28 мая 2012 года отошла ко Господу настоятельница Шамординской обители игумения Никона

[Natalya 392]

28 мая 2012 года отошла ко Господу настоятельница Шамординской обители – Всечестная Матушка игумения Никона.

Ровно двадцать два года Матушка игумения с любовью несла этот благодатный, и в то же время нелёгкий крест игуменства в святой Шамординской обители. Смиренно просим святых молитв о упокоении в селениях праведных нашей дорогой незабвенной Матушки.

 

 

Двадцать два года назад 27 мая 1990 Матушка игумения приняла на себя настоятельский крест,который неустанно несла, являясь бессменной игуменией Шамординской обители.

 

Отдельные мгновения христианской жизни подчас бывают тяжелы и горьки, но годы, проведенные в подвиге – всегда чисты и величественны. В 1984-м году будущая игумения, по благословению своего духовника, поступила в Свято-Троице-Сергиев женский монастырь города Риги, где несла послушание на клиросе и в сестринской трапезной. Четыре года спустя, митрополит Рижский и Латвийский Леонид (Поляков) постриг ее в мантию, дав имя Никоны в честь преподобного Никона Радонежского.

 

В рядовых буднях той поры никто не видел в духовных чадах приснопамятной матушки Магдалины (Жегаловой) будущих игумений, между тем как им, подобно птицам, предстояло в очень скором времени разлететься по всей России – поднимать из руин и запустения многочисленные женские монастыри, ждущие своего часа. Многие помнят начало девяностых годов минувшего века – великое в истории Русской Церкви время, связанное с ее возрождением и возвращением ее святынь. Пробил час, и Господь призвал матушку Никону на этот святой и трудный подвиг. В возрасте сорока девяти лет она возглавила Шамординскую Казанскую пустынь, основанную некогда преподобным Амвросием Оптинским.

 

Все начиналось с маленькой общины, выросшей за прошедшие годы в большой монастырь. С первых дней и доныне те из сестер, кто принимает в обители иноческий или монашеский постриг, становятся духовными дочерьми матушки игумении Никоны. Кто оценит природу этого таинства, равно как и те искушения, что с ним связаны? Кто поймет, каково это – вводить в церковный и монашеский мир тех, кто нередко и крещение-то принял незадолго до поступления в монастырь? Много ли среди них детей верующих родителей? Малая капля в море… Грехи, проблемы и страсти современной мятущейся души, болезни физические и душевные, личные скорби каждой сестры – все разделять, нести и отмаливать изо дня в день, при этом выполняя сложные административные обязанности настоятельницы строящегося монастыря в бедной и отдаленной сельской местности. Но несмотря на это, каждый день был новым, пусть и небольшим, шагом ко Христу.

 

27 мая 1990 года было совершено торжественное освящение первого небольшого храма в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали» и посвящение Матушки Никоны в сан игумении. С того времени прошло двадцать два года. За это время восстановлены и освящены еще два храма: величественный Казанский собор и храм в честь преподобного Амвросия Оптинского. Также отремонтированы сестринские корпуса и монастырская трапезная, созданы хозяйственные службы, больница, богадельня, всевозможные рукодельные мастерские – иконописная, золотошвейная, гончарная, чеканная, пошивочная, витражная. Строгий богослужебный устав монастыря, включающий ночные полуношницу и утреню, введенный наместником Оптиной пустыни архимандритом Евлогием (ныне архиепископ Владимирский и Суздальский), был сохранен с той поры без изменений, в этом так же несомненная заслуга матушки игумении, равно как и бессменного духовника обители архимандрита Поликарпа (Ничипорука).

 

Священноархимандритом Казанской Свято-Амвросиевской женской пустыни, как ставропигиального монастыря, является Патриарх Московский и всея Руси. 13 августа 2005 года Святейший Патриарх Алексий II совершил полный чин освящения Казанского собора и удостоил матушку высокой награды – золотого наперсного креста с украшениями. Вручая его, Святейший Патриарх произнес такие слова: «Я хочу поблагодарить Вас, матушка игумения, за те труды по возрождению Шамординской обители, которые Вы со многими трудностями несли в течение пятнадцати лет. За эти годы были восстановлены храмы, и последним величественным храмом, который восстановлен, является освященный сегодня Казанский собор. Вы возродили монашескую жизнь, унаследовав опыт из Рижского Свято-Троицкого Сергиева монастыря. Да поможет Вам Господь и дальше нести Ваши нелегкие труды». В своей благодарственной речи матушка игумения Никона сказала: «Все прошедшие годы мы являемся свидетелями того, как Милосердный Господь совершает о нас Свой Всеблагой промысел. Молитвами Божией Матери, предстательством преподобного Амвросия Оптинского наша обитель восстанавливается так же, как она и строилась. Когда у старца Амвросия в начале какого-либо богоугодного дела было мало средств, он молился и твердо верил, что Господь пошлет ему все нужное, и Господь не посрамлял его веры. Мы не имеем такой крепкой веры, как святой старец, но и нашу немощную веру Господь не посрамлял. Вот мы являемся свидетелями, как каким-то образом управилась наша святая обитель, – свидетелями, а не участниками, потому что по своей духовной слабости никак не можем сказать, что все это нами воссоздавалось, можем только свидетельствовать, что это делается при нас …».

 

Несмотря на признание священноначалия, восхищение обителью посещающих ее паломников и многочисленных гостей, матушка игумения стояла в твердом убеждении, что благоустройство монастыря, благоукрашение храмов, доведение внешнего уклада до возможного совершенства – все это в наш век это дела хотя и тяжелейшие, но, с Божьей помощью, выполнимые. Гораздо труднее и медленнее, с бóльшими затратами, скорбями и жертвами совершается тайное и невидимое миру делание – построение иноком храма своей души. К этому она неустанно призывала своих духовных чад, об этом молилась.

 

Верим, что и теперь не оставит нас дорогая наша Матушка и даровано ей будет дерзновение предстательствовать овсех нас глубоколюбящих её пред престолом Царя Небесного. Смиренно просим святых молитв о упокоении души нашей любимой Матушки – Всечестной игумении Никоны.

[Natalya 392]

 

 

[Natalya 392]

•Последнее интервью "Журналу Московской Патриархии" (№10, 2011 год) на 70-летие матушки игумении Никоны

 

– Матушка игумения, как начинался Ваш личный монашеский путь?

 

Начну издалека. В 1976 году мой духовный отец благословил меня пойти на работу в редакцию Журнала Московской Патриархии, тогда там был главным редактором владыка Питирим (Нечаев, 1926-2003гг.). Еще раньше, чем это произошло, он произвел на меня очень сильное впечатление. Вот как это было. В то время владыка преподавал в Духовной Академии. Была ли у него тогда своя машина или нет, сказать трудно, – в Сергиев Посад он ездил почему-то на электричке. И вот как-то я тоже поехала на электричке. Меня поразила его исключительная воспитанность, даже галантность. Всю дорогу он не садился. Народу ехало много. Когда женщина попросила его поднять довольно большую и тяжелую сумку на багажную полку, он сделал это, а когда поезд прибыл в Москву, владыка снял для нее эту сумку и только потом вышел из вагона. Я тогда подумала: «Вот ведь он – редактор, у него люди работают, вот если бы и мне там работать!» Это было задолго до того, как батюшка меня туда отправил. Владыка Питирим представлялся мне, да и в реальности был недосягаемой высотой – человек, сочетавший духовную и общую культуру, глубокий природный ум и чувство юмора. При этом в нем была удивительная простота и доступность. Он был очень доступен в общении, когда сам того хотел. Работать с ним было для меня большим счастьем и милостью Божией. А получилось это так: наметился переезд редакции из Новодевичьего монастыря, где она тогда располагалась. Одновременно у Владыки созрели планы расширить штат, потому как он уже задумал строить новое здание на Погодинской, где редакция располагается сегодня, и с расчетом на это решил добавить новых сотрудников, причем из верующей молодежи. Ему это было необходимо, поскольку он руководил людьми имевшими отношение к журналистике, к фотографии – хорошие специалисты, но далекие от Церкви. Владыка Питирим решил, что их воцерковлению может помочь общение с верующими молодыми людьми, ведущими церковную жизнь. Чтобы подобным образом "разбавить" состав редакции, он через своего ближайшего помощника – протоиерея отца Анатолия Просвирнина (в монашестве архимандрита Иннокентия (1940-1994)) обратился к известным духовникам Троице-Сергиевой Лавры – отцу Кириллу и отцу Науму, чтобы они присылали к нему на работу своих духовных чад. Так произошло мое зачисление в штат редакции.

 

– Сколько сотрудников было тогда в штате?

 

Около пятидесяти, потом их становилось все больше и больше. Именно тогда Владыка зачислил в свой штат некоторых из студентов Духовной Академии, ставших его иподьяконами, таких как, например, Леонид Емельянов, – нынешний архиепископ Новосибирский и Бердский Тихон, или Владимир Ригин – сегодня протоиерей отец Владимир, настоятель московского храма Покрова Богородицы на Лыщиковой горе.

 

– Каков был характер Вашей работы?

 

Меня взяли работать в Экспедицию по рассылке литературы, в частности Журнала Московской Патриархии, по епархиям, по адресам, поскольку у меня был опыт работы на почте. Хотя, казалось бы, я мало подходила и общему фону, и всей обстановке, царившей там в те годы. Владыка предпочитал, чтобы верующие девушки выглядели современно, не выделялись среди других, а я не могла себе этого позволить потому что, по благословению духовника, должна была ходить в платке. Это вызывало недоумение сотрудников, да и не только это. Исполнение церковных требований, посещение субботних всенощных, соблюдение постных дней – то, что для меня всегда было вне каких-либо сомнений (так приучили нас с сестрой с самого раннего детства), для представителей старой московской интеллигенции – именно они входили тогда в основной штат редакции – не считалось столь уж обязательным. Поэтому я иногда чувствовала себя что называется «не в своей тарелке». Тем не менее, время той работы имело для меня важнейшее значение, оно дало ценный жизненный опыт, и было настолько насыщенным и интересным, что семь лет прошли быстро и легко, как один год. Как бы там ни было, в стране «победившего» атеизма это была легальная православная организация, я находилась среди своих. Дружеские связи, обретенные мною тогда, сохраняются по сей день. С владыкой Питиримом у меня сложились очень добрые и теплые отношения. Когда он узнал, что я пою в храме Петра и Павла в Лефортове и являюсь там сменным псаломщиком, то стал брать меня на службы в свое Волоколамское благочиние, что всегда являлось большим духовным утешением. А спустя несколько лет произошла еще одна столь же значимая для меня встреча. В 1979-м году духовный отец благословил меня и еще двух моих близких подруг (как раз сотрудников редакции) посетить женский Свято-Троицкий Сергиев монастырь в городе Риге. Поскольку сотрудники редакции имели одну очень существенную в те годы льготу – могли приобрести для себя сразу несколько церковных календарей (ведь тираж был всегда очень невелик!), то мы взяли с собой почти десяток экземпляров и, приехав в обитель, передали пять из них лично матушке игумении Магдалине Жегаловой (1921-1996). Она была очень признательна за этот ценный и редкий тогда дар, и в ответ проявила к нам такое теплое внимание и заботу, что мне очень захотелось вновь встретиться с ней. Я стала часто приезжать в Ригу уже самостоятельно, привозила литературу, издававшуюся у нас в Отделе, которую приобретала за свой счет. Матушка всегда принимала меня с большой любовью, и это не могло не вызвать ответной любви, ведь она была благодатным человеком со многими духовными дарованиями. А потом случилось то, что у православных называется «искушением», впрочем, здесь это определенно являлось действием Божьего Промысла. К владыке Питириму пришел ныне покойный Николай Васильевич Матвеев. Он заведовал регентским классом в Академии и очень хотел устроить учебное заведение для будущих регентов, чтобы там и девушки учились (поскольку академический регентский класс предназначался только для семинаристов). Такую школу удалось организовать в Сергиевом Посаде, но статус ее был нелегальный, так как, несмотря на согласие священноначалия, светские власти, в первую очередь, совет по делам религий не знали об этом. И я оказалась среди учащихся как раз во втором таком «нелегальном» выпуске. Мне было разрешено учиться один раз в неделю, – на день меня отпускали из редакции в Лавру. И хотя я в этот день не работала, – все равно получала полный оклад. Одна из вновь назначенных бухгалтеров этого, мягко говоря, не одобряла и старалась каждый новый месяц оставлять те пропущенные дни без оплаты. Мне это казалось несправедливым, моя досада все увеличивалась, и как выход почему-то представилось попроситься в Рижский монастырь к матушке Магдалине. Когда я поделилась своими соображениями с духовником, он сказал без всяких раздумий: «Именно этого я и хотел!» В начале октября, уехав в Ригу на выходные, я вернулась в Сергиев Посад уже в послушнической одежде. Через матушку игумению Магдалину Господь все устроил так, что обратные мосты, ведущие к мирской жизни, были сожжены. По молитвам духовного отца, мне никогда не пришлось об этом жалеть.

 

– В каком году это произошло?

 

В 1983-м году, осенью. Но мое официальное поступление в монастырь состоялось только через полгода, поскольку по благословению матушки игумении мне предстояло завершить учебу в регентской школе. Только сдав выпускные экзамены, я окончательно приехала в монастырь на праздник Тихвинской иконы Божией Матери 9 июля 1984 года.

 

– Продолжая учебу в миру, Вы ходили в подряснике?

 

– Нет, только когда приезжала в обитель. В те годы носить духовное одеяние вне стен храма или монастыря строжайше запрещалось светскими властями.

 

– Можете ли Вы назвать того, кто является для Вас образцом женского монашества?

 

Конечно, я читала о многих монахинях и игумениях, изучала литературу на эту тему, «Отечник», например, но идеал как-то долго не был для меня сформирован. А вот когда я пришла в Рижский монастырь, то образцом монашества для меня, как и для многих, стала матушка игумения Магдалина.

 

– Что в ее устроениии Вас наиболее удивляло и привлекало?

 

Ее послушание. Здесь был для нас самый наглядный пример. Вот, скажем, такой случай: она приезжает в Рижскую пустыньку, а там в это время находится владыка Леонид Поляков (1913-1996) – в те годы правящий архиерей Латвии. Ей говорят: «Матушка, Вас Владыка зовет!» И она бежит бегом! Это при ее-то гипертонии и других немощах, свойственных ее возрасту.… Когда мы это видели, то понимали, – она бежит, потому что тут как раз случай оказать послушание, а заодно и нам показать пример, ведь она все время учила нас, что на послушание нужно бежать, как на пожар! Она много бесед с нами проводила, учила нас – иногда после вечернего правила, иногда после трапезы. На первый взгляд это были поучения общего характера о правилах и традициях монашеской жизни, но основная их ценность была именно в том, что они исходили из ее собственного многолетнего живого монастырского опыта. Поражало ее внимание к каждому человеку, ее любовь. Матушка была редкой молитвенницей, если с кем-то из сестер происходили неприятности или нестроения, это всегда давало возможность познать силу ее молитвы. Помню, когда что-то случилось с матерью Тавифой (теперь она настоятельница в Муромском женском монастыре), то матушка ей лично сказала: «Я прочитала за тебя одиннадцать кафизм!» Каждый человек был ей близок и дорог. При этом она никогда не оставляла молитвенного правила: когда она сама не могла его вычитывать, ей вычитывали келейницы. Ей просто не представлялось возможным, что она может какой-то день прожить без правила. Пусть по состоянию здоровья она не всегда бывала на службе, но правила никогда не опускала.

 

– Какие встречи с другими духовными людьми были наиболее значимы для Вас?

 

Большое влияние на мое становление как верующего человека оказал, конечно, мой духовный отец. Также нельзя не сказать и о представителях белого духовенства, которых в моей жизни было так много, что очень трудно припомнить сразу их всех. Помню нашего приходского батюшку – протоиерея отца Владимира Лычникова, который меня крестил, подле которого я росла. Он восемнадцать лет был настоятелем храма святого Апостола и евангелиста Иоанна Богослова в городе Лысьва (преставился ко Господу в 1970-м году). Как он служил, как он читал, у меня до сих пор в памяти. Даже не знаю, каким словом это определить, но его собственная глубокая вера выражалась именно в его служении. Он был очень снисходителен к нам, особенно в детстве. Таким же милостивым и снисходительным к нашим детским и отроческим грехам был наш другой духовник в те годы – отец Павел Трусов, который имел много собственных детей. К сожалению, он скончался в 1959-м году, когда ему еще не было пятидесяти лет. За семьдесят лет жизни у меня было очень много встреч с духовными людьми. Помню, например, отца архимандрита Тихона Агрикова, в схиме Пантелеимона (1916-2000). Когда я первый раз приехала в Сергиев Посад, – тогдашний Загорск, первый, кого там встретила, был отец Пантелеимон. Как только я подошла под благословение, он сразу дал мне четки – «тридцатку» из бус. Он делал их сам. Вообще он очень любил молодежь и многим давал такие четки, но все-таки не всем! Не могу не упомянуть здесь и нынешнего духовника нашей обители – архимандрита Поликарпа Нечипорука. Он тоже свой монашеский путь начинал в Троице-Сергиевой Лавре. Та духовная помощь, которую я от него всегда получала и, по милости Божией продолжаю получать наравне со всеми сестрами, никогда не может быть оценена словами, потому что ей нет цены.

 

– Чем на Ваш взгляд отличается современное монашество от монашества древних времен?

 

Это не мой взгляд, а факт общеизвестный, что мы – не такие подвижники, у нас нет той решимости работать Господу, какая была у древних. У них было больше подвигов и больше благодати. Хотя если посмотреть поучения преподобного Феодора Студита своим монахам, то видно, что страсти, которые там кипели, почти ничем не изменились в наш век, изменились только обстоятельства. Но и народ стал другим. Тогда было больше послушных. Кстати до революции, когда институт семьи был на высоком уровне, то послушание для насельников монастыря не было уже таким непосильным, потому что они приучались к нему в семье. А сейчас, когда нас воспитали, что «человек – это звучит гордо», и родители не всегда в авторитете у своих детей, то и приучить к послушанию нынешнюю молодежь намного трудней. К тому же теперь в монастырь приходит много вдов и просто людей, уже достигших среднего и пожилого возраста, которые всю жизнь прожили по своей воле, и приучить их к послушанию – тоже нелегкая задача. Но в то же время у современного монашества больше внутренних скорбей, поэтому и говорят святые отцы, что подвиг современных монахов намного выше. Хотя многие из них часто вообще не знают, почему они пришли в монастырь. Пришли, потому что жизнь в миру намного тяжелее. Но нередко человек, пришедший к Богу, осознав, что главная цель христианской жизни состоит в молитве, понимает, что лучше это делать в монастыре, где молитва является основным послушанием, а все остальное – поделие – то, что совершается между делом, а именно молитвой. В монастыре заниматься ею легче, чем в миру, где много обязанностей чисто житейских: хлопоты о пище, одежде, заработке. В наше время, когда нет своекоштных монастырей, насельник избавлен от этих забот: и пищу, и одежду ему дает монастырь, остается только трудиться, молиться и терпеть внутренние скорби. И потом – есть еще одно отличие. Очень существенное, можно сказать, главное: сегодня в наших монастырях нет делателей сокровенной умной молитвы, традиции эти прерваны, восстановить их – непосильная для нас задача. А раз нет такой молитвы, то и нынешние монастыри – это уже не вполне монастыри, а скорее – православные общежития.

 

– Имеет ли женское монашество свои особенности, отличающие его от мужского?

 

Женское монашество, конечно, отличается от мужского. Путь насельников мужских монастырей рано или поздно должен приводить их к получению священного сана. Нельзя сказать, что это с неизбежностью ведет к искушениям карьерного характера, но такие искушения все-таки имеют место, а в женском монастыре они отсутствуют по той простой причине, что все насельницы находятся в одном положении, у них нет, и не может быть никакого «карьерного роста». Женщины получают постриг и в рясофор, и в мантию, но этим все и ограничивается. Приходя в монастырь, они знают свое назначение: быть невестами Христовыми. И вот эта высокая цель остается для них основной.

 

– Нужно ли современным монахам учиться в светских учебных заведениях?

 

Строго говоря, это совсем не так уж необходимо, потому что монастырь – сам по себе школа. И здесь проходят – самую высокую науку, науку спасения души, которой более нигде нельзя обучиться, в светских учебных заведениях ее не преподают. Конечно, в современной жизни монастырям бывают нужны свои специалисты-монахи, и если в этом есть необходимость, то учиться надо, но не обязательно.

 

– Насколько современный монастырь связан с миром, обязаны ли монахи помогать ему и каков должен быть характер этой помощи?

 

Современный монастырь с миром, безусловно, связан, потому что у нас нет сегодня таких скитов, куда бы не допускались миряне. И когда они приезжают в современный монастырь, то приносят сюда свои немощи, свои страсти и просят помощи. Каков ее характер? Мы можем им помогать только молитвой. Это основное. Ну а другое, социальное направление, например, бесплатные обеды, ночлег – это само собой разумеется, и даже не оговаривается. И все-таки наша основная помощь миру – это молитва.

 

– Как состоялось Ваше первое знакомство с Шамординской обителью?

 

До сорока лет я про Шамордино можно сказать даже не слышала. Как-то духовный отец мне говорит: «Съезди в Оптину Пустынь, а потом в Шамордино». Тогда я услышала это название первый раз. В Оптину съездила, а в Шамордино не попала. Потом еще раз, уже из Рижского монастыря батюшка благословил меня с одной сестрой поехать в Оптину и посетить Шамордино. И снова не получилось. А когда меня уже назначили настоятельницей, я в третий раз приехала в Оптину Пустынь. Но отца наместника, которому я должна была представиться как своему будущему начальнику, там не оказалось (это был нынешний Владыка Евлогий – архиепископ Владимирский и Суздальский), и его заместитель – казначей отец Мельхиседек предложил мне, не дожидаясь возвращения отца Евлогия, съездить в Шамордино для ознакомления. На дворе был девяностый год, монастырь лежал в руинах. Было немного не по себе. Но именно тогда мне встретился отец Поликарп, назначенный в Шамордино духовником и строителем. После первых же взаимных приветствий он спросил меня: «Как вы думаете, матушка, когда нам начинать читать полунощницу? Что если в двенадцать ночи?» Я ответила: «Именно об этом всегда мечтала: читать полунощницу именно когда это положено – в полночь!» Так мы с ним друг друга поняли. И это понимание, слава Богу, никуда не ушло за двадцать лет.

 

– Как проходит повседневная богослужебная жизнь Вашего монастыря?

 

Поскольку церковный день начинается вечером, в восемнадцать часов вечера, у нас читается девятый час, служится вечерня, после вечерни – малое повечерие с канонами и акафистами, которые входят в монашеское правило, и, если по уставу нужно вычитать канон Божией Матери из Октоиха и каноны тем святым, служба которым положена, но по каким-то причинам опускается, мы вычитываем их на повечерии. В три часа утра у нас служится молебен преподобному Амвросию – основателю нашей обители, затем – полунощница, утреня, после первого часа – дневной акафист, третий и шестой часы, Божественная литургия. Накануне великих двунадесятых праздников в три часа дня служится малая вечерня, повечерие с правилом, затем трапеза и в восемнадцать часов – всенощная. В самый день праздника и по воскресным дням служатся две или три божественные литургии: ранняя в три часа утра, средняя – в шесть и поздняя – в восемь часов утра.

 

– В чем смысл тяжелых физических нагрузок, которые должен пройти в монастыре новоначальный?

 

Физические нагрузки необходимы, чтобы отвлечь новоначальных от лишних помыслов. Когда человек устает настолько, что думает только о том, как бы покушать, а потом отдохнуть, – тогда ему уже не до тех размышлений, которые внушает враг, отводя от богоугодных дел, поскольку новоначальные еще не научились молитве и борьбе с помыслами. Но при этом не требуются физические нагрузки, доводящие человека до изнеможения. Они нужны лишь в такой мере, чтобы он почувствовал нормальную усталость. Если по физическим данным новоначальный не может тяжело трудиться, он должен об этом со смирением объявить старшим, которые заменят ему послушание на более легкое.

 

– Какую подготовку в миру должны пройти те, кто имеет намерение поступить в монастырь?

 

Прежде всего, они должны постараться узнать о требованиях, которые предъявляются насельникам монастыря, и как-то себя подготовить к этому: научиться слушать своего духовного отца, открывать ему свои самые сокровенные помыслы, свои сомнения, свои вопросы. И еще научиться быть терпимыми к окружающим людям. Тогда путь монастырский покажется не таким уж тяжелым. Ведь дело в том, что в миру человек находится в определенном кругу людей лишь какое-то определенное время. Завершив свой трудовой день, он попадает в другую обстановку и отдыхает от психологических нагрузок, связанных с его общением на работе. В монастыре же человеку придется круглые сутки находиться в обществе одних и тех же людей. У всех – свои слабости, свои плюсы, свои минусы, и мы должны терпеть каждого таким, каков он есть. Но в себе, тем не менее, надо стараться истреблять самолюбие, эгоизм и другие пороки. Как бы хорошо человек не подготовился к жизни в монастыре, искушения его не оставят. Почему? Потому что враг не терпит нашего спасения и ставит всякие препоны, внушает ложные помыслы, настроения – все это требует от нас непрестанной борьбы.

 

– Сколько примерно лет Вы бы определили как достаточный срок, чтобы человек, живущий в монастыре, мог понять, призвание это или нет?

 

Дело в том, что никакого срока определить нельзя. Человек может прожить в монастыре сорок лет и понять, что он ошибся.

 

– И это действительно так?

 

Разумеется, это не так, – это внушение врага, но человек может этому поверить. Поэтому нужно просто молиться, чтобы выбрав этот путь, идти по нему, никуда не сворачивая и не забывать слова Господа, Который сказал: «Положивший свою руку на рало и озирающийся вспять, не управлен есть в Царствие Божие» (Лк. 9:62)

 

– Могли бы Вы назвать наиболее распространенные проблемы общежительного монастыря, и каков опыт их решения в Вашей обители?

 

Проблемы общие в любом монастыре: когда человек, проживший в обители много лет, вдруг заявляет, что он ошибся и уходит. Каков опыт решения? Если уже невозможно отговорить от ухода, то после того, как он уйдет, мы удаляем его имя из обительского помянника, но включаем в другой список, и молимся всем монастырем. Если он захочет вернуться, двери для него всегда открыты, мы принимаем его, как в евангельской притче отец принял блудного сына.

 

– Легко ли Вам находить общий язык с сестрами?

 

Чтобы найти общий язык с сестрами, нужно иметь опыт. В первые годы у меня это плохо получалось. Я считала, что раз этого требует монастырский устав, то все обязаны слушаться, как в армии. Но многолетний опыт показал, что женский монастырь – это не армия, и сразу не удается найти контакт, потому что каждый человек индивидуален, и к каждому нужен свой подход: с кем-то нужно проявить строгость, кому-то, напротив, необходима материнская ласка. Все здесь зависит от того, каков конкретный момент, определенная ситуация, в которой находится человек. А общий для всех командирский тон на все случаи жизни неуместен и не приносит пользы, напротив, – только вред.

 

– Каких современных православных авторов (российских и греческих) Вы находите наиболее полезными современным монахам и кого из них Вы могли бы посоветовать мирянам?

 

Наиболее полезен для нас опыт греческих старцев: Паисия Святогорца, Иосифа Исихаста, Ефрема Катунакского и других, подобных им. В России есть много интересных православных авторов среди духовенства, и сама я их с удовольствием читаю, но не рекомендовала бы читать их монашествующим, поскольку, хотя эти люди верующие, православные и пишут хорошие книги, их отношение к монашеству не всегда адекватное. Эти книги православных священников я посоветовала бы читать мирянам, поскольку авторам хорошо известна вся непростая современная жизнь и духовные болезни людей. Из художественной православной литературы лично мне нравится очень хороший автор – Виктор Лихачев, он недавно скончался. Его книги «Кто услышит коноплянку», «Единственный крест» и другие весьма полезны и интересны для православных христиан, живущих в миру.

 

– Каковы духовные задачи паломников, приезжающих в монастырь?

 

Обычно паломники сами знают, для чего они приезжают в монастырь: помолиться и, как они говорят «набраться благодати», но при этом они далеко не всегда набираются благодати, а увозят отсюда негативные впечатления. Монахи ведь тоже люди, и паломники соблазняются, например, увидев двух ссорящихся между собой монастырских сестер. Это, конечно, наш грех, но если человек пришел молиться, то он ни на что не обратит внимания, а если он приходит, чтобы найти недостатки в современных монастырях, то он найдет их здесь множество, но получит ли от этого пользу? Духовная задача паломника состоит именно в том, чтобы помолиться, отвлечься от повседневной суетной мирской жизни и затем вернуться в мир обновленным и отдохнувшим душой.

 

– Что Вы думаете по поводу сокращения монастырских служб ради физической немощи паломников?

 

Не вижу в сокращении монастырских служб никакого смысла. Дело в том, что сокращенные службы паломники видят у себя на приходе: постояли полтора-два часа и пошли домой. В монастырь они приезжают ради молитвы, вот для этого благоприятный случай – монастырская служба. Мы принимаем паломников с ночлегом, они могут пойти в свою келью отдохнуть, стоять всю службу до конца мы никого не принуждаем, и потому нет никакой необходимости под предлогом чьей-то физической немощи сокращать богослужебный круг монастыря, так как он нам слишком важен и дорог.

 

– Как Вы оцениваете итог жизни Шамординской обители за 20 лет, что ценного и важного открыли для себя Вы за эти годы?

 

Итог нашей жизни в том, что мы восстановили несколько храмов, стены обители…. Но еще не начали восстанавливать внутренние наши храмы, за которые с нас спросит Господь строже, чем за невосстановленные монастырские здания.

 

– Каким Вы хотели бы видеть Ваш монастырь через 10, 15 лет?

 

Хотелось бы видеть его таким, каким он был много лет назад, до революции. Чтобы в нем была сокровенная умная молитва – наука наук и искусство искусств, как называли ее святые отцы. Но пока мы не изживем в себе гордость, никакой молитвы не будет.

 

– Что еще хотели бы Вы сказать православным читателям журнала?

 

Только одно: просим святых молитв за нас немощных, чтобы по милости Божией нам когда-нибудь стать православным монастырем в полном смысле этого слова.

[r.B. Natalia 28]

Упокой Господи душу усопшей рабы Твоей игуменьи Никоны.Вечная память.

[Владимир Восхищённый 547]

Даруй Господи Царство Небесное рабе Твоей игуменьи Никоны.