-
Recently Browsing 0 members
No registered users viewing this page.
-
Similar Content
-
О выступлении аспиранта ОЦАД А. Макарова по теме жизни и творений преп. Исаака Сирина (часть вторая)By Вячеслав Фоминых
Вячеслав Фоминых
thominykh.sv@gmail.com
30.03.18
Часть вторая
13 января 2018 года аспирант ОЦАД А. Макаров в библиотеке "Дом А. Ф. Лосева" сделал устное выступление по теме жизни и творений преп. Исаака Сирина.
Прошедшее выступление значительно искажает не только фактические данные о св. Исааке, но и дает неверное представление об аргументах, ранее высказанных оппонентами идей продвигаемых митр. Иларионом (Алфеевым).
Первую часть нашей критики данного выступления см. в [1].
В этой части будет разобран вопрос об одном христологическом месте в подлинных творениях преп. Исаака на сирийском языке.
10) В первом из выложенных видео [2] с 48:20 А. Макаров разбирает одно христологическое место из подлинных творений преп. Исаака по сирийским православным и испорченным несторианским рукописям. С 52:46 мой оппонент заявляет, что несторианство в этом отрывке присутствует даже и в православных рукописях преп. Исаака. В таблице ниже приводится как сирийский текст, так и корректный русский перевод православных сирийский рукописей (комментарии к тексту см. после таблицы), а также для сравнения в конце воспроизводится перевод нашего оппонента, выложенный в комментариях к [2].
Предложенный перевод православного сирийского текста: “Один Сын и Одна Кнома удостоил [Сам] Себя” вопреки переводу Макарова (желающего показать несторианство в православном тексте): “одного Сына и одну кному счел достойным” – чисто в техническом смысле можно дать в связи с тем, что в сирийском языке ܠ- с местоименной энклитикой регулярно используется для образования возвратной формы глагола [5]. В контексте этого вопроса показательно, что в 1923 г. А. Венсинк при переводе с сирийского на английский испорченного несторианского текста П. Беджана (третья колонка в таблице) также понял эту грамматическую конструкцию и дал перевод: “He has made himself [= “себя”, вопреки переводу Макарова: “его”]”, добавив, что, по его мнению, весь этот отрывок выглядит как несторианская вставка в текст [6].
Предлагаемая нами в переводе трактовка и сирийский текст из православных рукописей являются аутентичными, тогда как несторианские рукописи содержат испорченный еретиками текст, поскольку:
1. В сирийском тексте преп. Исаака известны и другие несторианские правки аутентичного православного текста. Так, например, несториане заменили атрибуцию цитат в текстах преп. Исаака со свщмч. Дионисия Ареопагита и преп. Нила Синайского на еретиков Диодора Тарсийского и Евагрия соответственно [23].
2. Несториане не имеют аутентичного жития преп. Исаака [24].
3. Православным монахам из монастыря св. Саввы не было никакой необходимости пускаться в авантюру с переводом текста несторианского еретика: к концу VIII века православная аскетическая письменность была просто огромна. Да и перевод какого-то неизвестного сироязычного автора тем более был бы заметен, поскольку переводы с сирийского на греческий можно буквально пересчитать по пальцам [22]. Среди же несториан, по причине исповедания ими ереси, святых быть не могло, так что желание изучения опыта настоящих подвижников вполне объяснимо.
Разберем теперь обсуждаемый текст по отрывку из православной рукописи Sinai syr. 24 (поскольку в рукописи Vat. syr. 125 текст частично испорчен) и покажем, что никакого несторианства в нем нет:
“[Наш Бог,] Который воспринял Свое тело от нашего рода и посредством сего дал нам это [II], Который во всем нашем искушен, подобно нам, исключая грех [Ср.: Евр. 4:15], по причине единства природной плоти с нами [III], без смешения во век сохранившем в единении свойства природ, Один Сын и Одна Кнома [IV] удостоил [Сам] Себя [V] [по человечеству] сидения одесную [Отца] [VI]. Поэтому Ему [подобает] слава и держава и поклонение ныне и в бесконечной жизни во веки веков. Аминь.”
“воспринял Свое тело” – имеется ввиду восприятие не только тела, но всей полноты человеческой природы. Так, например, преп. Анастасий Синаит говорит:
“Ипостасное единение есть совместное соединение двух природ [δύο φύσεων] в утробе святой Богородицы. Ведь ни тело [σώμα], ни душа [ψυχή] не существовали там до Бога Слова, но одновременно [стали существовать там] [20] плоть [σαρξ] и Бог Слово; одновременно Бог Слово и одновременно разумная и одушевленная плоть [σαρξ έμψυχος λογική] возникли в Нем.” (Путеводитель, 2.5) [19].
Св. Анастасий, говоря только о плоти (“плоть и Бог Слово”), имеет ввиду всю человеческую природу, ведь сначала он явно упомянул о природе, а после сказал: “разумная и одушевленная плоть”.
[II] “дал нам это” – имеется ввиду сказанное выше в тексте преп. Исаака.
[III] “по причине единства природной плоти с нами” – т. е. единосущия (= одноприродности [21]). Нельзя понимать так, что тело Господа принадлежит еще кому-либо кроме Него; например, см. у преп. Иоанна Дамаскина:
“Мы знаем, опять же, что плоть Господня никогда не существовала сама по себе, и не имела никакого начала или причины существования, кроме Сына и Слова Божия, и не принадлежало святое это тело или непорочная душа никому другому, кроме Сына Божия […] душа моя принадлежит мне, а не другому, и тело мое именно мое, а не другого” (Слово о вере против несториан, 20, 25) [25].
[IV] “Один Сын и Одна Кнома” – данная формулировка противоречит официальной христологической формуле сирийских несториан VII века в которой говорится о двух кномах [26] (а именно в VII век по подложному несторианскому житию мой оппонент и пытается поместить преп. Исаака).
Сирийский термин "кнома" (qnoma, ܩܢܘܡܐ) по всей видимости произошел от греческого слова "икономос" (οικονομος) [9], которое имело значение “домоправителя”, “управляющего” [10] и т. п., то есть указывало именно на ипостась (ὑπόστασις) в значении индивида [11] (ἄτομον (неделимого) = individuum). Греческий термин "ипостась" всегда переводился на сирийский язык как "кнома" [12]. По изложению несторианского епископа Авдишо Низивийского (ум. в 1318 г.) православные, говоря о Христе, исповедовали одну кному и две кйаны (kyane = природы [13]), в то время как несториане говорили о двух кномах и двух кйанах [14]. Персидский католикос Ишояв II (первая пол. VII в.) резюмировал, что Халкидонский Собор учил об одной кноме и двух природах [15]. На рубеже VI-VII в. об одной кноме и двух кйанах учил руководитель низивийской школы (~571 – 610) Хенана Адиабенский, находившийся в оппозиции несторианину Баваю Низивийскому, учивщему о двух кномах [16]; за слова об одной кноме Хенана был обвинен в поддержке учения свт. Кирилла Александрийского и св. императора Юстиниана Великого [17]. Из сказанного, полагаем, ясно, что сироязычные православные для обозначения ипостаси в значении индивида использовали термин "кнома" [18].
Таким образом, заменяя слово “Кнома” на “Ипостась”, текст преп. Исаака можно корректно перевести как: “Один Сын и Одна Ипостась”.
Практически такое же (!) выражение было использовано свт. Кириллом Александрийским в полемике с Несторием: “Но если ты [Несторий] говоришь, что Один Сын и одна воплощенная Ипостась Слова [ἕνα φὴς υἱὸν καὶ μίαν ὑπόστασιν τὴν τοῦ λόγου σεσαρκωμένην], то Сам Он не будет орудием Божества, скорее же Он будет употреблять Свое тело, как орудие, точно так же как и человеческая душа [использует ее тело].” (Против Нестория, 2.8) [27].
Ср. последнюю фразу свт. Кирилла с текстом свт. Афанасия Великого:
“Будучи Всемощным и Создателем вселенной, в Деве уготовляет в храм Себе тело [έαυτω ναον το σώμα], и усвояет Себе оное, как орудие, в нем давая Себя познавать и в нем обитая. […] Ибо Слово Божие, будучи превыше всех, и Свой храм [εαυτού ναον], Свое телесное орудие, принося в искупительную за всех цену, смертию Своею совершенно выполнило должное” (Слово о воплощении Бога-Слова и о пришествии Его к нам во влоти, 8, 9) [39].
[V] “удостоил [Сам] Себя” – выражение это не является чем-то необычным: аналогичный оборот присутствует и у свт. Григория Богослова в отношении предания и воскресения Христа:
“О Нем говорится, что предан (Рим. 4:25), но написано также, что и Сам Себя предал [έαυτον παραδεδωκέναι] (Ефес. 5:2, 25). Говорится, что Он воскрешен Отцом и вознесен (Деян. 3:15; Деян. 1:11), но написано также, что Он Сам Себя воскресил [έαυτον άνεστακέναι] и восшел опять на небо (1 Фес. 4, 14; Еф. 4:10), – первое по благоволению, второе по власти.” (Слово 38) [28].
Свт. Иоанн Златоуст объясняет почему есть выражение о воскресении Христа Отцом:
“А что он приписывает воскресение Христово Отцу, не смущайся этим. Такое выражение не означает, будто Христос бессилен, потому что сам Он говорил: "разорите церковь сию, и треми денми воздвигну ю" (Иоан. II, 19); и еще: "область имам положити душу мою, и область имам паки прияти ю" (Иоан. X, 18). И Лука в Деяниях говорит: "пред ними и постави себе жива" ([Деян.] I, 3). Почему же Павел употребляет такое выражение? Потому, что свойственное Сыну приписывается Отцу и свойственное Отцу приписывается Сыну: "яже бо Он творит, сия и Сын такожде творит" (Иоан. V, 19).” (17-я беседа на первое послание к коринфянам) [29].
Иоанн Зонара заключает: “И то, что Сын приписывает Свои дела Отцу, – дело благочестивое, и Самому Сыну вменять их не есть неприлично, ибо и Он Бог равносильный и все может наравне с Отцом” (Толкование Октоиха) [30].
[VI] Преп. Иоанн Дамаскин: “Мы утверждаем, что Христос телесным образом воссел по правую руку Бога и Отца, но о правой руке Отца говорим не в пространственном смысле. Ибо как Неописуемый мог бы иметь правую руку, ограниченную местом? Ведь правая и левая рука принадлежат тому, что описуемо. Но под правой рукой Отца мы понимаем славу и честь божества, находясь в которой прежде веков как Бог и как единосущный с Отцом, Сын Божий, в последок дний воплотившись, восседает и телесным образом, так как плоть Его прославлена вместе с Ним; ибо Он вместе с плотью Его приветствуется единым поклонением от всего творения.” (Точное изложение Православной веры, 4.2 (75)) [31].
11) С 52:53 мой оппонент заявляет, что “греческие переписчики” не включили разбираемый выше отрывок в свой перевод, т. к. по мнению А. Макарова, переводчики усмотрели там несторианство.
Как можно видеть выше, на самом деле этот отрывок не только не содержит несторианской ереси, но в нем преп. Исаак противоречит официальной христологической формуле сирийских несториан VII века, а также использует выражения, имеющиеся у свт. Григория Богослова и свт. Кирилла Александрийского. Что же касается до отсутствия этого текста в греческом православном переводе, то, по всей видимости, этот перевод был выполнен с некоторой другой православной редакции сирийского текста, чем та, которая сохранилась в двух дошедших до нас православных сирийских рукописях преп. Исаака [32] и обсуждаемого христологического отрывка в редакции переводчиков на греческий просто могло не быть.
12) С 31:50 мой оппонент заявляет, что в подлинных творениях преп. Исаака и еретическом лже-втором томе содержится одно и тоже учение на основании в т. ч. “лексических совпадений”. В целом, можно сказать, что Макаров апеллирует к аргументу от филологии.
Относительно этого приведем свидетельство из православной грекоязычной традиции определения подлинных сочинений свт. Иоанна Златоуста:
“…я весьма изумляюсь, видя святых архиереев с легкостью бегущих на такое дело, тогда как я считаю его одним из наиболее важных вопросов, предстоящих в таком деле. Ведь отличие подложного от подлинного связано с большой трудностью и требует серьезного научного рассмотрения. Книги фальсифицируются, и во введении к логике [33] говорится, какими способами они фальсифицируются. Об этом гораздо лучше меня помнят мои владыки, опытные в слове и наученные в логике [...] Если книги фальсифицируются множеством способов, и поддельность обнаруживается [даже] в некоторых сочинениях божественного Златоуста, хотя не такая уж была необходимость это делать, тогда мы не можем различить это с точностью, да и не только мы, но и учителя, которых мы застали, среди которых великий в божественной и во внешней мудрости Патриарх кир Евфимий: и он сомневался в некоторых сочинениях, и иногда называл их поддельными, а иногда – подлинными. Так, если в Златоустовых словах, которые мы с молоду и до нашей старости читаем и знаем их способ выражения и мысль, мы не можем наверняка различить сфальсифицированное от подлинного, то как с западными святыми, чьи писания мы не знаем и никогда не читали (поскольку мы изначально не имели их переведенными и поэтому у нас нет о них никакого представления), как мы дерзнем сказать, подлинное ли это или сфальсифицированное, когда мы ни о способе выражения, ни о мысли, ни о замысле и построении сочинения ничего не знаем?” (Воспоминания о Ферраро-Флорентийском соборе) [34].
На фоне такого свидетельства человека, всю жизнь читавшего сочинения свт. Иоанна и говорившего с ним на одном языке, соответствующие аргументы исследователей, занимающихся преп. Исааком не так много и не имеющих сирийский своим родным языком, выглядят весьма самонадеянно.
В контексте этого вопроса любопытен следующий случай: в четырех сирийских рукописях (причем одна из них датируется VI-VII веком) еретику Евагрию приписана 14-ая мемра из сироязычной “Книги степеней” [35]. Показательно, что издатель этого текста Мюльдерманс посчитал его принадлежащим Евагрию [36], т. е. счел изначально сирийский текст [37] переводом Евагрия с греческого языка – ошибся не только в вопросе авторства, но даже и языка происхождения текста.
Мой оппонент пошел несколько дальше и допустил ряд ошибок (вплоть до добавления лишних слов) при перепечатке текста православной рукописи Sinai syr. 24. Ниже приводится изображение раздаточного материала, использованного им на прошедшем выступлении и выложенного в комментариях к [2], с выделенными ошибками относительно текста указанной рукописи (лист 30v, где находится обсуждаемый выше христологический отрывок):
А. Макаров допустил не только 5 ошибок при печати отдельных букв, но вставил в текст 4 (!) лишних слова.
Моему оппоненту, не способному корректно перепечатать сирийский текст (в т. ч. верно воспроизвести термин “кнома”), мы, разумеется, отказываем в возможности определения авторства текста по филологическим критериям.
Также весьма “оригинально” указание на лист рукописи: “34” (на фото в шапке). На самом деле обсуждаемый текст находится в этой рукописи на листе “30v”, а “34” – номер файла (!) при скачивании общедоступного оцифрованного микрофильма этой рукописи с сайта библиотеки конгресса США [38].
Примечания
Библиография
-
By OptinaRU
Предлагаем для обсуждения очередную статью иеромонаха Никона (Скарги):
"О чём молчат несториане".
-
By OptinaRU
Предлагаем для обсуждения очередную статью иеромонаха Никона (Скарги):
"Преподобный Исаак Сирин — православный или несторианин? Введение в проблематику"
Начало обсуждения было положено в группе ВК
-
By OptinaRU
Статьи иеромонаха Никона (Скарги):
«Бичом Любви» (дата публикации: 29 февраля 2016 г.)
«Экзегетический и сравнительный анализ текстов Второго тома». (дата публикации: 9 декабря 2016 г.)
----
11 февраля 2017 в библиотеке «Дом А.Ф. Лосева» состоялась встреча со старшим преподавателем Московской Духовной Академии, научным сотрудником Общецерковной Аспирантуры и Докторантуры им. свв. Кирилла и Мефодия, филологом и сирологом М. Г. Калининым, посвященная проблеме Второго тома прп. Исаака Сирина, где в частности высказывалась критика в адрес статей иером. Никона (Скарги).
III Встреча клуба "Сакральные тексты" в "Доме Лосева" (часть I)
III Встреча клуба "Сакральные тексты" в "Доме Лосева" (часть II)
Тезисы об авторстве Второго тома мар Исхака
1. Из аргументов, приводимых в пользу авторства мар Исхака, убедительны только два: рукописная традиция (Брок называет 9 рукописей, полностью или частично содержащие текст второго тома, + см. статью Г. М. Кесселя) и устойчивые сочетания терминов, не встречающиеся у других сирийских мистиков, но представленные в первом и втором томах мар Исхака (при этом систематической работы по их выявлению и анализу проделано не было). Иером. Никон совершенно прав, говоря, что вопрос об авторстве второго тома закрыли преждевременно. Остается совершенно неизученным стиль обоих томов; при их сравнении очень слабо учитываются сочинения других сирийских мистиков.
2. При обсуждении вопроса об авторстве томов нужно учитывать, что «тома» – это собрания текстов мар Исхака, а не целостные произведения. Так, 23-е слово первого тома имеет надписание «О цели беседы о познании истины», при этом беседа о «познании истины» расположена в конце первого тома (в восточносирийской традиции - под номером 72). 22-я мемра первого тома — знаменитое слово «О духовной молитве», оказавшее, в частности, большое влияние на Иосифа Хаззайю (VIII в.) — цитируется в 32-м слове второго тома с пояснением «...пусть прочтёт выше длинное Слово, написанное нами о духовной молитве». О. Никон прав, говоря что «выше» должно указывать на текст В ПРЕДЕЛАХ того же сочинения. И это говорит о том, что автор 32-го слова мыслил как свой текст, так и Слово о духовной молитве частями одного и того же произведения. Стало быть, итоговый вид второму тому придал не автор входящих в него текстов, а составитель(-и). Этим объясняются и повторы с первым томом (16 и 17 слова второго тома = 54 и 55 словам второго тома).
3. Соответственно, осмысление второго тома невозможно без понимания того, чего хотел его составитель. По какому принципу он объединил трактаты в собрание, ставшее «вторым томом»?
Одна из центральных тем второго собрания, раскрываемая практически в каждом его трактате, — духовное знание. Важнейший текст из второго тома на эту тему — Главы о ведении, и, вероятно, именно они стали основополагающим текстом, вокруг которого были сгруппированы другие трактаты со сходной тематикой (это касается и трактатов 39-41, в которых обсуждается проблема геенны: как справедливо указал о. Никон, в Главах о ведении есть немало рассуждений по этому вопросу). Главы о ведении — первый известный текст под именем мар Исхака, получивший рецепцию в сирийском монашестве. В VIII в. Иосиф Хаззайя цитирует Главы о ведении или делает на них аллюзию по крайней мере 4 раза, из них один раз он прямо ссылается на «славного во святых мар Исхака» (приводя при этом главы 9 и 10 из 1-й сотницы). В IX в. Бехишо Камульский цитирует 4-ю сотницу (34-ю главу) — тоже с указанием имени мар Исхака. Цитата из 4-й сотницы (главы 21-23) содержится в православной рукописи Codex Syriacus Secundus (882 г.), которая представляет собой самое ранее известное рукописное свидетельство текста из второго тома.
Итак, сердцевина второго собрания — Главы о ведении; другие тексты, входящие в него, продолжают тему знания (кроме того, некоторые тексты второго собрания прямо отсылают к Главам о ведении).
[О. Никон ошибочно утверждает, что Главы о ведении сохранились только во фрагментах в различных рукописях. На самом деле, главная рукопись 2-го тома -- Bodlean syr. 7 — содержит полный текст Глав о ведении.]
4. Что говорит нам о знании первый том? Этой теме посвящены несколько трактатов, отчасти взаимосвязанных, отчасти демонстрирующих разные подходы к одной и той же проблеме. 72-я мемра первого тома посвящена «знанию истины» (īḏaʕtā da-šrārā). 23-я мемра говорит о «цели беседы о знании истины» (ʕal nīšā d-mamlā d-īḏaʕtā da-šrārā) и дополняет 72-ю. 51-я мемра посвящена трем степеням ведения. 52-я мемра представляет собой «обобщенные (msayḵē) главы о других предметах», дополняющие 51-е слово. Возникает ощущение, будто всё это наработки разной степени подробности на пути к большому сочинению о знании.
Наибольшее внимание в 51-й мемре уделяется первой степени ведения, которая есть рациональное познание, и это познание противопоставляется вере. Вторая степень связана с совершением добродетелей. Третья степень – постижение умопостигаемых и сокровенных вещей и «океана Божественного домостроительства» (yammā lā metgaššānā da-mḏabrānūṯā tmīhtā wa-ʔlāhāytā) и прозревание нового века. О третьей степени говорится совсем кратко.
Мемра 72-я, «о знании истины», описывает изменения, случающиеся с подвижником помимо его воли. Мар Исхак говорит здесь неожиданную вещь: изменения, приражения, нечистые помыслы, которые могут прийти даже после высоких духовных состояний, — неибежный удел нашей природы до тех пор, пока мы не достигнем нового творения. Следующую мысль он выражает дважды, в 72-й мемре и в 6-й:
«Господу Богу не было угодно подать это [т.е. неизменяемость] нашей природе в веке сем, так чтобы мы совершенно освободились от усилий. И в этом размышлении ты поборешь отчаяние» (издание П. Беджана, с. 496).
«То, что с человеком случаются нелепые приражения (geḏšē), показывает немощь естества, восприемницей которой наша природа с необходимостью (ʔālṣāʔīṯ) является. Бог не счел полезным, чтобы [человек] полностью поднялся из этого [состояния], пока его природа не достигнет второго творения» (издание П. Беджана, с. 81).
Подвижник должен видеть подлинную духовную реальность, стоящую за этими изменениями. Сами же эти изменения обязательно сопутствуют тому состоянию, что существует в веке сем до наступления нового творения. Мар Исхак воспроизводит здесь концепцию двух веков, имевшую важнейшее значение для всех восточносирийских мистиков.
К проблеме изменений мар Исхак возвращается неоднократно. Он говорит не только об изменениях, затрагивающих подвижника и его духовное состояние (данную мысль за 72-й мемрой продолжает 23-я), но и об изменениях в творении (например, в 26-м слове) и в особенности об изменениях в том, как Бог являет Себя миру (этот вопрос подробно разбирается в 26-м и 29-м словах). Не будет преувеличением сказать, что это один из ключевых вопросов богословия мар Исхака: как соотносится Божественная неизменяемость и многочисленные изменения, которым творение подвержено в веке сем? Постижение этой великой тайны — это то, что мар Исхак называет «знанием истины».
В 44-м слове мар Исхак говорит о естественном и духовном знании. Естественное знание включает в себя как естественное богопознание, так и деятельное служение Богу в совершении добродетелей и исполнении обрядов и чинопоследований. Человек, не имеющий такого знания, оказывается на ступени, которая ниже естества, т.е. в нравственном отношении не отличается принципиально от животных. Духовное знание есть сокровенных вещей -- того, что стоит за реалиями этого материального мира. К этому знанию мар Исхак далее добавляет то ведение, которое превыше естества, и относящееся к постижению тайн Божественной природы. Если естественное и духовное знание имеют своим источником реальность, находящуюся вне человека, то ведение, которое превыше естества, рождается изнутри человека.
Итак, мы имеем три классификации видов знания в первом томе мар Исхака. И в целом между ними достаточно ясно можно провести соответствие (более того, сам мар Исхак это отчасти осуществляет в 52-й мемре). Естественная степень по 44-му слову соответствует второй степени по 51-му слову. Духовная степень по 44-му слову соответствует третьей степени по 51-му слову. Степень превыше естества по 44-му слову выходит за пределы классификации; сам мар Исхак называет её «знанием, которое есть незнание». Первая степень по 51-му слову, степень рационального познания без веры, — это тот этап, на котором духовное восхождение ещё не началось, и в этом смысле она соотносится с состоянием ниже естества по 44-му слову.
«Познание истины» по 72-му и 23-му словам, познание неизменного замысла Божия, стоящего за изменениями этого века и предвосхищение реальности будущего века, соответствует «духовному ведению» по 44-му слову и третьей степени ведения по 51-му слову. Это познание подготавливает человека к тому состоянию, когда ему открываются тайны Божественного естества. Этот переход показывает 26-е слово, когда от рассуждения о «неравенстве» (lā šawyūṯā) в этом мире и стоящего за ним Божественного замысла мар Исхак подводит читателя как великой тайне приобщения к Божественному естеству.
5. Второй том, если отталкиваться от учения первого тома, говорит именно об этой третьей ступени = духовном знании = «познании истины» (показательно, что именно говоря о третьей ступени в 51-м слове первого тома, мар Исхак употребляет понятие «океан домостроительства», yammā da-mḏabrānūṯā; насколько я могу судить, во всем остальном тексте первого тома сравнения Бога и Его домостроительства с океаном/морем, yammā, столь характерные для второго тома, больше не появляются). Предшествующие этапы в нем тоже упоминаются (см. слово 22 второго тома, где начальная и промежуточная степени делания соответствуют второй степени ведения по 51-му слову первого тома и естественной ступени по 44-му слову; см. также слово 20), но основное внимание сосредоточено именно на духовном знании. Весьма вероятно, что подобная подборка трактатов была сознательно осуществлена составителем.
Для понимания учения о знании во втором томе необходимо знать те предпосылки, которые подробно изложены в рассмотренных выше трактах первого тома. И наоборот, читая первый том и не думая о втором, мы видим автора, для которого проблема знания была исключительно важна, который много писал об этом, но так и не дал в обобщенном виде своё учение о высшем — духовном — знании. При этом нельзя сказать, что мар Исхак не был склонен к таким обобщениям: так, 22-е слово первого тома — это пространное обобщение его учения о духовной молитве, написанное на таком же ясном сирийском, что и большая часть второго тома, и использованное великим систематизатором сирийской мистики Иосифом Хаззайей.
6. Учение о конечной судьбе человечества, изложенное в трактатах 39-41 второго тома, а также в некоторых главах о ведении и часто называемое «апокатастасисом», — это та же самая концепция двух веков. Сам термин « И автора она волнует прежде всего с точки зрения проблемы изменений и Божественной неизменяемости, т.е. в рамках того же учения, что изложено выше. Мы уже отметили, что мар Исхака в его теории познания больше всего волновал такой вопрос: как соотносится изменяемость тварного мира с неизменностью Творца? И проблема, с которой начинается 40-е слово: неужели замысел Божий претерпевает изменения, если тварь движется не в соответствии с этим замыслом, – для мар Исхака должна была стоять с особой остротой.
При этом в слове 41 автор стремится показать, что учение о новом веке не должно подавать ложных надежд грешникам. Можно упрекать автора 41-го слова в лицемерии (мол, сначала сказал, что геенна не вечна, а потом для приличия сказал, что грешникам не нужно радоваться), но он скорее исходит из представления о том, что Бога подобает любить ради Него Самого, и тогда вопрос о вечности мучений вообще не будет иметь значение для человека (концепция трех видов любви, рабской, наемнической и сыновней, хорошо известна в восточносирийской мистике). А если человек не достиг этого состояния, то ему стыдно даже говорить о всеобщем спасении. Эта мысль выражена в 41-м слове, завершающей второй том, и она же открывает его (в послании к мар Ишо-Зеха, ставшем 1-м трактатом второго тома, автор говорит, что мы совершаем подвиги не из-за страха ада). О том, что это не лицемерие, говорит и пример Иосифа Хаззайи. Он верил во всеобщее спасение и обосновывал его словами Мф. 5:26 «Пока не отдашь до последнего кодранта» («Книга вопросом и ответов»), как и автор 39-го слова второго тома, но это не помешало ему в «Книге глав о ведении» сказать такие пронзительные слова: «О, как тяжело ангелу хранителю в день исхода души грешника из тела его! Он подобен земледельцу, который возделывал поле свое, и засеивал его, и орошал его, и заботливо охранял его, а во время жатвы оно произвело терния и волчцы» (Сотница 4, 30).
Для такого автора как мар Исхак, каким мы знаем его из первого тома с его учением о знании, особенно остро должен был стоять вопрос: как соотносится изменчивость воли человека, склоняющейся ко греху, с неизменностью предвечного замысла Божия? Слова 39-40 – это как раз попытка ответить на этот вопрос.
Размышление о конечной судьбе человечества и о будущем веке – обязательный аспект духовного делания для мар Исхака. Указанием на о «размышления о грядущем устроении» (šraḡraḡyāṯā d-marnyāṯęh d-ṯuqqānā haw d-ʕattīḏ) открывается уже 1-я мемра первого тома. Поэтому о. Никон неправ, отвергая авторство 39-41 слов на том основании, что они «полемические». Вопрос будущего состояния человечества для мар Исхака мистический, а не догматический, и в мистических вопросах он мог делать замечания тем, с кем он не согласен (так, в слове 51, о трех степенях ведения, он полемически упоминает мессалиан).
7. Достоин внимания один экзегетический топос первого тома: слова из послания к Римлянам «Непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его» (Рим. 11:33) служат у мар Исхака маркером размышлений о «теодицее» и конечной судьбе человечества. В 26-й и 35-й мемрах он говорит об этих словах как об изумленном возгласе подвижника, который очищенным сердцем постигает нынешнее состояние человечества и его будущую судьбу (следует учесть, что 26-я мемра, судя по ее надписанию, посвящена вопросу о бытии греха и геенны). В 19-й мемре эти слова упоминаются как выражение одного из величайших уровней ведения, доступных подвижнику.
Показательно, что в послании к Римлянам слова о путях Божиих относятся к судьбе еврейского народа, которому ап. Павел предсказывает обращение и прощение. Причем апостол говорит о том, что именно Бог попустил этому народу впасть в состояние неведения по Своему непостижимому замыслу. Соответствующую цитату мар Исхак тоже приводит – в 19-й мемре: «Всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать» (Рим 11:32). В 35-й мемре мар Исхак показывает, что для него слова апостола из послания к Римлянам относятся ко всем людям: «О глубина богатства, и премудрости, и разума, и неисследимого помышления Бога, суды Которого невозможно исследовать, и пути Его непостижимы», — когда иной век, столь удивительный, Он уготовал для того, чтобы ввести в него все словесные существа (mlīlē) и сохранить их без изменения в бесконечной жизни». Это ясно и из 26-го слова, где говорится о судьбах Божиих в отношении мира, а не отдельного народа. Поэтому в частом обращении к Рим. 11:33 у мар Исхака можно усмотреть надежду на прощение всех заблуждающихся людей.
Приведем рассуждение из 35-го слова более подробно (в квадратных скобках – мои краткие комментарии): «И когда он [т.е. подвижник] становится опьянен сим [речь идет о предвосхищении будущего века], он вновь уходит оттуда [т.е. из этого состояния] в своем созерцании к этим вещам века сего — в котором он все еще пребывает — говоря в изумлении: “О глубина богатства, и премудрости, и разума, и неисследимого помышления Бога, суды Которого невозможно исследовать, и пути Его непостижимы”, — когда иной век, столь удивительный, Он уготовал для того, чтобы ввести в него все словесные существа (mlīlē) и сохранить их без изменения в бесконечной жизни. Какова же причина того, что прежде Он создал этот [, т.е. нынешний, век], расширив [его] и сообщив ему изобилие в великом множестве природ [т.е. почему Бог не просто создал нынешний век, но и дал ему долгое существование во многих поколениях людей и в большом многообразии творения, вместо того чтобы быстро сменить нынешнее подготовительное состояние новым веком], и установил в нем многие страдания? И Он сначала поместил нас в этом [, т.е. нынешнем, веке], и установил в нашей природе сильное желание жизни, а затем Он раз за разом переселяет нас из него посредством смерти и сберегает нас немалое время в отсутствии ощущения (b-lā margšānūṯā), будто камни и доски, и разрушает наши облики, и изливает наше смешение, и смешивает [его] с землей. И Он позволяет разрушиться и низвергнуться нашему устроению, пока оно совсем не лишится какой-либо сложной формы» (издание П. Беджана, с. 255). Следует обратить внимание на то, что смертность человека рассматривается здесь как неотъемлемая черта, присущая нынешнему веку. Смерть и последующее бессознательное состояние после нее (см. об этом статью В. А. Баранова) описывается как необходимое условие для перехода в новый век. Причина того, почему Бог установил такое условие, остается за пределами постижения. Здесь нет намека на то, что смерть – это наказание за грехопадение первых людей (или его следствие), то есть в известном смысле отклонение от божественного замысла. Это следует учесть критикам статьи Дм. Бумажнова «Мир, прекрасный в своей слабости», которые считают ее свидетельством еретичности второго «лжетома» (+ ср. цитаты о слабости нашей природы из пункта 4). На это стоит обратить внимание и тем, кто вслед за о. Никоном считает несовместимым с учением мар Исхака следующее рассуждение из 39-го слова второго тома: «Но Он скрыл Свою истинную тайну, и под образом чего-то устрашающего Он спрятал Свое предвечное намерение относительно смерти и Свой мудрый план относительно нее: хотя этот предмет может быть поначалу устрашающим, позорным и трудным, тем не менее в действительности это – [средство] перенесения нас в тот восхитительный и преславный мир. Без этого не было бы возможно перейти отсюда и быть там».
8. При этом в 26-й мемре первого тома мар Исхак предостерегает от преждевременных рассуждений о судах Божиих, подобно тому, как это делает автор 41-й мемры второго тома: «Многие сердца, когда войдет в них надежда, подобны тому, кто принял смертельный яд. Даже у верных и истинных сыновей с десятью частями любви, имеющимися у них, смешаны пять частей страха. Удобопреклонная природа, — даже как у Павла и подобных ему, — не в состоянии приять здесь [то есть в нынешнем веке] полноту Божественной истины или познать всю волю Божию, которую Он имеет в отношении рода словесных [существ], — до тех пор, пока удобопреклонность не исторгнута, чтобы природа не уклонилась [к худшему] при переживании сего» (издание П. Беджана, с. 192–193). Другими словами, в нынешнем веке человек не в состоянии постичь промысел Божий о конечной судьбе человечества без того, чтобы надежда не склонила немощную природу человека ко греху. Именно это – но в более простых выражениях – утверждает автор 41-го слова второго тома.
9. В 26-й мемре первого тома мар Исхак также говорит: «Геенна есть плод греха, который однажды и в некое время получит бытие, в то время как конец её неведом» (издание П. Беджана, с. 189). В согласии с цитатой, приведенной в пункте 8, определение мар Исхака избегает ответа на вопрос о конце геенны, и мне кажется, это идеальная православная формулировка в любых спорах об «апокатастасисе».
10. В 6-й мемре первого тома мар Исхак цитирует слова из притчи о Страшном суде, в которых упоминается «мука вечная» (Мф. 25:46). Это действительно удачный аргумент о. Никона против авторства 39-41 слов. Следует, однако, учесть следующее. а) В 6-й мемре автор приводит цитату из Евангелия в связи с другим вопросом: он хочет показать, что между раем и геенной нет промежуточных степеней. Автор слов 39-41 не отвергает опыт геенны в будущем веке, так что тут противоречия нет. б) Слова «мука вечная» содержатся в ЦИТАТЕ, сам автор на этот счёт не высказывается. Иосиф Хаззайя тоже цитировал притчу о Страшном Суде, однако он признавал конечность геенны. Автор 39-го слова упоминал слова книги Бытия о грехопадении, но не считал смерть и изгнанием из рая наказанием за грех. Поэтому, строго говоря, у нас нет оснований считать, что автор слов 39-41 не мог оказаться также и автором 6-у мемры первого тома. Наконец, сам о. Никон в статье «Бичом любви...» стремится показать, что мар Исхаку не был свойствен буквализм в экзегезе.
11. Термин «апокатастасис» применительно к учению второго тома о конечной судьбе человечества неуместен, поскольку он предполагает восстановление чего-то утраченного. Концепция двух веков этого не предполагает. Нынешний век с его изменчивостью понимается как изначально замысленная Богом ступень, которую сменит новый век (ср., в частности, цитату из 35-го слова первого тома в пункте 7 и рассуждение о смерти и Адаме в 39-м слове второго тома, так возмутившее о. Никона).
12. В статье «Бичом любви», помимо цитаты из 6-й мемры, о. Никон приводит большую подборку изречений св. Отцов, которые, по его мнению, были авторитетны для мар Исхака, о вечности мучений. В результате у читателя возникает ощущение подробной аргументации, которая на самом деле не имеет прямого отношения к мар Исхаку. Во-первых, то, что мар Исхак цитирует каких-то авторов, не означает, что он во всех отношениях зависит от них. Во-вторых, перечень о. Никона открывается прп. Ефремом Сирином, влияние которого на мар Исхака не очевидно и ещё не было изучено. Если бы о. Никон доказал и показал, что мар Исхак часто цитирует прп. Ефрема, это было бы большим научным событием! (Одну цитату из прп. Ефрема указал А.В. Муравьев, одна аллюзия в первом томе встретилась мне. Вопрос требует дальнейшей разработки; насколько я могу судить, влияние концепции Ефрема есть в Главах о ведении мар Исхака, которые, однако же, о. Никон отвергает как содержащие идею всеобщего спасения). В-третьих, о. Никон совершенно не учёл влияние на первый том Феодора Мопсуестийского, в то время как Блаженный Толкователь упоминается там не меньше восьми раз. Вячеслав Фоминых пытается переатрибутировать одну цитату из Феодора, но он не учёл остальные семь. Кроме того, скрытая цитата из Феодора есть в конце 25-й мемры. В-четвёртых, о. Никон не учел многочисленные отсылки на Евагрия в первом томе.
ОБОБЩЕНИЕ
Во второе собрание мар Исхака были включены трактаты, раскрывающие тему духовного знания. Предпосылки для ее понимания даны в нескольких трактатах мар Исхака, вошедших в первое собрание. И наоборот, трактаты второго тома дают обобщенное и последовательное раскрытие данной темы, к которому мар Исхак явно стремился, судя по наличию в первом томе добавочных трактатов и глав, дополняющих и проясняющих его большие сочинения о знании (23-я мемра для 72-й, 52-я для 51-й). С этой точки зрения оба тома написаны в рамках одной и той же школы, причём за довольно короткий период времени — до 787 г. (то есть года посмертного осуждения Иосифа Хаззайи, который неоднократно цитировал главный текст о знании под именем мар Исхака – «Главы о ведении»). И эта школа существовала в рамках той традиции, которая и сохранила второй том мар Исхака и раньше всего реципиировала его — то есть в рамках Церкви Востока. Напротив, в мелькитской традиции, которой второй том был известен лишь фрагментарно, многие теоретические рассуждения первого тома оказались невостребованными. Трактаты 23, 24, 26, 29, которые были известны в обители прп. Саввы Освященного (их содержит рукопись Sinai syr. 24, переписанная, как было показано Г.М. Кесселем, на Синае), не вошли в греческий перевод мар Исхака. Не исключено, что причина этого — обилие в них «отвлеченных» рассуждений, не имеющих очевидной связи с аскетикой. Данное предположение подтверждается тем фактом, что в переведённых трактатах мар Исхака савваиты тоже опускали довольно значительные фрагменты теоретического характера.
Признание принадлежности первого и второго томов под именем мар Исхака к одной традиции и установление для неё жесткого terminus ante quem — это то строгое знание, к которому мы можем прийти на данном этапе. И в этих узких рамках гораздо больший вес получает голос традиции: если второй том, созданный за короткий период времени в той же школе, что и первый, атрибутируется мар Исхаку в рукописной традиции и у Иосифа Хаззайи, то нет необходимости умножать сущности. До появления серьёзных контраргументов авторство мар Исхака следует признать для второго тома.
Tezisy_ob_avtorstve_Vtorogo_toma_mar_Iskhaka.doc
-