Таблица лидеров

3 сентября 1909 г. ...Недавно, когда я провожал Батюшку в монастырь, мы, по обыкновению, зашли на могилы старцев. Поклонившись старцам, Батюшка указал рукой на памятник, стоящий прямо за главным алтарем Введенского храма. Потом спросил меня: — Я вам рассказывал об этом памятнике? —Нет, — ответил я. — Ну, так вы напомните мне как-нибудь, я вам расскажу. Недавно я и напомнил Батюшке, а Батюшка мне рассказал следующее: "Давно это было, кажется, еще при старцах о. Льве и о. Макарии. Однажды в Оптину приехала молоденькая девушка именем Варвара, красавица собой. Ей очень понравилась Оптина. Но все же нужно уезжать, и она поехала со своей матерью из Оптиной. Едут, а по дороге из Козельска несут на кладбище гроб. В гробу лежит молодая девушка. Тогда был обычай (едва ли он теперь сохранился), что девушку на кладбище всегда должны нести тоже девушки. С этой целью, когда одна такая умирала, собирали отовсюду девушек, одевали их в белые одежды, украшали цветами, тоже белыми. Они все вместе брали на руки гроб, тоже белый и украшенный белыми цветами, и несли его сами на кладбище. Вот такая похоронная процессия и встретилась на дороге этой девице Варваре. Она, полная восхищения от этой картины, воскликнула:—Вот счастливая, вот счастливая. — Мать удивилась этим восклицаниям и говорит: —Что ты, глупая. Я тебя повезу в Москву и Петербург. Там ты будешь у меня первой красавицей на балах. — Но дочь не слушала ее, пораженная этой белой похоронной процессией. Приехали они домой, но чистая девушка почувствовала себя чужой среди блеска и роскоши и захотела опять в Оптину. Наконец отпросилась и поехала. В Оптиной она поговела, приобщилась и собралась уже ехать домой. Села в тележку и поехала, но когда стала спускаться к реке Жиздре, лошадь вдруг понеслась и прямо в Жиздру. И когда выловили девушку, она была уже мертва. Собрались на совет старцы: что делать и где хоронить эту девушку. И решили похоронить ее за главным алтарем, дав ей первое место в своей пустыни за великую ее любовь к Оптиной. Вот какая девица Варвара. Видите, как Бог слышит молитву и видит восторг чистой невинной души, не огрубевшей в земных удовольствиях. Она сочла только счастием, а Господь исполнил ее желание..." Из Дневника иером. Никона (Беляева)

<iframe src="http://player.vimeo.com/video/24456787" width="601" height="338" frameborder="0"></iframe><p><a href=" Arctic Light</a></p>

"Мы плывем по изменчивому морю: море это - наша душевная жизнь, и в некоторых частях его скрываются подводные камни, в других - морские звери, а местами оно тихо и спокойно. Явно, что мы, монашествующие, плывем по тихим и спокойным местам в жизни сей, а миряне - по опасным. Мы плывем днем под светом мысленного Солнца Правды - Христа, а миряне - ночью, ведомые неведением. Но несмотря на все это, часто случается, что плывущие в темноте и по опасным местам бодрствуют и молят Бога спасти судно души; а мы, монашествующие, плывем в тишине и, тем не менее, тонем, по нашей нерадивости выпуская из рук кормило правды. Итак, тот, кто стоит, да бережется, чтобы не упасть; упавший занят только тем, чтобы подняться, а стоящий должен блюстись от падений, поскольку их очень много. Те, кто упал, хотя и лежат ничком, но не так сильно ушиблись. Но пусть тот, кто стоит, не осуждает упавшего, более того, пусть боится за себя, чтобы не упасть и не разбиться совершенно и не ниспасть в глубины пропасти, ведь тогда его голос поглотят глубины, и он не обретет помощи. Эти слова полезны тем, кто стоит, чтобы не превозносились. Ведь тот, кто пал, когда обратится и восплачет, спасется; но стоящий да внемлет себе тщательно, ведь у него двойной страх - чтобы он не вернулся к своим прежним страстям, предавшись малодушию во время брани вражеской, и чтобы он не прельстился и не впал в гордость от преуспеяния в добродетелях. Враг наш, диавол, или извне привлекает к себе, если видит человека ленивого и нерадивого, или, когда видит тщательного человека и преуспевающего в подвиге, входит в его душу гордостью и коварно и страстно совершенно ее губит. Те же души, которые побеждаются гордостью, нужно исправлять и лечить следующим образом: им нужно сказать прямо - что превозносишься, несчастная душа, тем, что не ешь мяса? - Другие и рыбы не видят. Что не пьешь вина? - Другие и масло не вкушают. Что ты гордишься тем, что постишься до вечера? - Другие по два и по три дня держат пост. Что ты высокомудрствуешь о себе, что не моешься? - Многие и ради телесной немощи не моются. Но ты дивишься себе, что спишь на твердой кровати, покрытой власяницей? - Другие спят на голой земле; если же и ты спишь на земле, в этом нет ничего значительного, ведь некоторые подкладывают камни, чтобы не спать с услаждением, а есть и такие, кто подвешивает себя на веревке на всю ночь. Если же и ты делаешь все это и совершаешь величайшие подвиги, не высокомудрствуй о себе, ведь демоны делали и делают и большее, чем ты: они вовсе не спят, не едят и никогда не пьют, не женятся и пребывают в пустынях. - Так что если ты и живешь в пещере, не думай, что делаешь нечто великое. Любовь - это большое добро, а гнев - это большое зло, которое помрачает душу и делает ее звериной и безумной. Господь, заботясь о нашем спасении, не оставил ни одной части нашей души без защиты; так, если враг борет нас блудом, Господь нас вооружает целомудрием, если борет гордостью, то недалеко смиренномудрие, если восстает ненависть, любовь находится рядом, и хотя враг использует против нас много разных браней, Господь нас оградил большим числом орудий, как для нашего спасения, так и для победы над врагом. Воистину тяжел грех злословия, но для некоторых он является пищей и отдыхом. А ты не внимай пустым речам, как то заповедует Господь, и не слушай о чужих грехах, но береги душу свою от этого, ведь если ты вонмешь мерзкой нечистоте слов, то осквернишь душу свою и возненавидишь без всякой причины тех, кто с тобой общается. Когда твой слух осквернится осуждением злословов, ты не сможешь здраво рассуждать, но всех людей будешь считать скверными; так глаз, когда долго видит один и тот же цвет и привыкает к нему, потом уже не различает других цветов, но все видимое представляет в одном цвете. Поэтому надо беречь язык свой и слух, чтобы не осудить другого и не слушать страстно злословие, произносимое другими. Три вида расположения есть в людях: одни совершенно погрязли во зле, вторые - в среднем состоянии и склоняются и к добру и к злу, третьи вознеслись к великой добродетели и не только сами подвизаются в добре, но ищут любого случая, чтобы привести к добру и тех, кто совершенно погряз во зле. Итак, если пребывающие во зле будут общаться с худшими себя, то и зло в них возрастет; средние стремятся избежать злых, поскольку боятся и сами сделаться злыми от общения с ними; третьи же, имея прочно утвердившееся в добре расположение, общаются со злыми с целью спасти их. И хотя их презирают и высмеивают те, кто видит их общающимися со злыми и нерадивыми, они принимают эти поношения человеческие как похвалу и бесстрашно совершают дело Божие - спасение братий. О них и Господь говорит: радуйтесь и веселитесь, когда всяк зол глагол рекут на вас люди. Средние же, когда видят брата, снедаемого огнем греха, бегут, поскольку боятся, чтобы и их не пожег греховный пламень. А первые, как плохие соседи, когда видят своих братьев в огне, сильнее раздувают его, принося, как дрова, свое собственное зло, чтобы совершенно погубить их, и вместо того, чтобы залить водой греховный пламень, подбрасывают дрова, то есть дают им грешить еще больше. Но третьи, добрые люди, своему личному благу предпочитают спасение братий, что является свидетельством их истинной любви. Мы удостоились большей чести, чем миряне, ведь как мирские господа имеют разную прислугу, и одних посылают возделывать землю, других, лучших, удерживают дома, чтобы они им служили, так и Господь всех женатых направил в мир, а тех, кто лучше и имеет доброе расположение, оставил при Себе, чтобы Ему служили. Они чужды всему земному, поскольку удостоились есть с Господского стола, они не заботятся об одежде, поскольку облеклись во Христа, но над этими двумя сонмами владычествует один Хозяин, Господь. Как из пшеницы получаются и солома, и листья, и семена, так от Бога - и миряне, и монахи, и вместе они необходимы, ведь листья служат сохранению семян, а семена необходимы для посадки и будущего урожая. И как невозможно, чтобы были одновременно зрелы и листья и плоды, так же не сможем и мы принести какого-нибудь плода небесного, если печемся о мирском. Постригли мы волосы на головах своих? Отвергнем же с ними и червей, кроющихся в головах, ведь они, оставаясь без волос, будут нас грызть еще больше: волосы головы, которые мы обрезали, означают мирскую жизнь с ее почестями, деньгами, нарядными одеждами, банями, вкусными кушаньями - все это мы внешне отвергли. Но да отбросим и душегубительных червей: осуждение, сребролюбие, ложь, божбы и другие страсти, находящиеся в душе; они, пока были скрыты под волосами - под покровом мирских вещей - были не видны, теперь же, обнажившись от мирской материи, они стали явны. Как в чистом доме, как только появится где-нибудь мышь или мелкая букашка - видно всем, так каждой монахине или монаху видны и самые мельчайшие прегрешения. У мирян же обитают, как в грязных сараях, большие и ядовитые змеи, и они не видны, поскольку покрыты множеством материи. Мы, приблизившиеся к истинному Жениху Христу, должны украсить себя еще лучше; и если мирские невесты, которым предстоит иметь смертного мужа, стараются умыться и намаститься ароматами, используют разные украшения, чтобы понравиться своим мужьям, то насколько более должны украситься мы, уневестившиеся Небесному Жениху, и измыться от греховной грязи посредством подвигов, и облечься в духовные одежды. Те украшают свои тела земными цветами, мы же да просветим души наши добродетелями и да возложим на главы наши венец, свитый из веры, надежды и любви, вместо драгоценных каменьев да украсим шею смиренномудрием, как дорогим ожерельем, и вместо пояса опояшемся целомудрием, и да носим нестяжательность, как светлые одежды, на трапезе же да предложим нетленную пищу, состоящую из молитв и псалмов; но как заповедует апостол, да не двигаем только языком, но да разумеем и умом то, что произносим, ведь очень часто, когда молятся уста, сердце и ум помышляют о другом. Не будем печалиться, что по немощи тела не можем пребывать в молитве или гласно читать псалмы, поскольку и стояние, и пост, и долулежание, и любое другое ожесточение тела предпринимаются из-за скверных похотений и наслаждений: если болезнь их убила, то труд поста и другие подвиги излишни. Но что говорить - излишни? Губительные страсти исчезают от болезни, как от сильнейшего лекарства, и немощь является величайшим подвигом, и необходимо ее терпеть и славить, и благодарить Бога. Если мы лишились глаз, не будем унывать, ведь мы избавились от органов ненасытного похотения видимых вещей и видим духовными очами славу Господню. Если мы стали глухими, да благодарим Бога, ведь мы освободились от слышания тщеты. Если и парализованы наши руки по болезни, то наши внутренние руки души уготованы к борьбе с врагом; если болезнь возобладала всем нашим телом, тем не менее, здравие душевное возрастает все более." *** Ненавистник добра диавол, не вынося такого обилия добра, был снедаем желанием затмить светлость ее подвигов. И наконец, по Божественному попущению, он восстал на сию мужественнейшую девственницу с такой силой, что не просто стал уязвлять ее тело, но, уязвляя, причинял ей сильную внутреннюю боль, которую не могли облегчить человеческие средства. И сперва он повредил ее легкие - нужнейший орган жизни. Немного спустя он излил свою злобу на преподобную через такие гибельные болезни, что они могли в короткое время вызвать смерть, но проклятый кровопийца злобствовал, продлевая болезни и увеличивая язвы. Он понемногу извел ее легкие, так что она выплевывала их наружу с кровью. Она страдала и от сильного жара, который иссушил все ее тело. Ей было восемьдесят лет, когда она перенесла страдания Иова, но за более короткий срок, и ей тяжелей было их переносить. Враг мучил ее изнутри, через ее собственное тело, постепенно, понемногу он увеличивал температуру в ее внутренностях, сжигая ее на медленном огне, терзая ее непрерывно днем и ночью. Святая же переносила великодушно эти страдания, не колеблясь и не унывая, но боря борющего ее врага и душеполезными учениями врачуя тех, кто был им уязвлен, так что она избавляла их души как бы из пасти льва. И многие сохранились неуязвленными, поскольку она указала им на ловушки врага и сделала их свободными от греха. Блаженная говорила, что никогда не должны быть в нерадении те души, которые посвящены Богу, ведь когда они пребывают в уединении, враг скрежещет зубами, и, побежденный ими, сетует, и немного отступает, но следит за ними, и если они когда-нибудь вознерадят о чем-либо, он приходит и прельщает их как раз через то, о чем они и не беспокоились. И как невозможно, чтобы не было малых проблесков добра в злых людях, так и добрые имеют некоторые изъяны, и всегда в злых есть добрая часть, а в добрых - злая, и часто бывает так, что исполненный всякой скверной страстью человек при этом милосерден, а пребывающий в посте, целомудрии и подвижничестве находится и в осуждении, и в сребролюбии. Поэтому нельзя никому нерадеть и пренебрегать малым, как не могущим ему повредить, ведь и малая капля при постоянстве стачивает камень. Великие блага приходят к людям через Божественную благодать, а явные мелкие страсти мы научены бороть своими силами. Тот, кто сопротивляется большому злу благодатью Божией, но небрежет о малом, получит большой вред; ведь Господь наш, как истинный наш Отец, когда мы, Его духовные дети, начинаем ходить, дает нам Свою руку, чтобы нам не упасть, и, избавляя нас от великих искушений, оставляет нас в малых, чтобы и мы показали свое свободное произволение и ходили собственными ногами. Ведь тот, кто побеждается малым, как может уберечь себя от великого? Ненавистник добра, видя, что опять преподобная ополчилась на него, был недоволен и уязвил органы речи святой, чтобы воспрепятствовать ей говорить на пользу сестрам и оставить их без слышания слова Божия. Но этим он доставил им большую пользу, поскольку, видя язвы преподобной, они укреплялись в добродетели, и телесные язвы преподобной исцеляли уязвленные души. Сатана же уязвил ее следующим образом: у святой заболел зуб, из-за него сразу загнила десна, зуб выпал, и гниение охватило всю челюсть, так что в сорок дней прогнила кость и через два месяца образовалась дыра и почернело все вокруг, а от всего тела стало исходить сильное зловоние, так что сестры, служившие преподобной, страдали от него более, чем она сама, и большую часть времени скрывались от нее, не перенося этого смрада. Когда же по необходимости им надо было подойти к преподобной, они зажигали множество ладана и так приближались, а послужив ей, тотчас уходили. Преподобная же Синклитикия явно видела борющего ее врага, а потому не позволяла оказывать себе какую-либо человеческую врачебную помощь, чтобы и в этом показать свое мужество. Сестры просили разрешения помазать больные места елеем, но она не хотела, поскольку считала, что из-за этого может лишится той славной борьбы, какую вела с врагом. Сестры послали за врачом, чтобы он убедил ее принять некоторые лекарства, но святая не соглашалась, говоря: "Зачем вы препятствуете мне в этой доброй борьбе, какую я веду с врагом? Почему вы смотрите на явное и не видите сокровенного? Что вы изучаете случившееся и не видите того, кто сделал это?" Врач ей сказал: "Мы не ищем твоего уврачевания или утешения, но только того, чтобы похоронить, как установлено, тот член, который отделился от остального твоего тела и прогнил, став мертвым, для того, чтобы не страдали от зловония те сестры, которые тебе служат. Ведь то, что делают мертвым, то и делаю я сейчас: я подливаю в вино алоэ, и смирну, и мирсину и наношу их на прогнивший член". Слыша это, преподобная последовала его совету и согласилась, поскольку служившие ей сестры были опечалены. Три месяца провела преподобная в этой борьбе, укрепляемая Божественной силой, поскольку здесь любые естественные силы иссякли бы, ведь она ни есть не могла из-за сильного нагноения и зловония, ни спать - из-за невыносимой боли. И когда приблизился конец ее борьбы и победные венцы, она увидела Божественное видение: Ангелов, святых девственниц, которые убеждали ее вознестись на небеса, она видела и озарения Божественного света, и место райское, и это она рассказала сестрам, завещая им мужественно терпеть временные скорби и не малодушествовать. Она также сказала им, что через три дня разлучится с телом, и не только предсказала день, но и час своего отшествия. И когда пришло время, блаженная Синклитикия отошла ко Господу, получив в награду за подвиги Царство Небесное, во славу и хваление Господа нашего Иисуса Христа, Коему со Отцем и Святым Духом подобает слава, честь и поклонение ныне и присно и во веки веков. Аминь. Святитель Афанасий Великий "Жизнь и наставления преподобной Синклитикии Александрийской, подвизавшейся в IV веке"

Наши умы и сердца не очищены и не могут чисто зреть таинственного смысла Священного Писания, поэтому да смиримся, и Бог силен послать нам просвещение истинного разума. Я считаю вредными для вас сии действия: испытание разума Писаний, для нас сокровенных и неведомых, ибо прежде времени познание оных вредит нам, а через труды и исполнение заповедей, удобопонимаемых нами, откроет Бог и прочее, нами недоразумеваемое. А если прежде времени узнать весь разум Писаний, то, возгордившись, ум пренебрежет о делании, и все потеряет. Что скоро и без труда приобретается, то скоро теряется и пропадает. Деятельный разум предпочитается простому понятию и разумению Писаний, почему и сказано: разум кичит, а любы созидает (1Кор. 8, 1). Не надобно углубляться далеко в разумение; чего иногда не понимаете, оставьте это так, ум еще не чист, не может всего обнять; будьте довольны тем, что разумеете, и постарайтесь оное исполнить, тогда и то откроется. Святой Исаак пишет: «горе предати новоначальному высокая», и в другом месте: «не пользует разумение Писаний пребывающих в страстех». Святые отцы опасались своим разумом и волею руководствоваться, дабы избежать крайностей: и оскудения, и преумножения, <…> но шли средним царским путем. Из писем прп. Макария Оптинского

Необходимо искренно возненавидеть свой грех, пожелать всею душею своею исправиться и возлюбить противоположную греху добродетель, возлюбить закон Божий. Внимательно читая или слушая святые псалмы и вникая в смысл чудных слов псаломских, много назидания можем мы получить. Между прочим, в одном псалме читаем такие слова: "Закон Бога его в сердце его, и не запнутся стопы его" (Пс. 36, 31). Глубокий смысл и прекрасное назидание заключается в этих словах. Когда человек, так сказать, положит закон Божий, святые заповеди Божии в сердце своем, полюбит их, тогда он возненавидит грех, возгорится желанием жизни о Господе, будет удерживать себя от всякого греха. При всяком деле, при всяком занятии, даже самом обыкновенном, житейском, будет такой человек свои поступки, свои намерения проверять законом Божиим, который постоянно должен быть в уме и сердце человека, и все несогласное с законом этим отвергать, согласное принимать. Вот встречается человеку на жизненном пути его или в мыслях его и желаниях какой-либо грех, какое-либо злое дело. Но, если в сердце человека на первом месте закон Божий, сердце такого человека, взирая на закон Божий, говорит: этого дела сделать мне не позволяет Господь. Как попущу себе я это, как дозволю, когда это противно Его святым заповедям? И не совершает человек греха. И если так везде и всегда противится он всякому греху, то не запинаются стопы его, не спотыкается он, не сбивается с правильной дороги, не блуждает по распутиям греха... "Закон Бога его в сердце его и не запнутся стопы его". Из бесед прп. Никона Оптинского

"Всем известно, каким молитвенником был Владыка Павел. Среди учеников семинарии бытует мнение, что никто в Сербской церкви не молится так, как он. В Призрене рассказывают, что каждое утро он вставал в четыре часа или еще раньше, совершал свое длинное молитвенное правило, убирал двор, подметал вокруг него, а затем шел в церковь к утрене. Но его молитва на этом не заканчивалась. Она продолжалась постоянно... "

Получила я письмо от батюшки, писанное им в марте сего года <1931>, в котором он, между прочим, сообщал, что заболел и доктор нашел туберкулез, далеко зашедший. Когда я прочла эти строки, мне пришла мысль, что батюшка уже не поправится. В это время начала думать о поездке к болящему, о чем и написала ему, прося сообщить о состоянии здоровья. Получив по телеграфу ответ, что здоровье его в прежнем состоянии, я решила немедленно ехать к батюшке, чтобы застать его в живых. <…> Батюшку я застала уже лежащим на жесткой постели. Он встретил меня с отеческой любовью и благодарил, что приехала… Кровать заменяли доски. Соломенный матрац был скомкан. Вместо подушки лежала скомканная одежда. Когда доски были заменены кроватью, переменен матрац, сделана соломенная подушка, батюшка выразил удовольствие, поблагодарил меня, сказав: «Вот теперь хорошо!» Грустно было видеть и то, что батюшка лежал в ватошнике и валенках. Это – при температуре 40 градусов и в жаркие июльские дни!.. Батюшка все терпел и никому ни на что не выражал своего неудовольствия. Его очень беспокоил пролежень, и он очень страдал оттого, что легкие его сократились и ему нечем было дышать. В трудные минуты он метался, не находил места, то ляжет, то встанет. «Нечем, – говорит, – дышать. Дайте воздуху! Дайте хоть чуточку!..» Просил положить на пол. Когда ему становилось легче, он тихо молился: «Господи, помилуй! Господи, помилуй!..». <…> Время шло, а батюшка все слабел. Но, несмотря на это, когда он чувствовал себя лучше, собственноручно писал, хотя и с трудом, записки некоторым своим духовным детям… 20 июня попросил лист бумаги и хотел что-то написать, но слабость не позволила, написал лишь две строчки: «Какая красота в духовных книгах!..» 20-го или 21-го числа у батюшки прошла кровь через желудок, после чего он совершенно ослабел… Здесь нужно сказать, что батюшка причащался почти ежедневно. Когда был в силах, сам причащался. А когда совершенно ослабел, причащал духовник или кто-то из иеромонахов. В 2 часа дня того же 25 числа батюшка пил чай и в 7 часов вечера выпил немножко. В 9 часов вечера я спросила, не желает ли батюшка выпить чаю. В ответ на это батюшка отрицательно покачал головой и как бы стал засыпать. Глаза были закрыты, дыхание было тяжелое, слышен был стон. После 9 часов вечера я прилегла отдохнуть, а о.Петр <Драчев; впоследствии – схиигумен Павел, 1888-1981> сидел за столом и писал. Не помню, сколько я пролежала, но, когда встала, батюшка спокойно лежал на левом боку, редко дышал и тихо стонал… Мы вместе с о.Петром смотрели, как батюшка испускал дух. Тихо дыхнул он несколько раз – и душа разлучилась с телом… Было 10 часов 40 минут вечера. Батюшка, как лежал на левом боку с наклоненной к плечу головой, так и остался. Лицо было спокойное, белое, приятное, улыбающееся… На второй день, 26 июня, пришел о. архимандрит Никита, один протоиерей, игумен и четыре иеромонаха. Тихо положили батюшку в гроб, прочитали канон на исход души, а затем начали отпевать по чину монашескому. Достойно примечания то, что все эти лица находились на работе в 60 верстах от своих жилищ. И вдруг, за неделю до смерти батюшки, были отпущены домой. Точно на отпевание отпущены!!! Похороны были в пятницу, 27 июля. Гроб до деревни несли на руках, а через деревню провезли на санях по глубокому песку. О.Петр вел лошадь, а я поддерживала гроб. В 2 часа дня опустили в могилу. На могиле поставили большой крест. После похорон была устроена поминальная трапеза… <…> Господь все устрояет на пользу людей, для вечного блага. Так и о.Никону были попущены немалые испытания, чтобы он в молодых годах земной жизни созрел для доброй вечности. «Блажен путь, в оньже идеши, душе, яко уготовася тебе место упокоения». Вечная тебе память, дорогой отец и благодетель души моей! Глубока рана, нанесенная моему сердцу кончиною твоею! Рана так глубока, что малейшее прикосновение к ней производит болезненное ощущение. Ирина Б<обкова> (впоследствии схимонахиня Серафима, 1884-1990) 12/25 августа 1931 г.