Перейти к публикации

Татьяна Назарова

Пользователи
 Просмотреть профиль  Активность

  • Публикации

    105

  • Зарегистрирован

  • Посещение

Записи блога, опубликованные пользователем Татьяна Назарова

  1. Татьяна Назарова
    На сайте Оптиной Пустыни в разделе "Толкование Священного Писания" есть толкование и Александра Павловича Лопухина (1852 - 1904), профессора Санкт - Петербургской Духовной Академии. Просматривая недавно старые номера газеты "Православный Санкт-Петербург", наткнулась на цикл небольших заметок о Никольском кладбище Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры. Среди них была и такая
     

    НИКОЛЬСКОЕ


     
    Хорошо молча побродить по забвенным тропинкам Никольского кладбища и помолиться. Здесь хочется преклонить голову пред отеческими гробами и задуматься о том, как быстротечно наше время, как стремительно все уносится в прошлое. Вот и это кладбище, еще недавно совсем заброшенное, стало очищаться. Очищается и сердце.
    Среди четырех кладбищ Александро-Невской Лавры оно по времени возникновения - третье. Первые два - Лазаревское, возникшее при Петре I, и, как продолжение его, Тихвинское называются греческим словом «некрополь», что в переводе значит «город мертвых», хотя всякий православный знает, что у Бога все живы. Оба они принадлежат музею городской скульптуры. До начала 30-х годов, когда музея еще не было, сюда стремилась с молитвой и мольбой русская душа, а сегодня бабушки-смотрители ни за что не пустят без билета на православное кладбище-музей. Так что если кто захочет преклонить колени у могильного креста великого русского писателя-пророка Ф.М. Достоевского - плати деньги. Кладбище перед Свято-Троицком собором, возникшее после революции, называется «коммунистическая площадка» и воспринимается как осквернение православной святыни.
    Никольское кладбище имеет свою судьбу. Оно никогда не было музеем и мало кого интересовало. С 1863 года здесь начались захоронения, и кладбище называлось Засоборным, а с 1868 года - Никольским, поскольку здесь была освящена церковь в честь святителя Николая Чудотворца. Она была построена в 1868-1871 году по проекту епархиального архитектора Г. И. Карпова на средства купца Н. И. Русанова и под ней была устроена их семейная усыпальница. <...>
     

    АЛЕКСАНДР ПАВЛОВИЧ ЛОПУХИН



    Каждый раз держа в руках черный переплет Толковой Библии, когда под пальцами приятно шелестят папиросные листы, поражаюсь этому уникальному изданию, выпущенному к 1000-летию крещения Руси. В каждой строке трехтомника сокрыта Истина Божественного Слова, поэтому при чтении ее всегда приходят утешение, покой или вразумление. Автор этого удивительного труда — профессор Санкт-Петербургской Духовной Академии, богослов-публицист, переводчик, обладавший редким знанием иностранных языков, энциклопедическими знаниями; человек, которому принадлежит идея издания Богословской энциклопедии, Истории православной Церкви XIX века, полного собрания творений в русском переводе Иоанна Златоуста — Александр Павлович Лопухин.
    Справа от центральной дорожки, за прудом, на Никольском кладбище вы легко можете найти его могилу.
    Александр Павлович родился в 1852 г. в семье священника Саратовской губернии, где закончил Духовную семинарию. Молодой богослов использовал свое положение, чтобы писать богословские труды для широкого круга русских читателей и желал возвысить своих соотечественников до тех горизонтов, на которых в то время стояли иностранные ученые. <...>
    Еще будучи студентом, он начал сотрудничать в журналах, а затем в течение 10 лет, до 1902 года, был редактором академического журнала "Церковный Вестник", "Христианское чтение", "Странник", причем все, кто работал с ним, отмечали "любезную отзывчивость и внимание к своим сотрудникам". Он придумал издавать приложение к журналу, которое рассылалось подписчикам в виде премии и мечтал о том, чтобы все они получили полное собрание творений великих отцов Церкви.
    Почти в каждом номере журнала публиковались статьи А. П. Лопухина, которых насчитывалось более ста: ни одно крупное церковное событие не только в России, но и в мире не ускользало от его пера. Современники говорили о нем, как об Орегене, повторяя слова блаженного Иеронима, что за всю свою жизнь он мог столько написать, сколько иной в свою жизнь не в состоянии прочесть. Имя Лопухина стало широко известно среди любителей духовной литературы.
    Он уходил от мелочей житейского благополучия, в его жизни не было пустого пространства: все было подчинено только пользе христианского просвещения.
    В 1882 г. Александр вернулся в родную Академию и занял кафедру "сравнительного богословия", а когда ее закрыли — "древней общей гражданской истории", на которой оставался до своей кончины.
    22 августа 1904 года на своей даче в Тюрзове (по Фин.ж.д.) после тяжелой болезни отлетела его душа в Вечность. Узнав о его кончине, Высокопреосвященнейший Антоний прислал из Крыма телеграмму вдове почившего. Заупокойную литургию и чин отпевания совершал 24 августа ректор Академии высокопреосв. Сергий. Прощальное слово, которое произвело сильное впечатление на слушающих и стало лучшим венком на гроб почившего, произнес его наставник протопресвитер Иоанн Янышев. Он назвал покойного профессора "аскетом литературного и ученого труда", напомнив, что его жизнь — подвиг великого труженика на благо Церкви. <...>
     


    Лидия Соколова. "Православный Санкт - Петербург" 2 (131) 2003 год.


     
     
    "Памяти А. П. Лопухина"
    Ты не напрасно в мире жил:
    Для веры, света и познанья
    Ты сил немало положил,
    Труда, любви и дарованья.
     
    Ты путь свой честно совершил,
    Служа отечеству и вере,
    Таланта в землю не зарыл,
    Исполнил долг в законной мере.
     
    На страже бдительно стоял,
    Храня народ от лжепророков,
    И веру в ближних утверждал,
    Остерегая от пороков.
     
    И не заглохнут семена
    В сердца внесенные тобою.
    Ты патриотов имена
    Умножил на Руси собою.

    П. Потехин. Памяти проф. А. П. Лопухина († 22 августа 1904 года). СПб, 1904, 20 стр., с. 19-20.
     
    6 декабря, в день памяти св. блгв.кн. Александра Невского помолились и мы на могилке Александра Павловича.
     

     

     

     

     
    Каждый раз, бывая на Никольском кладбище, заходим и на могилку Оптинского иеросхимонаха Никона. К сожалению, ничего о нем не знаем, вот только в книге "Преподобный Варсонофий Оптинский. Духовное наследие." (издание Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. 2005 год. с.39) есть такой эпизод: монах отец Нафанаил "поведал, что отец Никон, иеромонах, регент правого клироса, сказал однажды отцу Амвросию: "Хотелось бы мне, батюшка, чтобы меня похоронили рядом с иеросхимонахом Феодотом". Батюшка на это ответил: "Нет! Мы тебя положим со знатными лицами". Года через четыре после сего отец Никон, будучи в Петербурге у брата своего, занемог и скончался. Похоронен в Александровско-Невской Лавре вместе со знатными лицами. Брат его, будучи богатым купцом, откупил для него там местечко."
     

     

  2. Татьяна Назарова
    15 ноября 2000 года в подмосковном селе Тайнинском скончался архимандрит Тихон (Агриков), в схиме Пантелеимон. Он умер во время всенощной службы перед началом великого славословия Богу. Последними его словами был священнический возглас: "Слава Тебе, показавшему нам свет!"
     
    Отрывок из книги архим. Тихона (Агрикова) "Осанна. Рассуждения человека, ревнующего о славе Божией".
     

    Диво истории


     
    До нас дошел латинский перевод замечательного письма. Письмо написано Иоанну Богослову святым Игнатием Богоносцем. Иоанн Богослов был приемным сыном Матери Божией - Деве Марии. И вот святой Игнатий просит в этом письме апостола Иоанна приехать вместе с Девой Марией к ним.
    "Есть и здесь много женщин наших, - пишет он в письме, - жаждущих видеть Марию Иисусову... Она ведь исполнена всякой благодати, чистоты и всех добродетелей, как дева. И как говорят, в преследованиях и скорбях Она весела, в нуждах и недостатках не жалуется, оскорбителям признательна, на докуки радуется и не медлит придти на помощь. Смиренным же предана и для преданных еще смиреннее смиряется. И давно всеми возвеличенная, хотя книжники и фарисеи поносят Ее.
    Кроме того, многие говорят о Ней. И мы верим, что в Марии Иисусовой с человеческим естеством сочетается естество ангельской святости и чистоты. И нам хочется видеть это Небесное диво и священнейшее чудо.
    Так же (Иоанн) постарайся удовлетворить наше желание и будь здоров. Аминь".
    А вот письмо святого Игнатия Богоносца, написанное прямо к Деве Марии.
    "Христоносице Марии Ея Игнатий.
    Тебе надо было бы укрепить и утешить меня, новообращенного, ученика Твоего Иоанна. О Твоем ведь Иисусе я узнал то, что дивно сказать, и поражен слышанным. А от Тебя, всегда бывшей близкой и связанной с Ним, и сведущей в Его тайнах, от души желаю получить извещение о слышанном. Я писал Тебе еще в другое время и спрашивал о том же самом. Будь здорова, и новообращенные, которые со мною, от Тебя и через Тебя и в Тебе укрепляются. Аминь".
    Пречистая Дева получила это письмо. Прочла, обрадовалась. Видимо, села за стол, оправила Свои одежды и Своими руками написала Игнатию ответ. Это просто чудо. Оно заставляет нас плакать от радости и умиления. Как это Она - наша Матерь Божия писала письмо. И как мы счастливы, что есть у нас эти любезные сердцу благоуханные строки.
    Вот Ее ответ
    "Игнатию, вселюбезному соученику, смиренная Мария, прислужница Иисуса Христа.
    Об Иисусе что слышал и узнал от Иоанна, истинно. Верь тому, держись того и принятый на себя обет христианства храни непоколебимо. И привычки, и жизнь сообразуй обету. Что до Меня, то Я приду вместе с Иоанном посетить тебя и тех, кто с тобой. Стой в вере и поступай мужественно. И да не беспокоит тебя суровость преследования; но да будет сильным и да радуется дух твой в Боге спасительном твоем. Аминь".*
    Могучее и неизгладимое впечатление, которое производила на очевидцев Дева Мария, изображено яркими словами в замечательном письменном памятнике, известном под названием "Письмо Дионисия Ареопагита к апостолу Павлу".
    "Исповедую пред Богом, о, славный учитель и путеводитель наш, что еще невероятным казалось, что бы могло быть еще существо так обильно исполненное Божественной силы и дивной благодати, кроме Самого Великого Бога. Но я видел не только душевными, но и телесными очами то, чего никакой ум человеческий постигнуть не может. Да, да! Я видел собственными очами Богообразную и выше всех духов небесных святейшую, Матерь Христа Иисуса нашего. Я удостоился этого по особой благодати Божией, по благоволению верховного из Апостолов и по неисповедимой благости и милосердию Самой Пречистой Девы, Матери Его, что когда Иоанн, верховный Апостол и высший пророк, сияющий в земной жизни своей, как солнце на небесах, ввел меня пред лицо Богообразной Пречистой Девы, то меня озарил не только извне, но и изнутри столь великий и безмерный свет Божественный, и кругом разлились такие дивные ароматы и благоухания, что ни тело мое немощное ни даже дух мой не могли вынести столь чудных знамений и начатков вечного блаженства. Изнемогло сердце мое изнемог дух мой во мне от Ея славы и Божественной благодати. Свидетельствуюсь Самим Богом, рожденным от Ее Девичьей утробы, что если бы не были твои божественные наставления и законы еще так свежи в моей памяти, то почел бы Ее истинным Богом и почтил бы Ее поклонением, какое должно воздавать одному истинному Богу. Она поистине Диво истории - Дева Пречистая, Матерь Бога..."

    О внешнем виде Пречистой Девы Марии пишет историк Никифор Каллист.
    «Она была роста среднего или, как нынче говорят, несколько более среднего; волосы златовидные, глаза быстрые, с зрачками как бы цвета маслины, брови дугообразные и умеренно-чёрные, нос продолговатый, уста цветущие, исполненные сладких речей, лицо не круглое и не острое, но несколько продолговатое, кисти рук и пальцы длинные...»
    По преданию, передаваемому св. Амвросием Медиоланским, «Она была Девой не только телом, но и душой, смиренна сердцем, осмотрительна в словах, благоразумна, немногоречива, любительница чтения, трудолюбива, целомудренна в речи. Праилом Ее было – никого не оскорблять, всем благожелать, почитать старших, не завидовать равным, избегать хвастовства, быть здравомысленной, любить добродетель. Когда Она, хотя бы выражением лица оскорбила родителей? Когда была в несогласии с родными? Когда погордилась пред человеком скромным? Посмеялась над слабым? Уклонилась от неимущего?
    У Нее не было ничего сурового в очах, ничего неосмотрительного в словах, ничего неприличного в действиях; телодвижения скромны, поступь тихая, голос ровный, так что телесный вид Ее был выражением души. Олицетворением чистоты. В беседе с другими Она сохраняла благоприличие, не смеялась, не возмущалась, особенно же не гневалась. Совершенно безыскусственная, простая, Она нимало о Себе не думала, далекая от изнеженности, отличалась полным смирением.
    Относительно одежд, которые носила, Она довольствовалась естественным цветом их, что еще и теперь доказывает священный головной покров Ее.
    Коротко сказать: во всех Ее действиях обнаруживалась особенная благодать…»
    «Прекрасная Мария, – восклицает в восторге святитель Амвросий Медиоланский, – представившая нам образ священного девства и поднявшая ко Христу святое знамя непорочной чистоты!..» <>
    ------------------------------------------
    * Прошу вникнуть в то чувство, которое вызывает это письмо. Как оно для нас дорого, мило, бесконечно любимо для сердца. Письмо, писанное Марией, Матерью Иисуса, и никто ещё до сих пор не доказал его неподлинность.
  3. Татьяна Назарова
    В академическом храме во имя святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова находится чудотворный образ Пресвятой Богородицы "Знамение" Царскосельская, фамильная святыня дома Романовых. Происхождение ее теряется в глубине веков. В России она появляется в XVII веке, когда Константинопольский Патриарх Афанасий подарил образ царю Алексею Михайловичу. После основания новой столицы, Санкт-Петербурга, Петр I перенес икону во дворец на Неве.

    В 1944 году фашисты бежали из Царского Села, похитив икону "Знамения", которая в скором времени была обнаружена в Риге. Весной 1948 года по благословению митрополита Ленинградского и Новгородского Григория (Чукова) икона была передана в возрожденную Ленинградскую духовную академию.

    После гонений на Церковь и войны икона "Знамение" Царскосельская стала поистине благим знамением, чудом, свидетельством нового возрождения и расцвета прославленной академии. Все учащие и учащиеся ощущают через этот образ распростертый над ними Покров Царицы Небесной. При архиепископе Константине была возрождена добрая традиция чтения акафиста перед этим чудотворным образом по средам, когда все студенты Духовной школы собираются вместе для молитвенного прославления Царицы Небесной.






    Парийский Л.Н.



    О чудотворной иконе Знамения Пресвятыя Богородицы

    в храме Ленинградской Духовной Академии



    Речь на годовом акте Ленинградской Духовной Академии 30 декабря 1955 г.

    Машинопись. Л.: ЛДА, 1955. – 20с.


    В нашем академическом храме находится древняя, великая святыня – чудотворный образ Знамения Пресвятыя Богородицы. История этой святыни до такой степени интересна и поучительна, что речь о ней на сегодняшнем нашем собрании представляется вполне естественной, понятной и вряд ли нуждается еще в каких-либо предварительных объяснениях.


    I.


    Под именем иконы Знамения Божией Матери у нас, на Руси, издавна известно иконное поясное изображение Богоматери, с воздетыми, поднятыми к небу руками к с Предвечным Младенцам Иисусом, сидящим в Ее недрах. Богомладенец правой рукой Своей благословляет мир, а в левой держит свиток, как символ, знак спасительного учения, которым Он просвещает человеческий род.
    Самое наименование "Знамение" впервые усвоено было в конце ХII века образу Пресвятой Богородицы, находившемуся тогда в Великом Новограде.

    Великий князь Суздальский и Владимирский Андрей Боголюбский, в союзе с многими другими удельными русскими князьями, задумал смирить непокорный Новгород и с этой целью направил против него зимой 1170 г. громадную, сильную военную рать.

    Новгородцы были объяты великим страхом и искали себе спасения в общей горячей слезной молитве в храмах своих, которые были открыты день и ночь. Во главе молившихся был тогдашний Новгородский архиепископ Иоанн, причтенный впоследствии к лику святых (в 1186 г., память его 7 сентября). Ему было видение взять ив церкви Cпаca, что на Ильиной улице, икону Пресвятыя Богородицы и поднять Ее на городские стены. Икона была торжественно внесена на стену города и обращена лицом к нападающим. Одной из пущенных стрел лик Богоматери был ранен, после чего икона сама собой обратилась к городу, и из очей Ее потекли слезы, которые Владыка Иоанн собирал в свою фелонь. В то же самое время внезапный ужас напал на осаждавших город, страшная, жуткая тьма окутала их, и они в смятении стали поражать друг друга. Видя это, новгородцы поспешили отворить городские ворота, устремились на противников и одержали над ними полную, окончательную победу. То было 25 февраля 1170 г. В память «Знамения Пресвятыя Богородицы, бывшего в великом Новограде», тогда же владыкой Иоанном был установлен праздник, который с тех пор ежегодно совершается 27 ноября и имеет свою особую службу. Праздник установлен не на 25 февраля, чтобы не нарушать службу сырной седмицы или Великого поста, обыкновенно бывающих в это время, а на 27 ноября, в день памяти св. мученика Иакова Персянина, по всей вероятности, потому что это был день тезоименитства тогдашнего знаменитого новгородского посадника Якуна (Якова).

    Таким образом, икона Богоматери, известная у нас под именем «Знамения» и исторически связанная с Новгородом, находилась в пределах нашей страны уже в XII веке и принесена была сюда, надо полагать, как и другие иконы, с православного Востока, озарившего нас светом веры Христовой.

    Иконография Богоматери свидетельствует, что изображение Богоматери, молящейся, поднимающей, воздвигающей к небу на молитве Свои руки, с иконой Младенца на груди, относится к самому раннему времени, к середине II столетия, когда почитание Богоматери, установленное еще в апостольское время, стало уже фактическим догматом христианского учения. "Образ молящейся Богоматери, - утверждает профессор А.П. Голубцов, - следует считать одним из древнейших. Он пережил период катакомбной и мозаичной живописи и перешел в византийско-русскую живопись и на иконы" [1].
    У греков образ Богоматери с изображением на груди Богомладенца получил наименование Оранты и «Ширшая небес», а в русской иконографии наименование «Знамение».

    Что же означает русское название иконы «Знамение»? Если оно усвоено иконе потому, что от нее последовало «знамение», т.е. чудо, чудесная помощь осажденному Новгороду, как это объясняется в летописях и в церковной службе на 27 ноября, то ведь такое объяснение нельзя признать безусловно достаточным, вполне исчерпывающим: без разъяснения остается вопрос, почему же только этому типу Богоматери, этой именно композиции иконы Ее приписывается наименование "знамение", когда в летописях записаны многочисленные «знамения», чудеса и от других икон Богоматери. Так, например, в богослужебной Минее за месяц июль, в 8-й день месяца значится: «В той день воспоминание знамения, явльшагося от иконы Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы, честнаго и славного Ея Благовещения, во граде Велицем Устюзе».

    Верующая мысль идет вглубь веков. Она останавливается на утверждении, что в первые века христианства на Востоке так именно, как на иконе Знамения, изображалось Рождество Христово. В связи с этим, естественно, вспоминается, оживает великое ветхозаветное вдохновенное пророчество Исаии о рождении Эммануила от Девы. «Сам Господь даст вам знамение: Се, Дева во чреве приимет, и родит Сына и нарекут имя Ему: Еммануил, что значит: с нами Бог" (Исаии, 7,14; ср. Мф. 1,23).

    И в самом деле, икона Богоматери с сидящим в Ее лоне Богомладенцем не есть ли дивное знамение в этом именно смысле? Не есть ли это – знамение, видимый знак несказанного всемирного чуда, чуда явления во плоти Сына Божия; знамение Божественной любви, на котором, как на незыблемой основе, стоит, утверждается все здание нашей святой веры?


    II.


    Каково происхождение нашей иконы "Знамения" Пресвятыя Богородицы? Откуда и как она появилась у нас?
    Иконы "Знамение", находящиеся в различных местах нашего Отечества, оказываются большей частью написанными по образцу Новгородской, представляются копиями, спискам ее.
    Не такова наша икона. Достаточно взглянуть на нее и сопоставить с Новгородской, чтобы убедиться в том, что нашу икону нельзя никак признать простым списком с последней, подражанием ей. И самый лик Богоматери, и положение Ее рук, и значительные размеры иконы – все устраняет мысль о какой-либо зависимости ее от Новгородской.
    Первые страницы истории происхождения нашей иконы, к сожалению, и до наших дней остаются неясными. Положительно сказать нельзя, где, когда и кем был написан этот образ.
    Предание говорит, что наша святыня появилась в России со времен царя Алексея Михайловича (1646-1676) и была принесена ему в дар одним из православных восточных патриархов, которые в ту пору нередко посещали Москву и доставляли сюда святыни востока.
    Высказывается предположение, что то был, по всей вероятности, св. Афанасий Пателарий, патриарх Константинопольский, более других находившийся в Москве и пользовавшийся особым вниманием при царском дворе.
    Cв. Афанасий родился в 1597г., он был философ, филолог, поэт, красноречивый проповедник. Он любил подвижническую жизнь, не раз посещал Афон и, думая навсегда там остаться, приобрел себе небольшую келию, в которой прожил более года. Он дважды восходил на высоту патриаршего константинопольского престола и дважды покидал в ту пору постоянно колебавшийся престол.
    Патриарх Афанасий прибыл в Москву 16 апреля 1653 г. и 22 апреля был принят Алексеем Михайловичем, причем говорил царю чрез переводчика приветственную речь и поднес ему привезенную святыню, которая, по преданию, была икона "Знамения". Весьма возможно, что икона была написана и затем приобретена Патриархом на Афоне, где, по падении Византии, зажглась первая искорка возрождения церковного иконописного искусства [2].
    Благоговейно принятая царем Алексеем Михайловичам, икона "Знамение" Богоматери стала о тех пор фамильной, глубоко почитавшейся святыней.
    Петр Великий, основав новую столицу – Санкт-Петербург, перенес туда, во дворец, и святую икону. Перед смертью, он, по преданию, передал икону своей дочери Елизавете Петровне.
    Елизавета, получив икону, прониклась особенным к ней почтением. Пред восшествием своим на престол, 24 ноября 1741 г., когда приверженцы Елизаветы уговаривали ее произвести дворцовый переворот, арестовать правительницу Анну Леопольдовну и малолетнего императора Иоанна VI, Елизавета долго – 2 часа – молилась пред этой иконой, прежде чем решилась поехать в «Съезжую избу» Преображенского полка и поднять восстание [3].
    Быстрый успешный исход предприятия, доставившего ей престол, набожная императрица предписала не одним усилиям своих сторонников, не случайной счастливой удаче, но, прежде всего, Божественной помощи, что выразилось с ее стороны в целом ряде действий.
    Прежде всего, манифест о восшествии на престол был обнародован 27 ноября, в день празднования иконы Знамения. Затем она украсила икону Знамения окладом, велела написать по сторонам иконы лики св. Алексия, человека Божия, и апостола Петра, имена которых носили первые обладатели иконы: дед и отец Елисаветы, а в середине - праведных Захарию и Елисавету, в честь собственного дня Ангела.
    Начатую постройкой в Царском селе церковь Елисавета решила посвятить образу «Знамения Пресвятой Богородицы».
    Пред освящением церкви Знамения в Царском (Детском) Селе императрица повелела торжественно перенести в нее из Санкт-Петербурга, из дворца, св. икону Знамения. Перенесение это происходило в половине мая 1747 года. Оно продолжалось три дня с остановками на пути, которые были, вероятно, в Средне-Рогатском и Пулковском дворцах и сопровождались величественным крестным ходом столичного духовенства и множеством народа.
    По принесении иконы в церковь, икона, по указанию Елисаветы, была поставлена вверху иконостаса, прямо над Царскими вратами, поверх изображения Тайной вечери, и долгое время, больше 80 лет (до 1831 года), оставалась на этом месте.
    В 1771 г., в ноябре, пред иконой совершались торжественные молебны об набавлении Детского Села от чумы. Моровая язва не коснулась пределов Детского Села и скоро совершенно прекратилась.
    В декабре 1788 г. Екатерина II распорядилась построить рядом с дворцом и совсем вблизи от Знаменской церкви большой четырехэтажный дом. Впоследствии в нем поместился Царскосельский Лицей, открытый в 1811 г. 19 октября.
    Воспитанники Лицея, когда не было службы в Дворцовой церкви, ходили в Знаменскую церковь, ходил в эту церковь и лицеист А.С. Пушкин.
    12 мая 1820 г. случился большой опустошительный пожар, который совершенно уничтожил всю внутренность Лицея и часть дворца. Раздуваемое сильным ветром, пламя грозило и Знаменской церкви. Чудотворная икона Знамения Божией Матери была снята со своего места поверх Царских врат и вынесена из храма, причем была обращена ликом к пожару.
    Молитва веры не посрамила: ветер, несший пламя на Знаменскую церковь, точно повинуясь неведомой силе, мгновенно переменил свое направление и начал стихать, после чего огонь стал слабеть, а затем пожар скоро и совсем прекратился.

    В 1830 г. А.С.Пушкин написал замечательное стихотворение, которое в глазах некоторых является таинственным, неразгаданным, но, на наш взгляд, при своем символизме имеет самое близкое, непосредственное отношение к иконе Знамения и к сильному ее влиянию на поэта в его школьные годы. Это стихотворение (подражание Данте) читается так:

    «В начале жизни школу помню я;
    Там нас, детей беспечных, было много...
    Смиренная, одетая убого,
    Но видом величавая жена
    Над школою надзор хранила строго.
    Толпою нашею окружена,
    Приятным, сладким голосом, бывало,
    С младенцами беседует Она.
    Ея чела я помню покрывало,
    И очи светлые, как небеса;
    Но я вникал в ее беседы мало,
    Меня смущала строгая краса
    Ея чела, спокойных уст и взоров,
    И полные святыни словеса.
    Дичась Еe советов и укоров,
    Я про себя превратно толковал
    Понятный смысл правдивых разговоров,
    И часто я украдкой убегал
    В великолепный мрак чужого сада,
    Под свод искусственный порфирных скал.
    ……………………………………………….
    Другие два чудесные творения
    Влекли меня волшебною красой:
    То были двух бесов изображенья,
    Один - Дельфийский идол лик младой –
    Был гневен, полон гордости ужасной...
    Другой - женообразный, сладострастный,
    Сомнительный и лживый идеал,
    Волшебный демон лживый, но прекрасный,
    Пред ними сам себя я забывал...»

    Различные комментаторы произведений А.С. Пушкина в этом стихотворении узнают детскосельский парк. Комментаторы останавливают внимание на идолах – изображениях двух бесов, увлекавших юношу, и объясняют, что это были статуи Аполлона и Диониса (Валерий Брюсов, Иванов-Разумник, Д.С. Мережковский, Н.К. Пиксанов, М., 1924, 113-114 стр.) Но комментаторы мало говорят про величавую, таинственную Жену, строго хранившую надзор за школой.
    В 6-томном издании С.А. Венгеровым произведений А.С. Пушкина разобрана 2-я половина стихотворения, но первая обойдена молчанием.
    В академическом 24-томном издании, где, кажется, имеются комментарии к каждому произведению, вопрос о таинственной Жене не разрешен.
    Видные пушкинисты наших дней на вопрос, кого следует разуметь под Женой, отвечают, что это стихотворение не расшифровано до сих пор.

    «Кому не являлись эти два демона, оба равно прекрасные и лживые?» -спрашивает Морозов П. «В подчинении тому или другому из них - вечная причина человеческого падения, в борьбе с ними – нравственное просветление, в редкой победе над ними – подъем возрождения и ясный покой души, высшая мудрость». Но кто же – «Жена?» Ясный, светлый, жизненный идеал, - поясняет кратко П.Морозов (Пушкин, Брокгауз, т.V, СПб., 1911, X-XI). «Добродетель», - еще короче заявляет Мережковский.

    Такое лаконичное, отвлеченное толкование не представляется, однако, удовлетворительным. Чтобы так картинно, ярко, детально нарисовать, изобразить предполагаемую «добродетель», поэт, несомненно, должен был иметь пред собой определенный, конкретный первообраз. И таким первообразом не могла служить обыкновенная, хотя бы и добродетельная жена. Тут все: видом величавая выступает Она в Своем смирении и убогой одежде; у Нея: «и очи светлые, как небеса», и «строгая краса чела» с покрывалом на нем, «и полные святыни словеса», - все, до последнего подчеркнутого славянизма («очи», «чела», «словеса»), говорит о чем-то необычайно-возвышенном, исключительном, надземном.

    Противопоставление этой «Жене» «идолов», кумиров, «изображений бесов» не свидетельствует ли со своей силой о том, что стимулом для поэта в данном случае служило тоже какое-то изображение, особенное, священное, изображение Жены? Таким именно изображением и был, можно думать, чудотворный образ Пресвятой Богородицы, который находился тогда рядом с лицеем в Знаменской церкви. Он стоял в то время на высоте, поверх Царских врат и потому невольно, сразу же, привлекал к себе благоговейное внимание входившего в церковь. Образ должен был, естественно, оказывать свое сильное, благодатное воздействие на чуткую, впечатлительную юную душу лицеиста Пушкина, посещавшего Знаменский храм, должен был много, строго, внушительно и правдиво говорить душе Пушкина, давать ей благие советы, будить в его совести упреки...


    …


    В 1831 году в Санкт-Петербурге вспыхнула страшная эпидемическая болезнь – холера. В народе распространялись вздорные, невежественные слухи. Умирало до 600 человек в сутки. На сенной площади произошел бунт. Толпы народа с яростью устремились на временные больницы и до основания разгромили их.
    В Детском Селе вспомнили о чудесной помощи Царицы Небесной, когда чудесно была спасена от пожара Знаменская церковь.

    5 июля 1831 г. на глазах собравшихся в храм многочисленных богомольцев икона Знамения Пресвятыя Богородицы была в этот день спущена вниз. Все предстоящие в благоговейном смирении пали пред снизшедшей к ним святыне на колени и слезно, единодушно молились при отслуженном в церкви молебном пении. По окончании молебна святая икона на руках священников вынесена была из церкви и, соединившись с многими другими образами, последовала в умилительно-величавом крестном ходе. В конце молебна была с коленопреклонением прочитана та самая молитва, какой молились в свое время (т.е. в 1170 г.) пред иконой Знамения Божией Матери жители осажденного Новгорода во главе со своим владыкою Иоанном.

    Эта молитва находится в житии св. Иоанна, архиепископа Новгородского, и читается так:
    «О премилостивая Госпоже, Дево Богородице! Ты еси Упование, и Надежда, и Заступница граду нашему, Стена же, и Покров, и Прибежище всем христианам. Тем и мы, грешнии, на Тя надеемся. Молимся, Госпоже, Сыну Твоему и Богу нашему за град наш, и не предаждь нас врагом нашим, но услыши плач и воздыхание людей Твоих, и пощади; и якоже иногда Ниневитяны Сын Твой пощаде покаяния ради, такожде и зде милость Твою покажи, Владычице».
    Холера миновала Детское Село.

    Благодарные верующие испросили позволение не поднимать икону Знамения Божия Матери на ее прежнее место поверх Царских врат, а поставить ее в особом большом киоте за правым клиросом главного храма, чтобы иметь всегда возможность возжигать пред нею свечи и с благоговейным трепетом и любовью ее лобызать. Разрешение было дано.
    Не ограничиваясь этим, верующие Детского Села исходатайствовали также разрешение, чтобы совершенный 5 июля 1831г. крестный ход повторялся ежегодно в это число.

    B 1863 году в Детском Селе произошел пожар Воскресенской церкви и части Екатерининского дворца. Как и в прежних подобных случаях, верующие искали помощи свыше. Икона Знамения Божией Матери была вынесена из Знаменской церкви и обнесена вокруг горевших зданий: пожар почти мгновенно прекратился. Это было новое дивное проявление спасительной чудотворной силы св. иконы Знамения Божия Матери. После этого события почитание св. иконы все более усилилось.

    В 1891 г. в Знаменской церкви были упразднены боковые приделы. На месте правого придела была поставлена чудотворная икона Знамения Пресвятыя Богородицы. На месте левого, в соответствии с чудотворной иконой, церковным старостой Серковым А. была сооружена точно такого же размера, как и икона Знамения, Казанская икона Божией Матери. Эта икона весьма художественного письма. На иконе небольшие боковые изображения преп. Алексия, человека Божия, и царицы Александры, святых, имена которых носили староста А. Серков и его супруга.

    Приблизительно с 1922 года установился обычай в воскресные вечера совершать пред чудотворной иконой Знамения Пресвятыя Богородицы акафист, обычай, привлекающий к святыне значительное количество молящихся. При этом было принято читать акафист Пресвятой Богородице – “честному Ея Знамению, еже в велицем Новограда”. Акафист этот, составленный автором многих других акафистов А.Ф. Ковалевским (Харьковским помещиком), разрешен был Священным Синодом к печатанию осенью 1891 года. (Алексей Попов. Православные русские акафисты, поданные с благословения Святейшего Синода. Казань, 1903, 406-407 стр.). Этот акафист по преимуществу воспоминает и воспевает знамение, или чудо, бывшее от иконы Богоматери в Новгороде в 1170 г., во время междоусобной войны, когда Новгород был осажден “от воев Суждальских”.

    Между тем, наша икона Знамения, как уже раньше разъяснялось, является совершенно отдельной, самостоятельной святыней, со своей особой историей, со своими собственными прославившими ее чудесами и решительно не может быть признана списком с Новгородской иконы или подражанием этой последней.

    У разумных, вдумчивых богомольцев вполне естественно поэтому возникло желание слышать пред святой иконой более соответствующий по своему содержанию акафист. И такой акафист, благодаря самоотверженному труду одного богословски-образованного, церковно-настроенного, ныне уже умершего высокоуважаемого мирянина (П.П. Мироносицкого) явился. Он поднимает мысль молящихся выше тех или иных исторических воспоминаний русского прошлого и в иконном изображении Пречистой Девы с Младенцем в Ее недрах, известном под именем Знамения Божией Матери, внушает видеть символ всемирного и несказанного знамения, или чуда, чуда вочеловечения Сына Божия.

    Составленный акафист был представлен настоятелем Знаменской церкви митрополиту Ленинградскому Серафиму (Чичагову) с просьбой благословить его к церковно-богослужебному употреблению, а тот, в свою очередь, препроводил акафист в Москву к Заместителю Патриаршего Местоблюстителя Митрополиту Сергию и состоящему при нем Священному Синоду. Рассматривавший акафист член Синода Преосвященный Филипп (Ставицкий), архиепископ Смоленский и Дорогобужский, впоследствии архиепископ Астраханский, нашел, что акафист, несомненно, “обладает содержательностью, дает возможность воспевать славу Богоматери независимо от Новгородских событий, в осенении Ея всемирных чудес, согреет теплым, благоговейным чувством и написан искусно, правильным церковно-славянским языком”, и потому дал о нем благоприятный отзыв (Архив Московской Патриархии).

    Согласно этому отзыву, Синодальным определением от 16(3) октября 1929 г. за № 147 новый акафист Знамению Пресвятыя Богородицы разрешен был к церковно-богослужебному употреблению.
    Встречен был новый акафист богомольцам неодинаково. В то время как одни искренно приветствовали появление нового акафиста, приобретшего потом все больше и больше новых сторонников, другие, наоборот, проявляли видимое предпочтение прежнему, с которым сроднились, свыклись. Чтобы такое разногласие не привело к взаимным пререканиям и волнениям, стали читать поочередно оба акафиста.
    В августе 1941г. Детское Село было оккупировано войсками фашистской Германии.
    В 1944 году фашисты бежали из Детского Села, похитив с собой и св. икону Знамения Пресвятыя Богородицы.
    Советские войска, преследуя врага, в одном из брошенных обозов неприятеля в г. Риге обнаружили св. иконы Знамения и Казанскую икону Божией Матери из Знаменской Церкви Детского Села [4].
    При содействии Уполномоченного Совета по Делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по г. Ленинграду и Ленинградской области А.И. Кушнарева святыя иконы были доставлены в Ленинград и переданы Митрополиту Ленинградскому и Новгородскому Григорию. По благословению Митрополита Григория все иконы были весной 1948 года водружены в церковь Ленинградской Духовной Академии [5].
    На добровольные пожертвования верующих св. икона Знамения была украшена венчиком над главами Богоматери и Богомладенца и сооружены киоты для св. иконы. В 1952 году для икон Знамения и Казанской иконы Божией Матери были сооружены одинаковые дубовые киоты.
    Такова в кратком хронологическом обозрении история нашей святыни.

    Вот уже 7 лет как наша святыня находится в нашем храме. Каждый день, и утром, и вечером, воспитанники нашей духовной школы возносят усердные, горячие молитвы Пречистой Деве и поют в честь Ея священные песнопения. Каждый день, и утром, и вечером склоняются пред этой святыней верующие с надеждой, слезами и благодарностью. Много великих знамений, чудес, благодеяний, дивных утешений подаются притекающим к образу Божия Матери. Но как и всегда, такие события остаются в неизвестности, таятся под спудом и лишь постоянный приток молящихся свидетельствует о том, что моления их пред иконой не остаются тщетными.
    Сбывается вдохновенное слово: “Много бо может моление Матернее ко благоусердию Владыки...”
    И мы радуемся, что имеем в своем храме такую великую святыню, во славу Божией Матери поведали сегодня историю этой святой иконы.


    Примечания
    1. А.П. Голубцов. Из чтений по церковной археологии и литургике. Сергиев Посад, 1918. – С.242-243, 245-246.

    2. Патриарх Афанасий составил гимн Пресвятой Деве Марии. Он имел с собой икону Божией Матери «В скорбех и печалех утешение», с которой никогда не расставался в путешествии. На обратном пути Патриарх Афанасий направился домой через Малороссию, но был застигнут военными событиями в ней. По совету Богдана Хмельницкого, Афанасий больной, остановился в Спасо-Преображенском монастыре, близ г. Лубен, Полтавской епархии и здесь, после месячного пребывания, окончил свою жизнь 5 апреля 1654г. По обычаям восточных патриархов, он был погребен в положении сидящего. 1 февраля 1662 года были обретены мощи святителя и он был причислен к лику святых. Память его совершается 2 мая, вместе с соименным ему древним великим святителем Архиепископом Александрийским, имя которого он носил. На месте его келии на Афоне возник русский общежительный Андреевский скит, во имя св. Андрея Первозванного. Икона Божией Матери «В скорбех и печалех утешение» с 1890г. находилась в Благовещенском храме при СПб подворье Старо-Афонского Андреевского скита. (См. Булгаков. Настольная книга).

    3. На месте «Съезжей избы» был построен Преображенский собор.

    4. И целый ряд икон, облачений и священных предметов из Знаменской церкви.

    5. Кроме икон Знамения и Казанской иконы, иконы св. Николая Чудотворца, св. Димитрия Ростовского, икона св. Пантелеймона с мощами, св. Георгия Победоносца с мощами (за правым и левым клиросами), большой выносной деревянный крест на Воздвижение Креста Господня (в алтаре на столе), икона Божией Матери “Неувядаемый Цвет” (на площадке 2-го этажа против Актового зала), икона Скорбящей Божией Матери (на площадке при входе в храм), три плащаницы: две в употреблении, третья – под стеклом в раме в Читальном зале, несколько богатых художественных воздухов, красное облачение с золотым шитьем).

    http://www.spbda.ru/academy/r-33.html
  4. Татьяна Назарова
    В проповедях отцов часто упоминается имя преподобного Иустина Сербского. В православных изданиях я и раньше встречала выдержки из его статей, некоторые проповеди и каждый раз обращала внимание на то, как душеспасительно всё, что говорит нам преподобный, как слово его проникает в окаменелое сердце и смягчает его. Теперь же, решив ближе познакомиться с его трудами, узнала, как много оставил нам святой Иустин.
    Вот небольшой отрывок из книги этого великого сербского богослова ХХ в. о моём любимом писателе Ф.М. Достоевском.
     
     

    Достоевский – всечеловек


     
     
    С какой бы стороны мы ни приближались к Достоевскому, во всем вселенная его бескрайня, горизонты его бесконечны. Многосторонность его гения поразительна. Кажется, что Верховное Существо взяло идеи из всех миров и посеяло их в одной человеческой душе, и так появился Достоевский. В полной своей личности он - и пророк, и мученик, и апостол, и поэт, и философ. Он принадлежит всем мирам и всем людям, ибо он как всечеловек необъятен и неисчерпаем. Этот человек - для всех всечеловек и всем он родной: родной сербам, родной болгарам, родной грекам, родной французам, родной он всем людям на всех континентах. Он - в каждом из нас, и каждый из нас может найти себя в нем. Своим всечеловеческим сопереживанием и любовью он родной всем людям. Ничто человеческое ему не чуждо, и каждый человек ему дорог. Если это преступник, то он найдет в нем понимание, если это страждущий, то в нем найдет отдохновение, если это мученик, то в нем он отыщет заступника, если это отчаявшийся, то в нем он утешится, если это бедняк, то он примет его в свои объятия, если неверующий, то он будет ему благим наставником, если верующий, то в нем он обрящет чудесную апологию веры.
    Но всечеловеку Достоевскому и все Божие не чуждо, тем паче не чуждо, если это Божие дано и явлено в Личности Богочеловека Христа. Ибо в своем беспредельном веровании во Христа он познал всю Его тайну и в своей бескрайней любви к Нему соделал все Его Божественные добродетели своими. А поэтому человеку, всякому человеку, и самому плохому, и самому хорошему, Достоевский может дать все, что ему необходимо для нравственного самосовершенствования, вплоть до богочеловеческого совершенства. Путь, который прошел Достоевский за время своей земной жизни, можно считать самым длинным, редко выпадающим на долю человеческого существа на этой планете. Диапазон его мыслей, чувств, намерений и стремлений настолько велик, что может быть свойственен только всечеловеку. Действительно, все, что может человек в жизни пережить, Достоевский пережил в невиданном масштабе, притом невероятно остро и значимо. На поле брани его сердца и ума долго сражались диавол с Богом, пока наконец окончательно не победил Он - чудесный Бог и Господь - Богочеловек Христос. Все остальное, человеческое и диавольское, навсегда пало. И только одно осталось непобежденным в этой борьбе: он - всечеловек, и его неизменный идеал - Богочеловек.
    Для славянского всечеловека Достоевского Бог - самая главная и самая близкая реальность. Для его героев существует только одна мука - Бог. "Только Бог меня мучит" - таково их общее исповедание. Если Бога нет, то тогда все - диавольский хаос, бессмыслица и глупость, тогда "все на абсурде почиет".
    Другая реальность, самая большая после Бога - человек, его бессмертная душа, его личность. Если Бог - первая реальность, то бессмертие души человека - вторая реальность. Бессмертие души так же логично и естественно, как и существование Бога. Для славянского пророка Достоевского бессмертие души - главный источник всех вечных ценностей для человека. Более того: "Идея о бессмертности и есть сама жизнь, живая жизнь, его завершающая формула и главный источник истины и правильного сознания для человечества". Без бессмертия души человеческая жизнь не имела бы никакого смысла и оправдания. Только из веры в бессмертие души проистекает весь высший смысл и значимость жизни.
    Славянский апостол бессмертия человеческой души не может представить человека без Бога. Человек существует потому, что существует Бог. Если нет Бога, то человек не смог бы появиться. "Личное бессмертие и Бог - одна и та же идентичная идея", - говорит Достоевский. "Если Бог есть, то я бессмертен", - по праву утверждает он. Поэтому для него самое главное на земле - веровать в Богочеловека Христа и в жизнь за гробом.
     
    Достоевский - апостол, ибо он - всечеловек. В новейшее время никто так, как он, не свидетельствовал о Богочеловеке Христе. В течение веков не было человека, который с такой силой исповедовал, что Богочеловек есть все и вся для человека во всех мирах. Трагедия человека окончательна и безнадежна, если его не возродит и не преобразит Богочеловек. Достоевский - апостол в своей безграничной вере во Христа, в своем евангельском сострадании к людям, в своей всечеловечской любви ко всей твари Божьей. Разве не апостол тот, кто, ведомый Божественным вдохновением, опаленный Божественным пламенем, просвещенный Божественным светом, вдохновлял, опалял и просвещал людские сердца Христовым светом? Да, да, без сомнения, он - апостол, ибо все ценности неба и земли он сводил ко Христу и изводил из Христа. Притом настолько, что предпочитал Христа истине, если бы ему даже с математической точностью доказали, что истина вне Христа! Он - апостол, ибо как-то незаметно, чудотворным образом вселяет чудесного Христа в наши души, делает Его современным нам, близким, родным. И мы в блаженной радости сердца нашего, в умилении и восторге плачем подле Него, радуемся, что Он вспомнил о нас, что пришел к нам, что прикоснулся к сердцам нашим, что Он здесь, среди нас, благой и кроткий, милостивый и сострадающий. Он - тихий и нежный, и в то же время бесконечно возвышенный и возвышающий нас Иисус...
     
    Рассматривая человека и человечество, а с ним и русский народ sub specie Christi, Достоевский пришел к выводу, что главная и самая большая ценность русского народа - Православие, а в нем - чудесный Лик Богочеловека Христа. Поэтому он благовествует: Россия обладает сокровищем, самым большим сокровищем - Православием. Она - страж истины Христовой и настоящего Лика Христова, Который помрачился во всех других верованиях и у всех других народов.
    Россия своей таинственностью стала самой загадочной страной в мире в последнее время. Этому больше всего способствовал Достоевский, но в то же время именно он способствовал тому, чтобы эта загадочность до некоторой степени приоткрылась, он показал ее главные созидательные силы, более того, показал ее самую большую ценность и самую великую святыню. Эта ценность и эта святыня - Православие. По пророчеству Достоевского, новое слово, которое Россия скажет миру - это Православие. Из-за апостольской ревности в проповедании Богочеловека Христа и Его Евангелия Достоевский по праву назван "неустрашимым проповедником Имени Господнего".
     
    прп. Иустин (Попович) Достоевский о Европе и славянстве.
  5. Татьяна Назарова
    Приехал на Валаам далай-лама...
    — Можно храм посмотреть? — спрашивает.
    Ему показали храм.
    — Можно посмотреть, как монахи живут?
    Ему показали кельи.
    Все расспросил гость с Тибета, все узнал. И все это очень ему понравилось.
    — Очень хорошо... — похвалил он. — Очень похоже, как наши монахи живут... У вас тоже молятся и трудятся, трудятся и молятся... Но, простите... Я не очень хорошо понял, какими у вас боевыми искусствами монахи овладевают...
    — Чем-чем? — переспросили у него.
    — Единоборствами... Каратэ... Дзюдо... Или у вас нет такого?
    — Отчего же нет, — не растерялся сопровождавший далай-ламу валаамский инок. — Единоборству мы все учимся.
    — Какому же, если не секрет?
    — Никакого секрета нет... Наше единоборство простое: если тебя по одной щеке ударили — подставь другую...
    — И все? А что дальше?!
    — А дальше ничего... Дальше — победа...
     
    Из книги Николая Коняева "Свет Валаама. От Андрея Первозванного до наших дней."
  6. Татьяна Назарова
    из книги архимандрита Софрония (Сахарова) "Видеть Бога как Он есть"
     
     
     
    Страх Божий есть следствие духовного озарения человека. Его природа — неизъяснима психологией. В нем, страхе этом, нет ничего общего с животным. Есть много степеней и форм его, но мы сейчас остановимся на одной из них, наиболее действенной для спасения нашего: “ужас” оказаться недостойным Бога, открывшегося нам во Свете незаходимом (ср. Мф. 10: 37-38). Охваченные сим святым страхом — освобождаются от всякого иного земного страха. Отцы наши, бестрепетные служители Духа, удалялись в пустыни и жили (да и теперь есть таковые) среди диких зверей и ядовитых змей, в условиях суровой природы и столь крайней нищеты, что идет дальше воображения современных людей. И это ради свободы предаться плачу в сознании своей далекости от Бога Возлюбленного.
    Не всем доступно понять, почему духовные мужи, презревшие все, что есть в мире сем, рыдают не меньше, и даже более, чем женщины-матери над гробами дорогих сердцам их сыновей. Они, отшельники, плачут при созерцании внутри себя темной бездны: глубоки корни “познания зла”, вырвать которые невозможно своею силою. Непознавшим сего состояния духа нашего сие останется навсегда непонятным. Не потому скрывается от посторонних глаз тайна эта, что у Бога есть лицеприятие, но потому, что благодать сия доверяется лишь тем, кто сам доверяет себя Богу-Христу. И сия благодать есть также дар любви Божией, без которой слезы не потекут.
    От любви Божественной рождается святое дерзновение. Так малая горсть Апостолов, прежде малодушных, после сошествия на них Духа Святого, исполненные мужества пошли на духовную брань со всем прочим миром. Едва ли не все они приняли мученическую кончину. Дивные слова сказал Апостол Андрей игемону в Патрах, грозившему его распять: “Если бы я боялся креста, я бы его не проповедывал”. И он был распят, и вися на кресте, прославлял крестную смерть Владыки Христа.
    Дары Духа Святого — бесценны. Всякий истинный дар есть не что иное, как пламя любви. Но для расширения сердца нашего до способности воспринять любовь Христову в ее ярких проявлениях — необходимо всем без исключения пройти чрез многие испытания. Живущие в плотском покое атрофируются духовно и пребывают закрытыми для любви божественной универсальной, христоподобной. Таковые живут и умирают без того, чтобы дух их восходил к Небу. Между дарованиями Свыше и подвигом веры существует некоторая соразмерность: все, идущие путем заповедей Христа, в самом следовании Ему перерождаются: одни более, другие менее, в зависимости от проявленного усердия их. Чрез со-распятие воплощенному Богу-Слову нисходит на верующего благодать, уподобляющая человека Богочеловеку. Сей великий дар включает в себя и богословие живоносное чрез реальное пребывание во Свете любви.
    Благодать покаяния дается тем, кто полною верою принимает слово Христа о том, что если мы не уверуем в Его, Христа, Божество и абсолютную истинность всего, заповеданного Им, то тайна греха не раскроется для нас в своей онтологической глубине, и мы “умрем во грехах наших” (ср. Ин. 8, 21, 24).
    Самое понятие греха наличествует лишь там, где отношения между Богом-Абсолютом и человеком-тварью принимают характер чисто личный. Иначе остается только интеллектуальное представление о той или иной ступени совершенства формы существования. Грех всегда есть преступление против любви Отчей. Он проявляется как удаление наше от Бога и в склонении воли нашей к страстям. Покаяние всегда связано с воздержанием от греховных влечений. И вне христианства ведется борьба с некоторыми страстями; и в гуманизме наблюдается преодоление тех или иных пороков; но поскольку отсутствует ведение о глубинной сущности греха — гордости, постольку сей злой корень остается непреодоленным, и трагизм истории не перестает нарастать.
    Святые Отцы говорят: одно смирение может спасти человека, и одной гордости достаточно чтобы свести в адскую тьму. Победа же над всем комплексом страстей означает обретение богоподобного бытия. Все страсти непременно облечены в некоторую форму, видимую или мысленную, воображаемую. В горячей покаянной молитве дух христианина совлекается представлений видимых вещей и рассудочных понятий. Совлечение ума от всех зрительных и мысленных форм практикуется и в других аскетических культурах. Однако в самом “мраке совлечения” душа не встречает Живого Бога, если молитва совершается без должного сознания греха и искреннего покаяния. Возможно все-таки испытывать некий отдых — покой от калейдоскопического хода обыденной жизни.
    От великой печали о потерянном Боге душа естественно обнажается от материальных и мысленных образов, и ум-дух приближается к той грани, за которою может явиться Свет. Но и эта грань может остаться непройденною, если ум обратится на себя. Не исключены при этой обращенности на самого себя случаи, когда ум увидит себя подобным свету. Важно знать, что сей свет свойствен нашему уму, так как он создан по образу Бога, открывшегося нам как Свет, в котором нет ни единой тьмы (1 Ин. 1, 5). Так совершается переход к иной форме мышления, к иному роду разумения, высшему по сравнению с научным эмпирическим знанием. Совлекшийся в порыве покаяния всего преходящего — дух наш, как бы с некоей вершины видит относительность и условность всех наших практических сведений. И опять, и опять: Бог истинно переживается или как Огонь очищающий, или как Свет озаряющий.
    “Начало премудрости — страх Господень” (Пс. 110, 10). Страх сей нисходит на нас Свыше. Он, страх, есть духовное чувство, прежде всего Бога и затем нас самих. Мы живем в состоянии страха в силу живого присутствия Бога Живого при сознании нашей нечистоты. Действие сего страха таково: он ставит нас пред Лицом Бога, чтобы быть судимыми от Него; мы же пали так низко, что скорбь наша за нас самих становится глубинным страданием, более тяжким, чем мука видеть себя во тьме неведения, в параличе нечувствия, в рабстве страстям. Страх сей есть пробуждение наше от векового сна в грехе. Он же несет нам свет разумения: с одной стороны, нашего гибельного состояния, с другой — ощущение святости Бога.
    Удивительна природа сего блаженного страха: вне его действия, очистительного конечно, не откроется нам путь к совершенной любви Божией. Сам Он есть не только начало премудрости, но и любви. Он и потрясает душу нашу видением нас самих, как мы есть, и привязывает нас к Богу сильным желанием быть с Ним. Страх порождает изумление пред открывающимся нам Богом. Сознавать недостойным такого Бога, вот в чем ужас. Быть вечно в том адском мраке, сущность которого мы узреваем при еще невидимом нами, но дающем нам “видеть” Свете нетварном, вызывает томительную жажду вырваться из гнетущих объятий нашего падения, войти в сферу Света невечернего, к Богу любви святой.
    Только чрез веру в Бога-Христа получаем мы подлинный критерий о реальностях нетварного и тварного миров. Но для этого нам необходимо все наше бытие: и временное, и вечное — строить на незыблемом камне заповедей Христа. Весьма многие ходят в рукотворенные храмы на молитву, но вовсе не так много таких, которые находят “узкий путь”, ведущий в нерукотворенную скинию небес (ср. Мф. 7, 14).
    В начале нашего покаяния мы ничего, кажется, не видим, кроме нашего внутреннего ада, но, странным образом, незримый еще нами Свет проникает уже внутрь как живое ощущение присутствия Бога. Если мы крепко, обеими руками, будем держать край ризы Господней, то чудо нашего роста в Боге будет все усиливаться, и нам начнет открываться дивный облик Иисуса и с Ним — созерцание, какими мы, люди, были замыслены Творцом прежде создания мира. Чтобы в силу сказанного богатства дарований не вознеслось сердце человека, ему дается Промыслом идти крутым подъемом к сему познанию, истомляющим и ум, и душу, и тело.
    По временам Бог отнимает от подвижника Свою руку, и чуждый дух улучает минуты, когда он сможет колебать наше сердце и мысль. Отсюда у нас никогда нет совершенной обеспеченности, и мы даже при великих излияниях на нас милости возлюбленного Бога не “возносимся”. Вот и Апостол Павел о том же говорит в своем послании к Коринфянам: “И чтобы я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился” (2 Кор. 12, 7). Так было в начале христианства, так будет и до конца истории мира сего.
    Неописуемы дары нашего Бога. И как возможно человеку не возгордиться пред братьями своими? Да, при содействии той же Божественной силы, осуществимо сие, ибо Сам Бог — есть Смирение.
  7. Татьяна Назарова
    ПРП. ИУСТИН (ПОПОВИЧ). БОГ ВОШЕЛ В НЕДРА ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНИ

    Христос родился!

    Воистину Бог, как человек, на земле родился! Почему? – «Чтобы мы получили жизнь через Него» (1 Ин. 4, 9). Ибо без Богочеловека Господа Иисуса Христа жизнь человеческая – целиком и полностью самоубийственная бессмыслица, смерть, поистине самая явная и самая ужасная бессмыслица на земле. Осмыслить смерть – это значит осмыслить жизнь во всех ее глубинах, высотах, бесконечностях. И это делает только Всечеловеколюбивый Господь, Который по неизмерной любви становится человеком и навсегда остается Богочеловеком в человеческом мире. Жизнь человеческая только как Бого-жизнь, жизнь в Боге, приобретает свой вечный смысл. А вне Бога жизнь – это самая нелепая бессмыслица, преисполненная обиды и горечи. Твоя жизнь, человек, только в Боге обретает свой единственно разумный, единственно логосный, единственно логический смысл. И мысль твоя, брат, твоя человеческая мысль, обретает свой божественный и бессмертный смысл только в Боге, только как Бого-мысль. Мысль человеческая только в Богочеловеке Господе Иисусе Христе становится Бого-мыслью. Также и чувства твои, человек, только в Боге находят свой божественный, свой бессмертный смысл. Без этого твои чувства – это твой самый безжалостный мучитель, постоянно распинающий тебя на вечном кресте, после которого нет воскресения. А совесть? Откуда этот свирепый незнакомец в нас, людях? И она только как Бого-совесть соединяется со своим божественным и вечным смыслом. Без этого и совесть человеческая – это свирепая и жуткая бессмыслица. А смерть моя и твоя, и всех людей вообще, не есть ли самое жестокое мучение для человеческого существа во всей вселенной? Да, это истинно так. Но и она, только как смерть Богочеловека, достигает своего вечного смысла через воскресение Богочеловека Господа Иисуса Христа, ибо Им, только Им, осуществляется победа над смертью и осмысляется смерть в человеческом мире. Так и все человеческое, весь человек со всеми своими бесчисленными бесконечностями только как благодатный Богочеловек в обожающем и всеоживляющем Теле Богочеловека Христа – Церкви – обретает свой :; божественный, свой вечный, свой богочеловеческий высший смысл.
    Воплощением, вочеловечением и очеловечением Своим Бог самым очевидным образом вошел в самую, утробу, в недра человеческой жизни, вошел в кровь, в сердце, в центр всего сущего. Вытесненный добровольным грехом человеческим из мира, из тела, из души человеческой Бог воплощением, вочеловечением возвращается в мир, в тело, в душу. Весь становится человеком и, будучи им, трудится для человека, вселяется в мир и среди твари, промышляет о твари, освящает тварь, спасает тварь, преображает тварь, обожает тварь. Воплощение Бога – это самое крупное потрясение и самое промыслительное событие, как на земле, так и на небе, ибо здесь осуществилось чудо из всех чудес. Если дотоле сотворение мира из ничего было самым большим чудом, воплощение Бога в человека, несомненно, превзошло его своей чудесностью. Если при сотворении мира слова Божий облеклись в вещество, то при воплощении Господа нашего Иисуса Христа Сам Бог облекся в тело, в вещество, во плоть. Поэтому воплощение Бога стало промыслительным во всей вселенной: для каждой личности, для каждого существа, для каждой твари.
    И ты живи Им – живи Богочеловеком и исцелишься от всех смертей, от всех грехов, от всех страстей, от всякого дьяволизма. Твоя жизнь пусть станет Бого-жизнью. В этом вся твоя небоземная тайна, о, человек; человек, как только ты станешь членом церкви – членом Богочеловеческого Тела Христова. А как жить в церкви Христовой? – Жить святыми таинствами и святыми добродетелями. Поэтому перед Рождеством – пост. Пост как первая добродетель и с ним всегда молитва. Эти две основных добродетели приводят человека к Богочеловеку и богомудро его учат, как жить Им и в Нем. Что делать с телом, данным тебе от Бога? – Очистить его, освободить его от всякой нечистоты, от всякой страсти, от всякого зла, от всякого демона. А что это значит? – Это значит очистить его от всякого греха, ибо во всяком грехе скрывается дьявол, во всяком грехе работает дьявол помимо твоей свободной воли. В великом грехе – князь бесовский, в малом – бесенок. И тебе, и мне, и каждому человеку даны все средства победить тех бесов, все страсти, все грехи, все смерти в нас и в окружающем нас мире. На первом месте молитва и пост. Всеистинные уста Всеистинного Господа Иисуса Христа изрекли и эту животворящую истину: «Сей же род изгоняется только молитвою и постом» (Мф. 17, 21),– род всех видов грехов, всех видов страстей, всех видов бесов.
    Рождество перед тобой, передо мной, перед всеми нами, братья и сестры: Бог рождается как человек, «чтобы мы получили жизнь через Него» и так бы исполнили Богом и душу, и тело. А этого удобнее всего достигаем молитвою и постом. Они чистят, очищают и тело, и душу, чтобы в них радостно вселился чудесный и пресладкий Богомладенец Господь Иисус и Богом исполнил всецелое наше человеческое существо, все его бесчисленные бесконечности. Ибо потому и сотворены, человек, и твое тело, и твоя душа, чтобы исполниться Богом и жить Богом в горнем Божием мире. Нашими богоданными учителями в этом являются смиренная молитва и смиренный пост – эти святые и основные евангельские добродетели. Пусть они с нами летят, пускай предваряют нас и всем людям во всей вселенной неумолчно возвещают всеспасительное и всерадостное благовестие:
    Христос родился!

    Рождество Христово 1970 г.
    Из книги «Преподобный Иустин Попович. На богочеловеческом пути», C-Пб., 1999 г.

    Православие.ru
  8. Татьяна Назарова
    Преподобный Иустин (Попович)



    О рае русской души


     
     
    У русской души есть свой рай и свой ад. Нигде нет ада более страшного, и нигде нет рая более дивного, чем в русской душе. Ни один человек не падает так глубоко, до последнего зла, как русский человек; но точно так же ни один человек не достигает так высоко, выше вершин, как русский человек. История свидетельствует: русская душа мечется между самым черным адом и самым светлым раем. Мне кажется, что из всех душ на земле, у русской души самый жуткий ад и самый чарующий рай. В драме русской души участвуют не только все ангелы неба, но и все дьяволы ада. Русская душа — самое драматическое поприще, на котором беспощадно борются ангелы и дьяволы. За русскую душу ревниво бьются миры, бьются Сам Бог и сам сатана.
    Что составляет и представляет рай русской души? Рай русской души представляют и составляют богоносцы и христоносцы земли русской, русские святые: от святого Владимира и до патриарха Тихона исповедника. Огромен, чудесен, бесконечен рай русской души, ибо огромна, ибо чудесна, ибо бесконечна святость славных святых русской земли. Каждый святой есть ничто иное, как возвращенный рай. А это означает, что душа отнята у греха, смерти и дьявола, и соединена с Богом, его святостью и вечностью.
    Где находится рай русской души? Вот он — в св. Сергии Радонежском и Митрофане Воронежском, в св. Филиппе Московском и Владимире Киевском, в св. Серафиме Саровском и св. Иоанне Кронштадтском, в каждом подвижнике, в каждом мученике, в каждом исповеднике, в каждом праведнике русской земли. Дивен Бог в русских святых. Смотрите, как чудесно дивен Он в отце Иоанне Кронштадтском! Настолько дивен, что отец Иоанн — поистине святой русской земли.

    В новые времена русская душа получила свой самый совершенный рай в лице преподобного отца Иоанна Кронштадтского. Несомненно, что он стал раем для измученной русской души. Как? — Вселив своими подвигами в себя Господа Христа, а с Ним весь рай и все райские чары. Известно, что каждая евангельская истина восстанавливает понемногу рай в человеческой душе; а когда они все соберутся в человеке, тогда здесь настает весь рай со всеми своими вечными совершенствами. Где еще евангельские добродетели так живы, так деятельны, так бессмертны, как во христоносцах? Поэтому они Христов рай на земле.
    Поверьте моему утверждению: святой Иоанн Кронштадтский — рай для русской души. Пронесите свою мысль сквозь его святую мысль. Разве она не рай для вашей мысли? Погрузите свои чувства в его святые чувства. Разве они не рай для ваших чувств? Коснитесь сердцем своим его святого сердца. Разве оно не рай для вашего сердца? Его евангельское милосердие, его евангельская кротость, его евангельская любовь, не есть ли вечный рай и вечная радость для вашей души?
    Своими евангельскими подвигами он всюду восстанавливает рай в русской душе.
    Разве он не восстанавливает рай в русской душе, когда исцеляет бесноватых, изгоняет из них дьявола? Вспомните: он исцелил бесноватого, который очень напоминал Гадаринского бесноватого. Он исцелил бесноватую женщину, причем исцелил властными, евангельскими, всемогущими словами: “изыди вон!” И еще: исцелил человека, в которого, очевидно, вселился дьявол.
    Безумие есть самое страшное проклятие, которое грех навлекает на человеческую природу. А Кронштадтский святой исцеляет людей и от безумия. Достаточно было святому помолиться Богу, чтобы злой дух безумия оставил человека. Исцеление от безумия, разве это не возвращение человека в состояние до падения, в райское состояние? Но чудотворная сила Кронштадтского молитвенника равна апостольской. Не только сам он лично исцеляет от различных болезней, но то же самое делает и его одежда. Так, в Белграде несколько лет тому назад его шейный платок исцелил одну женщину от безумия. Свидетели этого находятся среди нас. Не напоминает ли вам это Деяния Апостолов, где говорится о чудесах, совершенных головным платком Апостола Павла?
    Нам, православным, не надо возвращаться на две тысячи лет назад, чтобы увидеть евангельские чудеса. Вот они, среди нас, Кронштадтский апостол творит евангельские чудеса на наших глазах. Он даже мертвое дитя воскрешает. Разве это не евангельское чудо? Разве на наших глазах не проявляется многообразная божественная сила, которую Спаситель давал и дает своим апостольским последователям, заповедуя им: «больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте» (Мф. 10:8)?
    Можно смело утверждать: он жил и дышал молитвой. Поэтому он очень много говорит о молитве как дыхании души. На вопрос, как он проводит свободное время, он отвечал: «Я молюсь, я постоянно молюсь. Я просто не понимаю, как можно проводить время без молитвы. Поистине молитва — дыхание душ».
    Преподобный отец Иоанн Кронштадтский — это райский выход для русской души из всех ее трудностей. И не только для русской, но и для всякой души, для всякой человеческой души вообще.
    Действительно, душа восстанавливает в себе рай, общаясь со Святыми и живя в молитвенном единении с ними. Потому что Святые вытесняют из нее грехи, пороки и страсти, которые делают душу адом, и исполняют ее божественной истиной, любовью и правдой, тем самым превращая ее в рай.
    Вся жизнь и деятельность святого подвижника Кронштадтского показывает нам и учит нас, как человек создает рай в себе и в мире вокруг себя, и уничтожает ад в себе и в мире вокруг себя. Если бы мы захотели свести евангелие святого Иоанна Кронштадтского к одной мысли, она бы гласила: грехами и пороками человек создает свой вечный ад, а евангельскими добродетелями создает свой вечный рай.
  9. Татьяна Назарова

    Лествицы

    Автор: Татьяна Назарова,

    Господь наш Иисус Христос начертал во Святом Евангелии десять ступений "Заповедей Блаженства" (Мф. 5, 3-12), которые возводят душу к Богу.
    Вот они:
    1 - нищета духа,
    2 - плач,
    3 - кротость,
    4 - алчба и жажда правды,
    5 - милосердие,
    6 - чистота сердца,
    7 - мир душевный,
    8 - поношение за правду,
    9 - страдание за верность Христу,
    10 - вечная радость и блаженство.
    Эта духовная лестница, начертанная нам Спасителем. По этой лестнице мы должны идти, начиная со смирения и кончая страданием за Господа.
    Есть и другие лестницы у святых отцов с большим числом ступеней (преподобный Иоанн Лествичник - 33 ступени) и меньшим числом ( преподобный Антоний Великий - 4 ступени). Но это совсем не значит, что если меньше ступеней, то скорее войдешь в Царство Божие. Совсем и не так. А это значит только то, что святые отцы, приняв в основу "лествицу" Спасителя (Заповеди Блаженств), шли к совершенству несколько особыми (индивидуальными) путями, в зависимости от их склада характеров, учености, взгляда на вопрос спасения. Они не отвергали и "лествицы" другие и не говорили, что "вот только моя "лествица" правильная, а ваша неправильная" - совсем нет. Но они, принимая во внимание другие "лествицы", сами шли таким путем, какой им особо указал Бог.
    Таким образом, помимо "лествицы" Спасителя есть "лествицы" святых отцов. Вот они:
     
    1) лествица преп. Антония Великого
    Лествица преп. Антония Великого построена всего из четырех ступеней:
    1 - страх Божий,
    2 - покаянный плач,
    3 - мужество,
    4 - любовь.
    Преп. Антоний говорит: "Если кто пожелает стяжать любовь Божию, тому сначала должно возыметь страх Божий. Страх же родит плач, плач родит мужество. Когда все созреет в душе, то Бог дает любовь и привлекает душу к Себе".
     
    2) лествица из Добротолюбия
    Она распределена на пять ступеней:
    1 - вера,
    2 - страх,
    3 - упование,
    4 - бесстрастие,
    5 - любовь.
     
    Верующее сердце и знающее Господа непременно возымеет к Нему должный священный страх. Страх не рабский или наемнический, а страх сына, боящегося оскорбить своего отца, которого он бесконечно, нежно любит.
    Святой страх же, в свою очередь, рождает упование (надежду). Упование на Господа, как на Отца всех людей, Который все, абсолютно все может сделать, и нет для Него ничего невозможного И как хорошо тогда человеку уповать на Бога, с Которым ему возможно победить все страсти, победить всех врагов спасения; отсюда является четвертая ступень - бесстрастие.
    Бесстрастие - победа над своими страстями, пороками, дурными привычками. Это состояние "покоя", тишина, страсти убиты или хотя приглушены. Зло молчит. И вот здесь, на этом вспаханном поле бесстрастия, когда все терния греховные подрезаны с корнем и высохли, рождается дивный и святой плод любви.
    Это состояние счастья, пламенения духа и сердца к Богу. Постоянной думы о Нем, постоянной святой мечты - быть к Нему ближе, сделать Ему приятное, соединиться с Ним навсегда. Любовь как венец украшения, вершина всех подвигов, вершина счастья для человеческого сердца. Со святой любовью каждый час, минута, мгновение жизни - радостная пасха, начало, середина вечной жизни, реальное ощущение невыразимого вечного ликования о Боге.
     
    3) лествица Аввы Филимона
    Эта лествица состоит из семи ступеней:
    1 - безмолвие,
    2 - подвиг,
    3 - плач,
    4 - страх,
    5 - смирение,
    6 - прозрение,
    7 - любовь.
     
    Их непосредственная связь: безмолвие рождает подвиг, подвиг рождает плач, плач по Боге и о грехах рождает страх, страх пред Всемогущим Богом рождает смирение, смирение истинное производит прозрение, прозрение растит любовь.
     
    4) лествица преп. Максима Исповедника
    Спасительная лествица преподобного Максима Исповедника состоит из восьми ступеней, возводящих к Богу:
    1 - вера,
    2 - страх Божий,
    3 - воздержание
    4 - терпение,
    5 - великодушие,
    6 - упование,
    7 - бесстрастие,
    8 - любовь.
     
    5) лествица преп. Иоанна Лествичника
    Эта лествица самая многоступенчатая. В ней насчитывается до 33-х ступеней, по числу лет земной жизни Спасителя. Преп. Иоанн Лествичник в основание своей лествицы полагает "отречение от мира". Это самый твердый камень, на который упирается лествица, на котором она стоит. Вершина Лествицы - любовь. Любовью Лествица достигает в смое небо. Она подводит человека к Престолу Божию - Богу Любви.
     
    ***
    Теперь вот для нас имеется целый ряд лествиц, ведущих от земли на небо. Пусть каждый выбирает себе какую угодно. И пусть не говорит, что небо для него далеко, что туда трудно взобраться. Патриарху Иакову, когда он видел во сне лествицу, простирающуюся от земли на небо, было сказано: "Не бойся, Я Бог Авраамов, Бог Исааков, Бог Иаковль" - не Бог мертвых, но живых! Эта виденная им лествица означала Матерь Божию; Она нашу грешную землю связала с небом. И вот теперь нам проложен путь "от земли на небо".
    "Радуйся, Лествице, юже Иаков виде..."
    Однажды рано утром Глинские старцы видели, как душа преп. Серафима поднималась "по лествице" от земли на небо. Эта "лествица" была вся осияна дивным светом. Она представляла как бы дивную реку, уносящую батюшку Серафима все выше и выше. Старцы Глинские (игумен Филарет и другие), видя это, ужасались и трепетали от радости. Так, восходя по этой "световой" лествице, душа батюшки Серафима возносилась в Горний Иерусалим жить с Богом в вечной радости и блаженстве.
    О, какая радость ждет истинного христианина! Какой светлый путь от земли на небо!
     
    Архимандрит Тихон (Агриков). Осанна. Рассуждения человека, ревнующего о славе Божией.
  10. Татьяна Назарова
    Игумения Таисия Леушинская
    Отец протоиерей Иоанн Ильич Сергиев как пастырь

    <...>Что прежде и больше всего останавливает на отце Иоанне Сергиеве нашу мысль? - Более глубокий, духовный ум прежде всего, конечно, обратит внимание на нравственную высоту этого духоносного мужа и на обилие присущей ему благодати, простирающейся до чудодейственности. Иной же, может быть, остановится на его популярности, на вопросе о том, каким путем он достиг, сделавшись тем, чем является теперь пред нами?
    Смиренный служитель Божий, отец Иоанн, проходя свое подвижнически-пастырское служение в уединенном уголке Кронштадтского острова, очевидно не только гремел о своих великих делах, но, может быть, и не предполагал никогда, чтобы оне привели его к такому исходу, - выдвинули из среды людей и поставили на свещник пред всем миром, что, конечно, составило для него тяжелый крест, который понести могут лишь его мощные плечи с помощью благодати Божией. Но прославляющего Мя прославлю, говорит Господь; и ниже вжигают светильника и поставляет его под спудом, но на свещнице (Матф.5,15) ... да входящии видят свет (Лк.8,16); и тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела и прославят Отца вашего, иже на небесех (Матф.5,16).
    Эти слова Евангелия яснее всякого человеческого слова отвечают на вопросы и о причине. и о цели популярности и деятельности отца Иоанна.
    Некоторые обстоятельства из жизни отца Иоанна служат доказательством того, что он как избранник Божий намечен был перстом Его промысла еще от самой колыбели.
    Еще в младенчестве он сподоблялся лицезрения ангельского наяву; однажды ночью зимою, лежа в постели 6-ти летний младенец Иоанн увидел в комнате необычный свет, взглянув он увидел стоящего среди его Ангела в небесном прославленном виде; когда младенец Иоанн от необычности такового явления естественно пришел в недоумение, Ангел успокоил его, назвавшись его Ангелом - хранителем, всегда присущем ему на его соблюдение, охранение и спасение от всякой опасности.
    Потом, когда ему было около 10-лет, он видел еще одно видение, имевшее для него пророческий смысл: он десятилетний младенец видел себя священником, служащим в Кронштадтском Андреевском соборе, который и был показан ему не в том своем виде, в каком находился в то время, а в том, как он поновлен десятки лет позже этого видения. Промыслу Божию благоугодно было еще в младенчестве показать Своему избраннику и образ и самое место служения его Господу. В этом-то именно храме началась труженическая духовная жизнь отца Иоанна, не только в смысле пастырскаго его служения, но и смысле строгой бдительности его над своим внутренним человеком, постоянных подвигов самоотвержения, чистоты, молитвы, любви к Богу и ближним, и других добродетелей христианских, которые теперь, как драгоценный венец, выкованный многолетним трудом, украшают пастырскую главу его.
    Сам отец Иоанн, как образец скромности и смирения, всегда умалчивает о своих духовных подвигах и добродетелях, но они говорят сами за себя, ибо плод их без семени не вырастает. Впрочем нам известны некоторыя случайно им упомянутыя обстоятельства. "Знаешь ли, - сказал он однажды в беседе с одной глубоко почитающей его особой, - что прежде всего положило начало моему обращению к Богу, и еще в детстве согрело мое сердце любовию к Нему? - Это Святое Евангелие. У родителя моего было Евангелие на славяно-русском языке; любил я читать эту чудную книгу, когда приезжал домой на вакационное время: и слог ее, и простота речи были доступны моему детскому разумению, я читал и услаждался ею, и находил в этом чтении высокое и незаменимое утешение. Это Евангелие было со мною и в духовном училище. Могу сказать, что Евангелие было спутником моего детства, моим наставником, руководителем, утешителем, с которым я сроднился с ранних лет".
    При таких условиях от природы мягкое и доброе сердце отца Иоанна могло ли не согреваться любовию к Господу и не стремиться к Нему? Доброе семя падало на добрую землю(Матф.13,23), которая должна была в свое время произрастить плод сторичный, достаточный к насыщению многих. Словами Св. Евангелия говорил с ним Сам Христос, оставляя в чистом детском сердце его глубокий след и как бы полагая печать Свою на Своего избранника. Ощущая на себе эту печать в теплой любви к Господу, отрок Иоанн естественно стремился излить эту любовь пред Ним непрестанною о Нем мыслию. Т.е. молитвою сердца и ума. С поступлением в училище он не только не оставил своего благочестивого обычая предаваться богомыслию и внутренней молитве, но ощутил еще большую в них потребность, ибо, быв отлучен от своей родной семьи, еще более чувствовал свое одиночество и безпомощность и еще более стал прилепляться сердцем к одному неразлучному с ним и любимому им Христу; в Нем одном он искал и находил себе помощь и утешение. "Молитва, - говорит отец Иоанн, - была для меня всегда как бы сокровищницею, в которой я находил все, чего искала душа моя: ею услаждалось мое сердце, просвещался ум, и воля почерпала силу уклоняться от всего богопротивного, коим боялся я прогневать, оскорбить Господа, а через это укреплялся во мне страх Божий. Чем глубже вникал я в смысл слов молитвы, тем сильнее пленялся высотою их".
    Вот какими основами и началами зарождалась и крепла жизнь духовная в юном сердце будущаго пастыря св. Церкви!
    Благодать Божия предъизбрав в нем достойный себе сосуд, сама охраняла и, как бы воспитывала своего избранника с самого младенчества, ведя его путем тесным. И обучение книгам в начале не легко давалось; только усиленным прилежанием, а еще более усердною молитвою, подобно великому угоднику Божию Сергию Радонежскому, он привлек к себе благодатное просвещение умственных способностей настолько, что в последствии сделался одним из первых учеников. Благонравие же и кротость всегда были отличительными чертами его нрава, снискавшими ему всеобщее уважение и любовь.
    По окончании курса в Архангельской Семинарии, Иоанн Сериев, как один из лучших учеников был переведен в С.-Петербургскую Духовную Академию, где в 1885 году и окончил курс со степенью кандидата богословия.
    Время прибывания отца Иоанна в Академии почти не известно; сам он по обычаю своему о нем умалчивает, а товарищи его, из которых известны весьма немногие, говорят единогласно только то, что он всегда отличался удивительною скромностью, молчаливостию, тихостию нрава, не любил веселых обществ, от которых всегда уклонялся, предпочитая всему уединение, среди котораго усердно предавался чтению; любил он музыку и особенно церковное пение.
    Один случай в период академической жизни отца Иоанна, переданный им самим, можем сообщить здесь, как не лишенный внимания: "Первые деньги, - говорит он, - заработанные моим личным трудом, дали мне возможность приобресть давно желанные книги св. Иоанна Златоуста "Объяснение на Евангелие от Матфея" и "Беседы его к Антиохийскому народу". Какое наслаждение доставили мне эти книги! Я не мог оторваться от них, а иногда так увлекался, что, забывая все окружающее, готов был высказывать, восклицать похвалы дивному Златоусту".<...>
     
    из книги игумении Таисии "Отец протоиерей Иоанн Ильич Сергиев как пастырь".
    Леушинское подворье. По изданию 1893 года.
  11. Татьяна Назарова
    У известного в дореволюционной России писателя Б. К. Зайцева есть рассказ «Оптина Пустынь» (ниже привожу его с небольшими сокращениями).
    Недавно прочла эти воспоминания, и подумалось: какие же мы счастливые. Мы увидели возрождение дорогой обители. Жива, жива Оптина! Омыта кровью мучеников, сияет как прежде. Жива та любовь, о которой говорит писатель и которую чувствует всякий, хоть раз побывавший здесь. Старцы с нами. Как и прежде стекается сюда вся Россия, а Оптина всем рада, всех встречает с любовью, всех «утишит и утешит», и мы знаем, что когда бы ни пришли

    Для больной души распахнешь ты вновь
    Белых стен своих Отчии объятия,
    Сердце очерствевшее оживит Любовь,
    До Небес дойдет свеча молитвы братии…


     
    Низкий поклон тебе, дорогая Оптина. Слава Богу за все!
     

     
     
    <...> Наша семья не была религиозна. По тому времени просвещенные люди типа родителей моих считали все «такое» суеверием и пустяками. Так что ребенком, не раз проезжая в двух-трех верстах от Оптиной, я ни разу ее не посетил.
    Но в Устах водилось у меня много приятелей, разных Савосек, Масеток, Романов, да и нянюшки Дашеньки, кухарки Варвары не раз рассказывали об Оптиной и удивительном старце Амвросии. Наши бабы из Устов ходили к нему за советами. Слава его была очень велика, текла самотеком, из уст в уста, без шуму, но с любовью. Знали, что, если в жизни недоумение, запутанность, горе – надо идти к отцу Амвросию, он все разберет, утишит и утешит.
     
     
     

    ***


    Судя по тому, что потом приходилось читать и слышать об Оптиной, укрывавшейся золотыми своими крестами в лесах, это обитель, прославившаяся благодаря старчеству. За девятнадцатый век в ней прошла целая династия старцев. Старцы не управляли ничем, они жили отдельно, в скиту, и являлись живым словом монастыря миру: мир шел к ним за помощью, советом, поучением. Это давало, конечно, глубокую, сердечную связь монастыря с миром, святыня становилась не отдаленно сияющей, а своей, родной.
    <…>
    Я представляю себе жизнь и «творчество» монастыря так: допустим, я паломник. Подъезжаю со стороны Козельска к реке Жиздре. Вокруг луга, за рекою вековой бор. Чтобы попасть в монастырь, надо переправиться на пароме: вода – черта легкая, но все же отделяющая один мир от другого. Наверно, еще два-три богомольца будут на этом пароме. Монах тянет веревку, кучер слезет, станет помогать. Поплескивает вода, мы будто бы стоим, а уже берег отделился. Кулик низко пролетит к отмели той самой Жиздры, где мальчиком ловил я пескарей. Будет пахнуть речною влагой, лугами, а главное – сосновым бором. Там, среди лесов, четырехугольник монастыря с высокою белой колокольней в средине. По углам стен – башни. Ямщик привезет меня в монастырскую гостиницу – большая прелесть в чистых половичках на лестнице, в цветах на окне номера, иконах в углу с теплящейся лампадкой, видами обители на стенах, в запахе кипариса, ладана, постных щей – это все знакомо по Афону, вероятно, в Оптиной имело еще более русский облик. (Над Афоном всегда веяние Эллады, там не может быть запах русского бора.)
    Тишина, скромность, благообразие долгих церковных служб… Но это как обычно в монастыре. И вот иду дорожкою среди сосен, от монастыря в скит к старцу – тою самою дорожкою, какой ходил Алеша Карамазов. Смерть Зосимы, ночь сомнений Алешиных, «Кана Галилейская», вечный шум этих сосен, ночные звезды, по которым ощутил он вновь Истину… Но сейчас солнечное утро. Мы вступаем в ограду скита. Здесь разбросано несколько домиков, среди них небольшая церковь. Около домиков цветы. Деревянные дорожки проложены от одного к другому. Очень тихо. Сосны шумят, цветы цветут, пчелы жужжат, солнце греет… – вот облик скитской жизни.
    Мы подымемся на одно из крылечек, войдем в коридор. Направо будет дверь в зальце-приемную, налево – в комнату старца. Уже посетители собрались, ждут. Из окон видны розы, и мальвы, и левкои цветника. Старец еще не вышел, он читает полученные за день письма, диктует ответы, некоторые пишет сам.

    ***


    И вот, если бы я был оптинским паломником, я ждал бы в солнечном утре в зальце выхода отца Амвросия – принес бы ему грешную свою мирскую душу. Как взглянул бы он на меня? Что сказал бы? Жутко перед взглядом человека, от которого ничто в тебе не скрыто, которого долгая святая жизнь так облегчила, истончила, что как будто через него уж иной мир чувствуется. Мог ли бы я ему отдаться? Вот что важно. (Мне лично кажется это чрезвычайно трудным.) Ведь в старчестве так: если я не случайный посетитель «зальца», то кончается тем, что я выбираю себе старца духовным руководителем, вручаю ему свою волю и что он скажет, так тому и быть, я должен безусловно, безоглядно ему верить – это предполагает совершенную любовь и совершенное пред ним смирение. Как смириться? Как найти в себе силы себя отвергнуться? А между тем, это постоянно бывает и, наверное, для наших измученных и загрязненных душ полезно… Впрочем, я не видал никогда Амвросия и не познал его действия на себе.
     

    Отец Амвросий был старец болезненный, к шестидесяти пяти годам сильно ослабевший. Его жизнь такая: вставал около четырех… Келейник вычитывал ему правило, затем начиналось чтение писем (он получал их до шестидесяти в день), и только к девяти, напившись чаю, выходил к посетителям. Высокого роста, сгорбленный, ходил в ватном подряснике. Когда снимал камилавку, открывался большой умный лоб его. Редкая длинная борода, очень добрые и проницательные глаза. Его ждала «вся Россия» – простая, страждущая Русь, мужчины, женщины, дети. Келейник докладывал: «Там, батюшка, собрались разные народы – московские, смоленские, вяземские, тульские, калужские, орловские – хотят вас видеть».
    Старец молился перед иконой Богоматери, затем начинал расточать себя. Любовь, ее обилие! На всех хватало любви. «Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и аз упокою вы» – они и шли. Не было для отца Амвросия неважного, малого человеческого горя, говорит отец Четвериков, хорошо его знавший. Он принимал с 9-ти до 12-ти, потом с 2-х до вечера и иногда, уже совсем ослабевший от болезни, усталый, беседовал лежа на своей койке – но беседовал. И с чем только ни являлись! Под его защиту, помощь шла обманутая девушка, отвергнутая родителями и обществом, а вот у святого человека этот «незаконный» мальчик бегал и прыгал по келье, старик ласкал его, ободрял мать и даже материально ей помогал.
    Спрашивали, выходить ли замуж, жениться ли, ехать ли на заработки. Спрашивала баба со слезами, как ей кормить господских индюшек, чтобы не дохли. Он спокойно ее расспрашивал и давал совет, а когда указывали ему, что напрасно он теряет время на такие пустяки, говорил: «Да ведь в этих индюшках вся ее жизнь».
    Так раздавал он себя, не меряя и не считая. Не потому ли всегда хватало, всегда было вино в мехах его, что был соединен он прямо с первым и безграничным океаном любви?

    ***


    Все это происходило так ужасно давно! Мест, где прошло мое раннее детство, я не видал десятки лет. Жизнь изменилась безмерно. Вероятно, нет нашего белого двухэтажного дома в Устах, ничего не осталось от усадьбы в Буданове, под Калугою, куда мы ездили. Через Сухиничи давно прошла железная дорога, и никто не ездит более «на долгих». Козельск, наверно, все такой же… Оптиной… просто нет.
    Всю горечь, всю тяжесть неравной борьбы за нее пришлось вынести старцам Анатолию и Нектарию - могиканам оптинской династии. Революция надвигалась – злобная, бешено-разрушительная. Оптина пустынь погибла, т. е. здания существуют, но их назначение иное. Место, где бывал Гоголь, куда приезжали Соловьев и Достоевский, где жил Леонтьев и куда наведывался сам Толстой, ушло на дно таинственного озера – до времени. В новой татарщине нет места Оптиной. Вокруг, по лесам брянским, по соседним деревушкам, таятся бывшие обитатели обители. Появились в окрестностях и новые люди – православные из Москвы, художники, люди высокой культуры, селятся вблизи бывшего монастыря, как бы питаются его подземным светом. Собирают и записывают черты высоких жизней старцев, некоторые работают, есть и такие, кто приезжает на лето из города, как бы на дачу. Мне недавно пришлось у знакомых читать описание пасхальной ночи – оттуда. Как сияла огнями сельская церковь за рекой, как река разливалась, и надо было в лодке плыть к заутрене, я знаю и сам, как черны эти ночи пасхальные у нас в деревне, как жгут звезды, как плывут, дробятся отражения плошек и фонариков в реке, как чудно и таинственно плыть по воде святою ночью.
    Далекий разлив, тьма, благовест… да воскреснет Бог и расточатся враги Его.

    21 октября 1929 г.


     

    Б. К. Зайцев. Река времен. От Афона до Оптиной Пустыни.


  12. Татьяна Назарова
    Всякое благо, какое имеем, и всякое добро, какое делаем, есть Божие и от Бога. Посему на нас лежит долг благодарить Его за все, за всякое благо, от всещедрой десницы Его получаемое, явное ли то или неявное, за всякое доброе деяние, за всякий добрый подвиг и за всякую победу над врагами нашего спасения, как нам и заповедано: о всем благодарите: сия бо есть воля Божия о Христе Иисусе в вас (1 Сол. 5, 18). Позаботься же возгревать в себе чувства благодарения к Богу с первого момента по пробуждении от сна, во весь день и засыпай со словами благодарения на устах; потому что ты погружен в Божии благодеяния, в числе которых есть и самый сон.
    Богу не нужны твои благодарения, но тебе неотложно нужны Божии благодеяния. Приятелище же и хранилище сих благодеяний в тебе есть благодарное сердце. "Наилучшее средство сохранить благотворительность к себе благодетеля,- говорит св. Златоуст,- есть памятование о благодеянии и благодарение непрестанное". И св. Исаак пишет: "Благодарность приемлющего побуждает дающего давать дары, большие прежних. Кто не благодарен за малое, тот и на большее обманется в надежде. Дар не остается без усугубления, разве только когда нет за него благодарности" (сл. 2). Святой же Василий Великий прилагает к сему и некое устрашение, благотворное, однако ж, говоря: "Поелику не благодарим за блага, подаваемые Богом, то необходимым делается отъятие благ для приведения нас в чувство. Как глаза не видят слишком близкого, но требуют соразмерного некоторого расстояния, так и неблагодарные души, обыкновенно, с лишением благ начинают чувствовать прежнюю милость; и, не знав никакой благодарности к Давшему, пока пользовались дарами, по утрате ублажают прошедшее" ("Слово о благодарении", т. 4, с. 74).
    Вняв сказанному, всяко вопросишь, как же мне возгреть в себе чувство благодарения Богу и всегда хранить его? Рассмотри все благодеяния Божии к роду человеческому - нашему роду - и к тебе самому и чаще проходи их мыслию своею и вращай в памяти своей, и если есть у тебя сердце, то не возможешь не возносить к Богу благодарных песней. Образцы сему найдешь в молитвах и в писаниях святых. Вот как живописует св. Василий Великий Божию к нам великодаровитость: "Мы из небытия приведены в бытие, сотворены по образу Создавшего, имеем и разум, и слово, которые составляют совершенство нашей природы и которыми познали мы Бога. Тщательно же изучая красоты творения, по оным, как по некоторым письменам, объясняем себе великий Божий о всем промысл и Божию премудрость. Мы можем различать доброе и худое; самою природой научены избирать полезное и отвращаться от вредного. Будучи отчуждены от Бога грехом, снова воззваны мы к общению с Богом, освобождены будучи Кровию Единородного от бесчестного рабства. А надежда Воскресения и наслаждения ангельскими благами, Царство на небесах, обетованные блага, превосходящие силу разумения и слова!" (там же, с. 51) - Прочитывай это изображение Божиих к нам благодеяний или другое какое избери, или сам составь, включив сюда и лично тебе данные Богом блага. И повторяй это чаще мыслью и словом, не только каждый день, но многократно на всякий день, и пребудешь в чувствах благодарения Богу.
    Но чувство возбужденное не любит оставаться в сокровенности, а ищет обнаружения и изъявления. Чем же прилично нам изъявить пред Богом свои чувства благодарения Ему? Делай то, что хочет от тебя Бог, окружая тебя Своею щедродательностью. Чего же хочет Бог? Окружая тебя Своими благами, Бог хочет, чтоб ты, видя их, непрестанно воспоминал о Нем,- и помни; хочет, чтоб ты прилепился к Нему всей любовью,- и прилепись; хочет, чтоб ты ни в чем не отступал от воли Его и всем благоугождать Ему старался,- и делай так; хочет, чтоб ты во всем на Него единого полагался,- и положись; хочет, чтоб ты, поминая, как многократно оскорблял Благодетеля своего злыми и срамными делами своими, сокрушался о том, каялся в том, оплакивал то, пока не умиротворишься со своей совестью и не примешь удостоверения, что и Бог простил тебе все,- и делай так.
    Видишь, как обширно поле благодарения и как обильны способы исполнения сего долга? Познай из сего, как неизвинительно погрешает, кто оказывается неисправным в сем, и поревнуй не пятнать себя грехом сим. Между людьми неблагодарность обзывается черною. Какое приберешь слово для обозвания неблагодарности к Богу? Возгревай же в себе всегда чувства благодарения Богу, особенно попекись о сем в храме во время литургии, на коей приносится Богу Бескровная Жертва, именуемая Евхаристией, что значит "благодарение". Не забудь, что здесь ты ничем другим не можешь достойно изъявить благодарение Богу, как полной готовностью все свое и себя самого принести в жертву Богу во славу всесвятого имени Его.
     
    Преподобный Никодим Святогорец.
    Из книги "Невидимая брань".
  13. Татьяна Назарова
    Игумения Таисия Леушинская


     




     
     
     

    Близ ти глагол сей, во устех твоих и в сердце твоем


     

    Рим.10,8


     
     
     
     
    В последнем письме моем я говорила тебе, сестра, о молитве вообще; теперь скажу несколько слов о молитве исключительно внутренней, или так называемой "умной", потому что она совершается лишь умом и сердцем тайно, без всяких внешних знаков. Будучи исключительно духовного характера, она не должна и не может стесняться ни местом, ни временем, ни каким-либо другим условием, но как беспределен и безграничен Дух Святый, оживотворяющий молитву, так безгранична, непрестанна и повсюдна молитва души, втайне творимая: "На всяком месте владычествия Его (Божия) благослови, душе моя, Господа!" (Пс. 102,22). "Вечер и заутра и полудне аз к Богу воззвах" (Пс.54,18.17). "Непрестанно молитеся" (1Сол.5,17), - учит святой апостол Павел. Очевидно, что Апостол разумеет тут молитву внутреннюю, молитву сердца и ума, не внешнюю, в которой участвовала бы и плоть, ибо невозможно нашей немощной и дебелой плоти непрестанно, неуклонно предстоять на молитве как по самой немощи ее, так и по безусловной зависимости ее от обстоятельств внешней жизни, в которых она обязана принимать участие. Внутреннюю же, тайную молитву может и должен держать каждый, по слову Апостола: "потаенный сердца человек в неистлении кроткого и молчаливого духа", предстоя пред Господом (1 Петр.3,4).
    Если Апостол учит всех христиан "непрестанной" молитве, то не тем ли более таковая молитва составляет непременную обязанность иноков, как добровольно сложивших с себя излишние житейские заботы и посвятивших себя исключительно молитве и богомыслию. При надевании иноческой одежды (рясы) вновь вступающему послушнику вручаются, между прочим, и четки для вещественного напоминания о непрестанной молитве, которою должен заниматься новоначальный, постепенно обучая себя этому "духовному деланию", как называют святые отцы-подвижники умную молитву.
    Ныне и четки, как и многое, имеющее высокодуховное значение, утратили свое значение; четки в настоящее время служат не столько принадлежностию для молитвы, сколько принадлежностью для наряда, и чтобы быть лучшим украшением, делаются ныне не из ниток или шерсти, каковыми делались прежде "вервицы" (то есть веревочные узелки) или, как их еще называли, "лестовки", а из бус, иногда даже и весьма непростых. Малодушные инокини тешатся ими, как дети, и щеголяют одна перед другой. Не во многих уже обителях сохраняется еще обычай совершать по четкам общее молитвенное "правило" с поклонами или без них, сообразно уставу. Что же касается прямого назначения четок, состоящего в упражнении по ним инока в непрестанной внутренней молитве, - оно почти вовсе утрачено. Впрочем, я не хочу этим сказать, чтобы помимо четок нельзя было бы приобресть навыка внутренней молитвы; напротив, я лично знаю людей, никогда не имевших в руках четок, как не принадлежащих к иноческому сословию, а стяжавших высокосозерцательную "умную" молитву; ни общество людей, среди которого они вращаются, ни суета мирской жизни, их окружающая, - ничто не отвлекает их от непрестанной внутренней беседы с Богом, Которому они всегда предстоят умом и Которого непрестанно носят в сердце.
    Такое состояние души есть плод долговременного труда, неослабного самовнимания и постоянного самопринуждения к молитве (умной). Если доступно оно и возможно для людей и среди мира живущих, этих тайных рабов Божиих, сокровенно работающих Господу, то не тем ли более доступно и обязательно для иноков; потому-то тебе, как инокине, по самому призванию своему обязанной хранить непрестанную внутреннюю молитву, я указываю, между прочим, на четки, данные тебе вместе с иноческим одеянием не как простая принадлежность его, а как начальный обучитель молитве и как вещественное напоминание о ней.
    Долговременный, неослабный труд, постоянное самопринуждение, как я сказала, потребны для стяжания внутренней непрестанной молитвы, но не забывай, что и всякое преуспеяние в чем бы то ни было, хотя бы и в светском знании или искусстве - требует тоже немалого труда, усиленных и постоянных упражнений, пока не приобретется известный навык и полное познание. Если не положим начала делу, то как совершим его? Если же не совершим или, по крайней мере, не потрудимся в нем, то "воздадим о нем слово в день судный" (Мф.12,36). Не на свои немощные и убогие силы полагаясь, а на всемощную благодать и помощь Божию надеясь, начнем понемногу приучать свое мятущееся сердце к божественной тишине сладчайшего Иисуса, ибо Он есть "един Царь мира (Ирмос)".
    "Идеже есть сокровище ваше, ту будет и сердце ваше" (Мф.6,21),- говорит Господь. Если бы мы все сокровище свое, то есть все дорогое для нас и любимое нами, полагали в одном Господе, то, без сомнения, Он один и наполнял бы Собою наше сердце и мысли и все духовное существо наше; учение Апостола о непрестанной молитве не было бы для нас заповедью многотрудною, а было бы лишь исполнением потребности своей души и удовлетворением стремления ее - быть всегда с Господом неразлучно сердцем и умом. Непрестанная молитва "умная" была бы неотъемлемою драгоценностью нашею, источником духовной сладости, сердечного простора; с именем Иисусовым, призываемым в молитве сердцем, есть Сам Иисус, как говорит Апостол: "Близ ти глагол сей,- во устех твоих, и в сердце твоем" (Рим. 10,8), то есть глагол молитвы твоей к Богу, или Бог, Которого ты призываешь. И Сам Господь говорит: "Се стою при дверех (то есть при дверех сердца) и толку (стучусь): аще кто услышит глас Мой и отверзет двери, вниду к нему и вечеряю с ним, и той со Мною" (Апок.3,20). Видишь ли, разумеешь ли безмерную любовь к нам сладчайшего нашего Господа? Он Сам жаждет обитать в сердце нашем, лишь бы мы не отказывались, желали принять Его, как и в другом месте говорит: "И вселюся в них, и похожду (то есть буду сопровождать его во всех путях его), и буду ему во отца, и тии будут Ми в людие" (2Кор.6,16.18 и Лев.26,12). "О Божественнаго, о любезнаго, о сладчайшаго Твоего гласа, Господи, и блажен, иже услышит глас Твой и отверзет Тебе двери сердца своего!" О сестра, вникни в эти слова и умились, и размысли: нужно ли Господу, самоблаженнейшему и источнику всякого блага, света, чистоты и святыни наше сердце нечистое, уязвленное всяким грехом, смердящее гноем страстей, (сердце порочное и лукавое; однако Он не гнушается им и ежеминутно готов посетить его, лишь бы мы сами не противодействовали этому. "Се стою при дверех и толку!" (Апок.3,20) "Аз выну с Тобою есмъ" (Пс.72,23). "Призови Мя в день скорби твоея, и изму тя" (Пс.49,15). Казалось бы, как я и упомянула уже, непрестанное упражнение в внутренней, "умной" молитве должно быть вожделеннейшим занятием иноческим, тем более еще и потому, что она доступна и удобна при всяком физическом труде, при всяком житейском занятии, при вкушении пищи и пития, при прогулке, при исполнении общественных послушаний, и всегда и во всякое время дня и ночи, лишь бы ум и сердце внимали своему "внутреннему деланию". Много и весьма много писали об умной молитве Иисусовой Богомудрые отцы, опытом изведавшие и сладость, и силу ее; так, один духоносный муж говорит: "С именем Иисуса, или с искреннею мыслью об Иисусе, соединена великая сила: она прогоняет страсти, запрещает бесам, наполняет сердце небесною тишиною и радостью".
    Другой говорит: "Именем Иисуса бей ратники (бесовские искушения), крепчае бо сего имене несть иного под небесем". Еще говорит: "Когда вкушаешь пищу или питие, мешай пищу в устах твоих с именем Иисусовым, да освятит и усладит оно пищу твою, подобно, как услаждает собою сердце твое". Когда вкушаешь пищу, думай о сладости пищи духовной, при питии - о сладости и животворности воды живой, обещанной и подаваемой Иисусом верующим, и припоминай при этом соответствующие сему изречения Его: "Всяк пияй от воды сея (земныя) вжаждется паки; а иже пиет от воды, юже Аз дам ему, не вжаждется во веки" (Ин.4,13-14) и далее: "Аще кто жаждет, да приидет ко Мне и пиет!" (Ин.7,37). Говори мысленно ко Господу: "Даждь ми от воды Твоея, да не вжажду" (Ин.4,15). "Иисусе, питие мое неисчерпаемое, Иисусе, пище крепкая, Иисусе, хлебе животный, насыти мя алчущую, Иисусе, источниче разума, напой мя жаждущую!" (Акафист Иисусу Сладчайшему) и прочее, подобно подходящие тексты Священного Писания и молитвословии церковных. Когда идешь куда-либо путем, вспоминай предстоящий всем нам путь в Небесное наше Отечество или перенесись мыслию в те времена, когда Господь, ради нашего спасения воплотившийся, Сам ходил по земле, учил, говоря Своим последователям: "Аз есмь путь, - никтоже приидет ко Отцу, токмо Мною" (Ин.14,6). "Аз есмь дверь овцам" (Ин.10,7). "Приидите ко Мне, вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы" (Мф. 11,28), и соответствующими из Священного Писания словами или собственными твоими, из глубины сердца твоего исходящими словами, откликнись на всеблагий призыв Владыки, хотя бы, например, так: "Настави мя, Господи, на путь Твой, да пойду во истине Твоей!" (Пс.58,11) или: "Стопы моя направи по словеси Твоему" (Пс.118,133) и т. п.
    Таким образом, сердце твое мало-помалу привыкнет к беседе с Господом, беседе сладчайшей, дарующей мир душе твоей, - мир, ни с чем не сравнимый, превосходящий всякий ум, то есть всякое понятие человеческого ума, а постигаемый лишь сердцем, силою благодати Божией, посещающей его во время молитвы. Святой Исаак Сирин говорит: "Кто стяжал непрестанную, внутреннюю молитву, тот возшел на небо, ибо принял в сердце Духа Божия". Другой духоносный муж, святой Иоанн Лествичник, восклицает: "Молитва есть созерцание Бога еще на земле,- златая связь, соединяющая небо с землею, Творца с тварью,- есть дерзновенная беседа твари с Творцем,- есть благоговейное стояние души пред Богом, забвение для Него всего окружающего, блаженное исчезновение души пред всеисполняющим Духом Святым, вкушение будущего блаженства, вмещение в сердце Пресвятыя Троицы". Вот какими похвалами ублажают молитву преподобные и Богоносные отцы - столпы монашества, подвизавшиеся в ней и опытом изведавшие плоды ее. Они уподобляют ее древу жизни, питаясь плодами коего душа не умирает, ибо как может умереть, нося в себе Самого Источника жизни и бессмертия?! О, дабы и нас сподобил Господь вкусить от сего древа райского!
     
    Примечание редактора: Полное название письма (13-го) - "О молитве внутренней, "умной", тайно в сердце совершаемой. По изданию Леушинского издательсва.
  14. Татьяна Назарова
    Письма к новоначальной инокине.
    Игумения Таисия Леушинская
     
    Вот, наконец, достигнута цель твоего поступления в обитель,- окончательно, безвозвратно уневеститься Христу, Нетленному Жениху душ наших; ты готовишься к пострижению в монашество.
    "С вышних призираяй и убогия приемляй", Господь принял и твое благое произволение принадлежать Ему всецело и устами твоей настоятельницы возвестил тебе: "Готовься к принятию святого пострижения". - Как велико милосердие Божие! Слава всеблагому Его о нас совету! Слава и благодарение Его долготерпению, призывающему всех к покаянию и каждому из нас указующему путь спасения.
    Ты просишь меня написать тебе по этому поводу, дать совет на предстоящие подвиги; но что могу я написать тебе, чего бы не было подробно и ясно написано в наших святоотеческих аскетических книгах, с которыми ты, вероятно, уже знакома? Советую тебе читать их чаще и внимательнее; книги эти, как сокровищница духовная, из которой может почерпнуть каждый, что ему потребно.
    Великое дело - пострижение во святый ангельский образ. Велика и таинственна сила, заключающаяся в его священнодействии, направляемая к тому, чтобы человек стал Ангелом по образу внутренней своей жизни, ибо Ангелы бестелесны, и вещественный образ не может уподобиться им. Пострижение для инока - как бы второе крещение, в коем он перерождается и обновляется. В знак сего новорождения он совлекается навсегда своих одежд мирских, как всего "своего ветхого человека" (Кол.3,9), и полуобнаженный, босой, едва лишь ради приличия прикрытый одною срачицею, приемлет пред святым Евангелием, как от руки Самого Бога, одежду новую, "облекаясь в нового человека о Христе Иисусе".
    Зрелище поистине небесное и умилительное! Как древле Богоотроковица пред Святая Святых, так ныне пред святыми вратами алтаря Господня предстанешь ты, дева, и торжественно, во услышание всех присутствующих в храме, объявишь, что "добровольно оставляешь навеки мир с его соблазнами", "отвращаешь очи твои еже не видети суеты его" (Пс. 118,37), "вменяя вся уметы быти, да Христа единого приобрящеши" (Филип.3,8).
    Блаженна ты, сестра! Блаженна мысль твоя, блаженно и похвально произволение твое, но "не по немуже обещаваешися, а по немуже совершиши", как сказано во Последовании святого пострижения. Ты возвеселила Небо и землю; возвеселила человеков, пекущихся о твоем спасении; возвеселила Ангелов, имже "радость бывает о каждой душе, обращающейся к Богу" (Лк.15,7); возвеселила и Самого Господа, призывающего всех обремененных суетою мира к Своему блаженному премирному покою: "Приидите ко Мне, и Аз упокою вы!" (Мф.11,28) И вот, ты откликнулась на призыв Его, пришла к Нему и принесла свои дары и жертвы: дар - непорочное, чистое девство, жертву - любящее сердце, свободное от земных пристрастий, от плотской любви. Он только этого и ищет, только и жаждет: "Сыне, даждь Ми сердце твое" (Притч.23,26). И если Он усмотрит твою жертву искреннею, не двоедушною,- Он примет ее и уневестит Себе твою душу, но только при условиях, чтобы сердце твое не двоилось, но принадлежало лишь Ему одному всецело, бесповоротно, искренно, свято; иначе Он отвергнет твою жертву как недостойную Его святости и величия. Приносили Богу жертву два сына первозданного Адама - Каин и Авель; оба они были родные братья, оба имели одно и то же произволение, совершали одно и то же дело, но "призре Бог на Авеля и на дары его, на Каина же и на жертвы его не внят" (Быт.4,4). Отчего? - Авель приносил жертву живую. Каин - бездушную, вещную; Авель избрал для жертвы лучшее, что имел, а Каин - худшее. Так и иноки: все приносят Богу жертву своим иночеством, но не все сподобляются быть принятыми, "Бог есть Дух; духом и истиною достоит служити Ему" (Ин.4,24); и не достаточна, и не угодна Богу жертва нашего служения Ему, если она ограничивается одним внешним удалением от мира, одними внешними подвигами, не будучи одушевлена духом жизни, как мертвые плоды Каиновой жертвы. Все наши иноческие подвиги, посты, лишения, труды без предварительного очищения сердца, без стремления души и ума к единому Богу,- как не полные, не совершенные, а двоящиеся, не только не могут быть приятными Богу, но и противны Ему. Древним Израильтянам, думавшим чрез обряды и жертвы умилостивлять Бога, Он говорит чрез пророка Исайю: "Постов и празднеств ваших ненавидит душа Моя; когда простираете руки ваши ко Мне, - отвращу очи Мои от вас; если умножите моления,- не услышу вас, потому что сердце ваше исполнено лукавства и двоедушия. Отнимите лукавство от душ ваших, и тогда услышу вас и прииму жертвы ваши" (Ис.1,10 и далее). Из этого заключи: какую пользу принесет нам удаление от мира, если не исторгнута из сердца привязанность к нему, воспоминание о нем. Затворившись в каменных стенах ограды монастырской, мы лишили себя возможности только телесными очами видеть его, и сами укрылись от его взоров; но дух, не стесняемый никакими стенами и преградами, всегда свободен блуждать по стремнинам мира, где неизбежно находит себе преткновения, даже падения, едва не разрушающие его душевную храмину. Это-то и есть "лукавство души", как говорит пророк: заключившись в обители - заглядываем в мир, которым сами же пренебрегли, - не уподобляемся ли мы "псу возвращающемуся на свою блевотину?" (Притч.26,11) Постимся от снедей, а душею и умом услаждаемся запрещенными плодами в разнообразных видах; бодрствуем,- а ум обременен земными попечениями; стоим на молитве и псалмопении, а мысль блуждает по всем направлениям; пришли к источнику Любви, а в сердце нередко носим "злосмрадную злобу", подобно Иуде, лобзанием, как знаком любви, предавшего своего Учителя и Господа, Источника света и жизни, к Которому он точно так же пришел когда-то, чтобы сделаться Его учеником и последователем.
    Не скажет ли и нам Господь как древним Израильтянам: "Кто взыска сих от рук ваших? - Постов ваших ненавидит душа Моя; отымите лукавство от душ ваших" (Ис.1,10), и тогда услышу вас. Лукавство души инока есть неверность Небесному ее Жениху, Которому она обручилась в пострижении, обещалась Ему служить неизменно, неуклонно, а между тем уклонилась и часто уклоняется от исполнения Его воли.
    Невеста Песни Песней, изображающая тоже душу, уневестившуюся Христу, "и день и ночь имела в уме и в сердце Жениха своего" (Песн.3,1-4), ибо она посвятила Ему себя всецело. Его единого возлюбив "всей душей, всем сердцем и всем помышлением" (Мф.22,37), как и требует от нас Господь. "Его же возлюби душа моя, удержах Его и не оставих Его, дондеже введох Его в дом матере моея" (Песн.3,1-4). Удерживай и ты, сестра моя, и не оставляй возлюбленного Жениха твоего нетленного, пока не введешь Его в дом души твоей и не ощутишь Его пребывания в себе неотступно, неразрывно, неотъемлемо; беседуй с Ним непрестанно мысленною, внутреннею молитвою, неослабно внимай себе, чтобы не приразилось сердцу твоему ничто, могущее оскорбить Его святое присутствие. Видя твое усердие и твою верность Себе, Он Сам возвеселит тебя, наполнит Собою всю твою душу и будет с тобою "един дух" - по слову Апостола: "Прилепляяйся Господеви един дух есть с Господем" (1Кор.6,17); Он возлюбит тебя, как говорит Он: "Аз любящия Мя люблю, ищущии же Мене обрящут благодать" ,(Притч.8,17) и: "Любяй Мя возлюблен будет Отцем Моим, и Аз возлюблю его, и к нему приидем и обитель у него сотворим" (Ин. 14,21-23).
    Что больше сего блаженства, что выше сей чести, как соединиться неразлучно с Господом, уневеститься Ему, Сыну Божию, навеки и унаследовать Царство Его Небесное, нетленное, конца не имущее. Блаженна ты, сестра, и треблаженна; но, повторяю и еще,- блаженна "не по немуже обещаваешися, а по немуже совершиши. Для большего и удобнейшего преуспеяния приводи себе на память ответы, которые ты давала вопрошавшему тебя священнодействователю пред Крестом и Евангелием, как пред Самим Распятым на кресте Словом, Сыном Божиим, Которого теми своими ответами и обещаниями ты уверяла в верности и любви твоей к Нему, как невеста Жениха своего пред обручением. Неужели не знает постригающий тебя, зачем ты предстала пред святыми вратами алтаря в таком необычном виде: в одной срачице, с распущенными волосами, сопровождаемая целым ликом твоих сподвижниц с возженными в руках свечами,- неужели не знал,- однако он требовал твоего собственного слова, твоего решительного ответа, когда спросил тебя: "Что пришла еси, сестра, припадая к святому жертвеннику и ко святей дружине сей?"
    И ты сама отвечала ему во услышание всех: "Желая жития иноческаго". Похвалив твое доброе произволение, он тут же предупредил тебя: "Воистину добро дело и блаженно избрала еси", но в том только случае добро и блаженно, "аще совершиши е, добрая бо дела трудом совершаются". Затем он подробно изложил все эти трудности, изложил их в форме вопросов, чтобы ты могла обстоятельно обсудить и ответить на каждый из них. И когда ты объявила, что согласна на все трудности и лишения ради Господа, тогда только он постриг власы главы твоей в знамение обрезания всякого плотского мудрования и земного пристрастия, которое с той минуты стало отрезанным, отнятым от тебя по собственноручной же твоей доброй воле, и. таким образом обручил тебя Небесному Жениху - Христу, напомнив при этом: "Виждъ,- Кому сочетаваешися; виждь,- какова обетования даеши; Ангели предстоят зде невидимо, написующе исповедание твое сие, о немже и истязана будеши во второе пришествие Господа нашего Иисуса Христа".
    О, если бы мы, инокини, почаще возвращались мысленно к тому дню, в который принимали святое пострижение, почаще припоминали то блаженное состояние, в коем находилась тогда душа наша! Весь мир был бы нам чужд и не нужен, если бы даже он все свои сокровища положил перед нами. Мы дерзновенно могли бы восклицать с Апостолами: "Кто ны разлучит от любве Божия: скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда? Ни даже смерть не возможет разлучить нас от любви Сладчайшего нашего Господа" (Рим.8,35-39).
    Положи это воспоминание пред мысленными очами во всех путях твоей жизни, и ты вкусишь Царствие Божие еще на земле, и спасешь свою душу.
     
    Леушинское издательство. Письма к новоначальной инокине.
×
×
  • Создать...