Tampy's "Мысли в слух".

Я вспоминаю, как

однажды я посещал владыку Митрофана (Зноско-Боровского). Я ему рассказал, что

у меня была большая брань. А он ответил:

– Ты крещен?

Я удивился:

– Да.

– Ты веришь в Бога?

– Да, – ответил я.

– Ты пострижен?

– Да.

– Ты священник?

– Да.

– Ты причащаешься?

– Да.

– Тогда у тебя только одна проблема: это ты сам, дурак. Ты должен понять, что у

тебя уже все есть, но ты думаешь не об этом, а о себе самом. Забудь о себе и

возрадуйся о Господе!

Давайте посмотрим на те мучения, через которые мы проходим. Все то, из-за чего

мы сходим с ума. И у нас есть Божий завет, который Он никогда не нарушит, – завет

о том, что Он обо всем позаботится. И мы говорим: да, но...

Что с нами? Все это так просто, а мы все так усложняем..

 

– А если возраст и

немощь не дают трудиться как должно? Глазами смотришь – все бы переделала, а

воз и ныне там. Рада бы в рай, да грехи не пускают.

– Вы ничего не можете сделать для того, чтобы попасть в рай. Вы можете только

обратиться к

Богу и просить милости. Никто из нас не заслужил рая. Потому заучите

единственную фразу, которая вам нужна: «Кирие элейсон».

Я знал одну русскую монахиню, которая приехала из Китая. Она была медсестрой, а

в тридцатые годы поступила в монастырь в Харбине. В сороковые годы к власти

пришли коммунисты и запретили монахиням носить монашескую одежду во время

работы с больными. Монахини ответили, что они так поступить не могут. Они будут

продолжать помогать больным и разговаривать с людьми о Боге. Этой монахине

было сказано, что если она не прекратит проповедовать, ее посадят в тюрьму. Но

она ответила, что ей все равно. В 1952 году ее арестовали и посадили в тюрьму.

Когда и там она начала говорить с заключенными о Боге, ей сказали, что она

должна прекратить заниматься этим, но она не подчинилась. И тогда ей отрезали

язык.

Она рассказывала – она писала мне записки, – что никогда ни до, ни после этого

она не испытывала такой боли. Рану прижгли раскаленным металлом. Началось

заражение, она не могла есть, только пить. И все это время она молилась и

говорила: «Благодарю Тебя, Господи, теперь я перестану пустословить». «Но, –

сообщила она мне потом, – я обнаружила, что грех пустословия живет в сердце, а

не в языке. И до сих пор в своем сердце я ношу эту отраву».

Так что вот где все начинается, в сердце – не в глазах, или ушах, или во рту. В

сердце. Вот где находится яд.

Я хотел с вами поделиться двумя источниками духовной мудрости, к которым я сам

часто прибегаю. Первый – это произведение свт. Игнатия (Брянчанинова) «Чаша

Христова». Эта книга объясняет очень многое о духовной брани, которую мы

переживаем.

Некоторые вещи из этой книги я бы хотел прочесть для вас. Второй источник –

книга под названием «Искусство молитвы», которая представляет из себя антологию

писаний Святых Отцов о молитве. Вот с нее я и начну.

Первое, о чем говорит эта книга, это наши страсти. Мы все – страстные, но мы

этого не понимаем. Страсти контролируют наше поведение, а мы иногда даже не

осознаем этого. Позвольте мне кое-что для вас прочитать из св. Варсонофия

Великого: «Мы должны знать, что непрестанно призывать имя Божие есть

врачевание, убивающее не только страсти, но и самое действие их» (преподобные

Варсонофий Великий и Иоанн. Руководство к духовной жизни. Вопрос 421). Таким

образом, призывание имени Божиего не только освободит от страстей, но также

излечит раны, нанесенные душе страстями. Имя Бога, когда вы призываете имя

Бога! «Как врач изыскивает (приличное) врачевание или пластырь на рану

страждущего и они действуют, причем больной и не знает, как сие (делается), так

точно и имя Божие, будучи призываемо, убивает все страсти, хотя мы и не знаем,

как сие совершается». Вот – врачество: с верой, любовью и надеждой призывайте

Божие имя, и это изменит вас.

– Прежде всего, движущей силой ваших поступков должна быть любовь. А любовь

никогда не делает различия между людьми. Разницы в моей любви к одному,

другому или третьему человеку быть не должно. В противном случае это не любовь.

Это любовь к себе: «Я люблю этого больше, чем того, а того больше, чем кого-то

третьего». Центр этого чувства – я. Это не любовь.

Итак, когда кто-то приходит к вам за утешением, вы не можете сделать ничего,

чтобы он его получил. Но этот человек может сделать для своего утешения все, что

необходимо. Дар, который вы можете им вручить, это помочь им понять, что

причиной их страданий являются они сами. Если у вас есть ребенок, муж, жена, кто

угодно, и этот человек умирает, потому что ему требуется пересадка почки, а вы

биологически подходите на роль донора, вы будете готовы претерпеть страдания

операции ради того, чтобы этот человек жил. Ваше благое намерение не избавит

никого от боли, и вы будете страдать от боли до тех пор

, пока ваша рана не заживет, но это становится неважно, потому что вы любите

человека и то, что вы даете, многократно превосходит ту боль, которую вы

претерпеваете. Боль займет в вашей жизни то место, которое ей отведено, но это

всего лишь боль. Но когда вы не любите, нечто подобное – выше ваших сил.

Боль – это часть жизни. Переносить ее трудно, но не невозможно. Но вы будете

очень страдать, если вы думаете, что жизнь возможна без боли. Итак, когда боль

приходит, вы начинаете думать, что происходит что-то глубоко неправильное. Да,

конечно, что-то глубоко неправильное действительно происходит, название этому –

наша смертность, мы все в процессе умирания. И боль только напоминает вам об

этом. Но она – неотъемлемая часть жизни.

Мы расстраиваемся и переживаем, когда узнаем о трудностях в жизни других

людей, потому что мы не понимаем, что Бог печется о них. Наша задача –

направить людей к Богу, а не вселить в них надежду, что они справятся сами и

через это потерять надежду на Бога. Это не заберет боль, но это поможет им

понять причину того, что с ними происходит, и они станут духовно расти.

Ко мне из другого штата приехала гречанка, потому что ее шестнадцатилетний сын

погиб в автокатастрофе. Она привезла его фотографию. Ее сын учился в

Швейцарии, семья была богатой. Он и его друзья ехали покататься на лыжах. В

случившейся автокатастрофе погиб только ее сын, все остальные выжили. Она

рассказала мне, что когда она услышала об этом, то почти потеряла рассудок. Она

поехала в женский монастырь, встретилась с игуменией, плакала, игумения тоже

плакала, но тем не менее она осталась неудовлетворенной своей поездкой и

ответами, которые она получила. И выходя из монастыря, она встретила пожилую

монахиню, которая спросила ее, почему она так печальна. Женщина рассказала. И

монахиня сказала ей:

– Дорогая моя, твой сын принадлежал Богу, и Бог хотел вернуть его в Свой дом. И

ты даже не можешь представить, что бы было в его жизни, если бы он продолжал

жить. Он мог смертельно заболеть, перенести страшные страдания, совершить

преступления, его дети могли умереть. Но Бог, по Своей мудрости, взял твоего сына

в расцвете лет, тогда, когда он любил тебя, а ты любила его. Он любил Бога –

почему же он не должен быть с Богом?

И та женщина сказала мне, что это – единственное, что она смогла вместить и

принять.

Мы сотворены для того, чтобы быть с Богом. Это единственная причина, почему мы

здесь. Итак, если мы умираем молодыми – слава Богу! Если мы умираем старыми –

мы просто медленно идем в том же направлении.

Однажды, двадцать лет назад, в половину третьего ночи в дверь нашего подворья в

Нью-Йорке позвонили. Я тогда подумал: «Кто бы это ни был, я надеюсь, что он

уйдет. У меня нет никакого желания в это время спускаться на несколько этажей

вниз. Скорее всего, это кто-то пьяный хочет попросить денег». Втайне я надеялся,

что дверь откроет кто-то другой. Но дверной звонок продолжал звонить, и никто из

братии не открывал, потому что все думали так же, как и я... Наконец, я решил

спуститься и открыть дверь. На пороге стоял пожилой негр с металлическим ведром

в руке. Была зима, шел снег. Человек сказал, что он замерз, он голоден и ему негде

ночевать.

Я спросил:

– Но почему ты пришел так поздно?!

– Я искал, куда бы пойти.

Я был готов сказать ему: «Уходи и вернись утром». Но в последнюю минуту решил

спросить его имя. Его звали Моисей. В день, в который он пришел, Церковь

отмечала праздник св. Моисея Боговидца. Мне ничего не оставалось сделать, кроме

как сказать:

– Заходи, Моисей!

В тот момент я подумал, что невозможно было более ясно показать мне то, что я

должен был тогда делать. Бог послал Моисея для того, чтобы поднять меня из

постели! И проводив Моисея, я пошел в часовню возблагодарить Бога.

Помните, что Священное Писание говорит: принимайте всех, ибо может быть, вы

принимаете ангелов (Евр. 13.2). Те посетители – ангелы, которые пришли показать

вам то, что вам необходимо изменить. Они были для вас благословением,

сокрытым под маской большого неудобства.

Все это не означает, конечно, что когда вы выполняете какую-то работу или

предоставляете какие-то услуги, у вас не может быть определенных правил. Но

правила всегда должны быть продиктованы любовью. Если у вас есть рабочие,

которые должны идти домой, отправьте их домой. И очередным паломникам,

которые вопреки договоренности пришли в неурочный час, скажите: вот еда, она

остыла, но, пожалуйста, покушайте то, что у нас есть. Это нелегко... Намного

эффективнее указывать людям, что им нужно делать. Но для сердца это нехорошо –

наше сердце ожесточается.

И у нас у всех жестокие сердца. Мы требуем от других того, чего бы мы не хотели

себе. Мы никогда не хотим, чтобы Бог был с нами строг. Мы всегда хотим услышать

от Него: «Ты прощен. Я люблю тебя».

 

Вы знаете, часто, когда приходишь в то или иное место, люди начинают

рассказывать тебе, что у них на уме. Я помню, я был в Иерусалиме и встретил там

семью из Африки. Я тогда подумал, что так как они православные, то, наверное, они

приехали из Эфиопии. В семье было много детей всех возрастов. Я подошел к

младшему мальчику и сказал:

– Доброе утро!

И с очень сильным африканским акцентом он мне ответил:

– Доброе утро!

– Ты кто будешь? – спросил я его, желая узнать его имя.

И этот мальчик вдруг сделал грудь колесом и очень гордо сказал:

– Я – чадо Божие!

Я был потрясен, потому что если бы я спросил вас, кто вы, вы, наверное, назвали

бы мне свои имена. Или, может быть, вы сказали бы мне: «Я русский!» А когда я

спросил этого ребенка, первое, о чем он подумал, что он принадлежит Богу.

Удивительно! Мы не всегда так думаем. Вы здесь, на этой земле, потому что Бог вас

любит. Другой причины нет. Вы были рождены для того, чтобы любить Бога. Другой

причины нет. Запомните это. Ваш отец – Бог. Ваша мать – Пресвятая Матерь

Божия. Наши отцы и матери здесь, на земле, о нас просто заботятся для того, чтобы

вести нас к Богу.

А что, если бы ваши дети пришли к вам и сказали, что они хотят быть монахами

или монахинями? Подумали бы вы в этот момент прежде всего о себе и сказали: «А

как же мои внуки? Не выбрасывай свою жизнь!»? Вы обучаете их житиям святых,

или вы рассказываете им о каком-нибудь безмозглом спортсмене? Или о каком-

нибудь кровопийце правителе?

Мы ответственны за тот мир, в котором живем. Мир убивает, мир ненавидит, мир

думает об удовольствиях и деньгах потому, что это то, чему мы учим детей.

Мы должны понимать, что наша вера очень уязвима, и мы нужны друг другу для

того, чтобы наша вера росла. Итак, что же мы будем делать? Хорошим началом

будет привести детей в монастырскую школу. Хорошим началом будет и самим

начать ходить на службы. Но если ваше сердце принадлежит кому-то еще кроме

Бога, вам потребуется еще много работать над собой. Подумайте об этом.

На нас, как на православных христианах, лежит неизмеримая ответственность.

Голос Божий, Его руки, Его лицо – это наш голос, руки и лицо. Чему мы учим наших

детей? «Дорогая, ты такая замечательная и красивая, у тебя будет чудесный муж и

семья!» Мы с ума сошли? Я бы хотел иметь большое зеркало и попросить вас всех

посмотреть в него и сказать: «Я помню, как я прекрасно выглядела, когда мне было

шестнадцать. И кто же эта старуха, которая смотрит на меня из зеркала?» Так на что

вы делаете ставки в жизни? На вечную жизнь или на десять минут телесной жизни?

Мы волнуемся о наших детях по неправильным причинам. Мы хотим, чтобы они

были счастливы и физически были в добром здравии. Но это не жизнь.

Наша проблема заключается в том, что в жизни мы не осуществляем то, что хочет

Бог. Мы хотим, чтобы наши дети ходили в церковь, мы хотим, чтобы наши дети

стали святыми, но не мы. Мы хотим, чтобы монахи молились, но не мы. Пусть они

постятся, а мы поедим. Мы не верим в то, что говорит Господь. Может быть, мы

верим лишь чуть-чуть. Мы верим так, как верил один человек, который жил рядом

со мной в Нью-Йорке. Он был ортодоксальным иудеем. Звали его Кроненберг.

Однажды в воскресенье он с моим отцом пришел в церковь. Когда я увидел

ортодоксального иудея в церкви, для меня это был шок. Я спросил его:

– Мистер Кроненберг, почему вы решили прийти в церковь?

Он ответил следующее:

– Я знаю много разных вещей. Многие люди рассказывали мне многие разные

вещи. Но во многих вещах я не так-то уж уверен. Поэтому я пришел в церковь на

случай, если меня обманули и Бог все-таки здесь.

Мы поступаем подобным образом. Мы молимся ровно столько, сколько

необходимо, но чтобы не помолиться чересчур долго. Мы хотим,чтобы наши дети

изучали веру в достаточной мере, но не чрезмерно, ведь мы не хотим, чтобы они

сошли с ума. А в Священном Писании Господь говорит о нас. Он говорит: если ты

тепл, не холоден и не горяч, Я извергну тебя из Своих уст. Сильные слова! Итак, не

теплы ли вы? Или вы горячи? Или холодны? Где Бог в вашей жизни?

Это – важные вопросы, потому что не только ваше спасение и ваша вечная жизнь

зависят от этого ответа, но также и жизни ваших детей. Если вы любите Бога,

скорее всего, ваши дети тоже будут Его любить. Если вы будете делать то, что вы

говорите, ваши дети будут поступать так же. Если вы говорите одно, а делаете

другое, так же будут поступать и ваши дети

– Я иногда состражду человеку, но мне больно от того, что я не знаю, что сказать в

этот момент.

– Сострадание – это не обязательно боль. Сострадать означает заботиться и любить

другого настолько сильно, чтобы искать его благополучия с большим рвением, чем

своего собственного. Поэтому мы молимся.

Я вспоминаю старого священника, которого звали отец Геласий. Он был человеком

большой святости. Однажды митрополит Виталий мне сказал:

– Иди к отцу Геласию и попроси его молитв. Его молитвами стоит вся Зарубежная

Церковь. Он ничего тебе не скажет, он просто поклонится в ответ на твою просьбу,

но ты можешь быть уверен, что он будет о тебе молиться.

Итак, я пошел к отцу Геласию и попросил его молитв, он поклонился, и я знаю, что

он молился обо мне.

Однажды, когда я был в алтаре, он перешел с одной стороны алтаря на другую, где

стоял я, и положил передо мною, тогда еще молодым священником, поклон, сказав:

– Прости меня. Когда я посмотрел на тебя, я в чем-то тебя осудил. Если я не

попрошу твоего прощения, я буду не достоин находиться в алтаре.

Вот это сострадание, вот это забота. И ему было не важно то, как я или другие

присутствующие поймут его поступок. Он должен был очистить перед Богом свою

совесть.

Он непрестанно читал псалом: «Одного просил я у Господа, того только ищу, чтобы

пребывать мне в доме Господнем во все дни жизни моей...» (Пс. 26), и он умер во

время богослужения в алтаре. Так что на его молитву было отвечено.

У нас есть только одна-единственная подлинная проблема – это любовь к себе. Если

мы не можем молиться, то это потому, что мы любим не Бога, мы любим себя.

Умом и сердцем мы одержимы собой. Двадцать четыре часа в сутки мы одержимы

тем, что мы думаем, что мы чувствуем, что мы хотим, какое мы производим

впечатление на людей, что нам сказали, что недоговорили... Круглый день эти

вопросы преследуют нас. Из-за различных внешних факторов – послушаний, служб и

др. – нам может показаться, что это не совсем так, но стоит нам только отвлечься

от внешнего и остаться наедине с собой, все наши мысли снова возвращаются к

заботе о самих себе.

На что мы тратим время своей жизни? На себя. И вот, для себялюбивого человека

молитва становится очень сложным занятием; она становится очень трудным

занятием для гордеца; для человека, исполненного похоти, молитва становится

невозможна – молитва невозможна в том случае, если мы не любим ближнего.

Все страсти взаимосвязаны. Если вы гневливы, вы будете иметь и плотские

пожелания, вы будете осуждать, и вы будете раздражаться. Они все связаны между

собой – если вы поддадитесь одной, они все войдут в вас.

Мы ищем то, что нам приятно. Все, с кем мы вступаем в контакт, представляют для

нас интерес либо потому, что они дают нам нечто, чего мы желаем, либо потому,

что они могут это сделать. Когда мы настроены таким образом, у нас не может быть

молитвенного чувства. Потому что молитва – это то, что мы адресуем к Богу. Но

если ты одержим собой, ты не можешь увидеть Его за молитвой, ты возвращаешься

к самому себе. Может быть, с вами этого не случалось, но это случалось со мной.

Что же делать? Как искать Бога, Которого вы не видите? Господь решил это

затруднение. Он сказал: если вы любите Меня, любите своего ближнего. «Кто

говорит: “я люблю Бога”, а брата своего ненавидит...» – Он не говорит, что такой

человек не прав; Он не говорит, что такой человек заблуждается; Он говорит, что

такой человек лжец (1 Ин. 4.20). Очень сильные слова!

Некто сказал мне:

– Мы должны любить Бога и быть хорошими монахами, а друг с другом лучше не

пересекаться, потому что иначе возникают различные искушения и сложности.

Я ответил:

– Должно быть, мы с тобой читаем разные Евангелия.

Любить трудно, потому что мы предельно эгоистичны. Для того чтобы любить кого-

то, для того чтобы любить Христа, вы должны умереть. Но умирая, мы приобретаем

жизнь. Это большой риск, и мы боимся рисковать.

Мы бежим в монастырь с сердцем, преисполненным радости оттого, что мы будем

монахами. Но в минуту, когда мы переступаем монастырский порог, мы начинаем

играть в странные игры: что у кого есть, что я могу получить, этот мне нравится,

этот – нет, доверять ли мне тому или этому. Все это – ваши страсти, которые

разговаривают с вами, и, если мы хотим любить, мы должны побеждать страсти и

становиться бесстрастными подобно Христу. Если мы хотим быть способными

молиться, мы должны быть на страже, мы должны убивать страсти ради того, чтобы

найти Бога.

"Мы настолько замкнуты в себе. Почему вы не можете молиться? На это есть

простой ответ: потому что вы не любите. Потому что если вы молитесь без любви,

то разговариваете сами с собой, ибо Бог отвергает гордого, и нет гордости более

великой, чем любовь к самому себе.

Святой Иоанн Богослов говорит: Бог есть любовь (1 Ин. 4. 8 ). Человек не может

быть человеком без Бога. И если вы не любите, у вас не может быть Бога. По этой

причине большая часть из нас – это плохие примеры того, что означает быть

человеком.

Нужно помнить, что любовь к себе – это не любовь. Любовь к себе в

действительности – это ненависть к себе, потому что когда ты любишь себя, ты

разрушаешь себя. И после этого мы удивляемся, почему все в нашей духовной

жизни расстраивается."

Я много и часто говорю с монашествующими в России, и о монашеской традиции, и

о монашеском делании и о современном состоянии монастырей. Во время одной из

встреч некто мне сказал о том, что русское монашество должно ориентироваться

на Афон, так как там монашеская традиция не прерывалась. Я ответил ему, что

ошибочно идеализировать место. Мне довелось пожить на Святой Горе, лично

познакомиться с монахами, а также внимательно поизучать историю. И в Греции не

всё не так просто и однозначно! И Святая Гора сама по себе не гарант спасения!

Не нужно русскому монашеству ориентироваться на Афон, нужно ориентироваться

на Христа, совершенного монаха, жить в послушании по Святому Писанию,

создавать вокруг себя по-евангельски простой образ жизни, тогда любое место

будет освящено Господом через молитвы и труды подвижников. Русская традиция

дала монашеству свой, особый дар. Почему мы забываем слова Прп. Серафима

Саровского «Стяжи дух мирен, и тысячи вокруг тебя спасутся».Нам не нужно терять

времени на искание «чужой святости», нам нужно подвизаться на тех местах, куда

благословил нас Господь, через священноначалие.!

Если можно, я приведу вам пример того, что такое любовь. В одном египетском

скиту была женщина-монахиня по имени Исидора. Она жила в монастыре, в

котором было сорок монахинь. В своем положении в иерархической лестнице

своего монастыря она н…

икогда не возросла дальше положения послушницы. Годы напролет она работала на

кухне. Голову свою она покрывала куском мешковины. Она не получала и не искала

никаких почестей, служила всем сестрам с радостью. Она говорила, что ела только

то, что оставалось в котлах и в тарелках после того, как была закончена общая

трапеза. Монахини называли ее дурой и смеялись над ней, потому что она была

простушка. Все, для чего она была годна, это черная работа. Некоторые монахини

кидались в нее едой, били ее по лицу ради смеха, потому что она не обладала тем,

что требуется, для того чтобы быть монахиней. Она не была умна. И все-таки они

не знали, кто она в действительности. Был некий старец-монах, который пришел из

соседнего монастыря на другом берегу реки и сказал, что однажды ночью ему было

откровение. Бог сказал ему: «Ты думаешь, что ты монах? Ты думаешь, что ты

благочестив? На другом берегу реки есть женщина-монахиня, которая лучше, чем

ты и чем все остальные». Придя в женский монастырь, старец попросил игумению

показать ему всех монахинь, потому что среди всех четырехсот сестер он хотел

найти ту, о которой ему было возвещено. И когда по распоряжению

настоятельницы все четыреста монахинь прошли перед глазами этого старца, он

воскликнул:– Но ее среди них нет! Ты уверена, что ты показала мне всех монахинь?

Игумения ответила:– Да, всех кроме одной простушки, которая работает на кухне,

но она – так, ничтожество.– Приведи ее, – попросил старец. И когда она вошла,

старец упал на пол и стал просить ее благословить его. Она же не стала вести себя

подобно тому, как мы ведем себя в подобных ситуациях: «Ага, ну, вот наконец-то я

дождалась своего шанса!» Она сказала:– Нет, я должна просить твоего

благословения. Все монахини были поражены. Они были настолько сосредоточены

на том, что они делали и кто они такие, что проглядели любовь, которая должна

была жить среди них. А на следующее утро Исидоры уже не было в монастыре – она

хотела, чтобы Бог признал ее достоинства, а не сестры. Вы даже не знаете, может

быть, среди вас есть такая Исидора. Может быть, среди вас есть тот человек,

который, когда вы все спите ночи напролет, молится обо всех вас. Это этими

молитвами вы спасаетесь – молитвами человека, который любит других, не себя.

www.dimitrysmirnov.ru/blog/cerkov-11405/

www.hesychasm.ru/forum/index.php?PHPSESSID=066f48f29befd5a5872e07408665f7ff&topic=2980.0

soborno.ru/viewtopic.php?f=70&t=4000

 

На что мы тратим время своей жизни? На

себя. И вот, для себялюбивого человека молитва

становится очень сложным занятием; она

становится очень трудным занятием для

гордеца; для человека, исполненного похоти,

молитва становится невозможна – молитва

невозможна в том случае, если мы не любим

ближнего.

Все страсти взаимосвязаны. Если вы гневливы,

вы будете иметь и плотские пожелания, вы

будете осуждать, и вы будете раздражаться.

Они все связаны между собой – если вы

поддадитесь одной, они все войдут в вас.

Мы ищем то, что нам приятно. Все, с кем мы

вступаем в контакт, представляют для нас

интерес либо потому, что они дают нам нечто,

чего мы желаем, либо потому, что они могут

это сделать. Когда мы настроены таким

образом, у нас не может быть молитвенного

чувства. Потому что молитва – это то, что мы

адресуем к Богу. Но если ты одержим собой, ты

не можешь увидеть Его за молитвой, ты

возвращаешься к самому себе. Может быть, с

вами этого не случалось, но это случалось со

мной.

 

"Любовь - это не удовольствие, не праздник, не

желание, не страсть. Господь - это любовь.

Когда вы открываете себя Богу, Он открывает

себя Вам. И вы становитесь с Ним едины.

Любовь - это взаимоотношение. Если я люблю

вас, я люблю Бога, который в вас. И мы с вами

становимся едины”.

 

По его словам, человек должен "искать того,

как быть со Христом, как следовать за Тем,

который есть Путь, Истина и Жизнь". Ведь сам

человек не может знать о себе, каким он по-

настоящему должен быть, это знает только Бог.

И только Бог может сделать человека тем, что

должно.

Христос не обещал ни удовольствия, ни

состояния своим последователям, но говорил,

что в их жизни появится крест. С точки зрения

Евангелия чудовищна и глупа ситуация, когда

родители воспитывают в детях мысль: надо

получить престижное образование,

зарабатывать большие деньги и иметь все, что

пожелаешь. Популярной в современном мире

пропаганде "успешности" отец Иоаким

противопоставил слова апостола Павла: "Если

имею… веру, так что могу и горы переставлять,

а не имею любви, то я ничто".

С горькой иронией рассуждал миссионер и о

духовном нездоровье современного общества.

Он привел красноречивый пример: если выйти

и начать говорить о Боге и любви, мало кто

будет слушать, но если вынести мешок с

деньгами - все, кто не слушал до этого,

прибегут обратно.

Встреча затянулась - многие хотели задать

наболевшие вопросы. Можно ли любить и

прощать человека, если он пользуется твоей

добротой? Почему, если Бог любит людей, для

грешников существуют вечные мучения? Как

можно стяжать высшую добродетель - любовь,

если не имеешь и меньших, не лучше ли

начинать с малого? И на все эти вопросы отец

Иоаким отвечал просто и категорично, цитируя

Евангелие.

"До семижды семидесяти раз прощать - сказал

Христос. И если есть кто-то, кого мы не

простили, мы еще не христиане, а только

начали идти по этому пути", -эмоционально

отвечал он.

Разница духовного опыта иногда сказывалась в

несоответствии ожиданий задававших вопросы

и ответов схиархимандрита. Многие искали

конкретных "рецептов" на пути к Богу. А отец

Иоаким говорил о личной встрече с Богом, о

необходимости открыться Тому, Кто и сотворит

невозможное, освятив человека Своим

присутствием.

И отсюда - от радости личной встречи с Богом -

иное понимание ада. Ад - это одиночество,

переживание которого хуже любых физических

мучений. Человек, не научившийся во время

своего земного пути жить в Вечности, не

может в нее войти. Поэтому важно успеть

соединиться с Богом до смерти.