Таблица лидеров

Для преподобного Амвросия не существовало незначительного. Он знал, что все в жизни имеет свою цену и свои последствия, и потому не было вопроса, на который бы он не отвечал с участием и желанием добра. Но, преподавая советы, Старец не имел обыкновения настойчиво требовать, чтобы они непременно исполнялись, и никогда не связывал относившихся к нему каким-либо запрещением. И если видел, что совет кому-либо не по сердцу, всегда прибавлял, как при личных разговорах, так и в письмах: «Впрочем, смотрите сами, и как найдете для себя более удобным, так и поступайте». Так всегда снисходительно относился Старец к немощам человеческим. Однако иногда прибавлял в назидание просившим у него советов: «Когда я говорю, надобно слушать с первого слова, тогда будет послушание воле Божией. Я мягкого характера, уступлю, но не будет пользы для души». Но так как, по пословице, «своя воля царя боле», и для всех она одинаково дорога, то Старцу, понятно, часто приходилось уступать. В таком случае он говорил: «как хочешь» или «можешь так поступить», но никогда не давал на дело благословение.Находились же такие люди, которые и дела желали вести по своей воле, и вместе просили на это у Старца благословение и все приставали: как же вы мне, Батюшка, благословите? Что же вы мне скажете?». Старец с огорчением в шутливом тоне отвечал иногда так: «Что реку человеку чудаку, или что возглаголю творящему свою волю?». Такими и подобными шуточными ответами он кое-как отделывался от настойчивых требований его благословения. А иному настойчивому своевольнику скажет: «Так-то, брат, обычай-то у нас бычий, а ум-то телячий». Тут он и сам посмеется и посетитель вместе с ним, может быть даже и не замечая того, что получил от Старца и выговор, и наставление; и только уже после поймет старческие слова и не оскорбится на Старца. Из книги архим. Агапита (Беловидова) «Житие прп. Амвросия старца Оптинского»

Как сказал мне один батюшка в Оптиной, душа наша покрыта грехами как ржавчиной. Вот и прибегаем мы грешные к Таинству Исповеди...

Сегодня после вечернего богослужения в Оптиной Пустыни был совершен монашеский постриг. http://www.optina.ru/audio/propoved/nam_postrig_170811.mp3 Напутственное слово наместника Оптиной Пустыни архимандрита Венедикта новопостриженным монахам. Фотографии с пострига

Блаженная Синклитикия родилась в Александрии. Семейство, к которому она принадлежала, вело свой род из Македонии, было уважаемо и богато. В родительском доме святая получала все, что только может именоваться превосходным и полезным в мире сем. Но блаженная тяготилась этим, потому что сердце ее уже пламенело желанием к горнему и любовью к Богу. Самым опасным врагом она считала свое прекрасное молодое тело и всячески утесняла его, смиряя постом, трудами и бдением. Прекрасная лицом и знатная, она рано увидела женихов, домогавшихся ее руки. Родители Синклитикии немало тому радовались и всячески приготовляли ее замужество. Но благоразумную и мужемудрую деву нисколько не убеждали слова родителей, напротив, когда она слышала о плотском супружестве, то всем естеством своим отвращалась от него, возносясь мысленно к Божественному браку. Она настолько любила воздержание, что не считала никакую другую добродетель равной посту, который, как она полагала, является основой и хранителем всех добродетелей. Пищу она вкушала в строго установленное время и, если по какой-то причине приходилось отступать от правила, она томилась всею душой, бледнела и недомогала, то есть чувствовала совершенно противоположное тому, что испытывают невоздержники. Смерть родителей освободила ее от всех земных обязательств, и преподобная, раздав свое имение нищим, вместе со слепой сестрой поселилась в гробнице одного из своих родственников. Душа ее искала полного отречения от мира, и, следуя за этим желанием, Синклитикия совершила то, что даже внешне отделило ее от прежней жизни. Женщины того времени считали волосы главным украшением и достоинством их пола, а пострижение волос было знаком позора и крайнего бесчестия. Зная это, преподобная призвала пресвитера, и он, по просьбе ее, остриг ей волосы. Сей постриг знаменовал полное освобождение души от мирского. И раньше, живя в родительском доме, она подвизалась подвигом добрым, но, став монахиней, еще более усугубила свои труды. С ранней юности до зрелого возраста преподобная Синклитикия избегала бесед не только с мужчинами, но и с женщинами, чтобы они не прославляли ее за чрезмерные подвиги и чтобы общение с сестрами и телесные нужды не помешали ей в доброделании и тишине. И если какая-либо страсть укоренялась и возрастала, блаженная вырывала ее с корнем безжалостными к себе злостраданиями и трудами, усмиряющими тело, и мучила себя не только голодом, но и жаждой. Преподобная не только изнуряла себя постом, но и не позволяла себе подумать о приятных кушаньях, питаясь хлебом из отрубей и часто вообще не употребляя воды, а спала она на земле. Шло время, ее добродетели расцвели, и благоухание ее дивных подвигов достигло многих. Тогда, по вразумлению Божию, стали приходить к Синклитикии монахини ради пользы душевной и, получая большую пользу, приходили все чаще. Однажды они спросили ее, как им получить спасение. Преподобная тяжело вздохнула и, пролив много слез, хранила молчание. Но сестры принуждали ее рассказать о величии Божием, будучи поражены и одной ее внешностью. Блаженная, чувствуя к ним сострадание и зная, что то, что она скажет, не введет ее в гордость, но поможет сестрам, начала говорить им следующее: "Дети мои, все мы знаем, как спастись, но по нашему нерадению теряем спасение, ведь мы прежде всего должны соблюдать заповеданное Господом: возлюбиши Господа Бога твоего всею душою, и ближнего якоже себе. В этих двух заповедях содержится весь закон, и в них упокоевается полнота благодати. Поэтому какие бы премудрые слова ни говорили люди по благодати Духа Святого, все они начинаются любовью и кончаются ею. Но мне следует добавить и то, что проистекает из любви: то, чтобы каждый из нас стремился к большему". Сестры были удивлены этими словами и спросили, что они значат, на что святая ответила: "Разве не знаете вы притчи о сеятеле, сказанной Господом, как одно семя принесло урожай в сто крат, другое в шестьдесят крат, иное в тридцать крат? Сто крат - это наш монашеский чин, шестьдесят крат - это живущие в воздержании и не женатые, а тридцать крат - это женатые, но живущие в целомудрии. От тридцати хорошо подняться к шестидесяти и от шестидесяти к ста, поскольку полезно восходить от меньшего к большему. Но спускаться от большего к меньшему опасно, поскольку тот, кто однажды склонился к худшему, не остановится на малом, но ниспадет в бездну погибели. Так те, кто обещался сохранить девство, но слабы в намерении, говорят сами себе (или, точнее сказать, не сами, а вместе с диаволом): "Если мы женимся и будем жить целомудренно, то сподобимся того, чтобы быть причисленными к чину тридцати крат, ведь и Ветхий Завет не отвергает деторождения, но даже поощряет его". Те, кто так мыслит, должны знать, что это от диавола, поскольку нисходящие от высшего к низшему одержимы диаволом. Потому мы, принадлежащие к чину сто крат, должны всегда помнить о нашем звании и стремиться к высшему, никогда не полагая пределов достижения. Итак, мы, избравшие девство, должны соблюдать особую бдительность. Вот женщины, живущие в миру, внешне стараются вести себя сдержанно, хотя вместе с предусмотрительностью в них есть и глупость, и невежество, из-за которых они блудодействуют мысленно всеми своими чувствами, подчас и не замечая этого: они и взирают бесчинно, и смеются неподобающим образом, и слушают скверные речи. Но мы, монашествующие, должны отвергнуть все неуместное даже в мыслях и преуспевать в добродетелях, и хранить свои глаза от лишних взглядов, ведь Священное Писание говорит: очи твои право да зрят. Мы должны удерживать язык от постыдных бесед, поскольку не подобает нашему языку, песнопоющему и славословящему Бога, произносить бесстыдные слова. И нам нужно не только не говорить такого, но и не слушать других говорящих. Но невозможно исполнить это, если часто выходить из келлии. Ведь если мы считаем неприличным смотреть на обнаженные тела наших братьев и родителей, то насколько более вредно и неуместно для души видеть на улице и на торжищах нескромно одетых людей и слышать их бесстыдные и непристойные беседы. От видения и слышания таких вещей в нашу душу входят постыдные, сквернящие образы. Подумайте, как далеки вы от настоящего целомудрия, и вы не будете нерадеть о брани с врагом. Ведь если вы и преодолели телесное блудодействие и не творите блуда телом, то сатана склоняет вас к тому, чтобы соблудить посредством чувств. И если, затворившись в келлии и удалившись от слышания и видения неподобных вещей, вы победите тот блуд, какой совершается через услаждение чувств, то опять сатана будет склонять вас к блудодеянию посредством воображения, возбуждая скверные образы и во время бодрствования, и во сне. Не принимайте этого диавольского действа, поскольку одно сочетание с такими фантазиями у девственников равносильно блудодеянию у мирян, ведь сильнии сильне истязани будут, как говорит Писание. Что же нам необходимо в этой брани? Очевидно, нам нужны настоящий подвиг и чистая молитва. Эти два средства являются общими и всеохватывающими лекарствами, которые мы должны использовать против каждой пагубной мысли. Но нам нужно употреблять и другие, особые приемы в плотской брани. Так, когда какой-нибудь бесстыдный помысл приходит, мы должны противопоставить ему другой, сильный до жестокости, и когда враг рисует в нашем воображении прекрасное лицо, мы должны побороть его определенным образом: мы должны мысленно выдавить глаза у этого лица, содрать кожу со щек и отрезать губы, тогда лицо станет голым черепом, отвратительным и страшным. Рассмотрим то, что в нас вызывало ранее похоть, таким образом, и мы сможем сохраниться от злостного вражия хохота, уяснив, что мы питали похоть не к чему иному, как к смрадному месиву крови и мокроты. Подобными мыслями мы должны изгнать из нашего ума постыдный образ греха. Более того, мы должны представить тело того, кем прельстились, полностью, вообразить его исполненным гнили и зловония, короче, мы должны увидеть его трупом, и так мы изгоним из наших сердец страстное чувство. Но самое могущественное оружие, какое мы можем применить в плотской брани, это утеснение желудка, поскольку, умертвив его, мы усмирим и те страсти, которые действуют под ним". ... Диавол побеждается нестяжателями быстрее, поскольку он не может столь сильно вредить им. Большинство искушений и бедствий, случающихся с людьми, происходит с ними от недостатка и поиска материального. Но какое бедствие может случиться с тем, у кого ничего нет? Никакого, конечно. Что может сделать враг? Спалить их поля? У них нет ни одного. Уничтожить их скот? Повредить другие их вещи? Но они все это оставили. Поэтому нестяжательность является великим препятствием для диавола и драгоценным сокровищем для души. Нам, монашествующим, принесло бы большую пользу, если бы мы, желая обрести драгоценную жемчужину - Царство Небесное, - переносили бы такие же невыносимые труды, как те, кто ищет мирских богатств: они терпят кораблекрушения, сталкиваются с пиратами, встречаются с разбойниками на суше, переносят бури и ураганы. И когда они что-нибудь приобретут, то называют себя бедными, чтобы другие им не завидовали. Но мы, монашествующие, не претерпеваем ни одной из этих опасностей ради стяжания истины и небесных сокровищ. И когда мы приобретем какую-нибудь незначительную добродетель, то тотчас возвеличиваем себя и рисуемся перед людьми добродетельными. Часто мы разглашаем славу не только о тех добродетелях, какие имеем, но и о тех, каких не стяжали, и тотчас враг крадет у нас и то малое, что мы имели. Мирские же корыстолюбцы, когда много получают, то желают еще большего, и ни во что вменяют то, что уже имеют, простирая свое стремление к еще не приобретенному и прилагая все усилия, чтобы никто не знал, сколько они уже имеют. Но мы, монашествующие, делаем все наоборот: мы не владеем ничем хорошим, но ленимся приобретать что-либо, и бедны в добродетели, хотя и говорим, что богаты. Поэтому хорошо бы было преуспевающему в доброделании не позволять кому-нибудь узнать об этом, иначе он понесет большой ущерб, поскольку и то, что он думает, что имеет, отнимется у него. Итак, мы, насколько это возможно, должны скрывать свои добродетели. Те, кто хочет показать другим свои добродетели, пусть показывают свои недостатки и страсти, ведь если они прячут недостатки, чтобы не быть осмеянными, тем паче должны они прятать добродетели. Но те, кто истинно добродетелен, делают все наоборот: они выставляют перед людьми и свои малейшие недостатки вместе с теми проступками, каких они и не совершали, чтобы избежать славы людской, и одновременно с этим они скрывают, как только могут, свои добродетели. Ведь подобно тому, как найденное сокровище крадется и теряется, так исчезает добродетель, когда она становится известной другим. И как воск плавится от огня, так душа плавится от похвал и теряет свою крепость. И опять: как тепло умягчает воск, а холод делает его тверже, так похвалы расслабляют душу, а упреки и оскорбления укрепляют ее и подводят к большей добродетели. Святитель Афанасий Великий "Жизнь и наставления преподобной Синклитикии Александрийской, подвизавшейся в IV веке"

У старой яблони Нам никуда от старости не деться, Так для чего за молодость держаться? А яблоня цветёт - не наглядеться! А яблоня цветёт - не надышаться! И что ей годы? В брачном облаченье, Играя светом, юных лет не просит... Прекрасна старость, коль полна цветенья, Прекрасна старость, если плодоносит. Гудят шмели. Мой край подобен Раю, Где не живёт безверная тревога. Вдыхаю райский дух и выдыхаю: Прекрасна старость, славящая Бога! Иеромонах Роман 25 мая 2007г., скит Ветрово

Ве отдать Христу, Помилуй Боже! Привыкать к кресту, Господь поможет! Научи терпеть, Страдать и плакать. Помоги успеть, Вставать и падать. Я молюсь Тебе, Господь великий. Победить во мне, Страстей безликих. Собери меня, Единым целым. Сотвори меня, Тебе умелым... Христихи