Преподобный Гавриил (Зырянов) в Оптиной пустыни (часть 5)
Пред праздником Преображения Христова брат Гавриил возвратился снова в пустынь. Он теперь хорошо поправился, имел свежий здоровый вид, и даже пополнел.
С этого времени,— как говаривал впоследствии сам батюшка-старец,— он и стал приобретать полноту, доходившую до тучности: он очень тяготился ею, а иногда, впрочем и вышучивал ее; — «Есть где благодати разгуляться!».. - При этом он однажды прибавил: — «А все — за осуждение!... Увидел я раз в Оптинской пустыни одного схимника, идет толстый такой... Народ подходит к нему под благословение. Я—не то, чтоб осудил, а так просто подумал только с удивлением: — «Вот так схимник!.. » — да и позабыл об этом. А потом, когда лежал больной пять лет лихорадкой, вижу раз во сне себя толстым-претолстым, таким, что ноги — как бревна, и от колен даже не сходятся между собой... А в то же время как бы голос как-то говорил мне: — «Если хочешь быть здоровым, то будешь вот таким».
<img src=http://www.optina.ru/photos/albums/4483.jpg width=300 hspace=10 vspace=10 align=right>А я в каком-то ужасе и с неприятным чувством как бы воскликнул:— Господи!.. да что же это такое?..» — и проснулся... да вот и растолстел. Видишь — каким стал!
Боюсь только, не соблазняются ли люди на мою толщину?..» — и поникнет головой. А потом вдруг весело прибавит: — «Ну, да это для моего смирения полезно».
По возвращении в Оптину пустынь, брат Гавриил тотчас пошел на благословение к о. игумену Исаакию и к старцу о. Иллариону и подробно им поведал обо всем происшедшем: о поведении заводской молодежи, о чудном спасении от пожара и о своих чувствах при этом.
— Оба они очень удивлялись милости Царицы Небесной, а старец, кроме того, выяснил ему всю пользу послушания, ради которого Господь сотворил с ним тоже своего рода чудо —сохранил от запаления страсти душевную его хату.
От слов старца умилилось сердце Гавриила, прошла тень и того смущения, которое он чувствовал от мирского бесстыдства возле обители. Свет благодати ярче прежнего осветил его душевную хату и расширил взгляд его на многообразие диавольских ухищрений.
Поговев, он уже с радостью готов был снова ехать на рыбную ловлю, но в это время о. игумен переменил ему послушание — назначил в помощники погребничему о. Дорофею, варить квасы, солить капусту, огурцы и грибы, хранить масло и т.д. На первых порах службы в погребе Гавриил почувствовал странное и непонятное влечение есть коровье масло, —подобное прежнему влечению есть редьку. И он нет-нет да и возьмет, бывало, кусок масла. Казалось — так вкусно!.. Но брал масло без спроса и благословения старца: спросить же почему-то стыдился. Наконец, решился рассказать ему о своем влечении есть масло.
Старец пожурил его шутливо —«Крадешь-де», но с улыбкой благословил есть сколько угодно. И вот, с радостью бежит Гавриил обратно: — Ну,— думает,— теперь-то уж я поем!..
Пришел в погреб — и прямо к маслу. Берет кусок — ест, не нравится, берет другой — положительно не вкусно...
— Странно... что бы это значило? — недоумевает Гавриил, и опять идет к старцу со своим удивлением.
— Из слов твоих видно, — сказал ему старец, — что желание есть масло было приражением бесовским: красть, да есть потихоньку. Могло выйти для тебя что-нибудь нехорошее... А когда ты взял благословение есть масло,— бес и отступил от тебя, отступила и страсть есть масло.
Видишь ли, какой опасности миновал ты и как полезно и необходимо делать все с благословения старца. Ведь старцу и дано послушание — охранять братию от нападения бесов силою Божией, а не своей...
<img src=http://www.optina.ru/photos/albums/4469.jpg width=400 hspace=10 vspace=10 align=left>Немало удивлялся Гавриил словам старца, и в то же время у него точно глаза открылись на бесовские ухищрения — завлекать человека в падение через собственные человеческие чувства и мысли, по-видимому, совершенно невинные и даже подобные прежним святым и полезным.
С этого времени Гавриил стал еще более тщательно следить за собою и все свои помыслы и намерения открывать старцу. И при этом ему стало уже ясно, что когда человек чувствует пристрастие к чему-либо, то это есть уже прельщение бесовское и человек тогда является пленником, рабом врага, лишенным свободы. Потому-то при открытии помыслов старцу и жилось Гавриилу весело, легко и свободно, хотя трудов — тяжелых и черных по послушанию было очень много... Из-за простуд на погребе перевели Гавриила опять в хлебную, потом в булочную (в булочной пекли булки, баранки, куличи, пироги, заготовляли лапшу и сухари и т.д.— не только для обители, но и по частным заказам из города Козельска и даже в столицы).
А через полгода — в просфорную и, наконец, сам о. игумен взял его на так называемую «игуменскую кухню», хотя она собственно обслуживала всех богомольцев, в громадном количестве посещающих Оптину пустынь ради старцев. И здесь послушание для Гавриила было тяжелое и трудное — не только по трудам телесным, но и по условиям душевной жизни.
Поставили его «старшим» на кухне, где работали несколько наемных поваров, а Гавриил между тем не знал ни кулинарного искусства, ни даже специальных названий кухонных вещей и принадлежностей. Конечно, повара сразу подметили это и стали поднимать своего«старшего» на смех. Гавриил же был доверчив и прост до наивности, так как дома был воспитан и приучен говорить и слышать только одну правду. На этом и попадался. Бывало повара скажут ему: — «иди к о. Никандру,— попроси «зашеину».
Гавриил спроста идет к старшему келейнику о. игумена и совершенно серьезно говорит ему: — «Батюшка, о.Никандр,— благословите мне зашеину!» О. Никандр,— Царство ему Небесное — был не только добрейшей души человек, но и подвижник, он был родственник по крови и духу великому по святости и дару рассудительности настоятелю Оптиной пустыни — схиархимандриту Моисею: услышит он просьбу Гавриила о «зашеине» и даже зарумянится, улыбнется и скажет: — «Касатик,— да ведь над тобой смеются!.. Озорники!.. Ты ведь просишь себе «зашеину», т.е. дать тебе по шее. Пойдем, касатик,— я их проберу».
Тот приходит на кухню, а повара уже не смеются. Однако о. Никандр, хотя и мягко, но внушительно, бывало скажет им: — «Вы что это, озорники озоруете!? Если видите, что брат Гавриил всему веру имеет, так это от того, что он до вас никем не был еще обманут и слова лживого не слыхал. И вот, где же ложь? — в обители!.. Как вам не стыдно?! Да вам и самим не мешало бы иметь эту веру и простоту!.. Простота не глупость, а признак высокой нравственности».
Стыдно станет поварам — краснеют. А Гавриил со слезами благодарности готов целовать руки своего милого благодатного защитника, и с еще большим доверием относится к нему и слушает всякое его слово. Однако и сам о. Никандр еще не познавал всей простоты Гавриила. Говорит он раз: «Касатик,— свари-ка ты десяток яичек в мешочке». И, вот, Гавриил ищет подходящий мешочек, но ничего не нашел, и потому порешил оторвать рукав сорочки и в этом самодельном мешочке сварил яйца вкрутую.
Приходит о. Никандр, берет одно яйцо — крутое, разбивает другое — крутое!..
— Касатик, да что ж ты не сварил в мешочке? Гавриил краснеет.
— Простите, батюшка, я мешочка не нашел.
Догадался о. Никандр в чем дело, смеется добрым смехом и участливо объяснил своему любимцу, что значит этот «мешочек».
В другой раз вышла такая же история с варкой картофеля «в мундире»... И о. Никандр уже сам наблюдал за Гавриилом и вовремя успел предупредить наивное недоумение Гавриила насчет «мундира». Смешливым поварам опять дан был урок: — «Чего вы смеетесь? Мундир надевают только на человека, а не на картофель. На картофеле — кожица или скорлупа. Так и надобно людям говорить: «свари картофель в скорлупе». Вот касатик и прав, ибо до его слуха еще не доходило извращенного слова».
Так и во всем о. Никандр был истинным ангелом-хранителем для брата Гавриила, а Гавриил платил ему преданнейшей любовью и в задушевных беседах с о. Никандром почерпал для себяи утешение, и ободрение, и укрепление в святой жизни монашеской, и тем более, что о. Никандр и на деле являл пример святой любви и самоотречения. Нередко случалось,— приезжали в глухую полночь новые богомольцы и просили поесть. Усталого Гавриила будили, и он безропотно принимался на кухне опять за то же дело. Жалел его о. Никандр, и бывало,— вовсе не обязанный,— сам на кухне помогал ему — старший — младшему...— по заповеди Христовой. Глухая ночь, а он, не смотря на страшную усталость, чистит картошку, готовит посуду,— только бы успокоить собрата, утешить его в труде словами и какой-нибудь помощью. Эта самоотверженная любовь о Христе еще более соединила их, и были они как бы родные братья, единым путем шедшие в Небесное Отечество.
Глава из книги Архимандрита Симеона (Холмогорова) "Един от древних"
1 комментарий
Рекомендованные комментарии
Join the conversation
You can post now and register later. If you have an account, sign in now to post with your account.
Note: Your post will require moderator approval before it will be visible.