– Не жалей, не плачь о сединах госпожи твоей матери, ибо за твои труды Бог лучше ее утешит, нежели сам ты, находясь при ней. Если бы даже ты неотступно был при ней и то не знал бы наверно, – ты бы ее раньше похоронил, или она тебя. И умер бы ты без угождения Богу, не имея ничего, что могло бы избавить тебя от будущих зол после смерти: ибо ни материнские слезы, ни отцовская любовь, ни богатство и слава, ни брачный союз, ни любовь к детям не могут умолить страшного Судию, а только – добродетельная жизнь, подвиги и труды, подъятые ради Бога!

Потом, обратившись к Иоанну, сказал:

– И тебе, о чадо! да не влагает враг таковых мыслей, чтобы ты стал рассуждать в уме своем: кто без меня поддержит престарелого отца и прокормит? кто утешит рыдание супруги моей? В самом деле, если бы вы предоставили их одному Богу, а сами пошли работать другому, то вы по справедливости сокрушались бы о них. А так как Единый есть Бог, Которому вы поручили родителей своих, и из любви к Которому оставили их, то должны знать, что Он Сам промыслит о них. Тем с большею о, дети! должны мы поспешностью и усердием идти на зов Царя небесного, призывающего нас к чести, которой уподобиться и с которой сравниться не может никакая самая высокая мирская почесть.

После того Симеон сказал старцу:

– Не медли, отче, слушая доводы Иоанна; трепещет за него у меня сердце, что затужит он о супруге своей, с которою в нынешнем году сочетался браком, богатой и прекрасной, и ради нее да не уклонится от любви к Богу.

Иоанн также обратился к старцу со слезами:

– Молю тебя, отче, немедленно постриги нас, чтобы не погубить дорогого мне брата. У него мать, которая так сильно любит его, что не может жить, не видя его, и боюсь за него, чтобы, вспомнив о любви к нему матери, не отшатнулся от любви к Богу; итак не перестану печаловаться, пока не увижу его постриженным.

Старец же, видя их взаимную заботу друг о друге, и по опыту зная, что Бог не постыжает, не отвергает прибегающих к Нему всею душою и твердою верою, не медля более, ввел их в церковь и постриг в начальный иноческий образ. Тот день пришелся в субботу, и хотел игумен на утро, в воскресенье, возложить на них совершенный чин ангельского образа.

Иоанн же и Симеон не знали, что такое совершенный чин ангельского образа. И приказал игумен позвать брата, которого в прошлую неделю посвятил в тот совершенный чин, чему еще не исполнилось 7 дней, так что брат носил постоянно, по уставу монастырскому, все одеяния святого чина. Когда этот брат пришел, Иоанн и Симеон, увидев его, припали к ногам игумена и молили, чтобы он тотчас же, еще вечером, облек их в этот чин.

– Мы люди, – говорили они, – не знаем, проживем ли эту ночь и увидим ли утро, и, вдруг, отойдем от этой жизни, не получив такого венца, радости и славы, в какой видим этого брата.

Уразумел игумен, что они созерцают какое-то видение, и отпустил призванного брата обратно в келью.

– Что видели вы, дети, на том брате? – спросил их игумен.

Они отвечали:

– Видели на голове его пресветлый венец и вокруг сияние, и какие-то лики светолепные, со свечами в руках, окружали его с удивительным пением.

Когда наступил воскресный день, игумен совершил над ними тот святой чин, и оба видели друг на друге венцы, сияющие на их головах, и ночью видели лицо друг друга ясно, как днем: и такой радостью исполнилась душа их, что они не желали вкусить ни пищи, ни пития.

По прошествии 2 дней, после принятия совершеннейшего чина, случилось им встретить того прежде названного, виденного в славе, брата, облеченным во вретище и выполняющим монастырское послушание, – они не видели над ним прежней славы и венца и удивлялись. Симеон же сказал Иоанну:

– Поверь мне, брат, что, по истечении 7 дней, и мы не будем видеть друг над другом блестящего венца и сияния, как теперь.

Иоанн спросил:

– Итак чего ты хочешь для себя еще, брат?

– Послушай меня, – отвечал Симеон, – я хочу, чтобы мы, как вышли из мира, так и отсюда уйдем на еще более безмолвное пустынное житие; ибо с тех пор как облек нас честной игумен во святой сей образ, разгорелось мое сердце от некоторого чудесного желания, и душа моя никого не хочет видеть, ни говорить, ни слышать, но желает оставаться в полнейшем от всех удалении и в глубоком молчании.

– Что будем есть, живя в пустыне? – возразил Иоанн.

– А что едят другие пустынножители, о которых слышали из уст поучающего нас игумена? Питающий тех пропитает и нас.

Иоанн опять возразил:

– Но мы еще не научились петь псалмы по уставу монастырскому?

– Спасший угодивших Ему ранее Давида, – успокоил его Симеон, – спасет и нас, и как научил Он слагать псалмы Давида, пасшего овец в пустыне, так и нас научит. Не ослушайся меня, брат, но как вместе посвятили мы себя Богу, так и потрудимся для него вместе.

– Как ты хочешь, так и сделаем; но как мы выйдем из монастыря, двери которого на ночь запирают?

– Отверзший нам днем, откроет и ночью.

Когда они таким образом согласились и порешили и когда наступила ночь, игумен увидел во сне некоего почтенного мужа, святого по виду, открывающего монастырские ворота со словами:

– Выходите, овцы Христовы, на свое пастбище.

Тотчас, поднявшись, он поспешил к воротам и нашел их открытыми и, думая, что Иоанн с Симеоном уже вышли, сел печальный, вздыхал и думал:

– Не достоин был я принять молитвы отцов моих, ибо не я, а они были отцами и учителями. О, какие драгоценные камни не узнанные лежат на земле, многими видимые, но не многими ценимые!

Когда игумен так размышлял в себе и сокрушался, вышли из своей кельи к воротам рабы Христовы, чтобы покинуть монастырь. И увидел игумен идущих впереди них прекрасных юношей с ярко горевшими свечами. Иоанн же и Симеон юношей тех не видели, но, заметив открытые врата, сильно обрадовались, что не лишились своей надежды. Когда же увидели у ворот старца, испугались и хотели вернуться. Но узнав, что это игумен, еще более обрадовались и поняли, что Бог, открыв ему ранее об их приходе, указал и отшествие их, и поклонились. Симеон, отведши игумена отдельно, сказал ему:

– Молю тебя, отче, ради Господа, помолись усердно за брата моего Иоанна, да изгладится из ума его память о жене, чтобы вследствие вражеского искушения, не оставил меня, и я истаю от сожаления о разлуке с ним; помолись и об отце, родившем его, да утешит его Господь, чтобы он не печалился об оставившем его сыне.

Также и Иоанн, отведши старца в сторону, умолял:

– Бога ради, отче, не забудь в святых твоих молитвах брата моего Симеона, да не удалится от меня к матери, увлекаемый любовью к ней; иначе пристань послужит нам местом потопления.

Удивился старец таковой между ними любви и, обещав молиться за них, благословил их, ограждая крестным знамением, и отпустил с миром.

Пройдя порядочно, они нашли место удобное и келью, где пребывал один пустынножитель, за несколько дней перед тем преставившийся ко Господу. Увидев это, рабы Христовы обрадовались так же сильно, как радуется нашедший значительное сокровище, и благодарили Бога, и, поселившись там, начали жить. Немного времени спустя, враг наших душ, диавол, не стерпев богоугодного жития рабов Христовых, начал войну против них, Иоанну влагая воспоминание о жене и отце, Симеону – любовь к матери. Они же, когда видели друг друга печальными, тотчас говорили друг другу:

– Стань, брат, помолимся вместе Владыке нашему Иисусу Христу, да сохранит нас от вражеских козней молитвами святого старца нашего Никона.

И когда молились они, скоро приходила к ним помощь Божия, отражающая от них вражеские наветы. Иногда искуситель влагал им желание отведать мяса и выпить вина; иногда показывал во сне родителей и сродников: или сокрушающихся о них, или же пирующих; то повергал их в уныние и леность, то, думая ужаснуть их привидениями, опять внушал им мысль вернуться в монастырь, как будто им было невыносимо пустынножительство. Они же, помня свои обеты и светлые венцы, которые сначала видели друг над другом, а также помня наставления и слезы своего старца, превозмогали в служении Господу и утешались, часто ощущая в сердцах своих некоторую духовную сладость. Также точно и печаль, происходившую от воспоминания о домашних, облегчил им Господь, через два года. И с тех пор не знали никакой печали первый – об отце и жене, а второй – о матери; но одна у них была забота – днем и ночью славословить Бога. Иногда они жили и отдельно друг от друга, но недалеко, не больше, как на расстоянии брошенного камня. И если одному из них приходила мысль вражеская, тотчас смущаемый прибегал к другому: ибо они открывали друг другу свои мысли и, молясь вместе, прогоняли наветы вражеские.

По прошествии некоторого времени, блаженный Симеон, сидя на отдельном месте, пришел в восторг и видит себя в своем отечестве, в городе Эдессе, навещающим больную мать, со словами:

– Как живешь, мать?

А она отвечает:

– Хорошо мне, сын мой!

Он же снова сказал ей:

– Иди, ничего не боясь, к Царю, ибо я умолил Его за тебя и приготовил тебе место хорошее, и когда Он захочет, то и я приду к тебе.

Пришед в себя после этого видения, Симеон понял, что в ту минуту умерла его мать, и поспешил к Иоанну, прося его, да помолится он о душе его матери, и сам, преклонив колена, молился.

Молился с ним вместе и Иоанн о душе преставившейся. И, поднявшись с молитвы, утешал Иоанн Симеона:

– Вот, брат, Бог услышал твои молитвы и взял к Себе матерь твою; потрудись же еще со мной и оба помолим Господа, да покажет Свою милость и бывшей моей жене, да или приведет ее к иночеству, или возьмет к Себе от этого мира.

И оба о том молились. Прошло не много времени, и Иоанн, находясь в восторге, увидел свою жену, сидящей в своем доме: пришла к ней Симеонова мать, взяла ее за руки и говорит:

– Встань, сестра моя, и пойдем ко мне, ибо украшенный дом дал мне Царь, Который сделал сына моего вместе с твоим мужем Своими воинами; перемени свои одежды и облекись в чистые.

И тотчас она, встав, переменила одежды и пошла вслед за ней. Из этого видения понял Иоанн, что умерла жена его и вместе с матерью Симеона поселилась в месте праведных, и сильно возрадовался. С этого времени оба стали беспечальны и пробыли в пустыне, живя вместе, претерпевая всякое злострадание, 29 лет, мужественно борясь с невидимыми врагами и, по Божией благодати, побеждая их и прогоняя. А особенно Симеон в столь великое пришел бесстрастие, что тело его стало, как будто, бесчувственное дерево, не ощущающее никакого сильного желания, так как все члены его были умерщвлены.

Однажды Симеон сказал Иоанну:

– Нет больше нам, брат, нужды оставаться в пустыне, но, послушай меня, пойдем, послужим спасению других: здесь мы только себе помогаем, а награды за помощь другим не имеем.

Сказал ему на это Иоанн:

– Думаю, брат, что сатана, возненавидев наше уединение, внушил тебе такую мысль, но воспротивься ему и останься здесь, дабы подвиг наш, который мы здесь начали и на который мы призваны Богом, мы и окончили в этой пустыне.

– Поверь мне, брат, что я здесь более не останусь, но по силе Христовой иду и поглумлюся над миром.

Иоанн стал говорить ему:

– Я еще не достиг такого совершенства, чтобы мог глумиться над миром; боюсь, чтобы как-нибудь он не посрамил меня и не лишил меня благодати Божией. Умоляю тебя, добрый мой брат, ради Господа, соединившего нас, не оставь меня смиренного, не отлучайся от своего брата; ты знаешь, что после Бога я не имею никого, кроме тебя одного, брат мой; от всех отказался и привязался к тебе одному. А ты хочешь теперь, как в море, оставить меня в этой пустыне одного. Вспомни день, когда мы бросили жребий и пошли вместе служить Господу и обещали не разлучаться друг с другом. Вспомни тот час, когда преподобный отец наш Никон облек нас в святой великий ангельский образ, и были мы оба, как одна душа и все дивились любви нашей. Не забудь слов великого старца, которыми он нас утешал и увещевал ночью, когда мы выходили из монастыря; не оставляй меня, брат, молю тебя, чтобы как-нибудь не погиб один без тебя, и Бог взыщет с тебя за мою душу.

Симеон вразумлял его:

– Считай меня, что я умер; в самом деле, если бы я умер, не оставался ли бы ты один? Поверь же, что если пойдешь со мною, поступишь хорошо; если не пойдешь, – твоя воля; я же всё равно здесь не останусь, но иду, куда велит мне Бог.

Иоанн понял, что это от Бога внушение его брату, чтобы шел из пустыни в мир и не стал больше ему прекословить. Сокрушаясь же о разлучении своем с братом, так сказал ему:

– Смотри возлюбленный Симеон, чтобы собранное в пустыне не рассыпал мир, и что преуспел, благодаря молчанию, то пусть не повредится от мирской молвы; да не погубит сон твоих всенощных бодрствований и мирские утехи да не рассеют иноческого созерцания. Я радуюсь о твоем спасении, только ты молись обо мне Богу, чтобы не разлучил Он нас в будущем веке друг от друга.

– Не бойся, любезный брат мой Иоанн, – отвечал ему на это Симеон, – что я хочу делать, то не по моей воле, а по Божьему хотению и ты узнаешь, что мое дело угодно Богу из того, что приду к тебе до своей смерти и приветствую тебя и позову тебя с собою и через немного дней пойдешь за мною.

Побеседовав так, оба стали на молитву и долго молились со многими слезами. Потом, несколько раз обняв друг друга и облобызав уста и грудь, отпустил Иоанн Симеона, далеко проводив его: не хотелось ему разлучаться с ним. И каждый раз как говорил ему Симеон:

– Возвратись уж, брат Иоанн, – слова эти были для него, как острый меч, отделяющий душу от тела. В конце концов, облобызав друг друга, они расстались: Симеон пошел в мир, а Иоанн возвратился в пустыню, проливая из глаз слезы.

Вышед из пустыни, блаженный Симеон пошел в святой град Иерусалим. Прилежно он молился Богу, чтобы Господь скрыл дела его перед людьми, пока не преставится из здешнего мира, чтобы тем избежать пустой славы и гордости, но пусть все принимают его за безумного и несмысленного и да получит просимое. Господь слушает молитвы истинных рабов Своих и внимает прошению их. И сколько, после того, творил чудес угодник Божий: бесов изгонял, будущее предсказывал, болезни всякие исцелял, от скоропостижной смерти избавлял, неверных приводил к вере, грешных убеждал к покаянию; тем не менее люди не могли узнать всей его святости, так как Бог скрывал ее от них, но даже до самой смерти считали его юродивым и бесноватым.

...

За два дня до смерти пришел Симеон к одному диакону с такими словами:

– Нынче я ходил к возлюбленному моему брату Иоанну пустынножителю, с которым с самого начала отказался от мира и постригся, и нашел его сильно преуспевшим в добродетели и в совершенстве угодившим Богу и порадовался о нем: ибо видел его носящим на голове венец с надписью: венец пустыннического терпения. Видел некоего славного, сказавшего мне: иди, юроде, иди ко мне и примешь не один, а много венцов за спасение многих душ человеческих. Не знаю за собой ничего такого, что было бы достойно небесного воздаяния; ибо юродивый и лишенный разума, какую может получить награду, разве задаром, по Своей благодати, помилует меня мой Владыка?

Скончался преподобный Симеон месяца июля в 21 день, а после него и преподобный Иоанн, сопостник его в Иорданской пустыне, почил блаженною кончиною. И как вместе начали служить Господу, так и на небе вместе предстали пред престолом Божиим.