Перейти к публикации

OptinaRU

Модераторы
  • Публикации

    3 316
  • Зарегистрирован

  • Посещение

  • Дней в лидерах

    277

Записи блога, опубликованные пользователем OptinaRU

  1. OptinaRU
    С Божиею помощию да положимся, сколько возможно, потерпеть и со благодарением и благохвалением просить Премилосердаго и Всемогущего Господа, дабы Господь всесильною десницею даровал вам терпение переносить все неприятности. А кроме сих средств, избавиться невозможно ни от мысленного врага, ни от искушений попустительных для искусу душам. Когда восхощешь, во утешение себе прочти главу 12-ю ко Евреям и обрящешь немалую отраду стесненной скорбьми своей душе. Да еще вас прошу и молю прочитать от соборного послания св. апостола Иакова главу 1-ю, и, прочитавши, Господь вам невидимо подаст чувство отрады плода послушания и образует вашу душу внутренним утешением.  
    Да предприимем мужественно терпение и предоставим, что за наши грехи и нерадение Премилосердый Господь попустил нам сие, дабы мы, слабые, приучали себя к мужественному терпению и к благонадежному на Господа Бога непостыдному упованию! И я вас могу твердо уверить, что, ежели вы сие со благодушием потерпите, то вам Всемилостивый Господь невидимо пошлет со усугублением!
     
    Просим и молим впредь …всячески стараться претерпевать находящие приключения, скорбные и неприятные, и вменять оные, что попущены за наши мысленные и чувственные поползновения и согрешения пред Богом, коими терпением со благодушием и упованием очищаются наши согрешения. Сам Спаситель наш Иисус Христос Своими пречистыми устами изрек во св. Своем Евангелии: "В терпении вашем стяжите (то есть обучите) души ваши" (Лк., XXI, 19). Господь Премилостивый да вразумит, да просветит ваш смысл и разум к познанию истинного богомудрия и к творению Его святых животворящих заповедей.
     
    Из писем прп. Льва Оптинского
  2. OptinaRU
    «Смотрите, какая картина, – начал батюшка, указывая на луну, светящую сквозь деревья. – Это осталось нам в утешение. Недаром сказал пророк Давид: Возвеселил мя еси в творении Твоем…(Пс. 91, 5). Возвеселил мя, – говорит он, хотя это только намек на ту дивную, недомысленную красоту, которая была создана первоначально. Мы не знаем, какая тогда была луна, какое солнце, какой свет… Все это изменилось по падении. Изменился и видимый, и невидимый мир.

    Жизнь среди природы для приобретшего любовь и навык всматриваться в окружающее благодетельна тем, что спасает от мелочной односторонности мышления, сообщает воззрению широту, целостность и глубину.

    Знание, получаемое нами из того материала, который в письменных памятниках завещан нам от предков, в громадном большинстве случаев есть разнородная, разнообразная, сбитая в памяти в одну кучу масса, которая больше запутывает и подавляет, чем руководит. А были люди, которые смело говорили: «Между людьми я невежда, и разумения человеческого нет у меня (т.е. земной мудрости), и мудрости я не учился, но ведение святых (т.е. небесную мудрость) имею»…

    Из поучений прп. Варсонофия Оптинского
  3. OptinaRU
    Не смущайтесь и не бойтесь скорбей. Скорби и радости тесно соединены друг с другом, так что радость несет скорбь, и скорбь – радость. Вам это кажется странным, но вспомните слова Спасителя: Жена егда раждает, скорбь имать, яко прииде год ея: егда же родит отроча, ктому не помнит скорби за радость, яко родися человек в мир (Ин. 16, 21). День сменяет ночь, ночь – день, ненастная погода – вёдро, так и скорбь и радость сменяют друг друга. Апостол Павел произнес грозное слово на тех, которые не терпят от Бога никакого наказания: Если остаетесь без наказания, вы незаконные дети (Евр. 12, 8).  
    Не надо унывать. Пусть унывают те, которые не веруют в Бога, для них, конечно, скорбь тяжела, так как кроме земных удовольствий они ничего не имеют, но людям верующим не должно унывать, так как скорбями они получают право на сыновство, без которого нельзя войти в Царствие Небесное. «Отроцы благочестию совоспитани, злочестиваго веления небрегшее, огненнаго прещения не убояшася, но посреди пламени стояще пояху: отцев Боже, благословен еси». Скорби и есть «огненное прещение», или испытание, но не надо бояться их, а как преподобные отроки воспевать Бога в скорбях, веруя, что они посылаются для нашего спасения.
     
    Посещайте чаще храм Божий, особенно в скорби: хорошо встать в каком-нибудь темном уголке, помолиться и поплакать от души. И утешит Господь, непременно утешит. И скажешь: «Господи, а я-то думал, что и выхода нет из моего тяжелого положения, но Ты, Господи, помог мне!»
     
    Из бесед прп. Варсонофия Оптинского
  4. OptinaRU
    Сегодня <…> я раскрыл Евангелие и вышла 4-я глава от Марка 35-й стих: Переправимся на ту сторону.
     
    Эти слова Господь сказал Своим ученикам при таких обстоятельствах: Христос и апостолы находились на западном берегу Генисаретского озера; кто не совсем забыл географию, тот знает, что это озеро находится в Азии, в Палестине, расположенной у Средиземного моря. Христос сказал: «Переправимся на ту сторону», и ученики, взяв с собой Иисуса, поплыли. Они находились уже на середине озера, как поднялась сильная буря. Волны заливали лодку, а Христос спал у кормы. Ученики в страхе начали будить учителя: «Господи, Господи, проснись, мы погибаем!» И, восстав, Господь запретил ветру, и сделалась великая тишина. Так говорит об этом Евангелие.
     
    Но есть еще и другой смысл этого повествования.
     
    Каждая душа ищет блаженства, стремится к нему. Но греховная жизнь не дает человеку истинной радости, напротив, несет с собой тоску и разочарование, а в душе раздается голос Божий: «Переправимся на ту сторону», – то есть зовет начать новую жизнь во Христе. Томится душа и нигде не находит утешения. Обращается к родным, но и те не понимают ее: «Надо тебе развлечься, пойдем в театр, мы уже и ложу взяли». Знакомые тоже предлагают разного рода развлечения, но все это не в состоянии утешить душу, ищущую Бога.
    …Когда ученики сели в лодку, то взяли с собой Иисуса. Так и в плавании по житейскому морю необходимо быть с Господом. Замечательно, что Христос находился на западной стороне и поплыл к востоку – всякая христианская душа стремится к востоку, к Горнему Иерусалиму. Но враг не оставляет человека. Вот поднимается сильная буря – буря страстей и скорбей. Нестерпимо тяжело, а Господь как будто позабыл, спит. «Господи! Господи! Спаси меня, я погибаю!» – должна вопиять душа, и Господь, может быть не скоро, но все-таки услышит ее, а когда войдет Он в душу, то сделается великая тишина, умолкнут страсти и водворится мир и радость.
     
    Из бесед прп. Варсонофия Оптинского
     

  5. OptinaRU
    Как не может град укрытися, верху горы стоя (Мф. 5, 14), так не могла укрыться от людей высокая деятельность старца Илариона. По воспоминаниям братии, наставления преподобного были кратки, ясны, просты и имели силу убедительности, потому что он сам первый исполнял то, что советовал братии. 
    Кроме братии обители и массы приходящего народа, духовным руководством и наставлениями его пользовались многие насельницы женских монастырей. Старец вел с ними переписку, отвечая не только на вопросы духовной жизни сестер, но и вдумчиво рассматривая самые различные житейские обстоятельства, искушения, нужды. Сохранившиеся письма старца не утратили своей духовной значимости и по сей день.
     
    Но наряду с доброжелательным отношением к нему были случаи и явной клеветы на Оптинского подвижника, и в этом горниле испытаний еще более закалилась душа его: не поколебалась мирность батюшкиного сердца, не расстроилась кротость его нрава. «Когда и на святых вопияли и соблазнялись, – говорил он, – то кольми паче мне можно потерпеть что-нибудь с благодарностью, к очищению грехов моих». Но отвечая даже и своему недоброжелателю, кроткий старец ни единым словом не обижал его, не раздражал, а напротив, прощал и разрешал от греха: «Да поможет Вам Господь положить начало своему исправлению, не верить всякому слуху и клевете на ближнего и стараться зреть свои прегрешения».
     
    Несмотря на многочисленные свои занятия с монашествующими и мирскими людьми, невзирая на слабость собственного здоровья, батюшка с отеческой любовью входил во все нужды своих духовных чад, своим всецелым самопожертвованием ради спасения ближних. «Под его руководством, – вспоминала игумения Палладия (Юрьевич), – всякая тягота душевная делалась удобоносимою, его любовь заставляла забывать все временные скорби и быть благодушной при всех обстоятельствах и трудностях жизни. Почти каждогодно посещала я святую обитель, и всегда, бывало, едешь туда растерзанной, истомленной болезненными скорбями душой, нередко с твердым намерением скинуть с себя бремя начальства, а возвращаешься оттуда с обновленным духом, готовая смирить себя под всемогущую десницу Всевышнего и нести крест свой, пока угодно будет Его святой воле».
     
    Из жития прп. Илариона Оптинского
  6. OptinaRU
    Какая эта добродетель, покрывшая Небеса? Безмерная любовь Сына Божия к падшему роду человеческому, ради которой Он, будучи Бог, благоизволил быть Человеком, родился от Святыя Девы в убогом вертепе… Ради спасения человека из любви Пострадавший Единородный Сын Божий и тридневно Воскресший, весь закон Свой основал на двух заповедях — любви к Богу и ближнему, и ни одна из этих заповедей не может совершаться без другой. Святой Иоанн Богослов говорит: Аще кто речет, яко люблю Бога, а брата своего ненавидит, ложь есть (1 Ин. 4: 20). Так же и любовь к ближнему, если бывает не Бога ради, а по какому-либо побуждению человеческому, то не только не приносит пользы, но нередко причиняет и вред душевный.  
    Но должно знать, что если всякая добродетель приобретается не вдруг, а постепенно, с трудом и понуждением, то кольми паче любовь, как начало и конец всех добродетелей, требует к приобретению своему и времени, и великого понуждения, и внутреннего подвига, и молитвы, и прежде всего требует глубокого смирения пред Богом и пред людьми. Смирение и искреннее сознание своего недостоинства — во всех добродетелях скорый помощник, равно и в приобретении любви. Итак, начнем каждый с той степени любви, какую кто имеет, и Бог поможет нам. Кого тяготят грехи, тот да помышляет, что любовь покрывает множество грехов; чья совесть возмущена множеством беззаконий, тот да помышляет, что любовь есть исполнение закона. Любяй бо друга, — говорит апостол, — закон исполни (Рим. 13: 8). Если бы мы и не достигли совершенной любви, по крайней мере позаботимся и постараемся не иметь зависти, и ненависти, и памятозлобия.
     
    Помолимся нас ради Пострадавшему и тридневно Воскресшему молитвой святого Ефрема: "Господи и Владыко живота нашего! Даруй нам дух целомудрия и смиренномудрия, и терпения, и любве, и еже зрети прегрешения наша, и не осуждати брата нашего, яко благословен еси во веки веков". Аминь!
     
    Из писем прп. Амвросия Оптинского
  7. OptinaRU
    Ну вот, в очередной раз вернулась из Оптины. Благодать! И о. Илия видела. И благословение на пост взяла и исповедалась. Может быть, это и есть ответ на мой вопрос: Ну почему я каждый раз еду в Оптину с большими "приключениями"? Почему мне так тяжело бывает добраться туда? Кому же так не нравятся мои поедки? И тут же приходит понимание, что значит я всё правильно делаю, что иду верным путем. "Рой окопы внутри себя и стой до конца".
    Расскажу об этой поездке: Выехала из Москвы в обед. Ехала не 4 часа, как должно быть, а 8 часов.
    <img src=http://www.optina.ru/photos/albums/4926.jpg width=500 hspace=10 vspace=10 align=left>Сначала проехала поворот на Калугу и доверившись своему GPS-навигатору, который говорил, что дальше есть ещё другая дорога и можно проехать там, поехала по его указаниям. Через 60км. дорога ухудшилась, появились какие-то заброшенные деревни. Я всё так же уверенно еду вперед. Радует, что Оптина приближается и до неё остаётся каких-то 35 км. И тут я вижу, что впереди поле, но я думаю, что это дорогу запорошило, ведь навигатор показывает путь вперед, и продолжаю ехать в поле. Ехала по полю, пока не застряла. Пыталась дать задний ход, но тщетно. Выхожу, оглядываюсь вокруг - ни души. Дорога закончилась. Заброшенная деревня. И только одна машина стоит в сугробе. Ну, думаю, раз машина есть, значит и хозяин рядом. Пошла по деревне искать людей. Смеркалось. В одном дворе залаяла собака. Стучусь. Открывает бабушка, я ей объяснила, что застряла и ищу мужчин, чтобы помогли, она сказала: "А, и ты тоже, щас.", и ушла. Выходят парень и девушка, на вид городские, но хорошо выпившие. Спросили,- а на какой лад я в поле поперлась? Ну, я объяснила, на что получила ответ: Ну вы, москвичи, зажигаете! Оказывается, они 3 дня назад приехали в гости, застряли и остались у своей бабули на постой, благо, торопиться им некуда, да и коньяка с собой полно. Предложили остаться с ними и присоединиться к застолью. Я отказалась, сказала, что тороплюсь в монастырь. Они как-то недоуменно посмотрели на меня, наверное, в уме поставили диагноз. Оно и понятно, какой же нормальный человек от коньяка халявного откажется.
    Пошли вытаскивать. Девица села за руль, а мы с парнем толками. Еле вытащили. Хотя, картина была ещё та - я в норковой шубе, в длинной, до пят, юбке и на каблуках. Самое оно машины толкать. Дальше решили их машину вытаскивать. Я достала видавшие виды трос. Присоединили к машинам, стала тащить, не идет. Парень предлагает - а давай, подъезжай ближе и газуй со всей мощи…., ну, мне ни к чему, что так нельзя делать, я и выполнила всё в точности. Слава Богу, трос не выдержал и порвался, иначе лишились бы бампера. Но машину с места столкнули. Дальше парень садится за руль и начинает выезжать, при этом задевает мою машину и бьёт мне задний бампер. Ну да, особых проблем там не было и мы решили разъезжаться.
    <img src=http://www.optina.ru/photos/albums/4888.jpg width=300 hspace=10 vspace=10 align=right>Как оказалось, дороги здесь никогда не было и мне нужно возвращаться обратно. Это порядка 60-70км. Обидно, но что делать, поехала назад. Как только выехала на трассу, не проехав и 3-х км, встречная машина резка включила дальний свет, я ослепла, а погода была ужасная – метель сильная, видимости и так нет, уже стемнело, днем было 0 градусов, а к вечеру подморозило, на дороге тонкая корка льда….. Машину занесло, её стало крутить, Последнее помню – лечу с дороги в кувет. Открываю глаза, руль на потолке и ноги сверху. Пока пыталась выбраться, открывала двери……свалилась в сугроб по пояс. Стала выбираться на дорогу. Там большая горка вверх, да и снега полно, а я в длинной юбке, барахтаюсь в снегу… Юбку порвала, еле выползла. Оборачиваюсь – машина стоит свечкой на заднем бампере, глубоко закопанная в снег. Даже с дороги машину не видно. Как потом мужчины сказали, повезло, что снега много, она в снегу застряла и не перевернулась. Понятно, что Господь спас.
    Когда вылезала, потеряла в сугробе телефон. Пыталась рыть снег руками, но тщетно. Слезы душат, пытаюсь голосовать, и только молюсь: Господи, помоги! Остановилась одна машина – мужчина обещал сообщить в ГАИ и уехал, у второго водителя не было телефона, но он развернулся и поехал на сервис за людьми, которые приехали на Ниве и пытались меня вытащить. Но тут не Нива была нужна, а Камаз. Бог послал ещё одного доброго водителя. Он посадил меня к себе в машину, чтобы я отогрелась немного, а сам начал названивать знакомым. Дозвонился до районного начальника МЧС. Через какое-то время приехала пожарная машина и вытащила мою многострадальную машину. Ребята попробовали завести – заводится. Передний бампер разбит, но не существенно. Главное – машина на ходу. Денег с собой было мало. Пришлось отдать стиральный порошок, который везла в детский приют. И продолжила путь в Оптину.
    Приехала я в одиннадцать вечера и сразу бегом к батюшке Михаилу на исповедь. Вид у меня был ещё тот – юбка рваная, руки в грязи, и глаза горят. Но успела как раз последней. Исповедовалась. Взяла благословение на пост. Батюшка Михаил меня аж 3 раза благословил. В гостиницу пришла почти в двенадцать. Все уже спали. Я всегда беру верхнюю полку. В темноте разделась, поставила лестницу и залезла в кровать. Но, видно, адреналин от страха играл в крови. Уснула только к утру. А утром, когда слезала, видно накануне лестницу криво поставила, только встала на лестницу, как она поехала под ногами и полетела, и я вместе с ней. Разбилась немного.
    Приехала домой разбитая и счастливая. Ведь дома побывала, укрепилась и увезла частичку благодати с собой. Вот такая на этот раз поездка получилась.
     
    Иулия
     
    Сообщение с Оптинского форума


  8. OptinaRU
    Христос Воскресе!

    Пишет Вам раба Божия Зоя, уроженка Кишинёва (Молдавия), 28 лет.
    Хочу поделиться чудом, произошедшим Божией благодатью со мной, в прошлом году.
    Буду краткой, чтобы не отнимать у Вас много времени.

    ... я великая грешница, и всё же Всемилостивый Бог привёл меня в Церковь. С Божьей помощью я стала потихоньку воцерковляться с 26 лет. Слава Богу. Ходила в храм на службы, даже пела на клиросе, но враг не дремал: не могла найти батюшку для исповеди. Всё ходила, искала, смотрела, слушала... но все "не то". И так несколько месяцев. Настал Великий пост, душа изнемогала от груза грехов; плакать хотелось, что не могу исповедаться.
    Рассказала старшей сестре о беде и попросила о помощи.
    Она написала мне тропарь Амвросию Оптинскому и сказала, что Святой обязательно поможет. Она, в свое время, не могла выбрать духовника, но помолившись Святому Преподобному Амвросию Оптинскому, вскоре Божиим промыслом и молитвой к старцу всё устроилось.

    ...Поверьте, я заходила в храм, и, как первоклассница, читала тропарь Преподобному Амвросию по листику.
    Хотя я не заслужила, Господь Бог, зная мою немощь (так как я очень грешна, мне трудно молиться), очень скоро (в тот самый пост) сподобил меня исповедаться. Слава Богу за всё!
    Сегодня праздник Преподобного Амросия Оптинского, и я решила рассказать о действии молитвы к Чудотворцу за пределами России. Славен Бог во Святых Своих!
    Даст Бог, посещу обитель и поклонюсь Святому старцу. А пока прошу Вас рассказать, если это возможно, монашествующим и мирским, воодушевляя их к молитве.
    Спаси Господи Вас.
  9. OptinaRU
    Вчера вернулась из Оптиной, где была две недели на послушании. И теперь весь день проходит в мыслях об Оптиной, физически на работе, а душевно там. Сначала не хотела об этом писать, но, видимо, благословение действует.
    Ехала туда и жутко не хотела попасть на прачку, молилась всю дорогу: «Господи, только не прачка, только не прачка». И определила меня матушка Людмила конечно же туда. Позже, мы с девчонками увидели такую закономерность, все, кто читал отзыв о послушании на прачке на форуме, испугались и попали в итоге именно на прачку.)))
    В первый день матушка дала мне стирать подрясник, потом в продолжении двух недель я практически ничего другого и не делала. Мне доставались только подрясники. Но первый я запомню навсегда. Очень боялась, что матушке не понравится, как я его «отширкала», поэтому старалась очень долго и упорно, несколько часов. Когда повесила его сушиться на улицу, проходя мимо него, все пылинки сдувала, чувство было, что я этот подрясник всю жизнь носила. ))) Матушка в итоге ничего не сказала, а на следующий день снова поручила мне стирку подрясников. Уже в течение этих двух дней я натерла себе мозоли на руках от щетки. Здесь хочется отметить, что, если у вас появляются мозоли на руках или еще что-нибудь от послушания на прачке, то это только от того, что вы неправильно исполняете то, что сказала матушка. Она сама нам об этом в конце нашего послушания сказала. У меня, например, как позднее выяснилось, мозоли были от того, что я очень сильно нажимала на щетку, а этого делать не надо было. Потом мне за это попало разок, я стала делать, как положено и мои руки больше уже не страдали.На пророка Илью у нас был в прачке выходной и меня отправили убирать храм. Там познакомилась с одной матушкой. Она меня впоследствии очень поддерживала, когда я изнемогала на прачке, за что я ей очень благодарна.
    Вторую неделю меня враг просто гнал из прачки всеми возможными способами. У меня упало давление, жутко кружилась голова, даже темнело в глазах, я терпеть не могла это послушание всей душой, очень хотела домой. Как-то я развешивала белье, и шла знакомая сестра, она знала о моем состоянии, увидела меня, подошла, спросила, как я. Увидела, что я выгляжу по ее словам «ужасно», и говорит: «Скажи матушке, что тебе плохо». Я ни в какую не соглашалась, я знала, что мне надо это просто перетерпеть. В эти дни вспоминала постоянно притчу про то, как умер один человек и увидел, как он шел по жизни и рядышком с его следами были следы Бога и только иногда вторые следы исчезали. Он спросил у Бога: «Почему ты оставлял меня, когда мне было тяжело?» А Бог ответил, что это Он нес его на руках в трудные моменты жизни. Поэтому я была уверенна, что ничего смертельного со мной не произойдет. Господь меня наверно тогда действительно носил на руках, по молитвам Батюшки, потому что в миру в таком состоянии я бы из состояния обморока не выходила вообще. Матушка, с которой мы послушались в храме, тоже уговаривала меня, чтобы я попросила поменять послушание. Но я всегда отвечала, что если меня туда поставили, значит, мне надо терпеть до конца. И в тот день, когда мы с ней об этом поговорили, вечером я читала преп. Феодора Студита и как раз открыла ту главу, в которой он писал о том, что хоть и трудно послушание, но нельзя отказываться от него, иначе все труды окажутся тщетными. После этого я уже твердо была уверенна, что с прачки я не уйду и даже с головокружениями буду там до конца.И тут начались утешения. Еще в первую неделю я, стирая подрясники, спросила женщину, тоже Ольгу, которая когда приезжает, всегда послушается на прачке, стирала ли она когда-нибудь мантию. Она ответила, что нет, только подрясники. Я сказала ей, что просто мечтаю мантию хотя бы разок «поширкать». Люблю мантии монашеские очень! И вот на следующий день после моего твердого решения остаться на прачке во чтобы то ни стало, матушка меня просит постирать мантию. Я была на седьмом небе от счастья, а Ольга улыбнулась мне и сказала: «Ну что? Исполнилась твоя мечта?»
    Когда я твердо решила остаться, у меня все прошло, прошли головокружения, прошло желание поскорей уехать домой и бежать с прачки. Все остальные дни, я хоть и уставала так же, но я готова была делать все, что скажет матушка. У меня было ощущение, что я летала по прачке. Как-то вечером я читала правило и тут ко мне подходит та матушка, с которой мы в храме послушались, протягивает мне просфорочку и говорит: «Не грусти». А у меня от грусти уже и следа не осталось, я уже с удовольствием послушалась. Но все равно такое утешение было, просфорочка оптинская!
    Однажды на обеде я сидела рядом с одной сестрой и она попросила меня передать матушке поклон, она уезжала на следующий день. Рассказала, что послушалась на прачке месяц, я спросила: «Как вы выдержали месяц-то, я после первой недели еле двигаюсь». А она ответила: «Вы позже поймете, что это самое спасительное послушание в Оптиной. Сейчас, пока послушаетесь нет, а вот позже поймете, что вы там не только подрясники от грязи омываете, но и свои грехи, и грехи своих неверующих родственников». И я теперь действительно это поняла. Когда мне Ольга сказала, что она, каждый раз, когда приезжает в Оптину, просится на прачку, я ее не поняла, сказала, что я бы ни за что не попросилась. Теперь сама в следующий раз хочу только на прачку и никуда больше.В пятницу, когда я уходила с послушания у меня слезы наворачивались на глаза, понимала, что завтра последний день и все. Не будет больше любимого послушания и дорогих подрясников. В этот день я стирала один и думала, что он, наверное, уже последний и грустила. И тут матушка заходит и говорит: «Олечка, тут вот еще три подрясника принесли, а ты уезжаешь». Я чуть не расплакалась. От матушки услышать такие слова было для меня такой наградой. Это как строгий учитель, когда он хвалит, приятнее вдвойне, потому что знаешь, что он это делает не просто так и не каждый день. Потом мы встретились на службе с матушкой, она мне улыбнулась и спросила: «Уже не плачешь?» Я ответила, что пока держусь. И до последнего момента не верилось, что я уезжаю, что вот завтра уже будет работа и не будет послушания. Не будет запаха порошка, кучи постельного белья и любимых подрясников. А главное, что не будет родной Оптиной!
     
    Автор:
  10. OptinaRU
    Когда я ехал по Сибири к Муллину, смотрел в окно вагона и думал, что вот так к востоку начинаются неведомые страны: Китай, Корея – страны, чуждые нам, со своими обычаями, со своими нравами. Прежде эти страны коснели во тьме язычества, теперь просвещаются светом Христовым. В столице Японии Токио, где раньше поклонялись дракону, возвышается великолепный собор. А потом от этих неведомых стран мысль неслась дальше, в страну, где блаженствуют небожители, где нет ни печали, ни воздыханий. О ней хочется говорить, туда вознестись мыслью от земли.
     
    <img src=http://www.optina.ru/photos/albums/28491.jpg width=500 hspace=10 vspace=10 align=left>Земля – это место изгнания, ссылка. За уголовные преступления людей осуждают на каторгу, кого на двенадцать лет, кого на пятнадцать, а кого и навсегда, до смерти. Вот и мы провинились перед Господом, и осуждены на изгнание, на каторгу. Но так бесконечно любвеобилен Господь, что даже в этом месте изгнания оставил Он нам много красот, много отрады и утешения, которые особенно понимаются натурами, обладающими т.н. художественной чуткостью. Эти красоты здешнего мира только намек на красоту, которой был преисполнен мир первозданный, каким его видели Адам и Ева. Та красота была нарушена грехом первых людей.
     
    Представьте себе чудную статую великого мастера, и вдруг ее хватили обухом – что от нее останется? Осколки. Мы можем подобрать их, отыскать шею, часть лица, руки; признаки красоты сохраняются и в этих отдельных осколках, но уже не получить нам прежней гармонии, прежней цельности, красоты еще не разрушенной статуи. Так и грехопадение первых людей разрушило красоту Божьего мира, и остались нам только осколки ее, по которым мы можем судить, как прекрасно все было раньше, до грехопадения.
     
    Но придет время всемирной катастрофы, весь мир запылает в огне. Загорится земля, и солнце, и луна – все сгорит, все исчезнет, и восстанет новый мир, гораздо прекраснее того, который видели первые люди. И настанет тогда вечная радость, полная блаженства во Христе.
     
    По этой-то блаженной жизни и тоскует теперь на земле человеческая душа. Есть предание, что раньше, чем человеку родиться в мир, душа его видит те небесные красоты, и, вселившись в тело земного человека, продолжает тосковать по этим красотам. Так Лермонтов объяснил присущую многим людям непонятную тоску. Он говорит, что за красотой земной душе снился лучший, прекраснейший мир иной. И эта тоска по Боге – удел большинства людей.
     
    Так называемые неверы сами по себе верят и, не желая в этом признаваться, тоскуют о Боге. Только у немногих несчастных так уж загрязнилась душа, так осуетилась она, что потеряла способность стремиться к небу, тосковать о нем. Остальные ищут. А ищущие Христа обретают Его по неложному Евангельскому слову: "Ищите, и обрящете, толцыте, и отверзется вам" (Мф. 7, 7).
     
    "В дому Отца Моего обители многи суть" (Ин. 14, 2). И заметьте, что здесь Господь говорит не только о небесных, но и о земных обителях. И не только о внутренних, но и о внешних. Каждую душу Господь ставит в такое положение, окружает такой обстановкой, которая наиболее способствует ее преуспеянию. Это и есть внешняя обитель. Когда душа исполняется мира, покоя и радости – это внутренняя обитель, которую готовит Господь любящим и ищущим Его.
     
    (Из бесед с преподобным Варсонофием Оптинским)
  11. OptinaRU
    Мысль такая мне пришла потому, что свойство и действие уток и гусей хорошо изображают свойство и действие страстей, тщеславие и гордость. Тщеславие и гордость, хотя одной закваски и одного свойства, но действие и признаки их разные. Тщеславие старается уловлять похвалу людей и для этого часто унижается и человекоугодничает, а гордость дышит презорством и неуважением к другим, хотя похвалы так же любит. Тщеславный, если имеет благовидную и красивую наружность, то охорашивается, как селезень, и величается своею красивостью, хотя мешковат и неловок часто бывает так же, как и селезень. Если же побеждаемый тщеславием не имеет благовидной наружности и других хороших качеств, тогда для уловления похвал человекоугодничает и, как утка, кричит: «так! так!», когда на самом деле и в справедливости не всегда так, да и сам он часто внутренно бывает расположен иначе, а по малодушию придакивает. Гусь, когда бывает что-либо не по нем, поднимает кры­лья и кричит: «кага! каго!» Так и горделивый, если имеет в своем кружке какое-либо значение, часто возвышает голос, кричит, спорит, возражает, настаивает на своем мнении. Если же недугующий гордостью в обстановке своей не имеет никакого веса и значения, то от внутреннего гнева шипит на других, как гусыня, сидящая на яйцах, и, кого может кусать, кусает.
     
    Из писем преподобного Амвросия Оптинского
     

  12. OptinaRU
    … Громадные постройки были производимы без денег, на веру — и столько же для обители, сколько на помощь бедным, для заработков.
    «Есть ли у вас, батюшка, деньги? — спрашивали приближенные при начале стройки. — Есть, есть, — и покажет 15, 20 рублей. — Да ведь это не деньги — дело тысячное». А о. Моисей улыбнется и скажет: «А про Бога забыл: у меня нет, так у Него есть». И вера эта не была посрамлена. Очень часто бывало, что рабочие просили уплаты, когда у настоятеля было всего несколько медных монет; он просил обождать, и чрез день-два по почте приходили деньги. Когда же и этого не было, он занимал и при первом случае возвращал все сполна.
     
    Каменные гостиницы, для которых иногда срывали гору и возили землю в озера, и обширная ограда строились в голодный год, когда пуд муки продавали по 5 руб. асс. Хлеба и у братии было мало; монастырь был набит голодным людом из окрестностей, и в это самое время о. Моисей вел постройки и кормил народ. Народная беда прошла глубоко к его сердцу. Однажды, когда его стали уговаривать оставить стройку в таких тяжких обстоятельствах, от глубокого волнения отверзлись его всегда молчаливые уста, и, обливаясь слезами он ответил:
     
    «Эх брат, на что же мы образ-то ангельский носим? Для чего же Христос Спаситель наш душу Свою за нас положил? Зачем же Он слова любви проповедал нам? Для того ли, чтоб мы великое Его слово о любви к ближним повторяли только устами? Что же народу-то с голоду что ли умирать? Ведь он во имя Христово просит… Будем же делать, дондеже Господь не закрыл еще для нас щедрую руку Свою. Он не для того посылает нам Свои дары, чтоб мы их прятали под спуд, а чтоб возвращали в такую тяжелую годину тому же народу, от которого мы их получаем».
     
    Вообще нищелюбие о. Моисея не знало предлов. Он покупал иногда за высшую, чем просили, цену вовсе ненужные вещи только для того, чтоб помочь нуждающемуся продавцу, покупал гнилые припасы, сам и употребляя их в пищу, держал на жалованьи сирот, одних для отпугивания ворон, других для ловли кротов.
     
    При отце Моисее образовался значительный приезд богомольцев в Оптину. Все они встречали самый заботливый прием. Архимандрит сам обходил гостиницы, был радушен и у себя в келлии. Он имел способность говорить со всяким согласно его пониманно и развитию.
     
    Когда кто просил чего-нибудь из обители "на благословение", о. Моисей отдавал лучшее и иногда последнее.
     
    В гостинице не было установлено платы, но всякому предлагалоськласть в кружку по усердию. Один богатый купец спросил настоятеля, не боится ли он, что все не будут платить, а жить даром?
     
    — Не заплатят 99? Бог пошлет сотого, который за всех заплатит, — сказал о. Моисей.
     
    Купец после того стал благодетелем Оптиной.
     
    Значительным пожертвованиям о. Моисей не дивился. Одно семейство, много дававшее Оптиной, пришло жаловаться за что-то на гостиника и упомянуло о своих благодеяниях.
     
    — Мы думали, — отвечал о. Моисей, — что вы благотворили ради Бога и от Него ждете награды, а мы, убогие и неисправные, чем воздадим?
     
    Но не сухостью сердечною отвечал о. Моисей на благотворение искреннее, а горячими молитвами.
     
     
    Из книги Евгения Поселянина «Русские подвижники XIX века»
  13. OptinaRU
    ... много ли таких семейств в отечестве нашем, где и доныне не считают за стыд учить детей с самого начала Псалтирь Давида? Вы молчите, – так я скажу, что их слишком мало. Зато француза или немца в редком дворянском доме не встретишь. А что напечатано церковной печатью, не дозволяется иногда детям брать и в руки – боясь, что испортят выговор французский и будут говорить дурно. Но Павел наш был воспитан не по моде, а по правилам христианской нравственности, и был слишком счастлив; не читавши никогда сочинений Вольтера, Фоблаза и русского развратника Боркова, которых едва ли знал по слуху; имен сих я никогда от него и не слыхал, следовательно, будучи чист душою и от колыбели до могилы девственник – в полном смысле этого слова, – мог чистым сердцем возносить молитвы к чистому Богу, и душа его не могла обуреваться порочными помыслами и воспоминаниями скверными. Он не знал их, он далек был от всего порочного и близок был к одному благочестию.
     
    Судьба меня из шумного света, перебросив в стены монастырские, сроднила душою с Павлом, он узнал меня, а я постиг его. Часто рассказывал мне все, что случалось с ним от юности, требовал от меня той же откровенности, но я, видя его чистую душу, боялся возмутить рассказами совершенно для него новыми и непонятными для простого и доброго сердца; молчал ему о том, что поколебало б его, и он иногда бывал за мою недоверчивость в негодовании; но я считал лучше переносить оное, нежели напоить его ядом тяжких рассказов, которые, ежели начать описывать, то потребны стопы бумаги...
     
    Много ли найдется молодежи всех состояний, сохранивших себя в девстве посреди соблазнов мира? Много ли? – спрашиваю вас, воспитанников моды – насчитаете в богатых гостиных? Не вы ли полуфранцузским языком защищаете свои наглости; но Павел был не таков; по рождению – дворянин, по духу – христианин, и со словом «атеист» был незнаком...
     
    Павел пешком, с котомкой за плечами, опираясь на палку, едва тащится от усталости, но дух его парит в обитель давно желанную. Вечерело, когда Павел доходил до знакомого нам соснового бора, окружающего Пустынь, повернул направо в чащу леса, и, не зная дороги, блуждал в лесу по различным направлениям; вдруг слышит благовест в большой колокол монастырский – звон сей созывал братию Оптиной Пустыни и верных христиан на всенощное бдение в храм Казанской Божией Матери, на канун ее торжества. Павел перекрестился, поблагодарил Бога, так чудесно показавшего ему дорогу в обитель, и пошел на гул колокола. Подходит к Пустыне. Высокая колокольня указала путь святых врат монастырских, и Павел с молитвою и радостным сердцем забыл усталость, идет прямо в храм Казанской Богоматери. Едва переступил он за порог дверей церковных, как видит брата своего Ермогена с книгою в руках, идущего, как нарочно, к нему навстречу, за ним чинно по обеим сторонам с правого и левого клиросов тянулись певчие. Павел недоумевал, но вдруг лития началась, канонарх, брат его, громко воскликнул: «яко воистину древняго кивота пречестнее». Певчие повторили сии слова стройными напевом. Павел был в восхищении, его пленила огромностью своею церковь Казанской Богоматери и стройный голос поющих. «Я думал, – говорил он, – что нахожусь на небе и в лике Ангелов, слушаю похвальную песнь Преблагословенной Богородице». Отслушав всенощную, кончившуюся в полночь, Павел отправляется на монастырскую гостиницу для ночлега. Заметить надобно, что у Павла дорогою от жара и пыли разболелся глаз сильнее прежнего, и в тот день, когда пришел в монастырь, болел сильно, и он стоял в церкви с завязанным глазом. Здесь сбылись слова Спасителя: аще забудет жена исчадие чрева своего, но Аз не забуду тебе (Ис. 49, 15). Сотворилось чудо, Павел проснулся утром здрав, Пресвятая Богородица исцелила его. Утром на Казанскую Павел повидался с братом Ермогеном и гостил около двух недель, осматривая обитель. Наконец, со слезами на глазах вместе с братом своим Семеном поклонились до лица земли отцу Строителю (прп. Моисей (Путилов) - настоятель монастыря с 1826 года до своей кончины в 1862 году) и просят его включить их в число братства Богоспасаемой Обители. Строитель ответствует словами рекшего: грядущаго ко Мне не изжену (Ин. 6, 37), принимает их в обитель.
     
    Монах Порфирий (Григоров)
     
    Из книги «Подвижники благочестия Оптиной Пустыни». Жизнеописание монаха Павла (Трунова)
  14. OptinaRU
    Нигде не сказано, чтобы спасение наше местом определялось; а напротив, в Святом Евангелии прямо и ясно читаем: аще ли хощеши внити в живот, соблюди заповеди (Мф. 19; 17); где бы кому ни пришлось жить, по сказанному в псалмах: На всяком месте владычества Его: благослови, душе моя, Господа (Пс. 102; 22). Спасение может получить христианин на всяком месте, и в миру живя. Но в Евангелии, в другом месте, читаем и следующее: аще хощеши совершен быти, продаждь имение и даждъ нищым (Мф. 19; 21), и прочее. Святой Исаак Сирин на основании этих слов пишет: «Можно получить милость Божию малую и милость Божию великую в совершенстве — тем, которые совершенно посвящают себя Богу, оставляя мир». При этом вникни в слова Господа: аще хощеши внити в живот... аще хощеши совершен быти, и увидишь, что нигде Господь не хочет неволей понуждать человека, а везде представляет благому нашему произволению, и через собственное произволение люди бывают или добры, или злы. Поэтому напрасно будем обвинять, что будто бы живущие с нами и окружающие нас мешают и препятствуют нашему спасению или совершенству духовному. Самуил жил и воспитывался у Илии священника, при развратных его сыновьях, и сохранил себя, и был великим пророком.
     
    А Иуду и трехлетняя жизнь пред лицом Самого Спасителя не сделала лучшим, когда он видел столько чудес, постоянно слышал Евангельскую проповедь, а сделался еще худшим, продал Учителя своего и Избавителя мира за тридесять сребренников, из которых каждый не более русского полтинника. Все это пишу тебе для того, чтобы ты вполне могла убедиться, что неудовлетворительность наша душевная и духовная происходит от нас самих, от нашего неискусства и от неправильно составленного мнения, с которым никак не хотим расстаться. А оно-то и наводит на нас и смущение, и сомнение, и разное недоумение; а все это нас томит, и отягощает, и приводит в безотрадное состояние. Хорошо было бы, если бы мы могли понять простое святоотеческое слово: «Аще смиримся, то на всяком месте обрящем покой, не обходя умом многие иные места, на которых может быть с нами то же, если не худшее». А по апостольскому слову (2 Кор. 8; 6): сеяй о благословении, о благословении и пожнет.
     
    Из писем прп. Амвросия Оптинского
  15. OptinaRU
    Покойного государя Александра III назвали Миротворцем. Великое название! Был Петр Великий, Александр Благословенный, Александр Освободитель, – а миротворцев не было. Ни одному из предшественников его не дано было этого имени, и оно закреплено было за ним не только в России, но и во всем мире. А почему? Да потому что он держал всю Европу в своих руках. При нем во всем мире был мир. Когда он вступил на престол, Россия была в состоянии полного разрушения. Все темное поднялось на нее и восстало. Ему говорили: «Что вы будете делать? Как управлять?» – «Ничего, я надеюсь на Господа моего Иисуса Христа». И не обманулся. Такой мощи, такой славы, какой достигла Россия при нем, не было, и едва ли когда будет. Он вершил судьбы всей Европы, все считались с его мнением, его боялись.
     
    Господь сказал: «Блажени миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся» (Мф. 5, 9). Вот она, какая награда ожидает – нарекутся «сынами Божиими», – а это не мало. Господь Иисус Христос – Сын Божий по существу, а мы – по дару благодати от Господа. А что, каждый из нас может ли быть миротворцем? Конечно, может. Прощай обидчика. Да разве это легко?
     
    Бывает, вдруг восстанет родной отец, или родная мать, или сестра, или брат. Это еще тяжелей, тут родные по крови, и нанесут оскорбление. Как понести? Не можешь? Проси у Господа, подойди к иконе. А мы-то и мимо иконы стараемся пройти, как бы не видеть ее. Помолись: «Господи, помоги мне, я заслужила сама, я виновата», – укори себя. Господь любит такую молитву – самоукорение; самооправдания – Господь не терпит. Что делать? Таков уж закон, надо подчиниться.
     
    ... Итак, повторяю, хотите наречься «сынами Божиими», – смиряйтесь, прощайте обидчикам и наследуете жизнь вечную. Нет – прямая дорога в ад, от каковой участи избави нас, Господи. Всем дано право быть «сынами Божиими», тут несть мужеский пол, ни женский. Нигде не сказано, что одни мужчины будут названы сынами Божиими. Каждый из нас, с помощью Божией, может этого достигнуть.
     
    Из бесед прп. Варсонофия Оптинского
  16. OptinaRU
    По всему было заметно, что духовное устроение брата как христианина уже начинало портиться от счастья и уда­чи в его житейских делах...
     
    После этого у него скончалась дочь Александра, и вско­рости родились ему: второй сын Александр, потом тре­тий — Василий, четвертый — Иоанн, пятый — Николай, шестой — Виктор, седьмой — Алексей и восьмой — Влади­мир. Последней у брата родилась опять дочь — Ольга.
     
    И так во всем была брату удача — и в семье, и в торго­вых его делах. Его считали миллионщиком; все главные военные начальники жали ему руку; был он принят в доме у Лорис-Меликова, у Чавчавадзе и у других полководцев…
     
    Брат за свои пожертвования был награжден многими ме­далями и в купечестве слыл за одного из самых передовых деятелей, и благодаря этой репутации, а главное, конечно, и крупному своему состоянию он был даже в близких от­ношениях и с крупнейшими московскими коммерческими домами, и между прочим с домом московского городского головы Королева.
     
    Не нравилось мне только знакомство брата с вольно­думцами, которыми так обиловали шестидесятые годы. Влияние их с каждым годом становилось на него все силь­нее, и оно проявлялось в нем в чертах очень резких, кото­рые больно отзывались в моем сердце. Стал он не соблю­дать церковных уставов, отдаляться от Церкви, смеялся над монашеством. Не раз доводилось мне слышать в его компании отзывы о монахах как о тунеядцах, и однажды в Москве, в гостинице Кокорева, где брат занимал несколь­ко номеров и где жил и я, приехав на свидание с братом, довелось мне услыхать от него за ужином такие речи:
     
    — А ведь ты, небось, думаешь, — сказал он, обращаясь ко мне, — что твое благословение доставило мне все, чем я теперь пользуюсь?
     
    И понес он далее такие кощунственные речи, что у меня так и обмерло сердце.
     
    Брат был несколько выпивши и, не довольствуясь страшными своими словами, вошел в какой-то азарт: вдруг вскочил со стула, снял порывисто со своей шеи образок Божией Матери и бросил его под стол...
    Я был поражен и уничтожен этой дикой, безумной вы­ходкой брата и, хотя это и не было в моем обычае, вышел на этот раз из номера, не говоря ни слова.
     
    Наутро пришел ко мне коридорный и попросил меня пойти к брату. Не успел я переступить порога его номера, как он упал мне в ноги и стал просить прощения. Я подал ему образок, который он накануне с такой дерзостью бро­сил на пол. Он опять кинулся мне в ноги, прося прощения.
     
    — Не у меня проси прощения, — сказал я ему, — а у Той, Которую ты оскорбил своей безумной дерзостью.
     
    Брат каялся, объясняя свой поступок излишком выпи­того вина, но семя духовного разложения в нем таилось и зрело, пока не дало такого ростка, который его и погубил впоследствии.
     
    Тут мне придется забежать лет на пятнадцать вперед — к тому времени, когда я уже был в Перемышле, в Лютико­вом монастыре. По дороге в Москву брат заехал ко мне, и тут, тоже за ужином, выпив изрядно кахетинского, к ко­торому получил пристрастие на Кавказе, он, как некогда в Кокоревской гостинице, стал придираться ко мне и в пылу неприятного разговора повышенным голосом вдруг сказал:
     
    — А ведь ты, вероятно, думаешь, что все, что я имею, дал мне твой Христос?
     
    — А кто же? — спросил его я.
     
    Брат указал мне на свой лоб и объявил:
     
    — Вот кто, а не твой Христос!
     
    Тут я не вытерпел и вспылил до того, что и теперь ка­юсь, но, видно, сказанного уже не воротишь, В страшном гневе на брата я переспросил его:
     
    — И ты, мерзавец, дерзко отвергаешь милость к тебе Божию и относишь все данное тебе к своему уму, отвергая даже имя Господне?
     
    — Да, конечно, — повторил он, — конечно, не твой Христос!
     
    Тут вне себя я крикнул ему что было силы:
    — Сейчас вон от меня, мерзавец! С братом был и старший сын его.
     
    Я позвал своего келейника и сказал:
     
    — Выведи его вон! А тебе, — обратился я к брату, — говорю: будь ты, анафема, проклят! И попомни, что я тебе скажу: ступай теперь на Кавказ и посмотри, что даст тебе отныне твой ум и твое безумие! Ты мне рассказывал, как пароходные капитаны говорят: «Стоп машина», и пароход останавливается. И я тебе теперь говорю: стоп машина, во всех твоих делах! Ну-ка ступай, поворачивай теперь моз­гами!
     
    С этого дня я брата своего больше уже не видал. В са­мом скором времени старший его сын застрелился, второй попал за политическое дело в тюрьму; жену брата при опе­рации горла зарезал доктор, а дела его пали до того, что он с горя, сидя в конторе своего магазина, выстрелил себе в рот из револьвера.
     
    Вот в какую цену обошлось брату его кощунство.
     
    Батюшка отец Амвросий Оптинский, которому я пока­ялся в грехе проклятия брата, сурово мне за то выговорил, сказав:
     
    — Напрасно, напрасно ты предал анафеме брата и про­клял дела его!
     
    Но исправить уже этого нельзя: окончившие жить уже не воскреснут до всеобщего воскресения, и я, многогрешный, и поднесь молю Господа, чтобы снял Он с брата мое­го страшное слово «анафема». Да не лишит Всеблагой Бог за него Своей милости оставшихся в живых детей брата и меня, окаянного!
     
    Из книги «Записки игумена Феодосия»
  17. OptinaRU
    Мать моя, Серафима Александровна, по природе своей была глубже отца, но болезненная, несколько нервная, она имела склонность к меланхолии, к подозрительности. Сказалась, быть может, и тяжелая ее жизнь до замужества: она была сирота, воспитывалась в семье старого дяди, который держал ее в черном теле. Печать угнетенности наложила на нее и смерть первых четырех детей, которые умерли в младенчестве: с этой утратой ей было трудно примириться. Потеряв четырех детей в течение восьми лет, она и меня считала обреченным: я родился тоже слабым ребенком. Как утопающий хватается за соломинку, так и она решила поехать со мною в Оптину Пустынь к старцу Амвросию, дабы с помощью его молитв вымолить мне жизнь.
     
    Старец Амвросий был уже известен, а посещение оптинских старцев стало народным явлением. С нами поехала и наша няня, преданнейшая семье безродная старушка. Мне было тогда год и три месяца. Пути от нас до Оптиной 62 версты. Смутно помню я это путешествие — остановку в Белёве, где на постоялом дворе Безчетвертного мы кормили лошадей: шум… музыка… какие–то невиданные люди…
     
    Скит Оптиной Пустыни, где проживал старец Амвросий, отстоял от монастыря в полутора верстах. Раскинулся он в сосновом бору, под навесом вековых сосен. Женщин в скит не пускали, но хибарка, или келья, старца была построена в стене так, что она имела для них свой особый вход из бора. В сенях толпилось всегда много женщин, среди них немало белёвских монашек, которые вызывали досаду остальных посетительниц своей привилегией стоять на церковных службах впереди и притязать на внеочередной прием.
     
    Моя мать вошла в приемное зальце о. Амвросия одна, а няню со мной оставила в сенях. Старец ее благословил, молча повернулся и вышел. Мать моя стоит, ждет…
     
    Проходят десять, пятнадцать минут, — старца нет. А тут я еще поднял за дверью крик. Что делать? Уйти без наставления не смеет, оставаться — сердце материнское надрывает крик… Она не вытерпела и приоткрыла дверь в сени. «Что ж ты, няня, не можешь его успокоить?..» — «Ничего не могу с ним поделать», — отвечает няня. Какие–то монашенки за меня вступились: «Да вы возьмите его с собой, старец детей любит…» Мать взяла меня — и я сразу затих. Тут и о. Амвросий вышел. Ничего не спросил, а, отвечая на затаенное душевное состояние матери, прямо сказал:
     
    – Ничего, будет жив, будет жив.
     
    Дал просфору, иконку, какую–то книжечку, благословил — и отпустил.
     
    Вернулась домой моя мать ликующая. Верю и я, что молитвами старца дожил до преклонных лет.
     
    Когда я стал уже сознательным мальчиком, мать рассказала мне про старца Амвросия. Она ездила к нему каждые два–три года; его наставления были ей просто необходимы.
     
    Отрывок из книги Митрополита Евлогия Георгиевского «Путь моей жизни»
  18. OptinaRU
    Я заметила, что всегда очень тяжело собраться с мыслями перед тем, как сядешь писать о состоявшейся поездке в святое место. И это неудивительно - как можно по-земному рассказать о неземном! Невозможно описать словами и то, что происходило в душах паломников, побывавших в прошедшие выходные в Оптиной Пустыни. Однако, радостью всегда хочется делиться, поэтому я попробую…
     
    Из Саратова, после молебна в «Утоли моя печали», мы отправились в четыре часа. Дорога, на удивление, показалось не такой уж утомительной, время незаметно прошло за разговорами и слушанием книги «Пасха Красная», которая была у меня записана на диске в mp3 формате. Для тех, кто не знает, книга Нины Павловой «Пасха Красная» повествует о трагедии 1993 года, когда в Оптиной Пустыни на Пасху, сатанистом были убиты иеромонах Василий и иноки Ферапонт и Трофим. Многие паломники слышали об этой замечательной книге, но с содержанием познакомились только в этой поездке. Хороша эта книга и тем, что передает дух современной Оптиной, знакомит читателя с жизнью братии, порядками, радостями и проблемами нынешнего монастыря. Книга дарит и слезы и несказанную радость! Мы заслушались трогательным повествованием, поэтому ночью мало кто спал, а рано утром к Оптиной подъезжали уже не те паломники, которые выезжали из Саратова – мы теперь были напитаны духом обители, казалось, что уже сейчас она стала нам родной. Мы ехали с ощущением чуда в душе…
     
    По милости Божией до Оптиной мы добрались как раз вовремя. Нашу решимость немного поколебал водитель, который объявил, что «за бортом – 35 градусов», но на это отвечали тем, что мол хоть какой-то подвиг паломничества нам удастся в этот раз понести - раньше люди пешком ходили на богомолье… Паломников в такую погоду и впрямь было немного. Встречались группы из Москвы, но когда люди узнавали, что мы приехали из Саратова, уважительно хмыкали : «Молодцы, морозов не побоялись…».
     
    Из-за морозов или по другим причинам, но чувствовалось, что Господь обильно посылает нам утешения. Так, приехав Оптину и оставив вещи в гостинице, мы сразу же побежали на Раннюю Литургию. Здесь началось наше знакомство с монастырскими службами, храмами, прихожанами и братией… Утром в субботу в Казанском храме народу было немного, поэтому нам — усталым путникам — даже иногда удавалось присесть на скамеечки, заботливо расставленные в центральной части храма. Эти скамеечки как бы говорили : «у нас здесь, в Оптиной, все по-доброму, все к людям с душой и любовью…». Почти сразу после Богослужения мы отправились в соседний Введенский храм, где ежедневно у мощей преподобного старца Амвросия совершается молебен с акафистом этому великому святому. Войдя в храм и приложившись к раке преподобного, поняла, что я дома. Батюшка Амвросий лежал как живой, от раки не хотелось уходить, хотелось остаться здесь навсегда. Я позавидовала молодым послушницам (а может трудницам), которые пели в тот день акафист – как же здорово приходить сюда каждый день и восхвалять Господа за то, что он дает нам таких святых! Глаза наполнились слезами радости, а усталость с дороги как рукой сняло. Ради такой теплоты в сердце можно было и весь мир объехать, не то, что 1000 километров преодолеть! По окончании молебна стекло раки открывают, и мы имели возможность приложиться к самим мощам, конечно скрытым под тканью. Как при жизни о. Амвросий принимал всех нуждающихся в его утешениях в любое время, часто из-за болезни лежа на кровати, так и сейчас он лежал перед нами и позволял нам, грешным, так близко быть к его честным святым останкам!
     
    После молебна местный экскурсовод рассказала нам много интересного из истории Оптиной Пустыни, о жизни знаменитых Оптинских старцев,об известных деятелях русской культуры, духовно связанных с монастырем, о современной жизни обители. По расписанию трапезной, в час дня, то есть сразу после экскурсии мы должны были отправиться на обед. Однако, нам удалось перенести время обеда, ведь в 13:00 каждую субботу в часовне, на месте погребения убиенных в 1993 году братьев, совершается лития… и мы просто не могли не прийти и не помолиться об упокоении этих новомученников. В таких случаях, правда, молятся уже больше не об отошедших ко Господу, а молятся им самим… По молитвам новомученников оптинских часто совершаются различные чудеса, ожидается прославление братьев в лике святых. Часовня на могилках новомученников поразила меня. Часовня не отапливается, поэтому внутри было очень холодно, но я всем сердцем ощущала какую-то другую, неземную теплоту. Сквозь небольшие окошки на стенах пробивались яркие солнечные лучики. Они обнимали потемневшие деревянные кресты и вместе с неуходящим ароматом ладана, живыми гвоздиками и розами, лежащими на могилках, и Божественным умиротворением, которое витало повсюду, создавали ощущение Пасхи, ощущение весны… «Христос воскресе!» — кричало сердце, отказываясь горевать и ронять слезу по убиенным — ведь они живы, а смертью своей прославили нашего Господа!
     
    Уже после обеда удалось побывать на молебне с акафистом преподобным Оптинским старцам, а потом и на Всенощной. Теперь мы видели совсем другой Казанский храм – людей было много, однако даже это обстоятельство не нарушало тишину сердца. Лично для меня вечернее Богослужение оказалось очень тяжелым. Или из-за усталости после дороги или из-за бесовской брани (говорят,что в святых местах на человека наваливается больше искушений) мне постоянно хотелось спать. Был момент, когда меня буквально поймала, рядом стоявшая послушница – я провалилась в сон и чуть не упала. Было очень стыдно, но бороться с сонливостью не получалось. Но вот и прошел полиелей, а это значило, что вскоре батюшки выйдут на исповедь. Было очень волнительно, ведь батюшек много, а кого из них выбрать, так чтобы не ошибиться,так чтобы получить хороший совет, не знаешь. Наслышанная про строгость местных священнослужителей, выбрала батюшку, который, подходя к своим духовным чадам, широко,от всего сердца, заулыбался. Вот и очередное утешением нам от Господа – все паломники, прошедшие исповедь, были допущены до причастия! Мы очень радовались друг за друга, вообще здесь в Оптиной, наша небольшая группа паломников быстро превратилась в компанию друзей, искренне друг за друга переживающих и сорадующихся.
     
    Я думаю, что Оптина дарит людям Любовь. Там все пропитано ею.
     
    Воскресным утром я отделилась от группы. Решила пойти на Раннюю Литургию, для того, чтобы после службы успеть искупаться в источнике и высохнуть перед отъездом. Да, я решилась в тридцатипятиградусный мороз искупаться в святом источнике Пафнутия Боровского. Сейчас я не понимаю, как я смогла сделать это, но поистине «все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе»! Искупаться я хотела еще накануне, но на исповеди забыла попросить на это благословение. После же причастия, увидела, что в уголочке вышел из алтаря схимник, и к нему народ стоит в очередь за благословением. Он поразил меня своими улыбающимися глазами, в которых я тоже увидела Любовь. «Не боишься?» — заулыбавшись спросил он меня, — «Боюсь!». «Ну, Бог в помощь!». Потом мне сказали, что это схиархимандрит о. Захария – старец из Троице-Сергиевой Лавры. Наверное, я бы повернула на лесной тропинке назад, не доходя до купели. Тем более, что уже тогда сильно замерзла, но в голове звучало: «Бог в помощь!». Ну, думаю, раз схиархимандрит благословил, то надо решаться! Иначе, получится, откажусь от помощи Божией. Не буду описывать, как было страшно и тяжело лезть в обледеневшую купель, в которой, к тому же и никого не было. Да и вообще поблизости не было ни души! Но каким-то чудесным образом, с молитвой, я сподобилась три раза погрузиться в святые воды источника Пафнутия Боровского. До гостиницы я летела пулей, там на мое счастье оказались мои паломницы, бросившиеся отогревать меня пуховыми шалями. После, они из любопытства ходили посмотреть на источник и ругали меня за то, что я так неразумно смело отправилась купаться одна, никого не предупредив, ведь случись что, меня б еще не скоро там нашли. Сказали, что не иначе как Ангел меня оттуда вытащил и довел до гостиницы и, что действительно только с благословением можно на такое решиться. А я с улыбкой думала о том, что уж точно не достойна такой кончины: после исповеди,причастия и купания в святом источнике на святой Оптинской земле. Слава Богу, все закончилось удачно и, отогревшись, я почувствовала насколько мне хорошо! Вся усталость дороги, переживания последних дней, тяжелые мысли - все это оставило меня. Захотелось жить и любить людей.
     
    С грустью, оставив Оптину Пустынь, мы направились в Шамордино – там находится основанный преподобным старцем Казанский свято-Амвросиевский женский монастырь. Монастырь встретил нас…тишиной. Величественный Казанский Собор был почти пуст – лишь несколько путников, с любопытством разглядывающих необычные вышитые местными насельницами иконы, и пара тихо беседующих о чем-то монахинь. В таких местах можно услышать себя, можно забыть обо всем и молча с благоговением взирать на святые иконы. Здесь, в тишине, можно было бесконечно сидеть на скамейке и подолгу разговаривать со словоохотливой монахиней за свечным ящиком, но пора было отправляться в путь. Для меня в тот день было еще одно маленькое утешение. После говения перед причастием и приключений с источником, в дикий мороз хотелось съесть чего-нибудь вкусненького и лучше мясного. В Оптине мяса, конечно, не встретишь, а здесь, за воротами Шамординского монастыря, стояла женщина, продававшая горячие напитки и пирожки. С радостью увидев табличку «пирожки с мясом», я спросила у нее : «Ну вкусные-то пирожки?» — «Да нормальные», — прозвучало в ответ. Оказалось, что это был самый вкусный пирожок с мясом за всю мою жизнь!
     
    Мне было грустно возвращаться домой из Оптиной. Уже, подъезжая к Саратову, мы остановились в кафе для того, чтобы попить горячего чая. В соседнем зале гуляла шумная компания, вовсю гремела музыка. «Добро пожаловать в ад» — с усмешкой сказала сидевшая рядом со мной паломница. Ад – это, конечно, сильно сказано, хотя, с другой стороны, ад – это там, где нет Бога.
     
    В Оптиной — Любовь, а значит и Бог, ощущались повсюду, поэтому, если сподобит Господь, я обязательно туда еще раз вернусь!
     
    Рассказ паломницы
  19. OptinaRU
    Оптинское старчество — явление совершенно исключительное в жизни Церкви. Уникально оно тем, что продолжалось свыше ста лет, с начала XIX века, когда на пасеке близ Иоанно-Предтеченского скита поселился старец Лев, и до самого разорения обители, когда «красные» увезли на санях по раннему снегу больного и немощного старца Нектария. В Церкви всегда были старцы, и они занимали важнейшее место в духовной жизни православного народа. Из наиболее близких по времени к последним оптинским старцам мы знаем преподобного Варнаву Гефсиманского, святого праведного Иоанна Кронштадтского, праведного Алексия Мечева, блаженную Параскеву Дивеевскую. Но, пожалуй, не было нигде такого духовного созвездия, собранного в одном месте, целое столетие освящавшего русскую жизнь. В любое время страдающий, томимый грехами человек мог приехать в Опитину и получить совет и окормление. Старцы были великими утешителями и печальниками русского народа. Они выпрямляли скорченную, покрытую греховной коростой душу, читая людские сердца, как раскрытую книгу.
     
    Каждый день с раннего утра в Иоанно-Предтеченском скиту, который называли «сердцем Оптиной Пустыни», келейники говорили старцу Амвросию: «Батюшка! Вас уже ждут!» — «Кто там? Народы московские, тульские, орловские, нижегородские»...
     
    Как писал живший при обители Константин Леонтьев, «здесь можно познакомиться с людьми всякого рода — начиная от сановников и придворных до юродивых и калик-перехожих. Только, разумеется, надо поить здесь, а не мелькнуть на недельку. В Оптиной видишь в сокращении целую современную Россию и понимаешь, как она богата!»
     
    Сюда поклониться оптинским святыням приезжала святая великая княгиня Елизавета Феодоровна. Это было в 1914 году, всего за четыре года до мученической кончины. И даже обычно затворенные для женщин ворота Предтеченского скита открылись перед ней. Как на крыльях мчался в скит Великий князь Константин Константинович Романов, знаменитый поэт К.Р., и Оптина всегда вдохновляла его. Сюда приходила простая крестьянка со своей бедой, переживая, что у нее умирают индюшата, и тоже получала совет и утешение.
     
    Николай Васильевич Гоголь восхищался Оптинским духом: «Нигде не видел я таких монахов, с каждым из них, мне казалось, говорит все небесное! Я не расспрашивал, кто из них как живет: их лица сказывали все! За несколько верст, подъезжая к обители, уже слышишь ее благоухание: все становится приветливее, поклоны ниже и участия к человеку больше». Кстати, Гоголя поначалу долго уговаривали поехать в Оптину. Он отказывался, потому что несколько лет прожил в Италии, и там католические монахи не произвели на него впечатления. И вот он переступил порог кельи старца Макария, и произошло неожиданное. Воистину нечаянная радость посетила его сердце.
     
    Так и вся Россия выходила из кельи старцев иной: утешенной, обновленной, радостной...
     
    Великий писатель и ересиарх Лев Толстой, уничижавший веру отцов, спрашивал у Константина Леонтьева, подолгу жившего в Оптиной: «Как ты, образованный человек, мог стать верующим, православным?» А тот отвечал: «Поживи здесь немного, так и сам уверуешь!» После встречи со старцем Амвросием Толстой говорил: «Когда с таким человеком беседуешь, то явственно чувствуешь близость Бога».
     
    Федор Михайлович Достоевский, приехав сюда совершенно разбитым после смерти любимого сына Алеши, вышел из кельи старца Амвросия обновленным и утешенным. Старец сказал про него: «Это кающийся!»...
     
    Словно свеча от свечи, духовно возгорались старцы друг от друга. Им было присуще удивительное взаимное согласие — настоящая соборность. О преподобных Льве и Макарии рассказывала игумения Павлина, их духовная дочь: «Бывало, говоришь с о. Леонидом, и вдруг входит о. Макарий, и о. Леонид говорит ему: «Батюшка! Поговори с ней!» И сидят они, словно ангелы Божии рядом, а мы стоим перед ними на коленях и двум открываем душу как бы одному».
     
    Старцы Анатолий (Потапов) и Нектарий были глубокими сотаинниками. Их связывала неразрывная духовная дружба. Преподобный Анатолий говорил про старца Нектария: «Это великий муж!» А преподобный Нектарий говорил про старца Анатолия: «Что я значу? Я кормлю лишь крохами, а батюшка Анатолий — целыми хлебами!»
     
    Почитание оптинских старцев не прекращалось и по их кончине. Даже когда русский корабль был повержен, хотя по милости Божией и не затонул, когда сброшенный с колокольни девятисотпудовый монастырский колокол, голос которого будил всю Россию, замолчал на 70 лет, когда «Золотую чашу» стараниями строителей «светлого будущего» пытались превратить сначала в овощное хранилище, затем в музей и, наконец, в концлагерь, даже тогда невидимая духовная тропинка вела сюда небезразличные верующие сердца.
     
    На могилке преподобного Амвросия стоял простой крест из двух перекладин, связанный между собой проволокой. Богоборцы постоянно ломали его, но на следующий день он опять возвышался на своем обычном месте. Отец Леонтий, который до сих пор, уже более 50 лет, служит в храме Преображения Господня в Нижних Прысках, — в те страшные времена гонений на веру неукоснительно возил верующих в Холмищи, на могилку старца Нектария.
     
    Мы должны непрестанно молиться за наше Отечество! «Везде спастись можно, только не оставляйте Спасителя! Цепляйтесь за ризу Христову — и Он не оставит вас», — учит нас преподобный Варсонофий Оптинский. Главное, чтобы наш народ уцепился за ризу Христову, а не за маленькую жалкую земную правду, и понял, что «жизнь на земле, — по словам преподобного Нектария Оптинского, — есть послушание Богу».
     
    И сегодня ни зловещий ветер безбожия, который сквозняком пронизывает наш мир, ни унылый дождь суетливой жизни не погасят верующих сердец, которые притекают в благословенную Оптину, чтобы надышаться благоуханием ее святыни и поклониться святым мощам великих подвижников духа.
     
    Из книги «За живой водой. Оптинские встречи»
  20. OptinaRU
    Воспоминание о смерти и аде очень полезно для души. "Поминай последняя твоя, и вовеки не согрешиши" (Сир. 7, 39). Впрочем, и воспоминание райских сладостей тоже может предохранить человека от падений.
     
    …Молодость моя проходила шумно и весело. Денег было много, делай, что хочешь. Но вот однажды вижу я странный сон: ясно, как наяву, входит ко мне какой-то Старец, подходит близко ко мне, берет за руку и, указывая на часы, стоявшие против моей кровати, спрашивает:
     
    — Который теперь час?
    — Половина седьмого, – отвечаю.
    — Ровно через три года ты умрешь. – И вторично, спрашивает Старец:
    — Который час?
    — Половина седьмого.
    — Через три года ты умрешь. – И опять спрашивает Старец:
    — Который час?
    — Половина седьмого, – отвечаю я уже с раздражением.
    — Через три года ты умрешь.
     
    Я проснулся, зажег огонь, посмотрел на часы. Было 35 минут седьмого, следовательно, явление Старца было как раз в половине седьмого. Я оделся, позвонил, велел подать самовар.
    — Что это, Павел Иванович, сегодня так рано встать изволили? – сказал лакей.
    — Да так, не хочется спать.
     
    Налил себе чаю – не пьется; неужели мне жить осталось только три года? А там – смерть. Господи, как тяжело и страшно. Часов в 12 зашел ко мне один из товарищей:
    — Знаешь новость: устраивается пикник, собирается большое общество, вот будет весело! Я хотел прямо и тебя записать, не спрашивая, но потом все-таки решил спросить, поедешь ли?
    — А почем с человека?
    — Пустяки, по 50 рублей.
    — Если бы ты записал меня, не спросясь, то пришлось бы тебе и свои деньги заплатить!
    — Как, с каких пор ты стал Плюшкиным?
    — Я не стал Плюшкиным, но мне нездоровится. Голова сильно болит, не до пикника.
    — Ах ты, бедный! Ну, конечно, больному человеку удовольствия не в удовольствия.
     
    Он скоро ушел. С тех пор мысль о смерти не покидала меня. Я стал уклоняться от сообщества товарищей, избегать всяких развлечений. Впрочем, я не сразу порвал со всем.
     
    Мир – это такое чудовище, что если повернуть круто – разорвет. И вот стал я постепенно освобождаться от уз мира, становилось все легче и легче, и, наконец, совсем освободился от него. Я перестал бывать у большинства моих прежних знакомых. Оставил 2–3 благочестивых семейства, где бывал изредка.
     
    Прошло 3 года, наступило 17 сентября, памятный для меня день, в который я видел Старца. С раннего утра я уехал в один монастырь, исповедался и приобщился Св. Таин. После причастия стою в церкви и думаю: вот грохнусь! – но я не грохнулся.
     
    Впрочем, слова Старца исполнились: я, действительно, умер в тот день, но умер для мира...
     
    Из бесед прп. Варсонофия Оптинского
  21. OptinaRU
    Я назвал Скит тихой и мирной пристанью для немощных душ человеческих… Поистине, отцы и братия, здесь тихая и мирная пристань для спасения душ людских... Совершаются величайшие мировые события. Некогда могучее наше государство, занимавшее шестую часть всего мира, видимо разлагается, как разлагается мертвый безжизненный организм. Ум пытливый в смущении стоит и спрашивает: где причина сему? Отчего так быстро рушится такое великое государственное тело?.. Видел я, отцы и братия, мертвые тела, начавшие вскоре же после смерти разлагаться и спрашивал тогда ум мой: что за причина такого быстрого распада организма и сам же отвечал: взят дух от тела, оттого и распадается оно…
     
    Сие мыслю и по отношению к отечеству нашему. Мысленно пробегаю всю его историю, начиная со Св. Владимира и до последних времен и ищу в теле Отечества нашего духа, скрепляющего и утверждающего его могущество и силу и славу его, и нахожу сию живительную силу, сию душу государства нашего. Что, как не святое Православие зародило, вырастило и укрепило землю русскую? Какие тяжелые времена приходилось переживать нам. Татарское иго… Полная государственная разруха после Грозного Иоанна, когда столица – Москва была уже занята врагами нашими. Войны Великого Петра. Частые перевороты в высших сферах правления после смерти этого гиганта преобразователя – Императора. Война 1812 года. Севастопольская кампания и много, много других горь и бедствий народных. Но не ослабили они могущества нашего, не расшатали сил наших, а всегда после них были и радости и крепло и росло государство наше… Отчего же было это? Оттого что весь народ был в Православии.
     
    Вся душа его была пропитана Православием. Как ни грязен, ни темен был он душой своей, а он все-таки был православным, а Православие сообщало духу его смирение и кротость. Это-то смирение и кротость и делали народ наш великим пред Господом, оттого Он и посылал ему свое благословение и была наша Держава Великая и Могучая... Но враг рода человеческого, ненавистник всякого добра, посеял в умах и сердцах народа нашего горделивые мысли самомнения, и стали все думать, что каждый знает много и знает правильно, и стал каждый возрастать в гордости. Злое семя дало богатый урожай. Народ настолько помутился в разуме от гордыни сердца, что свергнул с престола своего законного повелителя – царя, но он не остановился на этом. Бог попустил ему идти дальше. Из гордыни родилась злоба, а из той и из другой родилась ненависть к святыне народной – святому Православию, и о ужас, позор, вскормленные и вспоенные духовною материю Святой Православною Церковью, ея чада возстали, движимые духом антихриста на св. Церковь. Народ забыл Бога, но не ложно слово псалмопевца: рече безумен в сердце своем: несть Бог (Пс. 13, 1).
     
    Поистине безумен стал народ и в безумии стал рубить корни дерева-государства, от которых оно – государство и питалось. Стал гнать Церковь Божию. Вот отчего случилась такая разруха на нашей земле. Вот отчего столь великое государство падает в один год. Таковы законы Всевышнего. До неба вознесшийся, до ада низвергается, и все от того, что в сердце своем возрастил семена диавола: гордость, самомнение, злобу и разврат... Теперь время гонений на Церковь Божию. Кругом чувствуется, что близко, близко то время, когда верные побегут в горы по слову тайнозрителя…
     
    Летопись Скита Оптиной Пустыни, 1918 год
  22. OptinaRU
    Архимандрит Исаакий I принял обитель в свое управление в 1862 году, в возрасте 52 лет, прожив в ней к тому времени 16 лет. Начало деятельности нового настоятеля было осложнено тем, что избрание его произошло против воли большинства братии. Да и сам отец Исаакий не стремился к этому назначению.
     
    Оказавшись вскоре после вступления в должность наедине с владыкой Григорием, Калужским архиереем, отец Исаакий высказал ему свою скорбь относительно возложенного на него, против его воли, настоятельства: «Я лучше бы, Ваше Преосвященство, согласился пойти в хлебню, чем быть настоятелем». — «Ну что ж,— ответил Владыка,— пожалуй, пеки хлебы». — «А кто же настоятелем-то будет?» — «Да ты же и настоятелем будешь». На эти слова Преосвященного о. Исаакий уже не нашелся что сказать.
     
    Управление монастырем отец Исаакий осуществлял в соответствии с оптинским духом, которым проникся за годы жизни в обители под руководством старцев. Он ничего не делал без совета старца Амвросия, это было его главным принципом. Глубокая духовная любовь, полное доверие связывали старца и подвижника-настоятеля. В начале своей деятельности, взявшись с рвением за дело, отец Исаакий хотел было усилить строгость жизни братии, но его остановил отец Амвросий, понимая, что стремление к духовным подвигам не должно превосходить силы иноков, особенно новоначальных. Отец Исаакий беспрекословно повиновался и не стал вносить изменения в устав.
     
    По воспоминаниям современников, игумен Исаакий производил впечатление сурового монаха. Он был молчалив, на людях взор его обычно был опущен, впервые видевшие настоятеля даже поначалу побаивались его строгого вида. Но главным его свойством была удивительная простота во всем. В своей повседневной жизни он ничем не выделялся среди братии. Одевался, как и все, — носил старый поношенный подрясник. На трапезу ходил вместе с братией, никогда ему не готовили пищу отдельно. Обстановка его жизни была аскетичная. Отец Исаакий занимал две комнаты в настоятельских покоях — одна служила спальней, другая — молельной. В спальне стояли простая кровать с жесткою постелью и конторка, за которой он занимался делами. На ней стояли часы, доставшиеся ему от архимандрита Моисея, с надписью: «Не теряй времени».
     
    Отец Исаакий избрал лучший способ воспитания и назидания иноков — собственным примером. Его строгость к себе поражала всех. Отец Исаакий вставал в полночь, исполнял положенное в скиту келейное правило и затем уже шел к утрене. Будильщик никогда не заставал его спящим. К ранней обедне он ходил постоянно, поминал во время проскомидии всех своих родственников и благодетелей обители. Во время поздней обедни и после полуденного краткого отдыха принимал посетителей, занимался делами обители, а при первом ударе колокола к вечерне спешил опять в храм. Посты он соблюдал со всей строгостью. На первой седмице Великого поста, даже в старости, всегда сам читал канон Андрея Критского. Постовое богослужение он особенно любил. До последних дней сохранил красивый густой низкий голос, его чтение в храме всегда было отчетливым, внушало благоговение к службе.
     
    Переселившись поневоле в монастырь из скита, отец Исаакий с грустью вспоминал об уединенной жизни. Как-то к нему пришел один из новоначальных, прося определить его в скит. Настоятель, похвалив его намерение, сказал: «Это хорошо. Помоги тебе Господи! Скит – тихое пристанище. Я сам прожил в нем 16 лет, и опять пошел бы туда, и оставил бы свое начальство; блаженны дни, которые я провел в скиту».
     
    Занимая высшую должность в монастыре, отец Исаакий никогда не мог позволить себе и мысли принять какое-либо решение без благословения старца. Именно на этом и созидался тот особый оптинский дух, производивший неизгладимое впечатление на всех посетителей монастыря. Подчинение всей братии — от настоятеля до последнего послушника — старцу, это подчинение Божией воле, открываемой через старца. Человеческие рассуждения, помыслы, соображения в разрешении вопросов монашеской жизни, таким образом, исключаются.
     
    Всячески заботился отец Исаакий о сохранении между братиями мира, вразумлял враждующихся, склоняя к примирению. «Ах, братцы! Пожалуйста, кончите миром»,— обращался он к упорствующим, и эти простые слова имели воздействие. Во всех трудных случаях он посылал иноков к старцу Амвросию, который поддерживал духовную жизнь иноков на той же высоте, как это было при его предшественниках. Благодатная сила, исходившая от старца, часто заставляла человека подчиниться его указанию даже против собственной воли.
     
    За личные оскорбления он никогда не наказывал, стараясь по возможности вразумить обидчика. Один монах, отличавшийся тяжелым характером, явившись как-то к настоятелю, наговорил ему дерзостей и хотел даже ударить его по лицу. Но отец игумен спокойно сказал раздраженному монаху: «Начинай». Пораженный таким смирением, монах повернулся и быстро вышел. Сохранился и такой эпизод: послушник из ученых, уйдя из Оптиной пустыни, долго скитался по разным местам и через некоторое время опять явился к игумену Исаакию, наговорил ему дерзостей и закончил словами: «Вот ты игумен, а не умен». Спокойно выслушав эти речи, отец Исаакий, усмехнувшись, ответил: «А ты вот и умен, да не игумен».
     
    Особенное внимание обращал о. игумен Исаакий на посещение братией богослужений. Если замечал, что кто-то редко ходит на службу, то в трапезе обращался с увещанием ко всей братии: «Отцы святые! Забываете церковь. Надо знать, для чего мы пришли в обитель. Ведь мы должны за это пред Богом отвечать. Прошу всех вас не забывать храма Божия».
     
    Если кто-либо изъявлял неудовольствие и роптал на монастырские порядки, отец Исаакий обыкновенно отвечал: «Брат! Возьми мои ключи и начальствуй, а я пойду исполнять твое послушание». Однажды иноку, который старался уклониться от порученного послушания, он сказал: «Ну, смотри! Если не хочешь, то уже как сам знаешь». Этими простыми словами настоятель так тронул его, что тот, кинувшись в ноги, просил прощения и тотчас на все согласился. Тогда отец Исаакий с радостью благословил его и сказал: «Вот так-то будет лучше — повиноваться и отвергать свою волю. Будешь так поступать, и впредь во всем тебе будет хорошо и радостно».
     
    Игумен Исаакий не раз говаривал: «Я принял обитель с одним гривенником». Это было сказано совсем не «фигурально». Действительно, по кончине архимандрита Моисея в денежном ящике обнаружился только один гривенник, да и то потому только, что он завалился где-то в трещине. Кроме того, за обителью числился большой долг. Отец Исаакий очень сокрушался о том, как же ему управлять монастырем при таком долге и отсутствии средств. Но в самом начале его настоятельства последовала явная помощь Божия, которую отец Исаакий воспринял как вразумление и благословение на дальнейшую деятельность. Давний благотворитель обители оплатил долг, а другой жертвователь внес крупную сумму на содержание монастыря. Отец Исаакий в дальнейшем не переставал уповать на Промысл Божий, раскаявшись в своем малодушии. Когда материальные нужды обители так быстро разрешились, он воскликнул: «Господи! Я, неблагодарный, не имея на Тебя надежды, стал было сетовать, а вот уже и помощь Тобою послана». Хозяйственная жизнь обители при нем шла всегда благополучно. Здесь в полной мере пригодился его богатый опыт ведения хозяйственных дел, приобретенный в миру.
     
    Но деятельность игумена касалась не только нужд монастыря и братии, при нем паломники в обители встречали поистине отеческую заботу. По распоряжению отца Исаакия было построено новое здание гостиницы и благоустроены старые гостиницы у святых врат. Для монахинь, во множестве приезжавших к старцу Амвросию за советом, было построено отдельное здание, где они могли останавливаться бесплатно. Всем посетителям в книжной лавке бесплатно раздавались иконочки и недорогая душеполезная литература на память о посещении монастыря.
     
    Монастырь поддерживал нуждающихся — и милостыней, и разнообразной помощью. Для странников, убогих и неимущих о. Исаакий построил особое здание странноприимной, где по его распоряжению кормили каждую субботу около 300 человек, раздавая при этом милостыню от 10 до 15 рублей каждому нуждающемуся. Кроме того, каждый день после братской трапезы предлагалась безвозмездно трапеза посетителям. Строевой лес, который после приобретения новых угодий у обители был в достатке, игумен бесплатно давал бедным крестьянским семьям на постройку домов.
     
    Когда отец Амвросий занялся устроением Шамординской обители, он стал часто отлучаться из монастыря, а потом и совсем переселился в Шамордино. Отцу Исаакию, привыкшему, что любимый старец всегда рядом и к нему незамедлительно можно обратиться по любому вопросу, тяжело было в разлуке со своим духовным отцом. Но вслед за отцом Амвросием он стал относиться к Шамордино как к своему детищу, после кончины старца защищал сестер, во всем оказывал им поддержку. Даже когда владыка Виталий, не благоволивший к Шамординской обители, пытался препятствовать той помощи, которую Оптина оказывала подопечному молодому монастырю, игумен Исаакий, не боясь недовольства владыки, продолжал оказывать содействие сестрам обители — направлял туда духовников для окормления сестер, входил во все их нужды.
     
    Многолетняя деятельность игумена Исаакия на благо обители не осталась незамеченной. Неоднократно он был поощрен различными церковными наградами. Но нелицемерное смирение и скромность никогда не позволяли ему превозноситься какими-то отличиями. Когда в 1872 году его хотели возвести в сан архимандрита, он уклонился от этого «повышения», и лишь в 1885 году, уже не спрашивая его согласия, отца Исаакия произвели в архимандриты.
     
    В конце жизни пришлось перенести ему и поношение. Преосвященному Виталию стали поступать доносы, будто оптинский настоятель отец Исаакий за старостью неспособен к управлению монастырем. После дознания и единогласного подтверждения всей братии, что «настоятель их примерный и они желают пребывать под его руководством до самой его смерти», Преосвященный Виталий выдал о. Исаакию письменные на него доносы, обещая строго наказать виновных. Но тот со слезами просил Владыку никого не наказывать.
     
    Из жития прп. Исаакия I Оптинского
  23. OptinaRU
    Вот, мы восходим в Иерусалим, – говорит Господь Своим ученикам апостолам. 
    Господь идет на крестные страдания. Господь идет принять смерть за весь человеческий род во искупление грехов его. Но что он видит вокруг Себя? Он видит то, что ученики Его малодушествуют, то, что они ужасаются. Они знают, что иудеи уже составили совет убить Господа, что они ненавидят Его всею своею душою. То, что Он идет на верные страдания, что Он идет на смерть, они еще не знали, но чувствовали, что будут какие-то страдания и неприятности. Они боятся идти за Ним. Они идут сзади Него и ужасаются.
     
    И вот двое из Его учеников, Иаков и Иоанн, подходят к Нему и спрашивают Его, и просят Его: «Чтобы нам, Господи, сесть в Твоем Царстве справа и слева от Тебя», – просят от Него почести и славы. Думают о том, что Он идет принять царство земное. Господь им отвечает: «Не знаете, чего просите». С кротостью и смирением отвечает на их просьбу. Не осуждает их за их несовершенство, за то, что они еще не до конца понимают, для чего пришел Он на землю. И когда Он им так ответил, то остальные ученики стали негодовать на них, что они просили этого у Господа. И Господь тогда говорит им: «Послушайте, что Я хочу сказать вам: кто хочет из вас быть большим, тот да будет всем слуга. Кто хочет быть первым, тот пусть будет всем раб, ибо и Сын Человеческий пришел не для того, чтобы ему послужили, но чтобы послужить и отдать душу Свою за искупление многих».
     
    Вот такую картину для нас с вами написал евангелист Марк. Как жива эта картина сегодня, как она действенна для нас с вами именно сегодня!
     
    Господь идет на крестные страдания. Господь идет распяться, а вокруг Него бушуют страсти. Вокруг Него ученики Его ближайшие и осуждают друг друга, и малодушествуют, а иные просят почестей, ищут себе славы, и весь этот мир метется вокруг Господа в своих страстях, и лишь Один Господь знает, для чего Он пришел. Он непоколебим, как скала, и идет исполнить Свое служение. Он берет за руки Своих учеников и ведет их в Иерусалим для того, чтобы там распяться за них.
     
    И сегодня для нас с вами Господь восходит в Иерусалим. Идет так же впереди нас, но мы с вами сегодня представляем собою ту же самую картину, как некогда представляли ученики Его. То же самое несовершенство владеет нами, те же самые страсти нас обуревают, и мы с вами и ужасаемся, и мятемся, а иногда друг другу завидуем, иные просят себе каких-то несуществующих почестей, и все это – несмотря на то, что Господь ежедневно проливает за нас с вами Свою Святую Кровь. Не хотим посмотреть на Него, идущего ради нас с вами распяться. Не хотим посмотреть на Него и принять ту силу, которую Он нам дарует каждый день, ибо мы становимся христианами не для того, чтобы чем-то величаться или кичиться, нет! Не для того, чтобы выделиться друг от друга или от остального мира, нет!
     
    Мы приходим ко Христу для того, чтобы испросить и получить у Него силу служить другим. Быть последними, быть рабами среди этого мира, для того, чтобы некоторые спаслись, – вот для чего мы с вами идем ко Христу.
     
    А мы порою с вами забываем об этом. Мы считаем, что если мы с вами свершаем молитву, если мы с вами проводим подвиг поста, если мы делаем какие-то дела милосердия, – это уже возвышает нас над другими. Но – «Нет», – говорит Господь. Мы должны быть последними для всех, быть рабами, ибо только тогда, воззрев на Него, примем величайшую силу Святого Духа. Именно только этой силой возможно творить добро здесь, в мире.
     
    Так мы с вами хорошо знаем о своих недостатках, о своих немощах. Мы больны, у нас семейные скорби, у нас и скорби на работе, у нас и общественные скорби. И мы носимся с этими скорбями как с писаной торбой, и всюду их выставляем для того, чтобы нас кто-то помиловал, пожалел, утешил. Это по-человечески понятно, но доколе мы с вами будем так скорбеть и малодушествовать и постоянно этим прогневлять Бога? Почему мы с вами не хотим взять ту решимость, которую нам Господь сегодня предлагает, почему мы не хотим с вами понудить себя на дела поста, на дела молитвы, на дела милосердия и благочестия? Почему мы так постоянно прикрываемся своими скорбями, нетерпением, болезнями, о которых мы все с вами хорошо знаем? Этого же делать нельзя! Это не должно для нас с вами быть прикрытием! Это должно для нас быть еще большим стимулом к покаянию, для того, чтобы еще и с этим прийти к Богу и осудить себя и в этом, что мы и сегодня, до сих пор, мы, верные христиане, мы, люди, которые считаем себя учениками Христа, не понуждаем себя на дела благочестия. А именно от этого, от нашей решимости и зависти и наше будущее с вами, и будущее наших детей, и будущее нашей страны.
    Вот так Господь ныне восходит в Иерусалим. Мы идем и мятемся, и не хотим воззреть на Него.
     
    «Восклоните очи, – говорит Господь, – посмотрите на Меня, утвердитесь в воле вашей, в ваших чувствах и в ваших помышлениях». Именно это сегодня говорится со страниц Святого Евангелия.
     
    Не хотим даже порой открыть Евангелие и почитать. Мы говорим, что открыть, приобрести Евангелие для нас бывает тяжело! Как это горько сегодня слышать, и как трудно об этом сегодня говорить, что мы ссылаемся на все это! Как больно бывает за Бога, как обидно бывает за Него, что Он с нами, что Он ради нас с вами идет и все делает, и проливает Свою кровь, а мы стоим беспомощно и говорим: «А у меня, Господи, то… А у меня Господи, это… И у меня все плохо». Но разве Он не призывает нас к Себе и не дает нам этой силы, чтобы исправить все, что в нас самих и в окружающем мире? Дает, но мы не хотим этого принять.
     
    Не хотим распяться, не хотим принудить себя, чтобы в чем-то ущемить себя ради того, чтобы угодить Богу. Думаем только о себе. Прежде всего ставим свои интересы во главу угла. Соглашаемся, когда нас кто-то обличает, и тут же, выходя из церкви, продолжаем говорить то же самое.
     
    А святой Иоанн Златоуст восклицает в покаянии: «Какого Владыку мы с вами имеем! Какого Господа мы с вами имеем! Такого не имеет никто – ни Царя, ни Владыки! Кто из земных владык когда-либо взошел на крест за своих подчиненных?» Кто из каких-либо основателей философских учений или религий принял крестный подвиг ради своих чад, создал Церковь на крови своей? Такого не было и не будет больше в мире. Это мог сделать только воплотившийся Бог ради нас с вами.
     
    Приближается Страстная седмица. Приближается Вход Господень в Иерусалим… Давайте с вами хотя бы в эти оставшиеся две недели Великого поста понудим себя, насколько это возможно для нас, немощных и маловерных, к подвигам благочестия! Подвигнем себя и угодим хотя бы в эти дни Богу. Не унывать мы призваны, мы, христиане православные, но смотреть и видеть Господа, Который идет впереди нас с вами и попирает Своими пречистыми стопами все те скорби, которые враг для нас уготовил. Эти скорби уже попраны Христом, они уже им побеждены, и для нас с вами только есть возможность приобщиться к победе, к той радости и тому веселию, которое даровано нам Воскресением Христовым.
     
    Вспомним об этом, о Спасителе нашем, распявшимся за нас и ради нас воскресшем! Послужим ему хотя бы немного делами благочестия, делами веры, делами угождения нашим ближним! Послужим нашим ближним, немного распнемся за них ради тех немощей, которые несут они, ради тех больших и великих невзгод, которые мы часто не замечаем, а человек их носит в своем сердце. Постраждем немножко за ближних. И тогда Господь ради этого и наши скорби умирит в наших сердцах. И наша жизнь примет совсем иное устроение, она станет иной. И тогда мы с вами вместе с Богом приобщимся той неизреченной радости Христова Воскресения, о которой мир сей земной не знает.
     
    Восклонитесь волей вашей от земли, от скорбей ваших, от неприятностей ваших, воззрите к Богу и веру примите, примите радость о Духе Святом, Который ныне торжествует в нашей Церкви.
     
    И сегодня, причащаясь Святых Христовых Таинств, войдите с Господом нашим в Иерусалим! Восходите в то небесное Жилище, которое нам с вами уготовил Господь святою смертью Своей и святым Своим Воскресением. Аминь!
     
    Проповедь иером. Василия (Рослякова), апрель 1993 года
  24. OptinaRU
    Господь Бог, восхотев сотворить человека, чудно сотворил его: даровал ему неизреченную славу. Он сотворил его по образу Своему и подобию, отобразив на нем славу Свою Божественную. Он дивно устроил его, даровал ему красоту и изящество в строении самого тела его, даровал ему душу бессмертную, одарив ее великими духовными дарованиями, снабдив ее прекрасными способностями, поставил его владыкою, распорядителем всех видимых творений мира сего. Дарована человеку душа, — душею своею бессмертною он возвышается над всеми видимыми творениями. Нет в видимой природе никого и ничего, равного человеку.
     
    Дарован человеку ум высокий,— и умом своим человек возвышается над всею природою: она покорена под ноги ему. Например: изобретает он различные орудия, машины, преодолевает ими силы и стихии природы. Не в состоянии человек голыми руками бороться с огнем — делает машины, и побеждает стихию огня. Не может ходить по водам, не имеет силы переплывать большое расстояние,— устраивает лодки, корабли и побеждает водную стихию. Не имеет силы бороться со зверем — делает орудия, при помощи коих побеждает зверя, одолевает его. Разве это не величие, не слава человека? И это еще все относится лишь к обыкновенным естественным способностям человека.
     
    А если взглянем на святых, то увидим, какой дивной славы и власти сподоблялись они, они побеждали природу нравственною силою по благодати Божией: ходили по морю, яко по суху; были переносимы по воздуху Божественной силою, им служили дикие звери, как кроткие агнцы, признавая в них своего владыку; молитвою своею они низ водили дождь на землю и совершали другие дивные чудеса. Перечислить их нет возможности.
     
    В Священном Писании так описывается величие человека: «Умалил еси его малым чим от ангел, славою и честию венчал еси его: и поставил еси его над делы руку Твоею, вся покорил еси под нозе его» (Пс. 8, 6–7). Какого еще большего величия, большей славы можно желать и ожидать?
     
    О, воистину, щедро излил Господь милость Свою на человека. Казалось бы, что и человек, имея такие дарования, оценит их и будет жить так, как внушает ему его достоинство человеческое,— согласно Божиим хотениям и велениям.
     
    Но, к великому прискорбию, что мы видим? Мы видим, что человек не уразумел, не оценил того, какой несказанной славы он сподоблен от Творца и Бога Своего, и сказано в псалме: «человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным и уподобися им» (Пс. 48, 13). И за это праведным судом Божиим он лишился своей славы: «от славы своея изриновени быша» (Пс. 48, 15).
     
    Будучи в такой чести, в такой славе, человек не уразумел своего достоинства, пал, сделался подобным скоту несмысленному. О, великое падение! В какую бездну и тьму низвергает человека грех. Истинно, он уподобляется скотам, питает свою душу, свою бессмертную душу скотскою пищей, ту душу, на которой начертан образ Божий, ту душу, которой и дана способность уподобляться Богу. Не говоря подробно о губительном действии страстей постыдных, блудных, так поразительно и безобразно уподобляющих человека скоту, обратим внимание на то, что решительно всякая страсть отнимает у человека образ человека, делая его подобным скоту и зверю.
     
    Посмотрите, что делает, например, гнев и злоба. Человек, объятый злобою, весь делается зверообразным, глаза мечут искры, искажается лицо — он, кажется, ближнего своего готов пожрать. И все вообще страсти и грехи: чревоугодие, неверие, сребролюбие и другие — превращают человека в скота.
     
    Поистине, нужно здесь вопиять человеку; о, где ты скрылось от меня, мое человеческое достоинство, моя честь, моя слава.
     
    Но не восхотел Господь Бог свое прекрасное творение — человека оставить в падении. Он восхотел по Своему безмерному человеколюбию искупить человека от его падения, от греха. Он восхотел поднять его, вернуть ему его прежнюю славу, его прежнее достоинство. Непостижимо для нас, человеков, совершает Господь искупление рода человеческого после падения Адамова. Своим вочеловечением, страданием, смертию и воскресением. И по безмерной любви и милости Своей дает падшему и воссозданному во Христе человеку не только его первое достоинство, но дарует ему способность к еще большему совершенствованию себя. В искуплении человеку дарована способность к бесконечному, беспредельному приближению к Богу, к вечному наслаждению в познавании Бога. Он может делаться причастником Божеского естества. (2 Петр. 1, 4)
     
    Эта мысль прекрасно выражена в стихире церковной на праздник Благовещения в словах: «Яко да возведет человека, яко един Силен, в первое достояние с растворением».
     
    Итак, по искуплении человека Господь еще большею славою и честию венчал его, например, в таинствах св. Церкви, особенно же в таинстве св. Евхаристии, к которой желают ангелы приникнути, ибо искупительная Жертва приносится только за человека, но не за ангелов. В этом, можно сказать, ангелы как бы даже завидуют человеку, не имея возможности причащаться св. Христовых Таин...
     
    Но и после искупления человека Святейшею Кровию Христа-Спасителя человек падал и падает в грех, роняя славу свою, топча ее и уподобляясь скоту несмысленному. Опять лежит человек, поверженный во прах, в горестном бесчестии. И вот от лица такого человека, уронившего славу свою, забывшего свое человеческое достоинство, утратившего прежнее свое достояние, св. пророк восклицает: «Восстани слава моя». Вспомни, о человек, кем ты был и чем стал; вспомни славу свою, которою венчал тебя Господь, вспомни славу свою и оставь скотский образ жизни, вернись к прежнему своему достоинству... «Восстани слава моя, восстани псалтирю и гусли...» (Пс. 56, 9).
     
    Псалтирью и гуслями называются, по толкованию св. отцов, наши душевные и телесные чувства и способности.
     
    «Восстани псалтирю и гусли», то есть приготовься весь человек, со всеми своими силами и душевными, и телесными к пению Божественному, к жизни о Господе. Давно ты, псалтирь моя,— как бы так говорит пророк,— заброшена, на тебе, может быть, лежит большой слой пыли, струны твои заржавели, вся ты расстроена, быть может, и разбита, и если ударить по струнам твоим, то не получится стройных звуков: издадут они, твои струны, дребезжащие, бесформенные, надрывающие душу звуки. О, восстань, восстань, псалтирь моя.
     
    Нужно настроить струны твои, нужно привести в порядок весь инструмент, ибо, если хотя одна струна будет фальшивить, не получится стройных звуков, будет слышна неправильность, и она будет портить весь строй, всю гармонию. Все пение будет испорчено, хотя бы все остальные струны стройно звучали.
     
    Как в музыке, так и в духовной жизни. «Нельзя работать Богу и мамоне» (Мф. 6, 24), нельзя служить Богу и греху. Должен человек, по Евангелию, возлюбить Господа всею душею, всею крепостию, всем сердцем, всем помышлением своим (Мф. 22, 37), не отдавая греху ни одного чувства, ни единой способности своей душевной или телесной. Так и св. апостол Иаков говорит, что если кто в одном согрешит, повинен есть против всего закона; если одну заповедь нарушит, нарушит весь закон (Иак. 2, 10). Итак, уготовься, восстань, вся псалтирь и гусли, исправься, настройся к должному пению, к должной игре.
     
    Дошел человек до сознания необходимости восстания, уже готов бросить греховную жизнь, порвать всякое общение со грехом, обратиться всем существом своим к Богу. Видит это враг-диавол и шепчет человеку: «Куда? Зачем? Еще успеешь». Шепчет, желая ослабить решимость человека. Но человек решительно отвергает внушения врага и, сам себя ободряя, говорит: «Нечего медлить. Скорее. Восстану рано. Сейчас же, немедленно, без отлагательства восстану. Восстану и начну немедленно настраивать свою псалтирь и гусли к пению, т. е. к житию, согласному с законом Божиим».
     
    И вот начинается жизнь иная, жизнь духовная в общении с Господом. Не без трудностей она. Встречают человека и скорби, и испытания, и борьба с грехом. Томят по временам последствия прежде принятого в себя зла и греха, обновляющегося в уме и чувстве человека. Но желание быть с Господом, в Нем Едином искать отрады, покоя и вечного блаженства все преодолевает. Трудится человек, находится в подвиге, уготовляет себя. В таком подвиге проходят большею частью годы, даже десятки лет.
     
    Наконец, испытывая себя, видит и чувствует человек, что умерло в нем всякое желание сладостей мира сего тленного, что омертвело сердце его для наслаждения тленною красотою, что как Единая и Истинная Красота нетленная, как единая цель всех стремлений и желаний его, стоит пред ним Христос. Видит состояние своего сердца человек и вопиет: «Готово сердце мое, Боже, готово сердце мое»… (Пс. 56, 8). Восстала моя прежняя слава, уготовилось сердце, сделалось способным к пению Божественному. Ныне «воспою и пою», т. е. не перестану петь, воссылать Богу, служить Господу Богу, в служении Богу, в жизни по Богу, в молитве Иисусовой положу всю цель моего жития.
     
    Доселе я стенал под бременем страстей и нападений вражиих, не мог я воспевать радостных песней, я приносил Богу умиленную покаянную молитву, ибо видел и постоянно имел перед глазами мой плен греховный, мою поверженную долу славу. Но ныне, когда восстала слава моя,— воспою и пою во славе моей. Буду говорить о делах Господних, явленных на мне грешном, буду благодарить Бога за Его милость ко мне перед всеми людьми. Не убоюсь, не устыжусь проводить жизнь, требуемую от меня Законом Божиим, во всяком народе, во всяком месте. «Воспою и пою во славе моей». Эти слова суть уже, так сказать, восторг святой души...
     
    Нам до этого далеко, нам более приличен плач о нашем падении, но все-таки и мы всемерно должны стремиться поднять нашу упавшую славу и для этого должны прежде всего очищать себя от грехов.
     
    Из бесед прп. Никона Оптинского
  25. OptinaRU
    Монахиня Антонина (1869 — 1969) начала борьбу с собой в 16 лет — в монастыре. Господь выделил ей век на этот труд, причем вторая половина этого века пришлась на время советской власти, время страшных гонений. И она не только сама всю жизнь училась побеждать страсти, как заповедал ей духовный наставник, но стала опорой для многих людей в эту тяжкую годину — из ее души в мир потекли реки воды живой. У нее был прекрас­ный фундамент — полная трудов и скорбей жизнь в обители и окормление у старца оптинской школы архимандрита Нила (Кастальского).
     
    До нас дошли уникальные записи бесед матушки Антонины с отцом Нилом. Приводим фрагменты этих бесед, представляющих немалую духов­ную ценность.
     
    ... — Малодушие и уныние неизбежно для тебя. Потому что никаких вольных скорбей не не­сешь, а ведь в Царство Небесное ничто скверное не внидет. Вот и очищает тебя Милосердный Господь унынием и поношением. Монах должен поно­шение пить, как воду. Господь привлекает малодушных, посылая им утеше­ние. Затем Он отнимает его и смотрит на тебя: кто ты — верная раба Его или лукавая, которая любит Господина только тогда, когда Он ее утешает. Вот ты тогда-то покажи искреннюю любовь неподкупной невесты Его. Но и это пройдет, и опять блеснет луч утешения. Но горе тебе, если ты вознесешься враг видит, откуда ты получаешь, и старается отбить тебя от пастыря... Держись, а главное — смиряйся. Лишь потеряешь смирение и самоукорение, тогда прощай. Об том нечего скорбеть, что приходится и побранить и наказать — послушание твое такое. Только гнева не держи в сердце, а чем можешь — утешай, а кто будет упорничать, не уступать, оставь этого человека, уйди, если можно, пока гнев пройдет. И сказано: смятохся и не глаголах [Пс. 76, 5]. Лучше пускай называют святошей и ханжой.
     
    — А самолюбие-то кипит внутри...
     
    — Внутри-то пускай кипит, да наружу-тο [чтоб] не выходило. Много труда нужно, чтобы и внутри не кипело. Я когда был в Оптине, вот меня от­бранил один брат ни за что, мне так стало обидно, я и пошел к старцу о[тцу] Амвросию и говорю ему: «Вот, батюшка, как меня оскорбил такой-то брат», — и жду, что старец его обвинит. А вышло дело не так. «А ты просил у него прощения?» — говорит старец. — «Нет, батюшка». — «Так поди и проси у него прощения». — «Да я же ни в чем не виноват...» — «Иди». А самолюбие- то, как у тебя, кипит во все поры. Отворил келью — бух ему в ноги, а он мне, и сразу у него вид изменился: вместо гнева появилась братская лю­бовь, — и старец в ладоши похлопал. — «Наше взяло, врага победили!»
     
    Так- то, милое чадо, хорошее и полезное — все трудом достается. Живи проще, имей смирение, считай себя хуже всех, нигде не выделяйся, а скорей назад пяться.
     

    Елена Владимирова


     
    Фрагмент статьи «Учись побеждать страсти»
    из журнала «Монастырский вестник» № 11 (23), ноябрь 2015г.
×
×
  • Создать...