Дионисий Колицу: пустынная горлица Афона

[GlebYanchenko 1 310]

ДИОНИСИЙ КОЛИЦУ – ПУСТЫННАЯ ГОРЛИЦА АФОНА

Если южная сторона Святой Горы хвалится подвижниками, которые сдерживают бесов, нападающих на монахов с моря (один старец рассказывал нам: «Когда в нашей каливе звонили колокола, я увидел огромный рой бесов, поднимающихся к нам с берега»), то и на северной её стороне, разбиваемой волнами и не такой живописной, не было недостатка в преподобных мужах и замечательных подвижниках, осуществлявших идеалы монашеской жизни, молитвы которых были щитом, защищающим монахов от бесов с тыла. Старец Амфилохий с Патмоса говорил нам: «Даже если вы будете жить в пустыне, звоните в колокол перед службами, чтобы лукавый, заслышав звон, убегал».

Но на Святой Горе мы узнали, что колокольный звон его скорее привлекает: он стремится испортить своими кознями богослужебное собрание. Бог, знающий о его сетях, да избавит нас от них.

С отцом Дионисием я познакомился в Ватопеде на празднике святого пояса Богородицы [1]. Закончилась литургия. На монастырском дворе раздавались поздравления и приветствия, иногда, может быть, с прикрытой лестью. Лишь один монах с приятным лицом сидел, скрестив руки, в углу, как человек из другого мира. Мало кто из проходящих кланялся ему и совсем немногие здоровались с ним, целуя руку. Я подошёл к нему. Ещё до начала разговора его улыбающиеся глаза и мозолистые руки ясно сказали мне о том, о чём говорит молчание каждого обитателя монастыря: «Я настоящий монах». Я поцеловал его руку с благоговением, как будто это была рука моего приснопамятного старца, и спросил:

– Кто Вы?

Он ответил мне с печалью чужестранца, который хорошо понимает, что у него нет никаких прав, хотя бы он всю свою жизнь провёл на Афоне:

– Я румынский монах, живу в Кóлице.

Я и не слыхал о таком монашеском пристанище. Так как в то время я уже был игуменом, то мне было стыдно спрашивать, где оно находится. Я спросил, нельзя ли мне будет с ним встретиться в его келье.

– Когда только пожелаете. Я всегда там. Буду Вас ждать.

Одним воскресным вечером мы обогнули гору Криóвуно и пришли в скит Колица. Там дул такой сильный северный ветер и так бушевало море, что мне стало страшно за обитателей скита. Все они были румынами, с которыми жил один грек-зилот. Все они открывали перед нами двери с большой радостью, как будто к ним в гости приехали долгожданные любимые внуки. Первым, кого мы встретили, был отец Иоанн, очень сутулый от тяжёлых трудов и подвигов. Возможно, у него был повреждён позвоночник. Он стал расхваливать нам своего старца, как это обычно делает каждый хороший ребёнок, говоря о своём отце: «Мне трудно описать вам, как он любил богослужение, каким он был любвеобильным. Мне никогда не достичь его меры. Но то, в чём он превосходил всех, было его личное молитвенное правило: он всю ночь клал поклоны и молился, каким бы уставшим ни был после трудов, продолжавшихся целый день. Умирая, он сказал нам: «У меня нет денег, которые я мог бы вам оставить, но есть три тысячи правил, которые я исполнил сверх положенного, и если кто-то из моих послушников не будет успевать совершить своё правило, пусть берёт из моего излишка». Мы жили в трудное и полное опасностей время, и для того, чтобы прокормиться, нам нужно было трудиться и днём и ночью. Для живущих на Святой Горе монахов-чужестранцев есть только одно утешение: лопата, мотыга и какое-нибудь рукоделие».

Он показал нам свою каливу святого Георгия, и мы пошли по тропинке к духовнику скита – отцу Дионисию. Солнце начало заходить, и тень от старой полуразрушенной башни накрыла весь скит. Эта высокая постройка говорила о его древности [2]. И действительно, это место было весьма подходящим для гнёзд божественных орлов – пустынников. Как в старину охотники говорили: «Это место богато зайцем», – так и любители уединённой жизни знали толк в выборе места, подходящего для заселения монахами.

Спустя какое-то время мы добрались до места, наводившего на мысль о том, что здесь живёт Адам, который ухаживает за ним и бережёт его (ср. Быт 2:15). Там не было ни одного запущенного дерева: ветви у всех были подрезаны и очищены от диких вьющихся растений. Было видно, что живущие здесь двое старичков любят своё место: несмотря на то, что этот райский сад был расположен на склоне горы, и в нем не было и пяди ровной земли, он был образцово ухожен. Меня пугала дикость окружающей природы, но радостная тишина сада, созданного человеческим трудолюбием, глубоко тронула моё сердце. Я спросил у оливкового дерева:

– Госпожа моя, сколько лет ты уже стоишь на этом склоне? Нет ли у тебя каких-нибудь жалоб на отца Дионисия?

Оно с любовью мне ответило:

– Я дочь отца Дионисия, и боюсь суда Божия, если стану на него жаловаться.

Между тем холодный северный ветер донёс до моих ушей звон сладкозвучных колоколов каливы. Будто играя на прекрасном музыкальном инструменте, звонил в них старец, чтобы достойно встретить игумена. У входа в келью показался отец Дионисий, одетый в рясу и кукуль [3]. У этого румынского монаха было подлинное благородство, научившее его воздавать гостям должную честь.

Как-то потом я посетил его летом. Была страшная жара. Мы пришли к вечерне. Маленькая церковка скита казалась раскалённой печью. Старец, к тому времени уже ослепший, стоял со снятым кукулем и слегка закатав рукава своего дырявого подрясника. Как только послушник сказал ему: «К нам пришёл игумен», – он тут же откатил рукава, хотя они были почти не закатаны, и надел кукуль, чтобы предстать перед игуменом в подобающем виде. Благородству нельзя научить, его не опишешь, его можно только являть собственным примером. Ему и в голову не пришло бы оправдывать себя неподготовленностью, он не сказал бы: «Ничего, ведь он пришёл без предупреждения, как мы могли его ожидать?»

В этот раз он отслужил благодарственный молебен в храме святого Георгия и в маленькой скитской трапезе предложил нам обычное монашеское угощение: ракию, лукум и кофе. Сам он взял себе стакан воды, зажав его, по своему обычаю, в ладонях, чтобы за столом составить нам компанию. Мы спросили у него о том, что подвигло его к монашеству, о том, что привело его в келью святого Георгия. Он с детской простотой начал рассказывать нам свою историю, постоянно извиняясь за свой плохой греческий, которым он владел лучше нас. Я сказал своим монахам: «Вот увидите, этот скромный источник даст нам воду чище, чем в горных родниках. Послушаем его внимательно».

Отец Дионисий с большой радостью рассказал нам о своей жизни, особенно о первых годах своего монашества. По его радостному лицу было видно, что он с большим удовольствием вспоминал о прошлом, о своём старце и родном брате Гимнасии, которому был обязан всем. Непохоже, что между братьями, как это бывает во многих подобных случаях, бывали какие-то размолвки.

Он родился в Молдавии в одной благословенной семье, состоявшей из восьми человек. Старший и младший из сыновей стали монахами в Магурском ските. Младший, Димитрий, когда ему было всего четырнадцать лет, ушёл к своему брату Георгию. На обоих братьях почивала особенная благодать Божия. Георгия довольно скоро постригли, дав ему имя Гимнасий, а позднее рукоположили в диакона, а Димитрий, из-за своей молодости, был зачислен в братство лишь после того, как два года проучился в школе.

1923-й год оказался для Православия зловещим: переход на новый стиль вызвал в Церкви раскол, и её члены разделились на враждующие партии. В Румынии наступили тяжёлые времена для христиан, особенно для монахов. Отцу Гимнасию совсем не нравилось то, как идут церковные дела. Он от кого-то услышал, что Святая Гора, о которой в тех местах тогда мало кто знал, осталась на старом стиле и что монахи там испытывают нужду даже в насущном хлебе, в то время как Румыния жила в достатке. Его подвижнический дух направил его стопы на Афон – место монашеских преданий и трудной жизни. Впоследствии оказалось, что слухи о нужде афонских монахов были преувеличены: хлеб и вправду был дорог, но он был.

На Святую Гору они прибыли в 1929 году накануне Рождества Богородицы. Всенощное бдение в келье святого Георгия в скиту Капсáлы, на которое попал отец Дионисий, стало для него опытом приобщения к Небу, и воспоминание о нём, несмотря на прошедшие годы, радовало его сердце. Этот опыт очень скоро заставил его забыть о полном трудностей плавании из Пирея на Афон на старой гнилой посудине. Всё это время для отца Дионисия его брат Гимнасий был «древом благосеннолиственным» [4], под тенью которого он всегда обретал покой и уверенность. Эти двое братьев были прекрасной иллюстрацией к стиху из книги Притчей: «Брат, которому помогает брат, подобен укреплённому городу» [5]. Вместе с ними из Румынии на Афон приехали и другие монахи, предводителем которых был Гимнасий.

Из рассказов отца Дионисия следует, что накануне каждого большого праздника совершалось всенощное бдение, которому предшествовал пост, чтобы братия могла причаститься. Сегодня в афонских монастырях по праздникам всё по-другому: накануне праздника предлагается роскошная трапеза, как и в сам день праздника, из-за чего почти никто из братии в праздник не причащается. Как таким образом можно почтить память того или иного святого, я до сих пор понять не могу.

Отец Гимнасий, желая, чтобы его брат не был лишён странничества, этой одной из основных монашеских добродетелей, послал его жить к одному старцу-чужестранцу, с которым он должен был провести время своего испытания. Действительно, как бы он упражнялся в странничестве, живя вместе со старшим братом, с которым всегда мог бы свободно говорить?

Оба брата всегда стремились к строгой монашеской жизни. Об этой строгости отец Дионисий говорил до последних дней своей жизни. Он рассказывал нам, как один брат, у которого было послушание стучать в било перед богослужением, не брал на это благословения у своего старца и даже, стучась в дверь его кельи, не говорил обычной молитвы: «Молитвами святых отец наших…». Так вот, один раз искуситель, приняв образ этого монаха, пришёл к его слепому старцу, чтобы причинить ему зло. Старец говорит ему:

– Почему ты перед тем, как войти, не произносишь молитвы?

– А зачем вам, монахам, её говорить?

Догадавшись, кто перед ним, старец воскликнул:

– Иди вон, сатана!

И лукавый тут же исчез.

Старцы предвидели, что Святая Гора, особенно в окрестностях Кареи, утратит своё безмолвие, которое является великим даром Богородицы этому месту, и что в этом будут виноваты сами монахи. По этой причине они в 1937 году ушли из Кареи, этого центра Афона, в далёкий скит Колицы. При этом они совсем не думали об ожидающих их трудах, лишениях, унижениях, презрении, о том, что им придётся наниматься на подённую работу за два килограмма хлеба в день, и всё из-за того, что они ушли из келий Капсалы в свою любимую пустыню, которую обещала им суровая и уединённая Колица. Не с чем сравнить труды по восстановлению почти полностью разрушенной кельи святого Георгия этих трёх монахов – Гедеона, Гимнасия и Дионисия. Отец Гедеон изготовил специальные кожаные рюкзаки, в которых они на своих плечах переносили камни с протекающего внизу ручья. Когда наступили годы Второй мировой войны, их дела пошли ещё хуже. Отец Гедеон поехал в Румынию для сбора пожертвований (в то время это было обычным делом), чтобы добыть денег для окончания восстановления кельи.

Это задержало его там до начала 60-х годов.

В течение следующих двадцати лет умерли старшие из братии, и начальство над кельей перешло к отцу Дионисию. Он никогда не называл её просто кельей, но всегда «священной кельей», а старца кельи он называл игуменом. Всякое место, где совершалась молитва и служилась Литургия, он считал святым и достойным уважения. От этого учителя никогда нельзя было услышать напыщенных фраз, например: «Кавсокаливы – алтарь Святой Горы». (А для других такой алтарь – скит святой Анны, как будто другие места на Афоне не идут с ними ни в какое сравнение!) Отец Дионисий больше всего любил три вещи: совершать богослужение, работать в келье святого Георгия – его святой обители, для которой он трудился, не жалея сил, и помогать кающемуся человеку. Он часто говорил: «Братья, у нас ничего нет, кроме Бога, Богородицы и монастыря. Монастырь для нас – второе прибежище после Бога».

Его учение было евангельским, святоотеческим, церковным. Из моих знакомых отцов он был единственным, кто говорил: «Следуйте советам Православной Церкви. Единственный истинный путь спасения – в Православной Церкви. Она учит нас, в чём воля Божия, и тому, как нам в этой ложной жизни приготовить себя к жизни вечной и истинной».

Свои слова он соразмерял с немощью слушателей. Он не употреблял преувеличений («Мы с Христом заключаем друг друга в объятия» или «Здесь мы беседуем с Богом»), чтобы показать перед несчастным мирянином свою высоту и его низость.

– Как Вы себя чувствуете, отец Дионисий?

– Я чувствую себя большим грешником, но при этом не теряю надежды на спасение. Все свои немощи я предаю великой милости Божией.

Он не говорил о большой разнице между монахами и мирянами, чтобы последних не смешивать с грязью. Он находил слово утешения и для стоящего, и для падшего.

«Разница между людьми, – говорил он, – станет очевидной только во время второго пришествия Господня. А в этой жизни далеко не всегда ясно, кто свят, а кто грешен».

Его слово было понятно каждому. Во время своих бесед он лишь два или три раза упоминал о неожиданных Божиих посещениях или явлениях бесов. Первые несколько лет он отказывался кого-либо учить и очень стеснялся, когда ему приходилось отвечать на вопросы. Когда он видел бессмысленность какого-то вопроса, то говорил, что плохо понимает по-гречески. О плотских страстях он не говорил вовсе, полагая, что в этом он не разбирается, как не разбирался он, например, в современном кинематографе (в этом он был полной противоположностью современным старцам, мнящим себя большими специалистами в этой области). Позднее, возможно, побуждаемый теми, кто относился к нему с уважением, он стал учить несколько больше. О всех спорных предметах у него были твёрдые суждения, поэтому, сколько бы раз он о них ни говорил, в его словах не было противоречий. Ещё раз скажу, что речь его была не газетной, а евангельской, свято-отеческой, церковной. Этот старец умел прекрасно говорить о нашей матери – Церкви: «Церковь, эта великая святая, дающая нам советы только о том, что касается спасения мира, и ни о чём другом. Её слова не призваны удовлетворять наше праздное любопытство, они – только о спасении. Она не энциклопедия, она – всегда раскрытая книга жизни, которую может читать только тот, кто ищет своего спасения».

Старец был источником, на котором не было крана: достаточно было одного прикосновения, чтобы из него полилась чистая и свежая горная вода. Слово его было тёплым, как парное молоко, которое мы пили в раннем детстве: «У нас есть только одна дверь, через которую входит милость Божия, все остальные – даже не щель в стене. И открывают эту дверь лишь молитва и смирение».

О молитве Иисусовой он говорил, что она самая короткая, но и самая великая; самая лёгкая, но и самая трудная из молитв. «Когда ты говоришь её постоянно, то она становится такой же лёгкой, как твоё дыхание. А если в её конце добавить «помилуй мя, грешнаго», то она становится ещё более сильным оружием против сатаны. У дьявола самое мощное оружие – эгоизм, а у христианина – «Иисусе Христе, помилуй мя, грешнаго». Большую пользу душе доставляет также славословие Бога, поэтому помимо молитвы Иисусовой говори также: «Слава Тебе, Боже!» В прежнее время из уст монахов можно было постоянно слышать: «…помилуй мя… слава Тебе, Боже». Братья мои, давайте просить у Бога одного лишь спасения, а всё другое Он Сам нам даст, как говорится в святом Евангелии [6]».

Ещё этот преподобный муж считал очень важными богослужения суточного круга. Один авва говорил: «Монах, который не молится на службах суточного круга, должен быть изгнан со Святой Горы».

Устав жизни в его келье был таким же, как в древних киновиях: службы суточного круга совершались каждая в своё время, монахи в кельях исполняли своё правило, трапеза и послушания были общими.

В конце жизни его постигли два испытания. Первым была полная слепота. Он печалился из-за этого только потому, что она мешала ему помогать братии на послушаниях. А вторым и самым печальным испытанием для старца было то, что в свои последние дни он уже не мог ходить в храм на службы и литургию. Он говорил: «Перед Божественной литургией я всегда созерцаю величие любви и милосердия Божия, и от этого ум мой приходит в восхищение».

Но то, в чём старец сиял подобно солнцу, было его учение о смирении. О чём бы он ни шел разговор, его святые уста всегда говорили о смирении и о мерзкой гордости. Из Священного Писания он узнал, что Бог от человека не требует ничего, кроме смирения. Он на разные лады хвалил эту божественную добродетель: «В объятиях смиренномудрия ты найдёшь Христа, а в объятиях эгоизма – дьявола. Эгоист постоянно сбивается с пути. Какое бы положение в обществе он ни занимал, низкое ли, высокое ли, у него получается делать одно лишь зло, от него исходит смерть. Смиренномудрие связывает между собой все добродетели, а эгоизм их разрушает и убивает. Эгоизм необычайно способствует исчезновению и потере всех святых добродетелей».

К этому отец Дионисий добавлял: «Со смиренномудрием мы становимся неуязвимыми для сатаны, а для Бога – любимыми детьми, которых Он хранит Своей благодатью. Смирение сохраняет прочие добродетели, оно – необходимое основание для восхождения человека на небеса, caмое надёжное подъёмное устройство для души, конечно, при условии, что человек заботится о преуспеянии и в других добродетелях. Эта великая добродетель приобретается тогда, когда человек все свои успехи приписывает просвещению от Бога, а не собственным стараниям. В противном случае он начинает казаться себе всесильным сверхчеловеком и доходит до отречения от Бога. Примером тому является то, как с развитием техники в мире распространилось безбожие, которое вскоре стало воинствующим. Эгоист постоянно находится вдали от Бога, а в конце своего пути он становится подобным сатане. Когда он открывает свои уста, то ими говорит уже не он, а живущий в нём сатана».

Поэтому старец хотел, чтобы и в браке, и в монашестве были послушание, отсечение своей воли и смиренномудрие. Он часто советовал: «Если мы не доверимся смирению, то не получим милости от Бога. Нужно всегда верить в величие милости Божией, но проси о ней, сознавая свою греховность и недостоинство, и тогда Благой Бог дарует тебе всё. Смирение помогает нам считать других святыми и никого не осуждать. Оно привлекает к нашей душе Божественную благодать, с которой мы можем исполнять и другие святые добродетели. Духовная жизнь начинается со смирения и отсечения страстей (так считал и святитель Григорий Палама). Сознание своего несовершенства удерживает нас возле Бога, вселяет Господа в наши сердца и делает нас Его постоянным жилищем».

Для монахов он также находил прекрасные и назидательные слова и говорил с ними как любящий отец с любимыми детьми: «Детки, есть два пути, установленных Богом и нашей Святой Церковью: монашество и брак. Каким бы из этих путей ни шёл человек, он должен всегда стремиться к миру. Оба пути требуют самопожертвования, любви и большого терпения. Вступление в монашество – таинство, и доброе намерение приходящего к нему видно из того, что после пострига он сразу спрашивает у своего старца: «Что я должен делать, чтобы стать хорошим монахом?» Обязанности монаха и его делание установлены не людьми, но Самим Богом, как говорят нам святые отцы. Ты, брат мой, стал монахом в Уделе Богородицы? Не ищи ни богатства, ни славы, ни чести, чтобы тебе не погибнуть и чтобы Богородица не перестала помогать тебе спасаться. Брат мой, как бы тебе ни было тяжело на Святой Горе, не жалей о том, что оставил свое прекрасное отечество и родственников. Не жалей об этом, ибо это ропот против Бога, призвавшего тебя к монашеству. Кто бы ни делал наставления монаху, тот должен относиться к говорящему, как к устам Божиим, особенно к своему старцу. Слова «буди благословенно» [7], произносимые со смирением, приносят нашей душе нетленные плоды, о которых говорится в Евангелии [8]. Но если мы их произносим через силу и с эгоизмом, то привлекаем на себя проклятие, роковое для нашей вечной жизни».

Старец-пустынник давал ещё такие советы: «Для монашеской жизни есть только один путь, заключающийся в участии в богослужении, исполнении келейного правила и работе на послушаниях. Другого пути нет. Тебе не нужно искать перекрёстков, чтобы достичь своей цели другим путём. Выберите себе и держитесь одного хорошего духовного отца и открывайте ему все ваши помыслы. Так вы будете легко и правильно идти путём Господним. Основанием для жизни монаха должны быть послушание, отсечение своей воли и смиренномудрие. Только с их помощью можно вести успешную войну против нечистых духов».

Старец, имея большой опыт, брал эти три добродетели и разделял их, хотя, по сути, все они означают одно и то же. Как учитель, который учит детей читать по слогам, он подробно разбирал их, чтобы мы, неграмотные, научились чтению и письму духовной жизни. «Отсечение своей воли производит в нас смирение, а смирение – молитву и богословие. Знай, брат, что святое послушание делает и самые тяжёлые работы лёгкими и необременительными. Конечно, послушание для человека всегда сопряжено с самоотвержением и поэтому оно очень трудно (один современный монах пел «буди благословенно» на первый глас, если послушание было лёгким, и на седьмой глас, если оно было тяжёлым [9]). Чтобы быть святогорским монахом, тебе нужно с благоговением следовать афонским преданиям, определениям и изречениям старцев».

Подвизающегося монаха он называл воином, как называли его и в монастыре Лонговарда.

Мирян он принимал с большой любовью и относился к их немощам с безграничным снисхождением. Он всегда спрашивал у них об имени, происхождении, работе и семье. После этого он, согласно древнему аскетическому преданию, спрашивал: «Что привело тебя к нам, грешным?»

Когда он слышал слова: «Мы греки», – то радовался больше, чем когда слышал: «Мы румыны». Он утверждал с особой силой: «Греки удивительный народ. Они дали миру свет. Но сегодня, из-за уступок современной культуре, от них распространяется тьма».

После этого старец вспоминал великого индийского писателя Рабиндраната Тагора, который после посещения Европы и Греции сказал следующее: «Европа лишилась своей души. Если её потеряет и Греция, то у мира не будет больше смысла жить».

Ещё он говорил: «Мы, христиане, – свет мира (Мф 5:14). То, что мы теперь перестали быть светом, а стали густой, осязаемой тьмой [10], – знамение последних времён. Братья, Господь от нас требует лёгкого, а лукавый, который получает власть над нашей душой благодаря нашему служению страстям, представляет нам это трудным и неисполнимым. Наш Создатель дал нам свободу самим избирать свой путь. При этом Он, по Своей всегдашней любви к нам, путь нашего спасения осветил Евангелием. Наша надежда на спасение в соблюдении того, что велит нам Церковь и святые отцы. Пути к спасению для нас открыты, если мы поступаем по заповедям Церкви».

Для старца слова «Господь» и «Православная Церковь» были равнозначными.

«Препятствиями для нашего спасения являются наши немощи и искуситель. Поэтому нам необходимо постоянное усердие. Постоянное усердие станет для нас лестницей, ведущей на небо», – учил отец Дионисий.

Старец, как и всякий другой подвижник, очень любил слово «усердие» и произносил его, выделяя. Также, когда он говорил «святые отцы», «Православная Церковь», казалось, что из его уст текут молоко и мёд. Он был уверен и громко говорил о том, что мы – любимые дети святых отцов, и хотел, чтобы мы были живыми, верными членами Святой Церкви.

Он был человеком, живущим церковными Таинствами. Он часто повторял: «Страсти искореняются благодаря постоянной исповеди. Сколько раз ты упадёшь, столько раз иди к духовнику».

Он хотел, чтобы наш духовник жил от нас поблизости: так у нас не будет оправдания в дальности пути. Авва Колицы повторял учение аввы Пимена Великого: «Ты пал, чадо моё? Встань».

И он считал, что «главное дело Церкви – не социальное служение, а прощение грехов».

Он был твёрдо уверен: «Мы будем наказаны не за то, что грешили, а за то, что не каялись. Бог дал нам исповедь, зная о нашей слабости. Без исповеди никто не спасается».

Ещё старец говорил: «Христианин тот, кто живёт Таинствами Церкви: исповедуется, часто причащается, участвует в церковной молитве. Если этого нет, то он не может называть себя христианином. Без исповеди нет спасения. Пусть не обманывает тебя ложный помысел: «Я рассказал об этом перед иконой Христа, рассказал Богородице, рассказал моему другу. Бог простил меня». Для исповеди нужен священник и епитрахиль, так нам завещала Церковь. Следование наставлениям Церкви даёт нам великую надежду. Никогда не будем забывать, что святые Таинства – маяки Православия. Будьте внимательны. Брак разрушается из-за подозрений, эгоизма и дурных мыслей. Духовник даёт супругам советы как третье лицо, у которого нет предпочтений и лицеприятия. Любовь между людьми – самое прекрасное, что есть на земле, именно она хранит семью. Любовь приобретается благодаря соблюдению заповедей, изложенных в Священном Писании и церковных постановлениях. А осуждение потрясает основы семьи и всего общества, и поэтому ни Бог, ни Церковь не дают нам права осуждать, так как, с одной стороны, это удаляет нас от благодати Божией, а с другой, мы берём на себя грехи других, в то время как сами не можем понести собственных».

Говоря о добродетелях, он подчёркивал, насколько важно прививать их в детстве: «Детские годы имеют значение для всей последующей жизни. Сатана начинает искушать человека уже с первых лет его жизни, и если тот оскверняется, глядя на нечистые картины в телевизоре, то впоследствии брань со страстями будет у него намного сильнее».

Тема телевизора жгла сердце старца, как огонь. Он говорил: «Употребление этого аппарата требует большой мудрости. Если он показывает что-то хорошее, то это помогает людям. Но обычно он показывает плохое, и от этого у них возникают плохие помыслы (а ведь известно, что грех совершается сначала в помысле, а потом уже на деле). Лучше, чтобы в домах у христиан его вовсе не было. Телевидение и нечистые духи стали союзниками в войне против человека, поэтому между собой они находятся в мире. По этой причине стоящие у власти несут чудовищную ответственность, какой бы страной они ни управляли, особенно же ответственны православные правители. Сегодня три вещи делают трудным воспитание детей: удаление народа от Православия, дурные компании и телевидение. Всё это всевает волчцы и тернии в детское образование, и чем дальше, тем хуже обстоят дела. Скоро в Церкви некого будет рукополагать в священники из-за того, что не будет больше девственников, и некого будет венчать, так как не останется молодых людей, сохранивших девственность до брака. Поэтому святые отцы советовали девушкам выходить замуж в шестнадцать лет, а юношам жениться в восемнадцать, пока они не успели осквернить себя плотскими грехами. У тех родителей, которые вступили в брак девственниками, дети, по общему мнению, бывают красивыми, здоровыми, умными, послушными, и их легко воспитывать. Конечно, всё это бывает тогда, когда супруги живут церковной жизнью».

Ему было жалко родителей, которые сегодня занимаются воспитанием детей. Он считал, что святые иконы имеют огромное влияние на формирование детской психики.

«Очень правильно делают те, кто распространяет Священное Писание с картинками для детей, но что может сделать одно это против бесчисленных бесстыдных изображений, распространяемых безбожниками и врагами Христа? Впрочем, нам не стоит отчаиваться и этим доставлять радость бесам. Не будем оставлять своих усилий, но будем стараться вкладывать в сердца детей учение Евангелия».

О последних временах он говорил кратко, не назначая сроков конца мира, потому что в Церкви об этих временах и сроках судят иначе: «Единственное, что мы можем сделать касательно этого, руководствуясь святым Евангелием, – приготовиться. Судя по тем признакам, что сейчас видны, не возникает никакого сомнения, что мы быстрым шагом приближаемся к кончине мира».

Среди других признаков последних времён он указывал на бесстыдство людей: «Одним из косвенных признаков того, что мы вошли в восьмой век, является то, что зло распространилось по всей земле, добродетель оскудела, а её делатели, как и все прочие, ожидают наступления царства антихриста. Но пока Православие сохраняет истинное учение, то ни царство антихриста не наступит, ни он сам не сможет поставить нас на колени. То, что сейчас последние времена, видно и по той войне, которая ведётся с Православием. Первой открытой и незаживающей раной, которая была ему нанесена, был переход на новый стиль, а второй – упразднение в паспортах графы «вероисповедание» [11]. Ещё одним признаком последних времён будет то, что монахи станут, как миряне, а миряне – как бесы. Начнётся страшная мировая война, и лишь один Господь знает, кто в ней выживет. Антихрист ещё не пришёл, но в мире уже есть много антихристов. Они его предтечи, готовящие его приход. Их тактика не такая, какая была у язычников, когда-то гнавших христиан: теперь они воюют с нами дипломатическими способами. Нам, христианам, нужно иметь внимание, молитву и терпение мучеников. Православная Церковь есть Церковь мучеников, и такой она должна оставаться до второго пришествия нашего Господа. Те, кто управляет Церковью, должны быть очень внимательными. Если они вычеркнут из писаний святых отцов даже самое малое, то это причинит вред христианам и соблазнит немощных в вере. Вопрос календаря – не вопрос веры, как утверждают старостильники. Но переход на новый стиль разделил Церковь на части, вызвал раскол, и она перестала быть целой. Любовь покинула православных, а вместо неё у них появились противостояния и споры. У старого стиля могут быть недостатки: неточность, потеря нескольких секунд в год, но по нему жили святые отцы. Я когда-то спросил у своего старца: «Отче, твоя книга Нового Завета стала совсем ветхой. Тебе принести новую?» – «Не надо, сынок, ведь она принадлежала моему отцу». Церковь не занимается исчислением времён и сроков. Она живёт по собственному времени. Моей душе очень больно из-за этого разделения в Церкви. Утрачено единство, о котором так много молился Христос (см. Ин 17:20-23.). Я боюсь, как бы какое-нибудь очередное нововведение не сделало в Восточной Церкви ещё одного раскола».

У отца Дионисия были слова и фразы, которые он особенно любил, а также те, что были ему отвратительны. Выражение «не обращай внимания» он считал разрушительным и для этой жизни, и для вечной, и всегда высказывал своё отвращение к нему. Также частое у мирских людей выражение «здесь и рай, здесь и ад» он считал отрицанием православного учения (согласно которому «здесь мы готовимся к вечной жизни»), девизом безбожия и неверия у современного человека.

Были и любимые слова у этого святого пустынника. Одно из них – «душенька». Святой Андрей Критский обращается к своей душе: «Душе моя, душе моя» [12], – чтобы её разбудить, а старец говорил человеку «душенька моя», чтобы его успокоить, чтобы он стал бодрым и никогда не уступал в духовной войне. Другое любимое выражение старца – «вечная жизнь», которую он отличал от жизни ложной. Эти слова он произносил с особым ударением. Они разрушали стену, отделяющую эту жизнь от той, и первая замечательным образом переходила во вторую.

Из того, чему учил этот подвижник, было видно, что он прекрасно знал Священное Писание. Должно быть, он изучал его с большим вниманием. Говоря об испытаниях, постигших праведного Иова, он очень верно разъяснял, что Бог после искушения ему удвоил всё, кроме детей. На самом деле он и их дал ему вдвойне, так как первые десять к тому времени были у Него на небе. Иов их не потерял, они были у Бога. «Здесь, детки, – говорил он, – начинает светиться тайна воскресения, поэтому этот отрывок и читается в Великую Пятницу».

Постоянное изучение Писания и творений святых отцов, а также святая подвижническая жизнь придали его учению много замечательного. Он говорил: «Чем человек грешнее, тем лучшим он кажется самому себе. И наоборот, чем больше он познаёт Бога, тем худшим видит самого себя».

Он учил и многому другому, о чём молодые, наверное, помнят лучше.

Колицкий старец на всё смотрел с точки зрения вечности: «Бог ввёл меня в эту жизнь, чтобы я здесь приготовился к жизни вечной. Моё монашество также вызвано стремлением к вечности».

Когда он учил других, то делал это, чтобы помочь им достичь вечной жизни. Он ежедневно служил Литургию, чтобы открыть им путь к вечности.

«Мы совершаем подвиги и днём и ночью, чтобы они стали нашим хорошим багажом при переходе в вечность. Всё существует для славы Божией: и видимый мир, и невидимый, и жизнь, и смерть. Святое подвижничество ведёт нас к вечной жизни. Оно очень много значит и для этой жизни, придавая ей смысл и наполняя содержанием. К вечной жизни должны вести и брак, и воспитание детей».

У него была одна мечта – стать гражданином небес и членом Церкви первородных, имена которых записаны в книге жизни. Прожив на Святой Горе семьдесят один год, достигнув глубокой старости, в дни, когда Церковь поёт «Христос воскресе», это высокое дерево Колицы не упало, не наклонилось, но спокойно легло на свою постель, чтобы немного отдохнуть перед великим путешествием в вечность. Бог исполнил то, чего он желал всю свою жизнь: умереть на Афоне и быть погребённым вместе со своими отцами.

[1]Святыня, хранящаяся в этом монастыре.

[2]Сторожевые башни в монастырях Афона строили несколько веков назад, когда существовала реальная угроза нападения с моря пиратов: венецианцев, генуэзцев или турок.

[3]Так на Афоне монахи одеваются лишь идя в церковь или встречая епископа или игумена.

[4]Выражение из Акафиста Богородице, означающее дерево с роскошной кроной, дающей хорошую тень.

[5] Прит18:19 (по переводу LXX)

[6]«Не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или: что пить? или: во что одеться? Потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всём этом» (Мф 6:31-32).

[7]Такими словами на Афоне принято выражать свою готовность исполнить повеление старца.

[8]«Жнущий получает награду и собирает плод в жизнь вечную» (Ин 4:36).

[9]В византийской музыке первый глас один из самых простых, а седьмой, название которого переводится как «тяжёлый, низкий», – самый трудный для исполнения.

[10]Ср. описание одной из казней египетских в Исх 10:21.

[11]Эта графа в греческих паспортах была упразднена в 2000 г. под давлением Евросоюза. Греческое правительство пошло на это, несмотря на протесты населения и на то, что в истории современной Греции были даже мученики, пострадавшие за возможность исповедовать себя православными посредством подобных документов.

[12]Начало кондака Великого покаянного канона: «Душе моя, душе моя, востани, что спиши?..»

 

Источник: http://spbda.ru/digest/dionisiy-kolicu-pustynnaya-gorlica-afona/

Изменено 9 августа, 2014 пользователем GlebYanchenko