Ты пишешь, что трудна борьба со страстями. Да это не ново. Познавши их лютость, будешь благоискуснее и смиреннее. Так как и яростный воспаляется своею яростью и лишается спокойствия при случаях, тревожащих его; равно и другие страсти, кои мы усвояем своими навыками, бывают нашими мучителями: славолюбие и честолюбие наносят великую скорбь и болезнь человеку, когда видит он уничижение; плотская страсть, кто оной поработится, лишает покоя своего раба; а сребролюбие, кажется, весь состав душевный преображает в себя. Случающиеся искушения кажутся им выше меры посланными, потому что страсти сии так в них укачествовались, что почти в естество претворились. Кто ж сему причиною, как не они?

Когда еще маленьких нас оскорбляют или делают что противное нам, то мы, ничем другим не могши себя удовлетворить, берем плачем; далее и далее, все то же и то же. То же и в возрасте. Горько, что меня огорчают, — я плачу, и плачу горько; это бывает мне в навык, и уже как бы невольно сим увлекаюсь от расслабления чувств. Что ж это значит? Не действие ли этой же яростной части? Только в разных формах…

Все, чем мы страждем от бывающих нам неприятностей и скорбей, суть плоды нашего внутреннего устроения и награда за содеянные грехи. По всему имеем долг пить чашу полыни судеб Божиих, как за грехи, к очищению, так и для исправления нашего устроения. Когда бы мы были в благом устроении, то радовались бы об оскорблении нас, по заповеди Господней; но мы не только сего не творим, но еще и противимся воле Божией, взыскуя от ближних исполнения заповедей, сами и перстом не касаясь.

Из писем прп. Макария Оптинского