Моя мама была послушницей в монастыре. Келейницей у матушки Елизаветы. И решила я ее навестить: надо же проверить, как она там живет. Приехала помолиться, потрудиться, а главное, в себя прийти: лето жаркое, дымное, позади - смена в детском лагере, где за детьми глаз да глаз…Отдохнуть - хоть поспать немного. Не отоспаться, а так, хоть чуть-чуть… На леса посмотреть, воздух вдохнуть, тишину послушать. Главное в покое побыть, дать душе расправиться, разжаться.

Мама живет в башне. Конечно: монастырь-то мужской! Домом ей служит эдакий шанхайчик, не поймешь, гнездышко или норка. Крутая лестница ведет вверх, а там из терраски дверь в саму башню. Коридорчик, две комнатки. Башня граненая, в каждой грани по окошку под углом друг к другу. В комнатах светло. Комнатки ма-а-а-аленикие! В них иконы… много, особенно у матушки. Еще - телефон и интернет, но пользуется она только телефоном. Интернет для мамы, а маме для сайта: новости писать, на вопросы отвечать. Он меееедленный мы уже давно забыли, что такой бывает. А оно для монастыря и хорошо: клади себе творения святых отцов рядом и читай, пока загружается заодно и предание освоишь, а то так-то некогда, поди…

Мама живет в кухоньке. Печка, столик, шкафчик с посудой, пара табуреток, топчанчик, два окошка в граненых стенах. Если поставить раскладушку для меня и рюкзак в угол места почти не останется. Разве что встать помолиться ночью, особое правило почитать, пока я сплю.

Из своей самой красивой кофточки мама сделала подстилку для Мурки, положила на топчанчик и Мурка только на ней и лежит, за границы не вылазит. А иначе как? Сядут хозяйки в подрясниках - будут все в шерсти. А шерсть у Мурки светлая. То ли дело мне: мои юбки нелипучие, да еще и светлые. Хотя и у меня проблема надо распороть матушкин апостольник, который «сел» и скукожился. Получилось, как будто с рюшами. Непорядок, надо переделывать! Мурка, не подходи, сиди на подстилке со своей шерстью!

Каждое утро Мурка ходит охотиться, рано… Надо встать и выпустить. Возвращаемся с утреннего правила на пороге лежит добыча. Мурку хвалят. Матушка делает это очень мастерски, раскатывая «р», это у нее очень здорово получается. «Мурррка!», «Катерррина!» как-то всегда с юмором и улыбкой.

Литургия позднее, чем утреннее правило. Выхожу по лестнице просто взлетает вверх Мурка, во рту что-то черное. Кротик. Приносит его на середину комнаты, к столу, хрустит шкуркой и косточками. «Фууу, Мурка!!!» но надо бежать на службу. Возвращаемся на полу только пятнышко крови. С птичками хуже: перья несъедобные, посреди комнаты - и крылья, и голова, и хвост. Я не могу, а мама привыкла, убирает спокойно.

Ох, Мурррка! Мурена! Как я люблю тебя погладить! Дома кошку не заведешь: книги, иконы, посуда все на открытых полках в одной комнате в коммуналке. Да и что мучить животное? Дома почти не бываю, только ночевать прихожу, а так все дела, дела… Помрет с тоски животина. А тут Мурка! Такая гладкая, такая мягкая, мордой тычет, лапками когтит… Муррррка!

Ложусь в свою раскладушечную нору: «Мурка, иди сюда!» хлопаю по одеялу. «Что?» прыг, топ-топ-топ, опять прыг, «мрррр». Лежит на одеяле, теплая, тяжелая, урчит… Вот оно счастье. Как в детстве… Засыпаю…

***

Катерррина, тебя к телефону!!!

Мам, я добралась, все в порядке. Как там матушка, как Мурена? Почеши ее от меня…

Да как Мурка? Только ты уехала, перестала каждый день охотиться и таскать дохлятину в дом так и кладет, как раньше, на коврик перед дверью…

Это любовь была… а я и не заметила. Я ж приласкала только, и совсем не поняла, что эти кротики для меня, чтобы хоть как-то выразить, ну, как умеет… Вот и в жизни, наверное, также бывает, один человек другому скажет ласковое слово, и тот начинает кротиков носить, а первому невдомек, с чего вдруг все эти кротики…

Источник