вся братия..., а также множество народа. И вот две процессии соединились. Зрелище было настолько трогательное, насколько и величественное. Невозможно словами изобразить чувств, овладевших присутствующими при сей необычной встрече. Плакали братия, рыдали богомольцы, едва выговаривал в слезах литийные возгласы отец скитоначальник Феодосий... Около двух часов дня процессия вошла в святые врата обители. Вот как вернулся отец Варсонофий в родную Оптину! Пусть и во гробе – такова была воля Божия – но вот он здесь, и это служило «немалым утешением братии», как отметили оптинцы..."
3 комментария
Рекомендованные комментарии
Join the conversation
You can post now and register later. If you have an account, sign in now to post with your account.
Note: Your post will require moderator approval before it will be visible.