Перейти к публикации

Olqa

Пользователи
 Просмотреть профиль  Активность

  • Публикации

    7 581

  • Зарегистрирован

  • Посещение

  • Дней в лидерах

    359

Записи блога, опубликованные пользователем Olqa

  1. Olqa

    Доброе слово

    Автор: Olqa,

    Из книжицы "Господи, защити меня от языка моего". /сост.А.З.Лобанова, М.:Сибирская благозвонница, 2012
     
    Да исходит из уст ваших только доброе слово... (Еф.4,29)
     
    К ряду слов христианину надо себя приучить и употреблять эти слова в разговоре как можно чаще. К таким словам относится, прежде всего, слово "прости".
    Преподобный Антоний Великий учит: "Приучи, чтобы язык твой говорил при всех встречающихся случаях всегда, во всякое время, всем братиям и Самому Всевышнему Богу - "прости меня".
    Слово "прости" сразу смиряет нас перед Богом и ближними, говорит о сознании своей вины, сожалении, раскаянии в ней.
    При этом очень важно то чувство, с которым говорится слово "прости". Его можно произнести холодно, как бы вынуждено и без чувства вины и раскаяния. Тогда оно не имеет силы, не примиряет, не соединяет сердец, не очищает души.
    Поэтому оно должно быть неприменно осолено (Мк.9,49), то есть растворено любовью, смирением и кротостью. Тогда оно имеет полноту духовной силы.
    Говорить надо "прости" не только тогда, когда вы сильно повредили ближнему или резко обидели его. В этих случаях уже мало говорить "прости", надо броситься перед ближним на колени.
    Нет, слово "прости" должно быть произносимо всегда, когда мы видим хотя бы малейший оттенок недовольства по отношению к себе, начало зарождения обиды, дымку нерасположения и т.п. Эту опасность по отношению ко взаимной любви надо устранять в самом начале и самому искать сближения и исренно просить прощения даже и тогда, когда нет сознания своей вины; вины можно и не заметить за собой, хотя она и была.
    Как пишет схиархимандрит Софроний: "Всякий человек во всяком деле много может сказать в свое оправдание, но если он внимательно посмотрит в сердце свое, то увидит, что, оправдываясь, не избегнет лукавства".
    Смущенная душа ближнего требует от нас действительной любви, которая, как говорит апостол Павел, не ищет своего (1 Кор.13,5), то есть не ищет оправдания себе и осуждения ближнего, а с готовностью принимает вину на себя, лишь бы вернуть мир и любовь ближнего.
    Надо приучать себя и к слову "пожалуйста". С этим словом наши просьбы делаются смиренными, вежливыми, лишаются оттенка требовательности и поэтому располагают ближнего к исполнению нашего желания.
    Нам необходимо приучить себя и к наиболее почтительным и ласковым именам. Пусть слышат родители любовь к ним детей при словах "папочка" или "мамочка" или "дочка" и нежных названиях "Колюша", "Наташенька", "Андреюшка".
  4. Olqa
    Рассказывала нам преподавательница об одном из тайных монастырей ХХ века. Как по благословению настоятеля Павло-Обнорского монастыря архимандрита Никона (Чулкова) была создана артель тружениц. Ссылку на очень скромный материал на эту тему я поместила в теме "Из истории". Хотела бы добавить из услышанного. После отбывания срока наказания труженницам не разрешалось вернуться обратно в Захарьево. Трое из них приехали в Тутаев, среди них Смирнова Елена Федоровна, из присужденных ей 20 лет 10 лет отбывшая в лагерях. На протяжении 16 лет она ходила на благословение к о.Никону за 100 км пешком (это еще до тюрьмы). Была знакома со старцем Павлом (Груздевым), они были дружны. Только после их смерти узнали жители, кто жил рядом с ними. Наша преподавательница показала нам настоящее сокровище - рисунок размером меньше четверти тетрадного пожелтевшего листа, на котором карандашом нарисован преподобный Серафим Саровский - с палочкой в руках. Он даже не нарисован, а заштрихован. Только такие иконочки могли они хранить у себя долгие годы. Еще у нашей преподавательницы хранились две тетради, они оказались у нее, т.к. матушки некоторое время проживали в ее в доме - у них в доме было очень холодно зимой. В этих тетрадочках написаны были выписки и цитаты из Василия Великого, Иоанна Златоустаго ("А помните, что мы с вами писали в те годы в своих "Дневниках"? - спросила нас преподавательница. - Стихи про любовь, вклеивали всякие картинки, артистов." Да...все так и было). Позже она передала их в музей. Такие вот сокровища. Они очень мало говорили слов, почти не разговаривали, были великими труженницами, все делали своими руками. Все время ходили в одной и той же аккуратно залатанной одежде. Про Елену Федоровну узнали после ее смерти, что ее очень сильно избивали в тюрьме, снимали с нее крест, а она, когда ее приволакивали в камеру, доползала до угла, где стояла метла, из веточек делала крест, перевязывала нитками и надевала на себя. Показала нам их фотографии - сделаны были эти фотографии после ареста, в тюрьме. Жду не дождусь следующего занятия - нам обещала принести наша преподавательница слова колыбельной песни, которую пели матушки и которую нам пропела она.
  5. Olqa

    "Русский Крест"

    Автор: Olqa,

    Хочу поделится...Некоторые отрывки из поэмы "Русский Крест" (написана в 1996 г). Автор - Н.А.Мельников (1966-2006). Последние три месяца своей жизни проживал в г.Козельске, часто бывал в Оптиной Пустыни...
     
     
    "По благословению схиигумена Илия. В минувший трагический век Господь дал народу нашему тяжкое испытание. Из него вынесли веру даже те, кто от рождения о ней не слыхивал ни от родителей, ни от дедов своих. Жажда чистоты душевной побуждает молодежь искать веры в Бога, а старшее поколение, на памяти которого все ужасы безверия, и убеждать не надо. Эта дорога поисков силы и смысла жизни изложена в замечательной поэме "Русский Крест", написанной светлым и певучим языком. И не следует рассматривать эту поэму, как историю жизни русской деревни. Это жизнь всех нас, погибающих в безверии, и из руин возрождающихся. Нет, мы не можем умереть - мы такой народ - русский, те, кто живет на этой чудесной земле."
     
    ..Сколько ж это будет длиться - молодой, в расцвете лет,
    Не нашел опохмелиться и покинул белый свет?
    И при всем честном народе в борозду, к земле упал.
    Был ты весел, всем угоден...Но ушел... Сгорел... Пропал...
    А вослед тебе, без счета, души новые летят...
    Что потом, в конце полета? Что там? Рай? Иль снова ад?
    Неприкаянные дети, без тепла и без царя
    вы помыкались на свете и ушли. За так. Зазря.
    Без креста, без покаянья, и кому теперь нужны
    ваши мысли и страданья, ваши слезы, ваши сны?
    Слез Россия не считает - все века в слезах живет...
    Но уже заметно тает несгибаемый народ...
     
    ...В каждый храм, при построеньи, Бог по Ангелу дает,
    И находится в служеньи в новом храме Ангел тот.
    Он, бесплотный и незримый до скончанья века тут,
    и, крылом его хранимы, люди Богу воздают.
    И молитвы, и обряды, и причастий благодать -
    под его небесным взглядом, хоть его и не видать.
    Даже если храм разрушен - кирпичи да лебеда,
    воли Божией послушен Ангел будет здесь всегда.
    И на месте поруганья, где безбожник храм крушил,
    слышно тихое рыданье чистой ангельской души.
    И в мороз, и в дождь, и в слякоть,
    все грядущие года будет бедный Ангел плакать
    вплоть до Страшного Суда
    Был когда-то храм Успенья на селе Петровский Скит,
    полусгнившее строенье до сих пор еще стоит.
    Рухнул купол и приделы, лишь бурьян да лебеда
    в Божий храм осиротелый поселились навсегда.
    Как давно все это было, позабыт и час, и день -
    приезжало, приходило из окрестных деревень
    в церковь множество народа, и исправно службы шли
    до семнадцатого года... А потом усадьбы жгли
    и помещиков с попами отправляли в “мир иной”,
    пятилетними шагами отмеряя рай земной.
    “Счастья” вдоволь нахлебались, слез - моря, а не ручьи!
    Так, в итоге, оказались и ни Божьи, и ничьи.
    Ни земной, ни рай небесный, а смертельная тоска
    воцарилась повсеместно и скрутила мужика...
     
    От колхозного правленья, где Иван сторожевал,
    в сотне метров - храм Успенья, запустенье и развал.
    По ночам в окошко часто сам Иван смотрел туда
    равнодушно, безучастно, и не думал никогда
    ни про Веру, ни про Бога, только, может, вспоминал,
    с кем, когда и как он много возле храма выпивал.
    Не отыщешь места лучше - на пригорке, у реки,
    в будни, в праздник и с получки дули водку мужики.
    Жены к ночи их искали, гнали с криком по домам:
    - Хоть бы церкву доломали, чтоб вы меньше пили там!
    Утихали ссоры, драки, кратким был ночной покой...
    и беззвучно Ангел плакал над беспутностью людской..."
     
    http://redactor3.nar...usskiykrest.htm
     
    Здесь читает автор http://go.mail.ru/se...o/1109&s=mailru
  6. Olqa
    Было дело это зимой. В одном из глухих лесных поселков задержала на ночлег моего приятеля внезапно разыгравшаяся лютая вьюга. Попросился он переночевать в первую попавшуюся избу – избы в тех благословенных местах хорошие, просторные – и, поужинав чем Бог послал, стал располагаться на ночлег в отведенной ему горнице. Смотрит, а с печки высунулась и глядит на него старая седая лохматая голова, да такая старая, что седины ее уже не белыми кажутся, а в зелень ударяют.
    - Дедушка! – окликнул его мой приятель. – Сколько лет тебе?
    - Ась?
    - Годов тебе много ль?
    - А кто ж их знает? Должно много.
    -Француза небось помнишь?
    - Хранцуза-то? Помню, как не помнить!
    -Что же ты помнишь?
    -И хранцуза с Наплюйоном помню, как ён при царе Александре приходил со всей нечистой силой. Ведь Наплюйон-то, сам ведаешь, антихрист был.
    - Ну какой там антихрист! – воскликнул приятель.
    - Верно тебе говорю: антихрист. Только ему тогда всех сроков еще не вышло, оттого и не одолеть было ему нашего царя Ляксандры. А все ж дошел ён до самого Пинтенбурха и царя нашего окружил со всеми своими нечистиками со всех сторон.
    -Ну что ты говоришь, дедушка! Наполеон дальше Москвы не пошел. Москву он сжег, это правда, но до Петербурга и царя он не доходил.
    - А я тебе говорю – дошел; дошел и со всех сторон царя Ляксандру окружил так, что ни к нему пройтить, ни от него проехать никак нельзя было, и подвозу, значит, к царю никакой провизии не стало. Вот тут то и стало жутко царским енералам, и стали просить они царя Ляксандру, чтобы ён скореича отписал на тихий Дон к казакам, к ихнему атаману Платову. И написал царь на тихий Дон, к храброму атаману Платову такое слово: «Храбрый атаман ты мой Платов и храбрые мои казаченьки! Подошел к Пинтенбурху нечестивый Наплюйон с хранцузом и со всякой нечистью и окружил ён меня с моими енералами со всех четырех сторон. И не стало ко мне никакого подвозу: ни круп, ни муки у меня нетути, и вошь меня заела. Приходи, выручай меня со своими казаченьками». – Написал царь письмо и отправил его на тихий Дон с верным человеком. Ну, и пришел, значит, к царю храбрый атаман Платов со своими казачатами и отправил в тартарары и Наплюйона, и хранцуза, и всю ихнюю нечисть, а царя с енералами освободил; царя накормил, а с енералов всю вошь пообчистил.
     
    Припомнился и так еще живо припомнился мне рассказ этот сегодня, что я решил его записать, дабы не пропало это чистопробное золото народного сказания о тех временах, когда «прообраз» грядущего шел воевать сатане под нозе Православную землю Русскую.
     
    Да, по прочтении была мысль поместить в тему " Шутки...", а вот сегодня перепечатывала текст из книги "На берегу Божьей реки" С.А.Нилуса, и по-другому увиделся смысл: нет, это же на злобу дня!!!!! Еще подумал... и решила сюда разместить))). И кто бы с наших енералов всю вошь пообчистил...И царя бы накормил...И освободил...
  7. Olqa
    …Родители тогда получили комнатушку в четырехэтажном доме на верхнем этаже. Мы – мне уже почти 6 лет, а Зинаиде 9 – прибыли уже в эту квартиру: в то же время эвакуированных из Ленинграда после блокады подселяли ко всем – у нас были женщина с двумя детьми, и уж на что мы были хилыми дистрофиками, а они от истощения не могли даже ходить. Их поселяли в ванных комнатах: клали доски на ванну, и они лежали, обнявшись, не в силах двигать ни единым членом, и умирали от крайней истощенности. Я, маленькая, не понимала того, что им осталось немного жить, но сердце мое так горело состраданием!..Я носила им пить и хотела помочь хоть чем-нибудь, хотя все говорили, что это безнадежно.
    До сих пор я переживаю это сострадание. И еще долго после нашего заточения в концлагере за линией фронта мы с сестрой переживали страшный голод. Он не оставлял, как и память о нем – и я вспоминаю, как мама наша, Анна, достала где-то картошки, отварила и сидит, чистит – а мы с Зиной аккуратно собираем шкурки и прячем их под подушку: это было такое место, куда мы складывали все, что бы нам ни дали – хлеб ли, коврижку ли – на черный день.
    И вдруг в 1945-ом объявляют Победу. Пришла мать с ночной смены – и я наконец вижу отца: его 2 года с завода не выпускали (что значит – работать по брони!..) – и мы все плачем, обнимаемся, хоть и трудно поверить до конца, что этому кошмару пришел конец. И вот как раз вскоре после всего этого пережитого, уже в Москве, я и встречаю, голодная, но счастливая от того, что мы все живы-здоровы (хоть и доходяги) – в трамвае того старого-престарого дедулю, который говорит мне: «Дочка, это что: вот пройдет лет 70-90, но вот та война будет всемирная – вся земля будет гореть. Я-то, - говорит, - не доживу, а ты увидишь». И повторил: «А ты увидишь». Заплакала я и говорю: «Дедуль, да мы эту-то едва пережили, дай передохнуть! – и показываю ему, как бы в оправдание, четверть хлеба, полученного по карточке, который я несу моей семье.- А ты меня пугаешь следующей!»
    - Дочка, это не сию минуту произойдет, может, и 100 лет пройдет, но война всемирная все равно будет, по грехам людским, - и пропал.
    Смотрю – нет деда: и, будучи все же еще только девочкой, не придала этому большого значения. Вспомнила же об этом сейчас, когда мир с этой войной летит в тартары, и дети, которые только пришли в мир с этой войной летит в тартары, и дети, которые только пришли в мир, уходят из него не из-за своих грехов, а из-за чужой жестокости и безбожия.
    И сейчас, когда в далеком Ираке гремят разрывы бомб над невинными детскими головками, я молюсь: «Господи! Помоги выжить всем детям Земли, как Ты помог выжить нам с Зиной! Аминь.»
    Р.S Но это еще не вся история. От каждого события протягиваются нити в грядущее – и сейчас, связывая воедино прошедшее с настоящим, я порой недоумеваю, пытаясь представить, что же еще предстоит пережить нам всем.
    31 мая день памяти моего отца Николая, и в тот же день память моей дочери Анны, в 16-летнем возрасте утонувшей и похороненной в той же могиле, что и отец мой – а ее дед…Господи!..И все это рядом с могилой матушки Матроны Московской блаженной. Я не знала, когда мы хоронили отца, умершего всего в 42 года, что он будет лежать рядом с такой великой старицей – Матроной Московской.
    Наверное, только по молитвам блж.Матроны моя мать Анна смогла вынести эту скорбь и это бремя. Она, оставшись с четырьмя детьми на руках, зарабатывала тем, что убирала. Была сама невоцерковленная, но меня почему-то каждый день посылала на могилу отца: на кладбище – никого, мне страшно, но я еще больше боюсь ослушаться матери, которой так тяжело с нами; и потому я двигаюсь по кладбищенской аллее в глубину кладбища, чтобы выполнить ее волю – полить бархотки на могильном холмике, скрывшем под собою тело отца. Мама так хотела.
    Сейчас мамы Анны уже нет. Она умерла в 86 лет, а моя бабушка предсказала, что она умрет под колесами машины. Дело в том, что она, бабушка Параскева, Царствие ей Небесное, очень почитала Николая Угодника (это при том, что муж ее, мой дед, был коммунистом, и был одурманен этими сатанистами. Ну как иначе сказать? Конечно, это дурман: однажды в одну ночь сами же христиане сожгли 800 чудотворных икон! Она говорила: «Отец у вас коммунист, и вы все стали бесами, а мое дело – молиться и терпеть»). Я, конечно, тогда маленькая была и мало что помню, многого не понимала к тому же. Она молилась за убиенного Царя, стоя на коленях перед иконой свт.Николая. Она плакала и все время говорила: «Нинка! Внучка! Помни: они такие святые! Их убили – и мне слез не хватит, чтобы их вымолить!..Но я тебя так люблю, поэтому прошу тебя молиться за них, когда меня не будет». В то время я ничего не понимала, а просто говорила: «Господи, помилуй их!» Много скорбей я прошла по той причине, что Господа не слышала, но теперь члены Царской семьи мучеников всегда в моем иконостасе рядом со Спасителем – и Царь, и его детки. Бедные, как они вынесли такое убиение?!
    Сейчас, когда Зина прикована к постели, она как будто еще ближе мне – мы молимся друг о друге; и, вероятно, именно поэтому после большого промежутка времени, когда мы не виделись, она встретила меня словами: «Что же ты не написала в своем рассказе о том, что мама нам из-за ограды, когда нас сажали в автобусы, кричала: «Зина, возьми Нину за ручку и не потеряй ее там!!» И ведь я тебя ТАМ не потеряла!». Она помнила и то, что мы встретились как раз в тот день – 31 мая – день смерти и день памяти моей Ани. С того скорбного дня прошло уже 15 лет. Те же 15 лет не виделись и мы с ней, Зинаидой: разбросала нас жизнь по воле Божией. Мы встретились, обнялись и горько плакали, что мы еще живы на этой земле по милости Божией. И вот сейчас, когда я монахиня, а она прикована к постели (уже в течение семи лет она не выходила на улицу!), она говорит мне: «Ты молитвенница за весь наш род. Я чувствую твои молитвы, но не смогу быть рядом с тобой, потому что я старше и буду только обузой тебе». У меня действительно была мысль забрать ее к себе, я мысленно обращалась к ней: «Зина! Ты меня держала за руку в концлагере, поедем в Оптину, я там буду держать за руку тебя!»
    «Вот у кого на самом деле крест, так это у нее», - думаю я, слыша эти слова. Она действительно несет крест за весь наш род – а что я ? Она лежит в заведении, где – вы не поверите мне! – содержатся дети, выжившие после абортов. Это немыслимо – но это факт. Они просили меня: «Матушка, дай конфетку!» - и я купила в их магазине по льготным ценам два мешка конфет и раздавала горстями, обливаясь слезами. Я так плакала, что сбежались все врачи. А те, что лежат там, смиренные, и не ропщут, а несут подвиг. И все они просили меня выхлопотать им Причастие и Соборование, потому что к ним, в г.Видное, где находится эта больница, батюшки не едут. Они же хотят лишь причаститься и умереть: «Мы никому в этой жизни не нужны, кроме Бога! Батюшки просят денег, а у нас их нет». Зину я просила написать исповедь. Она диктовала, когда я читала ей по книге всевозможные грехи. Когда батюшка Илий в Оптине читал ее исповедь, плакал и говорил: «Я впервые вижу исповедь искреннего человека».
    Зина сказала мне на прощанье: «Молись за наш род, умница моя», Она, да и все они, несут Крест, куда тяжелее, чем мы все.
  9. Olqa

    Зачем?

    Автор: Olqa,

    Рассказывал один человек.
    Один монах из-за болезни не мог читать и молиться стоя.Он читал сидя. Но.. Перед тем, как взять в руки "Священное Писание", он мыл руки, вытирал их специально для этого приготовленным полотенцем, садился, на колени расстилал тканную салфетку, только для этого пользуемую. И тогда только с благоговением брал в руки книгу и начинал читать.
     
    Ну а что же мы? Пока еще не привычно мне, что можно вот так запросто, разукрасив современными словечками (кто ими заселяет наш родной русский язык?) что-нибудь из "Священного Писания" обсудить и упомянуть. Правильно ли это? и зачем?
    Почему стало не хватать святоотеческих толкований - в них все просто, понятно, никогда не запутаешься, себя не запутаешь и других не обманешь. Каждое слово отточено, ничего лишнего. Почему тянет к современным объяснителям? Или родилось и выросло новое поколение, которому больше понятно на языке Льюиса? Или это усилия объять необъятное - в брюках - ходить, церковно-славянский - заменить, современных объяснителей - в интернете расплодить. Чего же еще нам придумают для нашего удобства? Если бы меня спросили, я бы попросила все же помнить о всех, не забывать о тех, кто уже есть, не обижать их, любить их тоже. Знать, что и они вдруг непонятным Божиим промыслом увидят все эти старания, услышат все это. И загорюют, потому что земля из-под ног уходить начинает.
  10. Olqa

    Матушка Никона

    Автор: Olqa,

    Матушку Никону я видела только один раз - 7 января этого года, на праздничной трапезе, после которой она своими ручками дарила подарки всем, кто принимал участие в трапезе. Щедрый подарок, состоящий из разных конфет. Такой, как получают дети на "Елках". Зал трапезной был красиво, с любовью, со вкусом по-рождественскому украшен. Огромная раскидистая ель, игрушки и огоньки на ней, хор сестер... И было такое ощущение, что в зале не разновозрастные братья и сестры, а дети, настоящие дети. И, как настоящим детям, подарки. Пакетище! Подумалось - может, отдать кому-нибудь из сестер, я же могу купить себе каких угодно конфет, а вот они... Но дети, так дети. Это промелькнувшее желание преобразовалось в крик просто - ни за что! это мой подарок, подарок из давно забытого детства. Эта елка - для меня, эта любовь - для меня, эта радость - для меня! Так и не подарила...Вернее, часть подарила потом, много позже, а оставшиеся лежат до сих пор. Это неприкосновенное. А в подарочке лежал красивый листок с пожеланием на весь следующий год, до следующего Рождества (так пояснили сестры). И так чувствовалось во всем забота и любовь матушки игумении. Только лишь бросалась в глаза ее сильная-сильная усталость, немощь по-серьезному...
    Вот матушкины конфетки...
     

     
    Да, всего лишь четыре с небольшим месяца прошло. Матушки нет. В монастыре, по-вчерашним ощущениям, сиротство, настоящее. Заплаканные лица сестричек, опоясанный черной лентой матушкин посох и в черной накидке ее место в храме. Скорбь... Сестра Ирина, которая проводила для нас экскурсию, не смогла сдержать слез, рассказывая о матушке Никоне. Сколько трудов! за 22 года из полных руин восстановлена такая красота! 150 сестер, 40 из которых - сестры почтенного возраста, находящиеся в богодельне. Все иконы в Казанском храме - дело рук сестер. Огромное подсобное хозяйство - дело рук сестер. Скотный двор, больница, трапезная, и прочая, прочая... Монахиня ушла уже, через несколько шагов обернулась и сказала: "Просим ваших святых молитв нам в помощь...." И я прошу ваших святых молитв о сестрах Шамординской обители.
     

     

     

     
    Место упокоения...
     

  11. Olqa
    И почему столько-столько раз не доехали мы до с.Клыково? Может потому, что дальше Оптиной Пустыни не может быть дорог? Вот прорвались недавно. Тишина, покой... Келии матушки Сепфоры - маленькие совсем, и как будто матушка там, встречает ласково, голосочком своим приветствует. Слушаю диск с записью беседы с матушкой о.Мелхиседека, ему тогда - 32 года. Матушка духовно окормляет. И столько ответов на мои вопросы, на которые, как я не старалась (видимо, очень плохо) никак не могла получить ответы! Матушке - 99 ! По стене Придела, возле которого могила матушки - ласточкины гнезда. Только там. Много гнезд и много ласточек. Птичек...
     

     

     
    Теперь вот так выглядит домик, где жила матушка (с зеленой крышей). Дом не маленький, маленькая келия, где спала матушка, и вторая - тоже маленькая, где всегда с радостью принимала гостей и угощала их разыми пустячками
     

     
     
     
     
     

    …Матушка Сепфора долго беседовала с молодыми клыковскими строителями, рассказала, что на месте, где с трудом восстанавливают они церковь, вскоре появится монастырь. Построят они колокольню, трапезную, еще один храм, домики для братий и гостей-богомольцев. Все это казалось тогда просто невероятным. А главное - научила, где и как просить, что не жертву искать надо, а просить по старинке: «Сотворите святую милостыню». И только если заметят, что состоятельные хозяева рады им, зазывают к столу, не знают, «где усадить и чем угостить» - тут не подведут. И денег дадут, и помогут, сколько возможно….


     
     

     

     
     
     
    Ну и как же без них)))) Кандидат на приемную семью..
     

     
     
    А это - небольшая часть из книжечки о монастыре:
     
    "...На реке Серене, в нескольких верстах от того места, где теперь село Клыково стоит, известное своим монастырем Спаса Нерукотворного Пустынь, было языческое городище Серенск. И кипела, бурлила в нем далекая от нас жизнь. В заведенном творцом порядке сменяли друг друга времена года. В ненастье в дубравах буянил ветер, шумел в березовых рощах, раскачивал столетние сосны. Дожди размывали дороги, снега опадали, а потом сбегали ручьями в реку Серену. И снова шелестели листья и колыхались травы. Твердели еще недавно размытые дождями тропы. Солнце поднималось все выше, утверждая в правах лето. Но едва успевали порадоваться дружным всходам и летнему теплу , как надвигалась беда. Вначале слышался топот полудиких коней. Затем доносились грубые, резкие голоса ездоков. Со скоростью урагана неслись они с самых южных степей. В этих глухих лесных краях хазары известны были разбойничьей своей славою. Нападали внезапно, жестоко избивали, а то и жизни лишали. Отнимали у вятичей, уже знавших ремесла, промышлявших охотою, рыбною ловлей и земледелием, все, что могли увезти. И уносились прочь до следующего набега. Вятичи же, те, кто оставался в живых, снова пахали, сеяли, удили рыбу, били зверя. Мягкостью нрава не отличались. Да и могло ли быть иначе? Вокруг на сотни и сотни верст простирались леса дремучие, непроходимые, дикий зверь бродил рядом с жильем. Еда добывалась с превеликим трудом. В зимнюю стужу люди замерзали от холода, летом страдали от набегов разбойников-хазар.
     
     

    Единого Бога вятичи не знали. Искали защиты у своих языческих богов. Им приносили жертвы, во всем полагаясь на их покровительство. Идя в лес или в поле, испрашивали у них помощи, умасливая своих идолов жертвоприношениями.



    И вот нашелся человек – по преданию он был родом из этих мест, - покинувший стены Киево-Печерского монастыря для того, чтобы вернуться к вятичам, просветить их светом веры истинной. Звали его Кукшей. Именно ему суждено было стать первым апостолом вятичей. Епископ Владимиро-Суздальский Симон (1226г), участвовавший в создании Патерика Киево-Печерского монастыря, писал о просветительстве Кукши, о его бесстрашии, о твердой вере, а также о том, как «как бесов прогонял, как вятичей крестил», «как дождь с неба свел, озеро иссушил и много других чудес сотворил». Вместе со своим учеником ходил он по Оке, по берегам притоков ее – Жиздры и Серены. И многие уверовали. Но были и те, кто затвердел в неверии своем, укоренившись в язычестве, не хотел открыться навстречу свету Истины. Такие-то и замыслили убить Кукшу. Злодейски схватив боголюбивых черноризцев, жестоко их мучали, пытаясь заставить отречься от Христа, а затем казнили. Епископ Симон рассказывает о Кукше, о мученическом конце его земного пути: «По многим мукам усечён быть с учеником своим». А произошло это, вероятнее всего (таковы предположения исследователей), в городе Серенске на берегу Серены, недалеко от нынешнего Клыкова. Именно здесь были обнаружены следы христианской проповеди. Археологи нашли во множестве нательные крестики и в их числе крестик с выемчатой эмалью Х1-ХП веков, вероятно, киевского происхождения.



    Не стало Кукши. Но вскоре семена христианского просвещения на землях вятичей дали дружные всходы.Вероятно, останки Преподобного были перенесены в так называемые ближние пещеры Киево-Печерского монастыря вскоре после мученической кончины. Там покоятся они и поныне. Хочется верить, что вернули монастырю святые мощи сами вятичи и было это их покоянием…..



    Века проносились над этим благословенным краем. Цвели-невестились яблони, а потом, как водится, цвет опадал, и белой узорчатой кипелью покрывалась земля, снова и снова созревали плоды. Годы стекались в десятилетия, десятилетия утопали в столетиях, и уже казалось, что это навсегда: храм путеводной звездой будет вести в вечность поколения боголюбивых людей. Вокруг же него – в этом яблоневом раю – под колокольные звоны жизнь будет протекать в незыблемой вере и верности Богу. Так жили если не все, то, наверняка, многие. И эти многие вовсе не искали, не чаяли перемен и революций. Однако случилось. Потоп красного террора, волны кровавых бунтов и расправ захлестнули всю Россию, докатились и до Оптиной Пустыни, до всех окрестных селений. Закипела в революционном котле прежде упорядоченная, размеренная жизнь села Клыкова. Здесь, как и повсюду шли аресты, без суда и следствия расстреливали священников и мирян. В это время в России закрывали храмы, глумились над святынями, грабили монастыри. Черным саваном укрыла землю борьба коммунистических безбожников за «светлые идеалы»….



    В пору ожесточенной борьбы с «религиозными пережитками» большевики были особенно скоры на расправу. Однажды, в пустовавший тогда храм согнали больше 30 человек из тех «раскулаченных», которых вели по этапу. Впрочем, документы, обнаруженные в архивах, свидетельствуют о более серьезных «преступлениях», которые вменялись в вину мирным жителям Смоленщины. Все они были не только работящими, добрыми хозяевами, но еще и людьми верующими. Скорее всего именно по этому церковь была выбрана местом расправы. Внезапно – никто не ожидал такого поворота событий – командир приказал расстрелять всех. Опомниться не успели, а кто-то уже падал замертво, кто-то силился подняться, хватаясь за рану. Но спасти смогли только одну быстроногую девчушку. Когда началась пальба, и люди в форме отвернулись от входной двери, добивая тех, кого не достало еще острие штыка, кого не сбила с ног смертоносная пуля, раненная мать подтолкнула девочку к порогу. И той удалось спастись…Полвека спустя – в 1991 году – храм села Клыкова, в последнее время служивший хранилищем удобрений, претерпевший от богоборцев надругательства над святынями, разрушенный ветрами и дождями, был возвращен Церкви…Заново отстраивая храм, расчищая его от накопившейся за десятилетия земли и сора, монахи обнаружили в стенах церкви тот самый расстрельный ров, откуда извлекли останки замученных и расстрелянных, исколотых штыками, изрешеченных пулями «врагов народа». Судя по черепам, были среди них и люди зрелого возраста, и дети малые, и старики. Монахи бережно захоронили убиенных, отслужили панихиду…"


     




  12. Olqa
    Книги... О них я думаю часто. Войдешь в домик -- вон они, в темном углу лежат сиротливой стопкой. Мои «путевые» книги... Смотреть больно. И они уже «высланы» куда-то. И к ним протянулась кровавая лапа.
    Когда это было? Вот уже год скоро. День был тогда холодный. Лили дожди -- зимние дожди с дремуче-черного Бабугана. Покинутые кони по холмам стояли, качались. Белеют теперь их кости. Да, дожди... и в этих дождях приехали туда, в городок, эти, что убивать ходят... Везде: за горами, под горами, у моря -- много было работы. Уставали. Нужно было устроить бойни, заносить цифры для баланса, подводить итоги. Нужно было шикнуть, доказать ретивость пославшим, показать, как «железная метла» метет чисто, работает без отказу. Убить надо было очень много. Больше ста двадцати тысяч. И убить на бойнях.
    Не знаю, сколько убивают на чикагских бойнях. Тут дело было проще: убивали и зарывали. А то и совсем просто: заваливали овраги. А то и совсем просто-просто: выкидывали в море. По воле людей, которые открыли тайну: сделать человечество счастливым. Для этого надо начинать -- с человечьих боен.
    И вот -- убивали, ночью. Днем... спали. Они спали, а другие, в подвалах, ждали... Целые армии в подвалах ждали. Юных, зрелых и старых -- с горячей кровью. Недавно бились они открыто. Родину защищали. Родину и Европу защищали на полях прусских и австрийских, в степях российских. Теперь, замученные, попали они в подвалы. Их засадили крепко, морили, чтобы отнять силы. Из подвалов их брали и убивали.
    Ну, вот. В зимнее дождливое утро, когда солнце завалили тучи, в подвалы Крыма свалены были десятки тысяч человеческих жизней и дожидались своего убийства. А над ними пили и спали те, что убивать ходят. А на столах пачки листков лежали, на которых к ночи ставили красную букву... одну роковую букву. С этой буквы пишутся два дорогих слова: Родина и Россия. «Расход» и «Расстрел» -- тоже начинаются с этой буквы. Ни Родины, ни России не знали те, что убивать ходят. Теперь ясно....
     
    Ковыляет по павлиньему пустырю, за балкой, хромая рыжая кляча -- остов. Пройдет шага два -- и станет. Понюхает жаркий камень, отсохшее, колкое перекати-поле. Еще ступит: опять камень, опять желтенькая колючка. Отведет голову на волю -- море: синее и пустое. Отвернется, ступит. На ее боках-ребрах грязной медью отсвечивает солнце.
    Это -- кобыла Лярва, с дачи под пустырем, где старый Кулеш стучит колотушкой по железу, выкраивает из старого железа новые печки -- в степь повезут обменивать на картошку. Давно не запрягает ее хозяин. Надорвалась весною, как возила тощенького старичка покойничка на кладбище, -- с тех пор хиреет. Ходит старуха хитро, упасть боится. Упадет -- не встанет. Приглядывается к ней Вербина собака, Белка: чует.
    Умирающие кони... Я хорошо их помню.
    Осенью много их было, брошенных ушедшей за море армией добровольцев. Они бродили. Серые, вороные, гнедые, пегие... Ломовые и выездные. Верховые и под запряжку. Молодые и старые. Рослые и «собачки». Лили дожди. А кони бродили по виноградникам и балкам, по пустырям и дорогам, ломились в сады, за колючую проволоку, резали себе брюхо. По холмам стояли-ожидали -- не возьмут ли. Никто их не брал: боялись. Да и кому на зиму нужна лошадь, когда нет корму? Они подходили к разбитым виллам, протягивали головы поверх заборов: эй, возьмите! Под ногами -- холодный камень да колючка. Над головой -- дождь и тучи. Зима наступает. Вот-вот снегом с Чатырдага кинет: эй, возьмите!!
    Я каждый день видел их на холмах -- там и там. Они стояли недвижно, мертвые и -- живые. Ветер трепал им хвосты и гривы. Как конские статуи на рыжих горах, на черной синеве моря -- из камня, из чугуна, из меди. Потом они стали падать. Мне видно было с горы, как они падали. Каждое утро я замечал, как их становилось меньше. Чаще кружились стервятники и орлы над ними, рвали живьем собаки. Дольше всех держался вороной конь, огромный,-- должно быть, артиллерийский. Он зашел на гладкий бугор, поднявшийся из глубоких балок, взошел по узкому перешейку и -- заблудился. Стоял у края. Дни и ночи стоял, лечь боялся. Крепился, расставив ноги. В тот день дул крепкий норд-ост. Конь не мог повернуться задом, встречал головой норд-ост. И на моих глазах рухнул на все четыре ноги -- сломался. Повел ногами и потянулся...
    Если пойти на горку -- глядеть на город, увидишь: белеют на солнце кости. Добрый был конь -- артиллерийский, рослый...."
     
    Фильм 2008 года http://video.yandex.ru/#search?filmId=QxF3YeWq8gE&where=all&text=%D1%81%D1%8B%D0%BD%20%D1%88%D0%BC%D0%B5%D0%BB%D0%B5%D0%B2%D0%B0
  13. Olqa

    Фотографии Оптины

    Автор: Olqa,

    8 января 2014 года

     
    17-19 января 2014 года
     

     

     

     

     
    "Во Иордане крещающуся Тебе, Господи, троическое явися поклонение...."
     
    Крещенской водой кропили все: гостиницы, Чайную, палатку с пирожками. И всех....
     

     

     
    Еще фотографии с Источника
     

     

     

  14. Olqa

    Из "Домостроя"

    Автор: Olqa,

    Если кратко изложить предисловие к книге "Домострой", то в очень трудный период жизни Святой Руси на ряду с государственными законами принимались и законы, устанавливающие правила и порядки жизни в семье - в домо-строительстве. Многое вызывает уже теперь улыбку, а многое - сожаление о том, что растеряны нами всеми многовековые уклады жизни...Совсем малая часть из книги:
     
    КАК С ДОМОЧАДЦАМИ УГОЩАТЬ БЛАГОДАРНО ПРИХОДЯЩИХ В ТВОЙ ДОМ
    ...И если едят в благоговейном молчании или за духовной беседой, тогда им невидимо ангелы предстоят и записывают дела добрые, а еда и питье тогда в сладость. Если же станут еду и питье хулить, точно в отбросы сразу превращается то, что едят. А если при этом грубые и бесстыдные речи звучат, непристойное срамословие, смех, забавы разные или игра на гуслях и всякая музыка, пляски и хлопание в ладоши, и прыжки, всякие игры и песни бесовские, тогда, словно дым отгоняет пчел, отойдут и Ангелы Божьи от этой трапезы и непристойной беседы. А бесы возрадуются и налетят, свой час улучив, тогда и творится всё, что им хочется: бесчинствуют за игрой в кости и в шахматы, всякими бесовскими играми тешатся, дар Божий — еду и питье, и плоды земные — на посмешище бросят, прольют, друг друга колотят, обливают, надругаясь всячески над божьим даром, а бесы записывают эти дела их, несут к сатане, и вместе радуются они погибели христиан. Но все такие деяния предстанут в день Страшного суда: о, горе — творящим такое! Когда иудеи сели в пустыне есть и пить и, объевшись и упившись, начали веселиться и блуд творить, тогда земля поглотила их— двадцать тысяч и три тысячи. О, устрашитесь тем, люди, и творите волю Божью так, как в законе писано; от такового злого бесчинства сохрани, Господь, всякого христианина. Есть и пить вам во славу Божию, не объедаться, не упиваться, пустых речей не вести.
    Когда перед кем-то ставишь ты еду и питье и всякие яства, или же перед тобою поставят их, хулить не следует, говоря: "это гнилое" или "кислое" или "пресное", или "соленое", или "горькое", или "протухло", или "сырое", или "переварено", или еще какое-нибудь порицание высказывать, но подобает дар Божий — любую еду и питье - похвалить и с благодарностью есть, тогда и Бог придает пище благоухание и превратит ее в сладость. А уж если какая еда и питье никуда не годятся, накажи домочадцев, того, кто готовил, чтоб наперед подобного не было.
    Из Евангелия. Когда позовут тебя на пир, не садись на почетном месте, вдруг из числа приглашенных будет кто-то тебя почтеннее, и подойдет к тебе хозяин и скажет: "Уступи ему место!" — и тогда придется тебе со стыдом перейти на последнее место. Но, если тебя пригласят, сядь войдя на последнее место, и когда придет пригласивший тебя и скажет тебе: "Друже, садись выше!" — тогда почтут тебя остальные гости. Так и всякий, кто возносится — смирится, а смиренный вознесется.
    А к этому добавь еще: когда пригласят тебя на пир, не упивайся до страшного опьянения и не сиди допоздна, потому что во многом питии и в долгом сидении рождается брань и свара и драка, а то и кровопролитие. И ты, если здесь находишься, хоть не бранишься и не задираешься, в той брани и драке не будешь последний, но первый: ведь долго сидишь, дожидаешься этой брани. И хозяин с этим — к тебе упрек: спать к себе не идешь, а его домочадцам нет и покоя и времени для других гостей. Если упьешься допьяна, а спать к себе не идешь — не едешь, тут и уснешь, где пил, останешься без присмотра, ведь гостей-то много, не ты один. И в этом твоем перепое и небрежении изгрязнишь на себе одежду, а колпак или шапку потеряешь. Если же были деньги в мошне или в кошельке, их вытащат, а ножи заберут — и вот уж хозяину, у которого пил, и в том по тебе кручина, а тебе тем более: и сам истратился, и от людей позор, скажут: там, где пил, тут и уснул, кому за ним присмотреть, коли все пьяны? Видишь сам, какой и позор и укор и ущерб тебе от чрезмерного пьянства.
    Если уйдешь или уедешь, а выпил все же порядочно, то по пути уснешь, не доберешься до дому, и тогда пуще прежнего пострадаешь: снимут с тебя и одежду всю, все отберут, что при себе имеешь, не оставят даже сорочки. Итак, если не протрезвишься и до конца упьешься, я скажу так: тело лишишь души. Спьяну многие от вина умирают и замерзают в пути. Не говорю: не следует пить, такого не надо; но говорю: не упивайтесь допьяна пьяными. Я дара Божьего не порицаю, но порицаю тех, кто пьет без удержу. Как пишет апостол Павел к Тимофею: "Пей мало вина — лишь желудка ради и частых недугов", а нам писал: "Пейте мало вина веселия ради, а не для пьянства: пьяницы царства божия не наследуют". Многие люди лишаются пьянством и земного богатства. Если кто безмерно придерживается питья, восхвалят его безрассудные, но потом они же его и осудят за то, что глупо растратил добро свое. Как сказал апостол: "Не упивайтесь вином, нет в нем спасения, но упивайтесь восхвалением Бога", а я скажу так: упивайтесь молитвой, и постом, и милостыней, и посещением церкви с чистою совестью. Их одобряет Бог, такие примут от него награду в царстве Его. Вином же упиваться-то погибель души и телу, а богатству своему разор. Вместе с земным имением пьяницы лишаются и небесного, ибо пьют не Бога ради, но пьянства для. И единственно только бесы радуются, к которым пьянице путь предстоит, если не успеет покаяться. Так видишь ли, о человек, какой позор и какой упрек за это от Бога, и от святых его? Апостол причисляет пьяницу, как всякого грешника, к неугодным Богу, по судьбе равным бесам, если искренним покаянием не очистит он душу свою. Так пусть же будут все христиане, с Богом живущие в православной вере, вместе с Господом нашим Иисусом Христом и со святыми его, славящие святую Троицу — Отца и Сына и святого Духа, аминь.
    Но вернемся к предыдущему, о чем у нас речь. А хозяин дома (или слуги его) должен подавать всем есть и пить или за стол, или послать в другой дом, разделив по достоинству и по чину, и по обычаю. От большого стола посылают блюда, от остальных не бывает; за любовь да верную службу — пусть как положено всех оделят, и о том прощения просят.
    А от стола или от трапезы еду и питье тайно выносить или высылать, без разрешения и без благословения — святотатство и самовольство, таких людей всегда осуждают.
    Когда поставят перед тобой различные яства и пития, но если кто-то знатнее тебя из приглашенных будет, не начинай есть раньше его; если же почетный гость ты, то поднесенную пищу начинай есть первым. У иных боголюбцев обильно бывает еды и питья, и все, что останется нетронутым, убирают, потом еще пригодится — послать или дать. Если же кто, бесчувствен и неискусен, не учен и невежда, без рассуждений все блюда подряд починает, же насытясь и не желая есть, не заботясь о сохранении блюд, такого обругают и высмеют, он обесчещен перед Богом и людьми.
    Если случится приветить приезжих людей, торговых ли, или иноземцев, иных гостей, званых ли. Богом ли данны: богатых или бедных, священников или монахов,- то хозяину и хозяйке следует быть приветливыми и должную честь воздавать по чину и по достоинству каждого человека. С любовью и благодарностью, ласковым словом каждого из них почтить, со всяким поговорить и добрым словом приветить, да есть и пить или на стол выставить, или подать из рук своих с добрым приветом, а иным и послать чего-нибудь, но каждого чем-то выделить и всякого порадовать. Если какие из них ждут в сенях или сидят на дворе — и тех накормить-напоить и, за столом сидя, не забыть высылать им еду и питье. Если есть у хозяина сын или верный слуга, пусть бы и он присматривал всюду и всех бы почтил и добрым словом приветил, и никого б не ругал, не обесчестил, не опозорил, не высмеял, не осудил, чтобы ни хозяину, ни хозяйке, ни детям их, ни слугам не нанес осуждения.
    А если гости или гостьи между собой разругаются — их унимать осторожненько, а кто уже не в себе — бережно препроводить его ко двору его и от всякой драки по пути уберечь; признательно и благодарно, накормив-напоив, с честью и отправить — это и Богу в дар, и добрым людям — в честь. Отнесись и к нищим милостиво и душевно — с того тебе будет от Бога награда, от людей же — добрая слава.
    Когда угощаешь или поминаешь родителей в монастыре, поступай точно так же: кормить и поить и милостыню раздавать по силе возможности, за здравие и за упокой. Если же кто сначала накормит, напоит и одарит, но потом обесчестит и изругает, осудит и высмеет, или заочно ославит, или местом обойдет, или, не накормив да облаяв, еще и ударит, а потом и выгонит со двора, или слуги его обесчестят кого-то, — тогда такой стол или пир на утеху бесам, а Богу во гнев, и средь людей и позор и ярость, и вражда, а обиженным — срам и оскорбление. Безрассудным таким хозяину и хозяйке и слугам их — грех от Бога, от людей неприязнь и укор, а от бедных людей еще и проклятье, и порицание. Если кого не накормишь, спокойно объясни, не облаяв и не побив, и не обесчестив, вежливо отпусти, отказав. А пойдет со двора кто, жалуясь на хозяйское невнимание, так учтивый слуга вежливо гостюшке проговорит: "Не прогневайся, батюшка, много гостей у хозяев наших, не поспели тебя употчивать", — тогда они первыми бьют тебе челом, чтобы ты на них не сердился. А по завершении пира должен слуга рассказать хозяину о госте, который ушел, а если гость нужный, так сразу и сказать господину, а уж тот, как захочет.
    У государыни же у жены и добрые и всякие гостьи, каковы у нее ни случаются, с ними ей так же поступать, как в этой главе написано. И детям ее и слугам также.
    А о сидящих за трапезой видение святого Нифонта в Прологе изложено, а в Пандектах Антиоха о еде глава третья
  15. Olqa

    Старица Сепфора

    Автор: Olqa,

    Как радостно, что не оскудевает Православная Вера в стране нашей, что осуществляется приемство в подвиге и молитве со всем духом прежней Руси, в таких замечательных людях, как старица Сепфора...
     
    ...Блаженная старица очень любила тех, кто строил и восстанавливал храмы Божии, и горячо молилась за них.
     
    А тем, которые смущались тратой денег на их восстановление, приводила в пример слова прп.Маркиана:
    «Если бы ты имел дочь, - говорил преподобный, - и захотел бы обручить ее невестою какому-либо знатному человеку, разве ты не истратил бы множество золота, чтобы украсить ее драгоценными нарядами? И так ныне, вознамерившись устроить церковь, подобную прекраснейшей Невесте Христовой, которая обручилась Краснейшему добротою паки сынов человеческих и пролила за него свою кровь, буду ли я жалеть своего имущества и не тем ли более позабочусь о таком украшении?»
     
    "Всякую работу надобно с молитвой делать, - говорила старица -. Копаешь огород – прилагай молитву Иисусову, выкопал ямку - читай молитву, выкопал другую -снова молитвочку читай. Так, глядишь, и навык обретешь. Любое дело можно к молитве приложить.
     
    Только тогда и будите не работу с молитвой, а молитву с рукоделием проходить, а что еще может быть важнее для души?
     
    Всегда радуйтесь, непрестанно молитесь, за все благодарите Господа. Ибо такова о вас воля Божия в Иисусе Христе.
    Возложите всю свою надежду на Бога и молитесь. И Господь сам все управит, и любое дело будет спориться.
     
    А ежели в молитве не преуспеете, то нигде и ни в чем не обрящите успеха".
     
    «Когда один находишься, - говорила матушка, - то вслух молитву читай, а если на людях, то шепотом, чтобы не слышал никто…» « Надобно лишь помнить, что Господь близко, - говорила старица. - Когда молишься, то оставь всякую заботу, радость моя, и с благодарением открывай желание твое пред Богом. И мир Божий, который превыше всякого ума, соблюдет сердце твое и помышление твое во Христе Иисусе.»
     
    «Крест, родненькие мои, это наше спасение», - говорила старица.
     
    «Нука, сложи пальцы так, как ты крестишься, -обращалась она нередко к приходящему посетителю. -Вот так, правильно. Крепко пальцы прижимать надо, чтобы не было пространства между ладошкой и последними двумя, чтобы враг не пробежал в дущу и сердце.
    А теперь на лоб, чтобы ум просветился светом Христова учения. Затем на грудь, чуток выше пуповины, дабы сердце просветилось любовью к Богу и Ближнему.
    Потом на правое и левое плечо, чтобы Господь благословил дела рук твоих.
     
    И теперь , опустив руку, клади поклон.
    Поклон - это знак смирения перед Богом и Людьми
    Кланяться нужно как можно нижн, вот, смотри.» И согбенная старица слегка согнув колени, кланялась очень низко.
    «Преклоняю колени сердца моего! - с радостной детской улыбкой говорила матушка. - А то, бывает, стоит человек в храме, рукой машет и думает, что крест кладет, а на самом деле бесов развлекает.
    А когда со вниманием, с благоговением крестное знамение на себя накладывают, так они, как от огня, бегут кто куда. По тому, как кто знаменует себя крестом, можно узнать внимательную жизнь проводит человек или нет".
     
    Подобно праведному Лоту, старица скорбела в душе своей о грехопадениях людей.
    Особенно она скорбела о тех, кто имеет веру, но не соблюдает посты, установленные Церковью. Таких она жалела и считала безвольными, то есть отягченными и порабощенными страстями.
     
    Старица увещевала их и говорила, что человек должен себе постоянно отказывать.
     
    Если он не может воздерживаться от скоромной пищи, то должен отказываться от других соблазнов и грехов. «Чревоугодие, милые мои, отягчает душу и мешает молиться. Надобно все время бороться и стоять насмерть. Не давать врагу победы. Если сегодня сладкое съел, завтра отговей, если в обед лишнего чего скушал, от ужина откажись.
    А если упал – вставай и снова в бой!»
     
    А тех, кто не соблюдал постов, терпеливо вразумляла:
    «Не дело так поступать мы через это погибаем. Это что ни наесть самое настоящее чревоугодие».
     
    «Ух, ух погибаем, погибаем!» - и матушка стучала с досадой себе кулачком по коленке.
    Так она поступала, если кто либо из ее близких так поступал. А близкими для нее были все, кого она знала.
     
    Как-то один послушник спросил у старицы совет о многоядении. « Скажите мне, матушка, как избавиться от этой страсти? Не могу себе отказать. Прежде чем за стол сажусь, твердо решаю, что немного поем и все. А когда начинаю есть не могу удержаться и пресыщаюсь.»
    «А ты, сокровище мое, - отвечала она, - когда садишься за стол, старайся есть как можно медленнее. Не спеши, держи в уме молитву Иисусову и положи себе меру. Пусть она будет сначала большая, затем понемногу уменьшай и испытуй себя.
    Человек так устроен, что не сразу сытость чувствует. Если вкушать быстро, то много можно съесть, и все равно голодный.
    А если не спеша, да еще с молитвой, то скоро от чревоугодия избавишься. Телу-то нашему немного пищи надо. Это ведь все дело привычки».
     
    В келии старицы возле окна стоял небольшой ящик. В нем всегда что-нибудь хранилось для утешения скорбящих посетителей. Матушке часто привозили какие-нибудь сладости: пряники, пироги, конфеты. Она называла их шутливым словом - пустячки И все брала с благодарностью, радуясь, как ребенок. Некоторые думали, что матушка очень любит сладкое. А она тайком резала все угощение на мелкие кусочки и сушила в чугунке на сухари. Съест унывающий такой сухарик - и уныния как не бывало.
     
    «Если нападет на тебя уныние, то встань перед Господом и говори: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя, грешную!
    Утверди, Господи, сердце мое по Тебе горети!»
    Проси Господа так, и уныние отойдет от тебя. Пропой несколько раз тропарь «Христос Воскресе» и порадуйся. Богу надо служить в радости. Вон пророк Давид поет:" Работайте Господу в веселии ходите пред ним в радости".
     
    «Бывает и такое, что у человека вера ослабевает и происходит охлаждение ко всему . Но причина этому - своя воля. Необходимо, просто необходимо, иметь духовного отца. По его молитвам и через таинство исповеди охлаждение проходит. И снова сердце начинает гореть молитвой к Богу Но должно вопрошать одного, а не многих, а то враг запутывает».
     
    Запрещала матушка рассказывать другим о разговорах с духовником." Беседа духовника и чада, миленькие мои, великая тайна! Не должно никому о сем сказывать, а то враг выкрадет.
     
    Бывает, спросит кто что-либо у своего духовного отца, а потом говорит: « Меня духовник не благословил!» А что же это тогда получается? Получается грех оправдания - я то хороший, но духовник плохой!»
     
    У меня на днях мальчонка один был. Он только на улицу вышел, а его уже брат спрашивает: «Ну, что тебе бабушка сказала?» А он и говорит:" Что сказала, то мое". И не рассказал. Вот какой мудрый ребетенок».
  16. Olqa

    Маленький Ангел

    Автор: Olqa,

    «Этот город так обширен, что его окружность обнимает пространство многих городов. И в Германии нет города, равного Пскову», такое свидетельство о городе оставил в 13-м веке один из немецких летописцев. А судя по псковским древним источникам, город был не только велик размерами, но и красив своим обликом, богат святынями. В их числе - храм Рождества Иоанна Предтечи, один из первых православных храмов в городе. Его постройку историки относят к далекому 12-му веку. По преданию он был поставлен на том месте, с которого княгиня Ольга увидела на противоположном берегу сияющие лучи, посланные Свыше.
    В Псковской летописи Иоанно-Предтеченский женский монастырь впервые упоминается в 1243 году, в связи с завершением строительства. Здесь же засвидетельствовано и имя псковской княгини Евфросинии (в монашестве Евпраксии), ставшей одной из первых настоятельниц обители. Если верить преданию, княгиня приходилась родной теткой князю Довмонту. И именно благодаря ей племянник, бежав из Литвы, обрел в Пскове новый дом. А в последствии снискал вечную память потомков.
    Сведений о том, как в ту пору выглядел монастырь, равно как и об особенностях жизни в нем, уставе и укладе почти не сохранилось. Что вполне объяснимо. Войны преследовали псковичей едва ли не ежегодно. А если не поле брани, то жизни горожан угрожали болезни. Моровая язва проходила по городу подобно неприятелю, уничтожая на своем пути все живое, опустошая дома, улицы, посады. Не менее часто случалась другая беда - пожары. В огне погибали дома и люди, церкви и документальные свидетельства о жизни древнего города.
    Но даже при отсутствии сколько-нибудь достоверных фактов не так уж трудно представить себе: сколь нелегко складывалась жизнь и быт сестер обители. Географическое положение - за городскими стенами на Завеличье - с одной стороны делало из обители самоотверженного защитника города. А с другой - жертвой, первой встречавшей неприятеля, рискнувшего идти на Дом Святой Троицы с огнем и мечом.
    В 1615 году обитель чуть было не исчезла совсем. Шведский король Густав осенью осадил Псков, обосновавшись с войском на Снятной горе и на Завеличье, расположившись и в стенах Ивановского монастыря. Именно с этого холма били вражеские пушки по крепостным стенам Кремля. Жесточайший обстрел длился 3 дня: выпущено было, если верить источникам, «700 огненных ядер, а чугунных - без счета. Псковичи стояли на смерть. Город отстояли. Храм тогда уцелел чудом.
    Самоотверженность, смирение, упорство, безграничная вера и непрерывающаяся молитва сестер монастыря всякий раз поднимала его из руин и пепла.
    Живший по собственному уставу, укрывшись от мирской суеты за монастырской стеной, обитель, не только не удалялась от города, но во все времена жила его заботами и бедами.
    А Ивановский храм оставался во все века жизни сердцем обители. Своим обликом он напоминает корабль. Впечатление усиливается близостью берега Великой и тем, что сам храм установлен на высоком холме. И кажется, будто он и не на земле вовсе стоит: его купола, подобно облакам, плывут по небу.
    Когда в первый раз входишь в храм, то невольно отмечаешь характерные детали интерьера. Основной свет льется в храм не из тех окон, что расположены по стенам на привычной высоте, а всего из одного - узкого, под самым куполом. Свет буквально проливается с неба на молящихся. А еще поражает обилие замысловатых ниш, как будто встроенных в стену шкафчиков, проемов, таинственных углублений. С одним из них связана совсем недавняя история: во время реставрации храма в 1978 году был найден самый настоящий древний клад: несколько десятков древних предметов и иконы. Ниши на хорах предназначались для уединенной молитвы
    В 1991 году церковь, одной из первых в городе, была возвращена православной церкви. Более 10 лет настоятелем служил отец Андрей Давыдов, иконописец, приверженец традиций древней христианской живописи. Его стараниями храм не только обрел свой прежний величественный облик, но и был расписан фресками. Прихожане своими руками восстанавливали полы и хоры, алтарную преграду, сами белили стены храма, привели в порядок прилегающей территории.
    А в феврале прошлого года церковь и флигель были переданы Иоанно-Богословскому монастырю в Крыпецах в качестве псковского подворья. С этого момента открывается новая страница в истории храма.
    Если не считать Снетогорского монастыря, то Ивановский храм - единственный в городе, где службы проходят в полном соответствии с монастырским уставом: строго, в полном объеме. По словам священника отца Владимира, монастырская служба значительно отличается от обычной - в приходском храме. Почувствовать разницу можно лишь после того, как хотя бы раз отстоять службу. Самое главное, считает отец Владимир, это вернуть в храм ту многовековую намоленность, которая спасала и хранила обитель во все времена истории, тот дух, которым были проникнуты стены храма. И как знать, быть может, после возрождения храма, настанет через вызволения из забвения и самой обители. Той, что всегда почиталась псковичами как святыня, чудо, сотворенное на земле людьми и промыслом Божиим.»
     
     
    Все, что написано выше, нашла я в интернете. 5 ноября Господь сподобил нашу группу посетить этот древнейший храм. Подавали записочки, разглядывали книги, покупали свечи…Группа из 46 человек – быстро ничего не делается. И в храме я оказалась последней. Оглядываю древние намоленные стены. Откуда взялся этот ангел пяти, ну максимум шести лет с большой натяжкой – я не поняла. Может, сидела где на скамеечке. Удлиненный сарафанчик, теплая кофточка, белый платочек. Во всем храме мы с ней вдвоем, на улице пыхтит уже автобус и группа, мне надо бежать, но эта малышка просит:
    - А Вы не могли бы мне помочь сложить пазлы?
    Отказать – нет, это выше моих сил. Подходим с ней к лавочке в конце храма, там не очень легкие для меня пазлы (давно я их не собирала)) – много мелких деталек, пытаюсь помочь, у меня плохо получается. Девочка это быстро понимает.
    - А давайте я Вам лучше спою.
    - Деточка моя хорошая, меня ждет автобус.
    - А он какой, ваш автобус? Где у него окошки? Тут и тут? – детская ручка ладно рисует в воздухе два ряда окон. – А где сидите Вы? Пойдемте, пойдемте, я Вам спою.
    Подводит меня к иконе Спасителя справа от Алтаря, встает на приступочку, делается чуть выше росточком.
    - Ну, целуйте икону! А я буду рукой делать так, - показывает жестами, как.
    - А, я поняла, ты будешь делать ручкой как регент.
    На секунду задумывается:
    - Ну да, как регент, - отвечает она .Я удивляюсь такой слаженной, чистой речи маленькой девочки. Если только немного западает буква «р».
    Чистый ангельский голосок умильно исполняет славословие Господу, помогая себе ручкой. Ну настоящий регент! На секунды я забываю об автобусе, думаю: «Даже если они уедут, я не могу оставить сейчас этого ангела. Такую Любовь где еще увидишь. И что вообще происходит?»
    - Я еще раз Вам спою.
    Поет еще раз, а мне хочется сказать ей – еще спой и еще!
    - Ты наверное с мамой сюда пришла?
    - С чего это Вы решили, что здесь моя мама? Здесь нет моей мамы.
    Чего-то сжалось сердце – что-то насторожило в ее ответе. Пытаюсь объясниться:
    - А, наверное с бабушкой, которая сейчас в лавочке продавала нам свечи. Просто она такая молодая у тебя, вот я и решила, что с мамой.
    - Нет, - по-взрослому вздыхает, - бабушка моя совсем не молодая. А пойдемте я напою Вас святой водичкой!
    Быстро устремляется к противоположной стене. В голове стучит: «Автобус, автобус!» Но ничего не могу с собой поделать. Иду за ней. Деловито ставит крошечную кружечку, берет емкость с водой, маленьким ручкам тяжело, но она справляется, наливает до верху, не пролив ни одной капельки.
    - Деточка, я же уже кушала сегодня, а святую водичку надо пить натощак. Я, наверное, не буду?
    - Что Вы? Как же можно не попить святой водички? Обязательно надо попить!
    Прошу у Господа прощения – не могу отказать этому ангелу, да и не примет она никаких отказов. Выпила я водичку.
    Открылась дверь:
    - А Вас там весь автобус ждет, нервничает! - Это пришла бабушка моего ангелочка, которая – как тесен мир!! – участвовала в Иринаршем Крестном ходе и, соответственно, знает нашего руководителя. Ходила к автобусу побеседовать с ним. И теперь торопит меня. А у меня нет никаких сил расстаться с этой малышкой – все мое сердце уже с ней полностью. И как же я уйду от этой нежности, от этой простоты, от этой чистоты?
    - Помолитесь о рабе Божией Веронике! Она у нас сирота. Мечтает быть монахиней. Уже два раза брала благословение у Владыки! Вот воспитываю ее, а я уже старенькая. Родители отказались…
    - Деточка моя хорошая! Храни тебя Господь! И помоги тебе во всех твоих надеждах! И Вы никакая совсем не старая! Вероника, не старая твоя бабушка, совсем не старая! И все у вас будет хорошо! Ты знаешь, и мне так бы хотелось быть в монастыре!
    - А вот мы попросим Веронику, чтобы она помолилась за Вас! Да, Вероника, помолишься за тетю? Как Ваше имя?
    - Ольга.
    - Ну тем более, наша, Ольга! Приезжайте!
    Бегу в автобус. Из автобуса мне уже кричит наш Ю.В., машет рукой. Забегаю в кромешную тишину. Ну хоть не наорали, и то уже хорошо. А может и говорил кто что, я не слышала. Потому что слезы, слезы надолго…
     
    Во Пскове все рядом, вот уже идем в Кремль. Я прошу прощения у Ю.В. и в его лице у всего автобуса. Объясняю причину. И слышу продолжение истории. Оказывается, маленькая Вероника тоже была участницей Крестного хода. И Ю.В. в курсе ее истории. Она родилась очень больным ребенком – почти ничего не видела (да, она брала в ручки мои очки и объясняла мне, что у нее немного другие, но тоже очки – «я немного плохо вижу»), не слышала, очень долго молчала, не разговаривала. Да, теперь понимаю – очень больным – на личике следы кожных проблем. Родители отказались. Раба Божия Мария – родная сестра ее бабушки – взяла этого ангела к себе. И вот какую славную девчушку вымолила у Господа.
     
    Не знаю, как и что будет в моей жизни. Только не забыть бы мне этот пустой древний, намоленный храм Рождества Иоанна Предтечи, в котором пока непонятным Промыслом Божиим оказалась я и девчушка лет пяти. Святый Отче, сколько уже я знаю твоей милости! А теперь еще этот дар в лице маленького Ангела!
     
    Господи, помоги маленькой Веронике и рабе Божией Марии!
     

     

  17. Olqa
    Для моих дорогих сестричек в утешение. Простите меня!
     
     
    Это глава Х1 из Писаний старца Силуана (http://azbyka.ru/otechnik/?Sofronij_Saharov/starets-siluan-afonskij=2)
     
    КОГДА ДУША в любви Божией, о, как тогда все хорошо, как все мило и весело. Но и при любви Божией бывают печали, и чем больше любовь, тем больше печаль. Божия Матерь никогда не согрешила ни единым помыслом и никогда не теряла благодати, но и у Нее были великие скорби; а когда Она стояла при Кресте, тогда безмерна, как океан, была Ее скорбь, и муки души Ее были несравненно большими, чем Адамово мучение по изгнании из рая, потому что и любовь Ее была несравнимо большая, чем любовь Адама в раю. И если Она осталась жива, то только потому, что сила Господня укрепила Ее, ибо Господь хотел, чтобы Она увидела Его Воскресение и чтобы по Вознесении Его оставалась на земле в утешение и радость Апостолам и новому народу христианскому.
    Мы не достигаем полноты любви Божией Матери, и потому не можем в полноте понять и Ее скорбь.
    Любовь Ее была совершенною. Она безмерно любила Бога и Сына Своего, но Она любила и народ великою любовью. И что переживала Она, когда эти люди, которых Она так много любила и которым до конца хотела спасения, распинали Ее возлюбленного Сына?
    Мы постигнуть этого не можем, потому что в нас мало любви к Богу и к людям.
    Как любовь Божией Матери безмерна и непостижима, так и скорбь Ее безмерна и непостижима для нас.
    * * *
     
    О, Пречистая Дево Богородице, скажи нам, чадам Твоим, как живя на земле, Ты любила Сына Своего и Бога, как веселился дух Твой о Боге Спасителе Твоем? Как смотрела Ты на Его прекрасное лицо и помышляла, что этот Тот, Которому со страхом и любовью служат все небесные силы?
    Скажи нам, что чувствовала душа Твоя, когда держала Ты на руках Своих дивного Малютку? Как воспитала Ты Его? Как болела душа Твоя, когда Ты с Иосифом три дня искала Его в Иерусалиме? Какие муки переживала Ты, когда Господь был предан на распятие и умирал на кресте?
    Скажи нам, какая радость была у Тебя о Воскресении, или как скучала душа Твоя по Вознесении Господа? Души наши влекутся знать о жизни Твоей с Господом на земле . Ты же не пожелала предать всего этого писанию, но молчанием покрыла тайну Свою.
    * * *
     
    Много чудес и милостей видел я от Господа и Божией Матери, но воздать за эту любовь ничем не могу.
    Что воздам я Пресвятой Владычице за то, что Она не возгнушалась мною во грехе, но милостиво посетила меня и вразумила? Я не видал Ее, но Дух Святой дал мне познать Ее из слов Ее, исполненных благодати, и радуется дух мой, и влечется душа моя к Ней любовью, так что и одно призывание имени Ее сладко сердцу.
    Когда я был молодым послушником, однажды молился я пред иконой Божией Матери, и молитва Иисусова вошла в сердце мое и сама стала там произноситься. А однажды в церкви я слушал чтение пророчеств Исаии, и при словах: «Измыйтеся, и чисти будете» (Ис.1:16), подумал: «Быть может Божия Матерь согрешила когда-нибудь хотя бы мыслью». И дивно, в моем сердце вместе с молитвою голос ясно проговорил: «Божия Матерь никогда не согрешила даже мыслью». Так Дух Святой в сердце моем свидетельствовал чистоту Ее. Но во время земной жизни и у Нее была некоторая неполнота и безгрешные ошибки несовершенства. Это видно из Евангелия, когда Она, возвращаясь из Иерусалима, не знала, где Ее Сын, и потом вместе с Иосифом три дня искала Его. (Лк.2:44–46).
    * * *
     
    Душа моя в страхе и трепете, когда размышляю о славе Божией Матери.
    Мал ум мой и бедно и немощно сердце мое, но душа радуется и влечется написать о Ней хоть несколько слов.
    Боится душа моя прикоснуться, но любовь понуждает не скрывать благодарности за Ее милосердие.
    Божия Матерь не предала писанию ни мыслей Своих, ни любви Своей к Богу и Сыну Своему, ни страданий души Своей при распятии, потому что все равно мы не могли бы постигнуть, ибо любовь Ее к Богу сильнее и горячее, чем любовь Серафимов и Херувимов, и Ей удивляются все небесные силы ангелов и архангелов.
    И хотя жизнь Божией Матери как бы покрыта святым молчанием, но Господь нашей Церкви Православной дал знать, что любовью Своею Она объемлет весь мир, и в Духе Святом видит все народы на земле, и подобно Сыну Своему, всех жалеет и милует.
    О, когда бы мы знали, как любит Пресвятая всех, кто хранит заповеди Христовы, и как жалеет и скорбит о тех, которые не исправляются. Я испытал это на себе. Не лгу, говорю пред лицом Бога, Которого знает душа моя: духом я знаю Пречистую Деву. Я Ее не видал, но Дух Святой дал мне познать Ее и Ее любовь к нам. Если бы не Ее милосердие, то я давно бы погиб; но Она восхотела посетить меня и вразумить, чтобы я не грешил. Она мне сказала: «Нехорошо Мне смотреть на тебя, что ты делаешь». И слова Ее приятные, тихие, кроткие, и действуют на душу.
    Прошло более сорока лет, но душа моя не может забыть этих сладких слов, и не знаю, что воздам я грешный за эту любовь ко мне нечистому, и как буду благодарить благую, милующую Матерь Господню.
    Воистину Она Заступница наша пред Богом, и одно имя Ее радует душу. Но и все небо и вся земля радуются о любви Ее.
    Чудное и непостижимое дело. Она живет на небесах и непрестанно видит славу Божию, но не забывает и нас убогих и Своим милосердием покрывает всю землю и все народы.
    И сию Пречистую Матерь Свою Господь даровал нам. Она наша радость и упование. Она наша Матерь по духу, и близка нам по природе, как человек, и всякая душа христианская влечется к Ней любовью.
  18. Olqa

    Еще об отце Павле Груздеве

    Автор: Olqa,

    Отец Павел Груздев был похоронен 15 января, в день Второго обретения мощей преподобного Серафима Саровского.
     
    В своей книге "Под кровом Всевышнего" Наталия Николаевна Соколова так писала о рассказах отца Павла Груздева:
     
    "..Да послужат они в подкрепление веры, в пример заботы Господа о русском народе. В те тяжелые годы, когда, казалось, угасла вера в Бога, охладела любовь среди людей, Господь берег в отдаленных краях, среди лишений, трудов и испытаний чистую душу раба Своего Павла. И помог Господь (еще задолго до "перестройки") засиять душе этого простого священника ясной путеводной звездочкой для истомившегося в неверии и страданиях русского народа..."
     
    Господь берег отца Павла, а отец Павел берег в своих Тетрадочках безценные записи, учитывая что многие из них он записывал в годы второй волны гонений на верующих, когда в планы пятилеток входили задачи стереть с лица земли последний храм Православной Руси.
     
    На обложке Синодика отца Павла: "Я очень люблю поминать умерших, а может быть, и меня кто помянет".
     
    Поминал батюшка многих и многих людей. Есть в его Синодике (каким правильным, красивым подчерком он написан!) и такие записи:
     
    "...Архимандрита Моисея. Тихоновой Калужской пустыни. Родина его г.Болхов Орловской губ. Род.1814 г. При св. Крещении назван Михаилом. Начало иноческой жизни положил в Оптиной пустыни под руководством отца Леонида ск.11 октября 1841 г. Помер 4-го ноября 1895 года.
    Иеромонаха Ефрема. В схиме Иоанна. Духовник Тихоно-Калужской пустыни. Родился 1807 г. Родители его Димитрий и Агриппина. В 1829 г.пришел в Оптину пустынь. Когда о.Леониду доложили о пришельце, прозорливый старец шутливо сказал так: "Наш брат Иван, Ивашка будет наш, у него грязная рубашка, но мы его так уберем, что и родители не узнают и откажутся от него". Иоанн был взят о.Леонидом к себе в келейники. О.Ефрем был очень мудрый старец, и когда его спрашивали, в какой академии он окончил курс, шутливо отвечал на этот вопрос, - В Монастыре! Да вот горе-то: 40 лет учусь, а все кончить курса не могу. Придется учиться до смерти, чтобы не лешиться венца. Помер 25 июня 1884 г. на 77 году.
    Иеромонаха Геронта. В Тихоновой пуст.ученик о.Леонида Оптинского.
    Иеродиакона Палладия. Оптинский. Жил более 46 лет в Оптиной Пустыни. Был старец строгого нрава, и великий подвижник, очень хорошо знал церковный устав. Если кто, в особенности из старших не соблюдал уставных правил о поклонах в церкви, то он подойдет и скажет: "По уставу теперь положены поклоны, а ты куда же глядишь. Сколько живешь в монастыре и не знаешь, что должен знать новоначальный. Или кто задремлет, должон положить 10 поклонов среди церкви. Монах еще! Да!" И в разговоре часто прибавлял слово "Да": "Да, это не хорошо, не по-монашески. Да, монах должон быть осторожен. Монах есть свет для мирян: а тебе все равно. Да!" Иеродиакон Палладий скончался на 80 году от рождения 5-го ноября 1861 года...
    Помяни, Господи, рабов Твоих
    Монаха Павла. На его могилке в Оптиной пустыни написано: "Здесь погребено тело в мире скончавшегося о Господе монаха Павла, 1836 года, апреля 2 дня, в четверток Светлыя седмицы. Удостоился напутствия всех Таинств св.Церкви и в надежде жизни вечныя, милосердием Божиим дарованной, спокойно отошел ко Господу. Три года жил в обители и служил примером кротости, сносил с терпением долговременную болезнь без ропота, фамилия Трунов. Вечная ему память!"
    Монаха Гавриила. Скончался 1843 г.11 апреля. Был долго болен и уснул спокойно, в семилетнее пребывание свое в Оптиной пустыни никого не оскорбил.
    Послушника Николая. Николаша - Ангел Божий, человек небесный, поступил в Оптину 16 лет, прожил с небольшим год, помер от чахотки.
    Монаха Порфирия, помер 1851 года 15 марта, оставил по себе благую память в обители.
    Иеродиакона Мефодия. Разбитый параличом жил 22 года, даже мог только говорить: "Да, да, Господи, помилуй!"
    Монаха Захарии, помер 1855 г.18 июня 32 лет.
    Иеромонаха Филарета. Отец Захарии.
    Монаха Евфимия. Помер 1858 года 20 января, урожденец г.Ростова. Жил в Оптиной 25 лет.
    Монаха Савватия. ск.1856 г. 24 окт. 64 лет. Был келейник притружденного и больного старца игумена о.Антония, за которым ходил с любовию и усердием.
    Иеросхимонаха Пимена. 22 апр. 1827 г.
    Иеросхимонаха Тихона 12 дек.1858 г.
    Иеросхимонаха Нифонт. 12 марта 1860 г.
     
    Сии все похоронены в Оптиной Пустыни.
     
    ...Схимонахиню Евфросинию. Она часто находилась в болезненном состоянии при смерти, но когда ее исповедуют, приобщат св.Таин Христовых и особоруют св.елеем, она вновь поправляется в здоровье. "Человек сорок из тех, которые в течении моей многолетней жизни меня соборовали, уже преставились за гроб, а вот я по милости Божией еще здесь живу", - говорила она о себе. Жила более ста лет...
     
    Из Тетрадей отца Павла (маленькая частичка из записанного батюшкой)
     
    ...На кладбище города Мологи, за алтарем церкви Всех Святых, с правой стороны находился огромный памятник из черного мрамора, на котором с одной стороны такая надпись: "Под сим камнем погребено тело Московского купца Ивана Григорьевича Путилова. Жития его было 57 лет; скончался в 1809 году. Января 2 дня", а с другой стороны написаны имена его детей, воздвигнувших памятник: "Путиловы дети: Моисей, игумен Оптиной пустыни, Исаия, игумен Саровской пустыни, Антоний, игумен Малоярославецкого Никольского монастыря"...
     
    ...Много я знал монахов и монахинь и ни про одного из них ничего не знал плохого....
     
    ...Отцев своих духовных люби больше, чем родителей плотских, потому что те заботятся о тебе ради Господа...
     
    ...Тятю вся нищета поминает и молится за него.
    13 ноября 1958 года в 2 часа утра в четверг помер Груздев Александр Иванович на 71 году жизни. Похоронен в г.Тутаев на Леонтьевском кладбище.
    Душа его во благих водворится. Если бы мы, его дети, были такими, каким был Тятя! Один я, поди, поминаю: Олька со шпаной да с нищетой не помянёт: Лешка - обалдел, поди, и не перекрестится. Тоня - ой, спаси ее, Господи, на 40 году парня бабахнула. О чудесе! Таня, беды угол, нужда замучила. Сано - фокан: хоть бы дал рубль и сказал: помяни Тятю. Бог с ним.
     
     
    Преподобный Серафим Саровский
     
    Вот он, блаженный пустынник, взыскующий века грядущего благ неземных.
    Вот он, в скорбех, как мы в счастье, ликующий, душу готовый отдать за других.
    Тихо тропинкой лесной пробирается, в кожаной мантии, в лычных лаптях,
    крест на грузи его медный качается, сумка с песком у него на плечах.
    Вьется Саровка извилистой впадиной, сосен столетних красуется строй,
    и, на ходу подпираясь рогатиной, движется старец неспешной стопой.
    Телом согбенный, душою смиренный, в пустыньку он помолиться идет,
    но, и молитву творя сокровенную, он для трудов свой топорик несет.
    Белый на нем балахон, серебристые шапочкой ветхой прикрыв волоса,
    в глубь он души устремляет лучистые, полные ласки душевной глаза.
    Силою он одарен благодатною, пылкой душой прозревает он вдаль,
    видит он язвы людские невнятные, слышит он вопли, и всех ему жаль.
    Он и утешить готов безутешного, слабое детство от смерти спасти,
    и лишь к сиянию света небесного грешную душу мольбой привести.
    Всем изнемогшим в огне испытания "Радость моя, - он твердит, - не скорби,
    бури душевные, грезы, страдания, Господа ради, с улыбкой терпи".
    С плачущим плакать он рад, унывающих нежно ободрить и дух подкрепить,
    всех же, Господень завет забывающих учит он ближних, как братьев, любить.
    Учит искать он богатство нетленное, чтоб не владела душой суета,
    ибо все мира сокровище бренное нашей душе не заменит Христа.
     
     
    Киев
     
    Высоко передо мною старый Киев над Днепром,
    Днепр сверкает под горою переливным серебром,
    Слава, Киев многовечный, Русской славы колыбель,
    Слава, Днепр наш быстротечный, Руси чистая купель.
    Сладко песни раздалися, в нее тих вечерний звон.
    - Вы откуда собралися, богомольцы, на поклон?
    - Я оттуда, где струится тихий Дон, краса полей.
    - Я оттуда, где клубится беспредельный Енисей.
    - Край мой теплый брег Евксина.
    - Край мой брег тех дальних стран, где одна большая льдина оковала океан.
    - Дик и страшен верх Алтая, вечен блеск его снегов, там страна моя родная.
    - Мне отчизна старый Псков.
    - Я от Ладоги холодной.
    - Я от синих волн Невы.
    - Я от Камы полноводной.
    - Я от матушки Москвы.
    Слава, Днепр, седые волны, слава, Киев чудный град,
    мрак пещер твоих безмолвных краше царственных палат.
     
    ...5-18 июля 1961 г.Вторник. На сегодняшний день все мое достояние составляет 5 рублей и никаких запасов.
    Но хоть мошна пуста, да совесть чиста.
    Никому не завидую. Легче помирать.
     
    ...1964 год. Год изобилия плодов земных и самой благорастворенной погоды. Грибов было множество всяких, ягод многое множество, в особенности малины, огурцов и помидоров великое множество, а картошки такого урожая не было от начала мира, а крупная какая да вкусная. Слава тебе, Господи! Труд людей не пропал даром.
     
    ...1965 год. Картошка гнилая, лук сопрел, помидоры сгнили и рыжиков нет, а белые белки сожрали, а огурцы и не цвели.
     
    "...Сегодня целый день был занят тасканием дров с кладбища, вырубал сухие кусты и сучки и т.д. Вычистил прорубь, наносил воды. Устал ой как. Пришел и забрался на печь, тепло - так и задремал. В это время тетка Еня загрела самовар, опустила лучину, а трубу-то не наставила. Столько начадила, даже во рту горькое. Лежу да и думаю: "Господи, а огонь-то неугасаемый, а ад-то кромешный, а черьвё-то неусыпаемый. Да прости Ты меня, Господи, - и бегом с печи правило читать, а то завтра заказная обедня. 14/ХП 1966 игумен Павел..."
     
    ... 27 марта ст ст.1974 года. Вторник. На улице как середозим, навалило снегу и морозит. Бедные, бедные грачи сидят, съежившись, даже и не орут. Сварил два ведра картошки, моментально склевали, чем-то надо еще кормить. Аух.
     
    ...17-30 октября 1975 год.Четверг. В ночь навалило снегу до бела и во весь день не расстаял. К вечеру мороз, стирал белье, настирал две плетушки..."
     
    ...9 мая 1977 г.У грачей появились дети, орут на все село, но тепло не ахти...
     
    ...Если верующие в церковь не пришли, служить надо для Ангелов...
  19. Olqa
    Не так давно на одном из московских монастырских Подворий стала свидетелем очень похожей ситуации, описанной в рассказе Нины Павловой "Две кражи в один праздничный день". Не буду вдаваться в подробности...Когда-то священник в Оптине сказал такие слова - современные скорби. Наверное, и это тоже современная скорбь, которая не случайна, попущена Господом для чего-то, что еще не понятно...Вчера прочитала упомянутый рассказ и успокоилась что ли. Все - управится...Надо только потерпеть....
     
    Из рассказа Нины Павловой "Две кражи в праздничный день" (полностью рассказы есть на "Азбуке" http://azbyka.ru/fiction/rasskazy-nina-pavlova/
     
    "...К сожалению, в этой истории всё легко узнаваемо. А потому, избегая соблазна хвалить или хулить кого-то, передам рассказ послушника в обобщённом виде. В некотором царстве, в некотором государстве в одном старинном монастыре отправили в отпуск отца эконома. А тот на время своего отсутствия поставил управлять монастырским хозяйством своего заместителя, молодого послушника, получившего блестящее экономическое образование в Англии. Сам отец эконом был из практиков – всё знал, всё умел, а получить образование не случилось. Правда, всю жизнь он тянулся к знаниям и буквально благоговел перед своим учёным помощником. Просматривает тот, бывало, по интернету биржевые новости, изрекая нечто мудрёное о падении индекса Доу-Джонса, а отец эконом интересуется:
    – А своими словами это как?
    – А своими словами, батюшка, нам за электричество уже нечем платить, а вы разбазариваете всё на прихлебателей. Знаете, сколько стоит прокормить одного нахлебника? Вот, пожалуйста, у меня всё подсчитано. А сколько таких нахлебников в монастыре?
    Нахлебников, действительно, было много. Бомжи и нищие облепили паперти храмов, а ведь в обед потянутся в трапезную, чтобы получить свою тарелку супа. А ещё помогали немощным старицам, работавшим прежде в монастыре. От юности они безвозмездно служили святой обители – пекли просфоры, мыли полы, готовили в трапезной, а потом состарились и стали болеть. И отец эконом старался помочь им дровами, выписывал к празднику продукты со склада, а в трапезной сажал на самое почётное место.
    Были, наконец, в обители и такие хитрованы-паломники, что умудрялись подолгу жить в монастыре, отлынивая при этом от работы. А порядок в монастыре простой – три дня ты гость, а потом иди работать на послушании. А они поработают день-другой и идут жаловаться монастырскому врачу – здесь болит, там колет. А потом начиналось общее расслабление организма с широко известным диагнозом: лень перешла в грипп. Что поделаешь? В любом обществе есть немощные, хворые люди, но и их питает Господь.
    Монастырь всегда кормил болящих и нищих, и обитель не зря называли святой, ибо в годину бедствий монахи сами голодали, но делились последним куском хлеба с обездоленными. А теперь эти древние заветы святости вступили в неодолимое противоречие с рыночной экономикой. Как теперь прокормить нахлебников, если цены на продукты запредельные, налоги грабительские, а за электричество действительно задолжали?
    Собственно, отец эконом потому и согласился поехать в отпуск, что вдруг остро почувствовал – его время прошло. И неучи, привыкшие хозяйствовать по старинке, должны уступить своё место таким блестяще образованным молодым людям, каким был его помощник. Пусть покажет себя в работе, а ему, старику, пора на покой.
    И учёный эконом себя показал. В первый же день он ввёл одноразовые пропуска в трапезную для штатных монастырских рабочих и для паломников, действительно трудившихся на послушании. Раздавать пропуска поручили древнему монаху Евтихию, уже настолько отошедшему от жизни, что он лишь молча молился по чёткам, и взять у него пропуск мог любой желающий. Словом, первыми обзавелись пропусками именно хитрованы. А рабочие монастыря то ли не знали о пропусках, то ли знали, но ведь некогда бегать по монастырю в поисках отца Евтихия – работа встанет! А в обеденный перерыв обнаружилось – в трапезную без пропусков никого не пускают. И у дверей трапезной собралась большая возмущённая толпа.
    Помощник эконома вкратце объяснил толпе тот новый распорядок, когда бесплатное питание отныне полагается лишь тем, кто сегодня работает в монастыре, а посторонним в трапезную вход воспрещён. И тут все, не сговариваясь, посмотрели на бабу Надю, в тайном постриге монахиню Надежду. Сорок лет она проработала в трапезной монастыря, кормила и утешала людей, а теперь тихо угасала от рака в онкологическом центре. Собственно, баба Надя выпросилась в отпуск из больницы не ради бесплатных монастырских щей – ей хотелось перед смертью проститься с родной обителью и подышать таким родным для неё воздухом. Главный инженер монастыря тут же предложил бабе Наде свой пропуск в трапезную, но она лишь молча поклонилась ему и молча же ушла. И было так тягостно смотреть ей вслед, что не один человек тогда подумал: вот проработаешь всю жизнь в монастыре, а потом тебя вышвырнут вон, как старую ветошь, и даже обозначат словами – ты отныне здесь посторонний, а посторонним вход воспрещён.
    Позже, конечно, сочинили небылицы, будто в монастыре был бунт и усмирять его вызвали спецназ. Разумеется, ничего подобного не было. Народ в монастыре в основном смиренный. Первыми смирились и ушли нищие, понимая, что монастырь не обязан их кормить. Бомжи, будучи людьми абсолютно бесправными, тоже ни на что не претендовали. Их и раньше из-за неопрятности не пускали в трапезную, но через специальное окошко в притворе выдавали по миске супа и хлеб. На этот раз заветное окно не открылось и бомжи, потоптавшись, ушли. Даже рабочие монастыря особо не роптали, но вместо того, чтобы отправиться за пропусками к отцу Евтихию, они пошли в ближайший гастроном, купили там кое-что покрепче лимонада и, как говорится, загуляли.
    Словом, помощник эконома бился как рыба об лёд, пытаясь залатать дыры в монастырском бюджете: резко сократил расходы на питание за счёт введения пропусков, отказал в материальной помощи детдому и прочим просителям, а также ввёл систему платных услуг. Например, если раньше монастырские трактора бесплатно распахивали огороды многодетным семьям, инвалидам и своим рабочим, то теперь эти услуги стали платными.
    Нововведений было много, но тем неожиданней стал итог. Вскоре стало нечем платить даже зарплату рабочим, ибо перестали поступать пожертвования от прихожан. И здесь надо пояснить, что монастырь, говоря по-старинному, был кружечный. То есть во время службы идут по храму монахи с подносами, а люди жертвуют на монастырь от своих щедрот. Раньше на подносах высились горы купюр в нашей и иностранной валюте. А тут ходят сборщики по храму неделю, другую, а на подносах лишь медные копейки.
    – Отцы, – спрашивают их, – вы хоть на чай собрали?
    – На чай собрали, но только без сахара.
    Главное, куда-то исчезли спонсоры. На Луну они, что ли, все улетели? А энергетики, потребовав заплатить долги, вдруг отключили монастырь от электричества. В ту же ночь в монастырь забрались грабители, правда их успели вспугнуть. А наутро оттаяли холодильники и нестерпимо завоняло протухшей рыбой.
    Нестроений было столько, что забеспокоились даже животные. Лошади тревожно ржали и лягались. А кроткий монастырский бык Меркурий вдруг поддел на рога отца келаря, и тот лишь чудом спасся, успев залезть на крышу коровника. Залезть-то залез, а слезть не может – бык роет рогами землю и бросается на людей, не подпуская никого к коровнику. Сутки бедный келарь сидел на крыше, умоляя вызвать МЧС. Но в монастыре поступили проще – вызвали из отпуска отца эконома. Первым делом тот пристыдил быка:
    – Меркуша, Меркуша, как тебе не стыдно? В святой обители живёшь, а так себя ведёшь?
    И Меркуша, устыдившись, ушёл в свой загон. Потом отец эконом велел келарю накрыть в трапезной столы по архиерейскому чину, как это делалось при встрече высоких гостей.
    – Что, митрополит с губернатором к нам приезжают? – оживился отец келарь, очень любивший парадные приёмы и умевший блеснуть на них.
    – Бери выше, отче!
    И келарь почему-то вообразил: к ним едет президент, тем более что переговоры о визите президента, действительно, велись. Надо ли объяснять, какой пир был уготован для столь высокого гостя? Золотистая севрюжья уха, расстегаи с сёмгой, жюльен из белых грибов и рыжиков, блины с красной икрой – всего не перечислишь. Келарь очень старался. И он буквально потерял дар речи, когда отец эконом привёл в трапезную толпу нищих и каких-то страшных калек.
    – Батюшка, да что вы творите? – закричал в негодовании помощник эконома.
    – А творю я то, что творили наши отцы, – спокойно ответил отец эконом. – Читал ли ты, брат, Житие святого мученика архидиакона Лаврентия?
    – А-а, того, что сожгли на костре? При чём здесь Лаврентий?
    – А при том, что перед казнью царь потребовал у святого Лаврентия открыть, где спрятаны сокровища Церкви. И тогда архидиакон привёл к царю множество нищих, сирых, больных и увечных. «Вот, – сказал он царю, – главное сокровище нашей Церкви. И кто вкладывает своё имение в эти сосуды, тот получает вечные сокровища на Небе и милость Божью на земле».
    После этого пира для нищих что-то изменилось в монастыре. Даже погода будто повеселела. А вскоре в монастырь приехали благотворители и не только с избытком заплатили долги, но и пожертвовали деньги на строительство богадельни.
    Конечно, бывают в монастыре и сегодня периоды острой нужды. Отец эконом в таких случаях скорбит и всё же старается помочь обездоленным, памятуя мудрый совет царя Соломона: «Пускайте по водам хлебы ваши, и они возвратятся к вам».
    А вот этого пускания хлебов по водам учёный помощник эконома не выдержал и перешёл на работу в банк..."
  20. Olqa

    Прошу прощения

    Автор: Olqa,

    Возможно, завтра у меня не будет доступа в Интернет. Поэтому сегодня
     
    ХОЧУ У ВСЕХ ПОПРОСИТЬ ПРОЩЕНИЯ - У ТЕХ, КОГО ОБИДЕЛА СЛОВОМ И ДЕЛОМ, У ТЕХ, КОМУ НЕПРИЯТНЫ МОИ СООБЩЕНИЯ, У ТЕХ, КОГО ОГОРЧИЛА, У ТЕХ, КОГО ПОПРОСИЛА О НЕВЫПОЛНИМОМ. ПРОСТИТЕ МЕНЯ ! НЕ ДЕРЖИТЕ ЗЛА.
  21. Olqa

    Подарок

    Автор: Olqa,

    Вот как бывает в жизни. Никогда я не видела схиигумению Варвару - настоятельницу Пюхтицкого женского монастыря, даже не знала про нее ничего. Матушки нет больше в этой жизни, мне почему-то так горько было узнать о ее кончине, не надо бы такое писать, но слез я много пролила о ней. Не могу объяснить. Незадолго до поста попадается в руки книга "Последняя заутреня", автор Запарина Лидия Сергеевна (1903-1996). На обложке слова: непридуманные рассказы, письма из Пюхтицы, двенадцать дней в Пюхтице.... Ни минуты не раздумывая, покупаю книгу, думаю - посмотрю на нее, а потом подарю, знаю кому, есть хороший человечек, которому дорога Пюхтица. Матушка Варвара! Какой же подарок получила я, благодаря Вам! Возможно, я последний человек, который не знал ничего о Лидие Сергеевне Запариной, не знаю. Хочу поделиться со всеми.
     
     

    Последняя заутреня
    Великая Суббота. 1976 год. 24 апреля по новому стилю... В десять часов вечера я пришла к своему духовному отцу, чтобы, как обычно (с тех пор как он заболел), провести вместе Пасхальную ночь. Дочка его с пропуском в кармане поехала на службу в Елохово, а сам отец Александр крепко спал.
    В большой комнате на застеленном праздничной скатертью столе стояли кулич, блюдо с крашеными яйцами и цветы у портрета покойной матушки.
    Мне стало грустно, одиноко, и, погасив свет, я прилегла на диван. С улицы доносился шум проезжавших машин, но постепенно становилось все тише, и я уснула.
    Разбудил меня бодрый голос отца Александра:
    – Почиваете? А я хоть и плохой священник, но хочу сейчас отслужить заутреню, уже двенадцать. А вы как, встанете?
    Я вмиг соскочила с дивана. Отец Александр стоял в рясе и епитрахили. Мы пошли в его комнату. Я помогла ему завязать поручи, расстелила на письменном столе чистое полотенце, отец Александр положил крест, Евангелие, вынул книжечку с «Последованием заутрени», и служба началась...
    Сначала мы «служили» стоя, но, быстро устав, сели рядом за столом и, забыв все на свете, читали и пели пасхальную службу.
    Отец Александр делал возгласы, а я была и солисткой хора, и чтецом, и народом. Иногда у меня перехватывало горло и я замолкала, тогда он ободряюще начинал подпевать сам. Когда полагалось делать возглас, голос его звучал тихо, но проникновенно, наполненный внутренней силой:
    – Яко Тя хвалят вся силы небесныя, Отца, и Сына, и Святаго Духа, и Тебе славу возсылают, ныне и присно и во веки веков.
    По временам он замолкал, и мы тихонько плакали. Не знаю, отчего плакал он, а я плакала от радости, что есть в мире Христос и что я в Него верю.
    Пропели все стихиры. Прочесть слово Иоанна Златоуста целиком отец Александр не смог.
    – Дочитайте с дочкой, когда она вернется, – сказал он, – а сейчас еще помолимся.
    И он начал читать ектению. Читал не по служебнику, а свою, импровизированную. Читал, откинувшись всем усталым телом на спинку кресла и глядя полными слез глазами на ярко освещенные лампадой образа.
    Вначале он молился о мире, о стране, о Церкви, о Патриархе, о духовенстве и о тех, кто хочет стать на священнический и иноческий путь. Затем умолк и снова начал:
    – Спаси и помилуй всех, к Тебе, Господи, взывающих и Тебя ищущих, – тут он стал читать длинный список имен своих родных, духовных чад, знакомых. Потом повернулся ко мне и сказал: – Будем сейчас вспоминать и своих, и чужих, в особых условиях находящихся. Если кого забуду, подскажите. Вот Ларе скоро родить... – Он помолчал и опять поднял глаза к образам: – Спаси, Господи, и помоги всем женщинам, готовящимся стать матерями, и тем, которые рождают в эту ночь, и чадам их, появившимся на свет.
    И, верно, вспомнив Саню и Сашу, Танечку и Мишу, продолжал:
    – Благослови и пошли мир, спокойствие и тишину всем, в брак вступить собирающимся...
    А мужей, оставленных женами, и жен, оставленных мужьями, утешь и вразуми.
    Спаси и наставь деток, без родителей оставшихся.
    Сохрани стариков в их старости. Не дай им пасть духом от болезней, печалей и одиночества.
    Спаси и сохрани сражающихся в бою, тонущих в морской пучине, подвергающихся насилию и нападению злых людей.
    Огради одиноких путников, идущих по дорогам и заблудившихся в лесной чаще.
    Спаси бездомных и дай им верный приют, накорми голодных, огради от всякой неправды и злого навета заключенных в тюрьмах и лагерях и пошли им утешение и свободу.
    Помилуй прокаженных, больных всеми болезнями, какие есть на свете, калек, слепых, слабоумных.
    Помилуй, дай светлую пасхальную радость живущим в инвалидных домах, всем одиноким и обездоленным людям.
    Прими души всех умирающих в эту ночь, дай жизнь и облегчение лежащим на операционных столах, вразуми врачей...
    Тихо шелестела старенькая шелковая ряса при каждом движении отца Александра.
    Он закрыл руками лицо и замолчал. Потом спросил:
    – Кажется, всех помянули?
    Я вспомнила своего соседа Юрочку, его жуткого брата и сказала:
    – Пьяниц забыли.
    – Всех, кто в Твою Святую ночь бражничает, бесчинствует, умири, вразуми и помилуй, – устало прошептал отец Александр.
    Светила лампада перед Нерукотворным Спасом, смотрели на нас с темного неба редкие звезды, а мы сидели, старые, немощные, и молились Воскресшему Господу, победившему и старость, и болезни, и самую смерть.
     
     
    * * *
     

    Автор этого рассказа Лидия Сергеевна Запарина – один из лучших самиздатовских духовных писателей. Она прожила долгую жизнь, близко знала многих прославленных и не прославленных святых нашего времени, была духовной дочерью замечательных священнослужителей, в том числе митрополита Вениамина (Федченкова). В последние годы она любила бывать на службах в Митрофаниевском храме. Здесь в 1996 году Лидию Сергеевну отпевали окормлявшие ее священники – о. Димитрий Смирнов, о. Геннадий Нефедов и о. Михаил Осколков.
     

     
    Отец Александр во дворе Пименовского храма, где он служил. 1948 г. Чудный батюшка, о котором написан рассказ, – священник Александр Ветелев, духовный отец Лидии Сергеевны с 1947 года. Его знали и почитали прихожане Пименовского храма на Новослободской, Знаменского на Рижской, студенты Духовной академии, где он читал лекции. Он жил неподалеку от метро «Динамо», очень любил гулять и молиться в Петровском парке, в аллеях Тимирязевского парка – и как же отрадно знать, что наши родные места освящены его молитвой! Он долго болел, много мыкался по больницам, а умер в 1976 году в 50-й – где трудятся наши сестры милосердия.
     
    Отец Александр был настолько скромен, так категорически запрещал своим близким и духовным чадам рассказывать о себе, что и теперь, через тридцать три года после его кончины, воспоминания о нем не напечатаны. Но недавно Ольга Александровна Ветелева передала в Сестрическое издательство неизданные рассказы Лидии Сергеевны Запариной, где во вступительном очерке написала о ней и о своем отце. Для нас это пасхальный подарок. Спасибо вам, Ольга Александровна.
     

    Сестричество преподобномученицы великой княгини Елизаветы Федоровны Вэб-центр "Омега" Москва — 2010
  22. Olqa

    В последний раз...

    Автор: Olqa,

    Настина смерть была неожиданной. Диагноз, конечно, серьезный. Но врачи не пугали, настраивали на благополучный исход. Тем более, что теперь они не должны скрывать диагноз и положение дел. 17 марта она легла на 4 курс (сейчас это немного по-другому называется). Три раза ее возвращали домой по разным причинам. Перед самым отъездом она сказала знакомой, с которой вместе они снимают квартиру: "Я же хорошо выгляжу, правда?" "Да, Настенька, ты сейчас выглядишь даже лучше, чем до болезни. Ну ее, эту больницу. Оставайся дома!" "Нет, я поеду, надеюсь, может последний раз. Закрепим результат, может больше не надо будет лечиться". Провели лечение, она хорошо себя чувствовала сначала. Потом неожиданно поднялась температура до 40. В субботу, второго апреля. Мама работала, сменщица не согласилась меняться. Я видела маму в воскресение, 3-его. Она была очень встревожена. И вот 6-го рано утром вижу в мобильном от нее звонок. Немного резануло, что утром она звонила. Но ничего плохого не подумала. А Насти уже не было... Последние три дня были очень тяжелыми. Она говорила уже с трудом, но все равно: "У меня все хорошо!" После обеда 6-го узнала, что Настю будут кремировать. Я смалодушничала, не смогла сказать маме, что не надо бы так поступать. Но боялась, что ей будет еще больнее, хотя с трудом могла даже думать об этом. Своим дочкам не смогла сказать. Прощаться пригласили в морг больницы. Не смогла сказать и батюшке, который был у Насти, исповедовал ее и причащал, где-то за месяц до смерти. Хотели его еще раз приглашать...Вечерняя служба Благовещенская, радость должна быть. 7-го не созванивались, помощь физическая не требовалась, много помощниц было. 8-го поехали утром прощаться. Приехали. Почерневшая мама, много много молодежи, у всех боль, страх, вопрос. Мама мне говорит:"Поедите с нами на кладбище?" "На кладбище? На какое?" Называет кладбище, где лежит много моих. Но там нет крематория. Ничего не понимаю. Наташа объясняет, что в первый день с них только за место на кладбище запросили более 200 тысяч рублей, потом "скинули" до 100 тысяч. Но это только за место. А еще столько всего нужно. Вот они и согласились на кремацию, ведь до этого было долгое лечение. А утром 7-го случайно??? вспомнили давнишнего знакомого, который, не впадая в долгие расспросы, все устроил за совсем небольшие деньги. Нашлось для Насти место. И как все рассказывали, все хлопоты шли как по маслу, все получалось, все складывалось. Это я к тому, как важна молитвенная помощь людей в таких тяжелых случаях. Она очень и очень чувствовалась и чувствуется сейчас. Благодарю Господа за Его милосердие и помощь! И всех вас, кто помогал. Настя и в правду выглядела очень хорошо. Красивое, спокойное личико. Никаких следов, которые напоминают о диагнозе.Так уж нарядили ее в последний раз!! Весь день шел дождь, плакало небо вместе с нами. Как небольшое утешение мамины слова, что она знает, Насте будет хорошо. Еще мама сказала, что чувствует, как Настя целует и целует ее в щеки. А я чувствовала, что Насте немного страшно остаться одной. "Настенька, ты не бойся ничего, все будет хорошо, тебе помогут, обязательно помогут. Не бойся ничего, деточка!" Показалось, что Настя мне поверила. Еще мама утешила тем, что они вместе успели прочитать много книг духовных. И Настя очень быстро впитала в себя все самое важное, помудрела, как сказала мама. "Господь подарил мне последних пять месяцев, чтобы проститься с ней. Не забрал сразу. Я это поняла теперь".
     
    Ну вот, дорогие мои, мой рассказ. Хочется всем сказать - помогайте, молитесь, не оставляйте тех, кто в этом особенно нуждается. Я и сама совсем недавно поняла, как это важно молиться друг за друга. Это связь и помощь, невидимая, незримая, но очень очень действенная. Я это видела своими собственными глазами.
  23. Olqa
    Оптина Пустынь - мужской монастырь. Но в нем послушаются и сестры - монахини, трудницы. Особое место среди них - старенькие уже монахини. Как же хочется попросить кого-нибудь, особенно авторов фильмов о монастыре, насельников, - Вы поговорите с любой из них - это же безценнейший клад воспоминаний. Время идет...Они уходят...
     
    Каждый раз на Богослужении кажется, что филони на батюшках только что пошитые - такие они "новые", аккуратные. И как же удивилась, узнав, что все облачения всего священства приводятся в порядок одной старенькой матушкой, монахиней. И пошиты они не только что...И ведь помочь-то ей не всякому можно - облачение священства! Не все руки могут прикоснуться...И столько рассказов о своей жизни, о постриге в Оптиной...
     
    Другая , тоже старенькая-старенькая - торопиться на послушание." Матушка, а какое оно у Вас? " "Как же? Зашить, подшить, заштопать, столько дел, не успеваю..." И опять рассказы, рассказы...
     
    Отрывок из книги Людмилы Ивановой (Пресновой) "ВСЕХ СКОРБЯЩИХ РАДОСТИ. Болховские дневники". Матушка Агапия, ради чьего Дневника захотелось поделиться с форумчанами этими записями, проживает в Оптиной Пустыни. Разрешение разместить его на сайте Обители от нее получила. Автор книги Людмила Николаевна Иванова (Преснова) - атор многих книг, в том числе книги "Россиянки", в которой она делиться, в числе прочего, своими воспоминаниями о паломничестве в Оптину Пустынь в самом начале ее возрождения. Упоминаемая в отрывке матушка Евстолия - тоже из числа первых паломниц в Оптину. Пришла когда-то почти пешком из...Караганды, будучи в числе чад старца Севастиана Карагандинского. Потрудившись во Славу Божию в Святой Оптиной Пустыни была переведена в Шамординскую Обитель, где и почила. Не знаю, из женского ли любопытства, или все же из-за возможности поклониться могилке без всякого сомнения Божьему чаду, но походила я среди монашеских могилок Шамординского погоста. Одна могилка, на Кресте которой было указано имя Евстолия, нашлась. Они все там одинаковые - маленькие холмики и кресты, покрашенные белой краской. На Крестах - таблички с именами. Но на других - имена прокрашены черной краской, а на Кресте матушки Евстолии - вся табличка - белая, имя почти не проглядывается. Память человеков...Но - у Бога все живы...
     
    "…Но вернемся к событиям 25 апреля 2004 г.
     
    - Идите ко мне домой, - говорит матушка Агапия, - и начинайте обедать без меня, я скоро освобожусь и приду. Хозяйничайте там сами.
    Домик матушки (вернее, лишь половинка его, другая – монастырских братьев) по единственной здесь улице (улица Лермонтова, 1) деревянненький…Монастырская улица постепенно обживается, все более и более обретая свой облик, но зелени здесь еще совсем мало, и вид у нее пока лишь больше напоминает то, что называют «хозяйственным».
    У матушки Агапии и дворик есть небольшой, и грядочки с овощами, и летняя дачка для приезжих ее знакомых паломников – а в домике все устроено для них же: поделен домик на несколько келий, в каждой из которых стоят лишь кровати железные и раскладушки. По стенам везде развешаны образа.
    В передней же комнате поместительной, и тоже сплошь в иконах по стенам, стоит длинный обеденный стол, судя по обилию на нем тарелок, мисочек, чайных чашек, никогда, вероятно, не пустующий и не отдыхающий от православного народа…Непонятно как – но как-то так случилось, что после обеда и длинных разговоров все спутники мои куда-то удалились, вероятно в Введенский собор, где исповедовал паломников схиигумен Илий – и мы с матушкой Агапией остались один на один.
    Это было большим для нас обоих счастьем.
    По прошествии добрых двух часов мы с ней все равно так и не наговорились. Но ощущение было такое, словно я опять в гостях у матушки Евстолии, в ее гостиничной келии мы ведем с ней длинную-предлинную беседу. От матушки Агапии глаз не отвести: она разоблачилась, сняв с головы клобук и накрыв голову легкой шапочкой. Глаза ее широко раскрыты и светятся умной радостью: как же, легко разве, пусть и бывшему доктору наук, в монастыре, среди молчальников, а тут такая редкая (в общении) гостья! И ведь она, гостья-то, тоже чадо ее матушки Евстолии, то есть сестра по вере и духу – от одной матери. И рассказывает мне матушка Агапия о военном времени в своей биографии – по сути о том, о чем пообещала поведать мне матушка Евстолия – да так и не успела…
    Вначале осторожно, затем быстрее, еще далее уже путано немного – со слезами на глазах… И вдруг срывается матушка Агапия с места: сейчас! Скрывается за дверью, и через минуту выносит мне несколько листиков бумаги с напечатанными на них текстом: «Вот, на досуге почитай, я записала, чтобы не забывать…»
    Но забыть об этом немысленно, невозможно…И я решила во чтобы то ни стало опубликовать эти записки….
    С матушкой Агапией, оставшись вдвоем, мы так и не наговорились: за мной приехали. Зато чуть позднее я повидалась со знакомым оптинским иноком Валерьяном и с игуменом отцом Илием, подойдя к батюшке под благословение.
    А приехав в Болхов, тут же прикрепила к стене в святом углу старого дома отца Василия (Ермакова) исполненный на светлом картоне вид современной Оптиной Пустыни. Прекрасный вид: от Святых врат вглубь монастыря проложена красивая дорожка, по которой можно пройти в любой из трех монастырских храмов: отреставрированную Казанскую церковь, Введенский собор – и выстроенную заново кладбищенскую Владимирскую церковь.
    Благообразный, торжественный ансамбль создали эти великолепные храмы. За ними (или мне это лишь одной видится?) проглдядывает и беленый домик дорогой моей матушки Евстолии с высоким мезонином – а меж самих храмов под новоустроенными гробницами еще совсем недавно покоились великие оптинские святые отцы, духоносные и богоносные старцы оптинские, к чьим святым мощам по-прежнему притекает вся Великая и Малая Россия.
    - Вот, возьми с собой в Болхов, передай от меня отцу Василию, - говорит матушка Агапия.
    - Отец Василий, когда освободился из плена, пошел не домой, а в Оптину Пустынь. А там: музыка, мат, на могилках старцев пьют и едят. Он упал на могилки: «Оптинские старцы, сделайте так, чтобы Оптина Пустынь возродилась!»
    - И вот она теперь какая! – восклицает монахиня, показывая и передавая мне эту большую картонную открытку с прекрасным видом сегодняшней святой обители.
    Она, эта открытка и сегодня живет в святом углу старого батюшкиного дома на Архангельской улице…
     
    Военное детство (записки монахини Агапии)
     
    Господи, благослови!
    Теперь многие еще в миру говорят, что при Сталине хорошо жили – колбасу, мол, ели. А я говорю им: зато из-за вашего любимого Сталина мы с сестрой во время войны оказались в условиях концлагеря…
    Сегодня в 5.45, когда в монастыре мирно шла полунощница, Америка объявила войну Ираку и обрушилась на него сверху. Громят не только военные объекты, но и дома мирных жителей. Господи, Владыко наш! Я сразу на секунду представила: а если б в мой дом сейчас ударила бомба – чтобы я в этой ситуации делала? УЖАС!.. – там ведь дети!!! Господи, помоги!!! И сразу в памяти всплыл 1947 год: совсем недавно окончилась Отечественная война, еще живы в памяти все ужасы эвакуации, концлагерей, изгнания, плена…Будучи еще совсем девочкой, еду в трамвае, вспоминаю и вновь переживаю то, что довелось претерпеть. Возникает предо мной седенький старичок и говорит, будто отвечая на мои мысли: «А впереди-то война еще куда более жестокая…»
    - Дедуль, да хуже не бывает.
    - Хуже будет, когда весь мир будет участвовать в этой войне, - и исчез, как не бывало. И забылся до времени…
    А ведь это только считается, что концлагеря во время войны были лишь в Германии, у немцев. На самом деле они были и в России. Моя мать Анна и мой отец Николай работали в Филях, на 22-м самолетостроительном заводе им.Хруничева. Примерно за месяц до объявления войны Германией на этом заводе побывала делегация из Германии. Сопровождал их, водя по заводу, Молотов – они осматривали завод, причем, их встречали как дорогих гостей: рабочим выдали праздничную форму – голубые рубашки и синие брюки (женщинам, соответственно, голубые блузки и синие юбки и такие же береты). Трудно даже вообразить? А Сталин до самого конца был уверен, что Германия не нарушит договора о мире, хотя разведчик Зорге из Японии сообщал, что Гитлер готовит войну. Сталин не скрывал того факта, что самолеты на аэродромах лежат в разобранном виде, на капремонте. И когда месяц спустя Германия неожиданно и вероломно объявила России войну, этот завод начали бомбить в первую очередь, как важный стратегический объект. Прямо как сейчас вижу, нам кричат: «Разоружайтесь!», а сами вооружаются. Прямо как в Евангелии: когда станут говорить «мир и безопасность», начнется самое страшное. Рабочие побежали из цехов в панике. Те же, кто побежал прямо в бомбоубежище, там и погибли, потому что врагу было известно место бомбоубежища. Когда среди бомбежки появились жертвы, тогда лишь и начало доходить до всех, что война началась на самом деле. Мама рассказывала, что она только и молилась: «Господи, помилуй! Господи, спаси!» - и спаслась только потому, что бросилась в ближайший овраг. Доложили Сталину о положении – и наша участь была решена: он приказал в срочном порядке, в течение недели, эвакуировать этот самолетостроительный завод в Казань.
    Между прочим, только молитвы блаженной Матроны не позволили немцам войти в незащищенную Москву: к ней ездил профессор Вавилов по просьбе Сталина – спросить, покидать ли ему столицу. Она сказала ему остаться, потому что враг не войдет в столицу, и что «красный петух победит» (см.»Житие блж.Матроны»). И она молилась об этом: и враг, действительно, не захватил Москву, хотя она была совершенно обезоружена и открыта для входа врага. И когда через несколько месяцев враг отошел, отправленные в эвакуацию за Урал в теплушках заводы – как, например, станкостроительный «Красный Пролетарий» - просто развернулись и вернулись в столицу, даже не разгружаясь.
    Завод им.Хруничева был крупный, и работающих на нем было много, о чем свидетельствовало и число детей в заводском саду: 800. Детей было приказано эвакуировать первыми, потому что никто не соглашался просто так покидать свои московские квартиры – и многие родители согласились на эвакуацию детей. Они просто были поставлены перед фактом.
    …Мне в ту пору было всего 3 года, поэтому память моя сохранила только самые неизгладимые, яркие впечатления. Зине же, моей сестре, было 6. Сейчас мне уже 65, а я до сих пор живо помню такую картину: перед запертыми воротами детсада и яслей, которые были недалеко от завода, стоит нескончаемая колонна автобусов, в которые, выводя, сажают детей – а плачущие матери, из-за бомбежки бросив работу, прибежали сюда и протягивают сквозь решетки ограды руки, плачут, страшась в неведении, когда еще предстоит увидеть своих любимых чад. Наша мать рассказывала потом, что одна мысль тогда сверлила: «Как же дети? Ведь вокруг бомбежка». И не только моим родителям эта мысль не давала покоя, не покидала сердца, но и у родителей всех восьми сотен детей была тревога. У кого-то ведь был единственный ребенок в семье!.. Им же было сказано четко: «Ваши дети отправляются в эвакуацию в Казань». И когда всех нас, ничего не понимающих, усадили в автобусы, раздался такой ужасающий совокупный вой и стон матерей, стоящих за заводской оградой, что он все последующие 62 года отчетливо стоит в моих ушах. Матери, выкрикивая детские имена, плакали за железной решеткой, - я же не понимала тогда, почему мама плачет: нас ведь сажали в автобусы и увозили от бомбежки! Мама спустя много лет рассказывала, что никогда больше за всю жизнь ей не было страшно за нас, как в тот день. Однако самое страшное началось дальше – как и чувствовало чуткое материнское сердце. Хотя лично ко мне ясное понимание происходившего тогда пришло намного позже, спустя много-много лет, когда я оказалась в Оптиной Пустыни – оно пришло с верой и отчетливым пониманием того, что все мы находимся в руках Божиих. А тогда…
  24. Olqa
    Нас с автобуса пересадили на пароход, плывущий по Волге, который должен был доставить нас в Казань. Определенного же никто ничего не знал, что порой куда хуже; официальная версия была такова, что в Казани под открытым небом Сталин планировал воссоздать самолетостроительный завод, и нас там должны были соединить с нашими родителями, которые вслед за нами будут эвакуированы в теплушках вместе со станками и всем заводским оборудованием.
     
    Воспитатели, которые нас, детей, сопровождали, как-то сразу смекнули, что ничем хорошим это плавание закончиться не может, и, взяв своих детей, еще на пристани отделились от нас. (Теперь-то я их понимаю – своих детей имею, но тогда…) Со всей нашей огромной оравой на пароходе осталась одна единственная воспитательница: как сейчас помню, хотя столько лет прошло – Нина Васильевна. Представьте только – пароход отправлен с детьми, и родители – естественно, нисколько не сомневаясь, вслед за ними отправляются в Казань. Им же четко и ясно сказано: дети плывут в Казань – будьте любезны следовать за ними. Моя мама забрала с собой лежащую в больнице с дизентерией нашу младшую сестренку, восьмимесячную Надьку – и пока они несколько месяцев ехали до Казани, останавливаясь в каких-то тупиках, где не было даже воды и где измученные люди пили прямо из луж! – с ней ничего не случилось: она не умерла ни от дизентерии, ни от этой воды. И, конечно, они еле доехали. А доехав, детей своих в Казани не обнаружили.
     
    Но надежда умирает последней. Отец мой Николай и мать Анна день и ночь (так работали все, кто был в тылу) работали на этом военном заводе в Казани, веря в то, что мы встретимся. Забегая вперед скажу, что мы действительно встретились, но поскольку немцы быстро приближались, нас, детей, отвезли за линию фронта, в маленькую деревушку под Хвалынском – не специально, конечно, а потому, что в сложившейся ситуации нельзя было поступить иначе. А за каторжный труд мои родители, к слову, впоследствии были премированы КОЗОЙ № 13: когда гнали стада с оккупированных территорий, всех по жеребьевке, кому что достанется, награждали какой-нибудь живностью. Мама тянула жребий и вытянула козу № 13, которую мы держали прямо в нашей жилой комнате, где кроме стола ничего не было, она вовсе не давала молока, но веселила всех детей, потому что ездили на ней все дети по очереди, пока родителей (порой неделями!) не было дома – а сосед наш вытащил козу № 16, так та давал по три литра молока в день.
     
    Прошло тем временем 2 года с того момента, как дети от ворот завода были отправлены в Казань – но здесь их до сих пор не было. Надо сказать, что каждый, сошедший с конвейера самолет должен был делать контрольный облет на опытном аэродроме, который был здесь сооружен. А начальник аэродрома, который совершал эти пробные вылеты, был отцом одной девочки, отправленной вместе с нами. Моя мама рассказывала, что приходит он к ней и говорит: «Анна, я сегодня нарушу инструкцию. Наши дети, как нам говорят, находятся за линией фронта под Хвалынском. У меня единственная дочки, и я, Анна, решил, что я должен побывать там и все узнать. Мне надо сделать облет – и я полечу к ним. Я решил лететь сегодня ночью». И он действительно полетел.
     
    Когда он прилетел к нам – я хорошо помню этот день, потому что для нас он стал большим праздником, нам всем, оставшимся в живых, раздали душистое земляничное мыло, чтобы мы могли нормально помыться, а до этого «банный день» для нас заключался в том, что нам давали спичечные коробки, чтоб мы туда собирали с себя вшей. И это мыло та-а-к вкусно пахло, что мы все, не задумываясь, на радостях его тут же съели. Потому что жили мы эти два года в глухой деревне, почти безлюдной – мы были оставлены на произвол судьбы – и я прекрасно помню, как мы с сестрой дрались на помойке за гнилую картофелину, такой мы испытывали жуткий голод. Из 800 детей в живых осталось только 30. Несчастный отец, обнаружив, что его любимой дочурки нет в живых, так рыдал, что мне этого никогда не забыть: мы этих рыданий не понимали, но плакали вместе с ним. Не понимали мы и того, что одной лишь милостью Божией выжили эти жалкие остатки (пишу это спустя 60 лет, а слезы так и текут рекой, как тогда!..) Он просил показать могилу дочери, а ему показали огромную яму, в которую складывали детей…
     
    Этот человек, начальник аэродрома, немедленно вылетел в Казань, и, выйдя из самолета, объявил: «Нас всех ОБМАНУЛИ: у нас нет больше детей». Мама рассказывала, какой там поднялся плач до небес. Устроили забастовку протеста, уже больше не боясь того, что – как было всегда при Сталине – за 5 минут опоздания могли уволить, лишить работы.
     
    Немедленно прилетели члены правительство, двое – дают приказ вывести оставшихся в живых детей спецрейсом на военном самолете. И вот этих доходяжек, страшных дистрофиков в количестве уже 26 человечков, вшивых и чесоточных, высадили на военном аэродроме и пересадили в ОДИН (вместо колонны) маленький зелененький автобус. Мы ехали через весь город: лето, жарко, окна открыты. Остановились на светофоре – остановился на перекрестке, переходя дорогу, мужчина с горстью красных ягод. Невольно протягиваю к окну тощую ладошку – и получаю от него горсть чудной красной смородины. Плачу от счастья и прячу за пазуху на черный день. Голода боялись пуще смерти.
     
    Подъезжаем к заводу: на одном горбатом автобусе вместо колонны из сорока! Господи! Помилуй! Сколько скорби я видела за многие годы, сколько потерь перенесла сама – но то, что звучало тогда во мне, в душе – эта скорбь огромного числа матерей и бабушек – непередаваема…(окончание следует...)
  25. Olqa
    Преподобного Старца Варсонофия очень почитают в Старо-Голутвинском монастыре. Небольшая книжица, посвященная 100-летию со дня блаженной кончины Старца, с любовью изданной в монастыре, озаглавлена:
    "ЖИТИЕ Преподобного Варсонофия, Старца Оптинского и Старо-Голутвинского."
    Немного из юбилейной книги.
     
    В 1912 году Святейший Синод принял решение перевести Старца Варсонофия настоятелем в Богоявленский Старо-Голутвин монастырь города Коломны с возведением в сан архимандрита.
     
    "В день отъезда Батюшка служил в Скиту Литургию и затем прощался с братией у себя", - сообщает священник Василий Шустин, духовный сын Старца. - Прощание было трогательное, почти всем он кланялся в ноги, а некоторым, поклонившись, не хотел и вставать. Много было слез. В три часа совершил напутственный молебен и отправился на вокзал: вещей у него было - один маленький ручной саквояжик. По приезде в Москву Батюшка направился на подворье, в котором жил епископ Трифон (Туркестанов). При встрече с епископом Батюшка поклонился ему в ноги. В этом подворье Батюшка жил 6-7 дней, пока епископ не возвел его в сан архимандрита".
     
    "Как под терновый венец приклонил я главу свою под золотую митру", - говорил впоследствии Старец.
     
    6 апреля во втором часу дня архимандрит Варсонофий прибыл в Коломну....Облекшись в архимандричью мантию, отец Варсонофий отслужил благодарственный молебен в Богоявленском соборе, приложился к престолу, иконам и чудотворному образу Преподобного Сергия Радонежского, небесного покровителя Старо-Голутвина монастыря. С трепетным волнением Старец принял настоятельский посох Преподобного, оставленный им своему ученику прп.Григорию, первому Голутвинскому игумену, и хранящийся в монастыре более пятисот лет. С настоятельского места о.Варсонофий благословил братию обители и в своем слове заверил, что вся его деятельность будет основана на любви. Любовью же он просил покрывать все недостатки его управления и попросил общих святых молитв.
     
    Снова вспоминает о.Василий: "Сразу после молебна батюшка начал осмотр вверенной ему обители. Гостиница была неустроена, и почти во всем нашел Старец упущение и разруху.
     
    - Что же мне делать, - говорил Батюшка, - где же я помещу приезжающих богомольцев?
     
    И вот он велел мне и келейникам ехать в город и купить кроватей, материал для матрацев и подушек и сшить их.
     
    - Денег, - говорит Батюшка, - у меня нет, но найдутся добрые люди, поезжайте.
     
    И вот - дивное дело. Мне, человеку в студенческой форме, дают и кровати и материал без всякого разговора, с полной готовностью и без копейки денег. Правда, был со мной келейник батюшки, но его и меня никто не знал."
     
    С первых дней Старец принялся за наведение истинно монастырского порядка: потребовал от насельников обязательного посещения всех служб и особенно - неукоснительного хождения к утрене, чему сам первый показывал пример, запретил им самовольно, без благословения, отлучение из монастыря. Не позволялось и готовить пищу в своих келлиях, все были призваны приходить в общую трапезную. О.Василий Шустин вспоминал: "Когда Батюшка пришел по звону в трапезную, все простые монахи удивились, что он так близок к ним. Пища была невозможная. Щи были из прелой капусты и рыбы с запахом. Эконом не пришел в трапезную, но батюшка послал за ним и заставил его есть обед из тех продуктов, которые он закупал. Эконом отварачивался, а батюшка его уличал. Недаром эконом носил шелковые рясы, и в его комнате можно было увидеть золотых рыбок. "Как можно, - говорил батюшка, - давать такую пищу, такую заразу..."
     
    "Ужасный человек этот казначей, никого признавать не хочет, полный самочинник, - так охарактеризовал о.Варсонофий своего помощника. - От дел я его уже отстранил, так он хочет переводиться в другой монастырь - дорога скатертью".
     
    Вслед за уходом казначея (эконома) началось постепенное обновление монастырского братства: "Когда я сюда приехал, - рассказывал батюшка, - меня встретили очень недружелюбно, а теперь, Слава Богу, все улаживается, и монашеская жизнь несколько настраивается. Некоторые монахи, не пожелавшие подчиниться новым порядкам, ушли, другие смирились. Поступили новые иноки, так что состав братии обновился. Господь даст, все придет в порядок.
     
    Старец начал преобразовывать порядки в монастыре, воспитывать иноческое благочестие в его насельниках, приучать их к исполнению уставов и послушаний. Новый настоятель начал работать и над душами, положив начало внутреннему обновлению старо-голутвинских иноков. Каждый, кто желал спасения, нашел в Старце любящего и заботливого отца, который мог не только требовать, но и утешать.
     
    "Монахи, - говорил о.Василий, - увидя такое отеческое отношение настоятеля, не чуждались его, но приходили и с любовию и доверим открывали ему свои души, а он начал их врачевать. Был там один алкоголик, иеродиакон; благодаря любви и стараниям Батюшки, он умер, как великий христианин. Батюшка своим смирением его возродил. И вообще, через два месяца монастырь стал неузнаваем."
     
    В своих голутвинских беседах с паствой Преподобный не раз касался истории обители и фрагментов жития Преподобного Сергия Радонежского: "Игумен здешнего монастыря - преподобный Сергий, его и посох находится в храме. Мне часто указывают, что день моего рождения 5-го июля - как раз память преподобного Сергия. Может быть, он и позвал меня сюда."
     
    По внушению Божию Преподобный Сергий дал свой посох ученику своему Григорию и послал его на место слияния Москвы-реки и Оки. Григорий сначала возразил: "Отче, ведь там разбойничье гнездо, меня непременно зарежут". Но преподобный велел ему идти на послушание. И вот, несмотря на искушения врага, внушавшего ученику, что его зарежут, как барашка, он пошел. Молитвами преподобного совершилось чудо: разбойники из волков и тигров превратились в ягнят, все они стали монахами , и лишь немногие, не согласившиеся на это, ушли в глубь лесов....
     
    "Существует предание, что Преподобный Сергий посещал нашу обитель, и даже благочестиво живущие иноки видели его. Я лично его не видел, да и теперь о чудесных посещениях Преподобного что-то не слышно: мы не достойны этого, но верим, что духом он с нами", - рассказывал Батюшка.
     
    Иной раз отец Варсонофий ободрял своих гостей, прибывших издалека:
    "Вот приехали вы в Старо-Голутвин под покров Преподобного Сергий, слетелись к нему, как птички, с разных концов, всех-то он нас знает наперечет и не оставит за усердие к святой обители"…
     
    …И все чаще и чаще слышатся жалобы на здоровье и нехватку времени: «К беседам моим не удается готовиться: утомишься здесь с народом, а затем – письма, неотложные телеграммы, дела по монастырю. Смотришь, часа полтора осталось до утрени, которая у нас в 12 часов ночи. Затем опять всякие дела, а после обеда немного отдыхаю, иначе по старческой немощи становлюсь вялым и бессильным. А там опять прием народа, и так все время».
     
    К Рождеству 1913 года здоровье голутвинского архимандрита стало ухудшаться: «Я что-то стал слабеть, еле выстоял вечерню сегодня». В брошюре, изданной после смерти Батюшки приемником его по скитоначалию о.Феодосием говорится о том, что болезнь не оставляла Старца все последние годы: «…вернее сказать, не одна болезнь была у Батюшки, но несколько, только все принадлежали к разряду желудочных и кишечных».
     
    Наступал праздник Богоявления, престольный для Старо-Голутвина монастыря. «Исповедников было человек тридцать, исповедь продолжалась довольно долго. Стоял я у окна и чувствовал, что холод меня пронизывает, но прекратить исповедь или перенести на другой день счел неудобным, вот и расхворался так, что на Крещение не мог служить», - огорчившись, сказал отец Варсонофий.
     
    «С того времени желудок Старца совершенно отказался переваривать пищу, хотя и принимавшуюся им в самом ничтожном количестве», - говорит первое жизнеописание Преподобного. «Мой путь близится к концу. Чувствую слабость, и энергия уже не та, что была пятнадцать лет назад, и я уже не надеюсь здесь успокоиться…»
     
    В начале февраля Батюшка по делам обители отправился в Москву: «Был я перед масленицею в Москве и заболел там». Не выполнив и половины намеченных дел, пришлось возвращаться в Голутвин: «Приехав домой, я был встречен плачем общим. «Да что вы, подождите, я еще не умер», - говорю им. Нет, не унимаются. Между тем болезнь моя усилилась. «Господи, - думаю, - ведь это конец уже. Великий я грешник, грешнее всех на земле, но, Господи, я не бежал из Церкви и никогда от Тебя не отрекался», Причастился я Святых Таин, пособоровался и успокоился. «Господи, - говорю, - я готов!»
     
    Однако приема посетителей Батюшка не прекратил, несмотря на то, что сил для этого становилось все меньше и меньше. 15 февраля Старец исповедовался, приобщился Святых Таин, а затем попросил соборовать его. Таинства на какое-то время укрепили о.Варсонофия: он встал и возобновил служение. Так 21 февраля по приглашению коломенского духовенства, как самое авторитетное духовное лицо города, голутвинский архимандрит возглавил торжественное богослужение в Успенском кафедральном соборе города по случаю празднования 300-летия дома Романовых.
     
    Свою последнюю Всенощную настоятель отслужил 9 марта, во время нее он почувствовал себя крайне плохо. После этого в храме он уже не появлялся, но все-таки еще несколько дней принимал народ.
     
    Через несколько дней болезнь обострилась, опять был приглашен духовник, который исповедовал и причастил Батюшку. Приехавший из Москвы специалист определил непроходимость кишечника, «паралич кишок», как тогда говорили, и назначил курс лечения, но Батюшка наотрез отвергнул все медицинские средства, предавшись воле Божией. С этого дня он ежедневно приобщался Святых Христовых Таийн и в буквальном смысле не принимал никакой пищи. Для прощания с настоятелем была приглашена вся братия монастыря. Каждого Старец благословил образками. Потом состоялось прощание с духовными детьми. Следом за этим было написано келейное духовное завещание:
     
    "Отлагая, наконец, все попечения мира сего,как угнетавшие и томившие дух мой, кратко скажу мое последнее слово и мой последний завет дорогим моим духовным чадам.
     
    И, во-первых, смиренно прошу: простите мне все мои вольные и невольные согрешения, которыми согрешил я против вас, и вас взаимно всех прощаю за все скорби и огорчения, которые подъял я через некоторых по наущению исконного врага спасения нашего.
     
    Веру мне имите, святые Отцы и братия, что все мои действия и делания сводились к одному - охранить святые заветы и установления древних отцев-подвижников и великих наших старцев во всей Божественной и чудной их красоте от разных тлетворных веяний века сего, начало которых - гордость сатанинская, а конец - огонь неугасимый и мука бесконечная!
     
    Может быть, плохо исполнил я это - каюсь в том и повергаю себя перед благодатию Божией, умоляя о помиловании. А вас всех, возлюбивших меня о Господе, прошу и молю: соблюдайте мои смиренные глаголы "Духа не угашайте" (1 Фес.5,19), но паче возгревайте его терпеливою молитвою и чтением святоотеческих и Священных Писаний, очищая сердце от страстей.
     
    Лучше соглашайтесь подъять тысячу смертей, чем уклонитьсяот Божественных заповедей Евангельских и дивных установлений иноческих.
     
    Мужайтесь в подвиге, не отступайте от него, хотя бы весь ад восстал на вас и весь мир кипел на вас злобой, и веруйте: "Близ Господь всем призывающим Его, всем призывающим Его во истине" (Пс.144,18). Аминь.
     
    17 марта 1913 г.
     
    P.S. Еще завещаю именем Господа нашего Иисуса Христа не предавать тела моего погребению до тех пор, пока не обнаружатся явные признаки смерти, - всем известно, какие это признаки.
     
    Грешный архимандрит Варсонофий."
     
    22 марта о.Варсонофий послал прошение митрополиту Московскому Макарию, закончив его такими словами: «Лежу на одре, может быть, уже смертном, лежу, весь разбитый сокрушившими меня лютыми недугами, и в великой скорби умоляю Ваше Высокопреосвященство ходатайствовать перед Святейшим Правительствующим Синодом об увольнении меня от должности настоятеля Старо-Голутвина монастыря с переводом в число братства скита Оптиной Пустыни».
     
    «Как получу увольнение, поедем все в Оптину, там я сложу свои кости», - промолвил батюшка, когда подписывал прошение.
    В мучениях прошла еще неделя. До последней своей минуты отец Варсонофий «…был в сознании, интересовался, кто из духовных детей приехал, даже иных вызвал к себе», - рассказывают окружавшие его, - «но был так слаб, что последние заветы свои говорил келейнику на ухо, а тот вслух уже повторял присутствующим. Много говорил еле слышным голосом. Часто спрашивал келейников: «Вы меня понимаете?» Позже, поверив, что они понимают его, стал говорить о блаженствах Рая, но все отдельными фразами».
     
    «За несколько дней до кончины своей он попросил окружавших его читать Святое Евангелие», - вспоминает послушник Иван Беляев.
     
    В воскресение 31 марта/13 апреля Батюшку облачили в схиму и больше ее не снимали. Все окружавшие Старца рассказывали потом, что страдания его были неимоверны, но он не жаловался. Перестав говорить, батюшка только стонал, переворачивая присутствующим душу. Когда келейники пытались облегчить его страдания, он только промолвил: «Оставьте меня, я уже на кресте…».
     
    «Батюшка Лев, батюшка Амвросий, батюшка Анатолий, помогите мне вашими молитвами», - призывал умирающий подвижник преподобных Оптинских Старцев. Последние слова его были о Рае. В одиннадцать часов утра в третий раз прочли отходную.
     
    «Громадная опухоль у горла, появившаяся недели за полторы до смерти, очень препятствовала дыханию», - говорит очевидец. Дыхание заметно утяжелилось и становилось все реже и реже. К шести утра умирающий совсем замолчал и стал дышать тихо и ровно.
     
    1/14 апреля 1913 года в понедельник шестой недели Великого Поста в 7 часов 7 минут Старец тихо вздохнул и отдал свою душу в руки Господа: "Казалось, что он спокойно уснул, и только прекратившееся дыхание обнаружило, что душа оставила тело", - записал послушник Николай (Беляев) со слов своего брата Ивана.
     
    ....6 апреля, в Лазареву субботу, заупокойную Литургию возглавил прибывший в Коломну Преосвященный Трифон (Туркестанов), епископ Дмитровский, викарий Московской епархии, давний духовный друг батюшки. Пел хор монахинь Коломенского успенского Брусенского монастыря.
     
    Перед самым отпеванием Старца Владыка произнес глубоко-прочувствованное слово: "...Я, как пастырь, знаю, что в наше время значат такие старцы. Его наставления были тем ценны, что с образованием он соединял высоту иноческой жизни. Как пастырь я знаю все моря горя и скорби, в котором мучаются теперь люди, теряя веру в Бога, доходя до самоубийства. Бывают моменты, когда кажется, что жизнь теряет всякий смысл, когда нет сил бороться, нет ниоткуда поддержки и когда человек стоит на пороге отчаяния. Тогда является старец, говорит ему: "Не бойся, ты не один, обопрись только на меня: я выведу тебя на дорогу". Как наседка собирает птенцов своих под крылья, так Батюшка собрал вокруг себя чад своих, и теперь они, оставив все свои дела и занятия, собрались вокруг него в последний раз. Помолимся же о упокоении его души".
     
    Священник Василий (Шустин) рассказал: "Он (Владыка Трифон) поклонился перед гробом в землю и заплакал, что земля лишилась мудрого наставника. Вместе с епископом плакал и весь храм".
    Святейший Синод благословил похоронить схиархимандрита Варсонофия в Оптиной Пустыни, откуда приехал в Старо-Голутвин иеромонах Палладий для сопровождения тела.
     
    После отпевания по иноческому чину гроб закрыли, крестным ходом пронесли вокруг Сергиевского храма до вагона, который стоял на запасной ветке под горкой, у монастыря. Гроб поставили в металлический ящик, покрыли. Пломбировать вагон не стали, кто-то из почитателей Старца пожертвовал хоругви, иконы, принесли подсвечник, духовными дочерями был сплетен крест из белых искусственных цветов. Вагон превратился в маленькую часовню, которую окружила толпа молящихся. Охрипший иеромонах Палладий служил панихиды, монахини пели, многие коленоприклоненно молились. Очевидцы говорят, что день был солнечным и теплым, и погребальное пение далеко разносилось над лугами, над водами Оки и Москвы-реки...
     
    Погребен был преподобный Варсонофий в Оптиной Пустыни, рядом с его наставником отцом Анатолием (Зерцаловым), а в 1914 году над могилами Старцев Анатолия и Варсонофия была построена часовня.
    О прибытии гроба с телом Старца в Оптину Пустынь остались такие воспоминания:
     
    "Духовное чадо старца, монахиня Елена (Шамонина) вспоминала: «Когда дроги с гробом Старца, сопровождаемые множеством народа, несущего хоругви, крест и иконы, появились у переправы через Жиздру, громче раздался погребальный звон с Оптинской колокольни. На монастырском берегу была вся братия..., а также множество народа. И вот две процессии соединились. Зрелище было настолько трогательное, насколько и величественное. Невозможно словами изобразить чувств, овладевших присутствующими при сей необычной встрече. Плакали братия, рыдали богомольцы, едва выговаривал в слезах литийные возгласы отец скитоначальник Феодосий... Около двух часов дня процессия вошла в святые врата обители. Вот как вернулся отец Варсонофий в родную Оптину! Пусть и во гробе – такова была воля Божия – но вот он здесь, и это служило «немалым утешением братии», как отметили оптинцы..."
×
×
  • Создать...