Перейти к публикации
Ту-22М3

Христиане и повседневность

Рекомендованные сообщения

Портал Православие и мир опубликовал беседу с протоиереем Максимом Козловым: Рецепт от раздражительности (+ ВИДЕО)

посмотрел спасибо за ссылку. теперь действительно как сказали, успеть нужно помолиться прежде чем начал говорить кто и что не сделал. Вот это чувствую самое трудное. на столько уже въелось то что сначала скажешь а потом думаешь, стоило ли так говорить вообще.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение

Роман, у меня та же проблема: часто просят совета люди (я юрист), и я с места в карьер начинаю разводить руками чужую проблему.

Истинно так, что въелась эта мирская привычка - не благословясь. В этом случае мне часто вначале трудно бывает сообразить, как надо отвечать. Зато если прежде ответа взмолюсь "Господи, помоги", то 100 % попадание. Живя в миру, где практически все обходятся без Бога, трудно навыкнуть элементарным вещам: просить у Господа благословение на всякое дело, крестить еду. перекреститься перед выходом на улицу и т.п. Видимо, Господь это понимает и прощает отчасти нас за такое нерадение, но надо стараться всегда иметь о Нем памятование при всяком деле и обстоятельствах. Благослови Вас Господь, желаю терпения Вам на пути спасения. :80:

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение

Российскую армию ждут «духовные» реформы. Скоро опекать души наших солдат и офицеров будут военные священники - помощники командиров частей по работе с верующими военнослужащими. Наш корреспондент узнал, как строится быт пока единственного «военного духовника» в Приамурье.

55307.p.jpg

Единственный в Приамурье военный священник

отец Иннокентий не делит прихожан

на военных и гражданских

Утро в военном городке авиабазы «Украинка» в Серышево начинается с колокольного перезвона. Военные летчики и техники, отправляющиеся на боевые посты на служебном грузовике (аэродром и база находятся в 8 километрах от Серышево), говорят, что звон создает особый настрой на работу. «Когда разливается колокольный звон, – и на душе становится светлее», - признаются военные.

 

Отслужив заутреннюю, настоятель храма отец Иннокентий (Бондаренко) торопится на авиабазу. Здесь командование стратегической части выделило священнослужителю отдельный просторный кабинет. Помещение пока не обставлено. Из мебели только стол, несколько стульев, из утвари - подсвечник и несколько икон. К слову, даже подсвечник здесь не совсем обычный. Лунки, куда вставляются церковные свечки, сделаны из гильз от патронов. Подарок от служащих авиабазы.

Отец Иннокентий планирует, что кабинет станет не только местом для приема верующих военнослужащих, бесед с ними, но и местом, где будут совершаться молебны, таинство крещения и другие церковные ритуалы. «Ведь церковь сильна службами. Говорить о Боге и о вере, как и о пище, можно только тогда, когда ее попробуешь», - подчеркивает духовник.

Люди в погонах принимают едва ли не самое активное участие в «насыщении» не только кабинета, но и «военногарнизонного» храма. Многие иконы были привезены и подарены прихожанами - военнослужащими и членами их семей. В Серышево проживают свыше 11 тысяч человек. Из них 5,5 тысяч - жители военного городка.

 

Военный с крестом

В наши дни военные священники служат почти во всех армиях мира. Духовники на службе есть даже в такой коммунистической стране, как Китай. Для современной России институт военного духовенства - явление новое. Вернее, хорошо забытое старое. «Корни» союза военных и священников у нас очень давние. Во времена Российской империи и казачества церковь принимала активное участие в жизни военных. О возрождении забытого в советское время института заговорили около 20 лет назад. Работа шла очень медленно. Проводились встречи представителей Минобороны и церкви, подписывались договоренности, заключались меморандумы… Конкретные решения и действия стали делаться только два года назад, после указа президента страны. Военным священникам определили правовой статус и место в рядах военнослужащих.

Министерством обороны предусмотрено 240 штатных единиц именно под военных духовников. В настоящее время помощниками командиров по работе с верующими военнослужащими по всей стране назначены чуть более 20 священнослужителей. Это те люди, которые до настоящего момента долгие годы благословляли на ратный подвиг наших солдат и офицеров на добровольных началах. Одним из пионеров-священников на службе в армии стал отец Иннокентий (Бондаренко). Его духовные подопечные - служащие авиадивизии стратегических бомбардировщиков «Украинка», которая дислоцируется в амурском поселке Серышево. Батюшка уже долгие годы живет жизнью части и переживает за все подразделение, молится за него. Пока игумен Иннокентий является единственным в Приамурье представителем военного священника. Только в конце прошлого года его зачислили в штат.

Со знанием устава

На военную авиабазу отец Иннокентий (Бондаренко) попал неслучайно. За его плечами богатый военный опыт. В мирской жизни он потомственный военный. Поэтому находить общий язык с людьми в погонах ему подчас проще, чем с гражданским населением. Отцу Иннокентию не нужно объяснять, что такое воинский устав. «Кругозор священника должен быть обращен на 360 градусов, - говорит он. - Потому что паства любого священника - это люди разных профессий, разных социальных положений. К каждому нужен свой подход».

После окончания Дальневосточного военного училища (в те времена ДВОКУ) молодой офицер Бондаренко попал служить в Белоруссию - в учебную дивизию под Минском. Правда, пробыл он там недолго.

«Время было непростое. 92-й год, подписание Беловежского договора (о создании СНГ - прим.ред.), - вспоминает батюшка. - Многие офицеры, которым выпало служить за рубежом родины, оказались в затруднительном положении. Официально должны были увольнять по сокращению штатов, но на деле, чтобы не выплачивать денежные пособия, пытались увольнять по собственному желанию, или, не дай Бог, «по дискредитации». Перевестись на Дальний Восток не получалось».

В поисках креста

После «принудительной» отставки лейтенант Бондаренко пробовал «закрепиться на «гражданке». В поиске своего места даже пытался заниматься «челночеством» - торговлей с Китаем. Дорога на пути к священству началась с посещения единственного на тот момент прихода в Благовещенске, что на пересечении улиц Горького и 50 лет Октября. Со временем прошел пасторские курсы, был рукоположен в священники. Специализацию «военного духовника» получил практически сразу. На решение руководства епрахии повлияло военное образование отца Иннокентия. Первый опыт сотрудничества с людьми в погонах был с речными пограничниками. Игумен Иннокентий освящал боевые катера, проводил службы. Позже был направлен служить в Серышево, где по инициативе и на пожертвования летчиков авиадивизии «Украинка» начали строить единственный на Дальнем Востоке воинский православный храм.

Храм «выше неба»

Часть неба на земле – так сегодня в Серышево называют святыню. Храм, который строили почти 10 лет, возвышается на въезде в военный городок. Возводили, как водится, всем миром. К слову, сооружение стало одним из самых высоких культовых зданий в Амурской области после Благовещенского и Тындинского кафедральных соборов. Летчики любят высоту. Купол для храма, напоминающий шлем русского воина, транспортировали по воздуху - военным вертолетом из Белогорска. «Для военных это едва ли не единственное прибежище и утешение», - проводя экскурсию, приговаривает отец Иннокентий.

 

55306.p.jpg

Купола серышевского храма

напоминают шлемы былинных богатырей,

а само сооружение - самолет

Об особом назначении храма свидетельствует не только архитектурная форма строения, но и внутреннее наполнение обители. Среди святых, чьи образы отражены на иконах в храме: преподобный Илья Пророк - покровитель дальней авиации, Федор Ушаков - причисленный к лику святых полководец, Дмитрий Донской, также покровитель земли Русской преподобный Илья Муромец. Для летчиков-«дальников» образ последнего особенно значим, ведь первый российский бомбардировщик носил имя этого былинного героя.

 

На защите рубежей

По просьбе отцов-командиров, когда молодое пополнение принимает присягу, в этот же день батюшка совершает таинство крещения над желающими новобранцами.

- У нас уже наработан опыт правильного толкования шестой заповеди - «не убий», - рассказывает игумен Иннокентий. - У Иоанна Богослова сказано, что нет лучшей участи, чем погибнуть, защищая «други своя». Еще в Ветхом завете сказано, что нельзя нарушать межи, то есть границы соседа своего. Иными словами, нам чужих территорий не надо, но и своего не отдадим. Церковь всегда благословляет воинов на священную защиту рубежей Родины.

 

55305.p.jpg

Отец Иннокентий за штурвалом боевого самолета

[/spoiler

 

 

Все боевые самолеты на аэродроме освящены. Традиционно перед проверками, длительными и сложными перелетами батюшка Иннокентий служит молебен. «Даже командующий заметил, что когда перед боевыми пусками служится молебен, все проходит удачно, - говорит священнослужитель. - Техника есть техника. Сбой всегда возможен, да и человеческий фактор никто не отменял».

 

В планах у настоятеля серышевского храма - провести не совсем обычный крестный ход: на боевом самолете провезти икону Ильи Муромского, облететь территорию Приамурья, совершить круг по воздуху. Наподобие того, что был сделан во времена Великой Отечественной войны. Все будет зависеть от того, как отреагирует военное и епархиальное руководство.

«Батюшка — не замполит!»

Первый понедельник каждого месяца («командирский день») батюшка присутствует на совещании при руководстве авиабазы. «На каждую проверку являюсь, докладываю!» - говорит духовник.

Здесь батюшка отметил, что, несмотря на то, что официально ему платит зарплату государство, это не означает, что он должен информировать командование части о ситуации.

- Не нужно путать священников, замполитов и штатных психологов. У духовных лиц совсем другие задачи, - отмечает игумен Иннокентий (Бондаренко). - По штату, на авиабазе 4 психолога. Несмотря на то, что мы в одной структуре работаем (управление по работе с личным составом), их деятельности я не касаюсь. Отличие в том, что есть моменты, о которых военно-служащие не могут рассказать ни офицеру, ни даже психологу. Священник совершает богослужение, исповедь, причастие, общается с солдатами, с их семьями. Солдат идет к батюшке поделиться сокровенным, зная, что дальше его признания не пойдут. Все остается на уровне таинства исповеди. Тем не менее с психологами мы общаемся - иногда спрашиваем друг у друга совета.

«А держать оружие священник может, в случае чего?» - спросил наш корреспондент отца Иннокентия напоследок.

«Нет! Наше «оружие» - кадило и крест. Будучи военным, конечно, держал в руках оружие. В армии занимался военным троеборьем (стрельба, плавание, бег). В одно из упражнений входила стрельба из автомата Калашникова. Так что за свою жизнь настрелялся! Тем не менее советы новобранцам в плане оружия, как чистить, как хранить, даю. Прежде всего я - священник, поэтому оружие в руки не беру и не имею права проливать чужую кровь. Геройски себя вести на войне можно и без автомата - поддерживать тех, кому тяжелее всего», - подвел итог нашего разговора отец Иннокентий (Бондаренко).

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение

Святой Даниил Московский: Миролюбивый князь

17 марта — память благоверного князя Даниила Московского. Предлагаем вашему вниманию программу студии «Неофит» «Тесные врата», рассказывающую об этом святом.

 

В 1261 году во Владимире в семье великого князя Александра Ярославовича Невского и его благочестивой супруги Вассы родился четвертый сын. Счастливые родители благословили младенца иконой Божьей Матери Федоровской и в честь святого Даниила Столпника назвали Данилой.

 

Своего знаменитого отца маленький князь не запомнил. Спустя совсем немного времени после его рождения Александр вновь был вынужден отправиться в Орду. На обратном пути князь смертельно заболел и, не успев вернуться домой, умер 23 ноября 1263 года в Городецком Федоровском монастыре. В 3 года князь Даниил остался сиротой. Старшие братья разделили отцовское именье, и ему как самому младшему достался скромный и незавидный удел – Москва.

 

Юный Даниил Александрович вступил во владение Московским княжеством в 10-летнем возрасте и увидеть вотчину не спешил. Он еще долго жил с матерью то в Переяславле, то в стольном Владимире. Дочь полоцкого князя Братислава, великая княгиня Васса сама во всем старалась угодить Богу и сына научила вести такую жизнь.

 

От матери, окончившей свои дни в монастыре, Даниил унаследовал смирение, любовь к церкви, к людям и к милосердию. У нее же в отсутствие отца он научился княжить так, как глава большой семьи управляет своим хозяйством и домочадцами – мудро, милостиво и справедливо. С мечтой о таком русском доме князь Даниил и поехал в Москву.

 

daniil.jpg
Городок показался князю славным, но неухоженным. В нем было все, что нужно: и лес для охоты, и река для торговли, и поле для урожая. Не было только хозяина. Ведь в Москве до него ни один князь — ни великий, ни удельный — не сидел. Управляли городом всегда только наместники, на которых в ту пору Москве не везло. Всюду вскрывались недоимки, приписки, казнокрадства и пропажи. Все это нужно было исправлять. Но князь начал не с этого. Прежде всего, он поставил городу монастырь.

 

Место было выбрано живописное и удобное – на небольшом холме, у слияния тихой речки Худинец с широкой и полноводной рекой Москвой. В 1282 году князь поставил здесь деревянную церковь и велел освятить ее в честь своего небесного покровителя святого Даниила.

 

С одной стороны, храм находился на оживленной ордынской дороге, а с другой – на определенном удалении от города. Так что скоро вокруг него собралась первая на Москве монашеская община, которой князь помогал встать на ноги своими личными сбережениями. Теперь, испросив благословения, можно было приступать к укреплению хозяйства.

Князь принялся сам объезжать окрестные села, осматривать угодья, принимать отчеты старост. Во всем разбирался сам, отстранял списки, приказывал открывать житницы и амбары. В городе он сразу же взялся за расширение Кремля, придумав для удобства строителей рабочие столовые и полевые кухни. Работа закипела втрое быстрее. Возведением стен и оборонительных укреплений Даниил руководил сам.

 

По московским торговым рядам, которые на переяславский манер князь назвал Красной площадью, он всегда ходил тоже сам, оставляя коня с провожатыми далеко позади. Внимательно осматривал прилавки, трогал ткани, приценивался, беседовал с купцами. Обилие товаров не могло не радовать: если есть, что продать, значит, будет, на что жить.

Как-то раз по обыкновению князь прохаживался по торгу. Отовсюду неслось радостное «К нам, к нам, княже! Даниил Александрович, батюшка родимый, к нам!» Увидев солонку хитрой работы, князь остановился.

- Почем отдашь, хозяйка?

- Да хоть так прими, в подарок.

Да ведь и князь не беден. Развернул платок и подал заморскую диковину. От счастья женщина рухнула в ноги, запричитала, стала отказываться от подарка. Рассказала, что сын ее погиб на службе, но невестка досталась хорошая, и они вместе воспитывают внука, так что грех жаловаться.

Князь поднял ее, достал серебряную гривну и серьезно сказал:

- Нет, ты уж прими, хозяйка. Ведь это я твоего сына не сберег.

Об удивительной ответственности московского князя за своих людей и абсолютно несовременном 13-му веку миролюбии еще при жизни Даниила ходили легенды.

 

В 1282 году в ответ на несправедливые притязания старшего брата, великого князя Дмитрия, он собирает рать и выступает против него. Встретившись с обидчиками, москвичи уже готовы были броситься в атаку, как вдруг князь неожиданно приказывает трубить отбой. Этот конфликт он решил путем переговоров.

 

3 года спустя снова угроза, теперь уже от среднего брата Андрея Александровича. И опять мирная политика Даниила останавливает междоусобицу и не дает начаться кровопролитию.

 

В 1293 году на Москву обрушилось особо тяжкое испытание. Князь Андрей, привел на Русь татар во главе с печально известным Дюденем. Дюденева рать уже сожгла Муром, Суздаль, Коломну, опустошила Дмитров и Можайск. Теперь эта банда безжалостных грабителей стояла у стен Москвы. Силы были слишком неравны, и сопротивляться было бесполезно.

По нравственному закону того времени князь имел полное право пережить нападение в одной из своих деревень. Но какой отец оставит своих детей? Для того чтобы избежать кровопролития, Даниил выносит врагу ключи от города и вместе со своим народом переживает ужасы варварского нападения.

 

Не успели насытившиеся грабители покинуть обворованный и изуродованный город, оставив москвичей на пепелище, а князь уже собирает к себе людей, ободряет и раздает свое имение пострадавшим. В это трудно поверить, но Москва встала на ноги и отстроилась после удара всего через один год.

 

А еще через год, в 1295, князь выступил в поход во главе большого объединенного войска против своего вероломного брата. На стороне москвичей была и сила, и правда. Победа могла наказать князя Андрея и принести Даниилу власть. Но заплатить за не пришлось бы братской кровью и кровью своей дружины. И снова переговоры, и снова мир, скрепленный подписями всех князей земли Русской на их общем съезде в Дмитрове.

 

Впрочем, когда было нужно, сын Александра Невского умел держать меч. В 1300 году татары снова пришли на Русь. На этот раз их привел Рязанский князь Константин, собиравшийся захватить Москву. Даниил Александрович предупредил вторжение рязанцев и первым выступил в поход. Быстрым маневром захватив Коломну, москвичи атаковали саму Рязань. Татарские отряды были разбиты, Константин взят в плен.

 

Но и здесь московский хозяин остается верен себе. Он принимает плененного князя как гостя со всеми положенными почестями. Такой прием трогает сердце пленника, и два русских княжества заключает между собой долгожданный мир.

Подвиги христианского миролюбия не могли не принести свои плоды. Именно о таких, как князь Даниил, сказано в Евангелие: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю».

 

В 1296 году великий князь Андрей Александрович совершает поступок, вряд ли имеющий аналоги в мировой истории. Побежденный смирением и кротостью Даниила, он отдает своему младшему брату власть и титул великого князя.

Отсутствие властолюбия, мудрость и нестяжательство князя Даниила привлекают к нему любовь и уважение и на великокняжеском престоле. Именно во время его правления происходит событие, очень важное для истории Москвы. Его племянник, Иван Дмитриевич, не имеющий наследников, завещает своему любимому дяде свое княжество, одно из самых богатых и сильных на Руси – Переславль-Залесский. Именно с этого момента начинает существование Московское государство.

 

В личной жизни основатель Москвы был крайне скромен, так что мы мало знаем о ней. Известно лишь, что жену князя звали Евдокией, что родила она ему четверых сыновей и что в свободное от воспитания детей время она помогала бедным и расшивала золотом богослужебные ткани для Данилова монастыря.

 

Подобно тому, как в свое время святая Васса привила сыну любовь к благочестию, жена Даниила научила младшего Ванечку творить милостыню. Она сшила ему особенный кошелек для бедных, который, даже повзрослев, Иван Данилович никогда и нигде не забывал носить с собой, за что и получил свое прозвище Калита.

 

У первого сына Даниила Александровича, Юрия, характер был не такой мягкий, как у Ивана. Князь это знал и поэтому, оставляя сыновьям Москву в нераздельное владение, завещал им слушаться старшего и не допускать ненавистной розни, несмотря ни на что.

ib513.jpg
Господь даровал святому князю скорую и безболезненную кончину. Буквально за день до смерти он почувствовал ее приближение, поспешил в любимый монастырь, где принял от рук настоятеля архимандрита Иоанна великую схиму. 17 марта 1303 года князь мирно отошел ко Господу.

Вся Москва оплакивала своего кормильца и защитника, ибо по свидетельству летописи не было в городе ни одного человека, который бы не переживал эту потерю как потерю родного отца. По смиренному завещанию его похоронили как простого монаха, без почестей на братском кладбище основанной им обители.

 

Не прошло и 30 лет со времени преставления благоверного князя, как Данилов монастырь был переведен в Кремль, церковь превращена в приходскую, кладбище стало мирским, а могилу самого Даниила забыли.

 

Примерно через 200 лет некий благочестивый юноша из окружения Ивана Третьего, проезжая мимо этого опустевшего уголка, увидел необычного старца, невесть откуда взявшегося у него на пути. «Не бойся меня, — сказал странник. — Я христианин и хозяин сего места. Имя мое Даниил, князь Московский, по воле Божьей я положен здесь». С тех пор все московские князья стали почитать своего замечательного предка и обращаться за его молитвенной помощью во всех делах городского правления.

 

Во времена Ивана Грозного при гробе преподобного Даниила исцелился умирающий сын коломенского купца. Царь, пораженный чудом, возобновил и украсил древний Данилов монастырь. Ежегодно митрополит со Священным Собором стали совершать крестный ход к месту погребения благоверного князя, служить там панихиды и почитать великого князя Даниила Александровича, покровителя Москвы.

Программа подготовлена: Студия «Неофит» Московского Данилова монастыря по заказу телеканала «Культура», 2002 год.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение

17 марта в субботу третьей седмицы Великого поста, в день памяти святого благоверного князя Даниила Московского Святейший Патриарх Кирилл произнес проповедь в Троицком соборе Данилова монастыря.

Источник: Патриархия.ru

]631-390x600.jpg
Ваши Высокопреосвященства и Преосвященства! Досточтимый отец наместник Алексий! Дорогие отцы, братья и сестры!

Мы совершили сегодня торжественное богослужение в память святого благоверного и преподобного князя Даниила Московского, удивительного человека, главы государства, обладавшего не только большой властью — военной, моральной, юридической, но и огромным духовным авторитетом среди своего народа. Именно силой его духовного прозрения можно объяснить то, как благоверный князь предвидел историческое развитие всей Руси, предвидел возвышение ничем не приметного в то время града Москвы. Именно он начал здесь строительство монастырей, укрепление града, как бы приуготовляя его к приятию из рук ветхого Киева державы всея Руси.

И мы знаем, что особое духовное состояние — возвышенное, святое — этой удивительной личности наложило отпечаток и на град Москву. В нем стали создаваться многие обители, сюда стали стекаться святыни, и неслучайно, что формальное преобразование Москвы в столицу всея Руси произошло также по церковным причинам, когда митрополит Киевский и всея Руси Петр, находившийся в изгнании ввиду оккупации татарами древнего Киева, свое временное пребывание в граде Владимире сменил на постоянное пребывание в граде Москве, заложив кафедральный собор Успения Пресвятой Богородицы — собор всея Руси. Может быть, если бы не духовный подвиг святого князя Даниила, сочетавшего в своей личности подвиг правителя и монаха, если бы не его пронзительный взор в будущее, который высветил духовное величие града сего, то Москва никогда бы и не стала местом пребывания Первосвятителей Церкви Русской и столицей русского государства.

 

Мы вспоминаем сегодня память святого благоверного и преподобного князя еще и потому, что обитель сия, место его упокоения, имеет сегодня совершенно особое значение в жизни Русской Церкви. По промыслу Божию в далеком уже 1983 году, в преддверии празднования 1000-летия Крещения Руси, тогдашняя власть пошла навстречу верующим людям и дала разрешение возродить Данилов монастырь как духовный и административный центр русского Православия. Так оно и случилось. Удивительным образом то решение совпало с некогда принятым решением святого благоверного и преподобного князя Даниила, создавшего первую в Москве обитель на этом святом месте. Так первая в Москве обитель стала духовным и административным центром Святой Руси.

Господь дал мне замечательную возможность в течение 20 лет трудиться здесь, на территории этой обители, во главе Отдела внешних церковных связей. Я всегда любил совершать здесь Божественные службы, общаться с отцом наместником, с братией, которые молитвами своими подкрепляли меня в то непростое время. А ныне, когда основная Патриаршая и Синодальная резиденция перемещена в Данилов монастырь, когда адрес Даниловского монастыря стал адресом всей Русской Православной Церкви, я особо уповаю на предстательство святого благоверного и преподобного князя Даниила, у мощей которого отныне проходит служение Патриарха, Священного Синода, очень важных подразделений нашей Церкви.

Все, что делает сегодня Церковь, направлено не на укрепление ее человеческого могущества, каковым она никогда не обладала. Все, что делает сегодня Церковь, направлено на спасение душ человеческих, потому что это и есть основное и единственное служение Церкви. В сегодняшнем чтении из Евангелия от Марка (Мк. 2:14-17) повествуется о том, как Спаситель пришел в дом Левия Алфеева, мытаря. Он проходил мимо места, где мытарь, то есть сборщик податей, собирал дань со своих соотечественников в пользу иностранных оккупантов, римлян, ненавидимых всем народом. Эта ненависть к иноземцам в первую очередь распространялась на тех, кто служил их власти, кто содействовал порабощению народа. А потому люди, бросая в ящик для податей свои деньги, ненавидели тех, кто был рядом с ним, усматривая в них врагов и народа, и государства, порабощенного римлянами.

И Господь совершил нечто из ряда вон выходящее. Люди относились к мытарям, как к прокаженным, боялись духовно заразиться, скомпрометировать себя, потерять свое честное имя. А Господь подходит к этому несчастному Левию и в этот же вечер оказывается у него в доме, ужинает вместе с мытарями и грешниками.

Если перенести эту ситуацию в современную жизнь, то абсолютное большинство тех, кто сегодня стоит в храме, — людей благочестивых, верующих, — ничего подобного не смогли бы понять. Ведь мы с такой легкостью делим людей на друзей и на врагов, а уж если появляется враг, то часто ненавидим его так, как только можем ненавидеть. Точно так же тогда, во времена Спасителя, относились к мытарям, — а Он пошел и вместе с ними вкушал пищу.

И когда фарисеи — блюстители порядка, правил, Закона — наблюдали за этой сценой (конечно, не за столом, ведь они не могли быть за одной трапезой с мытарями и грешниками, но, может быть, издали, через окно) и стали возмущаться, то ответ Спасителя был такой ясный, такой человеческий, такой понятный: «Не здоровые, а больные имеют нужду во враче». Сказал — и как бы отсек всю человеческую слабость, все человеческие предрассудки, и одним словом выявил Божию правду: во враче нуждается больной. И далее: «Я пришел, чтобы не праведников спасать, а грешных приводить к покаянию».

Если мы последователи Господа и Спасителя, то мы должны помнить эти слова. Не прикасаясь ко греху, не заражаясь грехом, не оправдывая грех лицемерными заявлениями или лжепрощением, мы должны отделять грех от грешника и никогда не терять своего внимания к грешнику, но делать все для того, чтобы грешник стал праведником. А если в какой-то момент приходится подвергнуться риску загрязнить свои собственные ризы, мы должны вспомнить Спасителя: а разве Он не рисковал, переступая порог дома мытаря и вкушая пищу с мытарями и грешниками?

Миссия Церкви в мире направлена на тех, кто имеет нужду во враче.

Мы живем в то время, когда бОльшая часть общества больна и не сознает своей болезни. Эта болезнь иногда проявляется в безбожии, в агрессии, в распространении зла и клеветы на Церковь. Каким же должен быть наш ответ?

Мы не должны ни словом, ни делом, ни жестом, ни взглядом, ни намеком, ни полунамеком создать впечатления, что мы поддерживаем грех или поддерживаем кощунство. Мы должны твердо настаивать на правде Божией и одновременно помнить, что согрешивший даже самым тяжким грехом человек достоин того, чтобы велась борьба за спасение его души. Мы не должны идти на компромисс с диаволом и грехом, но твердо отстаивать великую истину, которую Бог вручил нам через Своих святых апостолов.

Мы сталкиваемся с подобного рода случаями повседневно, в том числе в наших семьях, где есть люди неверующие, склонные к хуле, к клевете на Церковь, на Бога. Иногда это бывают наши мужья или жены, иногда дети, а иногда родители. И, отстаивая Божию правду, давайте помнить слова Спасителя: «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные. Я пришел спасти не праведников, но грешников».

Тогда, следуя этому слову Спасителя, мы будем способны силой Его благодати, при участии наших скромных сил, преобразовать мир.

А другой задачи у нас и нет. Перед нами не стоят мелкие сиюминутные задачи, которые часто так захватывают воображение людей, что им кажется, будто решение именно этих задач откроет некую перспективу счастливой жизни. Мы знаем, что так не бывает, что перспективу человеческого счастья открывает спасение души. Именно этому, самому главному делу, последствия которого не ограничиваются земной жизнью, но переходят в вечность, мы смиренно служим, продолжая дело Христа Спасителя, святых апостолов, Богом прославленных мужей, среди которых — святой благоверный и преподобный князь Даниил Московский. Аминь.

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение

Адвокат одной из Pussy Riot – правнук святого

 

Николай Полозов — адвокат Марии Алехиной, сидящей в СИЗО по делу о хулиганской акции в Храме Христа Спасителя, — правнук келейника святителя Тихона Якова Полозова. Корреспондент «Правмира» выяснил, почему он взялся за дело Pussy Riot и как видит перспективы общения своей подзащитной со священником.

polozov_cr.jpg

Николай Полозов, фото: Право.ru

- Правда ли, что Вы правнук новомученика Якова Полозова, келейника святейшего Патриарха Тихона?

- Да, это правда.

- А сами Вы – человек, далекий от Церкви, как к ней относитесь?

- Сам я – человек верующий.

- Почему Вы согласились вести дело Марии Алёхиной?

Дело я согласился вести, потому что вижу несправедливость. Она выражена в том, что Марию Алёхину привлекают по уголовной статье. А по-хорошему этой статьи не должно было быть. То есть привлекают, по сути, невиновного в этом преступлении человека.

Да, там есть достаточно сложный моральный аспект, безусловно, но что касается юридической части, правового содержания, то уголовного дела быть не должно.

- А как Вы сами расцениваете акцию в Храме Христа Спасителя?

- Безусловно, то, что произошло в храме, мне не очень понравилось. Хотя в церквях достаточно часто на протяжении истории Церкви были и юродивые, и вообще – разные случаи бывали, когда происходили какие-то нехорошие вещи. Этот случай, на мой взгляд, далеко не самый вопиющий. Здесь нет святотатства, когда рубят иконы, воруют утварь, или, не дай Бог, убивают людей в храме Божием.

Поэтому, осуждать или нет – это дело каждого, но я предпочитаю ориентироваться здесь не на мнение людей, а все-таки на принципы веры, которые подразумевают любовь к своему ближнему. И мне, честно говоря, непонятны люди, которые называют себя православными, и при этом готовы первыми закидать камнями, несмотря на то, что это в корне противоречит самой идее православия.

 

Мне кажется, что тот поступок, в котором обвиняется Алёхина (я не говорю, что она

alehina1-580x386.jpg

Мария Алехина

совершила его, потому что никаких пока доказательств юридических нет) вскрыл достаточно серьезные проблемы в нашем государстве, обществе и Церкви. Я считаю, что в этой ситуации должен быть какой-то компромисс, люди должны все-таки вспомнить Бога в своих сердцах и попытаться эти камни убрать, куда-то их выкинуть и найти какое-то примирение.

Эта история наглядно показывает наше общество в разрезе – насколько оно разрознено и насколько люди ненавидят друг друга. Мне кажется, что надо обратить больше внимания именно на это, как и кричит наше общество.

- Прошла информация, что Ваша подопечная готова встретиться со священником. Если это случится, Мария готова к открытому разговору, или может устроить провокацию?

Здесь история такая. Мария Алехина – человек верующий. И, безусловно, встреча со священником – это одна из потребностей в жизни верующего человека. Вместе с тем не стоит путать морально этический аспект и уголовное законодательство. Встреча со священником – это не какой-то публичный акт, это всегда таинство. И задача священника – не как-то человека наказать, покарать, напугать, а. наоборот, помочь в сложной жизненной ситуации, поддержать добрым словом. И в этой связи я, конечно, считаю, что встреча со священником очень полезна. Потому что нам и на воле тяжело живется иногда, а уж в заточении, в тюрьме — это в разы тяжелее. Поэтому я считаю, что момент этот очень хороший, и, если это действительно произойдет, то пойдет на пользу и Марии и нам всем.

- А как бы вы, зная Вашу подзащитную, посоветовали с ней разговаривать?

- Мне кажется, что священник – это человек, который приходит с открытым сердцем, готовый выслушать, и давать какие-то рекомендации насчет того, как ему разговаривать , наверное, было бы излишне и неправильно. Это разговор не умом, а, наверное, сердцем. Батюшка, в любом случае, будет не столько понимать, сколько ощущать, на мой взгляд. Я надеюсь, что, если это произойдет, то это будет очень правильно для всех.

polozov-feigin.jpg

Адвокаты Николай Полозов

и Марк Фейгин, фото: Право.ru

- То есть, Вы считаете, что это дело – сугубо личное, и отношения к ходу процесса оно иметь не будет?

- Безусловно. Я считаю, что выносить таинство на всеобщее обсуждение – в корне неправильно, и это в принципе не предусмотрено никак, никакими этическими нормами. Это так и называется – Таинство исповеди.

- То есть, Вы предполагаете, что священник может быть приглашен именно для исповеди?

- Если она попросит об этом, я абсолютно уверен, что батюшка не откажет.

- Вы считаете, она может об этом попросить?

- Я с ней не обсуждаю моменты, касающиеся сугубо ее личной жизни. Общение со священником – это настолько интимная вещь в жизни человека, что вмешательство в это я считаю неправильным. Поэтому будет лучше, если они сами пообщаются без каких-либо установок и скажут то, что посчитают нужным сказать друг другу.

Беседовала Ирина Якушева

polozov-ya.jpg

Яков Анисимович Полозов с женой и сыном

Яков Анисимович Полозов родился 23 октября 1879 года в деревне Раевщино Молодецкой волости, Виленской губернии. Яков рано остался сиротой, его воспитывала старшая сестра.

В конце XIX века Полозов поехал на заработки в Америку. По одной из версий, именно тогда епископ Тихон (будущий Святейший Патриарх) взял Якова к себе в келейники. С тех пор Яков Полозов вплоть до самой своей трагической кончины всегда находился при нем, не оставив Патриарха в годы богоборческих гонений на Русскую Православную Церковь и массовых репрессий против священнослужителей, развязанных большевиками. Яков Полозов оставался при Патриархе Тихоне во время его заключения в Донском монастыре. Там он отдал за него жизнь.

Дважды Яков Полозов подвергался арестам, причиной которых было то, что он являлся близким человеком Патриарха Тихона. После тяжелых испытаний, серьезной болезни и при отсутствии каких-либо доказательств вины он был отпущен и продолжал свое служение Святейшему Патриарху.

9 декабря 1924 г. в дверь покоев Патриарха Тихона постучали. Открывать пошел его келейник Яков Полозов. В прихожую ворвались двое «неизвестных», но Полозов преградил им дорогу. Несколькими выстрелами в упор они убили Якова Анисимовича. Убийцы сорвали с вешалки шубу, с целью инсценировать ограбление, а потом выскочили из покоев на улицу и скрылись.

Дело об убийстве велось крайне небрежно. Даже время смерти Якова Полозова в документах указано разное. Через месяц дело было закрыто.

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение

Сегодня гораздо проще ответить на вопрос, где в мире нет гонений на христианские церкви, нежели перечислять все те регионы, где последователи Христа страдают за свою веру.

 

При этом притеснения, различные формы дискриминации и сегрегации*, угрозы здоровью и жизни, пытки и убийства христиан имеют место не только в странах, где они составляют меньшинство, но и в тех государствах, которые традиционно считаются частью христианской цивилизации.

 

Так, представители национальных меньшинств в Европе нередко жестоко преследуют своих соотечественников, перешедших в христианство из ислама, как, например, пакистанцы в Великобритании. В Восточной Европе и, в частности, в России христианские деноминации, не принадлежащие к кругу так называемых «традиционных религий», испытывают серьезные трудности в осуществлении своей деятельности и сталкиваются с препятствиями на пути активной евангелизации.

 

 

Наряду с этим в странах Азии и Африки, на Ближнем и Дальнем Востоке положение христиан оказывается зачастую просто нелегальным, так что исповедование собственной веры или даже простое хранение Библии или изображений святых может грозить тюремным сроком, а порой и смертью. Конечно, в каких-то случаях нападения на христиан можно объяснить экономическими или социальными обстоятельствами, как, например, в Индии, где многие представители низших каст (далитов, или «неприкасаемых») принимают крещение в том числе в знак протеста против сегрегации. Нападение или даже убийство такого человека можно тогда трактовать как политическое, социальное или даже этническое, но не религиозное, что, однако, не отменяет того факта, что в Индии умирают насильственной смертью сотни и тысячи христиан.

Если попытаться все-таки очертить границы этого явления, то наиболее жестокий и массовый характер на протяжении последних лет гонения на христиан носят в Северной Корее: наряду с общим тяжелым положением в этой стране, представители различных деноминаций подвергаются преследованию со стороны государства, пыткам, вплоть до казни. К числу стран, где жизни христиан угрожает серьезная опасность (как со стороны государственных структур, так и со стороны местного населения), а евангелизация, проповедь или крещение могут стать причиной нападений и убийств, где верующие существенно ограничены в правах, относятся в первую очередь Афганистан, Иран, Ирак, Саудовская Аравия, Сомали, Узбекистан, Йемен и Пакистан. Можно назвать еще по крайней мере три десятка стран, где христиане подвергаются в той или иной форме дискриминации по религиозному признаку.

То, что мы наблюдаем сегодня в этих странах, принципиально отличается от тех гонений, что имели место двести, триста или пятьсот лет назад, как по своему характеру, так и по географическому региону. Чтобы разобраться в причинах этого явления, необходимо обратиться к событиям недавнего прошлого. Во второй половине XX века в мире произошли глобальные изменения, и ключевые — это конец эпохи колониализма и рост национального самосознания, поиски национальной идентичности. Они породили большинство тех вопросов, которые стоят на политической повестке дня в современном глобализирующемся мире.

После окончания Второй мировой войны европейцы постепенно покидают свои бывшие колонии как под давлением формирующихся национальных политических систем, так и под влиянием общественности, которая воспринимает подобное присутствие на территории чужих стран как оккупацию и политическое преступление. К концу XX века это привело к значительному усилению фундаменталистских настроений, которые в этих регионах подразумевали возвращение к доколониальному времени и культуре, даже если оно существовало только как мифологема «золотого века». Теми, кто ожидал, что обновление культуры возможно через подобное обновление памяти предков, христианизированное население воспринималось как как чужеродное и даже прямо враждебное.

Важно при этом понимать, что сама эта тенденция прослеживается как в тех странах, где христианство никогда не имело собственной самостоятельной истории и появилось в результате деятельности колонизаторов, так и в тех, где оно существовало задолго до прихода европейцев. Таким образом, христиане в этих странах оказываются «своими среди чужих» и «чужими среди своих». Формулировка «агенты Запада» в таком случае будет одной из наиболее мягких, а любое неосторожное действие одного из западных государств, мгновенно распространяемое средствами новых медиа, ставит под удар не европейских христиан, а тех, что остаются в беззащитном меньшинстве в странах Азии и Африки.

* Сегрегация — политика принудительного отделения какой-либо группы населения по расовому или этническому признаку. — Ред.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение

В Москве осквернен храм: ограду расписали свастикой и лозунгами об освобождении панк-феминисток (+ видео)

 

В ночь с 26 на 27 марта 2012 года неизвестные осквернили православный храм святителя Митрофана Воронежского, находящийся в Москве, на Царской улице. На ограде храма была нарисована свастика и лозунги освободить участниц провокации в храме Христа-Спасителя.

Настоятель храма протоиерей Димитрий Смирнов записал видеообращение:

Протоиерей Димитрий Смирнов об осквернении храма: Дьявол открыто заявил нам о своем существовании (+ Видео)

cerkov-10074-3-580x435.jpg

Меня встретил наш сторож и показал мне надписи, которые сделали на ограде храма некоторые люди, которые требуют освобождения из-под стражи членов группы, которая устроила этот сатанинский шабаш в Храме Христа Спасителя.

cerkov-10074-2-580x435.jpg

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение

Прот. Сергий Правдолюбов об оскверненном храме: Вспомнить опыт новомучеников, убрать, почистить и терпеть

 

В ночь с 26 на 27 марта 2012 года неизвестные осквернили православный храм святителя Митрофана Воронежского, находящийся в Москве, на Царской улице. На ограде храма была нарисована свастика и лозунги освободить участниц провокации в храме Христа Спасителя.

Читайте: Протоиерей Димитрий Смирнов об осквернении храма: Дьявол открыто заявил нам о своем существовании (+ Видео)

Как церковной общественности реагировать на произошедшее? Ждать ли новых кощунств? Что сделать Церкви, чтобы успокоить общество? Ситуацию комментирует протоиерей Сергий Правдолюбов:

o_Sergij_Pravdoljubov-396x600.jpg
Это безусловное продолжение реакции на довольно суровое и жесткое отношение Церкви к этому вопросу. Если бы Церковь проявила больше милосердия там где требуется, то никаких таких акций и разукрашиваний бы не было.

Позиция Церкви была слишком суровой, поэтому она еще осталась и виноватой. Но Церковь в данном случае не виновата.

Однако, если бы более ярко, четко, быстро после этой акции Церковь сказала свое слово, никаких таких акций больше нигде бы не было.

Даже если и будут новые провокации, не надо этим смущаться. Ну, будут, ну и что? Будем терпеть, молиться и спокойно к этому относиться.

Если вы помните, провокация была перед революцией 1905 года в Оптиной Пустыни. Там было гораздо страшнее, чем в храме Христа Спасителя. На престол в присутствии прихожан забрался голый человек, он, конечно, был психически болен. Все это расценили как предзнаменование революции 1905 года. Но никто его не преследовал, не бил, и он сам потом ужасался, когда его привезли в больницу: «Что со мной было? Что со мной было?» И он рассказал, что мощный внутренний голос требовал от него, чтобы он такое совершил.

Но никто никого не осуждал, никаких потрясений не было. Храм и престол освятили. Кстати, храм Христа Спасителя тоже надо было святой водой покропить – и больше ничего!

Слушайте, XX век вы что – забыли что ли? Опыт новомучеников, исповедников… Там не такие вещи творились! И разве Церковь обращалась в советскую прокуратуру того времени? Никогда! А почему мы должны сейчас обращаться в нашу прокуратуру?

Надо относиться к этому крайне спокойно. Убрать, почистить все, что они сделали – и терпеть.

Светское же общество вообще никак и ничего не должно! Ибо оно еще как таковое на ноги не встало. Светское общество – это советское общество. И нынешнее восприятие Церкви остается в русле XX безбожного века, 70-летнего воспитания всех людей. Что же мы сейчас хотим от них, чтобы они это поняли? Даже у молодежи, которой 20 лет, нет никакой традиции – ни старой, дореволюционной, ни новой. Она еще не выработана. Их никто еще не воспитал. Какая же должна быть их реакции? Они могут только учиться на нашем опыте и отношению к Церкви, и любви, и милосердию!

Я очень скорблю, когда мощные нападающие журналисты цитируют Евангелие, Священное Писание целыми кусками. Это настолько неприятно! Мы же Евангелие знаем, и мы его стараемся выполнять! А они нам пальцем показывают: вы неправильные верующие, у вас неправильная Церковь, потому что вы не следуете заповедям своего Господа Иисуса Христа Спасителя. Вот это тяжело и неприятно.

Но опыт XX века надо учитывать и не переживать, не волноваться по мелочам. Все будет нормально. С терпением, с молитвой все перенесем.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение

Бог видит, а ты смиряйся

Протоиерей Андрей Ткачев

56198.p.jpg

Добродетели несут награду не сами по себе, а за смирение.

Вот такая мысль есть у великих отцов. Представьте, что эта мысль – дождь, и станьте под нее, как под холодный душ. Или представьте, что она – град, и тоже станьте. Пусть этот град побарабанит вам (мне, им, всем) по лысине. Мы ведь страшно хотим гордиться собой. И чем еще гордиться, как не своими добродетелями. А добродетели, оказывается, мостят нам дорогу в ад, если мы посреди благих трудов не смиряемся. Человеку гордому лучше не иметь заметных добрых дел, а то он от любви к себе совсем осатанеет.

***

Все это на милостыне очень заметно. Вернее, на той форме милостыни, которая носит римскую фамилию Мецената или заокеанскую кличку «спонсора».

У доброго человека даже зло с добром перемешано, а у злого само добро никуда не годно. Качество милостыни зависит не столько от количества. Сколько от чистоты (нечистоты) сердца жертвователя. Будучи, например, стихийным материалистом, спонсор (меценат) неизбежно захочет пощупать свои добрые дела. Следовательно будет жертвовать на каменные строения. Не щупать же ему сытые желудки, в самом деле, и не слушать, как играют на скрипках юные гении. Гений отыграл – и забылось; голодный поел – а завтра опять есть захочет. А в здание, за твои деньги построенное, можно будет всю жизнь пальцем тыкать. Мое, дескать, добро.

Буде жертвователь – самохвал, непременно захочет он себя увековечить на памятной доске, как будто Бог не видит, или не помнит. И орден непременно захочет, и грамоту, чтоб при случае говорить с кем он на короткой ноге, и кто ему награды вручал. Фотографии при этом предусмотрительно прилагаются.

По нашей крайне вялой, зачастую, вере он (меценат-спонсор) даже мысли не допускает, что его деньги могут где-то не взять. А ведь это – подлинный холодный душ и – град по лысине, когда человеку, уверенному «на все сто», что все покупается и продается, в том числе и в Церкви, вдруг говорят: «Заберите деньги, пожалуйста».

- «Как это заберите?! Вам что деньги не нужны? Здесь очень много!»

- «Нужны, но не от вас. Заберите»

Вот это – маленький Страшный Суд! В одном житии так и пишется: «Отверг некий преподобный богатую милостыню, сказав богачу, что рука этого богача мать собственную била. Теперь из этой руки Бог милостыню во век не примет». Было это очень давно. А вот прочел это один современный богач, и в пот его бросило. Он только на деньги надеялся, и думал, что их всегда возьмут. А тут понял, что «не всегда». От того часа стал он думать о настоящих добрых делах, а не о привычных откупах от совести.

***

 

Вообще уметь давать, это – великое уменье. Всякий знает, что есть такие люди, у которых даже коробку спичек брать не хочется. И это потому, что нет любви и смирения в дающем человеке. И то, что просящий и берущий помощь должен смиряться, это все знают. А то, что дающий тоже нуждается в смирении, это уже тяжелее понять.

Был бы я Оле-Лукойе, покрутил бы я над всяким богачом зонтик с одним и тем же сном. Был бы это сон про то, как никому твое богатство больше не нужно, никто тебе не завидует, никто от тебя ничего не просит и не берет. То есть буквально – сядь на свои банковские счета и ешь их в одиночку. Больше делать с ними нечего.

После этого сна проснется человек и вспомнит, что кроме покупки новой яхты или купания очередной любовницы в шампанском можно помочь молодым ученым в перспективных разработках, и калекам в приобретении колясок, и матерям-одиночкам в плате за садик. И все эти виды помощи покамест и ждут, и готовы взять. И погордиться ими не удастся, поскольку это не капитальные строения. И многие из ждущих помощи готовы со слезами молиться о благодетелях. А на Страшном Суде уже всего этого не будет.

***

И молитва, и пост, и милостыня есть виды жертвоприношений. Их нужно приносить Богу с верой и без гордости, то есть не так, как Каин.

Имя свое при этом нужно, по возможности, скрывать. Потому что это ради Бога делается, а Бог видит все.

Помнить бы не плохо, что «великое перед людьми есть мерзость пред Господом», и, следовательно, не хвалиться, не назначать поспешно своим же делам свою же цену. Бог все оценит во время свое.

Не только на храм нужно жертвовать, во-первых, потому что сказано о неких зданиях: «не будет здесь камня на камне»; а во-вторых, потому что человек – тоже храм. Накормить человека это храм поддержать. Одеть человека это храм украсить снаружи. Научить человека, это залить храм светом и вымыть его изнутри после долгого запустения.

Дать возможность учиться тому, кто талантлив и не может жить без знаний, это уже дело трудно переводимое на язык цифр или аналогий. А еще в древности считали за великое дело собрать девушке-сироте хорошее приданое и помочь ей замуж выйти. Или – помочь досмотреть старика и дать ему умереть не в грязи и холоде, а по-человечески, в тепле и среди заботы.

Да и сколько еще есть подлинно добрых дел, помимо закупки мрамора для парадной лестницы епархиального управления!

И забывать, забывать надо тут же любое доброе дело, сразу после его совершения. Так, чтобы ты только что нечто хорошее совершил во имя Христа, а не ради своего тщеславия; и тебя спросили «если у тебя что доброе за душой?», а ты искренно ответил тут же: «Ей Богу, ничего доброго я еще не сделал!»

Протоиерей Андрей Ткачев

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение

Сколько можно Церкви оправдываться?

 

Чем вызвана волна негативной информации о Церкви в СМИ? Насколько обвинения в ее адрес оправданы? Эти вопросы мы задали известному телеведущему, писателю, члену Патриаршего совета по культуре и члену редакционного совета нашего журнала Юрию Вяземскому.

56583.p.jpg

— Юрий Павлович, сейчас в ряде СМИ идет информационная волна против Церкви. С чем она связана, как Вы считаете?

— Мне на этот вопрос довольно сложно ответить, потому что я не знаю, с чем связана эта волна. Происходящее меня и удивляет, и огорчает, и возмущает. Что я знаю, так это то, что, в общем, Церковь наша очень долгое время находилась в тяжелом положении, начиная еще с Петра Первого. И, соответственно, народ тоже развивался в этих тяжелых условиях, когда Церковь не могла полноценно осуществлять свое пастырское служение. В том числе поэтому в обществе всегда были люди, которые ненавидят христианство или не понимают его.

Я, однако, не ожидал, что таких атак будет все больше и больше. Причем не совсем понятно, откуда они берутся и против чего именно ведутся. Понимаете, когда вторгаются в храм, который посвящен великой войне и великим героям, и устраивают там вакханалии, а многие при этом становятся на сторону тех, кто вторгся… Честно говоря, я бы этих женщин всех отпустил, но мне страшно подумать, каких детей воспитают матери, способные на кощунственные акции у алтаря.

Мне повод для атак на Церковь не понятен. При этом иногда мне непонятно и поведение некоторых священников, которые как будто оправдываются с экранов телевизоров. А в чем оправдываться? И вообще, сколько можно дискутировать на эти темы? Почему надо приводить какие-то аргументы в пользу того, что в храмы нельзя вторгаться?

Мусульман попробуй тронь, на правительство и на президента как-то, в общем, тоже не нападешь… А на Церковь — можно. Она беззащитна, считается, что она и отвечать-то в общем не должна.

Мне кажется, что это не совсем правильно. Вот если вы попадете в пчелиный рой и вас начнут кусать, то ни в коем случае не надо делать резких движений – иначе сильнее будут кусать. И тут чем сильнее ты от бесов отмахиваешься — при этом отмахиваешься уважительно, объясняя им, что не надо гадить — тем больше они оживляются, накидываются. «Сколько их? Куда их гонят? Что так жалобно поют?» — помните у Пушкина?

— Может, нападки на Церковь связаны с тем, что она стала более активна, перестала пребывать в своем закрытом мире? Ведь за последнее время серьезно поменялось ее общественное положение.

— Естественно, коренным образом поменялось. Во-первых, надо учитывать, что в течение семидесяти лет все население нашей страны воспитывалось в условиях антицерковной идеологии. Церковь стояла особняком, в храм нельзя было попасть без угрозы стать жертвой репрессий.

Сейчас Церковь стала свободной, может говорить, что такое хорошо и что такое плохо. Естественно, это многим не нравится, когда зло называется злом, когда говорят о ценностях. Особенно не нравится людям, которые воспитаны вне ценностей.

— Но есть и другое мнение: Церковь, мол, имела кредит доверия, но растратила его и не смогла изменить общество. Наркоманов и алкоголиков меньше не стало.

— Понимаете, за 20 лет изменить то, что в течение столетия насаждалось, во-первых, очень сложно. Во-вторых, я не согласен, что Церковь не смогла изменить ничего. Сравнивая сегодняшнюю жизнь с временами, когда Церковь еще не вышла на свободу, я вижу все больше людей со светлыми глазами, с правильным подходом к жизни, к материнству, к заботе о стариках.

Не знаю, ведется ли какая-то статистика, но Церковь действует очень активно. Строятся школы, храмы. Во многие храмы по воскресеньям просто не пробиться. До перестройки вообще воскресенье было пьяным днем. Люди пили, опохмеляясь за пятницу и субботу. Сейчас если я вижу толпы, то это толпы — в церкви, а там не пьют. Поэтому этот тезис кажется мне ложным, как и вся ругань в адрес Церкви.

Не критика, не пожелание, не замечания, а именно ругань. Такая радостная, с блеском у глаз. Когда известная телеведущая радостно рассказывает, как «церковники» обижают детей, стариков… Аж светится – вот как мы не любим Русскую Православную Церковь. А Православная Церковь — это основа всей российской культуры. Негоже так.

— Основной удар обрушился именно на Патриарха. А какова, по-Вашему, его роль в судьбе Церкви сегодня?

— Я просто хочу напомнить, что Патриарх был избран Богом. Бог нам его послал. Дай Бог многие лета Святейшему, дай Бог ему терпения. Не мое низкое дело такому человеку что-то желать, но дай Бог ему побольше невозмутимости. Потому что когда караван идет в правильном направлении, собаки, как правило, лают особенно громко.

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение

Волна негодования вызвана не верующими, которые были обличены в своей неспособности и не смогли признать что наше общество прогнило, нравственно, полностью ушла мораль, сострадание. Пропаганда идет повсеместно насилия, обогащения, наживы, попытки оправдать свое бездействие и не способность контролировать ситуацию в целом. Церковь изобличает зло, ненависть, грубость, окаменелость, отсутствие совести и сострадания. И многим не нравиться это. Не хватает мужества признать свою не состоятельность и свое невежество.

Нападки всегда на Церковь были и возникали они от злобы человеческой,, что не хочет признать себя человек опустившемся и погрязшим в разврате, бесчувствии, взятках. Не кому не нравиться когда тебя учат. Потому что ГОРДОСТЬ стоит на первом месте у нас, чувство вседозволенности, Я. Основной девиз общества сейчас. И чем сильнее становится Церковь тем яростнее дъявол начинает борьбу с ней и с теми кто в Церкви.

Борясь с Церковью мы сами себе доказываем свою безнравственность, признаемся в своем падении и самое главное признаемся в нежелании изменить что то в себе.

Изменись сам и мир измениться во круг тебя.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Гость Сергей

Пусть нападают. Помолится за них надо. Господь все расставит.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение

Диакон Александр Брюне. Как французский дипломат стал православным диаконом

57853.p.jpg

Каждый приход к вере чудесен, каждая душа для Бога драгоценна. «Обыкновенных» историй обращения к Церкви, наверное, не бывает — и всё же есть случаи столь необычные, что о них нельзя умолчать. Специально для французского выпуска «Отрока» диакон Александр Брюне — клирик Киевской Митрополии Украинской Православной Церкви, французский дипломат — рассказал о важнейшем выборе своей жизни.

 

Диакон Александр БрюнеМои родители не были очень религиозными. Отец рос во французской католической семье, в церковь они ходили всего два раза в год: на Рождество и на Пасху. Моя мать была немкой и лютеранкой.

 

 

Когда мне исполнилось два года, родители крестили меня в лютеранской церкви в Париже. Восьмилетним мальчиком я стал пансионером католического колледжа для мальчиков Жюйи (Collège de Juilly) под Парижем, который размещался в очень красивом старинном здании. Многие известные люди, такие как философ Монтескьё, поэт Лафонтен, а также некоторые политики и деятели культуры современности получили здесь образование.

 

Меня привозили в колледж в воскресенье вечером, а в пятницу вечером забирали домой. Жизнь здесь не всегда была радостной. Но тишина многовекового парка и старинных зданий, присутствие священников, вероятно, взрастили во мне созерцательный дух. Здесь я приобрёл неоценимый опыт товарищества, взаимопомощи, дисциплины и ученичества. В моменты вечернего уединения я искал утешения в молитве Богоматери и Иисусу Христу. У меня был плеер, и каждый вечер я ловил по радио передачу парижской епархии Нотр-Дам и слушал, как монахини пели гимн: «Величит душа Моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе, Спасе Моем». Это было спасительной помощью, любящим присутствием, поскольку рядом со мной не было родителей.

 

 

Таким был мой путь к Богу. В колледже нам преподавали катехизис, а также служились мессы, на которых я присутствовал, но не причащался, поскольку не был католиком. А в студенческие годы я снова стал прихожанином лютеранской церкви. Мне нравилась лютеранская литургия своей простотой и покаянным духом. Я активно участвовал в деятельности парижской ассоциации протестантской студенческой молодёжи и пел в церковном хоре. Мы исполняли песнопения XVI–XVII веков, и пение приближало меня к Богу.

 

***

Мой интерес к России был вначале интуитивным — даже не интеллектуальным. После окончания школы мне хотелось, чтобы моя будущая профессия была связана с международными отношениями, с дипломатией. Я стал изучать русский, поскольку мне было нужно знание редкого языка. Одновременно я поступил на исторический факультет Сорбонны, там защитил магистерскую работу на кафедре славянской истории, а затем в Институте политических наук в Тулузе.

 

Но дипломатическую карьеру, в конечном счёте, я начал не сразу, только в 2004 году. Я изучал русский язык, а это означало воспринять богатую культуру Руси, которая меня тронула большим смирением своего народа, его страданиями, его верой. В телевизионной встрече с молодёжью, во время своего пастырского визита в Киев в 2009 году, Патриарх Кирилл заметил важную вещь: в латинской, западной культуре положительным героем является доблестный рыцарь, воплощающий в себе средневековые ценности: обходительность, честь, мужество. А на Руси положительный герой — это святой (будь он князем или простым крестьянином), ставший подвижником и прославленный Богом.

 

 

Я люблю русскую литературу, её эпический характер, глубину; красочную гармонию русской музыки, живописи, особенно мне нравятся художники-передвижники. Русская культура имеет сильное региональное влияние, и ей, как, собственно, и французской культуре, свойствен некий универсализм, у неё мессианский характер.

57854.p.jpg

Благодаря изучению русской культуры произошло моё знакомство с Православием. Вначале меня глубоко тронули православные церковные песнопения, которые обычно не оставляют равнодушными западных людей. Однако более глубокий интерес был плодом некоторых, казалось бы, незначительных встреч. В 1993-м я с друзьями приехал в Россию. Проездом в Москве мы зашли на рынок. Вдруг женщина, стоявшая перед нами в очереди, повернулась к нам и заговорила по-французски. Это была католическая монахиня Малых сестёр Фуко, которая с 1963 года жила в Москве вместе с другими сёстрами в маленькой квартирке. Она нас пригласила к себе домой, и я много от неё узнал: о жизни отца Александра Меня, которого она лично хорошо знала, о церковной подпольной жизни. Затем в 1995 году я провёл семь месяцев в болгарском городе Велико Тырново, где часто поднимался в старинный, с великолепными фресками, Преображенский монастырь в Арбанасси и был принят некоторыми братиями. Я присутствовал на литургии, не понимая её. Очень большое впечатление произвела на меня ночная рождественская служба 1998 года в трапезном храме Троице-Сергиевой лавры в Сергиевом Посаде. Я до сих пор храню её звукозапись.

 

 

В России я также встретил мою будущую матушку, с которой мы часто беседовали о православной вере, о византийской истории и православных иконах, которые она пишет. Но встречи, оказавшие на меня наибольшее влияние, произошли во Франции, с православными мирянами, свидетельствовавшими о Христе своей простой и евангельской жизнью, к которой, как мне казалось, призван каждый христианин. Для меня контраст был настолько впечатляющий: вы думаете, что живёте полной и богатой событиями жизнью, — и вдруг оказываетесь перед такой силой простоты, перед примером отказа от положения в обществе ради одного-единственного — служения Богу...

 

Для меня поиск Бога и путь в Православие были поиском лично прожитого опыта жизни во Христе, прежде любых богословских дебатов: свидетельства из житий святых, но также жизни наших современников, верующих людей.

 

 

Должен сказать, что эти встречи породили во мне желание глубже узнать Православную Церковь и её веру. Я прочёл автобиографию владыки Каллиста (Уэра), в которой он рассказывает о своём обращении из англиканства. То, что он написал, мне, лютеранину, было очень созвучно, он точно выразил то, что меня привлекало в Православии. Для меня, как и для него, чтение житий святых подвижников, существование нетварного света, аскетических подвигов и исихии, молитвы и смирения стало настоящим открытием и перевернуло весь мой внутренний мир. Я понял: Православная Церковь ведёт к Богу, и это самый верный путь ко спасению.

 

Владыка Каллист дал хорошее определение Православию, назвав его совершенной полнотой христианской традиции. Это открытие решало фундаментальные вопросы, не решённые в лютеранстве, — отсутствие апостольской преемственности и истинного Причастия. Православная Церковь открывала для меня «живое непрерывное преемство с Церковью апостолов и мучеников, отцов Вселенских соборов» и, следовательно, истинное причастие Святых Христовых Таин. Я чувствовал, что «вернулся домой», это была огромная радость. К тому же, в Православии исповедь и молитва к Богоматери занимают одно из центральных мест в жизни христианина, а в протестантизме мы этого лишены.

 

 

Окончательное моё обращение совершилось благодаря личному опыту, пережитому мною рядом с теперь уже почившим в Бозе схиархимандритом Амфилохием из Белой Церкви, к которому я решил поехать со своими вопросами. Наша первая встреча была короткой, но полной благодати, и я особенно запомнил его слова: «Мы были все крещены Богом, и наша вера — свет и радость». Итак, то, к чему призывал апостол Павел, — не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего (Рим. 12, 2), — обретало всю полноту смысла.

 

В это время я уже созрел, чтобы присоединиться к Православной Церкви. Вскоре в храме Покрова Пресвятой Богородицы при Главном военном госпитале в Киеве надо мною было совершено Таинство миропомазания.

***

Ещё будучи лютеранином, я вынашивал мысль о принятии священного сана. После моего присоединения к Православию ради служения в Церкви я собирался оставить дипломатическую службу, но не получил на это благословения. Я продолжал работать над собой, приезжая время от времени к отцу Амфилохию и общаясь с разными священниками.

 

 

Отец Олег Скнарь, настоятель Покровского храма, был очень внимателен и отзывчив к моему внутреннему призыву. Я очень благодарен ему и прихожанам храма за то, что моё присоединение к Православной Церкви происходило в обстановке внимания и доверия. Очень скоро я был допущен в алтарь, сперва как чтец, затем как пономарь. Всё это очень трудно для западного человека, но таков духовный путь... Чтобы удостовериться в истинности моего призвания, два раза я ездил на Афон, где, кстати, меня ожидала удивительная встреча.

 

Диакон Александр БрюнеВ книге «Флавиан» отца Александра Торика рассказано о смиренном и кротком монахе-французе, насельнике монастыря Ватопед. Читая книгу, я подумал: каким счастьем будет встретиться с французом, подвизающимся на Святой Горе и проникнутым духом афонского подвижничества! Я написал в монастырь, и через месяц мне позвoнил французский монах, который организовал всё необходимое для моего приезда. Оказалось, он является духовником братии Ватопеда. Беседы с ним были для меня очень полезны. Кроме того, в книжной лавке монастыря я столкнулся с самим отцом Александром Ториком, благодаря которому я приехал в монастырь. Прощаясь, он мне сказал: «Столько невероятных встреч в этом маленьком православном мире, что привыкаешь уже ничему не удивляться!»

 

 

Итак, вскоре после того, как я стал членом Православной Церкви, отец Олег представил мою кандидатуру к диаконской хиротонии. 14 марта 2010 года в храме целителя Пантелеимона, в женском монастыре Феофания, я был рукоположен в сан диакона Блаженнейшим Митрополитом Киевским и всея Украины Владимиром. Блаженнейший, как вы, наверное, знаете, в течение нескольких лет был экзархом для Западной Европы в Париже. По рукоположении владыка благословил меня прочесть мою первую, запричастную, ектению по-французски.

***

Я служу диаконом два года. Стараюсь со всем тщанием готовиться к церковной службе, поскольку моё произношение может ввести кого-то в искушение, особенно во время чтения Священного Писания. Иногда меня принимают за «своего», и затем люди удивляются, когда я не реагирую привычным для них образом...

 

Культурные различия между верующими на Западе и здесь, конечно, существуют — прежде всего, большое уважение у народа к священному сану, то особое почётное место, которое отводится священнику. Затем — богатство церквей. Во Франции всякое видимое богатство считается несколько неуместным, особенно в церкви. В этом смысле француз ждёт, чтобы Церковь являла пример скромности и простоты образа жизни, даже в церковном убранстве. В России и Украине люди на это смотрят по-другому.

 

 

Мои французские друзья были тронуты моим выбором, каждый по-своему, но это не вызвало никаких трудностей во взаимоотношениях, в том числе и с семьёй. Никто из близких не требовал от меня объяснений. В этом смысле я был настоящим французом: ни с кем не обсуждал мой сан и служение, если меня об этом не спрашивали, — наверное, в силу привычки разделять частную и общественную сферы жизни.

 

О чём я больше всего жалею — это о том, что не могу служить панихиду по моей усопшей матери и подавать записки за моих родных и друзей...

***

Сегодня французское общество иногда называют постхристианским. Лично я не разделяю этого мнения. У Господа Своё мерило времени, не доступное нашему разумению. Посмотрите на Россию и её недавнее прошлое...

 

 

Действительно, Франция — светское государство, которое долго и упорно внедряло светскость, причём до такой степени, что верующим это кажется формой полного исключения религии из жизни общества и её заключением в узкие рамки частной жизни[1]. Кроме того, государство старается не отдавать предпочтения какой-то одной из форм религиозной жизни перед другими, несмотря на то, что французская культура выросла из католической традиции: наша культура, нравы, города и сёла были ею сформированы. Действительно, в обществе господствует индивидуализм и релятивизм. Но то, что происходит сегодня, может быть лишь временным явлением. Во Франции не прекращаются многочисленные паломничества в Лурд и Лизьё. Франция хранит множество святынь, таких как глава святого Иоанна Предтечи в Амьене, Хитон Спасителя в городе Аржантёй под Парижем, Терновый венец в соборе Парижской Богоматери, Покров Богоматери в Шартре. Великие святые, прославленные Православной Церковью, здесь родились или приняли мученический венец: святитель Ириней Лионский, святой Мартин Исповедник, святая Женевьева (Геновефа) Парижская и многие другие. Как и на Руси, большинство храмов посвящены Богоматери. Франция всегда молилась Богоматери, и это то, что её спасёт, как пророчествовал святой Серафим Саровский!

***

Известный русский богослов Владимир Лосский, эмигрировавший во Францию после революции, писал, что традиция — это жизнь Духа Святого в Церкви. Продолжая его мысль, скажу, что истинная церковная традиция — это и живая и непрерывная преемственность с Апостольской Церковью, которая меня поддерживает, ведёт и животворит на каждой литургии, в евхаристическом общении со Христом и со всем народом Божиим.

 

Диакон Александр Брюне

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение

Что всетаки это,жажда наживы или осквернение,или как в русской поговорке" До БОГА высоко , а до царя далеко

 

*** материал из ВКонтакте

+++++++ Сахалин Православный +++++++

 

Разбойное нападение на Храм Вознесения Господня в Корсакове было совершено 13 мая. Злоумышленники связали служащую прихода и, разбив икону Матроны Московской, вынесли украшения собранные прихожанами.

 

PUPUS7haQ6o.jpg6byZJikzrK4.jpgaMaGy6UN8DQ.jpg
Как рассказал настоятель храма, иерей Алексий Андреев, преступление было совершено около 18 часов и, судя по всему, было спланировано заранее. Двое злоумышленников в масках ворвались в храм, повалили на пол и связали дежурившую в церкви женщину. Угрожая ей отверткой, они стали требовать деньги и ценности.

После этого преступники сломали киот украшавший икону святой блаженной Матроны Московской и сорвали все пожертвованные прихожанами украшения. Священнослужитель отметил, что эти украшения прихожане собирали в течение нескольких лет, благодаря таким образом святую за помощь в ответ на молитвы перед этой иконой.

«Самое ужасное во всем этом – осквернение святынь, и то, что совершившие этот кощунственный поступок, шли на него намеренно. Все прихожане потрясены этим поступком. Это уже не первый случай в Корсакове. Несколько лет назад, неизвестные осквернили часовню на территории кладбища. С купола был сорван крест, а сама часовня исписана кощунственными сатанинскими надписями. К сожалению тогда никого не нашли», - поделился иерей Алексий.

 

Отметим, что за последние несколько месяцев в России произошла череда актов вандализма и осквернения храмов, начавшаяся 21 февраля с кощунства в кафедральном соборном Храме Христа Спасителя. В этот день группа лиц богохульствовала на амвоне в непосредственной близости от святого алтаря, частиц Ризы Господа Иисуса Христа и Ризы Пресвятой Богородицы, мощей великих святых. Затем, 6 марта в соборе святого праведного Прокопия в Великом Устюге мужчина топором нанес удары по 30 иконам, представляющим большую духовную, историческую и художественную ценность. 18 марта храм преподобного Сергия Радонежского города Мозыря был осквернен хульными надписями и глумлением над изображением Честного Животворящего Креста. 20 марта в Покровский кафедральный собор Невинномысска ворвался мужчина с охотничьим ножом, который крушил иконы, втыкал нож в поклонный крест, сломал Царские врата и избил священника.

 

Сейчас полиция Корсакова принимает необходимые меры по раскрытию преступления и поимке подозреваемых. Потерпевшая служащая храма уже пришла в себя и дает первые показания.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение

"...мы не должны быть людьми наивными. В любой момент могут начаться необратимые процессы», - сказал Патриарх, отвечая на вопросы зрителей в эфире передачи «Слово пастыря» на Первом канале.

 

Поэтому, продолжил он, люди должны постоянно быть начеку, «контролировать самих себя, чтобы внутри нас зло не стало тотальным господином», контролировать пространство «вокруг нас - в первую очередь, семью».

 

«Мы должны организовывать некую оборону вокруг бастионов добра, чтобы не позволить злу захватить пространство нашей национальной жизни, а если говорить о большем, то пространство жизни всего человеческого рода», - подчеркнул Предстоятель.

 

«Если мы будем способны противостоять злу внутри самих себя и вокруг себя, то Господь будет вновь преклонять к нам милость, как Он преклонял ее на протяжении всей истории человеческого рода, давая людям возможность изменить себя и мир к лучшему», - сказал Патриарх Кирилл "

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение

Моя зависть

Рассказ

Священник Алексий Лисняк

 

Попа видно и в рогоже.

О, сколько бесчисленных раз мне приходилось на себе проверять эту народную примету! Во что ты ни нарядись, чем ни прикройся — вот он поп, смотрите! Вся его рогожка сквозит, светится! Только в примерный раз я оказался к этому как-то особенно не готов.

Провинциальный оперный театр — не шибко-то и греховно, кажется… Мусолю в руках либретто. Уже прозвучал третий звонок, вот-вот вознесётся занавес и из оркестровой ямы вулканом плеснёт в зал долгожданная увертюра. Сцену заполнят гости и слуги герцога Мантуанского, и меж ними замелькает придворный шут горбун Риголетто. Эта опера мне по душе. Мобильник выключен, и ничто не помешает теперь «вкусить ушами»…

И я вкусил. Правым ухом:

— Вы ведь батюшка, да?

Мой пожилой сосед по всем приметам истинный меломан. Всё при нём — бинокль, галстук, запах буфетного коньяка и свежей икры.

— Я всегда замечаю в зале новеньких. Гляжу, ну точно — батюшка и есть. Посоветоваться нужно…

Вопреки ожиданиям, вместо карлика-шута в костюм Риголетто облачён весьма крупный, осанисто-грузный актёр. Он явился так, как обычно являются значительные начальники, и зал насторожился. На всякий случай, чтобы не запутаться в персонажах, я заглянул в либретто. Там сообщалось, что сейчас над этим горбатым тщедушным шутом Риголетто господа ехидно оскалятся: «Горбун в купидона решил превратиться!». Посмотрев на сцену, начинаю сомневаться, под силу ли это станет недокормленным дворянам? И вот гости герцога окружили солидного толстого шута, словно куклы приблизились к Карабасу Барабасу. Ниже него на голову, они взглянули свысока, мастерски сыграли ехидство. Было забавно. Но скоро Риголетто запел по-итальянски о своей печали, и на публику навалилась тоска.

 

Мой заскучавший сосед выручил, продолжил советоваться:

— Знаете, кто меня тревожит? Моя сестра. Да, да. А всё дело в том, что она — дура. Не обычная дура, нет. Редкая. Раньше она была не такой, работала директором универмага, знаете, такая — всё в дом, в семью, мне помогала. К ней только зайди проведать, сразу: на тебе, Коля икры, на тебе, братец, балычка. Все дефициты у неё перепробовал при совке. Квартирка была не плохая. А потом, когда вышла на пенсию, да когда мужа её Васю похоронили, она совсем рехнулась…

Сзади на нас зашипели «нельзя ли потише». Забывшийся было сосед заметил, что от шёпота перешёл уже к полному голосу, извинился и отстранился от меня. Это было кстати — на сцене утвердился румяный герцог из Мантуи, в яме замелькали седые кудри дирижёра и началось знаменитое «Сердце краса-авиц склонно к изме-ене». Распестревшиеся после первого акта декорации будто располагали молодого, жизнерадостного герцога к веселью и праздности. Рампа над его головой изобразила солнечный свет, и беззаботность хлынула со сцены. Эх, попрыгунья стрекоза! Пой, веселись! Почудилось, будто на взаправдашней хмельной пирушке поднялся самый весёлый. Он вознёс над головами стакан, грянул залихватскую — и все те, которые до этого еле-еле везли «Бежит бродяга с Сахалина», вдруг утёрли скупую слезу и просияли. Ни один не остался в стороне. Кто-то развернул гармонь, кто-то разбежался подпевать, а прочие рассыпались вприсядку по всей горнице. Украдкой оглядываю публику. Лица ожили, кое-кто ослабил галстук. Вытирают раскрасневшиеся лица, кажется, что запыхались. С этаким оптимизмом и не жить?! Последний аккорд, низкий поклон и зал взрывается аплодисментами. Браво!

Хорошо, когда весело! Хотя правильнее — весело, когда хорошо.

…Ан, зима катит в глаза.

Свет ослаб, по центру воцарился габаритный шут Риголетто и принялся на итальянском оплакивать свою убиенную красавицу-дочь. Джильда была изображена бесподобно! Только вот играя покойницу, невозможно совсем не дышать. Сначала публику такая оказия забавляла, но не долго. Зрители снова заскучали и оставили шута одного со своей бедой. Шут с ней, с покойницей. Получилось буквально. Тут мой сосед снова ожил:

— Сестра… Она сейчас у меня гостит. Да. Представляете, у неё была трёхкомнатная квартира. Была. Когда её Вася-то помер, она её соседям уступила. Просто так уступила. Своих детей, дескать, нет, а у соседей аж семеро. Им, говорит, нужней. Ну не дура, а? Они, говорит, будут жить и моего Васеньку поминать. А я и на даче помещусь. И ведь поместилась. Ни воды, ни сортира. Печку топить? Самой завтра семьдесят. Даже в гости к ней не могу. Это что, как нужда, так — за угол? Ну, не дура? Как-то был я у неё, зазвала за стол, всё, что ни есть выставила, а жрать-то там и нечего, сухари да картошка. Мужик по улице проходил, она высунулась в форточку и его зазвала. Садись, говорит, угощайся. Тот видит, что дура, и давай свою копну молотить: займи, мол, по-соседски. А я ж кадровик, людей вижу насквозь — голь, никогда не вернёт. И что вы думаете? Всю пенсию отдала. Может, говорит, и этот Васеньку помянет. И как вот, батюшка, мне с такой дурой? Жалко…

В этот миг убиенная шутова Джильда воскресла, артисты выстроились на поклон, зал поднялся. В шуме оваций я не услышал, кого моему собеседнику жалко: сестру ли дуру, покойного ли её Васеньку или, может, квартиру? Советовать ему я тоже ничего не стал: в торжествующем людском гомоне всё равно, думаю, вряд ли что-нибудь разберёт. Только без батюшкиного совета этот театрал оставаться не соглашался. Он не сдавался в очереди у гардероба, не сдался и потом, когда мы покинули тёплое фойе и вышли на оледенелое крыльцо оперного:

— Нет, вы скажите, как мне быть? Приехала ко мне погостить, перед друзьями стало неудобно. Первый раз консьерж её за бомжиху принял, не пускал. А теперь она со всеми перезнакомилась и в подъезде и во дворе. Что в ней люди находят? Ходить к ней начали, к телефону вызывают. Достали уже. Я вот пятнадцать лет соседей по лестничной клетке в лицо не знал, а теперь из-за неё весь двор со мной здоровается. Как в деревне, даже стыдно. Может её обратно на дачу проводить, пусть печку топит, а?

Временами я проникался к собеседнику искренним сочувствием. Постоянно размышлял, как же его утешить? Да так, чтобы при этом не обидеть? В мысли то и дело врывалось «Сердце красавиц склонно к измене» и мешало. Наконец я не выдержал, остановился. Собрался признаться собеседнику, что я не знаю, как ему поступать, открыл для этого рот…

… Морозцы в ночном городе просто прекрасны! Еловая аллея, что ведёт к театру, искрится колючим снежком, вдалеке мерцает огнями ночной проспект. Тишина почти первозданная, как в деревне. Из-под разлапистой заснеженной ели к нам подошла опрятная старушка, учтиво поздоровалась с обоими. Затем взяла моего спутника за руку и, извинившись, отвела в сторонку. Я слышал, как она ему шептала:

— Вот смотрю, Коленька, на тумбочке твои перчатки. Забыл, думаю. А к ночи мороз передали. Твой ревматизм… Пока хватилась, уже и троллейбусы не ходят. Ничего, думаю, я и так. Вот, успела.

Она протянула братцу перчатки, взяла его под руку и попрощалась со мной. Я долго провожал эту парочку глазами. Просто стоял и смотрел вслед, пока руки не окоченели. Свои перчатки я тоже где-то оставил, но мне их ни одна дура не принесла. Потирая ладони, я заскрипел морозным снежком, отправился к дому. В голове звенело «Сердце красавиц», а в сердце ворочалась неожиданная зависть.

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение

От чего устает священник

У людей, далеких от Церкви, а порой и у позиционирующих себя православными, есть недоумение: за что

dumy_0011.jpg

священник получает деньги? Что за труд — несколько раз в неделю помахать кадилом? Чем же на самом деле занимается священник и от чего он устает? Предлагаем вам взглянуть на проблему изнутри.

Поскольку я на протяжении ряда лет читаю лекции по «Практическому руководству для пастырей» в Саратовской духовной семинарии, мне по характеру данного послушания приходится раз за разом — подробно и обстоятельно — рассказывать ее студентам о том, в чем заключается «работа» священника, ее особенности и нюансы, скорби и радости, труды и отдохновение от них. И вот как-то я поймал себя на мысли: вот здорово было бы хоть в самом сжатом виде, но поведать это людям внешним, не знающим нашей пастырской жизни!

Тем самым людям, для которых священник по умолчанию — бездельник и тунеядец, вымогающий последний копейки из нищенской пенсии доверчивых старушек и мастерски «обрабатывающий» потенциальных спонсоров на предмет целевого или нецелевого пожертвования.

Потом я подумал: а стоит ли? Ведь если человек хоть немного интересуется жизнью Церкви — пусть даже и не как друг, а как недоброжелатель, не может же он совершенно не знать, в чем заключается пастырское служение. Или может? Может, пожалуй. Но я предпочту не столько о служении этом как таковом сказать в немногих словах, а о другом, что в принципе к этому близко. О том, от чего священник устает.

chemodan021.jpg

Игумен Нектарий (Морозов)

Прежде всего замечу, что в наши дни характерные черты пастыря доброго это практически всегда лицо, несущее на себе печать многоразличных и многообразных забот, вкупе с последующим такому многоразличию и многообразию синдромом хронической усталости.

Я допускаю, что есть батюшки с недюжинно крепким телесным здоровьем и бесконечно стойкой нервной системой, но лично мне их встречать приходится редко. Да и сам таковым не являюсь, так что тема по-настоящему близка. Что же так священника утомляет, что к этому синдрому приводит?

 

Какое бы послушание на пастыря ни возлагалось, все равно его главной заботой и попечением остаются люди — вверенная его попечению паства и те, кто может в нее влиться, а может так и остаться за пределами ограды церковной. И первый и самый важный труд — работа с этими людьми. Но, конечно, еще прежде того — служение Божественной литургии и вообще совершение богослужений.

Казалось бы, что сложного и утомительного в этом? Напротив, богослужение должно являться для священника источником сил, энергии, необходимых для всей его деятельности в целом. Так оно и есть. С одним лишь маленьким, но очень значительным «но».

Когда я был еще послушником, я слушал рассказ хорошего, опытного игумена из лаврской братии, который незадолго перед тем вернулся из села в одной из северных областей нашего отечества, где он гостил, будучи в отпуске, и где ему привелось послужить на престольный праздник, заменяя в местном храме заболевшего настоятеля.

— Ты знаешь,- говорил он,- читаю молитвы, произношу возгласы, а чувство такое, словно сквозь лес густой продираюсь. Поворачиваюсь, чтобы народ благословить, а на меня люди смотрят с искренним непониманием происходящего. И весь их интерес сконцентрирован на баке с освященной перед литургией водой. Они бы на него и раньше набросились, да я просто лег сверху грудью и сказал, что до отпуста литургии воду набирать не позволю, а то и на службу толком никто бы не остался. Отслужил, причастился, разоблачаюсь, состояние такое, будто палками по всему телу били… Избаловала нас Лавра прихожанами-молитвенниками!

Может кто-то и правда подумает: «Какой избалованный батюшка! Какой изнеженный… Палками его били, дескать, скажет тоже». А меж тем в этом маленьком рассказе как в капле воды отражается то главное, от чего священник может уставать. Это очень непросто — молиться за всех, кто в храме, быть локомотивом для состава, у вагонов которого колеса разве что не заблокированы. Ощущения, конечно, у разных священников разные бывают — «палками били», «вагон с кирпичами разгружал», но это просто от особенностей восприятия. А суть — всех на себе тащил.

Разумеется, на приходе уже сложившемся, благоустроенном, дружном, состоящем из по-настоящему церковных людей, все совсем иначе. Да только чаще всего начинать приходится — особенно в таких, сельских храмах, не то, что с нуля, а с отрицательной отметки. Помню хорошо нашего товарища, которого на Страстной седмице отправили на вновь открытый сельский приход. Привел запущенную церквушку в порядок, отдраил его в одиночку, просфоры испек, приготовился к службе, и вот она — первая Пасха.

— Христос воскресе! — радостно возвещает он людям, пришедшим в храм.

А они на него смотрят, и в глазах ясно читается вопрос:

— Ну? И что дальше?

Только и оставалось, что самому себе отвечать:

— Воистину воскресе!

После такого праздника не то, что будешь чувствовать себя неважно, отлеживаться придется. Правда.

Кто не помнит образ пастыря доброго, который идет за одной-единственной заблудившейся овечкой и несет ее обратно на своих плечах? Она не так уж и легка. А если она не одна? И если опять же надо — нести на себе?

Как это происходит практически и почему на себе?

Ну, вот, например, крещение. С крестными и родителями провели ряд огласительных бесед, они их… выдержали. Но на крещение пришли не только они, а и родные с друзьями, все люди невоцерковленные. Час в храме для них подвиг, причем, судя по всему, непосильный. Они переминаются с ноги на ногу, смотрят по сторонам, мучаются. Священник обратился к ним вначале со словом, в котором кратко сказал о том, что крещение не просто частное событие, а праздник всей Церкви, и сейчас они ее собой представляют, призвал к молитве. Но… слово не нашло благодарных слушателей.

И можно, без сомнения, просто «отчитать» и «отпеть» положенное, да будет ли совесть спокойна? И священник молится — опять за всех присутствующих, не только за крохотного младенца в белой кружевной рубашечке, но и за всех прочих младенцев — великовозрастных и совсем несмысленных. И то же чувство страшной усталости и изнеможения потом.

Каждый из нас знает эту удивительную разницу — между «таким» крещением, и другим — когда крещающийся и немногие близкие его ловят каждое слово молитвы, откликаются на него сердцем, участвуют и сопереживают. Не так часто это бывает, как хотелось бы. И не в том дело, что пастырь нерадив и «оглашать», как следует, не хочет. Просто люди такие духовно немощные в большинстве своем, овечки чисто…

А исповедь? Это, пожалуй, самое трудное. И не в том дело, что раз за разом священнику приходится слышать не только «грехи повседневные», но и грехи действительно тяжкие — таков уж мир, в котором мы живем. И слава Богу, что решаются люди придти с ними в храм, чтобы разрешиться от этого страшного бремени! Усталость от этого — естественная и законная. Но она и «здоровая», потому что не только ангелы на небесах радуются покаянию грешника, а и пастырь ему радуется, особенно, когда видит, что оно настоящее — искреннее и глубокое.

А вот если оно «постольку поскольку», без сокрушения, без желания измениться, стать лучше, сводящееся к констатации или даже какому-то странному недоумению «кающегося»: «Вот, вроде бы и грех это, а может, и нет… все так живут»… Тогда опять ощущение, словно воз на себе тянешь. Так же как и тогда, когда после каждого сказанного слова человек смотрит на тебя и ждет: не разберешься ли ты с его грехами вместо него, не решишь ли за него эту проблему — как сделать так, чтобы их больше не было? У него-то ведь сил бороться нет.

Не говоря уже о людях, которые на исповедь подходят не со «списком грехов», а с просьбой: «Сделайте мне что-нибудь…». И сколько ни бьешься, ни объясняешь, что ты «сделаешь» — помолишься, посоветуешь, но главным образом человек сам делать должен, в глазах просящего лишь тоска, которая, кажется, еще немного, и твое сердце тоже наполнит…

4489353_large-580x421.jpg

Фото: palavos, photosight.ru

…А еще устает священник и унывает порой даже, когда видит, как и постоянные его прихожане, с которыми уже не одна Пасха и не одно Рождество вместе отпразднованы, с которыми не только десяток куличей, но и пуд соли съеден, топчутся на месте, спотыкаются, падают вместо того, чтобы споро идти вперед. Неправедно такое уныние — но чего греха таить, бывает оно.

А после службы — требы. В разных домах, квартирах, больницах, на улицах даже, на кладбищах. И едет священник из конца города в конец с чемоданчиком и епитрахилью на шее со смешно оттопыривающей плащ на груди сумочкой для дароносицы. И один смотрит на него так, другой иначе, кто-то язвит, кто-то произносит вполголоса из сокровенности сердца идущее: «Мог бы — убил!». Ну, это, конечно же, в том случае, если не имеет священник роскоши незаконной — личного автомобиля. Впрочем, зачем он ему, бездельнику и тунеядцу?

Ни для кого не секрет, наверное, что если священник является настоятелем, то волей или неволей, но ему приходится осваивать всевозможные смежные профессии — понемножку становиться администратором, финансистом, прорабом. А иногда и не понемножку. Потому как хозяйство часто достается порядком запущенное, во многих заботах нуждающееся, это не говоря о тех случаях, когда с нуля строить нужно.

Кажется, это очень здорово — такая многофункциональность. Здорово и интересно. Только надо самому быть «практикующим священником», чтобы на опыте узнать, насколько в действительности все эти «наросты» мешают пастырю в его служении. И не только потому, что время отнимают и силы, а и потому что трудно, когда у тебя все вперемежку в голове и в душе: долги перед строителями, которые вот-вот развернутся и уйдут, кирпич некачественный, с которым тебя обманули, зарплата сотрудникам, опять задержанная, а у них она и так невысокая… И вместе с этим — исповедь, служба, требы. Что-то в итоге страдает. Что-то… А священник страдает непременно, разрываясь меж тем и другим.

Отдельная тема — спонсоры и благодетели, о которых так любят иронично писать светские журналисты. И вообще — «добывание денег». Если кто-то думает, что это легкий и радостный труд, то такого человека просто надо брать на работу — пусть сам трудится, добывает, а мы ему зарплату платить будем. Зарплаты мало — пусть процент с каждого пожертвования получает, лишь нас от этой нужды освободит. Только утопия это, к сожалению, нереальная и несбыточная.

Спонсоры спонсорам рознь. Церковный человек, прихожанин, имеющий свой бизнес и регулярно жертвующий на храм — это встречается, но это — редкость. А куда чаще священник идет — порой по рекомендации, порой наугад — по офисам и кабинетам, пишет письма, отсылает и снова идет. Потом отсылают его, иногда вежливо, иногда не очень. Иногда — делают интересные деловые предложения:

— Ну мне, в общих чертах, нужда ваша понятно. Сколько, говоришь, на куполок надо? Пятьсот тысяч? Нет, могу только сто пятьдесят. И знаешь что, альтруистов сейчас нет. Мне тоже какая-то польза должна быть.

— ?

— А пусть меня по телевизору покажут с этим, как его… С Владыкой вашим, и он обо мне хорошо скажет. И грамоту не забудьте.

Иногда — еще интересней, ну да что рассказывать, душу бередить. Жизнь!

А только и после такого похода снова чувствуешь себя если не избитым, то, по крайней мере, аферистом каким то, который ходит и ищет, как бы чего урвать на разные свои нужды. И часто только понимание, что не свои они, а церковные, что храм у тебя за спиной и люди в нем, помогает снова идти. Бывает и иначе, конечно, совсем другие люди попадаются, но это как чудо уже воспринимаешь, и благодаришь за него — Бога и их самих…

Отдельная совсем статья — те, кто требует твоей помощи. Они никогда не оскудевают, если только ты и правда священник. Они несут тебе свою скорбь, боль, беду, приходят с нуждой духовной и нуждой материальной. И ты бьешься, чтобы им помочь. Духовно — проще на самом деле. Потому что тот, кто духовного ищет, как правило, хоть что то, но сам готов делать. А у кого беда и никакого понимания ее внутренних глубинных причин, и никакого желания в них разбираться, и даже веры как таковой нет, а только одно: «Сделай что-нибудь, если можешь»?

Вот ты и соцработник импровизированный, и участковый, и сам спонсор — опять в одном лице. Только с КПД не особо высоким, потому что не хватает тебя на все. И от этого тоже страшно устаешь — от того, что нужен ты, а тебя не хватает. Выправляешь с грехом пополам паспорт бомжу (слово противное, но трудно постоянно повторять — бездомному человеку, вот и привыкаешь к этому жестокому сокращению), пролечиваешь его от… разных болезней, таких, что в приличном обществе и не назовешь, а на следующий день кто-то бьет его бутылкой по голове, и ты даже отпеть его не можешь, его уже без тебя похоронили…

…Что-то мне кажется, увлекся я. Хотел просто сухо и коротко изложить, от чего может уставать современный пастырь, а перешло все в жалобу какую то, что ли… Наверное, тема просто больная. Или усталость накопилась. Или — поделиться захотелось, усталостью то есть. Да и мы делимся ею друг с другом — армия усталых бездельников и тунеядцев. И потому очень хорошо находим между собой понимание: знаем ведь, что у кого болит и почему.

Конечно, грех нам на самом деле на что-то роптать, в действительности мы очень счастливые люди. И Господь за малый труд утешает так, что никаких других утешений не надо, и людей вокруг замечательных море, и смысл и цель жизни предельно ясны, и жизнь сама так часто открывается, как самое настоящее чудо.

Поэтому и жалоба — не жалоба, а обычный рассказ. В большей степени, повторюсь, на внешних рассчитанный. Может, кто-то вчитается в него и увидит в нашей жизни что-то достойное — нет, не уважения, а хотя бы принятия. Может, не будем казаться такими уж никчемными, никому пользы не приносящими и ровным счетом ничего не делающими ленивцами? Дай Бог, если так.

Читайте также:

Эмоциональное выгорание на православном приходе

 

Кризис пастырского служения и синдром профессионального выгорания (burnout)

Труд священника

 

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение

Трагедия искренней совести. Неразрешимый замкнутый круг. Андрей Мановцев

 

 

Рядовой, непритязательный, никому не желающий зла, сокровенный, скромный российский человек одновременно (если он неверующий) любит Христа и испытывает недоверие к Церкви.

 

Не то чтоб он совсем ее не любил. Он, несомненно, любит красоту церковной архитектуры, несомненно, признает, что бывают искренне верующие люди и уважает их церковность, но не допускает и мысли о том, чтобы вера и Церковь могли что-то значить лично для него. Он живет по совести и считает, что и сам вполне понимает, что хорошо и что плохо. Он уважает священников, признает, что они, возможно, причастны чему-то высшему, и ему даже можно объяснить (отнесется с пониманием), что в целовании руки священнику нет никакого раболепия, но воздается должное святыни. На крестинах, на отпеваниях (в этих случаях и посещается храм) такой человек держится серьезно, благоговейно.

 

Сам же он святыни - сторонится. Почему? Так чувствуется, что, прежде всего, просто по искренности своей. Приблизительно, думаю, следующим образом можно сформулировать то соображение, что присутствует в подобном отстранении: «Тот, кто причастен святыни, может иметь только настоящее сердечное расположение к ней. У меня такого расположения нет, значит, я не причастен, это не имеет ко мне отношения». А решиться шагнуть самому – в сторону святыни, в сторону Церкви – человеку и в голову не приходит.

 

Существует, таким образом, неразрешимый замкнутый круг. Отсутствие опыта церковной жизни не позволяет прикоснуться к церковной жизни, а не прикоснувшись, и не поймешь, зачем стремиться к ней, зачем обретать ее? И даже сама уважительность в какой-то мере способствует отстранению. При ее отсутствии можно поймать себя на чем-то негожем и, отталкиваясь от негожего, что-то почувствовать. А так – уважаешь и не чувствуешь.

 

Только эстетически

 

Ничего не понимая и будучи не в состоянии ничего представить в плане евхаристического единства, человек, сторонний Церкви, воспринимает церковную дисциплину, лояльность в отношении к священноначалию, послушание рядового верующего своему духовнику и т.п. самым приземленным, самым (с точки зрения людей церковных) примитивным образом, как обычные в человеческом обществе и в человеческих организациях подчинение, корпоративность и т. д. И, понятное дело, столь естественная для российского человека настороженность в отношении к начальству переносится им и на Церковь – как на иерархическую организацию, претендующую на пастырство.

 

Церковь и вправду претендует – на причастность Истине и на то, что всякий человек, встающий на путь церковной жизни, должен слушаться Церкви, ее опыта, ее указаний. Со стороны это кажется нарочитым и связывается в сознании неверующего только с какими-то обрядовыми нормами и правилами поведения. Иногда за такими нормами признается содержание, но, увы, магического характера. Так всенародное почитание блаженной Матроны нередко признается и у неверующих, точнее, у верующих наполовину, они могут обладать даже некоторым опытом действенности обращений к блаженной Матроне, могут ездить в Покровский монастырь и соблюдать все правила поведения – как правила приличия и как необходимую часть получения просимого. Но не более.

 

Обычно неверующий просто не чувствует в обряде никакого смысла. Он может почувствовать красоту богослужения, может даже оценить церковное слово, но, увы, лишь эстетически. Хорошо помню, как в молодости, попав случайно в храм на субботнюю всенощную, когда пели «Воскресение Христово видевше», я был поражен силой высказывания: «Смертию смерть поправ». Поразило меня и единодушие верующих, и то, как согласно пели, но все это (может, и запав отчасти в душу) оставило меня, в сущности, равнодушным. Помню, как раздражали меня: постоянное каждение, позолота, «лишняя роскошность» церковных одежд, «елейное» (как мне казалось) выражение лиц священников и подобострастное (что виделось и в целовании руки, и в смиренном выслушивании слов священника) расположение к ним верующих.

 

Дико, но емко и выразительно

 

Христос, «загороженный» будто бы обрядом и иконостасом, воспринимался мною – буквально – не имеющим отношения к Церкви! Ничего не зная о Христе (не читав Евангелие, лишь читав Достоевского) и ничего не зная о Церкви, я, с привычной категоричностью, полагал, что Христос, как несомненный сторонник свободы и творчества (читатель догадается, что еще я читал Н. Бердяева), просто не может быть на стороне столь странного культа с этим каждением, позолотой и странными возгласами священнослужителей. Мне и в голову не приходило, что это во мне нет ни капли того, без чего нельзя и приближаться к святыне – благоговения. И что это я самзагораживаю себя от Христа неправедной жизнью и неправильными мыслями о Нем и о Церкви. Во мне не было не только благоговения, но даже и уважительности, так что, крестившись после маминой смерти, я пережил обращение не на шутку. Мне так думается, что без серьезного внутреннего кризиса я и не смог бы придти к вере. Уперся в тупик и лишь тогда догадался о выходе. Так что я совсем не могу сказать, что жил по совести, и теперь понятно, что, говоря о трагедии искренней совести, я говорю не о себе, пусть даже и в прошлом.

 

Но я обратился к своей персоне, чтоб пояснить, что могу понять дикое, попавшееся недавно мне на глаза, высказывание: «Тот, кто возвращается к православию, отрекается от Христа». Оно емко выражает теперешнее противостояние Церкви не только тех, кому грех – мать родная, но и тех, кому дорог Христос, для кого и милосердие, и нравственность – не пустые слова. Конечно, приведенная формулировка отмечена и пафосом, и ожесточением против Церкви (обращает внимание слово «возвращается»), она вряд ли вполне подходит к тому образу «рядового неверующего», о котором мы говорили вначале. Но и миролюбивый рядовой неверующий, конечно, считает, что Христос милосерден и прост, и доступен для каждого, а Церковь и немилосердной себя проявляет, и усложняет все, и запугивает. Ему и в голову не приходит, что его предубеждение против Церкви – взято, как говорится, с чужого голоса, оно ему кажется верным, поскольку искренним. И не стоит за это его осуждать.

 

Речь о множестве добрых знакомых

 

Скверный пусть сквернится еще, может и станет ему… скверно, и он обратится. Непохоже, конечно, но мы не знаем. Как бы то ни было, речь не о нем. И, соответственно, не о метании бисера перед свиньями, не о тех, кто припечатан народной мудростью: иного не тронь, не то выйдет вонь. А о множестве добрых наших знакомых, жизнь которых по совести зачастую служит нам, православным, обличением и укором – тем большим, что они несут свои тяготы, не будучи верующими, не будучи церковными людьми, не имея, в отличие от нас, благодатных утешений. Признаюсь, я и не думал задаваться вопросами: «Как быть с ними? Как расположить их к Церкви? Как избавить их сознание от яда клеветы на Церковь?». Мне лишь хочется поделиться своими мыслями о них, убедить - прежде всего, самого себя - в том, что о них нужно только молиться, споров с ними не затевать, отвечать покороче и только на вопрос, не защищать перед ними Ту, которая не нуждается в нашей защите, поскольку ее и «врата ада не одолеют», не желать попалить ложность их представлений огнем нашей правильности, не обращать внимания на иную дикость их мыслей. Она не является дикостью пред Богом, но лишь детским неразумием, недоразумением, которое только Бог и может разрешить, а ты только и можешь, что навредить и, увы, несуразное – закрепить! Известный принцип «Не навреди», которому так мудро и так неукоснительно обыкновенно следуют священники, должен быть главным принципом в общении с ними. Бог силен привлечь их к Себе, тогда все разрешится для них и неверное спадет, как шелуха, и развеется, как дым. С нами ведь так бывало, и не раз.

 

Вот, допустим, несет студент околесицу. И можно оскорбиться, можно обидеться за (пусть научную, все равно с заглавной буквы) Истину. И – наорать на студента, опустить его «ниже плинтуса», что, увы, нередко происходило и с вашим покорным слугой. А можно отнестись к нему (одна добрейшая наша преподавательница меня научила) просто как к «лепильщику»: ну лепит и лепит, неразумный, сам не понимая, что говорит. Легкосердечно можно к нему отнестись, вот какое есть золотое слово. Как и в одном из псалмов говорится: « Сынове человечестии, доколе тяжкосердии ? » (Пс.4.2)

 

Жалкие слова

 

Так же можно отнестись и к неразумным, порою дичайшим представлениям о Церкви наших знакомых. С их точки зрения, Церковь – это какой-то идеологический осьминог, которому и дело есть только до того, чтоб распространять свои щупальца как можно шире и иметь на все влияние… Ну если он так ужасен, этот осьминог, что ж ты упрекаешь его, зачем он не прекрасен?

 

Комплекс представлений (неверующего, из культурной среды) российского человека о Церкви достоин особого, духовно-медицинского, так хочется выразиться, исследования. В нем собраны вместе и противоречия, и недоразумения, и лукавые недосказанности, и искреннее умиление, и горький упрек, и злорадный вздох. Негативного больше, чем позитивного, и есть особая сладость для российского культурного человека – в обличении Церкви, в отыскании поводов для упрека. Но, как ни странно, при всем при этом интуиция значимости Церкви для всей нашей жизни – сохраняется!

 

К примеру, вот, кажется, ну что человеку до того, что Церковь отлучила Льва Толстого? Плохая государственная рассталась с хорошим, стоявшим за правду. Ну и люби своего хорошего, и забудь про плохую. Так нет, есть не только обличение Церкви, есть и горький упрек, и горькое переживание: зачем отлучила? Объяснишь, что граф тогда уже сам давно отлучил себя и крепко хулил даже самое святое для православных – нет, и такое объяснение не сочтут удовлетворительным. Все равно не должна была… И в этом «не должна была», даже в этом, мне кажется, сказывается интуиция… сыновства Церкви!

 

Так и сейчас, не в насмешках, конечно, не в гадких словах, не в ёрничестве и не в картонных мечах пресловутой «свободы», но в возникающих порою горьких упреках Церкви звучит та же самая интуиция. И тут нужно быть очень бережным, да, очень и очень бережным к человеку – чтобы она, интуиция эта драгоценная – не утратилась, сохранилась. Помните в «Обломове»? « Да полно вам, батюшка, томить-то меня жалкими словами! — умолял Захар». Слова бессмысленные (например, упреки за приговор суда над участницами Пусси-Райот), неразумные, абсолютно несправедливые, но ведь это только жалкие слова. Детский вопль несчастного ребенка.

 

Как рассказывал мне недавно очень хороший мой православный знакомый, в контексте разговора о том, что еще неизвестно, с чьей стороны была организована та самая провокация. Он вспомнил, как виделся со своей, теперь уже старушкой, любимой учительницей (неверующей), и как та, со слезами на глазах, била себя в грудь, приговаривая: «Ну, разве так можно? Разве так можно?» Она имела в виду упрек Церкви, что та допустила такой жестокий приговор… Мог ли он ей объяснить что-либо?

 

Трагедия

 

Особенно горько, конечно, думать об уходящем поколении. Бывает, загодя молишься мученику Уару: «Под твое покровительство попадут, не обратятся, можно быть уверенным». И не обращаются, и уходят, сберегавшие «образ Христов» (по выражению Достоевского) в душе и не собравшиеся задуматься о Христе всерьез. Господь примет их со всем милосердием, но и со всею праведностью также. Разве они не могли предположить, что Он есть и вправду? Разве у них не было времени и возможности (в течение последних двадцати лет!), выяснить столь важный вопрос? Разве не были они свидетелями пасхальной радости в нашей стране и разве сами не отвечали (просто в порядке вежливости, произнося как формулу) «Воистину воскресе»? Разве не проявили они (даже те из них, что трудолюбивы и деятельны) нечто прямо обломовское в отношение самого важного?

 

Да не подумает читатель, что я возвожу обличения ради обличения. Нет, я лишь обращаю внимание на то, что ситуация с нашими добрыми, порой бесконечно дорогими нам, знакомыми гораздо, гораздо серьезнее, чем может нам показаться по привычке гуманистического нашего мировоззрения. Оно въелось в наше сознание, и Господь, как и неразумным неверующим, порою начинает казаться и нам… Дедом Морозом. А Он – Отец, а не Дед Мороз!

 

Трагедия, настоящая трагедия, горько думать о ней. Но да обратится эта горечь в молитву о дорогих нам людях, и да посетит нас нечаянная радость – разрешения даже и этой горечи!

 

 

--------------------------------------------------------------------------------

http://rusk.ru/st.php?idar=57450

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение

Неприятные вещи

 

Если леденец вынуть изо рта и засунуть в карман (как случалось в детстве), то уже через минуту он будет облеплен мелким сором, и сунуть его обратно в рот не будет никакой возможности. Подобным образом облепливаются чуждым смыслом слова, и со временем уже трудно понять смысл прямой и непосредственный. Вкус леденца заменится вкусом сора. К. Льюис в книге «Просто христианство» писал, что в XIX веке «джентльменом» называли каждого мужчину, живущего на доходы с капитала и имеющего возможность не работать, неважно был ли он галантен и образован или нет. Можно, то есть, было, не вызывая смеха, сказать: «Джентльмен X – порядочная скотина». Но сегодня это слово иначе, как с воспитанностью и порядочностью не ассоциируется. Подобные метаморфозы сопровождают бытие термина «фарисей».

 

*

 

Хранитель и знаток Закона, ревнитель религиозной жизни, лучший представитель еврейского народа после возвращения из плена, этот персонаж превратился в синоним лицемера, заведомо фальшивого и корыстного человека, в тайне полного всех пороков. К слову, евангельские «мытари» и «блудницы», которые не только буквальны, но и символичны, не претерпели таких смысловых изменений. Они так и остались, хорошо всем знакомыми по повседневной жизни блудницами и сборщиками дани. Фарисей же мутировал.

 

Блудница и мытарь это профессии, сколь доходные, столь и позорные, избранные открыто ради обогащения с грехом пополам. Фарисей же это не профессия, а психологический тип. Так нам кажется. Так мы считаем. Этим именем не называют, а обзывают. И более всего это имя, ставшее оскорбительным, употребляется по отношению к политикам и религиозным людям. Первые декларируют заботу о народе, от вторых ожидается «профессиональная святость». И первые, и вторые привычно приносят массу разочарований, поскольку политики и не думают кому-либо служить, кроме себя, а религиозные люди попросту недотягивают до идеала. Все остальные люди в ту же степень, если не больше, больны теми же грехами и пороками, но им кажется, что их грехи извиняются отсутствием особых ожиданий праведности. А вот политики и церковники, те, мол, другое дело. Это, конечно, не более чем ложь, овладевшая миллионами голов, и только количество обманутых временно извиняет это заблуждение.

 

*

 

Хорош ли чем-то хрестоматийный фарисей? Кто он, этот сложнейший человеческий тип, стремящийся ко всецелой святости, но незаметно сбивающийся с пути на полдороге? Фарисей не тотально грешен. Фарисеем по образованию и воспитанию был апостол Павел. Никодим, приходивший к Иисусу ночью, был подобным книжником и ревнителем традиций. Мы согрешим, если вообще откажем фарисею (читай – ревнителю) в возможности святости.

 

Фарисей любит добро, и это совершенно очевидно. Вся жизнь его в идеале настолько религиозно-педантична и насыщена мыслями и усилиями, что мы – ленивцы - и одного дня по-фарисейски прожить бы не смогли. Он плох тем, что внутри не таков, каким старается выглядеть снаружи. Но, простите, мы все снаружи кажемся лучше, нежели являемся внутри. Вывернись всяк наизнанку и обнажи пред миром скрытое неблагообразие – жизнь станет вряд ли возможна. Вся наша хваленая культура и цивилизация есть явления лицемерные по преимуществу, при которых шкафы блестят от полироля, но в каждом шкафу – свой скелет. Лицемерна деятельность любого банка, любого рекламного агентства, любого производителя, начиная от «творцов» зубной пасты и заканчивая автогигантами. Но никто не называет их «фарисеями», очевидно приберегая словцо для бедного попа или чуть более богатого архиерея. Можно тему продолжать, но можно и остановиться. На бумагу просится лишь слово «несправедливость».

 

*

 

Если фарисей верит в свою святость, то он уже не просто лицемер. Тогда он в прелести. Он болен. Именно таковы были те самые фарисеи, скупо, но ярко описанные в Евангелии. Они считали себя чистыми и были убеждены в этой самой ритуально-нравственной чистоте. Такой типаж выходит со страниц Евангелия прямо на улицу и продолжает жить в христианской истории на всем ее пространстве. Такой человек просто-напросто духовно болен и неисцелим обычными средствами, поскольку болезнь его тяжелейшая. Тогда его подвижничество тяготеет к изуверству и фанатизму. Тогда его мир черно-бел и в этом мире нет места сострадания к «иному». «Иные», по его убеждению, достойны ада, огня, бесовских крючьев, и искренний фанатик часто бывает сильно обижен на Бога за то, что Тот не спешит казнить очевидных грешников. «куда Он смотрит?», - думает святоша, и в это время даже мухи отлетают от него подальше. Вот это и есть фарисей типический и подлинный. Таких мало, поскольку редкая душа способна соединить ненависть с молитвой, а влюбленность в себя - с памятью о Боге. Для этого нужно быть чуть-чуть похожим на Ивана Грозного.

 

Если же фарисей знает о своей внутренней худости (грязности, никчемности) и, не имея сил «быть», старается «казаться», тогда он не светится в темноте красным светом и им детей можно не пугать. Он банален и повсеместен. Своим притворством он платит дань добродетели, как говорил Ларошфуко, то есть самой игрой в праведность он представляет праведность высшей ценностью.

 

Это – общее состояние, при котором, по слову Аввы Дорофея, лгут жизнью. Будучи развратниками, изображают из себя людей целомудренных; будучи скрягами, не прочь порассуждать о милосердии и щедрости и проч. Но, конечно, за религиозным человеком фарисейство ходит неотвязно, как скука – за Онегиным. «И бегала за ним она, как тень иль верная жена».

 

И это потому, что религиозная жизнь морально насыщена по определению, а требований к человеку всегда можно предъявить больше, нежели он исполнить способен.

 

*

 

Любая мощная религиозная традиция сильна прошлым и влюблена в прошлое. Это вполне касается и нас, православных людей. Наша история полна знаков явленной святости, любовь к которой (внимание!) не должна отменять открытости по отношению к творимому настоящему и будущему.

 

Дух творит форму. Минувшее оставило нам множество священных форм, порожденных Духом: богослужебный чин, одежда, этикет, архитектура, и т.д. И легче всего, при этаком богатстве, соскользнуть в желание остановить время, то есть пожелать канонизировать и догматизировать все (буквально все), что получено в наследство. Тогда всякие сюсюканья, вроде бесконечных «спаси Господи» и «простите – благословите» убьют саму возможность нормально общаться. Еще в результате может родиться каста начетчиков и охранителей старины, неких носителей идеи града Китежа, согласно которой «все хорошее уже было», а впереди – только утраты и поражения. Это мышление еретично и отвратительно. Но есть вещи и похуже.

 

Хуже, если мы обожествим формы, ранее рожденные Духом, и на этом основании откажем Духу в праве творить иные формы и обновлять ранее созданные. По сути, мы тогда вступим с Духом в конфликт и постараемся запретить Ему действовать в качестве Сокровища благ и жизни Подателя. Мы скажем Духу. Что кое-что из Своих сокровищ Он нам уже показал, и нам этого хватит. А следовательно мы настоятельно просим Его, и даже требуем, чтобы Он прекратил Свои творческие действия, которых мы не ждем и в которых не нуждаемся. (Жутко звучит, но именно это повсеместно и происходит).

 

На наших глазах из любви к прошлому может ожить «Легенда о великом инквизиторе». Там в темнице, инквизитор говорит Христу, что завтра с одобрения народа он сожжет Христа, как еретика, причем в Его же Имя. «Ты дал нам власть и все сказал, а теперь не вмешивайся. Мы сами будем править от имени Твоего», - говорит прелат. Причем Федор Михайлович рисует нам не лопающегося от жира сибарита, некоего развратника, пользующегося властью ради удовольствий, а изможденного подвигами и тяжкими думами аскета, состарившегося в трудах. Этот умный и волевой изувер, есть, несомненно, духовный человек, духовность которого отмечена знаком «минус».

 

*

 

Какая из болезней мира не проникла в Церковь? Все до одной проникли. Правда, проникая в Церковь, болезни мира одеваются в подрясник, отращивают бородку и меняют обороты речи, отчего некоторым кажется, что они «освятились и оправдались». Но сути своей болезни не меняют, разве что по причине внешней елейности приобретают некую повышенную степень отвратительности. Имеем ли мы право об этом говорить, не подрывая веры? Думаю, что мы просто обязаны ныне об этом говорить, защищая веру. В обществе, именующемся открытым и информационным, не нужно создавать себе имидж «безгрешных», а потом яростно оправдываться после очередной утечки информации или злобного нападения недоброжелателей. Нужно своевременно, адекватно и спокойно говорить о жизни духа и ее опасностях с теми, кому Церковь небезразлична. И если речь будет точна и не фальшива, многие информационные конфликты и провокации увянут, не успев распуститься.

 

*

 

Болезни Церкви, идентичные болезням мира это не просто порабощенность вещами, путанность сознания, бескрылость бытия и желание удовольствий. Все это слишком очевидные болезни эпохи. Человек стал мелок и спесив. Мелкий и спесивый человек в миру отличается от своего собрата в Церкви тем, что первый пафосно рассуждает о правах человека и гражданина, а второй дежурно бубнит о смирении. О! не знаю, знакомо ли вам то ощущение мистического ужаса, когда спесивый человек начинает говорить о смирении? Тогда воистину хочется заткнуть уши и убежать за горизонт.

 

Но главное даже не это, а то, что мы (христиане) живем в той же мирской атмосфере замкнутости и эгоизма, в которой никто никому толком не нужен. Человек не нужен никому в миру. Это прописная истина. Но сплошь и рядом он никому не нужен и в Церкви. Человека привычно и повсеместно используют, и нигде не любят. Не избавлен он от такого отношения и в Церкви.

 

Если же мы говорим, что мы «иные», что мы умеем любить и болезней мира нет в нас, то, во-первых, нам самим при этих словах станет стыдно, а во-вторых, люди не смогут не чувствовать фальшь этих утверждений. В ответ они будут молча от нас отдаляться или громко против нас бунтовать.

 

*

 

Фарисей в основном занят решением дилеммы «быть или казаться». Решает он ее, как и подобает фарисею, в сторону «казаться». Напомню, что в нашем мире это состояние угрожает в основном деятелям религии и политики. Мир же в целом решает уже другую дилемму: «быть или иметь». Люди в миру уже не хотят никем казаться, поскольку не только утрачивают четкие нравственные ориентиры, но и не верят, что такие ориентиры в принципе могут существовать. Соответственно, дилемма решается в пользу «иметь». «Все ищут ответа – где главный идеал? Пока ответа нету, копите капитал». Нельзя сказать, чтобы и церковный люд был свободен от этого бытийного перекоса. Мы тоже хотим «иметь», но при этом хотим еще и «казаться». Состояние поистине ужасное. И тем более ужасное, что мало кто захочет с диагнозом согласиться. Начнут на зеркало пенять. Начнут пытаться зашторивать окна и раскачивать поезд, делая вид, что мы едем, вместо того, чтобы выйти из вагонов и обнаружить завал на дороге, из-за которого ехать дальше нельзя.

 

*

 

Я люблю Церковь. «Человеку свойственно ошибаться», но, по-моему, я ее очень люблю. По крайней мере, рядом ничего поставить не согласен. Только я отказываюсь любить все то, что принято с Церковью ассоциировать. Не все, то золото, что блестит, и не все, то Церковь, что пахнет ладаном.

 

Причем Церковь без моей любви проживет, и это ясно, как дважды два. Вот я без нее не проживу. И именно по причине желания сохранить самое дорогое, без чего и прожить не удастся, хочется с болью то шептать, то выкрикивать неприятные слова о том, что мы более играем в христианство, нежели живем во Христе.

 

И я не о мирских людях говорю, которые живут там, где ад начинается. Я говорю о тех, кому «все ясно», и кто в своей праведности уверен. Тяжелее, чем эти люди, в мире нет тяжестей.

 

Протоиерей Андрей Ткачев

 

http://www.pravoslavie.ru/smi/56914.htm

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение

http://www.pravmir.ru/o-privychke-opravdyvatsya/

 

О привычке оправдываться

 

5 ноября, 2012• Схиигумен Авраам (Рейдман)

Мы продолжаем публикацию бесед схиархимандрита Авраама, которые он проводил с прихожанами несколько лет назад. Отец Авраам является духовником Свято-Косьминской пустыни и Ново-Тихвинского женского монастыря, сестрами которого и были расшифрованы и подготовлены к публикации эти беседы. В этой беседе речь пойдет о том, какой вред приносит нам страсть самооправдания и что такое правильное самоукорение.

reidman.jpgВсе мы любим оправдываться. Например, люди, которые отличаются гневливым характером, часто грубят другим, в ответ на замечание могут сказать: «Я не могу не сердиться — меня родители плохо воспитали». Или: «У меня такой характер, с этим уже ничего не поделать». Или даже: «Кто грубит? Я?! Это неправда, я со всеми всегда общаюсь очень вежливо и культурно». Нам кажется, что наши оправдания совершенно правильны: если мы и грешим, то не по своей вине, просто нам мешают люди, характер, воспитание, здоровье, погода и так далее.

Что значит «самооправдание»? Уже по своему строению это слово означает поведение, при котором человек приписывает себе правду, иначе говоря — почитает себя праведником. Теоретически все мы считаем себя грешниками, каемся на исповеди раз в месяц или чаще. Но когда доходит до конкретных дел, мы оправдываем себя: в данном случае я не виноват, в этом отношении я веду себя правильно… Если сложить все эти бесчисленные случаи, к нашему удивлению и стыду окажется, что мы лишь называем себя грешниками, а на деле считаем себя праведниками. Естественно, думая о себе так, мы в то же время уничижаем тех, кто нас окружает, считая, что они во всем виноваты, они нас соблазняют, заставляют грешить.

Но путь самооправдания — это путь порочный, гибельный. К чему он приводит? Либо к тому, что человек, отказываясь видеть свои грехи, духовно тупеет и совсем не пытается жить по заповедям, либо пытается изменить обстоятельства, которые «мешают» ему исполнять Евангелие. Тогда он развивает нелепую, совершенно не христианскую деятельность, направляя все свои усилия не на самого себя, а на то, что его окружает, чаще всего на людей. Но каждый человек является совершенно свободным существом, и в лучшем случае мы можем лишь несколько повлиять на него, а изменить его, если сам он этого не хочет, никто не властен. Поэтому нередко тот, кто предпринимает такие попытки, видит их безрезультатность и впадает в отчаяние.

По учению святых отцов, одна из необходимейших добродетелей для спасения — самоукорение. Я имею в виду не то простое, даже примитивное проявление самоукорения, при котором мы сами себя в душе оскорбляем, уязвляем, уничижаем какими-то словами. Под самоукорением нужно понимать нечто более глубокое — такое расположение души, при котором человек во всем видит свою вину и не пеняет на внешнее. Если человек будет всегда видеть свою вину, если не будет никого обвинять в том, что согрешил, — то тогда, по логике вещей, он начнет искать средства изменить самого себя. Человек, который стяжал навык самоукорения, примиряется с тем, что его ближний не такой, каким ему хотелось бы его видеть, и проявляет любовь к каждому человеку, невзирая на то, добрый он или злой, друг или враг. Он не оправдывается тем, что его плохо воспитали, потому что знает: он свободен и, если бы захотел, вел бы себя иначе, избирая доброе и отвергая то, чему его неправильно научили в детстве, допустим, в школе. Он не станет ссылаться на то, что его искушают друзья, а будет либо удаляться от них, либо, наперекор их соблазнительному поведению, стараться самостоятельно изменить самого себя. И на все остальное, что является внешним по отношению к свободной воле человека, он не будет обращать внимания, зная, что только его вина в том, что он своей свободной волей уклонился ко злу. Ничто не может заставить человека сделать зло, если он этого не хочет, в особенности если речь идет о христианах — людях, которых Господь Иисус Христос освободил Своими крестными страданиями и через таинства сделал неподвластными греху. Со времени Христова пришествия человек грешит уже совершенно произвольно, а не под натиском обстоятельств, как это было (и до некоторой степени могло быть оправдано) до пришествия Христа.

Два образа мысли, два душевных состояния — самооправдание и самоукорение — изображены в Евангелии, хотя они не называются там именно этими словами — терминами аскетической литературы, которыми мы привыкли оперировать.

Рассмотрим известную притчу о мытаре и фарисее, которой посвящено одно из воскресений перед Великим постом — Неделя о мытаре и фарисее. Человека два внидоста в церковь помолитися: един фарисей, а другий мытарь. Фарисей же став, сице в себе моляшеся: Боже, хвалу Тебе воздаю, яко несмь якоже прочии человецы, хищницы, неправедницы, прелюбодее, или якоже сей мытарь: пощуся двакраты в субботу, десятину даю всего елико притяжу. Этот человек себя оправдывал и не видел своих грехов. Такое самооправдание (если пользоваться аскетическими терминами) удалило его от Бога. Далее в Евангелии говорится: Мытарь же издалеча стоя, не хотяше ни очию возвести на небо, но бияше перси своя, глаголя: Боже, милостив буди мне грешнику. Глаголю вам, яко сниде сей оправдан в дом свой паче онаго: яко всяк возносяйся смирится, смиряяй же себе вознесется. Получается, что оправдывающий себя возносится, укоряющий себя смиряется.

Что означают слова мытаря: Боже, милостив буди мне, грешнику? Или слова Иисусовой молитвы (по сути те же самые): «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного»? Грешный — это тот, кто виновен в нравственном отношении. Таким образом, произнося Иисусову молитву, мы постоянно укоряем себя перед Богом: «Прости меня, виновного в нарушении нравственных заповедей». Так мы говорим, но чувствуем ли мы это? Вникаем ли мы в смысл этих слов, участвует ли в их произношении наше сердце или остается холодным? Или, может быть, произнося слова мытаря: Боже, милостив буди мне, грешнику, мы на самом деле рассуждаем, как фарисей: «Благодарю Тебя, Господи, что я не таков, как прочие люди, и веду духовную жизнь, исповедуюсь, молюсь молитвой Иисусовой»? Мы произносим слова покаяния и самоукорения, а мысли у нас фарисейские, мешающие настоящей, внимательной, искренней молитве. Мы оправдываем себя и перед самими собой, и перед другими людьми, потому что такое настроение не может не вырваться наружу. Иногда мы смиряемся напоказ, потому что знаем, что в определенном обществе: в монастыре или вообще в христианской среде — смирение одобряется и почитается чем-то значимым. А мытарь сказал о себе всего одно слово — «грешник», и если человек говорит подобное искренно, от всей души, значит, он приобрел добродетель самоукорения.

Когда человек всегда и всюду считает себя грешником, это проявляется в любой житейской ситуации. Мы при всяком конфликте оправдываем себя, а он говорит: «Да, я виноват, я согрешил». Святитель Тихон Задонский однажды в разговоре с неким вольнодумным дворянином стал доказывать, что тот неправильно рассуждает о Боге. А дворянин, вспылив, дал святителю Тихону пощечину. Тогда святитель сделал перед ним земной поклон и сказал: «Простите меня Бога ради, что я вас соблазнил». Это так подействовало на этого возмущенного человека, что он сам упал в ноги святителю и просил у него прощения, а впоследствии стал хорошим христианином. Казалось бы, святитель Тихон в этом случае ни в чем не был виноват, но, как смиренный человек и истинный христианин, он и здесь увидел свою вину. Если бы мы искренне считали себя грешниками, если бы искренне произносили слова Иисусовой молитвы: «Помилуй мя, грешного», то в любой ситуации находили бы вину в себе, а не в окружающих людях, вещах, обстоятельствах, состоянии и прочем.

Очень часто мы оправдываем себя, предпочитая евангельским заповедям и велению нашей совести так называемые требования здравого смысла. Но нужно сказать, что «здравый смысл» (не истинный, конечно, а тот, которым пользуется мир) с годами, а тем более со сменой эпох меняется. Один «здравый смысл» был у язычников античного времени, другой — у теплохладных христиан времен господства христианства в цивилизованном мире, третий — у современных материалистов и атеистов, четвертый — у магометан, пятый — у буддистов… Но все эти разнообразные «здравые смыслы» единодушно восстают против христианской нравственности. Иногда это видно очень ясно — борьба происходит между людьми: одни защищают позицию Церкви и Церковного Предания, другие относятся к ней враждебно, — например, с позиций атеизма или житейского материализма, который выражается в том, что человек особо не задумывается о духовных истинах и печется только о своем материальном благополучии. В этих случаях дело обстоит проще. Но, к сожалению, очень часто бывает, что мы сами, православные христиане, принимаем в себя нечто от мира и держимся этого мнимого здравого смысла, сами того не замечая и не понимая. Тогда борьба между мирским «здравым смыслом» и истиной христианства происходит внутри нас. К несчастью, она часто заканчивается победой этого «здравого смысла»: мы уступаем ему и попираем свою христианскую совесть.

Когда мы следуем мнимому здравому смыслу, мы тоже проявляем самооправдание. Нарушая что-то из евангельского учения и Православного Предания, мы оправдываемся тем, что здравый смысл подсказывает нам поступить именно так: проявить человекоугодие или малодушие, или иную страсть, для того чтобы не потерпеть вреда или какой-нибудь скорби. Оправдывая себя «здравым смыслом», мы постоянно и потому нагло, дерзко, вызывающе отступаем от евангельского учения. Мы должны осознавать, что поступаем греховно, например из страха, и просить у Господа прощения.

Внутри самих себя мы имеем и мытаря и фарисея. Мытарь себя укоряет, фарисей оправдывает. Один и тот же человек в одно мгновение кается — и становится мытарем, а через несколько минут оправдывает себя — и превращается в фарисея. Если мы вознерадим в этой борьбе, если склонимся к самооправданию, то, подобно фарисеям и законникам, удалимся от Христа и лишимся Божественной благодати. Мы не получим помощи в исполнении заповедей и останемся бесплодными.

 

***

Вопрос. Батюшка, как себя укорить в том случае, когда ты дело сделал, все необходимое предпринял, а дело не получилось? И недоумеваешь: а почему, ведь все сделано хорошо?

Ответ. Может быть, Богу неугодно, чтобы это дело совершилось. На все воля Божия. Вероятно, в подобном случае уместно не укорять себя, а просто смириться, предаться воле Божией. Если я говорил об укорении, то это не значит, что нужно себя укорять везде и всюду, где нужно и где не нужно. Иметь самоукорение — это значит видеть свою вину именно в нарушении заповедей.

Вопрос. Когда я молюсь, то мои близкие смеются и издеваются надо мной. Из-за этого я часто оставляю молитву, чтобы их не раздражать. Это самооправдание или я веду себя правильно?

Ответ. Когда нас окружают люди, которые не понимают этого, то уместно вспомнить евангельские слова Спасителя: Не дадите святая псом, ни пометайте бисер ваших пред свиниями, да не поперут их ногами своими и вращшеся расторгнут вы. Мы не должны вести себя так, чтобы вызывать кощунство. Лучше нам помолиться в другом месте, утаить молитву, не ради того, что мы стыдимся, а ради того, чтобы не давать повода для кощунства.

Кроме того, если мы молимся, а над нами смеются, то какая же это молитва? Если нет возможности молиться открыто, то лучше помолиться в церкви или по дороге. Если нет возможности читать по молитвослову, потому что близкие издеваются и кощунствуют, то лучше некоторое время почитать про себя Иисусову молитву или какую-нибудь другую молитву, которую мы знаем на память. Некоторые заучивают на память утренние и вечерние молитвы.

А вообще-то лучше при возможности избегать таких людей. Если мой друг постоянно кощунствует над моими самыми святыми чувствами, то зачем мне нужен такой друг? Значит, он меня не понимает, не ценит, презирает меня в самых моих глубоких проявлениях.

Вопрос. Как сохранить постоянное самоукорение, память о своей греховности, если часто, от рассеянности, наверное, это чувство умаляется, если уже почти нет чувства покаяния, сокрушения?

Ответ. Самоукорение сохранить трудно. Нужно, прежде всего, молиться. Сама Иисусова молитва в каком-то смысле есть самоукорение и понуждение себя к смирению. Если мы говорим беспрестанно в течение дня: «Помилуй мя, грешную» или «грешного», то таким образом мы заставляем себя помнить о своей греховности, приучаем себя к смиренному о себе мнению. Но самое главное, нам нужно помнить, что самоукорение, покаяние — это плод духовный, это действие благодати. Если не будет благодати, то, как бы мы там ни изощрялись, что бы мы себе ни говорили, как бы себя ни уговаривали, искреннего самоукорения не будет. То есть более всего нужно надеяться на Бога и поэтому непрестанно молиться.

Вопрос. У одной моей знакомой в жизни все как-то не клеится, ничего не получается, постоянные искушения и напасти. Она считает, что на нее навели порчу. Это в самом деле может быть?

Ответ. Колдовство, конечно, существует, этого нельзя отрицать. В наше страшное время распространяется учение о черной и белой магии, книги продаются совершенно свободно — каждый может купить «Черную магию».

Я в этом, честно скажу, практически не разбираюсь. Отличить порчу от обыкновенной болезни, кроме очевидных случаев беснования, я не могу. Для этого надо ехать к духовным старцам и спрашивать у них. Но очень часто о порче говорят люди, которые хотят всё списать на других. Свалить с больной головы на здоровую. Человек не думает о том, что у него есть грехи, что он плохо молится, плохо исповедуется, недостойно причащается. Он ни в чем не хочет видеть своей вины, а всё списывает на порчу. «Почему ты плохо молишься?» — «Меня испортили». «Почему ты не постишься?» — «Я заколдованный». «Почему ты куришь?» — «Сглазили меня!» Так смотришь — ну заколдовали человека, ни в чем он не виноват.

И для того, чтобы определить, что это порча, надо прежде самому проявить усердие в духовном отношении, и тогда обнаружится, действует ли посторонняя сила или это просто наше нерадение было. Кроме того, порчу можно изгнать и своими усилиями, то есть молитвой, постом или исповедью, причащением. Надо прибегать к самым обычным церковным средствам. В первую очередь, к таинствам, молебнам. Церковь дает нам все средства, очень могущественные — только бы мы сами пользовались ими.

Самооправдание отгоняет от нас Благодать Божию

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение

Проходя мимо какого-то дома, ты видишь роскошные украшения, мрамор, отделку, восхищаешься камнями и кирпичами и оставляешь там своё сердце. Или ты видишь в магазине красивую оправу для очков, и тебе хочется её купить. Если ты её не купишь, то оставишь своё сердце в этом магазине. Если же купишь и будешь носить, то твоё сердце будет вставлено в эту оправу и приклеено к ней... Как же ты придешь в чувство, если твоё сердце распылено по шкафчикам и блюдечкам? У тебя нет сердца, есть лишь кусок мяса: сердечная мышца, которая тикает в груди, подобно часам. А такой механической работы сердца хватает лишь на то, чтобы ноги переставлять. Потому что немного сердца уходит к одному, немного - к другому, и для Христа не остаётся ничего.

 

Старец Паисий Святогорец.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Потом был 1993 год – убиение оптинских новомучеников. Это произошло практически на моих глазах: на Пасху я был в Оптине. Как врач пытался оказывать первую медицинскую помощь. Вместе с другими врачами доставлял в реанимацию Козельска иеромонаха Василия. У Тертуллиана сказано «кровь мучеников это семя Церкви», так и для меня кровь этих монахов оказалась той силой, которая подвигла к окончательному выбору. С этого момента я стал православным.

 

http://www.pravoslavie.ru/smi/36703.htm

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение

  • Сейчас на странице   0 пользователей

    Нет пользователей, просматривающих эту страницу.

×
×
  • Создать...