В полумраке замершего в ожидании Чуда храма, из-за закрытых Царских врат еле слышно доносится трепетное пение: «Воскресение Твое, Христе, Спасе, ангели поют на Небесех…»[1]. И при постепенном крещендо величественного распева уже и в отдаленных уголках храма различаются слова воскресной стихиры, возвещающей о торжестве Жизни над смертью. Наконец, под последние ликующие аккорды алтарного хора отверзаются Царские врата, и клир в сопровождении хоругвеносцев выводит народ на торжественный крестный ход. И словно светлячки, со всех сторон стекаются к вырвавшемуся за пределы храмового пространства чинному шествию горящие в ночи пасхальные фонарики. И этот удивительный миг, не различающий лиц и званий, соединяет всех в едином славословии воскресшего Христа.

Немного печально, что не все дождутся уготованной Пасхальной Трапезы, к которой в светлый День Воскресения призываются «и первые и вторые, и воздержные и нерадивые, и постившиеся и непостившиеся»[2]. Но хочется верить, что зажженные ими в эту святую ночь огоньки праздничных фонариков непременно воссияют и в сердцах тихой радостью Великого Торжества.