Перейти к публикации

OptinaRU

Модераторы
  • Публикации

    3 316
  • Зарегистрирован

  • Посещение

  • Дней в лидерах

    277

Записи блога, опубликованные пользователем OptinaRU

  1. OptinaRU
    Здравствуйте. Очень хочу рассказать о чудесной помощи, которая была мне оказана.
    Я вот уже 2 года считала себя воцерковлённой христианкой. Ходила в храм, причащалась, исповедовалась, держала посты, обрела духовного отца. Но потом со мной стали происходить страшные вещи. Господь дал мне признание на работе, успех во всех моих делах, похвалы людей. И мгновенно выросла гордыня. Я стала реже посещать богослужения, реже исповедоваться, а потом и вовсе перестала ходить в церковь и из всех дел духовной жизни только вычитывала через силу правила и, как попало, держала пост. Вскоре даже механические вычитывания правил стали в тягость. Так длилось год. Однажды я поняла, что со мной произошло. И стала пытаться вернуться в церковь, но стоять на службах уже не могла. Понуждала себя туда идти, но после службы было ощущение, как будто из меня все соки выжали. Я старалась пойти к духовному отцу, попросить у него помощи, но и этого не могла сделать. Было полное духовное бессилие. Я просила только Бога, чтобы нашёлся кто-то, кто бы молился за меня. И вот в это время я случайно увидела у подруги на столе книгу "Пасха Красная". Попросила дать почитать. Я читала её и плакала, то от событий, описанных в ней, то от того, что чувствовала, как умягчается моё сердце. В какой-то момент пришло видение своих грехов и мне очень захотелось на исповедь. Я ощущала молитвенную помощь братьев. Я чувствовала, что это не я меняюсь своими силами, я чувствовала, что Бог даёт мне такую милость по молитвам новомучеников. Молитва пошла. Я полетела в храм на исповедь к своему батюшке, стала призывать на помощь отца Василия. Я просила: "Батюшка, дайте мне слёзы покаяния, как Вы плакали о грехах, дайте так и мне почувствовать и оплакать свои грехи." Я прежде никогда не плакала на исповеди, раскаивалась, но не было никогда слёз. И тут слёзы полились. Было горько от грехов и радостно о помощи отца Василия. Но стоя в очереди ощутила страх подходить к аналою. Было очень страшно. Но было ощущение присутствия отца Василия рядом и я мысленно просила: "Батюшка, не оставляйте, помогите подойти к аналою". И помог. Исповедь произошла. Я причастилась. И с этого момента вся жизнь перевернулась. Если раньше я соблюдала всё, что заповедано, потому что так надо, то сейчас пришло осознание, что это борьба за спасение. Всё механическое пропало. И когда я по своей немощи начинаю расслабляться, то всегда призываю на помощь отца Василия, и помощь приходит. Я просила у Господа молитвенника, и чудо свершилось.
    Может быть, это какие-то личные вещи, которые не стоит сильно разглашать, но радость о возвращении в лоно церкви настолько большая, что ею очень хочется поделиться. То, что со мной произошло - настоящее чудо. Своими силами, отпав от церкви, вернуться нельзя, тут произошло чудо! Слава Богу за всё! Верую, что новомученики будут прославлены в лике святых!
     
    Екатерина Елькина

    Внутрнний 3-D вид часовни, где погребены тела убиенных братьев
  2. OptinaRU
    В Евангелии от Матфея сказано: Всякий, кто исповедует Меня пред людьми, того исповедую и Я пред Отцем Моим Небесным (Мф. 10, 32). Какое высокое обетование! Если Христос исповедует кого пред Отцем Своим, то следовательно, обещает Рай. Исповедовать Христа можно многоразлично, во всяком звании и состоянии, от простолюдина до царя. В настоящее время мало исповедников; многие, очень многие отпали от Христа, часто раздаются такие голоса: не все ли равно, как веровать, все спасутся… Если спросят об этом вас, ответьте: «Спасутся ли не христиане – не знаю, знаю только, что в Царствие Небесное вводит Господь и Спас наш Иисус Христос и святая Православная Церковь. Те же, которые не войдут в Царствие, отосланы будут в ад на вечные муки»; впрочем, только ожесточенным нераскаянным грешникам, умершим во грехах своих, нет надежды на помилование, что же касается тех людей, которые грешат, но каются во грехах и не надеются на свои добрые дела, того Господь помилует. 
    Спаситель говорит о Себе: И поругаются Ему, и уязвят Его, и оплюют Его, и убиют Его, – а затем прибавляет, – и в третий день воскреснет (Мк. 10, 34). Каждый христианин, неуклонно следующий за Христом путем Его заповедей, чтобы завоевать Царство Небесное, должен пройти эти четыре этапа: «И поругаются Ему, и уязвят Его, и оплюют Его, и убиют Его». Если кого-нибудь из вас спросить: «Любишь ли ты Христа?» - то каждый, наверное, ответит: люблю. Но прибавит: а нельзя ли любить Христа, но не страдать, не мучиться, а жить спокойно? Нет. Немыслимо это, так как враг не оставляет в покое людей, работающих Господу. Любовь ко Христу – великий дар, который надо выстрадать, без страданий невозможно стяжать эту любовь. Надо все перенести, все перестрадать; поверьте – не прогадаете, а выиграете что? – Царствие Небесное.
     
    Из бесед прп. Варсонофия Оптинского
  3. OptinaRU
    Иван Михайлович Концевич во время войны в 1915 г. провел летние каникулы в Оптиной Пустыни. Ежедневное хождение в скит всегда было поучительно для молодого студента, но старцы, занятые приезжими посетителями, которые к ним приходили со всякими скорбями, специально не уделяли времени юному пришельцу. Они отдали его «на воспитание» отцу Иосифу (Полевому), опытному в духовной жизни, прожившему в Оптиной десятки лет. В миру — директор банка, он был широко образованным человеком. В течение двух месяцев, проведенных И. М. в Оптиной, часто, после церковных служб, о. Иосиф приглашал И. М. в свою келью. В беседе с ним перед молодым студентом раскрывался духовный мир.
     
    От о. Иосифа И. М. услышал случай из жизни старца Амвросия, не попавший в его жизнеописания.
    Однажды старец Амвросий, согбенный, опираясь на палочку, откуда-то шел по дороге в скит. Вдруг ему представилась картина: стоит нагруженный воз, рядом лежит мертвая лошадь, а над ней плачет крестьянин. Потеря лошади-кормилицы в крестьянском быту ведь сущая беда! Приблизившись к павшей лошади, Старец стал трижды медленно ее обходить. Потом, взяв хворостину, он стегнул лошадь, прикрикнув на нее: «Вставай, лентяйка!», и лошадь послушно поднялась на ноги.
     
    Старец поучал народ народными же пословицами и поговорками с присущим ему юмором. Самую глубокую мудрость вкладывал он в меткие и остроумные слова, для более легкого усвоения и запоминания.
     
    Например, «Где просто, там ангелов со сто, а где мудрено — там ни одного». «Не хвались горох, что ты лучше бобов: размокнешь — сам лопнешь».
    «Отчего человек бывает плох? — Оттого, что забывает, что над ним Бог».
    «Кто мнит о себе, что имеет нечто, тот потеряет».
    «Благое говорить — серебро рассыпать, а благоразумное молчание — золото».
     
    Одной особе, стыдившейся признаться в грехе, он сказал: «Сидор да Карп в Коломне проживают, а грех да беда с кем не бывают?» Она залилась слезами, бросилась Старцу в ноги, и призналась в своем грехе.
    «Праведных ведет в царство Божие Апостол Петр, а грешных Сама Царица Небесная».
     
    В день всех святых Батюшка сказал: «Все они были, как и мы, грешные люди, но покаялись и, принявшись за дело спасения, не оглядывались назад, как жена Лотова». На замечание, что мы все смотрим назад, Батюшка пояснил: «за то и подгоняют нас розгами и бичом, т.е. скорбями да неприятностями, чтобы не оглядывались».
     
    Осуждавшей других Старец сказал: « ... у них, может быть, есть такое тайное добро, которое выкупает все другие в них недостатки, и которых ты не видишь. В тебе же много способности к жертве. Но Господь сказал: Милости хочу, а не жертвы. А милости-то у тебя и мало... Свои жертвы видишь и ими превозносишься. Смиряйся больше духом, — смирение и дела заменяет. Терпи все невзгоды и предавайся Богу».
    Такими и многими другими словами поучал и спасал старец приходящий к нему народ.
     
    Из книги И.М.Концевича «Оптина Пустынь и ее время»
  4. OptinaRU
    Образ схимонашеский есть совершенный монашеский образ, а монашество есть совершенное христианство. Главная цель наша – исполнение заповедей Божиих, коими очищается сердце наше от страстей и наполняется плодов духовных: мира, радости, любви. Воздержанием утончается наш плотский состав, и оным, купно с молитвенным правилом, очищается ум, но при исполнении заповедей Божиих и при глубочайшем смирении, а без сего ни пост, ни труд, ни правило не принесут нам никакой пользы. И если только в одном том полагать образ монашества, чтобы исправлять правило и соблюдать пост, а о заповедях любви, терпения и смирения не иметь попечения, то всуе будем трудиться. Правило и пост, конечно, надобно иметь схимникам больше простого монаха; но, впрочем, Бог ищет от нас, по силе каждого, телесного подвига. А душевного подвига – любви и смирения – от всех истязует: и больные, и престарелые могут любить ближнего, и смиряться, и получать милость Божию. 
    Из писем прп. Макария Оптинского
  5. OptinaRU
    Против того никто не может спорить, что грехи требуют равнодостойного покаяния. Мы должны каяться о грехах наших, нисходить в бездну смирения, покаянием ввергать себя в пучину неизреченного Божия милосердия и щедрот и надеяться чрез заслуги Спасителя нашего получить прощение. Должны побуждаться к смирению: когда случится какая скорбь или обида, прощать ближних и памятовать слова Спасителя, «аще же отпущаете человеком согрешения их, и Отец ваш небесный отпустит вам согрешения ваши» (Мф. 6, 14). О покаянии можете и сами читать у св. Иоанна Лествичника, св. Ефрема и у прочих. Все они обнадеживают грешников.
     
    Нетерпение твое пред старшими также показывает твою немощь и неимение смирения, которого мы с тобою еще не достигли и от которого далеко отстоим. Даже при возмущении сердца храни молчание, но не злобное, а ежели видишь, что злобные помыслы тайно в тебе действуют, отойдя, помолись Богу за оскорбивших тебя и проси их помилования молитвами: старайся всегда находить в себе вину, ежели в тот раз и не была виновата, то за прежние грехи посылается укорение и для обличения нашего бедного устроения.
     
    Если мы чувствуем за собой долги пред Богом, то и должны не бегать нареканий, выговоров и оскорблений: ими не только долг заплатится, но и исцелится великая душевная болезнь – гордость – приложением сих пластырей с Божиею помощию. Есть еще много полезного к твоему устроению также и в других <книгах> о безгневии и кротости, о смирении и прочих. Находя себя против оных недостаточною, заменяй эту недостаточность всегдашним самоукорением и, коликие бы не восстали волны на твою душу, всегда прибегай ко Христу - Спаситель придет на помощь и укротит волны. Ты веруй, что Господь смотрительно устроил тебе таковую жизнь к исцелению, не отвергай ее и не ищи телесного спокойствия и мнимого мира: прежде подобает много потерпеть.
     
    Из писем прп. Льва Оптинского
  6. OptinaRU
    Многие ищут, как необходимого, духовника высокой жизни и, не находя такого, унывают, и потому редко, как бы нехотя приходят на исповедь. Это большая ошибка. Надо веровать в самое таинство исповеди, в его силу, а не в исполнителя таинства. Необходимо лишь, чтобы духовник был православный и законный. Не надо спорить, что личные качества духовника много значат, но надо веровать и знать, что Господь, действующий во всяком таинстве Своею благодатью, действует по Своему всемогуществу независимо от этих качеств.
     

    Очень дорого иметь благоговейного духовника, с которым можно было бы посоветоваться и выяснить те или иные вопросы жизни духовной и просто побеседовать, дабы согреть духовною беседою холодное сердце и получить подкрепление духовное в скорбях, нас окружающих, – но если не можем сразу найти такого, весьма неразумно совсем не прибегать к исповеди. Это подобно тому, если кто, не имея хорошего веника для уборки своего дома, совсем не будет вычищать его. Нет хорошего веника, возьми какой есть. Лишь бы было в доме чисто; или, не имея хороших дров, совсем не будет топить дом и будет мерзнуть. 
    Другие хотят сделать каждую исповедь беседою духовною. Может быть, это и хорошо, и даже иногда необходимо, но не всегда есть к тому возможность по времени и другим причинам. По существу же это две вещи различные.
     
    …Кто в простоте сердца скажет свои согрешения с сокрушением и смиренным чувством, с желанием исправиться, тот получит прощение грехов и мир совести своей силою благодати Божией, действующей в таинстве.
     
    Из наставлений прп. Никона Оптинского
  7. OptinaRU
    Письмо твое получил, в котором пишешь, что на основании слов Самого Спасителя — не то оскверняет человека, что входит в уста, а что выходит из уст, – дала себе твердое намерение очиститься прежде от внутренних пороков, а потом заняться воздержанием в пище; теперь же пока, кроме Успенского и Великого поста, других не соблюдать. 
    Но слова Спасителя, приведенные тобой, вовсе не к тому сказаны, чтобы они могли служить основанием к нарушению постов. Прочитай-ка сначала 7-ю главу Евангелия от Марка, где сказаны эти слова, и увидишь, по какому случаю они сказаны. Некоторые фарисеи и книжники укоряли Господа за то, что ученики Его ели хлеб не омовенными руками. Тогда Господь, в обличение их неправильного понятия о чистоте человеческой, и сказал (Мк. 7: 15): ничтоже... внеуду человека входимо в онь, еже может осквернити его; но исходящая от него, та суть сквернящая человека, то есть как бы так сказал Господь: как бы ни бывали нечисты твои руки, но если ты, не омыв их, будешь браться ими за хлеб и есть, то это не может осквернить тебя. Пища же скоромная вовсе не есть скверна. Она не оскверняет, а утучняет тело человека. А святой апостол Павел говорит (2 Кор. 4: 16): аще и внешний наш человек тлеет, обаче внутренний обновляется по вся дни.
     
    Внешним человеком он назвал тело, а внутренним — душу. Если, говорит, внешний наш человек, то есть тело, тлеет, истлевает, угнетается и истончевается постом и другими подвигами, то внутренний обновляется. И наоборот, если тело питается и утолстевается, то душа истлевает, или приходит в забвение Бога и высокого своего назначения, как и пророк сказал: уты, утолсте, разшире: и остави Бога сотворшаго его (Втор. 32: 15). О необходимости соблюдения постов мы можем видеть и в Евангелии, и во-первых, из примера Самого Господа, постившегося сорок дней в пустыне, хотя Он был Бог и не имел нужды в этом. Во-вторых, на вопрос учеников Своих, почему не могли изгнать беса от человека, Господь отвечал (Мф. 17: 20): за неверствие ваше, а потом прибавил: сей род ничимже может изыти, токмо молитвою и постом (Мк. 9: 29).
     
    Кроме того, есть в Евангелии указание и на то, что мы должны соблюдать пост в среду и пятницу. Во 2-й главе Евангелия от Марка, когда спросили Господа, почто ученицы Иоанновы и фарисейстии постятся, а Твои ученицы не постятся, Он отвечал (Мф. 9: 15): еда могут сынове брачный плакати, елико время с ними есть жених; Приидут же дне, егда отъымется от них жених, тогда постятся в тыя дни. Женихом здесь Господь назвал Себя, а сынами брачными — Своих учеников, а в лице их и всех верующих. Отнят же жених у сынов брачных в среду и пяток, то есть в среду Господь предан был на распятие, а в пятницу распят. Поэтому Святая Церковь и установила освящать сии дни постом.
     
    Итак, если, по милости Божией, у тебя проявилось благожелание очиститься от внутренних пороков, то да будет тебе известно, что сей род ничимже может изыти, как только усердной молитвой и постом, впрочем, постом благоразумным.
     
    Из писем прп. Амвросия Оптинского
  8. OptinaRU
    Знаю многих людей, которые очень любят Оптину, которые не могут без нее жить: это и мужчины, и женщины, и молодые девушки, и юноши, и у каждого из них своя связь с Оптиной, свои сокровенные отношения и чувства...
    Для меня Оптина стала верным другом, наставником, помощником, укрепителем, мостиком между землей и небом. Здесь происходят удивительные вещи, открывается Промысл и Воля Божья, здесь заново рождаешься, здесь получаешь заряд сил... Оптина - это мостик в небо...

    Мужской монастырь. Что может связывать женщину с мужским монастырем? Издревле шутили на эту тему. Но скольких женщин довелось увидеть мне в Оптиной, которых по промыслу Божьему оптинские батюшки укрепляли и готовили к самому светлому и самому главному шагу их жизни - к служению Богу, к монашеству. Скольких они утешали, скольких наставляли и скольких отпускали в мир утешенными и с миром в душе.
    Бог есть любовь. И эту любовь чистую и радостную, светлую, которую чувствуешь не сердцем, а теплотой в душе, и дарит Оптина... Все здесь величественно и важно и наполнено таким глубоким смыслом и благодатью, что хочется успеть впитать в себя все это.. Прочувствовать единение с этим местом...

    Очень люблю Оптину в будни. Толпы паломников уезжают, улочки становятся пустыми, в храме становится тихо и спокойно, пропадает суета, появляется особый молитвенный дух... Полуношница, ранняя Литургия, Владимирский, часовня убиенных братьев, обед, послушание, чай, вечерняя, ужин, чтение, молитвы, cон.... Это день ленивого и счастливого паломника. Вспоминаю свои 7 дней отпуска как самое счастливое время своей жизни. Сколько удивительных вещей происходило, сколько открылось, как оттаяли душа и сердце и появились слезы, как появилось покаянное чувство и вспомнились старые грехи...

    Все в тебе прекрасно, милая Оптина... Одно заставляет меня печалиться - это невозможность соединиться с тобой навеки... Я женщина, и здесь я в гостях, хотя чувствую себя лучше, чем дома...
  9. OptinaRU
    Не смущайтесь и не бойтесь скорбей. Скорби и радости тесно соединены друг с другом, так что радость несет скорбь, и скорбь – радость. Вам это кажется странным, но вспомните слова Спасителя: Жена егда раждает, скорбь имать, яко прииде год ея: егда же родит отроча, ктому не помнит скорби за радость, яко родися человек в мир (Ин. 16, 21). День сменяет ночь, ночь – день, ненастная погода – вёдро, так и скорбь и радость сменяют друг друга. Апостол Павел произнес грозное слово на тех, которые не терпят от Бога никакого наказания: Если остаетесь без наказания, вы незаконные дети (Евр. 12, 8).  
    Не надо унывать. Пусть унывают те, которые не веруют в Бога, для них, конечно, скорбь тяжела, так как кроме земных удовольствий они ничего не имеют, но людям верующим не должно унывать, так как скорбями они получают право на сыновство, без которого нельзя войти в Царствие Небесное. «Отроцы благочестию совоспитани, злочестиваго веления небрегшее, огненнаго прещения не убояшася, но посреди пламени стояще пояху: отцев Боже, благословен еси». Скорби и есть «огненное прещение», или испытание, но не надо бояться их, а как преподобные отроки воспевать Бога в скорбях, веруя, что они посылаются для нашего спасения.
     
    Посещайте чаще храм Божий, особенно в скорби: хорошо встать в каком-нибудь темном уголке, помолиться и поплакать от души. И утешит Господь, непременно утешит. И скажешь: «Господи, а я-то думал, что и выхода нет из моего тяжелого положения, но Ты, Господи, помог мне!»
     
    Из бесед прп. Варсонофия Оптинского
  10. OptinaRU
    В одну из поездок моих в Оптину Пустынь, за беседами с богомудрыми старцами, довелось мне услышать об одном из членов этого святого братства, игумене Феодосии, скончавшемся в 1903 году и последние годы своей жизни приютившемся на покой под тихую сень Скита великой духом оптинской обители. И все, что рассказывали мне об этом старце, до того было близко моему сердцу, так трогательны были о нем еще живые воспоминания, что я невольно им заинтересовался.
     
    Жил игумен Феодосий на покое в Скиту Оптиной Пустыни и, несмотря уже на известную только одному Богу степень своей духовной высоты, нередко подвергался искушению от духа уныния, столь знакомого всем, кто внимал своей духовной жизни. В одно из таких искушений прибегает старец-игумен к старцу Амвросию: «Батюшка, спаси – погибаю! Свинья я, а не монах: сколько лет ношу мантию, и нет во мне ничего монашеского. Только и имени мне, что свинья!» Улыбнулся батюшка Амвросий своей кроткой улыбкой, положил руку на плечо склонившемуся перед ним и плачущему игумену и сказал: «Так и думай, так и думай о себе, отец игумен, до самой смерти. А придет время, о нас с тобой, свиньях, еще и писать будут».
    Это мне рассказывал один из сотаинников жизни оптинского игумена…
     
    О последних годах его жизни мне со слов очевидцев известно сравнительно немногое, но вместе с тем и очень многое. Немногое – в том, что касается, так сказать, исторических фактов из его жизни, а многое – в той любви к нему оптинской братии, которая окружала смирение последних годов его жизни и которая проводила его в последний приют земнородного странника – в могилу братского кладбища Скита Оптиной Пустыни.
     
    Отличительной чертой конца земных подвигов почившего игумена, по воспоминаниям оптинской братии, была его необыкновенная незлобивость, смирение и редкий дар благоговейных слез во время совершения Таинства Евхаристии. Славился игумен Феодосий и особым тонким юмором, всегда утешавшим смиренных оптинских иноков меткостью и назидательностью суждений в обыденной монастырской жизни.
     
    Приходит как-то раз игумен Феодосий в трапезную, а там два брата моют посуду и спорят между собою. Один из них говорит:
    – Если я увижу брата моего близким к падению, то моя обязанность остановить его на этом пути словом предупреждения.
    А другой возражает:
    – Нет, это будет с твоей стороны духовной гордостью: этим ты его можешь соблазнить, а себя ввести в прелесть.
    И заспорили между собою на эту тему оба инока. А иноки те были из новоначальных.
     
    На спор этот случился игумен Феодосий, пришедший на трапезную с ведром за водой, чтобы идти мыть в Скиту отхожие места. Это было его добровольное послушание. Увидели игумена спорящие и воскликнули:
    – Ну вот, батюшка отец игумен и разъяснит нам наше недоумение!
    А игумен в ответ:
    – Ну вот, ну вот! Нашли, кого спрашивать! Меня-то, дурака?
    – Да, батюшка, скажите же нам что-нибудь по этому вопросу!
    – Да что вам от меня, дурака, какая польза? Ну, – знай себя и будет с тебя: вот вам и мое дурацкое слово!
    И с этими словами налил себе игумен в ведерко воды и пошел чистить скитские ретирады.
     
    Еще один скитский брат рассказывал мне про игумена Феодосия: «Истинный раб Божий он был, и мне думается, был в нем и дар прозорливости, только он его тщательно скрывал от других. Вот что я на себе испытал: с небольшим прошло года два, как я принят был в Скит послушником, и, конечно, как всякого искреннего новоначального, меня снедала неумеренная ревность о Боге и я, что называется, горел усердием не по разуму. В такое время, крайне опасное для новоначальных иноков, я на свой лад судил и рядил и братию, и скитские порядки: мне казалось, что в Оптиной все не то, к чему стремилась в миру душа моя и, наконец, в мыслях своих дошел до того, что решил уйти из Скита, так как нет в нем ни одного спасающегося, и с братией скитской, думал я, только свою погубишь душу, а пользы никому не принесешь…
     
    Как-то раз с особенной силой напал на меня этот дух-искуситель, и иду я, понурив голову, по скитской дорожке в саду, а в голове так и долбят неотвязные мысли: «Уйду, уйду! Сами гибнут и меня погубят!..» Вдруг кто-то толкнул меня в спину. Я обернулся – смотрю, сзади меня игумен Феодосий – лицо такое серьезное, а глаза так и светятся добротою и участием…
     
    – Не так, не так думаешь, брате! Все здесь спасутся и спасаются, и ты спасешься, только каждый своим путем…
    Проговорил эти слова игумен и отошел от меня, а я был до того поражен, что не сразу даже и опомнился, но мысли мои в голове после этой встречи приняли совсем другой оборот, и я не ушел из Оптиной и думаю, в ней, если Богу будет угодно, и сложить грешные свои кости».
     
    До конца дней своих игумен Феодосий приносил свою службу Богу и едва ли не в день своей кончины служил литургию…
     
    Из книги С. Нилуса «Сила Божия и немощь человеческая»
  11. OptinaRU
    Все люди чего-то ищут! Все люди чего-то ищут на земле, но не земного. Кому-то нужно счастье, кому – спокойствие, кто-то гонится за свободой, некоторые желают лишь здоровья, другие в мечтах о безбрежной тишине, которая укроет их от безумства суеты, кто-то в стремлении обрести надёжность или хотя бы постоянность, забывая, что ему нужна надежда, да и всем в итоге нужно одно – рай на земле! То место, где не будет забот, а лишь блаженство. Это не считая тех, кто мечтает лишь о славе, добивается богатства, строит карьеру за счёт других, хочет в жизни наслаждений и удовольствий, но это не мешает и им искать райское местечко. Да, сейчас, возможно, они думают, что как раз в этих своих целях они его и обретут, но в итоге, на этом тяжёлом и грязном пути, на его чёрствой вершине, многие понимают, что всё это прах, а искать нужно было в другой стороне, на низком склоне смирения, своего смирения!
     
    Если сейчас начать доказывать людям, что личный рай находится у каждого в своём собственном сердце, то мне скажут: «О, ты безумна! Сначала разберись в себе, что ты можешь знать о том, что у нас на сердце? Покажи нам место, укажи нам город, нарисуй нам карту, сопроводи». Где же тот рай, который вот уже не одно поколение людей во всём мире пытается отыскать, то в долине реки Евфрат, то в загадочной Шри-Ланке или за вершинами великих Гималайских гор, во Франции, на Арарате, да и где угодно, и никто не подразумевает, что это дивное место совсем рядом, особенно для русского человека, в нашей необъятной и Богоносной России, неподалёку от небольшого провинциального городка в Калужской области, и что это место – монастырь Оптина Пустынь.
     
    Представьте, что вы маленький ребёнок и потерялись одни в большом и неизвестном городе, начинает темнеть, вы напуганы, поток прохожих, но никто не слышит вас, когда вы кричите, поток машин, но они не останавливаются, когда вы бежите, гудит сильный ветер, и вас, уже ослабших, несёт то в один угол, то в другой переулок, то в третий двор и на другую улицу, и уже не в поиске вы своих родителей или дома, а нужен хоть кто-то, кто мог бы вас заметить, откликнуться, подбодрить. Просишь показать дорогу, но люди проходят мимо, просишь кусок хлеба – отшвырнут, попросишь совета – насмехаются, просишь помощи – огрызаются, они не верят, что ты на самом деле потерявшееся дитя, везде ищут подвох. А теперь нужно задуматься, а какой же этот ребёнок?.. – Это про нас с вами, про взрослых людей, потерявшихся в этом мире, постоянно куда-то спешащих, огрызающихся, раздражённых, недоброжелательных, нечувственных к чужому горю и бедам, неспособных дать внятного совета. Повсюду повисло давление скрытой корысти и лицемерия, каждый надел маску и потерялся в суете.
     
    Вот так, каждый потерявшийся, напуганный человек, впервые попадая в Оптину Пустынь, видит глазами ребёнка, как со всех сторон ему указывают путь, провожают, помогают понять, дают сердечный совет, единственно правильный совет. Угощают пищей неземной, напояют жаждущую душу, обнимают теплом. Каждого здесь любят, он дома, он не потерян, он нашёлся, он человек и он в «раю»!
     
    Мне бы очень хотелось рассказать вам о расположении этого монастыря, его архитектуре, подробно о каждом из четырнадцати старцев, о знаменитых людях, посещавших и посещающих по сей день эту святую обитель, но об этом уже написано очень интересно многими выдающимися авторами и просто талантливыми людьми. Всю эту познавательную информацию можно почерпнуть из разнообразных источников. А я хочу поведать вам о том, что нельзя объяснить словами, о том, что ты чувствуешь, не зная, на земле ты сейчас или на небе, желаю поделиться с вами, мои дорогие читатели, своим маленьким опытом, невыразимыми впечатлениями, необычными открытиями, тихими радостями, другим осознанием и видением мира, чем раньше. Надеюсь на понимание, а впрочем, нет, потому что это нельзя понять, а каждый должен почувствовать это сам и прожить лично! Факт!
     
    В этот благодатный монастырь, да, именно, благодатный, потому что благодать повсюду, её даже вдыхаешь вместе с воздухом, приезжает много, очень много, тысячи разнообразных людей от самых юных до самых старых, от простых и нищих до крутых и богатых. Люди разных профессий, разных городов и стран, люди с разными мыслями, взглядами на жизнь, с различным устроением духовной жизни, и даже совсем неверующие, атеисты, всё-таки чего-то ищущие, изредка заезжают и представители других религий, но всё меняется, всё разное, всё внешнее, всё, что было причиной отдалённости их всех друг от друга, перестаёт действовать, когда каждый из них делает первый шаг на Оптинскую землю, пропитанную кровью мучеников, возделанною руками старцев, благословенную Богом.
     
    Попадая туда, чувствуешь, что ты там всё знаешь, тебя все знают, как-будто это твоё родное место, просто ты давно там не был. Как говорят насельники монастыря: «Раз уж ты попал в Оптину, значит, это не случайно». По словам Варсонофия Оптинского, случайностей не бывает, и батюшка любил добавлять: «Замечайте события вашей жизни». Посещение Оптины действительно событие переломное в жизни многих людей, побывавших там. И каждый человек получает там только то, что ему полезно, то, что ему на данный момент нужно, возможно, ему будет казаться, что это не так, но Господь знает, что кому в какое время надо и полезно, а то, что ты ищешь сейчас, возможно, даст тебе в другой раз, в следующий твой приезд в монастырь. Хотя первоначально люди и не думают, что будут возвращаться туда снова и снова. Господь открывает в Оптине и даёт человеку столько любви, благодати и наставлений, сколько он может вместить, никто не уходит неутешен, не обрадован, не уезжает ни один человек, не получив ответы на свои, как он думает, самые сложные, а иногда и суетные вопросы.
     
    Природа этого места удивительная, впервые только там я поняла, как, оказывается, всё живо, всё движется, всё живёт. Я научилась радоваться каждой травинке, каждому цветку и его лепестку, пению птиц. Под вечер птицы поют так, как ни одна свирель не сыграет, они будто попадают в такт с хвалебным пением Господу, которое доносится из открытых окон Казанского храма. А хор поёт просто и понятно, и сразу вспоминаются слова старца: «Где просто, там и ангелов со сто, а где – мудрено, там ни одного». Я никогда не знала, что можно радоваться в душе так, как будто ликует весь мир, но эта радость бывает тихой, не хочется не кричать, ни хохотать, а только молчать. И улыбки, улыбки, а сердце переполнено, как будто сейчас взорвётся, а это просто пролетела птичка, неподалёку зажужжала пчела, ещё недавно я испугалась бы её, а тут и она славит Бога, садясь в красивейший бутон алого цветка, аромат, аромат разнообразных цветочных клумб, о, если бы всегда обонять этот сладкий запах, солнце искристо играет лучами, наполовину прячась за купола Введенского собора, колокольный звон пробуждает душу, пронизывая всю насквозь, знакомые лица батюшек и их благословение умиротворяет и дарит покой. И всё, уже «рот до ушей»! Мир позитива открыт, крылья распахнуты, кажется, что ноги не касаются земли.
     
    А когда идёшь по тропинке в скит и оказываешься один на один посреди гигантских сосен и елей, и понимаешь, что они созерцали времена всех Оптинских старцев, что их руками они там были посажены, то осознаёшь свою малость, отпущенную нам на земле. Находясь вблизи Иоанно-Предтеченского скита, хочется вбирать в себя тишину, а перед глазами, как в реальности, представляется то, как в самый расцвет обители, так и в самые тяжёлые времена, туда к изысканным розовым воротам скита, а точнее, к маленькому беленькому домику с голубой дверкой, приходили толпы людей, сначала к скитоначальнику отцу Льву, потом Макарию, Амвросию, Варсонофию и остальным старцам. Эта тропа от монастыря до скита, тропа в двести метров пронесла в себе столько боли и горя, столько печалей и потерь всех приезжавших, но зато этот великий лес, всё от этих же людей, уже на обратном пути, слышал хвалу Богу, за то, что на земле ещё насаждены такие светильники благочестия. Оглянешься, и кажется, что сейчас сюда приедет и Алёша Карамазов со своим отцом и братьями к старцу Зосиме, ведь именно Оптина Пустынь вдохновила великого русского писателя Фёдора Михайловича Достоевского написать роман «Братья Карамазовы», его личная встреча с богоносным отцом Амвросием, создала всем нам полюбившегося героя – старца Зосиму.
     
    В наше время человеку очень сложно прийти в храм, не просто так, а именно, чтобы молиться, участвовать в таинствах. Люди думают: «Ладно зайду, только свечку поставлю, это займёт пять минут, но стоять всю всенощную, да уж куда, и так после работы устала, ещё в магазин забежать надо, дома – муж, дети, уборка, да и в храме душно, поют непонятно». Всё очень долго и протяжно, думается, что певчие специально так поют, чтобы подольше протянуть службу. Так и уходим мы от спасительной радости, от молитвенной тишины, а вокруг суета, суета! Но на Оптинской службе всё не так. В любом из храмов, в каком бы не шла служба, ты сразу ощущаешь лёгкость, появляются силы, и ты не чувствуешь усталость, хотя многие люди приезжают за сотни, а то и более километров, со множеством пересадок, и казалось бы, какая служба, лишь бы ноги в кровати протянуть, а тут всё забывается. Ещё и подхватывает тебя волна пения и простота, очень много зависит от пения и чтения, а тем более, когда оно рождается монахами, людьми, проводящими всю жизнь в послушании и молитве, отсекающие свои страсти и трудящиеся над смирением, то и молитва получается другой…
     
    А когда окунаешься в пение акафиста батюшке Амвросию, который служится ежедневно, то слёзы радости бегут по щекам. Сначала со всеми поешь это «Радуйся», а потом гимн Божией Матери – Агни Парфене знаменным распевом, прикладываешься к открытым мощам святого старца, получаешь благословение, и отец N… угощает тебя конфетами. Нет на земле человека более радостного, так любящего Бога и жизнь, это чувство внутри – небезразличия, кому-то нужности, это соединение всех, находящихся в храме Единым Святым Духом, а в руке шуршащий фантик от конфеты, сладость на устах, ну что ещё нужно ребёнку! Ведь мы все дети Отца Нашего Небесного.
     
    Там ты по-настоящему забываешь всё то, что оставил за порогом обители, и даже странным кажется, что в миру сейчас кипит жизнь, везде комфорт, техника, развлечения, какой же пылью и прахом теперь это видится в глазах, и ведь возвращаться домой не хочется, а надо! Там придётся доказывать всем, что есть другой мир, настоящий, яркий, там соблазны и искушения, непонимание, а здесь тебя все любят, ты родной, такой же, как и все, пришедший с разбитой миром, но окрылённой здесь душой.
     
    В первый свой приезд в монастырь я очень живо помню свое посещение часовенки, где покоятся наши мученики отец Василий, иноки Трофим и Ферапонт. Цель моей поездки была в том, чтобы побывать на их могилках, но у меня и в помыслах не было, что я когда-нибудь в жизни попаду в Оптину. А тут я переступаю порог часовни, ещё не до конца построенной, вижу три креста, осязаю эту победу жизни над смертью, сама не понимаю, что происходит внутри меня, но могу сказать, что такого чувства я больше не испытывала никогда, и слёзы из моих глаз рванули таким потоком, что я не могла их остановить, я рыдала взахлёб, не понимая, от радости ли это или от печали, я припадала по очереди к каждому из убиенных, и мне кажется, что я даже ничего не просила, но я получала ответ, живой ответ, который проникал мне в сердце, а я не переставала рыдать. Вот тогда оживают слова, и понимаешь: «Смерть! Где твоё жало? Ад! Где твоя победа?» И с того самого момента поменялось всё в моей жизни, у меня как будто открылись глаза, я поняла то, что мне нужно. И всё это «нужное» всегда было в моём сердце, просто я раньше не замечала этого, а многие годы чего-то искала, калеча себе душу, а Оптина расколола скорлупу и появилась сердцевина, самое моё сокровенное. Я тогда стояла возле входа в трапезную и всё восхищалась: «Вот оно! Вот оно!» Как же я раньше этого не замечала.
     
    Хочу рассказать ещё об одном случае, связанном с молитвенным заступлением убиенного отца Василия.
    В праздничные и в выходные дни в монастырь приезжает очень много паломнических групп, и некоторым кажется, что и тут суета, но это не так. При всем многолюдстве это единственное место на земле, где ты чувствуешь спокойствие, мир и тишину среди большого количества людей, просто нужно иметь веру и открытое сердце. А сердце там очищается ежесекундно на проникновенных исповедях, многоопытные отцы решают наши, казалось бы, неразрешимые проблемы, согревают советами, открывают волю Божию, разрешают искренно раскаянных от грехов и открывают двери человеческого сердца, чтобы каждый мог впустить туда Христа.
     
    Но не нужно быть маловерным (а ещё Господь не любит боязливых), как я однажды, в один из своих приездов в Оптину. И сердце тогда моё было разбито, и все чувства метались в беспорядке. Помолившись отцу Василию, я попросила у него помочь мне увидеть и поговорить с тем батюшкой, с которым, как я считала, я смогу объясниться просто, что он поставит меня «на пути живота», вразумит, не даст унывать, я чувствовала теплоту отношений внутри, я ему полностью доверяла, потому что и отец Василий при жизни ему доверял. Конечно, лично я этого батюшку не знала. Да и он, вряд ли, догадывался о моём существовании, у него за день таких, как я, проходят сотни и у всех свои «капризы» и каждому необходимо найти свой подход, своё утешение, своё слово спасения. Единственное, что я знала – это как он выглядит и как его зовут. Помолившись отцу Василию перед вечерней службой (а на следующий день я должна была уезжать), я отправилась в Казанский храм, встала в левом приделе, молилась, оглядывалась и только повторяла: «Отец Василий, помоги мне, пожалуйста, увидеть отца N., Царица Небесная, не остави», - и в моём сердце была вера, настоящая вера.
     
    Я не знаю, откуда взялась во мне эта уверенность, и я даже не знала, как это возможно, но это должно произойти, я должна встретиться с отцом N… Закончилась вечерня, началась утреня, уже прочитали Евангелие и, о чудо! - перед самым помазанием выходит он, и видно, что как будто ему и не надо, он просто заглянул туда, где должны исповедовать батюшки за левым клиросом. Я в ту же секунду, объятая трепетом и радостью, даже не помню, был ли страх, потому что я знала, другого шанса не будет, надо идти! Я подбежала к нему, поговорила и с удивительным миром пошла обратно молиться. Но из сердца не выходило батюшкино смирение, и он благословил прийти к нему завтра, на литургии во Владимирском храме, в левый придел, чтобы разобраться с моей проблемой. На мой вопрос: «Как я вас найду?» Он сказал, что сам меня найдёт, и я поняла, что завтрашний день мне необходимо провести в Оптиной. И это хорошо!
     
    Следующее утро долгожданно, литургия! Я пришла пораньше, встала в левом приделе – напротив мощей одного из моих самых любимых Оптинсих старцев, батюшки Варсонофия, молилась, а отца N. не было, вокруг были другие батюшки, монахи и диаконы, но я не теряла надежды. Раз он сказал мне, что будет здесь, что сам меня найдёт, значит не о чем беспокоиться. Да и тем более отец Василий не оставит. Закончилась литургия, люди стали расходиться, началась панихида и я стала чуть нервничать, потом паниковать и уже дерзко повторять в уме: «Раз отец Василий привёл меня сюда, значит, отец N. придёт!» Следом продолжала: «Отец Василий. Ты же обещал!» Мысли метались, и каждые пять секунд я смотрела на алтарь, в надежде, что батюшка выйдет оттуда, что он внутри, но, увы, лишь мелькали лица неизвестной мне братии. Тогда я спросила у дежурного по храму, здесь ли отец N., когда он выйдет, и тот разбил все мои надежды, твёрдо заявив, что игумена N. там нет, вся братия – на трапезе, возможно, он придёт позже.
     
    И вот тут-то, когда как раз закончилась панихида, началась уборка храма, из моих глаз потекли слёзы, проснулось моё дремавшее маловерие, и я разрешила ему пускать свои корни. Я плакала и чувство одиночества, никому ненужности убивало меня, я не могла этому поверить, думала: «Как так? Даже здесь?» Но в это же время я продолжала слёзно взывать: «Отец Василий, отец Василий!» Еле влача себя из храма, я села на скамеечку, которая была уже не пуста, вся в слезах, глаза полные грусти. Я сказала себе уже твёрдо: «Я никуда отсюда не уйду! Раз уж отец Василий сказал ждать, буду до последнего здесь». Потом достала из сумки зеркальце, удивлённо увидела, что кроме слёз, моё лицо ещё и запылилось, мысли ушли в сторону, в другой руке носовой платок и, о чудо! - батюшка, он шёл прямо мне навстречу, его мантия развевалась, словно крылья, лицо светилось добротой, а все люди уже бежали за ним и пытались его окружить.
     
    Они тянулись к отцу N., чтобы тоже, как я, собрать и заклеить разорванные кусочки своей души. Но только в их глазах горела вера, а я позволила себе сомнение и маловерие, которое так мерзко овладело мной, и чуть не затянуло в пагубное уныние. После разговора с отцом N. у меня не осталось ни одного нерешённого вопроса. Батюшка мне подал такое мудрое наставление, с такой простотой, что до сих пор звенят в ушах его слова, словно ангельская песнь. Не было для меня дня познавательнее и радостнее, на сердце было легко и свободно одновременно. Это не единственная моя встреча с батюшкой, бывало, мне хватало лишь его благословения и улыбки.
     
    В этом святом месте любовь между братией – основополагающая его часть, воспитанная старцами. Всё держится на любви! Это действительно рай на земле, где меняются жизни, воскресают души, трепещут сердца, здесь спасение! И не нужна нам никакая заграница, никакие дальние страны, никакое богатство и комфорт этого не заменят.
    Хочу ещё заметить, что в Оптиной всегда Пасха, постоянно на душе воскресение. Один раз мне посчастливилось побывать там на пасхальной седмице, это был конец апреля – начало мая. Всё благоухало, хотя когда уезжала из своего родного города, у нас было пасмурно и тоскливо, но не то Оптина. В тот самый момент, когда моя душа уже была наполнена пасхальной радостью, вся бренная плоть торжествовала, после чудного акафиста Воскресению Христову, я со своими друзьями отправилась на источник преподобного Пафнутия Боровского. Идти туда нужно тропинкой через лес, а вокруг неописуемо хорошо: воздух наполнен чистотой, птицы поют мелодично, деревья неземной красоты. Это то весеннее время, когда они чисты, обновлены, как и должны быть обновлены наши души, прошедшие Великий пост и встретившие радость светлого Христова Воскресения. Первые нежные цветы, листочки, травинки – не тронутая человеком, неиспачканная девственная красота!
     
    Мы шагали тихо, вбирая в себя эту чистоту, и навстречу нам тоже шли люди, и что удивительно было для меня, все, кто нам встречался, приветствовали нас пасхальной радостью: «Христос Воскресе!», мы в ответ: «Воистину Воскресе»! На тот момент для меня это было необычно, мы совершенно друг друга не знали, все были из разных и дальних городов и весей, но нас всех объединял Воскресший Христос, победивший ад, ожививший нас, как ожила природа и смерти уже не существовало. Очи у людей светились, улыбки сверкали, сердце полыхало, всё суетное превратилось в тлен.
     
    В Оптиной я каждый раз знакомилась с новыми людьми, и как удивительно Господь приводил каждого из них в свою святую обитель. Там я обрела настоящих друзей, интересных собеседников, внимательных слушателей. Наши долгие духовные беседы проходили в дружной атмосфере уютных и тёплых паломнических келий. Как ни печально, но некоторых из этих людей уже нет на земле. Они переселились в небесные селения, но когда знаешь, что Оптина была их последним местом посещения, то понимаешь, как всё строится премудро, из земного рая, надеюсь и молюсь, что Господь упокоил их в своём небесном раю.
     
    Каждый вечер в монастыре, после вечернего богослужения, братия совершает крестный ход вокруг святой обители, и все паломники, кто участвует в этом благом деле, становятся очень счастливыми. На улице вечереет, всё больше тишины, ослепительной красоты закаты, и вот от святых врат народ начинает двигаться в путь, под пение умилительных молитв, неся в руках победоносные хоругви, чудотворные иконы, животворящие кресты. Проходя вокруг монастыря, созерцаешь эти нерушимые стены, удерживающие благодать, не пускающие зло, поёшь песнопения вместе с братией и кажется, что ты с ними и с монастырём одно целое, ты часть этого места, будто тоже насельник обители, и вновь возвращаясь к святым вратам, чувствуешь невероятную удовлетворённость. Слава Богу, за ещё один не бесполезно прожитый день!
     
    Об Оптине и её жизни можно рассказывать много, но тогда вам не интересно будет самим всё это познавать, могу лишь перечислить словами то, что незримо, вечно, удивляет: тишина, цветы, птицы, тропинки, богослужения, ароматы, источники, люди, старцы, трапезная, закаты, крестный ход, монастырское кладбище, просфорки, послушание, проповеди, доброта, простота, любовь!
    Вот я написала немного переживаний, своих чувств, а ведь на самом деле я хотела выразить всё это по-другому, а тут и слова не те, и выражения, и сравнения. Ведь всё это несказанно! Нужно это прочувствовать, пережить, и у каждого будет лишь свой личный опыт, по-своему окрылится душа, надеюсь, каждый в своё время, но войдёт в это райское место ещё здесь на земле, если поедет по нарисованной мною карте из чувств и впечатлений в монастырь – Оптину Пустынь!
     
    Источник: Оптинские встречи
  12. OptinaRU
    В Евангелии скрыт глубокий смысл, который постепенно проясняется для человека, внимательно читающего Писание. И по этой неисчерпаемой глубине содержания узнаем мы о Божественном происхождении Книги, потому что всегда можно отличить дело рук человеческих от творения Божия.Видели ли вы искусственные цветы прекрасной французской работы? Сделаны они так хорошо, что, пожалуй, не уступят по красоте живому растению. Но это — пока рассматриваем оба цветка невооруженным глазом. Возьмем увеличительное стекло и что же увидим? Вместо одного цветка — нагромождение ниток, грубых и некрасивых узлов; вместо другого — пречудное по красоте и изяществу создание. И чем мощнее увеличение, тем яснее проступает разница между прекрасным творением рук Божиих и жалким ему подражанием.
    Чем больше вчитываемся мы в Евангелие, тем явственнее разница между ним и лучшими произведениями величайших человеческих умов. Как бы ни было прекрасно и глубоко любое знаменитое сочинение — научное или художественное, но всякое из них можно понять до конца. Глубоко-то оно глубоко, но в нем есть дно. В Евангелии дна нет. Чем больше всматриваешься в него, тем шире раскрывается его смысл, неисчерпаемый ни для какого гениального ума.
     
    Из бесед прп. Варсонофия Оптинского
  13. OptinaRU
    Вы желаете знать значение схимы. Схима означает сугубое умерщвление от мира. В Оптинской Пустыни постригают в схиму по Афонской книжке, в которой чин пострижения полнее, чем в Требнике. При пострижении в схиму приложена выписка из книги блаженного Симеона, архиепископа Фессалонитского, о святем и велицем ангельстем монашестем образе, сиречь схиме:
     
    «Несовершенный образом сим да совершится, да не отыдет несовершен и без совершеннейшего тайносовершения образа сего. Вем бо и о сем множайших нерадящих, якоже убо нецыи и первее ко Крещению косни бяху, и погрешиша его; но якоже некрестивыйся несть христианин, тако и несовершивыйся образом сим не будет монах. И яже о сем уразумевши от учителей Церкви, и паче же от Василия и Григория. И яже о Крещении словеса их, ныне о образе сем тебе и о покаянии да будут. Не достигший же монах, на кончине своей да бывает. Велик бо есть сей дар: царска есть печать сия. Второе есть Крещение, от грехов очищает, дары подает и благодати; вооружает и знаменает, отъемлет от враг, Цареви представляет, и друга сотворяет Его».
     
    При схиме вы получите плетеную вещь, которая называется великим параманом. Носится он сверх подрясника, а по сказанному в Требнике и сверх рясы; но тогда она должна быть сшита спереди, наподобие рубашки.
     
    Верхняя часть схимы называется кукулем, а передняя часть – аналавом. Все это сшито вместе, хотя при пострижении преподается порознь. Схиму носят различно: некоторые открыто на голове, и тогда, особенно нездоровым и старым людям, нужно иметь под схимою на голове потребную шапочку, какая нужна будет для защищения от различных годовых перемен воздуха; а некоторые верх схимы носят под мантией, а на голове носят обыкновенный клобук с круглым верхом, наподобие сенной копны.
     
    Вы спрашиваете еще о правиле, которое должен нести схимник. Престарелому и слабому здоровьем схимнику определенного правила нести невозможно, а должно нести его, соображаясь со своими силами, иметь всегда в виду апостольскую заповедь: непрестанно молитися; бывать по силе на церковных службах, и в келье молиться по возможности, прочитывая по несколько кафисм; сколько можно, читать Акафисты Спасителю и Божией Матери, если не читают их у вас в церкви, а при немощи — хоть и один какой-нибудь Канон Ангелу Хранителю, из Евангелия и Апостольских посланий, сколько можно, упражняясь в чтении духовных книг по потребности духа и придерживаясь молитвы Иисусовой, по заповеданному от древних отцов, и поклоны, по силе.
     
    Впереди же всего этого схимник должен иметь в виду Евангельские заповеди Господни, как они предписаны у Евангельского Матфея (от начала 5-й главы до конца 10-й и вообще в Новом Завете), памятуя слова Самого Господа (Мф. 7, 21): Не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, внидет в Царствие Небесное: но творяй волю Отца Моего, Иже есть на небесех. Говорю так потому, что многие из нас большую заботу имеют о исправлении внешнего молитвенного правила; на Евангельские же заповеди не обращают строгого и должного внимания.
     
    Простите, что пишу так, забыв свою скудную меру и благий совет святого Лествичника: пред мудрыми не мудрись. Устав о пище для всех схимников общий: молочное употреблять только в воскресные и субботние дни и во всеедные недели. В прочие же дни схимники воздержание имеют, каждый по своему произволению и по своей телесной силе. Некоторые в пятки, среды и понедельники употребляют пищу без масла; но людям со слабым здоровьем, и особенно со слабым желудком, не всегда это удобно. Посылаю вам напечатанное слово Иоанна Дамаскина. В нем сами увидите, что больным и немощным смирение и благодарение потребнее телесных подвигов.
     
    Из писем прп. Амвросия Оптинского
  14. OptinaRU
    Сегодня после вечернего богослужения в Оптиной Пустыни был совершен монашеский постриг.
     
     

     

    http://www.optina.ru/audio/propoved/nam_postrig_170811.mp3
    Напутственное слово наместника Оптиной Пустыни архимандрита Венедикта новопостриженным монахам.
     
    Фотографии с пострига
  15. OptinaRU
    Как достичь спасения? Господь говорит: «Соблюди заповеди». Но для плотского человека они кажутся тяжелыми, неудобовыполнимыми. Впрочем, чтобы соблюдать их, не требуется кончить курс каких-либо наук, нужно следовать только гласу Православной Церкви. Ученость без Бога ничего не стоит, и даже талант, не направленный на угождение Божие, не имеет никакой цены. 
    Например, Лермонтов был образованным и необычайно талантливым человеком, но не сумел воспользоваться своим талантом как должно: не возлюбил Бога, не следовал Его учению, … и талант не принес ему никакой пользы. А какая-то старушечка неграмотная жила тихонько, никого не обижала, прощала обиды, посещала храм Божий, перед кончиной исповедовалась у своего батюшки, причастилась Святых Таин – и душа ее с миром отошла в Небесные Обители. Господь не на образованность смотрит, а на чистоту души. А между тем наш великий поэт имел исключительный дар Божий, благодаря которому мог бы легко очистить свое сердце и сделаться даже святым, но он не пожелал сего и погиб.
     
    У нас в Скиту не так давно скончался иеромонах Даниил, в миру известный художник Болотов. Он учился вместе с Репиным, и профессора находили его даже более талантливым. Репин получил громкую известность, за портреты он брал тысяч по десять, приобрел большой капитал, а Болотов не удовлетворился мирскою жизнью. Его высокая душа рвалась к свету, к истине, жаждала иной, лучшей жизни; бросил он все и пришел к нам в Скит, где и достиг мира душевного. Любовь к художеству жила в нем и в монастыре: он писал картины и портреты. Из последних особенно замечателен портрет о. Анатолия. У этого старца, когда он задумывался, было особенно созерцательное выражение лица, и это-то выражение уловил Болотов на своем портрете. Вот талант приблизил этого человека к Богу.
     
    Из людей даровитых, всесторонне образованных и в то же время глубоко и искренне верующих в Бога и любящих Его, замечателен еще наш скитский инок Константин Зедергольм, в монашестве отец Климент. Он окончил высшее учебное заведение, был знатоком иностранных языков, чем был очень полезен нам, так как перевел многие святоотеческие книги с греческого на русский, например, «Лествицу» и т.д. Зедергольм принял Православие и, всей душой убедившись в истинности его, уговаривал и отца своего принять его, но тот написал ему в ответ на его увещания: «Сын мой, я верю, что Православие действительно истинно, но мне стыдно принять его. Меня считают за великого богослова, я всегда, как пастор, стоял за лютеранство, доказывал его истинность – и вдруг приму Православие? Нет, это невозможно». Из-за тщеславия не перешел на сторону истины. Отец Климент очень сокрушался об этом. Сам он много писал в защиту Православия, и в его словах слышалась всегда искренняя, горячая убежденность. Верим, что упокоил его Господь в Царстве Своем.
     
    Из бесед прп. Варсонофия Оптинского
  16. OptinaRU
    Основание всего закона Божия — любовь к Богу и ближним. Старайтесь возлюбить Господа. Как достичь этого? Он Сам сказал об этом: "Имеяй заповеди Моя и соблюдай их, той есту любяй Мя..." (Ин. 14, 21). Итак, по слову Самого Господа, путь к Нему, к Божественной любви один — исполнение заповедей Его, о которых Он, в свою очередь, говорит: "Заповеди Моя не тяжки суть".

    Заповеди эти все знают, каждый день они читаются или поются на Божественной литургии: блажени кротции; блажени милостивии и др. (Мф. 5, 3–12). Иная скажет: "Этой заповеди я соблюсти не могу, так как у меня нет средств на милостыню". Нет, и такая может исполнить заповедь о милости, и она может подать если не материальную, так духовную милостыню. Спросите: как же это? А вот как: тебя оскорбила такая-то или такой-то — прости его, вот и будет духовная милостыня.

    — Нет, я этого не могу! Разве можно простить такое ужасное оскорбление? Да я как вспомню о нем, так готова растерзать того, кто нанес мне его, а вы говорите: "Прости".
    — Так не можешь простить?
    — Не могу!
    — А простить-то надо! Сил не хватает? Так проси у Бога. Обратись к Нему и скажи: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную, и помоги мне простить". Скажи раз, другой, третий...
    — И что же будет?
    — Сама на опыте узнаешь — простишь обидчика.
    Другая говорит:
    — Вот та-то пронесла мое имя, яко зло, перед людьми, такого наговорила, чего никогда и не было, проходу мне не дает колкостями и насмешками.
    — А ты молчи, не отвечай ничего, потерпи.
    — А разве это можно стерпеть?
    — Не можешь? Опять обратись к Господу: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную, помоги мне стерпеть". Попробуй так просить и на опыте увидишь, что из этого выйдет. И так во всяком трудном положении обращайся к Господу — и поможет.

    Исполняй заповеди Его и проси Его помощи. Беда, если кто понадеется на свои силы и вздумает сам, не прибегая к Божественной помощи, исполнять заповеди, кто вздумает обойтись без смирения. Две добродетели необходимы в деле спасения: одна — любовь, другая — смирение. Без этих двух не только умная молитва, но и само спасение невозможно. Ведь вот Толстой, как он ужасно кончил, а раньше был религиозный человек, молебны заказывал, молился со слезами, все, казалось, было, одного не было — смирения. Любил осуждать других, не умел прощать людских недостатков.
    Не мог он переделать себя и плохо кончил.

    Надо себя недостойнее всех считать — вот верный и единственный путь к спасению, и еще — исполнение заповедей Господних. О них Господь сказал, что они "не тяжки суть", но своими силами нам их не выполнить, надо просить помощи у Господа — и даст. Кажется, просто. Просто, но сложно. Помолимся Ему, да просветит и укрепит Он нас в любви Своей.

    Из бесед прп. Варсонофия Оптинского
  17. OptinaRU
    "Одно слово «прости», с сердечным сознанием, попаляет врагов и мир дарует".
    (преп. Макарий)



    * * *



    "Да ведаем, что возмездие за прощение обид больше возмездия за всякую другую добродетель...Значение прощения обид: 1. Самое большое возмездие. 2. Разум истины. 3. Плоды духовные. ...Прощать нужно со многим смирением, возлагая на себя вину, — это необходимое условие при прощении обид. Одни внешние поклонения и слова не примиряют, не касаются сердца, как пустой звук".
    (прп. Никон)



    * * *



    "Спрашиваешь меня, что если имеешь с кем неприятность и надо молиться, и хотя попросишь прощения, но все бываешь немирна к тому человеку, и желала бы в таких случаях свое злое сердце истребить и истинно смириться. Этого-то только и требуется, чтобы истинно смириться, то и мир водворится. Ты хотя и попросишь прощения, но только языком, а в сердце с самооправданием, то и нет миру..."
    (прп. Макарий)



    * * *



    "На вопрос, просить ли прощения у тех, коим сделаешь какую-нибудь неприятность? Когда попросишь, то из этого выходят насмешки и острые слова, коим опасаешься подвергнуться. Надобно иметь рассуждение и рассматривать людей и случаи, расположение первых и важность последних. Если кто-либо оскорблен тобою и знаешь, что он с любовью примет твое извинение, то можешь просить прощения, а особо когда резко оскорблен тобою. Но сего невозможно сделать, пока не сознаешь внутренне своей вины и обвинишь себя. А если знаешь, что те лица, коих ты оскорбила, примут извинение твое с насмешкою, то и не нужно пред ними извиняться, а обвинить себя в сердце своем и мысленно просить у них прощения, тем надобно и успокаиваться".
    (прп. Макарий)





  18. OptinaRU
    Молчание, без которого никак нельзя жить, есть подвиг. Ибо когда кто молчит, то враг тотчас говорит другим: «Смотри, какой он гордец, даже говорить с тобой не хочет». А это вовсе не так. Отсюда скорби. Поэтому кто решается на этот подвиг, тот должен приготовиться к скорбям. Да и само оно не скоро и не легко дается. А почему оно так высоко и необходимо, то это потому, что «молчание есть тайна жизни будущего века», кто молчит, тот прямо готовится к будущей жизни. Батюшка о. Макарий это часто говорил: «Посмотрите, все святые молчали: преподобный Серафим Саровский молчал, Арсений Великий молчал, да потому он и Великий, что молчал, когда его спросили, почему он все время молчит, он отвечал: «Поверьте, братия, что я вас всех люблю, да не могу быть и с вами, и с Богом, поэтому я и убегаю от вас». И святой Иоанн Лествичник говорит: «Когда я говорил даже о душеполезном, я часто раскаивался, а в том что молчал — никогда». Св. Исаак Сирин говорит: "Когда на одну сторону положишь все дела жития сего, а на другую молчание, тогда найдешь, что оно перевешивает на весах".
     
    Но в обыкновенной жизни иногда молчание бывает преступно. Садится, например, семейство за обед, а одна из дочерей не хочет ни с кем разговаривать. Ну, молчит, молчит – и мать начинает смотреть на нее косо. "Что это она не разговаривает? Верно, считает нас ниже себя". Мать начинает говорить дочери неприятности, а та думает: "Ах, так! Так я совсем ничего не скажу". Наконец, мать замолкает, но по лицу ее видно, что она недовольна. Кончается обед, и все стремятся уйти друг от друга подальше. Скажите, кому приятен такой подвиг молчания? Людям он не нравится, да вряд ли и Господу угоден. Господь заповедует: "О сем разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою" (Ин. 13, 35).
     
    Из бесед с преподобным Варсонофием Оптинским
     
    <iframe title="YouTube video player" width="640" height="390" src="http://www.youtube.com/embed/BgKWNAGAvP4" frameborder="0" allowfullscreen></iframe>
     
    Литургия преждеосвященных Даров
  19. OptinaRU
    Вчера вернулась из Оптиной, где была две недели на послушании. И теперь весь день проходит в мыслях об Оптиной, физически на работе, а душевно там. Сначала не хотела об этом писать, но, видимо, благословение действует.
    Ехала туда и жутко не хотела попасть на прачку, молилась всю дорогу: «Господи, только не прачка, только не прачка». И определила меня матушка Людмила конечно же туда. Позже, мы с девчонками увидели такую закономерность, все, кто читал отзыв о послушании на прачке на форуме, испугались и попали в итоге именно на прачку.)))
    В первый день матушка дала мне стирать подрясник, потом в продолжении двух недель я практически ничего другого и не делала. Мне доставались только подрясники. Но первый я запомню навсегда. Очень боялась, что матушке не понравится, как я его «отширкала», поэтому старалась очень долго и упорно, несколько часов. Когда повесила его сушиться на улицу, проходя мимо него, все пылинки сдувала, чувство было, что я этот подрясник всю жизнь носила. ))) Матушка в итоге ничего не сказала, а на следующий день снова поручила мне стирку подрясников. Уже в течение этих двух дней я натерла себе мозоли на руках от щетки. Здесь хочется отметить, что, если у вас появляются мозоли на руках или еще что-нибудь от послушания на прачке, то это только от того, что вы неправильно исполняете то, что сказала матушка. Она сама нам об этом в конце нашего послушания сказала. У меня, например, как позднее выяснилось, мозоли были от того, что я очень сильно нажимала на щетку, а этого делать не надо было. Потом мне за это попало разок, я стала делать, как положено и мои руки больше уже не страдали.На пророка Илью у нас был в прачке выходной и меня отправили убирать храм. Там познакомилась с одной матушкой. Она меня впоследствии очень поддерживала, когда я изнемогала на прачке, за что я ей очень благодарна.
    Вторую неделю меня враг просто гнал из прачки всеми возможными способами. У меня упало давление, жутко кружилась голова, даже темнело в глазах, я терпеть не могла это послушание всей душой, очень хотела домой. Как-то я развешивала белье, и шла знакомая сестра, она знала о моем состоянии, увидела меня, подошла, спросила, как я. Увидела, что я выгляжу по ее словам «ужасно», и говорит: «Скажи матушке, что тебе плохо». Я ни в какую не соглашалась, я знала, что мне надо это просто перетерпеть. В эти дни вспоминала постоянно притчу про то, как умер один человек и увидел, как он шел по жизни и рядышком с его следами были следы Бога и только иногда вторые следы исчезали. Он спросил у Бога: «Почему ты оставлял меня, когда мне было тяжело?» А Бог ответил, что это Он нес его на руках в трудные моменты жизни. Поэтому я была уверенна, что ничего смертельного со мной не произойдет. Господь меня наверно тогда действительно носил на руках, по молитвам Батюшки, потому что в миру в таком состоянии я бы из состояния обморока не выходила вообще. Матушка, с которой мы послушались в храме, тоже уговаривала меня, чтобы я попросила поменять послушание. Но я всегда отвечала, что если меня туда поставили, значит, мне надо терпеть до конца. И в тот день, когда мы с ней об этом поговорили, вечером я читала преп. Феодора Студита и как раз открыла ту главу, в которой он писал о том, что хоть и трудно послушание, но нельзя отказываться от него, иначе все труды окажутся тщетными. После этого я уже твердо была уверенна, что с прачки я не уйду и даже с головокружениями буду там до конца.И тут начались утешения. Еще в первую неделю я, стирая подрясники, спросила женщину, тоже Ольгу, которая когда приезжает, всегда послушается на прачке, стирала ли она когда-нибудь мантию. Она ответила, что нет, только подрясники. Я сказала ей, что просто мечтаю мантию хотя бы разок «поширкать». Люблю мантии монашеские очень! И вот на следующий день после моего твердого решения остаться на прачке во чтобы то ни стало, матушка меня просит постирать мантию. Я была на седьмом небе от счастья, а Ольга улыбнулась мне и сказала: «Ну что? Исполнилась твоя мечта?»
    Когда я твердо решила остаться, у меня все прошло, прошли головокружения, прошло желание поскорей уехать домой и бежать с прачки. Все остальные дни, я хоть и уставала так же, но я готова была делать все, что скажет матушка. У меня было ощущение, что я летала по прачке. Как-то вечером я читала правило и тут ко мне подходит та матушка, с которой мы в храме послушались, протягивает мне просфорочку и говорит: «Не грусти». А у меня от грусти уже и следа не осталось, я уже с удовольствием послушалась. Но все равно такое утешение было, просфорочка оптинская!
    Однажды на обеде я сидела рядом с одной сестрой и она попросила меня передать матушке поклон, она уезжала на следующий день. Рассказала, что послушалась на прачке месяц, я спросила: «Как вы выдержали месяц-то, я после первой недели еле двигаюсь». А она ответила: «Вы позже поймете, что это самое спасительное послушание в Оптиной. Сейчас, пока послушаетесь нет, а вот позже поймете, что вы там не только подрясники от грязи омываете, но и свои грехи, и грехи своих неверующих родственников». И я теперь действительно это поняла. Когда мне Ольга сказала, что она, каждый раз, когда приезжает в Оптину, просится на прачку, я ее не поняла, сказала, что я бы ни за что не попросилась. Теперь сама в следующий раз хочу только на прачку и никуда больше.В пятницу, когда я уходила с послушания у меня слезы наворачивались на глаза, понимала, что завтра последний день и все. Не будет больше любимого послушания и дорогих подрясников. В этот день я стирала один и думала, что он, наверное, уже последний и грустила. И тут матушка заходит и говорит: «Олечка, тут вот еще три подрясника принесли, а ты уезжаешь». Я чуть не расплакалась. От матушки услышать такие слова было для меня такой наградой. Это как строгий учитель, когда он хвалит, приятнее вдвойне, потому что знаешь, что он это делает не просто так и не каждый день. Потом мы встретились на службе с матушкой, она мне улыбнулась и спросила: «Уже не плачешь?» Я ответила, что пока держусь. И до последнего момента не верилось, что я уезжаю, что вот завтра уже будет работа и не будет послушания. Не будет запаха порошка, кучи постельного белья и любимых подрясников. А главное, что не будет родной Оптиной!
     
    Автор:
  20. OptinaRU
    Оптина Пустынь занимала особое место в жизни Толстого. С ней были связаны отроческие воспоминания о похоронах его тетушки А.И. Остен-Сакен, которая, по словам Толстого, «не только была внешне религиозна», но жила «истинно христианской жизнью». В Оптинском некрополе рядом с могилой А. И. Остен-Сакен похоронена Е. А. Толстая, рожденная Ергольская, свекровь сестры Толстого. Сама Мария Николаевна с 1889 г. стала духовной дочерью Оптинского старца Амвросия, по его благословению оставила мир и поселилась в Шамординском монастыре. 
    Толстой в 1877, 1881 и 1890 гг. посещал Оптину Пустынь и беседовал со старцем Амвросием. В 1896 г. стараниями Марии Николаевны была устроена его встреча со старцем Иосифом, смирение и доброта которого благотворно подействовали на Льва Николаевича, и с тех пор он, по словам Марии Николаевны, «стал гораздо мягче». Родные могилы, воспоминания, сестра-монахиня — все это связывало Толстого с Оптиной. Но его приезд сюда 28 октября 1910 г. стал неожиданностью и для его окружения, и для семьи, и для насельников монастыря.
    Удивительно, что писатель, последние тридцать лет боровшийся с Православной Церковью и уверявший, что порвал с нею навсегда, приехал в одну из главных обителей Православия. <…>
    Близкий Толстому и по складу ума, и по духовному устроению герой романа «Анна Каренина» Константин Левин признавался себе: «Я не верю, говорю, что не верю, и не верю рассудком, а придет беда, я молюсь». То же произошло и с Толстым в октябре 1910 г. Горе, как написал он сестре Марии Николаевне и детям Сергею и Татьяне, заставило его покинуть родную Ясную Поляну и уехать из дома в сырую непроглядную ночь.
     
    В самый тяжелый момент своей жизни он направился к Оптинским старцам. О них он спрашивал и в вагоне поезда, и у ямщика, и по прибытии в монастырь у монахов. Утром 29 октября Лев Николаевич дважды подходил к воротам скита, но так и не решился войти в него. В тот же день в третьем часу он уехал в Шамордино. Много раз за это время Толстой повторял, что он «отлученный», и высказывал сомнения, примут ли его старцы, на что неизменно получал ответ, что примут, что непременно надо идти. <…>
     
    Архимандрит Леонид (Кавелин) после долгой беседы с Толстым в 1879 г. в Троице-Сергиевой Лавре поделился своим впечатлением: «Он заражен такою гордыней, какую я редко встречал. Боюсь — кончит нехорошо». Старец Иосиф после памятной для Толстого встречи сказал Марии Николаевне о брате, что «у него слишком гордый ум и что, пока он не перестанет доверяться своему уму, он не вернется к Церкви». Слова эти воспринимаются теперь как пророческое предостережение. Услышаны ли они были Толстым? Помнил ли он о них?
     
    В Определении Святейшего Синода (1901) сказано, что граф Лев Толстой «сознательно и намеренно отторг себя сам от всякого общения с Церковью Православною». Толстой не мог не понимать, что тем самым отторг себя и от православного русского крестьянства, и от всей православной России. <…>
    Мария Николаевна в 1907 г. подписала одно из писем к Толстому так: «Сестра твоя по крови, по духу и по вере». По словам ее дочери, она считала брата «заблудшим», но не «погибшим». Лев Николаевич говорил Марии Николаевне, что намерен подыскать для себя подходящую избу в деревне Шамордино и пожить в тишине и покое вблизи двух монастырей продолжительное время. Но сбыться этому не суждено было. Неожиданно приехавшая 30 октября дочь Толстого Александра Львовна изменила его планы. Ранним утром 31 октября Толстой спешно, не простившись с сестрой, уехал, лишив себя и благодатного общения со старцами, и возможности подготовки к покаянию. Ему не дали этого сделать ни в Шамордине, ни позже в Астапове. Внешние обстоятельства сложились трагично. Но и внутреннее состояние Толстого, насколько мы можем судить об этом, не позволяло ему сделать тот решительный шаг, которого так ждали все молившиеся за него.<…>
     
    Толстой умер без покаяния. «Хотя он и Лев был, но не мог разорвать кольца той цепи, которою сковал его сатана», — сказал о нем старец Варсонофий, который приехал на станцию Астапово 5 ноября, но не был допущен к умирающему, несмотря на многочисленные обращения к тем, кто был неотлучно при Толстом. Даже сам факт пребывания в Астапове Оптинского старца Варсонофия был скрыт от Льва Николаевича.<…>
     
    Последователем Толстого Чертковым были приняты все меры, чтобы вырвать Толстого из монастырской обстановки. Лукаво воспользовавшись нездоровьем Софьи Андреевны, напугав Льва Николаевича, он добился своей цели. Отъезд Толстого из Шамордина больше напоминал паническое бегство. В Астапове Чертков и его единомышленники сделали все, чтобы не только не допустить к Толстому старца Варсонофия, но чтобы даже слова пастырей Церкви, адресованные больному писателю, не были им услышаны. Изоляция была полной. <…>
    Старец Варсонофий, находясь в Астапове, дважды письменно обращался к неотлучно бывшей с Толстым его младшей дочери Александре Львовне. В одном из писем старца были такие слова: «Благодарю Ваше Сиятельство за письмо, которым Вы почтили меня. Вы пишете, что воля родителя Вашего для Вас и всей семьи Вашей поставляется на первом плане. Но Вам, графиня, известно, что граф выражал искреннее желание видеть нас и беседовать с нами, чтобы обрести покой для души своей, и глубоко скорбел, что это желание его не осуществилось».
     
    «Мы не знаем, чем кончилось бы это свидание, если бы оно состоялось, — писал В. Ф. Ходасевич. — Мы можем судить лишь о том, что было, и лишь едва осмеливаемся предполагать то, что могло быть».
    Большинство исследователей, обращавшихся к последним дням жизни Толстого, утверждают: духовный путь его не был окончен. Очевидно и то, что если бы произошло величайшее событие — покаяние Толстого, то совершилось бы оно благодаря Оптиной и ее старцам.
     
    Из статьи М.А.Можаровой "Последнее посещение Л.Н.Толстым Оптиной Пустыни"
  21. OptinaRU
    В духовно-религиозной жизни России XIX столетия совершенно особое место занимает Оптина пустынь. Сама пустынь и скит, в котором подвизались оптинские старцы, со временем прославились на всю страну. Здесь сложилась та оптинская школа, которая почти целое столетие (1828–1922) оказывала могучее воздействие на духовную жизнь России. В первую очередь следует упомянуть старцев Леонида (1828–1841), Макария (1841–1860), Амвросия (1860–1891), Иосифа (1892–1911), Варсонофия († 1913), Нектария († 1928) и Анатолия († 1922). Пустынь жила по строгому общежительному уставу: и настоятель, и монахи ничего не имели в личной собственности, все вместе с настоятелем вкушали пищу в трапезной, даже такую мелочь, как чай или сахар, монахи получали от пустыни, не говоря уже об одежде и обуви. Лишь для старцев в скиту пища готовилась отдельно и приносилась им в келью. У каждого инока была своя келья; послушники и монахи, число которых в начале XIX в. составляло около 300, получали послушания от настоятеля или келаря. Богослужебный устав соблюдался с особой строгостью: в надлежащей последовательности совершались все предусмотренные Типиконом богослужения, и братия обязана была на них присутствовать; внутренний дух пустыни был настолько единым, он так глубоко проникал в сознание и души насельников, что настоятелю или старцам не было надобности к чему-либо принуждать иноков или делать им выговоры. Этот дух воздействовал на богомольцев и посетителей обители, которые, пребывая в монастыре, тоже регулярно приходили к богослужениям.
     
    Такой строй внутренней жизни монастыря сложился лишь в XIX в., хотя Оптина основана была еще в древности. Протоиерей Сергий Четвериков, который внутренне был тесно связан с Оптиной, да и внешне, своей аскетической наружностью, походил на старца, неоднократно бывал в обители и, опираясь на свои собственные наблюдения и впечатления, написал прекрасную книгу об Оптиной пустыни.
     
    Этот древний русский монастырь расположен на берегу Жиздры, неширокого, но глубокого притока Оки, на опушке огромного густого бора. Обитель обнесена белыми каменными стенами с маленькими башнями по четырем углам, со всех четырех сторон в середине стены находятся ворота. Стены и башни напоминают о готовности монастыря к военной обороне, в то же время они внушают верующему мысль о необходимости защищать свою душу от нападений духовного врага. Внутри монастырских стен стоят несколько церквей, самая большая из них — главная церковь обители в честь Введения Богородицы; вдоль стен расположены монастырские кельи и всякого рода хозяйственные строения. Тут же находится и братское кладбище, на котором погребены преставившиеся иноки. Трогательные эпитафии дают представление об усопших и об их иноческом житии. Например, на памятнике, водруженном на могиле старца Леонида, написано: «Оставил о себе память в сердцах многих, получивших утешение в скорбях своих». Церкви в Оптиной пустыни не богаты и не особенно красивы, но все в них гармонично, просто и непритязательно, все так уютно и утешительно, что из них не хочется выходить. Службы не затягиваются и не сокращаются и исполнены большого одушевления.
     
    Старцы Оптиной обычно жили в скиту. Скит — это часть обители, в которой спасаются монахи-подвижники, ищущие безмолвия и уединения. Скит Оптиной расположен в лесу, в полукилометре от самой обители. Кто плохо знает дорогу туда, тот не сразу сумеет найти его. Скит обнесен деревянным забором. На воротах написаны святые иконы. Справа от святых врат стоит маленький домик, в котором жил старец Амвросий, а слева еще один домик, в котором спасался его учитель старец Макарий. В благоговении, с непокрытой головой открывает богомолец калитку и вступает на святой порог скита, места молитвы и глубокого благоговения. Навстречу ему веет густой запах цветов, которые растут тут по обе стороны от широкой, обсыпанной песком дорожки; цветы окружают церковь, подступают к самой паперти, растут вдоль малых тропок, ведущих в трапезную, в кельи, на пасеку к пчелиным ульям, на пруд, к кипарисовой аллее, к могилам. И посреди всего этого великолепия укрыты светлые чистые кельи пустынников с маленькими прозрачными окошками.
     
    Внешняя история Оптиной подобна истории многих других малых обителей Древней Руси. Основанная в XV в., в Смутное время она была совершенно разрушена польскими отрядами. На основании старых синодиков можно предполагать, что до своего разрушения монастырь этот был «мужеско-женским», а мужским стал лишь после своего возобновления, вскоре после Смуты. В 1717 г. при Петре Великом пустынь была на несколько лет закрыта, возобновили ее в 1726 г., но на протяжении XVIII в. она оставалась маленькой обителью, число иноков в которой не достигало десяти. Митрополит Московский Платон Левшин (1775–1812), который, подобно митрополиту Гавриилу Петрову, возобновил и привел в порядок множество монастырей в своей епархии, обратил внимание и на эту пустынь, живописно расположенную на берегу реки. Он поручил архимандриту Макарию (Брюшкову), настоятелю Песношского монастыря (1788–1811), привести монастырь в порядок. Этот Макарий был связан со школой старца Паисия Величковского, с которым он состоял в переписке. Макарий направил в пустынь монаха Авраамия, впоследствии ставшего настоятелем Оптиной, Авраамий в основном занимался внешним устройством пустыни.
     
    Главная заслуга в устроении внутренней жизни обители принадлежит настоятелю Моисею Путилову († 1862). Раньше он спасался в рославльских лесах, где был настоятелем одной из пустынь. Когда в 1820 г. епископ Калужский Филарет (Амфитеатров, впоследствии митрополит Киевский) основал скит около Оптиной, Моисей поселился там, а в 1825 г. епископ назначил его настоятелем скита. Моисей пригласил еще нескольких пустынножителей (Антония, Илария, Савватия), все они были приверженцами строгого общежительного устава в духе наставлений Паисия и неукоснительно соблюдали его. Время настоятельства Моисея (1825–1862) было самым важным периодом в формировании особого духа Оптиной, особого строя ее внутренней жизни.
     
    Старчество введено было здесь отцом Леонидом Наголкиным (1768–1841). Лев Наголкин вырос в мещанской семье, около 10 лет служил он у одного купца, но потом оставил это место и в 1794 г. пришел в Оптину, в которой провел два года. Оттуда он перешел в Белобережскую пустынь (Орловской епархии), где настоятелем был старец Василий Кишкин, друг старца Паисия. Отец Василий постриг его в монахи с именем Леонид. Через старца Василия Кишкина Леонид познакомился с уставом и преданием Афонской горы, узнал о поучениях Паисия. Когда отец Василий оставил настоятельство, чтобы подвизаться в уединении, братия избрала своим настоятелем Леонида (1806). Леонид был также учеником старца Феодора († 1822), который в ту пору подвизался в Белобережской пустыни и тоже был одним из учеников Паисия. Через четыре года Леонид отказался от настоятельства и вместе со старцем Феодором снова ушел в леса, окружавшие пустынь. Здесь в совершенном уединении подвизался уже известный нам старец Клеопа. В лесах Леонид принял великую схиму. Но отшельничество этих подвижников продолжалось недолго, к ним стали приходить благочестивые люди, искавшие иноческого жития. Тогда они ушли в Валаамский монастырь, где подвизались в маленьком скиту. В это время отец Леонид начал старчествовать: людям, обращавшимся к нему, он помогал духовными советами. Ему было в ту пору около 40 лет. Старчество признавалось тогда не всеми монахами, с особым подозрением к нему относились начальствующие, которые видели в нем некое умаление своей чести и сана. Такого же рода сомнения, вероятно, разделял и настоятель Валаамского монастыря, ибо Феодор и Леонид (старец Клеопа скончался в 1817 г.) вынуждены были уйти с Валаама и переселиться в Александро-Свирский монастырь. В 1822 г. скончался старец Феодор. До 1829 г. Леонид спасался в этом монастыре, у него было много учеников, в том числе среди богомольцев-мирян, и слава о нем как о духоносном старце распространилась далеко за стенами монастыря.
     
    Старцы Паисий Величковский, Василий Кишкин, Клеопа и Феодор духовно окормляли почти исключительно монастырских насельников. Они принимали новоначальных в послушание, и главной их заботой было духовное воспитание иночества. Леонид завершает эту эпоху старчества и открывает новую. Он вывел старчество из монастырского укрытия и распространил его на внешний мир, сделав благословением для всех людей, ищущих духовной помощи и совета. Таким образом, подвиги старца Леонида положили начало новой эпохе в истории старчества.
     
    Эта новая эпоха обозначилась особенно отчетливо в 1829 г., когда отец Леонид вернулся в Оптину пустынь, где подвизался уже до самой своей кончины 11 октября 1841 г., заложив в пустыни краеугольный камень старчества. Труды Леонида способствовали превращению Оптиной в духовный центр России, куда устремлялось множество людей, чтобы получить помощь и духовный совет по многим вопросам христианской жизни. Житие старца содержит много примеров того, как этот благодатный подвижник то строгостью, то кротостью, а часто и глубокомысленной шуткой духовно помогал людям, приходившим к нему из мира. Больше всех других оптинских старцев Леонид отличался своеобразной простотой характера и наставлений и потому был близок самым широким слоям русского народа. Народ любил и ценил такое обращение, ибо сам он в свои шутки и пословицы вкладывает гораздо больше смысла, чем это кажется на первый взгляд. В поведении Леонида много было от юродства во Христе, от той «sancta simplicitas» [святой простоты], которая говорит народу больше, чем самое ученое наставление.
     
    Совсем другим человеком был старец Макарий Иванов, продолжатель традиции старчества в Оптиной. Благодаря ему многие русские писатели, поэты и мыслители сумели проникнуться аскетическим духом христианства. В духовной истории России XIX в. влияние старцев занимает, безусловно, совершенно особое место, без него невозможно составить ясное представление о воззрениях и философских построениях людей той эпохи. Старец Макарий был дворянского происхождения. Во время поездок на богомолье в Площанскую пустынь он познакомился с ее настоятелем, старцем иеромонахом Афанасием, учеником Паисия. Вся атмосфера пустыни, беседы со старцем Афанасием повлияли на нежную, чувствительную и отчасти художественную натуру юного дворянина, он решил постричься в монахи. 24 года подвизался он в пустыни (1810–1834), из них 13 лет (1810–1823) был в послушании у старца Афанасия († 1823). От него Макарий унаследовал склонность к углубленному изучению аскетических творений святых отцов.
     
    Макарий больше, чем другие старцы, опирался в своем монашеском делании на творения отцов Церкви, а не только на собственный духовный подвижнический опыт. Его келья, заполненная множеством книг, производила на посетителя впечатление кабинета ученого. «Его старческое делание имело свои особенности. С посетителями он беседовал спокойно, без шуток. У Леонида был дар быстро схватывать суть, в соединении с остроумием, что характерно для умного русского крестьянина, и этот дар получил развитие на протяжении его богатой опытом жизни. Макарий весь был погружен в изучение аскетических творений, он всю свою жизнь стремился ко все более глубокому их постижению. Его беседы были полны цитат. Он с одинаковой естественностью мог вести разговор и с простым благочестивым богомольцем, и с ученым богословом, и с посетителем, получившим философское образование... Деревянная келейка старца Макария принимала в своих стенах еще более пеструю толпу посетителей, чем келья отца Леонида. Уже на пороге в эту келью, заполненную книгами и иконами, словно человеческая мудрость соединялась здесь с христианским благочестием, посетитель мог почувствовать ее совершенно особый дух; и взгляды его могли полностью измениться после одно-двухчасовой беседы со старцем... Многие дивились тому, с какой простотой и легкостью Макарий разрешал самые трудные богословские вопросы. Для духовного окормления общества особое значение имели его письма, доходившие до самых удаленных уголков России. Многих своих духовных сыновей и дочерей окормлял он с помощью писем, ни разу не встретившись с ними лицом к лицу. Под таким духовным руководством пребывали и некоторые женские монастыри. Его чрезвычайно обширная переписка издана была впоследствии в нескольких томах, и все же эта публикация охватила только часть его писем».
     
    В течение 20 лет (1841–1860) старец Макарий стоял в центре духовной жизни Оптиной. И еще одна заслуга принадлежит ему. Под его руководством были переведены на русский язык и изданы многие патристические и аскетические творения. Ф. А. Голубинский, философ и богослов, профессор Московской Духовной Академии, мыслитель-славянофил И. В. Киреевский и некоторые образованные монахи, подвизавшиеся в ту пору в Оптиной, стали его помощниками в этом предприятии. Келья старца уподобилась помещению редакции, здесь переводились святоотеческие труды, причем взвешивалось каждое слово перевода, потому оптинские издания отличаются хорошим языком и точной передачей смысла самых трудных выражений из аскетически-мистических творений. Назовем лишь важнейшие издания: жизнеописание и сочинения старца Паисия Величковского, творения старца Нила Сорского, творения аввы Варсонофия, житие и творения Симеона Нового Богослова, Великие огласительные слова прп. Феодора Студита, творения св. Исаака Сирина в 4-х томах, Вопросы прп. Максима Исповедника Фалассию и др.
     
    В начале 60-х гг. Оптина пустынь пережила великие утраты. 7 сентября 1860 г. скончался старец Макарий, два года спустя умер многолетний настоятель пустыни архимандрит Моисей, в 1865 г. скончался его брат, строгий подвижник Антоний, который вместе с ним пришел в Оптину из рославльских лесов и играл немаловажную роль в духовной жизни обители. Но в лице нового настоятеля архимандрита Исаакия (1862–1894), ученика старцев Леонида и Макария, пустынь снова обрела доброго пастыря. Следует упомянуть еще двух подвижников, содействовавших сохранению и углублению аскетического духа обители,— это настоятели скита иеромонахи Иларион (1860–1873) и Анатолий (Зерцалов; 1874–1894), оба ученики старца Макария.
     
    Во 2-й половине XIX в. средоточием духовной жизни Оптиной стал старец иеросхимонах Амвросий (Гренков, 1812–1891). Протоиерей С. Четвериков, который лично хорошо знал его и беседовал с ним, дал нам живой портрет «батюшки Амвросия», который в своем характере и в старческом окормлении сумел соединить дары обоих своих предшественников — Леонида и Макария. У Амвросия было «большое и любящее сердце,— пишет С. Четвериков,— он был богословски очень образован, обладал великой житейской мудростью, живым и веселым характером, большой склонностью к практической деятельности, он любил общаться с людьми». В отличие от старцев Леонида и Макария Александр Гренков (мирское имя Амвросия) закончил духовную семинарию в Тамбове, потом некоторое время преподавал в духовном училище, которое давало начальное образование детям клириков. В его религиозной душе постепенно сложилось упорное стремление к иноческому житию, после болезни (он вообще был болезненным от рождения) Александр твердо решил стать монахом. По совету старца-затворника, который подвизался вблизи его родного села, Гренков ушел в Оптину (1839) и некоторое время был в послушании у старца Леонида. Незадолго до своей кончины отец Леонид сказал отцу Макарию, указывая на Амвросия: «Передаю тебе его из полы в полу. Уж очень он ютится к нам, старцам». Так по воле своего старца Амвросий перешел на послушание к отцу Макарию. Амвросий стал одним из тех, кто отдавал свои знания и силы в распоряжение старца Макария, занимавшегося подготовкой к изданию аскетических творений.
     
    Очень характерно для Амвросия его высказывание о своих телесных недугах: «В монастыре полезно быть немного больным. Монаху не следует серьезно лечиться, а нужно только подлечиваться».
     
    Круг влияния старца Амвросия был еще шире, чем у его предшественников. Как и Макарий, он стал духовным отцом не только для иноков Оптиной, но и для множества людей, живших далеко за стенами обители. Эпоха его старчества продолжалась два десятилетия, от 1874 г. до 1891 г., преставился он 10 октября 1891 г.
     
    Множество богомольцев посещало старца Амвросия, они приходили к нему за советом и духовной помощью и уходили из его домика в скиту утешенными и радостными. В своей келье Амвросий вел долгие беседы с Владимиром Соловьевым, Ф. М. Достоевским, Львом Толстым, этими столь непохожими друг на друга людьми, оценивать которых можно по-разному, но все-таки все они были выдающимися русскими мыслителями, чьи сочинения нашли широкое распространение и признание и за пределами их родины. И, возможно, не всякий читатель, размышляющий об их взглядах или о перемене в их взглядах, знает, сколь много значил тут дух Оптиной пустыни и оптинские старцы Макарий и Амвросий. Для примирения многих представителей русской интеллигенции, знаменитых и неизвестных, с Церковью влияние оптинских старцев имело решающее значение. В этом же направлении действовал и епископ Феофан Затворник, которому удалось своими сочинениями многих заблуждающихся вернуть в Церковь.
     
    Обширная переписка старца Амвросия помогла значительно расширить и углубить влияние Оптиной пустыни на мир. Как уже говорилось, много внимания и времени посвящал он религиозной жизни женщин. Подобно тому как Дивеевский монастырь вверил себя духовному руководству прп. Серафима, основанная старцем Амвросием Шамординская сестринская община пребывала под его окормлением.
     
    С. Четвериков, который хорошо знал жизнь и дух Оптиной, в заключение своего труда пришел к выводу, что после кончины старца Амвросия «старчество в Оптиной пустыни не угасло, но прежней силы и влияния оно уже больше не достигало».
     
    Старец Иосиф († 1911), ученик Амвросия, продолжил труды своего наставника и снискал уважение и любовь у верующих людей, которые шли к нему в Оптину со своими внутренними тяготами и заботами. После его кончины в центре духовной жизни пустыни оказался старец Анатолий († 1922), именуемый младшим (в отличие от предстоятеля скита иеромонаха Анатолия старшего), тоже ученик старца Амвросия; своим обращением с посетителями, исполненным милосердия и сердечности, он, как считает С. Четвериков, лично знавший отца Анатолия, напоминал прп. Серафима Саровского. Одновременно с отцом Анатолием в Оптиной подвизался старец Нектарий († 1928), ученик иеромонаха Анатолия старшего. Нектарий пришел в пустынь отроком, имея внутреннюю склонность к уединению, подвизался в скиту; лишь после кончины старца Иосифа он взял на себя подвиг старчества.
     
    Непрерывная чреда поколений старцев имела, конечно, огромное значение для внутренней жизни Оптиной пустыни. Но оптинское старчество составило целую эпоху в истории старчества вообще, ибо свои духовные силы оптинские старцы отдавали людям, жившим в миру; это было своего рода подвигом любви русского иночества, и главным здесь было помочь каждому отдельному человеку понести его тяготы, послужить ему в его нуждах. Впрочем, старцы стремились не только служить людям в духе христианской любви, но еще больше — вводить в Церковь тех, кто стоял у ее порога, чтобы в дальнейшем жизнь их строилась в духе христианской морали. Может быть, успехи старцев в этом делании не всегда были достаточно явными, — и все же старчество было мощным аскетическим течением в истории монашества синодального периода, весьма плодотворным явлением в церковной жизни России.
     
    Во всяком случае, старчество этого периода было явлением целостным, развивавшимся спонтанно, снизу, без всякого воздействия сверху, со стороны иерархии. Это был своеобразный прорыв сквозь преграды, которые воздвигла «государственная церковность» вокруг душ верующих людей и монахов; в старчестве проявилось стремление к возрождению древнехристианского аскетического духа, в одних монастырях более сильное, а в иных менее.
     
    Из книги И.К. Смолича «Русское монашество 988 - 1917»
  22. OptinaRU
    Старайся выполнять данное тебе молитвенное правило неопустительно. Самочинно его не увеличивай; а когда почему-либо придется не выполнить его, не смущайся, а укоряй себя за немощь свою. Батюшка Амвросий говорил, что смущение нигде в числе добродетелей не поставлено; не смущаться надо, а смиряться, сознавая свою немощь. От увеличения молитвенного правила я предостерегаю тебя потому, что иногда от неумеренного молитвенного самочинного правила, совершаемого без смирения, а с гордостию, без мысли о грехах своих и о покаянии в них образуется в душе и сердце человека неправильное настроение, рождающее злые плоды, а не благие, и один из первых злых плодов – превозношение себя, любование своею молитвою: «Несть, якоже прочие человецы» (Лк., 18, 11).  
    Помнится, что наш Старец игумен Антоний, когда его спрашивали о молитвенном правиле, говорил, что много было у него за всю его жизнь иноческую различных правил, но осталось лишь одно: «Боже, милостив буди мне грешнику» (Лк. 18, 13), т.е. смиренная мытарева молитва, приносимая Богу из сознания своих немощей и греховности. Иногда при желании помолиться можно и еще что-либо почитать, например, несколько глав Евангелия, вместо одной, или акафист какому-либо святому, или иконе Божией Матери и т.д., не прибавляя этого к данному правилу ежедневно, как правило.
     
    …Нужно знать, что первым и основным настроением при молитве должно быть не ожидание наслаждений, а приношение Богу покаяния и смирение; нужно знать, что необходима борьба со страстями и очищение сердца от страстей; что достигается эта чистота сердца хранением заповедей Божиих, без чего немыслима вообще духовная жизнь.
     
    Из писем прп. Никона Оптинского
  23. OptinaRU
    При начале призвания к жизни духовной Господь посещает благодатию Своею и различными утешениями, но после отнимает оные и ввергает в огнь многообразных искушений и скорбей, чтобы самолюбивое и славолюбивое наше устроение совершенно испепелилось огнем искушения, и не имели бы мы надежды на себя и на свои дела, но на милость и человеколюбие Божие. Смирение велие благо! 
    Считаю нужным напомнить вам, чтобы вы не страшились искушений, какие будет угодно Богу послать вам к познанию и ведению своей немощи и к смирению. Я помню, как вы говорили, что боитесь искушений, а без искушения и спасение не совершается: «всякому доброму делу или предыдет, или последует искушение», а без того и дело твердо быть не может. Я вам давал читать книжицу к новопоступившему монаху; вы там видели, что нужны искушения, и когда оные обыдут вас, то не смущайтесь, если и тысячу язв на день приимете; кто не имеет искушений, тот лишается и дарований духовных.
     
    Всякому нужен огнь искушений к испытанию и научению в терпении. Ты смотри на вещи с точки той, как Промысл Божий печется о спасении нашем: иному больше, а иному меньше требуется случаев к терпению и обучению, а другому еще не пришло время.
     
    Из писем прп. Макария Оптинского
  24. OptinaRU
    Достоевский много колебался в жизни своей. Разные вихри раздирали его. Дьявол немало состязался в его сердце с Богом – душа познала глубоко и тьму, и свет. И сомнения величайшие. Но жизнь шла, годы накапливались. Дьяволу становилось нелегко. «Братья Карамазовы» – уже последняя, безнадежная его борьба и поражение. Юный Алеша, как некогда пастушок Давид, окончательно побеждает Голиафа.<…> 
    Встреча Достоевского с Оптиной давно назревала, незаметно и в тиши. Все вышло само собой и, разумеется, не случайно. Весной 1878 года Достоевский начал писать «Братьев Карамазовых». В его апрельском «Письме к московским студентам» сквозит тема романа.
    Но вот в мае все обрывается. Заболевает трехлетний сын Федора Михайловича Алеша – любимый его сын. «У него сделались судороги, наутро он проснулся здоровый, попросил свои игрушки в кроватку, поиграл минуту и вдруг снова упал в судорогах». Так записала Анна Григорьевна <жена писателя>. Наследственность, эпилептический припадок. «Федор Михайлович пошел проводить доктора, вернулся страшно бледный и стал на колени около дивана, на который мы положили малютку. Я тоже стала на колени рядом с мужем. Каково же было мое отчаяние, когда вдруг дыхание младенца прекратилось, и наступила смерть. (Доктор-то сказал отцу, что это уже агония). Федор Михайлович поцеловал младенца, три раза его перекрестил и навзрыд заплакал. Я тоже рыдала».
     
    Можно себе представить, что это было для Достоевских.<…> Анна Григорьевна знала мужа. Любовь, преданное сердце подсказало ей решение: «Я упросила Владимира Сергеевича Соловьева, посещавшего нас в эти дни нашей скорби, уговорить Федора Михайловича поехать с ним в Оптину Пустынь, куда Соловьев собирался ехать этим летом».
    20 июня Достоевский уехал в Москву. Оттуда, вместе с Соловьевым, в Оптину.
    Время это было – особенный расцвет Оптиной: связано со старчеством о. иеросхимонаха Амвросия, самого знаменитого из Оптинских старцев. <…>
     
    К нему в Оптину и попал Достоевский. Пробыл в монастыре двое суток, все видел, все запомнил – об этом говорят и описания монастыря в «Братьях Карамазовых».
    «С тогдашним знаменитым старцем о. Амвросием, – пишет Анна Григорьевна, – Федор Михайлович виделся три раза: раз в толпе, при народе, и два раза наедине».
    Вторая книга романа окончена в октябре 1878 года, через три месяца по возвращении из Оптиной. В главе «Верующие бабы» описан прием посетителей у старца Зосимы.
    « – О чем плачешь-то?
    – Сыночка жаль, батюшка, трехлеточек был, без двух только месяцев и три бы годика ему. По сыночку мучусь, отец, по сыночку. <…>Душу мне иссушил. Посмотрю на его бельишечко, на рубашоночку аль сапожки и взвою. Разложу, что после него осталось, всякую вещь его, смотрю и вою…»
    Старец утешает ее сначала тем, что младенец теперь «пред Престолом Господним, и радуется, и веселится, и о тебе Бога молит. А потому и ты не плачь, а радуйся».
    Но она «глубоко вздохнула». Ей нужен он сейчас, здесь, земное утешение ей нужною Земное – так чувствовал и сам Достоевский. Она продолжает:
    « – Только бы минуточку едину повидать, послыхать его, как он играет на дворе, придет, бывало, крикнет своим голосочком: «Мамка, ты где?» Только бы услыхать-то мне, как он по комнате своими ножками пройдет разик… Да нет его, батюшка, нет, не услышу я его никогда…».
    Так говорит баба в «Братьях Карамазовых», жена извозчика Никитушки, и из-под печатных букв выступает кровь сердца Федора Михайловича Достоевского.
    Тогда старец продолжает так:
    « – Это древняя «Рахиль плачет о детях своих и не может утешаться, потому что их нет», и такой вам, матерям, предел на земле положен».
    Пусть она плачет, но не забывает, что сыночек «есть единый от ангелов Божиих».
    «…И надолго еще тебе сего великого материнского плача будет, но обратится он под конец тебе в тихую радость, и будут горькие слезы твои лишь слезами тихого умиления и сердечного очищения, от грехов спасающего».
     
    Но ведь только сказать, просто сказать страждущему – мало. Вот было у старцев Оптинских, – у Амвросия, наверное, и особенно, – нечто излучавшееся и помимо слова, некое радио любви, сочувствия, проникавшее без слов. Без него разве были бы живы слова?
    Анна Григорьевна считала, что слова Зосимы бабе – именно то, что сказал старец Амвросий самому Достоевскому. По ее словам, Федор Михайлович вернулся из Оптиной «утешенный и с вдохновением приступил к писанию романа».
     
    Горе не напрасно. Стоны над мальчиком Алексеем не напрасны. Встреча с Оптиной в конце жизни, в зрелости дара – более чем не напрасна: это судьба Достоевского.
    <…> В России XIX века три гения явились в Оптину за словом «мир». Замечательно, что величайший расцвет русской литературы совпадает с расцветом старчества в Оптиной. Все приходили за утешением и наставлением. Гоголь тосковал, преклонялся к старцам в ужасе от своих грехов. Лев Толстой – поиски истины. Достоевский… Леонтьев так и остался в Оптиной.
    Великая литература, вовсе не столь непоколебимая, как литература Данте, Кальдеронов, шла к гармонии и утешению на берега Жиздры, к городку Козельску…
     
    Оптинский альманах. Вып. 2
  25. OptinaRU
    Митрополит Вениамин (Федченков) оставил чудесные воспоминания об исповеди у старца Нектария: «Прождали мы в комнате минут десять молча: вероятно, старец был занят с кем-нибудь в другой половине домика. Потом неслышно отворилась дверь из его помещения в приемную комнату, и он вошел... Нет, не вошел, а как бы вплыл тихо... В темном подряснике, подпоясанный широким ремнем, в мягкой камилавке, отец Нектарий осторожно шел прямо к переднему углу с иконами. И медленно-медленно и истово крестился... мне казалось, будто он нес какую-то святую чашу, наполненную драгоценной жидкостью и крайне опасался: как бы не пролить ни одной капли из нее?
     
    И тоже мне пришла мысль: святые хранят в себе благодать Божию; и боятся нарушить ее каким бы то ни было неблагоговейным душевным движением: поспешностью, фальшивой человеческой лаской и другим. Отец Нектарий смотрел все время внутрь себя, предстоя сердцем перед Богом. Так советует и Епископ Феофан Затворник: сидя ли или делая что, будь непрестанно пред лицом Божиим. Лицо старца было чистое, розовое; небольшая борода с проседью. Стан тонкий, худой. Голова его была немного склонена к низу, глаза — полузакрыты.
     
    Все поведение старца произвело на меня благоговейное впечатление, как бывает в храме перед святынями, перед иконою, перед исповедью, перед Причастием.
    Отпустив мирян, батюшка подошел ко мне, к последнему. Или я тут отрекомендовался ему, как ректор семинарии; или прежде сказал об этом через келейника, но он знал, что я — архимандрит. Я сразу попросил его принять меня на исповедь.
     
    — Нет, я не могу исповедовать вас, — ответил он. — Вы человек ученый. Вот идите к отцу скитоначальнику нашему, отцу Феодосию, он — образованный.
    Мне горько было слышать это: значит, я недостоин исповедаться у святого старца. Стал я защищать себя, что образованность наша не имеет важности. Но отец Нектарий твердо остался при своем и опять повторил совет — идти через дорожку налево к отцу Феодосию. Спорить было бесполезно, и я с большой грустью простился со старцем и вышел в дверь.
     
    Придя к скитоначальнику, я сообщил ему об отказе отца Нектария исповедовать меня и о совете старца идти за этим к образованному отцу Феодосию.
     
    — Ну, какой же я образованный?! — спокойно ответил он мне. — Кончил всего лишь второклассную школу. И какой я духовник?! Правда, когда у старцев много народа, принимаю иных и я. Да ведь что же я говорю им, Больше из книжек наших же старцев или из святых отцов, что-нибудь вычитаю оттуда и скажу. Ну, а отец Нектарий — старец по благодати и от своего опыта. Нет, уж вы идите к нему и скажите, что я благословляю его исповедать вас.
    Я простился с ним и пошел опять в хибарку. Келейник с моих слов все доложил батюшке; и тот попросил меня к себе в келью.
     
    — Ну, вот и хорошо, слава Богу! — сказал старец совершенно спокойно, точно он и не отказывался прежде. Послушание старшим в монастыре — обязательно и для старцев; и может быть, даже в первую очередь, как святое дело и как пример для других.
     
    И началась исповедь... Одно лишь осталось в душе, что после этого мы стали точно родными по душе. На память батюшка подарил мне маленькую иконочку из кипарисового дерева с выточенным внутри распятием».
     
    Из жития прп. Нектария Оптинского
×
×
  • Создать...