http://www.pravmir.ru/o-shoferax-pravednikax/

О шоферах-праведниках

13 января, 2013 • Священник Константин Камышанов

Почему произошел старообрядческий раскол? Какая судьба ждет младостарцев и их «духовных чад»? Могут ли шоферы достичь святости? Чем Москва отличается от Рима и Константинополя?

Старообрядцы гораздо точнее «мирских» определяют суть Раскола. Он им видится не столько в переводе или процедурных вопросах, сколько в изменении цивилизационного вектора России и Церкви.

В Европе исторически сложилось две модели отношений общества и Церкви: Западная и Восточная.

Восточная Церковь, находившая во время становления внутри сильного и авторитарного государства, даже не делала попыток стать руководящей административной структурой. Ее полем стало тонкое богословие, искусство, литература и, что очень важно, создание института монашества как идеала человеческого общежития.

На Западе в силу слабости полувараварских государств у Церкви получилось стать соправителем паствы. Она заполнила вакуум власти и даже боролась за доминирование и создание теократического правления на основе Пакс Романа. Византийская Церковь казалась на Западе роскошной, эстетской, рафинированной, мистической и виртуальной реальностью.

Восточный идеал был привит в России и до тех пор, пока страна находилась в непрерывных войнах, страна особенно не задумывалась о сохраняемых сокровищах. Однако по мере установления мира русские богословы стали обращаться к имперскому наследию и вдруг обнаружили интересную мировозреченскую модель и идеал: Мега-монастырь размером со страну.

Вероятно, зарождение этой идеи было также результатом контакта с католическим Западом. В идее «Третьего Рима» можно увидеть гибрид византийского духовного мира, существовавшего параллельно с государством и идей западного предложения использовать государство в качестве инструмента реализации восточного идеала. Но если на Западе идеал был многоуровневым и имел различные варианты для разных социальных групп и обителей, то на Востоке он был единственным и прямолинейным — Студийский Устав для всех. Для детей мирян, больных, царей, воинов без извинения к званию. (Так что в той или иной степени мы все нарушители Устава и Номоканона).

Что-то подобное просуществовало в 17 веке в Парагвае, где католические монахи построили монашеское государство. Они научили индейцев службе, строительству храмов, пению, живописи, ремеслам и даже военному искусству, при том, что там царил порядок похожий на коммунизм. А через сто лет все рухнуло. Очевидно, что нечто похожее на парагвайский опыт имелось в основе идеи Третьего Рима — как идеи прикладной реализации Восточной модели мироустройства.

Раскол и последующее разрушение старой церкви стало ответом государства на предложение быть Третьим Римом. И не только государства, Народ в целом не поддержал раскольников, очевидно, не без основания подозревая в них диктаторов нового типа. Государство около ста лет очень активно доламывало конкурента за власть, постепенно разрушая монашескую жизнь, как основу русского православия. В 19 веке Церковь превратилась в очень странную конструкцию, неслыханную в христианском мире — департамент, находящийся под полным контролем государства. Революция довершила дело полным разрушением внешних форм организации русского православия.

Но разрушение формы, не означало разрушение идеи. Монастырский идеал оказался вполне жизнеспособным и сегодня. Все знают архиерейскую шутку: монастырский сторож мечтает стать монахом. Монах — архимандритом. Архимандрит — архиереем. Архиерей — патриархом. Патриарх — …монастырским сторожем. Скорее всего, патриарх совсем не желает быть сторожем, но вот вертикаль ценности личности, в зависимости от положения в церкви, отмеченная в шутке, очень даже серьезна и реальна.

Считается, что лучше всего быть монахом. Если не монахом, то священником. Причем идеал священника — бессеребреник, живущий как брат с сестрой с матушкой. Среди мирян лучше девственники, чем женатые. Далее идут люди, живущие в браке. Мирянин лучше тот, кто почтен многочадием и платонической дружбой с супругой. Причем, что очень важно, статус мирянина, в идеале легитимен только тогда, когда мирянин находится в строгом послушании у старца. Круг замкнулся.

Де-факто мы видим вполне живой реализацию модели мега-монастыря. То есть Третий Рим или Парагвай никуда не девался. Они ушли в социальное и культурное гетто, сосуществуя с чуждым государством на договорных началах. Отличительным и очень важным свойством этого мироустройства является растворение личности в околоцерквном социуме.

Сейчас невозможно сказать, что же будет финалом развития этого зерна этой социальной модели: то ли возрастание и создание теократического государства нового типа, то ли полный уход в себя, во «Внутренную Монголию» со своим православным «шариатом». Но зато мы можем видеть, что восточная модель подхватила серьезную инфлуенцию в виде «младострачества», основой которого стало отрицания важности личности мирянина и создание отношений«жрец-профан».

«Жрец», благодаря «харизме», погружен во все тайны бытия от устройства автомобиля, поликлинического обследования и архитектуры до духовной брани и видения картины мироустройства. Роль мирянина — безусловное подчинение воли «медиума». Мирянин априори ничего не видит и не понимает. Часто мирянам это тоже удобно, и они, не ломая себе голову, едут к «старцу» за советом, где найти жену, делать ли хирургическую операцию, в какой институт поступать сыну. Серьезным повод к посещению таких «жрецов» становится желание погадать на будущее, на мужа и о судьбах мира.

Духовничество — очень важный институт. Как университет для специалиста. Как корабль для моряка. Но лучший моряк тот, кто знает свою профессию, а не тот, кто тупо и бессмысленно выполняет непонятные приказы капитана. На таких «умных» матросах и держится корабль. Точно то же самое и в духовной жизни. Таких людей, готовых к самостоятельной и ответственной жизни в Царствии Небесном, и воспитывает настоящий старец. Прекрасным примером такого чуткого управления паствой является Геронда Паисий Святогорец.

МЛАДОСТАРЦЫ же, наоборот, жестко пресекают любое вхождение мирян в диалог с Богом, в мир духа, пресекают любую самостоятельность и тем самым снимают с чада связанную с этим ответственность.

То, что человек должен поступать добро по отношению к ближним — это общее место. А вот на диалоге с Богом как важнейшей составляющей духовной жизни следует остановиться особо, так этот диалог жестоко преследуется «старчиками». Младострацы вменили себе в право быть единственными трансляторами гласа Божия. Они заставляют мирян быть глухими к Богу. Тем самым калечат людей и, главное, лишают их основы праведности. И в самом деле, если вчера человек лишился своей воли, сегодня ума, то завтра он утратит вообще человеческий облик.

Что же можно сказать о самостоятельности и ответственности личности перед Богом в противоположность старчикам?

Вот что мы читаем в Бытии:

И явился ему Господь у дубравы Мамре, когда он сидел при входе в шатер, во время зноя дневного. Он возвел очи свои и взглянул, и вот, три мужа стоят против него. Увидев, он побежал навстречу им от входа в шатер и поклонился до земли, и сказал: Владыка! если я обрел благоволение пред очами Твоими, не пройди мимо раба Твоего; и принесут немного воды, и омоют ноги ваши; и отдохните под сим деревом, а я принесу хлеба, и вы подкрепите сердца ваши; потом пойдите; так как вы идете мимо раба вашего. Они сказали: сделай так, как говоришь.

То есть совсем не монах, человек имеющий жену и богатство, оружие и власть БЕСДУЕТ с Богом! Этот тип святости называется праведностью. Двадцатый век стал в истории русской православной церкви веком праведников. В прошедшие века мы, вспоминая праведников, с не собьемся со счета вспоминая Петра и Феврвонию Муромских, Иулианию Лазаревскую, Софию Слуцкую, Иоанна Русского.

Почти весь сонм древней русской святости составился монашествующими. Даже не белого священства, а иноков и, частично, князей. Двадцатый же век, напротив, украсился многими мирянами-святыми, среди которых блистает семья прекрасных Романовых. И это заметная тенденция.

Сегодня, в день отдания праздника Рождества Христова, мы вспоминаем праведность Иосифа Обручника. Так всегда бывает на «отдание» — воспоминание лиц, послуживших чуду события. Воспоминание типа святости, называемого праведностью, сегодня особенно актуально. Сегодня как никогда раньше церковный народ стал физически свободным, образованным, самостоятельным, то есть приобрел все признаки хорошего Божьего работника, могущего с большей самостоятельностью взяться за дело. Недостает только яснее сформулировать для народа образ святости, вполне достижимый для него в миру.

Что же такое праведность и как она может быть доступна? Вот что пишет о природе праведности праотца Авраама Иоанн Златоуст:

Его душа в живых образах представляет в себе различные виды добродетели. Какое же найдем мы для себя оправдание, когда один (этот) человек имеет в себе все добродетели, а мы — так пусты сами в себе, что не заботимся ни об одной? Ведь мы бедны добрыми делами не оттого, что не можем, а оттого, что не хотим (делать добро); и ясным этому доказательством служит то, что много из подобных нам по природе людей сияют добродетелями. Да и то самое, что праотец, живший и прежде благодати и прежде закона, сам собой, при помощи одного естественнаго разума, достиг такой степени добродетели, — это самое лишает нас всякаго извинения.

Правда, может, быть,кто-нибудь скажет, что этот муж пользовался особенным попечением от Бога, и что Господь всяческих являл о нем дивное промышление? Действительно так; и я это признаю. Но если бы с своей стороны он сам предварительно не сделал того, что от него зависело, то не мог бы и от Господа пользоваться таким попечением. Итак, не смотри на это одно, но, в каждом обстоятельстве его жизни, обрати внимание на то, как предварительно сам праотец во всем проявлял собственную добродетель, и затем уже удостаивался благоволения и помощи от Бога.

Иоанн Златоуст обуславливает праведность Адама не волевым избранием его Богом, но:

1. Аврамовой незлобивостью — при выборе пастбищ он искренне предлагает родственнику выбрать то, что ему кажется лучше.

2. Милосердием — он из сострадания выкупил у кочевников пленного раба и совершенно чужого ему человека, дал ему свободу, принял в семью и доверил свои дела.

3. Нежадностью — после победы над врагами он не взял абсолютно ничего, что могло бы вполне законно считаться его добычей.

4. Жаждой общения с Богом. Он искал Бога и БЕСЕДОВАЛ с Ним.

5. В этих беседах он беспокоился не только о себе, но о других — что было прообразом молитвы.

Итак, мы видим две составляющих. Первая — любовь и уважение к ближнему. Второе — постоянное предстояние перед лицем Бога или собеседованием с Ним. И видим, что две составляющих взаимно обусловлены. Все это вместе составляет предмет веры. «Верил Авраам Богу, и это ему вменилось в праведность».

Вменилось не потому, что он просто сидел и сам в себе «верил» в Бога, а он имел дела веры. И эта вера вменилась ему в праведность. Она ему вменилась не по «делам закона», не потому, что он выполнял некие религиозные правила, а потому, что он жил праведно, исполняя волю Божью. Это и есть «праведность от Бога по вере».

Авраам, предстоя, беседовал с Богом. Если человек не беседует с Ним, это свидетельствует о глубокой поврежденности души. Под беседой понимается молитва и прямое собеседование. Тут есть опасность самодеятельности и духовной кустарщины. Многие легкомысленно заявляют, что и так беседуют с Богом.

Духовность — это такое же искусство, как музыка или живопись. Невозможно во сне научиться рисовать или петь как Пласидо Доминго между делом. Молитвослов — хороший учебник. В нем собрано много гениальных творений различных людей. Часто плод всей жизни молитвенника, осязаемый нами, — всего одна молитва в утреннем правиле. За каждым таким воздыханием стоит целая жизнь святого, поэтому она так глубока и многомысленна.

Наша беседа с Богом без опыта святых быстро затухает. Мы не знаем, о чем беседовать с Ним. Нет слов, нет чувств, нет мыслей. А вот прикасаясь к опыту собеседников, любезных Богу, мы обогащаемся драматургией диалога, которому очень полезно поучиться. Молясь словами великих людей, мы только тогда начинаем понимать, о чем надо беседовать с нашим Небесным Отцом.

С другой стороны, как ни тонки Вивальди и Пушкин, они не исчерпывают особенностей нашего времени и личности. В самом деле, неудобно все время говорить с любимыми цитатами из «Евгения Онегина». Образцом прямой речи к Богу является Псалтырь. Вот книга всех времен и всех народов, а не «Анна Каренина» или «Сто лет одиночества» Маркеса. В Псалтыри не только претрепетный диалог, но и поэзия, ритмика, образность высочайшего уровня. Никакой Шекспир не сравнится с драматургией царя Давида. Это прекрасный пример разговора с Богом глаза в глаза.

Прекрасным примером праведности современности стал Павел Груздев. Живя в миру, он, несомненно, спасся сам и научил спасению тысячи людей. Мало того, он открыл глаза на праведность, разлитую по всей России. Можно сказать, открыл терра-инкогниту народной духовности. Все мы встречали таких людей, святых своей честностью, чистотой, жертвенностью и милосердием. Как у того же Павла Груздева:

— Верно, верно, батюшко!

— Вот сидят на пенсии. Морду нажрала, как решето, — обленилася. Тебе не надо — людям надо. Спаси, Господи, праведников шоферов. Мы поедем в центр: постоять немного, дак заорем да зашипим, что не уступили место. Ух, негодные старухи! А пойдем в магазин, начнем хлеб-то выбирать да вилкой щупать: ой, этот твердый. Взять за ухо да отвести домой: пеки сама! Муки дают — лень пекти. Во как обленилися!

Здесь он увидел в тяжелом труде простых шоферов начаток праведности как служения людям и Богу. Прекрасно!

В этом эпизоде гениальное, ранее никогда не встречавшееся понимание широкой возможности святости в миру. Более того, доступной нам святости! Святости, которой не только не препятствует семья, работа, болезни, гонения, а наоборот способствуют ее расцвету. Труд и любовь в миру способствуют праведности, когда человек понимает этот труд, семью и отношения с ближними как поле деятельности перед Богом. А плоды этого труда — как билет в Рай.

Когда я впервые попал в Рим, то стало совершенно очевидно, что Москва — никакой не Третий Рим. Она совершенно не восприняла государственного правого наследия Первого Рима, не усвоила места личности в Риме, оставшись азиатской деспотией. Она не поднялась до высот богословия, эстетики и мистики Второго.

И совершенно обосновано была сокрушена идея Третьего Рима, основанного на полном невнимании к наследию Рима и Константинополя, усугубленном пренебрежением к значению личности в глазах Бога, и ложном мессианстве. Истории оказалось ненужным повторение парагвайского феномена. Старообрядчество имело в себе дефект, который совершенно логично привел его к крушению.

Очевидно, что любая система, основывающаяся на заграждении уст человека перед Богом, и в дальнейшем будет сокрушена. Потому, что все мы любимые дети нашего общего Небесного Творца. Потому что настоящий Отец всегда рад лепету Своего чада. Как настоящий Отец, Он умиляется, радуется и ждет нашего взросления и принятия на себя Праведности Авраама и Иосифа Обручника.

Задумаемся: Каин (!!!) мог слышать глас Бога. А мы? Как можно не беседовать с Богом? Как можно это запретить?

Читайте также:

Всех поражали его смирение, любовь и кротость… Об отце Павле (Груздеве)

Святые Петр и Феврония: вместе навсегда

Святые земли Российской — неожиданные судьбы