Насколько важно для души человеческой хотя по временам отрываться от будничной обстановки и переноситься душой в иной, лучший мир, возносить свой ум и сердце к Богу, – сознавали не только святые и праведные люди, но и светские писатели. Все лучшие люди всегда стремятся к Богу, Источнику истины. И писатели наши тоже искали Его, но не все нашли. Я уже говорил вам про Гоголя, которого историк Погодин направил в Оптину, где тот и возродился духовно – обрел Бога. Другой наш великий писатель Белинский, имевший высокую душу, тоже искал Бога, но не там, где нужно, гордость не позволила ему искать Его в Церкви, и Белинский погиб.

В 60-х годах, приблизительно в 1866–1867 году, я читал стихотворение одного американского писателя под заглавием «Песня Гаяваты» (Лонгфелло), в котором поэт говорит, что во все времена и лета человек был человеком, и даже варвар чувствовал спасающую руку Божию. Вообще, в этом стихотворении есть и много вздорного, но зато есть и верные высокие мысли, мысли о Боге. Поэзия и художество отрывают душу от житейских мелочей и доставляют человеку эстетическое наслаждение.

В XVIII веке, при распространении материалистического направления, создался такой взгляд на поэтов и художников, будто это ненужные люди – сидят и ничего не делают. Виктор Гюго в защиту сказал: «Взгляд на небо – это уже дело». Но есть художники внешние и внутренние. Внешний художник изображает на полотне то, что наполняет его душу, внутренний – созидает самую душу свою, делая ее, действительно, художественным произведением по красоте добродетелей, которыми она украшена. Монах – есть внутренний художник (я, конечно, говорю здесь о настоящем монахе, а не о таком, который только носит это название).

Все ищут Бога. Вот и художники в области поэзии, живописи, особенно музыки, – все желают найти Бога. Да не так искали. Как искать Бога? – Соблюдением заповедей, особенно смирением, поступить в монастырь. А они не хотели соблюдать заповеди, особенно не хотели смиряться, хотели пройти как-либо переулками, поближе, покороче. О целомудрии они весьма скудного понятия. Вот, например, Байрон, Рафаэль, – развратнее его трудно было быть, а писал Мадонну. Знаете стихотворение Пушкина «Пророк», там он говорит: «В пустыне мрачной я влачился». Пустыня – это жизнь, он так понимал, что жизнь – пустыня. «Влачился», да прямо ползал всем телом. Далее: «И шестокрылый Серафим на перепутье мне явился». Здесь он, может быть, имел в виду себя: не знаю, явился ли ему он или нет. Затем Пушкин рисует картину посвящения ветхозаветного пророка. Кажется, говорится так, что он постиг и «херувимов горнее стремление, и гад морских подводный ход». Ангелы чисты, они только «горняя мудрствуют», а у нас есть и гад морских подводный ход.

Эти два течения идут в нас параллельно. Но должно стараться только «горняя мудрствовать». Это не сразу достигается, а только ход гад морских будет все тише, и можно достигнуть того, что будет только одно горнее стремление, а те гады нырнут в бездну и исчезнут. Да, этого можно достигнуть. Вот я вам и говорю: смиряйтесь и смиряйтесь. Помоги вам, Господи.

Из бесед прп. Варсонофия Оптинского