Таблица лидеров

Воспоминание о смерти и аде очень полезно для души. "Поминай последняя твоя, и вовеки не согрешиши" (Сир. 7, 39). Впрочем, и воспоминание райских сладостей тоже может предохранить человека от падений. …Молодость моя проходила шумно и весело. Денег было много, делай, что хочешь. Но вот однажды вижу я странный сон: ясно, как наяву, входит ко мне какой-то Старец, подходит близко ко мне, берет за руку и, указывая на часы, стоявшие против моей кровати, спрашивает: — Который теперь час? — Половина седьмого, – отвечаю. — Ровно через три года ты умрешь. – И вторично, спрашивает Старец: — Который час? — Половина седьмого. — Через три года ты умрешь. – И опять спрашивает Старец: — Который час? — Половина седьмого, – отвечаю я уже с раздражением. — Через три года ты умрешь. Я проснулся, зажег огонь, посмотрел на часы. Было 35 минут седьмого, следовательно, явление Старца было как раз в половине седьмого. Я оделся, позвонил, велел подать самовар. — Что это, Павел Иванович, сегодня так рано встать изволили? – сказал лакей. — Да так, не хочется спать. Налил себе чаю – не пьется; неужели мне жить осталось только три года? А там – смерть. Господи, как тяжело и страшно. Часов в 12 зашел ко мне один из товарищей: — Знаешь новость: устраивается пикник, собирается большое общество, вот будет весело! Я хотел прямо и тебя записать, не спрашивая, но потом все-таки решил спросить, поедешь ли? — А почем с человека? — Пустяки, по 50 рублей. — Если бы ты записал меня, не спросясь, то пришлось бы тебе и свои деньги заплатить! — Как, с каких пор ты стал Плюшкиным? — Я не стал Плюшкиным, но мне нездоровится. Голова сильно болит, не до пикника. — Ах ты, бедный! Ну, конечно, больному человеку удовольствия не в удовольствия. Он скоро ушел. С тех пор мысль о смерти не покидала меня. Я стал уклоняться от сообщества товарищей, избегать всяких развлечений. Впрочем, я не сразу порвал со всем. Мир – это такое чудовище, что если повернуть круто – разорвет. И вот стал я постепенно освобождаться от уз мира, становилось все легче и легче, и, наконец, совсем освободился от него. Я перестал бывать у большинства моих прежних знакомых. Оставил 2–3 благочестивых семейства, где бывал изредка. Прошло 3 года, наступило 17 сентября, памятный для меня день, в который я видел Старца. С раннего утра я уехал в один монастырь, исповедался и приобщился Св. Таин. После причастия стою в церкви и думаю: вот грохнусь! – но я не грохнулся. Впрочем, слова Старца исполнились: я, действительно, умер в тот день, но умер для мира... Из бесед прп. Варсонофия Оптинского

Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешнаго и благослови… 25 февраля в 11 часов дня в Скит вошли четыре солдата из красной гвардии и один очевидно их старший. Они потребовали к себе о. игумена, и когда он вышел к ним, то заявили, что они пришли осмотреть храм и все в общем в Скиту, ибо, как они сказали, про Скит ходят слухи, что здесь много лежит серебра и золота. О. Игумен потребовал с них удостоверения; когда удостоверения были предъявлены (пришедшие оказались красногвардейцами), тогда, в сопровождении отца игумена, они направились в каменный храм... Все было осмотрено. Церковная утварь: св. сосуды, кресты, иконы в ризах переписаны, но золота, конечно, не было найдено, ибо там, где собрались спасать свои души, ему не должно и быть. Была осмотрена и колокольня, там думали найти пулемет, какового к [их] сожалению не оказалось. Удивительно, как помрачился разум у сих людей. Неужели Старцы, думающие лишь о Христе, будут заводить у себя пулемет?!! После сего все отправились в храм Св. Иоанна Предтечи. Сюда стали стекаться и остальные братия. В великом смущении смотрели трудники Божии на новых гонителей Церкви и своими молчаливыми взорами поражали нечестивцев, которые и здесь также все описали: и иконы в ризах, и потиры, и кресты, и евангелия и вообще все драгоценности. Все было перерыто, в комодах пересмотрены были даже полотенца. Искали золота и серебра, но этого не оказалось. При осмотре безбожники до многих св. предметов касались руками, чего по правилам церковным никак не подобает делать даже мантийным инокам... После осмотра, не взяв ничего, они отправились в монастырь... Некогда православные, а теперь отлученные Его Блаженством Святейшим Отцем отцов Церкви Российской, Патриархом Тихоном, грубо и дерзко, как иноверцы и язычники, ворвались в тихую обитель скитскую, дошли в дерзости своей до её святынь – св. алтарей, на которых совершается таинственнейшая жертва Христианства, но не найдя того, что удовлетворило бы их жадность – золота и серебра, – ушли, не тронув ничего, а паче, надо думать, молитвами умерших преподобных старцев были невидимо изгнаны из стен Cкита. Немощна и слаба природа человеческая и подвержена частым падениям. Сие посещение коснулось и благочестивой братии, ибо отвлекло сие ум, пребывающий в молитве к Господу, и долго сердце иноков не могло успокоиться. Особенно больно и обидно было, что скверные, отлученные от св. Церкви руки, касались святынь христианских и осквернили сии... Как мудрый и добрый пастырь своих духовных овец – настоятель Cкита о. Феодосий на другой же день собрал, как чадолюбивый отец, своих детей иноков и поручил торжественно о. Кукше отслужить молебен и освятить все святыни и храмы от осквернения через прикосновение еретических рук, что и было исполнено 26 февраля сего же года... Из Летописи Скита Оптиной Пустыни, 1918 год

Вы, по искренней любви своей ко мне и по вере, просите от меня, как от доброго и рассудительного человека, слово утешения; а я на сей раз, по жестокосердию своему, - простите мне, решился, для пользы и вразумления Вашего, написать Вам слово обличения.... Ведь и отцы не тогда только бывают отцы, когда детей по голове гладят и балуют, но и тогда именуются отцы, когда вразумляют и наказуют чад. И я много снисходил слабостям Вашим в надежде, что Вы будете исправны во всем, или, по крайней мере, смиренны в духе, но не тут-то было! Вот и при теперешнем посещении Вашем и выезде из обители, чем бы быть Вам в духе своем мирными, довольными, благодарными, радостными, что Бог утешил Вас и сподобил пробыть в обители святой восемь суток, а Вы, как будто обиженныя и недовольныя, расплакались неутешно, сердились, досадовали и жаловались. И на кого же? На своих людей, на сестриц, на матушку! Не стыдно ли Вам, любезный друг мой, так несмиренно поступать? Многие добрые люди, если и на часок побывают у нас в обители, как они после того относятся довольными, благодарными, а Вы, и неделю пробывши, отправились от нас с нахмуренным челом! Не знаю, что мне теперь с Вами делать? Где искать суда?! Для успокоения Вашего в духе, хотя и принял все погрешности Ваши за собственныя, но признаюсь, немирствие Ваше к матушке, и не обдуманныя и резкия слова опечаливали душу мою всегда, и сердце мое как будто морозом подирали, так что больно бывало все оное и видеть и слышать. Если б Вы сколько-нибудь постигли важность и величие лица родительскаго, тогда, может быть, не таковы были бы к ним. Они, т. е. родители наши по Бозе - бози наши суть... И не дивитесь Вы сему, ибо Сам Дух Святый устами Давидовыми наименовал их так: Аз рех: бози есте, и сынове Вышняго! Посему-то и повелевает Бог заповедию Своею чтить отца своего и матерь, и обещает нам за сие почтение в награду - благо, которое и будем мы вкушать не на земле только - временно, но и на небеси - вечно. Итак, любезнейшая, правду ли я говорю, что Вы в поступках своих против благочестивой родительницы своей вовсе неправы? Или вздумаете еще оправдывать себя? Я думаю, что за все погрешности Ваши противо матушки своей, необходимо нужна для Вас епитимия, о чем Вы меня когда-то и прашивали, и вот для пользы своей, и для смирения, не отрекитесь принять ее, а именно: Господи благослови! И у матушки своей со смирением и со слезами испросите прощения во всех своих грубостях и непослушании к ней. Второе: не проситесь у ней ко мне, и других не напрашивайте просить ее о том, но когда она сама без предложения сторонняго скажет Вам: съезди в обитель к батюшке! - тогда, как бы от Бога услышавши повеление, поспешите пожаловать к нам в обитель, где и меня увидите по прежнему с тем же добрым сердцем к Вам, как и прежде. Может быть епитимия таковая и неприятна будет сердцу Вашему, но Вы неоднократно уверяли меня, что все сказанное приемлете от меня как от уст Божиих: почему уверение таковое и докажите мне на самом деле, дабы был я удостоверен в истинном и не лестном расположении Вашем ко мне недостойному. Из писем прп. Антония Оптинского