С красотой вселенской неразлучно

Грозовыми мрачными цветами
предворяет Небосвод картины яркие,
гениального Художника  руками
созидает радужные арки.
 С Красотой вселенской неразлучный
звёздным садом удивляет мир ночами,
разгоняет неприветливые тучи
ветров северных свистящими бичами.

Глубину у Неба не измерить –
крыльями скрывают облака.
Нам даётся лишь в Него поверить,
в Его нрав –прощать, дарить, ласкать…
Зажигают Небеса огни  зарницы
и  заката расчехляют знамя.
Красотой стирают все границы
между вечным бытием и нами.

Только б вырваться из цепких уз темницы –
из огня, из грохота, из ада.
Только бы земным дичком привиться
к  яблоне Божественного сада.
Только бы войти в его пространство,
шум внутри  стараясь заглушить,
возжелать небесного гражданства
для очнувшейся от мОрока души.

Благоухание обыденности

Неизменный запах кофе и корицы
в доме, где душе всегда уютно.
Летом, хоть бывает многолюдно,
и в заботах забываешь помолиться,
но зимой вновь - книги , Небо, птицы…

Одиночество – блаженство, а не крест,
утонченное благоуханье нарда.
В  нем молитв и тишины услада,
  громом- даже хруст и легкий треск,
если ветер вдруг встревожит ближний лес.

Скатерть пахнет свежестью лаванды.
Нимб иконы отражает лунный свет…
Жаль – так мало на земле счастливых лет
с ароматами гармонии и лада…
Жизнь  сгорает огоньком лампадным.

О человеке прямой и отважной души

                Вечная память дорогому Батюшке,
                протоиерею Димитрию( Смирнову)


Листья  с берёз оседают янтарным узором,
преображая траву и невзрачные ели.
Дерево с  красной листвой, как этюд акварели,
весело смотрит в окно сквозь прозрачную штору.
Только тоскует душа в эти скорбные дни –
держат от срыва в унынье дела и молитвы.
Умер духовный отец мой – священник  Димитрий.
Вехи второго рождения связаны  с ним…
Первая проповедь. В тучах моих заблуждений 
 солнцем весенним сияют  простые слова.
Чистый пронзительный радостный свет  Откровения
плохо вмещает забитая тьмой голова...
Исповедь – выход на волю сквозь пламя стыда,
Пастырь берёт наши слабые души на плечи.
Час покаяния –звёздный – он раны нам лечит
и заживляет ожоги страстей без следа.

Главный в России  святой православный собор.
Чин отпевания- ладан, молитвы, псалмы…
В скорби – народ и родные,  священство  и хор.
Ближе друг к другу  становимся в горести  мы…
Благоухание роз, песнопений и грусти сердечной
о человеке прямой  и отважной души.
Жизнью с усердием веры он заслужил
благодаренье, любовь и свет памяти вечной.

Восторженное, изумлённое молчание

Есть для прогулок у меня обычай
птиц голосистых звуком приручать,
на песни их немедля отвечая.
Посвистываю соловью и нынче.
И в ожиданьи  обходя беседку,
я останавливаюсь молча у  ворот.
Но откликается  певец  мне редко -
немеет от моих нескладных  нот.
Мелодиями светлыми Россини
 хочу привлечь   вниманье соловья -
зову на помощь  арию Розины.
И с ней затея удается вдруг моя…
Из недр ветвистого куста  сирени
несётся звонкий и ритмичный  звук
с диапазоном сказочной сирены.
Вмиг в плавное он переходит пение
и  снова щёлканием замыкает круг…
Живое и  горячее звучание –
сияние любви без грустных теней.
В нём жизнерадостный настрой весенний,
где места нет тревоге и отчаянью…
Природа внемлет мастерству  солиста,
и разливается вокруг такая тишь,
 что  слышен  шелест  трав, цветов и листьев.
А ты в восторге, в изумлении молчишь.

Крылатый гений

После  дождливой ветреной  недели
пожаловало , наконец, тепло.
Впервые трели соловьиные  звенели -
вливалась музыка волной  в окно.
Вдали звучали отголоски грома,
и облачный покров скрывал луну.
В такую ночь я знала – не усну-
и вышла незамеченной из дома.

Издалека сквозь стену влажных листьев
летит ко мне  ночная  серенада,
и голос соловья прозрачно чистый
парит, звеня, над яблоневым садом.
Жаль, повторяются лишь ранним летом
захватывающие дух мгновения,
когда поют легко с самозабвением
пассажи  сложные, насыщенные светом.

Немыслимо такое в тесной клетке.
И жаворонку над пшеничным полем,
и соловью под занавесом ветки
нужна для творчества свобода воли,
просторы неба и бескрайний горизонт.
Но  умолкает вдруг крылатый гений…
Рассвет  прохладным, легким веяньем
сад погружает в безмятежный сон.

Переплетая радость и печаль

Без поклонения, без тени суеверья
смотрю  я с удивленьем на деревья –
на устремленность вертикальных линий
к таинственной небесной сини,
на нимбы крон, пронизанных лучами
днем – золотыми, серебристыми – ночами…
Как и в садах потерянного рая,
листва все так же бликами играет,
то веселя, то опечаливая нас…
Деревья – тленной красоты иконостас -
о вечной жизни нам напоминают.

Простое скромное  земное древо
для жертвенника  выбирает Небо,
когда восходит на  Голгофу Спас.

В Ильин день

Жар лета остывал в ночной прохладе.
И вспоминался в день Ильи-пророка мне
величественный лик в простом окладе
того, кому Бог открывался не во сне,
не в мрачном зрелище землетрясений,
не в бурном ветре, не в пылающем огне,
а в небывалой прежде новизне –
в прохладном тонком веянье осеннем.

Всплыл в этот день и образ деда,
наименованного в честь Ильи- пророка.
Судьбы народной горести и беды
его сгубили в цвете сил  до срока…
И были оба Илии- святой и воин-
с сердцами чистыми, горячими.
Один великой славы удостоен,
другой – тяжелой участи бродячей:
сгорел в огне гражданской брани…
Пророк  стал зрителем чудес фаворских Божьих
мой дедушка – событий страшных, сложных.
От них в   России ещё не зажили раны.

В мир вечный все уходят навсегда,
и лишь Илья-пророк   вернётся снова
в конце времён для обличительного слова
к нам, не взрастившим покаяния плода.

Начало августа

По стёжке, вздыбленной корнями елей,
иду, тетради памяти листая-
 мелькают дни, мгновения, недели,
тревожа чувств разворошённых стаю…
Сквозь  полог лиственный  всё ярче просинь.
Почти забытое напоминает море
лазурь поднявшегося над травой цикория.
Подкрадывается незаметно осень…
 С исходом благостного летнего тепла
к земле уныло  преклоняет стан ветла.
В дни августа – с пророка Илии –
плодов обилие лишь душу веселит…
Ещё в беретах белоснежных флоксы
влекут  благоуханием нектара,
но уж не так резвЫ стрекозы, осы,
летая в одиночку, а не парой…
Парит, сорвавшись с яблонь, паутина.
Печалится, теряя лист осина…
Давно сменяет тонкая прохлада
горячий воздух в августовский день.
От крон деревьев -то просвет, то тень,
и в памяти –то грусть, то луч отрады.

Палитра осени становится бледней

Палитра осени становится  бледней.
И у берёзы всё прозрачней ризы…
В дверь входит череда туманных дней,
свет неба застилая дымкой сизой.

А кто-то ведь всегда живёт в тумане
или в пустыне, где песок и зной.
Другие ветры жизни и желаний,
и лик прекрасного, наверно,  там иной.

Невесть, где обитают они летом,
 над домом снова вьют круги синицы.
По стёклам   клювами стучат с рассвета,
не ведая, как  утром сладко  спится.

Вдохнуть бы  лёгкими живую благодать
 и научиться бодрости духовной,
чтобы, как птица,  в небесах летать
над непогодой тусклой, зябкой, сонной.

Мне, очарованной узорчатыми листьями
и каждым тленной  красоты мгновением,
ее бы образ не утратить, вечный, истинный,
с пути не сбиться сокровенного.