«...В вас [монахах] должен сохраниться остаток благочестия, какой Господь, пришедши, найдет на земле»⁸.

Так обращается преп. Феодор Студит к монахам.

И нас, действительно уже последних монахов, эти его словá должны весьма и весьма тревожить, ибо мы не видим среди нас Великих Антониев, Пахомиев, Арсениев, Пименов и других великих учителей монашества, для нашего воспитания и ободрения.

О, монастырь, монастырь, Божественное учреждение! Сколько ты доставлял отрады благоговейному человеку, находившему в тебе высшее образование души и убежище от мiра самое надежное. Жажда жизни духовной как прежде, так и теперь живет у любящих Господа и не умрет она никогда. Ее не заглушит окрик толпы, ее не затмит технический прогресс времени, ее не ослабит формальность и косность теплохладных верующих — никогда не будут похоронены искатели жизни твоей, что бы их ни постигло в этой юдоли земной. И эту жизнеспособность Сам Господь обещал Великому Пахомию — что семя его духовное не оскудеет до конца века.

О, монастырь, Обитель на земле Небесная! Душа, жаждущая твоей духовности, и находясь среди непонимающих ее (душу), томится в себе, сиротливо взирая к Единому Вдохновителю своему — Богу, Им Одним утешаясь, в Нём Одном ища сил для своего ревностного существования, и это охранение себя и своей преданности Господу стóит ей великого подвига.

Монахи, подвижники первых веков, предсказывали о последних монахах, что они не будут иметь наставников и никаких подвигов, не будут совершать чудес и знамений, подобно первым, но будут спасаться больше скорбями. Они не по заслугам, а действительно «в скудельных сосудах»⁹ будут носить благодать монашества по великой к ним милости Божией, не хотящей, чтобы сей Чин на земле прекратился в страшные дни богоотступничества, но что Сам Господь спасет их Своим милосердием¹⁰. Ведь монашество же не есть честь какая-то в мiрском смысле слóва, а есть образ более проникновенного покаяния (потому-то монахи и носят черные — траурные одежды). В эти скорбные дни их малые труды, их благое намерение благоугождать Богу в Чине монашеском Господь принимает как искреннюю любовь к Нему, какова она действительно и есть у них, чающая только запечатления свыше. К ним теперь вполне применимы слова Божии чрез пророка Иеремию изреченные: «Я буду милостив к неправдам их, и грехов их и беззаконий их не воспомяну более» (Евр. 8, 12) — [«...Я прощу беззакония их и грехов их уже не воспомяну более»] (Иер. 31, 34).

Итак, мы, монахи, несем большие труды молитвы, поста и заповеди Божии с любовью исполняем, чего, живя по-мiрски, не соблюдают. Этим образом жизни мы не делаем ничего сверхдолжного, а только стараемся исполнять скудными силами своими то, что заповедано всем нам Евангельским учением Спасителя нашего.

Господь Спаситель наш во время Своего пребывания на земле, всю Свою деятельность направил к исправлению нравов людей. Всё Его Евангельское учение есть настойчивое требование нравственного совершенства, есть обличение пороков людских, и потому вся наша монашеская деятельность теперь есть крепкое как смерть послушание этому Его учению. Монах всегда дышит своими жизненными обетами любви и верности Богу и этим показывает то благочестие последних монахов, о котором писал свят. Василий Великий. Если и есть среди нас неуспевающие, то это так же, как в школе, где ревностию подтягиваются и выравниваются.

О, вожделеннейшая жизнь иноческая! Несмотря на все трудности нашего времени, ты всё же многих Боголюбцев к себе привлекаешь, и нам отрадно видеть, что и в мiру живущие дерзают вести жизнь иноческую, и им тоже дано полюбить твою духовность, и без нее они даже не представляют для себя жизни. Монашество ведь не связано с монастырями, как душа с телом, другим способом стараются монашить¹¹. И нам приятно сознавать, что духовная жизнь, какой обладает иночество и ею нас так пленяет, есть жизнь действительно самая настоящая, самая стóящая, есть воистину преддверие будущей вечной блаженной жизни.

Но, вкушая сего благоухания иноческого, мы сами же замечаем, что мы его легко теряем, или оно снижается у нас, когда по рассеянности опускаем свои главные обязанности:

1) ежедневное молитвенное Правило,

2) чтение Слóва Божия — Св. Евангелие, Апостольские послания, Псалтирь, и еще — Жития Святых и другие душеполезные писания, ибо «...читать книги монаху, если он желает быть монахом не по одежде только, но духом и истиною, необходимо. А без книг не только не будет монахом, но и понятия об истинном монашестве не приобретет»¹². Или если это чтение почему-либо невозможно, то безмолвно пребывать в объятиях Отчих или углубляться в свое Богомыслие;

3) деятельное пребывание в благодати Богообщения, т.е. совершение всех своих дел с мыслию о Боге, как бы совместно с Богом, во славу и благоугождение Богу, как движимые Духом Святым, ибо действительно всё Богоугодное совершается только совместно с Духом Святым. Ибо только имея сию трисоставную крепость души — молитву, духовное назидание и преискренние труды пред Богом, можно благоухать иночеством, вернее же сказать, благоухать духом Христовым, подобно Апостолам (2 Кор. 2, 15), и таким образом чувствовать себя всегда в общении с Богом.

Мы опытом убеждаемся, что эти три духовные делания всегда обязательны не только практически начинающим духовную жизнь, но и давно уже ее провождающим. Мы замечаем, что если эти делания почему-либо прекращаются у нас, то сразу же заметно тускнеет и личная духовность наша: ибо тогда свет и теплота Божией благодати умаляются, и в душе появляется всё пустое и противное. Так стала слаба наша человеческая природа, так испорчена она грехом, так неотступно требуется питать ее духовной трапезой, дабы жизнь духа не угасала! О необходимости оживлять себя сими упражнениями преп. Исаак пишет: «...Как скоро душа делается безпечною к делам добродетелей, непременно увлекается в противное тому. Ибо переход с какой бы то ни было стороны есть уже начало стороны противной»¹³.

Итак, нам необходимо с любовью нести целодневные духовные труды, указанные выше, тогда наша жизнь действительно станет иной. Она будет тогда не только мысленным желанием, но будет отображаться и в речах, и в делах, и даже в мелких наших поступках. И Богообщение, о котором мы так много доселе говорили, действительно станет непрерывающимся дыханием нашей души. Об этой вожделенной настроенности и жизни Ап. Павел писал: «...Проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, ... которой никто из властей века сего не познал» (1 Кор. 2, 7-8), — а нас, монашествующих, Господь удостоил Ее по Своей великой к нам милости. Аминь!

Уясни мой язык, Спасе мой,

разширив моя уста, и исполнив я,

умили сердце мое,

да яже глаголю, последую,

и яже убо учу, сотворю первее:

всяк бо творя и учя, рече, сей велик есть.

Аще бо глаголю, и не творю,

яко медь звенящая вменюся:

темже рещи ми подобная,

и творити полезная даруй,

Едине Сведый сердечная.

(Икос по 6-й песни

канона св. Апостолам Петру и Павлу)

Объятия Отча отверсти ми потщися, блудно мое иждих житие, [но] на богатство неиждиваемое взираяй щедрот Твоих, Спасе, ныне обнищавшее не презри сердце, Тебе бо, Господи, умилением зову: согреших, Отче, на небо и пред Тобою.

Бог Милосердый, яко Отец чадолюбивый, зря твое смирение и истинное покаяние, чадо, яко блуднаго сына приемлет тя, кающагося и к Нему от сердца припадающаго.

Вопр.: Что пришел еси, брате, припадая к святому жертвеннику и ко святей дружине сей?

Отв.: Желая жития постническаго, честный отче.

Вопр.: Желаеши ли сподобитися ангельскому образу и вчинену быти лику инокующих?

Отв.: Ей, Богу содействующу, честный отче.

Воистину добро дело и блаженно избрал еси, но аще и совершиши е: добрая бо дела трудом стяжаваются, и болезнию исправляются.

Познаим, братие, таинства силу, от греха бо ко Отеческому дому востекшаго блуднаго сына преблагий Отец предустрет лобзает, и паки Своея славы познание дарует, и таинственное вышним совершает веселие, закалая тельца упитаннаго: да мы достойно сожительствуем, заклавшему человеколюбному Отцу и славному заколению, Спасу душ наших.

Ликуют Ангели вси на небеси о едином грешнике, кающемся на земли [«Радость бывает пред Ангелы Божиими о единем грешнице кающемся»] (Лк. 15, 10).

Глава IV из книги «Тропинка к единому на потребу — к Богообщению» Схиигумен Парфений