Девица из высшего светского круга, Екатерина Александровна Поливанова, еще с молодых лет почувствовала в себе призвание от Господа к духовной жизни и взирала на все земное как на временное пустое зрелище. Но, не находя поддержки такому своему душевному настроению, как бы поневоле принимала участие в жизни и обычаях того общества, среди которого возросла и провела немало лет в Петербурге в обычной светской рассеянности и в "шуме празднующих", как о ней впоследствии выразился о. Антоний. Познакомившись с старцем, она с горячею верою предалась духовному его руководству, под влиянием которого добрые ее природные качества получили надлежащее направление.

Божие призвание к благочестивой жизни сильнее заговорило и превозмогло над кратчайшим увлечением мирскою суетою, и вскоре в ней созрела решимость удалиться от света и приблизиться к Богу уединением и воздержанием, строгим хранением целомудрия и молитвою. Родственные связи не дозволяли Екатерине Александровне совершенно оставить мир; но она и среди мирской суеты проводила благочестивую жизнь и находила себе духовное утешение в посещениях Оптиной Пустыни, где проживала в гостинице.

Вкратце о ней можно сказать: каков был старец, такова была и ученица. Усердие к молитве и церковной службе имела примерное. Прежде, когда жила в Петербурге, она ранее 10 часов не вставала, теперь же она в час по полуночи всегда уже была одетою, и как ударят в колокол к утрене, она спешила в церковь, чтобы прежде начала успеть на молитву. И вообще благовест, призывающий к какой бы то ни было церковной службе, заставал ее всегда готовою идти в храм или уже на пути. Духовное же ее расположение к старцу росло, как она сама выражалась не по дням, а по часам, и наконец достигла она такого блаженного состояния, что сделалась истою послушницею о. игумена Антония: помнила только церковь Божию и старца. Внимая единственно себе и душевному своему спасению, заботилась об одном, чтобы исполнить все его заповеди и ни в чем их не нарушить; остальное все как будто для нее не существовало.

Обучая ее послушанию, о. Антоний иногда отсекал некоторые и, по-видимому, благие желания ее. Так, величайшим утешением для Екатерины Александровны было видеть старца и беседовать с ним; а о. Антоний в одно время, в бытность ее в Оптиной, благословил ей приходить к нему только однажды в неделю - в другие же дни ей было дозволено принимать благословение в церкви, и только. Это было самое тяжкое и чувствительное испытание для Екатерины Александровны. Иногда она не могла удержать себя и искала случая приходить к старцу и в другие дни; но сама сознавалась, что тогда лишалась спокойствия и на нее нападала мучительная тоскливость и скука. Когда же в точности исполняла заповедь старца, тогда ощущала в душе своей усладительную тишину и спокойствие.

Екатерина Александровна, не более четырех лет имевши духовного отношения к о. игумену Антонию, скончалась тридцати лет, и блаженная, необыкновенная ее кончина показала всем, в какое короткое время и в какое высокое преуспеяние человек приходит евангельским путем послушания своему духовному отцу.

Мы имеем замечательную возможность услышать голос самого батюшки Антония, рассказывающего в письмах к родственникам Е.А. Поливановой о последних днях жизни и назидательной кончине их дорогой Катеньки:

"С весны и все лето Екатерина Александровна как свечка горела и каждый день таяла, т.е. оскудевала в силах. Любимый разговор ее был о переходе в вечность. Ежедневно готовилась к смерти своей, как некая невеста к брачному венцу, со светлым лицом и радостным сердцем. После облечения Екатерины Александровны в ангельский образ, поздравляя с оным, я спрашивал ее при посещениях: как, сестра, имя твое в ангельском чине? Она отвечала: многогрешная монахиня Евфросиния. Я вторично ее спрошу: что же означает новое имя твое? И она ответит мне: веселие и радость. И я ей на сие скажу: дай тебе, Господи, вечное веселие и радость со святыми в Небесном Царствии. И она с радостным лицом благодарила меня всегда: ах, как я вам благодарна за святое имя сие! Со дня особорования св. елеем она была как бы переродившеюся: ко всем дышала сердце любовью, всех жалела, у всех прощения испрашивала и лично и заочно, со всеми сделалась дружна и до самой кончины своей находилась в молитвенном настроении души, ни на минуты не выпуская из рук четок.

Прежде кончины все свое раздавала, говоря: как я в мир сей родилась, ничего не имея, так и, от мира отходя, желаю, чтобы ничего не было у меня.Скончалась она на праздник Усекновения главы честнаго, славного пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, после бдения в самую полночь в первом часу. За полчаса до кончины попросила засветить свечи у всех образов в гостиной келии своей и начала радоваться, говоря: как теперь весело на моей душе, будто праздник какой!...Потом вскоре почувствовала внутренние спазмы, которые и прекратили ее дыхание. Три дня во гробе была похожа не на умершую, а на спящую деву, нисколько не изменившуюся в лице, только что не говорящую".