Елена Панфилова
-
Публикации
69 -
Зарегистрирован
-
Посещение
-
Дней в лидерах
5
Сообщения, опубликованные пользователем Елена Панфилова
-
-
ПРЕПОДОБНЫЙ ДАВИД ГАРЕДЖИЙСКИЙ, ЧУДОТВОРЕЦ
Святый Давиде, молись ко Господу Иисусу Христу, да помилует нас
Св. Давид пришел в Иверию из Сирии около середины VI в. Он был в числе 12 учеников св. Иоанна Зедазнийского — монахов, великих подвижников и аскетов, высоких богословов и философов. Они несли в Иверию евангельскую проповедь и утверждение православной веры. В Грузии их называют «тринадцать ассирийских отцов».
Игумен Иоанн основал в Зедазени монашескую обитель и разослал своих учеников проповедовать по всей Картли и Кахети.
Святой Давид избрал Тбилиси — большой торговый и ремесленный город-крепость.
Он поселился на горе, вдали от населенной части города. Ныне эта гора называется Мтацминда (Святая Гора), поскольку в XVI в. афонскими иноками здесь был основан монастырь в честь Иверской иконы Божией Матери. С VI же века она называлась «Давидовская».
Давид устроил в скалах маленькую пещеру и маленькую часовню, где стал проводить дни и ночи в молитве; питался он скудной горной растительностью и пил холодную ключевую воду. Каждый четверг, как говорит предание, преподобный спускался в Тбилиси: проповедовал Евангелие, беседовал с народом, обращал в христианство, молился в храмах; остальные шесть дней он проводил в безмолвии в затворе.
Огнепоклонники и другие враги православия, завидуя святости Давида и успехам его проповеди, решили очернить преподобного, заставить народ изгнать его, и для этого навели на него страшную клевету.
Они научили и подкупили некую девицу, соблазненную кем-то и сделавшуюся беременной, назвать виновником святого Давида. Его потребовали на суд. Святой не стал оправдываться, а коснулся посохом ее чрева и спросил зачатого ребенка: «Я ли отец твой?». Из утробы обольщенной послышался голос: «Не ты», — и был назван некий кузнец. Святой Давид сказал ей: «Да родишь ты камень». Вдруг девица почувствовала страшные боли и родила камень. Тогда толпа, не внимая просьбам святого, побила клеветницу камнями.
Св. Давид был весьма опечален смертью девицы. Он испросил у Бога источник чудодейственной воды, который имел бы целебную силу, в особенности — даровать право чадородия неплодным женщинам.
Этот источник чистой ключевой воды и ныне находится на склоне Мтацминда, к северо-западу от церкви преподобного Давида.
После этих событий святой Давид решил покинуть город Тбилиси — по лукавству его жителей и в поисках местности, более подходящей для аскетического подвига. Он положил на волны Куры свою монашескую мантию, встал на нее вместе со своим учеником Лукианом и поплыл вниз по реке. Так они добрались до пустыни Кахетинской, называемой «Гареджи» (уединенное место). Это высокое плоскогорье, суровая безводная пустыня, где летом жара достигает 50 градусов, а зимой — морозы до 30 градусов.
Поселились Давид и Лукиан в маленьких естественных пещерах хребта, высекши каждый себе в стене узкое низкое ложе. Молились они под открытым небом. Питаться поначалу пришлось корнями и листьями некоторых растений, а для питья собирать дождевую воду. Но с наступлением жары растения засохли. Тогда, по упованию святого Давида на Господа, Он послал ему трех ланей с детенышами, и так подвижники получили в питание молоко.
В пещере, находившейся ниже, жил дракон. Как-то он похитил детеныша одной из ланей. Блаженный Давид взял посох с изображением Креста Христова и направился к злоисточавшей пещере. Он велел дракону выйти из этого места и уйти прочь. Дракон попросил святого проводить его взглядом, пока он не войдет в реку. Когда дракон уже приблизился к реке, Давиду явился Ангел Божий и воззвал: «Давид». Святой оглянулся, и тут же с неба сошел огонь и сжег дракона. Ангел утешил его: «Так Богу угодно было. Иначе дракон натворил бы много зла».
Спустя несколько дней в ту местность пришли охотники, а затем стали приходить и окрестные жители — за благословением. Некоторые из них оставались, поселяясь в пещерах. Постепенно создалась обитель, которая в дальнейшем превратилась в Лавру, самую большую в Грузии, объединившую 12 монастырей.
Однажды преподобный Давид решил совершить путешествие в Иерусалим, ко Гробу Господню, взяв с собой несколько иноков. Когда они дошли до места, откуда виден святой город, Давид по смирению не вошел в него и молился на Горе благодати: «... С этого места не осмеливаюсь продолжать путешествие, дабы освященные Святыми Стопами Твоими места не попрать моими нечистыми ногами. И того довольно мне, что я, грешный, удостоился видеть эти святые места издалека». Он отправил иноков далее, а сам взял с горы 3 камня и пошел обратно в Гареджи. В ту же ночь Иерусалимскому патриарху Илии во сне явился Ангел Господень, сказавший, что грузинский монах вынес всю благодать из Иерусалима. Скороходы патриарха нагнали преподобного и по указанию Ангела забрали 2 камня, оставив один, приравненный Ангелом к 1/3 благодати Гроба Господня. Давид же через некоторое время прибыл в пустыню и положил принесенный камень в церковь. При прикосновении к этому чудотворящему камню исцелялись немощные, больные и прочие страждущие верные христиане, поэтому в Лавру Гареджийскую стекалось несметное количество богомольцев.
Монахи Гареджи многие века сохраняли камень благодати возле могилы Давида. Ныне камень хранится в Грузинской Патриархии. Как свидетельствует благочестивое предание грузинских христиан, троекратная молитва возле него равняется одному паломничеству в Иерусалим.
Преподобный Давид отошел ко Господу в четверг по Вознесении Господнем, 7(20) мая 604 г. Перед смертью он призвал всех своих братьев-монахов и преподал им душеспасительные наставления. Эти дни — 7(20) мая и четверг по Вознесении — являются днями его памяти, и в Грузинской Церкви, и в Русской. 7(20) мая поминают также прп. Иоанна Зедазнийского и его учеников.
Усыпальница преподобного Давида Гареджийского находится у южной стены церкви Преображения Господня, в монастыре Давид-Гареджи. Эта церковь была высечена в скале еще при его жизни.
В первый четверг по Вознесении Господнем в Грузии совершается церковный праздник в честь Давида Гареджийского. Посещают храм его имени на Мтацминда, его келлию и источник «слезы Давида». 7(20) мая в Тбилиси — большой праздник, к Мтацминда стекается целый город. Начиная с этого дня, почти целый год, по четвергам в церкви совершается Божественная Литургия в память о преподобном Давиде. Особенно много собирается молодых женщин и девушек, просящих у святого помощи в семейном благополучии и даровании чад.
Монастырь Давид Гареджи — действующий, в прошлом году там подвизалось восемь монахов.
Источники:
1. Давид Гареджийский: http://sakartvelotour.com/david-garedzhiyskiy
2. Преподобный Давид Гареджийский и его Святая Лавра:
http://www.georgianweb.com/religion/ru/gareja.html
(здесь содержится Житие прп. Давида)
3. Православная Энциклопедия. Электронная версия. Давид и Лукиан Гареджийские:
http://www.pravenc.ru/text/168562.html
1. Пейзаж вблизи монастыря Давид Гареджи.
2. У входа в монастырь. Вдали - монастырская лавка.
3. Вход в монастырь.
4. Пещеры подвижников. В пещере св. Давида виден крест.
5. Крест стоит на ложе св. Давида.
6. Под навесом - дверь в храм, на стене - его окна.
7. На верхнем ярусе монастыря.
8. Жилые келлии.
9. В храме Преображения Господня. Женщина справа стоит у усыпальницы прп. Давида.
10. Царские Врата.
11. Икона прп. Давида Гареджийского - вторая слева от Царских Врат.
12. Икона прп. Давида на его усыпальнице.
13. Икона храма - вторая справа от Царских Врат.
14. Распятие в храме.
-
2
-
-
Попытаюсь написать, и о монастыре Давид-Гареджи, с фотографиями.
Помоги мне, Господи.
-
Фотография маленькой иконы св. Давида Гареджели,
из монастыря, где он жил и творил свои подвиги.
Святый Давиде, моли Господа о наших непраздных матушках.
-
2
-
-
П.Я. ЧААДАЕВ
Расцвет Оптиной Пустыни в XIX в., несомненно, связан с общим всплеском религиозности в России. Русское общество в сороковые годы начинает волновать вопрос о месте России в ходе всемирной истории, пробуждается русская философская мысль. Основной ее темой становится историософия русской судьбы. И важнейшим в русском культурно-общественном сознании становится религиозный вопрос. Осознается русское историческое своеобразие, противопоставленность России и Европы. «Это различие от начала было опознано как различие в религиозной судьбе. Так именно был поставлен вопрос в роковом ”Философском письме“ Чаадаева», — пишет прот. Г. Флоровский [1, с. 247].
Петра Яковлевича Чаадаева обычно считают первым западником. Но его западничество, полагает о. Георгий, было своеобразным — религиозным. При этом религиозность Чаадаева о. Георгий считает самым неясным в нем [1, с. 247]. Он пишет, что Чаадаев был идеологом, а не церковником, также он не был мыслителем, не создал «системы». Он имел основной принцип, и этим принципом был постулат христианской философии истории. «История есть для него созидание в мире Царствия Божия. Только чрез строительство этого Царствия и можно войти или включиться в историю» [1, с. 248].
Прот. Василий Зеньковский, пытаясь уяснить религиозный мир Чаадаева, не соглашается с Флоровским: «Внутренняя цельность религиозного мира Чаадаева имела очень глубокие корни и вовсе не проистекала из требований одного ума; нет никакого основания заподозривать церковность Чаадаева» [2, с. 158], наоборот, тема Церкви заполняет глубоко его душу. О. Василий полагает, что Чаадаев строил богословие культуры, которое есть часть богословия Церкви (экклезеологии) [2, с. 158]. Чаадаев искал деятельности, «всецело и до конца воодушевленной христианством» [2, с. 159].
Чаадаев «глубоко чувствовал ”пламень истории“, ее священное течение, ее мистическую сферу. В теургическом восприятии и понимании истории — все своеобразие и особенность Чаадаева» [2, с. 159]. Основной богословской идеей Чаадаева В. Зеньковский считает идею «Царства Божия, понятого не в отрыве от земной жизни, а в историческом воплощении как Церковь» [2, с. 160].
В первом «Философском письме» Чаадаев пишет, что подлинный дух религии «заключается всецело в идее слияния всех, сколько их ни есть в мире, нравственных сил — в одну мысль, в одно чувство и в постепенном установлении социальной системы или церкви, которая должна водворить царство истины среди людей» [3, П. 1].
Л.И. Василенко обращает внимание на эпиграф к «Философским письмам»: «Adveniat regnum tuurn. Да приидет царствие Твое». Слова молитвы Господней, отмечает он, Чаадаев интерпретировал так: «Христианство должно созидать Царство Божие на земле в виде христианской цивилизации» [4, Р. I, 1.1]. Чаадаев внес Царство Божие в план истории, и в этом состоит его ошибка, пишет Л.И. Василенко [4, Р. I, 1.1]. «Христос не для того пришел, чтобы предложить проект новой христианской цивилизации. Но Чаадаев приписал ей высший провиденциальный смысл и призвал каждого войти в мировую работу по ее созиданию» [4, Р. I, 1.1].
Чаадаев уверен в победе христианской культуры, считает К.М. Антонов. По его мысли, пишет Антонов, «следующим шагом истории должно стать осознание не только нравственного, но и философского значения христианства. ... Это освобождение и самоосознание христианского разума должно вести к преобразованию не только мышления, но и всего строя человеческого существования» [5, Гл. 1]. Все души и различные нравственные силы мира сольются в одну душу, все мысли человечества соединятся в единой мысли, которая есть мысль Самого Бога, — «завершение истории мыслится здесь как установление совершенной религии, и этой религией оказывается философски осмысленное христианство» [5, Гл. 1].
К.М. Антонов отмечает распространенность в русской философской мысли XIX и XX вв. идеи конца истории «не как катастрофы, но как логического завершения исторического процесса, установления ”царства Божия на земле“» [5, Гл. 1]. Он пишет: «Не вдаваясь в догматическую или философскую критику этого представления ..., отметим лишь, что такая распространенность свидетельствует о наличии существенной интеллектуальной и духовной потребности, которой оно, по-видимому, отвечало» [5, Гл. 1].
Чаадаев наметил ряд идей, впоследствии ставших основополагающими для русской философии религии, пишет К.М. Антонов. Он считает, что направление мысли славянофилов, прежде всего И.В. Киреевского и А.С. Хомякова, складывалось «в сложном взаимодействии с мыслью Чаадаева» [5, Гл. 1]. Для сравнения приведем смысл славянской идеи в понимании прот. Г. Флоровского: «Не биологическое самоутверждение, но волнительное сознание безусловной ценности врученного славянству вселенского дара православной веры дает право на существование своей, особой восточно-православной культуры. Только тогда история есть ответственный подвиг осуществления Правды Божией, а не один только стихийный процесс борьбы за выживание вида. Не на славянской, а на православной особенности лежит центр тяжести» [6, с. 263]. О. Георгий пишет о долге «понять трагедию Запада», «в полном самообладании поднять на себя всю сложность и тяготу неудач и ошибок ”западной мудрости“» [6, с. 263].
Первое из восьми «Философских писем» Чаадаева, написанных с 1828 по 1830 гг., было напечатано в 1836 г., когда взгляды их автора уже претерпели изменения. Если в «Философском письме» он утверждал не-историчность русской судьбы и в исторической обособленности России видел роковое несчастье, то со временем понял, что свобода от западного прошлого дает России большие преимущества в строении будущего, и видел в России «народ Божий будущих времен» [1, с. 248].
В 1837 г. Чаадаев писал А.И. Тургеневу: «Христианство предполагает жительство истины не на земли, а на небеси... христианство... должно действовать на гражданственность... властью мысли, а не вещества... оно должно жить в области духа и оттуда озарять мир» [цит. по: 7, с. 652]. В 1847 г. он писал П.А. Вяземскому: «Мы искони были люди смирные и умы смиренные; так воспитала нас церковь наша, единственная наставница наша. Горе нам, если мы изменим ее мудрому ученью! Ему мы обязаны всеми лучшими народными свойствами, своим величием, всем тем, что отличает нас от прочих народов и творит судьбы наши» [цит. по: 7, с. 653]. Б.Н. Тарасов приводит цитату из письма Чаадаева А.И. Тургеневу, написанного еще до издания «Философского письма»: «Россия, если только она уразумеет свое призвание, должна принять на себя инициативу проведения всех великодушных мыслей, ибо она не имеет привязанностей, страстей, идей и интересов Европы» [цит. по: 7, с. 653].
П.Я. Чаадаев жил одиноко. С молодых лет до конца дней он был другом И.В. Киреевского, его вдохновителем «на поиски истинного просвещения России», отмечает Н. Лазарева [8, с. ХХ]. В 1845 г. началось сотрудничество И. Киреевского с Оптинским старцем Макарием (Ивановым). С 1852 г. Иван Васильевич вел дневник, подаренный ему старцем [8, с. 573]. В дневнике много строк, посвященных старцу Макарию, также часто упоминается о встречах с Чаадаевым [8, с. 417-448]. Иван Васильевич, пишет Н. Лазарева, немало способствовал удержанию Петра Яковлевича в лоне Православной Церкви [8, с. LХХII].
Ушел из жизни П.Я. Чаадаев в Великую Субботу (26 апреля) 1856 г., исповедовавшись и приобщившись Святых Христовых Таин. Его духовник, отец Николай Сергиевский, произнес над гробом пасхальное приветствие: «Почивший о Христе брат, Христос воскресе!» [Цит. по: 8, с. LХХII].
Источники и литература:
-
Флоровский, Георгий, прот. Пути русского богословия. Изд. 3-е. Paris: YMCA-PRESS, 1983.
-
Зеньковский В.В., прот. История русской философии. Париж: YMCA PRESS, 1948. Т. 1, Ч. 1.
-
Чаадаев П.Я. Философические письма. URL: http://www.vehi.net/chaadaev/filpisma.html (дата обращения: 20.11.16).
-
Василенко Л.И. Введение в русскую религиозную философию. Курс лекций. М., ПСТГУ, 2006.
-
Антонов К.М. Философия религии в русской метафизике XIX – начала ХХ века. М.: Изд-во ПСТГУ, 2008.
-
Флоровский, Георгий, прот. Из прошлого русской мысли. М.: «Аграф», 1998.
-
Тарасов Б.Н. Петр Яковлевич Чаадаев // Тарасов Б.Н. Человек и история в русской религиозной философии и классической литературе: сборник статей. М.: Кругъ, 2007. С. 646-654.
-
Киреевский И.В. Разум на пути к истине. М.: Правило веры, 2002.
-
-
На Успенском подворье есть такое поминовение.
Помоги Вам, Пресвятая Богородице.
-
ИЗ ПИСЕМ ПРЕПОДОБНОГО СТАРЦА ПАИСИЯ (ВЕЛИЧКОВСКОГО)
Источник:
Житие и писания молдавского старца Паисия Величковского, с присовокуплением предисловий на книги св. Григория Синаита, Филофея Синайского, Исихия Пресвитера и Нила Сорского, сочиненных другом его и соспостником, старцем Василием Поляномерульским, о умном трезвении и молитве. – Издание Козельской Введенской Оптиной Пустыни. – Москва. Въ Университетской Типографίи, 1847. – Репринтное издание. – Свято-Введенская Оптина Пустынь, 2001. – С. 213-216.
-
О НАЧАЛАХ ОПТИНСКОГО ЧТЕНИЯ И ПЕНИЯ
«Заботясь о внешнем украшении храма, старец [Макарий] вместе с тем обратил особенное внимание на отправление церковных служб. Будучи сам знатоком церковного устава, проходя порядно послушание канонарха и уставщика еще в Площанской пустыни, любя и твердо зная нотное церковное пение, он и в Оптинском скиту личным руководством, трудом и терпением постепенно ввел порядок и точность в отправление церковных служб; установил плавное чтение, без ложной чувствительности, во избежание тщеславия чтецов. Им же заведены в скиту: должность канонарха и пение стихир на ”подобны“, каковое пение перешло затем из скита и в монастырь. Обратил старец внимание способных скитских братий на изучение церковной ноты и ввел пение по обиходу догматиков, стиховных воскресных богородичных и антифонов в воскресные дни, положенных пред чтением Евангелия. Во время великопостных служений, и преимущественно в первую и Страстную седмицы, когда обыкновенно все скитские братия готовятся к причащению Св. Таин, установлено старцем предлагать во время богослужения, на шестом часе, чтение из книги св. Иоанна Лествичника, с таким наблюдением, чтобы вся Лествица прочтена была в течение Великого Поста. Для сего он сам размечал ее и назначал, сколько в какой день прочитать.
Но и после введения вышеозначенного порядка по церкви, старец Макарий постоянно наблюдал за поддержанием оного, никогда не оставляя без замечания, в отношении церковного устава, чтения и пения, не только важной ошибки, но и малейшего упущения. Разделит ли канонарх не на месте слова стихиры во время канонаршения с нарушением смысла, ошибутся ли в чем-нибудь певчие или очередной чтец, старец не оставлял их без замечаний. Если нужно было переменить или поправить тон пения или напомнить певчим забытый напев, старец сам приходил на клирос и запевал стихиру или ирмос; также указывал чтецу, где он ошибался и как надо поправляться. А канонарха, по окончании пения стихир, призывал к себе с книгою и указывал, как надобно правильно разделить ту или иную стихиру. И все это делалось с любовию, кротко, тихо, вразумительно. Вместо всяких оправданий сделавший ошибку, по монашескому обыкновению, кланялся старцу в ноги и говорил: ”Простите, батюшка!“ На это старец отвечал: ”Бог простит!“ – и благословением оканчивалось дело вразумления. Наблюдал также старец, чтобы все скитяне приходили к Литургии со звоном в колокол или за полчаса до начала ее прочитывать синодики, в которых вписываются имена благотворителей и своих монахов о здравии и упокоении. Для сего служащий иеромонах по окончании звона долго медлил начинать часы...»
Источник:
Жизнеописание Оптинского старца иеросхимонаха Макария / [Сост. Агапит (Беловидов), архим.]. Свято-Введенская Оптина пустынь; Свято-Троицкая Сергиева Лавра; М.: Издательство «Отчий дом», 1997. – С. 75-76.
-
О ОТНОШЕНИИ ПРЕПОДОБНОГО МАКАРИЯ, СТАРЦА ОПТИНСКОГО, К ЛЕСУ
«Оберегая скитское безмолвие, старец Макарий имел особое попечение о сбережении окружающего скит со всех сторон леса. Благодаря благим впечатлениям детства, он ... до конца жизни сохранил любовь к природе; но в особенности любил лес, справедливо считая его живою оградою каждой иноческой обители, лучшим ее украшением. ”Человек, – рассуждал он, – получает в лесу себе успокоение и душевную пользу. Мы видим, как в прежние времена люди удалялись в чащу лесов, и там, в тиши от мира и сует его, в молитве и трудах иноческих искали своего спасения. Один вид присно зеленых хвойных деревьев нашей родины веселит зрение, служа символом надежды на жизнь присносущную, для взыскания коей удаляются в пустыни. Леса, окружающие наши пустынные обители, надобно беречь всеми мерами, чтобы чрез истребление их название ”пустынь“ не сделалось, наконец, праздным словом“. Сильная буря в 1849 повалила немало огромных деревьев, столетних сосен и елей, особенно в участке, отделяющем скит от монастыря. Скорбя о лишении этой живой ограды, старец приложил особое старание зарастить этот участок. Каждогодно под руководством одного из скитских братий послушники трудились весною над расчисткой этого участка от ненужных кустарников; а осенью засевали оный семенами хвойных деревьев, преимущественно сосны. Бог благословил труды и попечение старца. Теперь, в течение долгого времени, постоянные сосновые семена образовали из себя высокий лес. Таким образом, безмолвный скит опять стал закрыт сплошною живою оградою.
Любитель леса и вообще природы, старец Макарий возымел еще желание насадить и насадил внутри скита, близ восточной ограды, кедровые деревья, из которых по времени образовалась кедровая роща. В этой роще в прежние времена в летнюю хорошую погоду, по двунадесятым праздникам, в послеобеденное время скитяне все, во главе со скитоначальником, иеромонахом Илларионом, бывшим прежде келейником старца Макария, кушали чай. Разросшиеся большие кедровые деревья приносили и приносят плоды – прекрасные орехи. Только в последние годы стали поедать их набегающие из леса белки.
Примыкающая к кедровой роще большая сажалка при старце Макарии ежегодно очищалась от падающей в нее с окружающих деревьев листвы. В сажалке этой водились, как и теперь водятся, караси, которые изредка ловятся для скитской трапезы».
Источник:
Жизнеописание Оптинского старца иеросхимонаха Макария / [Сост. Агапит (Беловидов), архим.]. Свято-Введенская Оптина пустынь; Свято-Троицкая Сергиева Лавра; М.: Издательство «Отчий дом», 1997. – С. 79-80.
Иоанно-Предтеченский скит Оптиной пустыни
-
О православной символике лучше читать православных авторов, например:
Мирча Элиаде: Священное и мирское; Космос и история – и др.
о. Павел Флоренский: Иконостас; Философия культа – и др.
кн. Евгений Трубецкой: Три очерка о русской иконе...
-
О старцах именем Афанасий – учителях Оптинских старцев
Известно, что традиции Оптинского старчества восходят к преподобному Паисию Величковскому. Прп. Паисий не нашел себе учителя, даже на Святой Горе Афон, и стал учиться по святоотеческим книгам. После его смерти, в 1794 г., в Нямецком монастыре, многие его русские ученики (а некоторые ранее) вернулись в Россию. Они принесли плоды его трудов: книги Святых Отцев, переведенные и сверенные им из древне-церковнославянских и древнегреческих текстов, и традиции монастырского уклада, сложившиеся в его обителях. Ученики о. Паисия, волей Божией, стали учителями будущих Оптинских старцев.
Привлекает внимание, что в жизнеописаниях прпп. Моисея и Антония, а также прп. Макария, указывается на учителя – старца Афанасия, ученика прп. Паисия, владевшего переведенными последним святоотеческими рукописями и книгами. В доступных нам источниках и литературе нашлись сведения о трех таких старцах: схимонах Афанасий (Захаров) и схимонах Афанасий (Охлопков), бывшие непосредственно учениками прп. Паисия, и схиеромонах Афанасий (Степанов) – выходец из Оптиной пустыни. Из-за того, что в текстах встретились неточности и расхождения, иногда сложно было определить, о каком из этих старцев идет речь. Кроме того, иногда их путают, чаще – двух последних. По этим причинам проведено данное небольшое исследование.
Схимонах Афанасий (Захаров, † 17.10.1825), Площанский. Родом из дворян, служил ротмистром в гусарском полку. В 30 лет вступил в Нямецкий монастырь, где принял монашеский образ от старца Паисия. Жил там 7 лет, занимался более всего, по благословению старца, «выпискою наставлений из отеческих книг о молитве, смирении, терпении, послушании, любви и прочих добродетелях, о стяжании которых имел всегдашнее попечение» [3, с. IX]. В 1777 г. возвратился в Россию, с двумя другими иноками, слезно умоливши на сие старца Паисия, который благословил на путь со слезами: более в сей жизни не увидимся [10, с. 116]. Жил о. Афанасий в Николаевском Троицком монастыре, во Флорищевой пустыни Владимирской губернии [3, с. 315]. В 1806 г. поехал на богомолье в Киев, на обратном пути по болезни остановился в Белобережской пустыни; в 1815 г. приехал в Площанскую пустынь, и, по случаю повреждения ноги, остался здесь на постоянное жительство [2, с. 24-25]. В Площанской пустыни многие из братии «пользовались его жизнию, наставлением и любовию, ибо старец сей был кроток, снисходителен, смирен, милостив, сострадателен и любовен ко всем» [2, с. 25].
В 1818 г., по благословению настоятеля, к о. Афанасию в келлию перешел о. Макарий (Иванов), подвизавшийся в этой пустыни, который «любил, берег и почитал сего старца, как своего отца и наставника, и удостоился послужить ему до самой его блаженной кончины» [2, с. 24]. У старца Афанасия были верные списки всех трудов старца Паисия. О. Макарий внимательно читал и переписывал уставным письмом эти рукописи [2, с. 27-28].
Учеником этого старца Афанасия был и о. Моисей (Путилов). В 1812 г., в страхе нашествия французов, он оставил рославльские леса, где подвизался в то время, и уехал в Свенский монастырь, откуда вскоре переехал в Белобережскую пустынь. Некоторое время он пожил в уединенной келлии за монастырем в лесу. «А потом я перешел в монастырь, где ходил за добродетельным старцем схимонахом Афанасием (учеником молдавского старца Паисия, скончавшим дни свои в Площанской пустыни ... на руках иеромонаха Макария)», – рассказывал впоследствии о. архимандрит Моисей [4, с. 32-33].
В Белобережской пустыни с 1799 по 1811 г. находился и будущий старец Оптинский, о. Леонид (Наголкин), с 1804 по 1808 г. бывший ее настоятелем. Но его учителем был схимонах Феодор (Перехватов), много лет проживший у старца Паисия [1, с. 5-8].
Схимонах Афанасий (Охлопков Андрей Николаевич, † 1811), Афонский. Уроженец Москвы, бывший сенатский секретарь. Оставил мир и странствовал по монастырям Афона и Молдавии. В монашество пострижен на Афоне в 1795 г. Жил в Нямецкой обители старца Паисия, поручившего его старцу Софронию, ставшему в дальнейшем настоятелем монастыря [5; 3, с. 314]. Доставил митрополиту Санкт-Петербургскому и Новгородскому Гавриилу по поручению старца Паисия греческий подлинник и старцев перевод Добротолюбия, в 1791-1792 гг. по благословению митроп. Гавриила участвовал в редактировании этой книги. Иг. Андроник (Трубачев) сообщает, что после 1793 г. о. Афанасий поселился в рославльских лесах, Смоленской губернии, и именует его еще Рославльскм, Старшим [5]. О. Иоанн Паюл также предполагает, что недолгое время после издания Добротолюбия в 1793 г., старец Афанасий провел среди рославльских подвижников [10, с. 121-122]. Сам старец именовал себя, в переписке, Афанасием Святогорским. По его собственным словам, в 1794 г. он возвратился к старцу Паисию, а по кончине его уехал на Афон, в 1799 г. снова прибыл в Нямец [3, с. 276]. В 1800 г. о. Афанасий принял в Нямецком монастыре схиму; в 1801 г. ушел в Россию, подвизался в Белобережской пустыни, в 1804 г. перешел в Свенский Успенский монастырь [3, с. 315]. Здесь в том же году (или в следующем) он получил от своего духовного отца старца Софрония «Житие» и некоторые писания прп. Паисия. Скончался в этом монастыре, на руках старца Афанасия (Захарова), к которому, вероятно, и перешли его книги. По смерти последнего его книги оказались у о. Макария (Иванова), впоследствии они были изданы в Оптиной пустыни [8, с. 423; 5].
В Житии о. Моисея (Путилова) говорится, что «3-го августа 1809 года Тимофей Иванович Путилов по указу Орловской Духовной Консистории определен в Свенский монастырь в число послушников» [4, с. 24], и что «Св. Синод указом от 8-го марта 1810 года определил: в пострижении послушника Тимофея Путилова в монашество отказать» [4, с. 25]. Тимофей Путилов отправляется в Москву, за увольнительным свидетельством. 16-го марта 1811 г. он, не возвращаясь в Свенский монастырь, уходит к рославльским пустынножителям [4, с. 25-26]. Таким образом, с середины 1809 по начало 1810 г. он находился в одном монастыре со старцем Афанасием (Охлопковым) и мог общаться с ним и иметь наставление в учении старца Паисия. В одной из статей о прп. Паисии пишется: «С 1805 г. о. Афанасий (Охлопков) поселяется в Свенском монастыре, где увлекает идеями Паисия Тимофея Путилова» [9, с. 263].
Схииеромонах Афанасий (Степанов Александр Степанович, † 1844), Рославльский, Младший. С 25 лет жил в Пешношском монастыре [6]. Был он сыном дьячка из Калуги. Принадлежал к числу 12 человек, посланных старцем Макарием, пешношским настоятелем, вместе с о. Авраамием для восстановления Оптиной пустыни, где в 1796 г. принял постриг, был посвящен в иеродиакона, затем в иеромонаха (1802); стал братским духовником [8, с. 294]. «Горя желанием безмолвной жизни» [4, с. 27], он собрался на Афон, но не попал туда и поступил в Белобережскую пустынь; услышав о пустынножителях рославльских лесов, уехал к ним – без благословения. Вернувшись через 4 года, был определен в Свенский монастырь с запрещением священнослужения за самовольную отлучку. Но в монастырь о. Афанасий не пошел, а в 1807 г. снова удалился в леса; в 1816 г. поселился в Свенском монастыре, но 13 июля 1817 г. оставил его ради пустынножительства [6].
В 1821 г. епископ Калужский Филарет (Амфитеатров) пригласил старца, вместе с другими рославльскими подвижниками, к устроению скита при Оптиной пустыни; многие из них, в том числе братья Путиловы, согласились, старец же Афанасий пожелал остаться. В 1825 г. начались гонения на пустынножителей рославльских лесов со стороны властей, старец был заключен в острог и отправлен по этапу в Свенский монастырь. Епископ Орловский Гавриил (Розанов) разрешил ему священнослужение, но по смирению своему о. Афанасий совершал службу только ради принятия Святых Христовых Таин. Его послушанием в монастыре была продажа свечей. В свободное время он с учениками переписывал переводы Святых Отцев, сделанные прп. Паисием [6]. В 1835 г. старец был определен управляющим монастырем до назначения настоятеля, а с 1837 по 1841 г. исполнял должность духовника Петропавловского Брянского девичьего монастыря [8, с. 294]. Погребен в Свенском монастыре.
«Иеромонах Афанасий был старец простой нравом, но духовно-мудрый по жизни: украшенный деятельными добродетелями; он пребывал в совершенной беспопечительности обо всем житейском, хранил духовное трезвение и имел дарование умной молитвы», – пишет архимандрит Ювеналий [4, с. 40].
В рославльских лесах о. Афанасий (Степанов) прожил более 20 лет. Здесь его учениками стали братья Тимофей и Александр Путиловы. Тимофей сразу по приезде, в 1811 г., поместился в его келлии и жил под его руководством 10 лет, келейно был пострижен им в монашеский образ с наречением имени Моисей [4, с. 27]. В 1816 г. к старшему брату в пустыню приехал Александр Путилов; тотчас он был одет в послушническое платье, и в 1820 г. сей же старец келейно постриг его в монашество, назвал Антонием и поручил о. Моисею как восприемному отцу от Евангелия [7, с. 20]. Так, старцем и учителем о. Антония был старший брат его прп. Моисей [7, с. 14-15].
В жизнеописании прп. Антония, Оптинского старца, сказано следующее: в 1808 г. Тимофея Путилова привлекло в Свенский Успенский монастырь, скорее всего, то, что здесь в это время находились монахи-подвижники, ученики прп. Паисия (Величковского), и в их числе: «схимник о. Афанасий, долго подвизавшийся на Святой горе Афон и в Молдавии, в Нямецкой обитеи, основанной преп. Паисием; иеромонах Афанасий, бывший духовник Оптиной пустыни; ... и схимник Афанасий ... из Нямецкого монастыря» [11, с. 32].
Итак, кажется достоверным признать о. Моисея, старца Оптинского, учеником непосредственно всех трех старцев именем Афанасий, о которых идет здесь речь, преп. Антония Оптинского – учеником иеросхимонаха Афанасия (Степанова), с которым он прожил в рославльских лесах 5 лет в одной келлии, вместе с братом о. Моисеем, а старца Макария Оптинского – учеником и послушником на протяжении 1818-1825 гг. схимонаха Афанасия (Захарова).
Дивен Бог во святых Своих. Да славится имя Его вовеки. Аминь.
Источники и литература
- Жизнеописание Оптинского старца иеромонаха Леонида (в схиме Льва). Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1991.
- Жизнеописание Оптинского старца иеросхимонаха Макария / [Сост. Агапит (Беловидов), архим.]. Свято-Введенская Оптина пустынь; Свято-Троицкая Сергиева Лавра; М.: Издательство «Отчий дом», 1997.
- Житие и писания молдавского старца Паисия Величковского, с присовокуплением предисловий на книги св. Григория Синаита, Филофея Синайского, Исихия Пресвитера и Нила Сорского, сочиненных другом его и соспостником, старцем Василием Поляномерульским, о умном трезвении и молитве. Издание Козельской Введенской Оптиной Пустыни. Москва. Въ Университетской Типографίи, 1847. – Репринтное издание. – Свято-Введенская Оптина Пустынь, 2001.
- Житие преподобного схиархимандрита Моисея Путилова. Издание Введенской Оптиной пустыни, 1992.
- Игум. Андроник (Трубачёв). Афанасий (Охлопов) // Православная энциклопедия / Под редакцией Патриарха Московскго и всея Руси Алексия II. Том 4. Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2001. – С. 13.
- Игум. Андроник (Трубачёв). Афанасий (Степанов) // Православная энциклопедия / Под редакцией Патриарха Московскго и всея Руси Алексия II. Том 4. Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2001. – С. 17.
- Иеромонах Климент (Зедергольм). Оптинский старец игумен Антоний. Жизнеописание и записи. Издание Братства преподобного Германа Аляскинского, 1973.
- Каширина В.В. Литературное наследие Оптиной Пустыни. М., 2006.
- Паисий (Величковский), преп. Автобиография, жизнеописание и избранные творения по рукописным источникам XVIII–XIX вв. / Сост. П.Б. Жгун, М.А. Жгун; общ. ред. Д.А. Поспелова, О.А. Родионова. М.: Русский на Афоне Свято-Пантелеимонов монастырь, 2004.
- Паюл Иван. Славянские ученики преподобного Паисия XVII – начала XIX веков. Диссертация на соискание ученой степени кандидата богословия. Сергиев Посад: МДА, 2001.
- Преподобный Антоний, старец Оптинский / Сост. В. Афанасьев. Свято-Введенская Оптина Пустынь, 2003.
-
ИЗ ЛЕТОПИСИ ОПТИНСКОГО СКИТА
Самая таинственная тайна – тайна зарождения. О начале Оптиной пустыни известны лишь предания и догадки, о рождении же Оптинского скита есть много свидетельств. Как это произошло на деле, рассказывает Летопись скита Оптиной пустыни. Также она рассказывает о начале редкостного духовного явления – старчества в Оптиной пустыни, связанном с приездом в скит о. Льва (Леонида Наголкина) с учениками. Тогда же пребывал в скиту самый почитаемый учитель современного монашества святитель Игнатий Брянчанинов.
Приводимые три странички кажутся отражающими наиболее важные моменты духовной истории скита. Упоминаемый на первой из них Преосвященнейший Филарет – Митрополит Киевский и Галицкий Филарет (Амфитеатров), в то время епископ Калужский.
Запись в летописи Оптинского Иоанно-Предтеченского скита
о строительстве в нем церкви во имя Собора Честного славного
Пророка Предтечи и Крестителя Господня Иоанна в 1821-1822 гг.
[Лет., с. 4о]
Запись в летописи Оптинского Иоанно-Предтеченского скита
о переселении в 1829 г. на жительство в скит знаменитого старца
иеросхимонаха Льва (Леонида) с учениками [Лет., с. 20]
Запись в летописи Оптинского Иоанно-Предтеченского скита
о пребывании в скиту учеников о. Леонида
Дмитрия Александровича Брянчанинова
и Михаила Васильевича Чихачева [Лет., с. 20о]
Источник:
Оптина пустынь. Летопись скита Оптиной пустыни за 1820-1851 гг.
// НИОР РГБ Ф. 214. Опт. 360.
-
«Радуйся, Благодатная: Господь с тобою...
Дух Святый найдетъ на тя, и сила Вышняго осенитъ тя: темже и раждаемое Свято, наречется Сын Божий...
...се, раба Господня: буди мне по глаголу твоему» (Лк 1:28, 35, 38).
«Весь молниеносен, весь блистаяй и весь радостен пришел еси ко благодатней, Гаврииле, радостны благовестия носяй...» (Афонский акафист Божественным Архангелам Михаилу и Гавриилу. Икос 8).
Пресвятая Богородице, спаси нас!
-
Чтобы не путать церкви, более раннюю постройку назвали Древне-Успенская
Ответ правильный.
«Древне-Успенским храм стал называться после сооружения в 1839 году на западной окраине Липецка кладбищенского храма во имя Успения Пресвятой Богородицы» [http://tvil.ru/city/lipetsk/attractions/4382/].
-
Древне-Успенская церковь, г. Липецк
Церковь относится к Липецкому Свято-Успенскому епархиальному мужскому монастырю. В прошлом на его месте находилась монашеская обитель – Поройская пустынь. История как обители, так и церкви украшена многими легендами. Так, начало святых построек здесь видится еще в домонгольские времена; затем восстановление в новом облике и создание Поройской пустыни – в XVII в. В начале XVIII в. благодеяниями Петра Великого, строившего в окрестностях железоделательные заводы, происходит наибольший расцвет монастыря. Однако в 1764 г. по указу Екатерины II, изданному в рамках программы секуляризации, следует его упразднение.
Легенды повествуют о существовании подземных ходов и даже пещерного жилища в окрестных скалах. Под самой церковью пролегают русла ручьев, еще в начале прошлого века сливавшихся в живоносный источник, истекавший в кладезе под колокольней. Крест храма увенчан короной, возможно, по милости царя Алексея Михайловича – этот край был вотчиной бояр Романовых.
В XIX в. Древне-Успенская церковь была действующей, сначала приходской, а затем приписной. Недалеко от нее, не более чем в 10-15 мин. ходьбы, находилось здание Липецкого духовного училища, в котором с марта 1838 по октябрь 1839 г. преподавал Александр Михайлович Гренков – будущий преподобный старец Амвросий Оптинский.
Фотографии 2008 г.
Прошу прощения за разный масштаб: первый опыт.
-
«...благодать, которая, пришедши, наставит тебя на истину, ибо она просвещает очи, исправляет ум, прогоняет сон расслабления и нерадения, очищает оружие, которое заржавело в земле лености, делает светлою одежду, оскверненную в плену врагов, заставляет возненавидеть скверную пищу их и возжелать насытиться духовной жертвы, приносимой Великим Архиереем нашим; сия-то есть та жертва, о которой открыто было пророку, что она очищает грехи и отъемлет беззакония (Ис. 6, 7), плачущим прощает, смиренным дает благодать (Притч. 3, 34), приемлется достойными, и чрез нее наследуют они жизнь вечную, о имени Отца и Сына и Святого Духа, аминь» [Преподобных Варсонофия и Иоанна руководство к духовной жизни в ответах на вопросы учеников. Вопр. 111].
ЖИТИЯ СВЯТЫХ
в Богословские вопросы. Догматы веры
Опубликовано: · Изменено пользователем Елена Панфилова
СВЯТИТЕЛЬ ИЛАРИОН, МИТРОПОЛИТ КИЕВСКИЙ
Святителю Иларионе, моли Бога о нас
(† ок. 1054/55?, память 28 сентября — в Соборе Киево-Печерских преподобных отцов, в Ближних пещерах почивающих; во 2-ю Неделю Великого поста — в Соборе всех Киево-Печерских преподобных отцов) [1].
Молитва свт. Илариона (начало):
«Тем же Ты, о, Владыка, Царь и Бог наш,
высок и славен, Человеколюбец!
Воздающий по трудам и славу, и честь,
и сопричастников творя Своего царства,
помяни, Благий, и нас — нищих Твоих,
ибо имя Твое — Человеколюбец» [2, с. 102].
«В лѣто 6559 (1051). Постави Ярославъ Лариона митрополитомъ Руси въ святѣй Софьи, собравъ епископы. …
Боголюбивому князю Ярославу любяще Берестовое и церковь ту сущую Святыхъ апостолъ и попы многы набдящю, и в них же бѣ прозвутерь, именемь Ларионъ, мужь благъ, и книженъ и постникъ, и хожаше с Берестового на Дьнѣпръ, на холмъ, кде нынѣ ветхый манастырь Печерьскый, и ту молитвы творяше, бѣ бо лѣсъ ту великъ. Иськопа ту печеръку малу, 2-саженю, и приходя с Берестового, отпеваше часы и моляшеся ту Богу втайнѣ. Посем же возложи Богъ князю въ сердце, и постави его митрополитомъ святѣй Софьи, а си печерка тако ста» [3], — сказано в Повести временных лет.
В дальнейшем прп. Антоний Печерский «приде на холмъ, идеже бѣ Ларионъ печеру ископалъ, и вьзлюби мьстьце се и вселися во нь, и нача молитися Богу» [3].
Потому, именно святитель Иларион является тем, кто положил начало русского печерского иночества.
На Берестове, к северу от Киево-Печерской лавры, до сих пор стоит Спасо-Преображенская церковь, XII в., церковь же Святых Апостолов не сохранилась до наших дней [4].
Кроме строк Повести временных лет, имеется запись в рукописи, содержащей сочинения Илариона, где от его лица говорится: «Аз милостию человеколюбивааго Бога, мних и прозвитер Иларион, изволением Его от богочестивых епископ священ бых и настолован в велицем и богохранимем граде Кыеве, яко быти ми в немь митрополиту, пастуху же и учителю. Быша же си в лето 6559, владычествующу благоверьному кагану Ярославу сыну Владимирю. Аминь» [цит. по: 1].
Хиротония Илариона (1051/52 г.), первого русского митрополита, совершенная не в Константинополе, а в Киеве, Собором русских архиереев, не соответствовала принятой в то время практике назначения епископов и митрополитов Патриаршим Синодом. По мнению некоторых историков, она означала стремление Ярослава к церковной независимости от Византии [1] (в которой так и не признали Илариона митрополитом). «Вскоре после смерти Ярослава [20 февраля 1054 г.] в Новгородской первой летописи поминается уже Киевский митрополит грек Ефрем» [2, с. 8]. В дальнейшем о судьбе Илариона ничего не известно. «Вероятно, митрополит скончался еще при жизни князя, поскольку не упоминается в связи с отпеванием и погребением последнего» [1]. Есть предположение, что Иларион, по оставлении митрополичьего престола, удалился в Киево-Печерский монастырь, с принятием великой схимы, и является одним лицом с летописцем игуменом прп. Никоном, но эта гипотеза не была принята научным сообществом [1].
Полагают, что Иларион был духовником князя Ярослава. «На смелый шаг автономного посвящения в митрополиты он пошел не по мотивам карьеры, о том говорит его нравственный облик молитвенника, аскета и, вероятно, схимника, миссионера, писателя и вождя монашества», — пишет А.В. Карташев [5, с. 167]. Иларион «был человеком высшего образования: может быть, самым образованным человеком своего времени» [5, с. 167]. «Поскольку в произведениях Илариона имеются свидетельства знания им греческого языка, хорошей богословской подготовки, прекрасного владения приемами риторики, некоторые исследователи допускали, что святитель получил образование в Византии» [1]. Предполагают, что Иларион пустынножительствовал на Афоне; позднее, посетив Францию в составе одного из русских посольств, познакомился с латинским богослужением [1].
«Он мог понимать и букву канонов, и свободно толковать их с полным знанием дела» [5, с. 167]. Во вступительном слове церковного Устава Ярослава сказано: «Се язъ князь великый Ярославъ, сынъ Володимирь, по данию отца своего, съгадал есмь с митрополитом с Ларионом, сложил есмь греческый Номоканун» [6, Вступление]. Можно не сомневаться в том, что Иларион принимал участие в составлении Правды Русской, первого известного нам свода законов Древней Руси. «В старшей части этого свода, которая называется Правдой Ярослава, имеются очевидные текстовые схождения с церковным Уставом Ярослава» [2, с. 7].
Несомненным благим делом Илариона и князя Ярослава, — пишет В.Я. Дерягин, — «надо считать установление на Руси совершенно особого отношения светской и духовной власти: на Руси Церковь не подчинялась полностью государю, как патриархия подчинялась императору в Царьграде, и не соперничала со светской властью, как папская церковь в Западной Европе. Православная Церковь на Руси стала вассалом и духовником государства одновременно» [2, с. 9].
По проложному сказанию, известному в рукописях с 1-й пол. XIV в., митрополит Иларион 26 ноября (год неизвестен) освятил в Киеве великокняжескую церковь св. Георгия, небесного покровителя Ярослава Мудрого. В храме совершались наречения и поставления епископов [1].
В Русской Церкви живет оставленное свят. Иларионом духовное наследство. Его важнейшие произведения: «Слово о законе и благодати», Молитва, Исповедание веры — входят в сборник XVI в., хранящийся в Государственном Историческом Музее [1]. Тексты имеют общее заглавие: «О законѣ, Моисѣом данѣѣмъ, и о благодѣти и истинѣ, Исусомъ Христомъ бывшии и како законъ отиде, благодѣть же и истина всю землю исполни, и вѣра въ вся языкы простреся и до нашего языка рускаго, и похвала кагану нашему Влодимеру, от негоже крещени быхомъ, и молитва къ Богу от всеа земля нашеа» [6]. Предполагают, что эта подборка текстов составлена самим Иларионом. Заканчивается она приведенной выше его авторской записью.
«Слово», первое дошедшее до нас авторское произведение древнерусской литературы, является праздничной пасхальной проповедью, произнесенной Иларионом в Софии Киевской в присутствии св. князя Ярослава и его жены Ирины. Вероятно, проповедь была произнесена 26 марта 1049 г., поскольку в этом году праздник Пасхи совпал с праздником Благовещения. «Пасхальные мотивы, основные в проповеди Илариона, дополнены в ней прямым упоминанием Благовещения, и это совпадение усилило как философскую, так и историческую идею „Слова“» [2, с. 10]. Содержание «Слова» глубоко и многосторонне. Центральная его тема — учение о спасении и благодати. Большое внимание уделено вопросу о превосходстве христианства над иудейством. Третья тема, явившаяся поводом к произнесению «Слова», — прославление апостольского подвига святого князя Владимира. [7]
11 «Благословен Господь Бог Израиля, Бог христианский …
17 Законом на скрижалях,
18 а после Сыном своим все народы спас,
19 Евангелием и крещением вводя их
20 в обновление послебытия — в жизнь вечную …
26 И не посол Его, не вестник,
27 но сам Он спас нас …
42 … да приимет человечество
43 Законом и обрезанием млеко Благодати и крещения;
44 Ибо Закон предтечей стал и слугой Бдагодати и истине,
45 истина же и Благодать — слуга веку будущему, жизни нетленной ….
140 Как отошел свет луны, когда солнце воссияло,
141 так и Закон — пред Благодатью явившейся …
151 ... среди иудеев — самоутверждение, а у христиан — спасение …
169 И Христова Благодать всю землю объяла,
170 как вода морская, покрыла ее» [2].
«Слово», — сказано в Православной энциклопедии, — «древнейшее известное оригинальное русское литературное произведение. В нем в художественно совершенном и богословски обоснованном виде нашла выражение апология новопросвещенной страны и ее крестителя равноапостольного князя Владимира» [1]. Сочинение начинается с обзора библейской истории человечества: от ветхозаветных событий, отразивших господство в Израиле закона, к новозаветной истории, когда благодать (христианское учение) распространилась по всей земле. Через идею христианской благодати, которая открыта для всех народов, автор проводит мысль о равенстве новообращенной Руси с другими христианскими странами, в первую очередь с Византией. [1]
В Похвале св. князю Владимиру Иларион сравнивает князя с апостолами, сближает его, по его деяниям, с равноапостольным императором Константином I Великим. Автор «Слова» отмечает личное благочестие князя, его христианские добродетели. О князе Ярославе рассказывается как о продолжателе дела Владимира. [1]
«Творение Илариона есть как бы голос всенародного раздумья о призвании русского народа, — пишет митрополит Иоанн (Снычев), — „глас радования“ православного люда, ощутившего избавление от томительного рабства греху и в то же время напряженно размышляющего о том, какого служения ожидает Господь от Своих новообретенных чад. … Главным прозрением Илариона стало его утверждение о духовной природе той силы, которая соединила разрозненные славянские племена в единый народ. ... Цель этого всенародного единения в духе церковного миропонимания — сохранить чистоту веры, удержать ее апостольскую спасительную истину. ... Здесь — корни русской державности, понимающей государственную мощь не как самоцель, а как дарованное Богом средство к удержанию народной жизни в рамках евангельской непорочности» [8, с. 5-8].
Д.С. Лихачев пишет: «Это совершеннейшее произведение и по глубине своего содержания и по той блестящей форме, в которую оно облечено: последовательность, логичность, легкость переходов от темы к теме, ритмичность организации речи, разнообразие образов, художественный лаконизм делают „Слово“ Илариона одним из лучших произведений мирового ораторского искусства. И произведение это — не перепев византийских образцов, ибо это не просто богословская проповедь того типа, который был распространен в Византии, а богословско-политическое выступление, которых не знало византийское ораторство, и при этом на национально-русскую тему» [9, с.20].
Прот. Георгий Флоровский приводит высказывание о «Слове» Е.Е. Голубинского как о «безупречной академической речи...», — «не ритор худших времен греческого ораторства, а настоящий оратор времен его процветания». О. Георгий пишет: «Это, действительно, превосходный образец ораторского искусства: язык свободный и гибкий, чувствуется напряженность христианских переживаний, очень стройный и прозрачный план...» [10, с. 12-13].
Вот одни из последних стихов «Слова», обращенные к св. князю Владимиру, на древнерусском языке:
841 «Ослѣплени невидѣниемь
и тобою прозърѣхомъ на свѣтъ трисълньчнаго Божьства.
Нѣми бѣхомъ, и тобою проглаголахомъ
и нынѣ уже мали и велицѣи славимъ единосущьную Троицю.
845 Радуйся, учителю нашь и наставьниче благовѣрно!
Ты правьдою бѣ обълеченъ, крѣпостию препоясанъ,
истиною обутъ, съмыслъмь вѣньчанъ,
и милостынею, яко гривною,
849 и утварью златою красуяся». [2, с. 98]
Канонизацией Илариона считают включение его имени в Собор всех святых, в земле Российской просиявших, составленный в связи с подготовкой к изданию богослужебных Миней в середине 80-х гг. XX в. (Минея (МП). Май. Ч. 3. С. 356). Позже имя Илариона вошло в Собор преподобных отцов Ближних пещер (видимо, по соотнесению места его пещерки с Ближними пещерами Киево-Печерской лавры). В составе данного Собора Иларион указан в Православном церковном календаре. [1]
Библиография: