Доверие слову старца
Однажды Леонтьев спросил близкого ему отца Климента: «Скажите мне откровенно: тут-то, на земле, есть ли хоть столько приятного у монаха, сколько бывает у мирянина, при обыкновенной смене печалей и радостей жизни?» «Есть, есть, — отвечал отец Климент, — и гораздо больше! Надо только иметь полное доверие к старцам. А без старчества и внутреннего послушания трудно и понять, как могут жить на свете иные монахи. Когда я по нужде бываю в миру, я не дождусь вернуться сюда. Мне скучно, если я не в Оптиной».
Как и всякий человек, отец Климент тоже имел свои немощи. «Он был самолюбив, — отмечает Леонтьев, — но добросовестность, прямота и страх греха... были в нем сильнее всяких еще не угасших вполне страстей. Страсти и всякие чувства могли волновать его, но при помощи любимого старца и духовника, при постоянной усердной молитве борьба всегда кончалась победой честного инока над плотским еще человеком...»
Здесь Леонтьев подчеркивает необходимость старческого окормления для победы над страстями. Он приводит пример из своей жизни: «У меня были разные проекты, один смелее, другой скромнее, в одном главную роль играли уроки русского языка и Священной истории, которые я по вечерам даю теперь моим ребятам, в другом — интересы службы государственной, в третьем — экономия ближайшая, была между прочим и мысль ехать в Ливадию... Но Богу угодно было расположить все иначе и к лучшему; на мысли о Козельске я ни разу не останавливался... Я написал о. Амвросию о моих проектах. Он все эти Ливадии и т. п. сразу отсек духовным мечом своим и сказал: «И без того его вызовут на службу, когда придет время. Пусть едет сюда, в Козельск».
Это духовное приказание было для меня совершенным сюрпризом, о. Амвросий вообще очень мягок и осторожен со мной. И это решительное слово его ужасно обрадовало меня и доказало мне, что он полагается больше прежнего на мою веру. С души как камень спал, и хотя унывать я не унывал ни минуты все это время, но тихая буря сердца и напряжение ума то для решения отвлеченных вопросов, то по поводу ближайших житейских забот были так постоянно велики, а вера в звезду свою земную так мала, что это решение, не исшедшее от разума глупого... а истекшее из сердечного движения святого старца, до невероятности обрадовало меня своей неожиданностью».
Старец, как разъясняет Леонтьев, «берет на себя нравственную ответственность за частные дела, он влияет на подробности жизни; старец соглашается давать прямые советы, какой путь избрать в каждом отдельном случае, он решается иногда даже повелевать тем, кто с верою и покорностью обращается к нему, старец осмеливается, в пределах, допущенных учением, разнообразить свои требования и разрешения донельзя, смотря по личным условиям и по мере сил ученика и духовного сына своего... Старцы нередко решают одним словом своим «да» или «нет» самые важные семейные дела, вопросы о браках, о разлуках и примирениях, о наследствах и т. п.»
В речах старца не услышишь чего-то «нового, красноречивого, глубокого и тонкого», а для сомневающихся они могут быть и вовсе непонятны и неудобоисполнимы, потому что старцы «имеют в виду обыкновенно не счастье [земное], а загробное спасение наше. С житейской же стороны они стараются только не налагать на нас «бремена неудобоносимые»». Старец говорит «самые общеизвестные и общедоступные вещи», но тут действует «сильно не только смысл и содержание речей, сколько сознание, «что это все говорит он, тот, кого я духовно и нравственно так высоко чту...». Эта ученическая вера в лицо старца, в силу высокой души, в святость высокой жизни... это чувство похоже не на умиление от красноречивой и умной проповеди, оно скорее похоже на радость при принятии в себя даров таинства».
Из книги монаха Арсения (Святогорского) «Аскетизм»
4 комментария
Рекомендованные комментарии
Join the conversation
You can post now and register later. If you have an account, sign in now to post with your account.
Note: Your post will require moderator approval before it will be visible.