Колыбельная Христу

[ин. Василисса 3 761]

Рассказ монахини Евфимии (Пащенко)

 

Это произошло в 1986 году в доме престарелых, где я тогда работала терапевтом. Жила там тогда на третьем этаже одна старушка… Что значит — «на третьем этаже», для вас, конечно, непонятно — разве это так важно, на каком именно этаже жил человек?.. А вот для сотрудников этого дома престарелых, а особенно — для его обитателей слова «третий этаж» имели вполне определенный, зловещий смысл. На третьем этаже было два отделения: одно — для лежачих и умирающих больных, другое — для больных с психическими нарушениями. Вход на третий этаж запирался на ключ. Поэтому даже не всякий работник дома престарелых мог попасть туда. О других больных или родственниках и говорить нечего. Если человек по той или иной причине попадал на третий этаж, он как бы уже исчезал из мира живых. Даже если и продолжал еще существовать где-то там, за закрытыми дверями третьего этажа…

 

Так вот, на этом самом третьем этаже жила старушка по фамилии Макаренко. К сожалению, я забыла, как ее звали. То ли Евдокией, то ли Параскевой. Зато хорошо помню прозвище, которым ее за глаза называли все сотрудники — Бандеровка.

 

В наш дом престарелых ее привезли из какого-то отдаленного лесопункта. Хотя родом она была не из наших, северных мест, а с Украины. Из родных у нее не было никого. А Бандеровкой ее прозвали вот по какой причине. При виде

кого-либо в белом халате, она начинала испуганно, умоляюще лепетать:

 

— Я вкраинка. Я не бандэровка, ни, я вкраинка… Спасить мэнэ… Я робыты можу. Корову доиты можу, шиты можу, праты можу… Спасить мэнэ…

 

Для нее не существовало настоящего. Оставалось лишь страшное прошлое, о котором можно было только догадываться, в котором она жила и поныне. Она постоянно стремилась куда-то убежать, скрыться. Поэтому-то ее и поселили на третьем этаже. Впрочем, когда по недосмотру медперсонала дверь на третий этаж оказывалась незапертой, она убегала и оттуда. Все ее побеги кончались одним и тем же — ее ловили где-нибудь в закутке под лестницей, или в парке возле дома, или даже в соседнем поселке и водворяли назад, на третий этаж. Под замок.

 

Ее заболевание было неизлечимо. И не было никакой надежды, что разум когда-нибудь вернется к ней.

 

 

В 1986 году, спустя несколько дней после новогоднего праздника, а именно

7

января, обитатели дома престарелых устроили в холле второго этажа,

возле библиотеки, импровизированный концерт. И сейчас эта сцена стоит

перед моими глазами. В холле собралось человек пятнадцать — двадцать

стариков и старушек. Кто устроился в креслах, кто на откидных сиденьях;

те же, кому не хватило мест, стояли, придерживаясь за спинки кресел или

опершись о подоконник. В кресле с протертой зеленой обивкой сидел

седой худощавый старик с орденскими планками на пиджаке и уже плохо

слушающимися пальцами играл на старинной гармошке со звонком и цветными

мехами что-то веселое, плясовое. Поступавшим на житье в дом престарелых

разрешалось взять с собой самое необходимое и ценное из вещей. Кто вез

подушки, кто — пропахшие нафталином отрезы из заветного сундука. А

этот вот старик привез с собой гармошку...

 

Возле старика —

сгорбленная старушка в цветном платочке, из-под которого выбивались

пряди седых волос, уперев руки в бока, притопывала ногами в фетровых

бурочках. Наверное, казалось бедняге, что ей снова шестнадцать. И что

несется она в вихревом танце. А за нею летит, развеваясь по ветру, ее

густая темно-русая коса…

 

И вдруг откуда-то появилась та старушка

— Бандеровка — с третьего этажа. Видимо, тамошние медсестры и

санитарки все еще продолжали праздновать Новый год и поэтому оставили

дверь незапертой…

 

Когда старик кончил играть, она подошла к

собравшимся и сказала, что хочет «заспиваты. Тому що сегодни Риздво

Христовэ». И, не дожидаясь ответа, запела дребезжащим, старческим, но

чистым голоском какую-то песенку.

 

Сейчас я знаю, что это была не

песенка, а украинская рождественская колядка. Обычно колядки веселые. А

та колядка, которую пела старушка, была грустная. Пожалуй, даже

трагическая. Это была колыбельная Богомладенцу Христу «Спи, Иисусе,

спи…» И в ней Младенец Христос прозывался и Малэньким, и Лилэйком, и

даже Сэрдэньком, — короче, всеми теми ласковыми словами, которыми

темпераментные украинцы называют тех, кого любят больше всего на свете.

 

Мне

сразу запомнились несколько строчек из этой колядки. Правда, вполне

может быть, что я не совсем правильно их поняла, потому что я не знаю

украинского языка. Но, если перевести их на русский язык, то смысл их,

наверное, будет таким:

 

Не пытай, что вскоре будет — Крест Тебе готовят люди…

 

Страшно,

не правда ли? Ведь вот Он, этот беззащитный Младенец, это Лилейко, это

Серденько, лежа в яслях, улыбается и доверчиво протягивает ручки к

Деве Марии, Иосифу и всем, кого видит перед Собою. А злые люди уже ищут

Его души, готовят Ему, безвинному, страшную, крестную смерть…

 

Колядка

была довольно длинной. Но удивительно — никто не прервал пения

старушки. Все молча стояли и слушали. Даже те, у кого в комнате на стене

или на подоконнике красовалась открытка или газетная вырезка с

портретом Ленина… Даже мы, медики, позабывшие в эту минуту о пройденном

нами когда-то предмете под названием «научный атеизм»…

 

Старушка

допела колядку, а потом молча, ни говоря никому ни слова, поклонилась

всем в пояс и медленно пошла к лестнице, ведущей на третий этаж…

 

После ее ухода веселье как-то сразу прекратилось. Все разошлись, думая каждый о чем-то своем.

 

Наступили

выходные. Приехав в понедельник на работу, я узнала, что та старушка с

третьего этажа умерла вечером в субботу. Таким образом, спетая ею за

два дня до смерти колядка стала, как говорится, ее лебединой песней. Но

странное дело. Эта женщина была, как говорим мы, медики,

«дезориентирована во времени и в пространстве». Она жила страшными

воспоминаниями своего прошлого. Однако в тот день она вела себя не как

больная, а как здоровая. И сама, по доброй воле, вернулась на свой

третий этаж, чтобы умереть там. И, самое главное, в тот день было

Рождество Христово.

 

Мне вспоминается при этом одно

стихотворение, которое мы когда-то проходили в школе. Даже учили

наизусть. Это стихотворение Некрасова о пророке, которого Бог послал,

чтобы «рабам земли напомнить о Христе». Думаю, что Господь на краткое

время вернул разум этой старушке с третьего этажа, чтобы она напомнила

нам, безумным «рабам земли» и греха, не знающим Бога, о самом главном. О

том, что в этот день «нас ради и нашего ради спасения» родился

Спаситель мира — Христос.