Перейти к публикации

OptinaRU

Модераторы
 Просмотреть профиль  Активность

  • Публикации

    3 316

  • Зарегистрирован

  • Посещение

  • Дней в лидерах

    277

Записи блога, опубликованные пользователем OptinaRU

  1. OptinaRU

    Взвешенное слово

    Автор: OptinaRU,

    Однажды в Оптиной случился весьма убыточный пожар в гостинице. О. Моисей, зная, что все меры приняты, смотрел спокойно на огонь, который был потушен, когда против него стали с Казанскою иконою.
     
    Всегда молчаливый, особенно скрытен был о. Моисей, если кто пытался расспрашивать о его жизни и внутреннем его делании. Тут ничего нельзя было от него узнать. Когда кто говорил о. Моисею о его заслугах, он недоверчиво улыбался.
     
    Однажды посетил Оптину один архиерей — и, осмотрев скит, спросил о. Моисея, кто это устроил. О. Моисей уклончиво ответил, что это устроилось постепенно на здешнем месте.
     
    — Я и сам вижу, что на здешнем, но кто именно построил?
    — Настоятель с братиею.
    — Говорят, что вы все это устроили.
    — Я тоже при этом находился…
     
    После таких ответов гость уже более не допытывался.
    Говорил о. Моисей медленно, взвешивая каждое слово, и, слушая других творил молитву Иисусову, перебирая четки.
     
    Из книги Е.Поселянина «Русские подвижники XIX века»
  2. OptinaRU
    Главный редактор газеты «Завтра» Александр Андреевич Проханов о посещении Оптиной пустыни и о русских монастырях
     


     
    Несколько дней назад я побывал в Оптиной пустыни – это удивительное место на русской земле, впрочем, как и многие другие подобные. Кажется, что в этом месте Господь поцеловал Русскую землю и там, где он ее поцеловал возникла эта дивная обитель. Обитель славна тем, что в ней просияло созвездие старцев. Ни один старец, ни два, а целое семейство. Кажется, что эта земля, эти сосны, небеса и поймы рождали из поколения в поколение этих дивных ясновидящих светоносных людей.
     
    Оказавшись в монастыре я думал, что мой визит будет таким же, как и два предшествующих. Когда-то давно я привез моего страждущего друга, готового лечь на операционный стол. Пребывание в Оптиной пустыни помогло ему и сохранило жизнь еще на 5–6 лет. Второй раз я привез туда француженку русского происхождения аристократического рода. Она приехала в Россию среди зимы и ей выпало счастье побывать в Оптиной пустыни, о которой грезила ее семья в Париже и повидать которую они уже не чаяли. Я видел, как эта не молодая женщина там, среди этих храмов, надгробий и снегов, помолодела у меня на глазах. Ее лицо наполнилось румяностью, свежестью, бледные глаза стали ярко-синего или даже василькового цвета. Я вдруг подумал, что это место действительно наполнено живительными, таинственными силами, которые возвращают человеку молодость, свежесть, юность.
     
    Я вновь приехал в Оптину пустынь и был встречен монахами. Не теми, что живут в собственной обители, а теми, которые живут в скиту подле самой Оптиной пустыни, в Оптином скиту, расположенном на краю дремучего заповедного леса. Среди дубрав и реликтовых сосен. Они оказали мне милость, они оказали мне внимание. Привели меня в свой заповедный скит, куда не каждому есть путь и дорога. Они привели меня в храм, где сто лет тому назад начиналось моление оптинских старцев. Была уже глухая ночь, храм стоял темный, пустой, в нем горела одна-единственная лампада, которая освещала иконы и росписи. Освещалась икона, на которой был написан весь сонм оптинских святых златыми нимбами.
     
    Монахи сдвинули посреди храма две деревянные скамьи. На одну усадили меня, на другую сели сами. Это скитоначальник отец Тихон, его сотоварищ по постригу отец Семеон и еще один Тихон. Мы долго говорили среди ночной тишины при свете этой лампады. Странно то, что мы говорили на одном языке. Ведь я светский человек, а они монахи, находящиеся чуть ли не в затворе в этом скиту, но мы говорили на одном языке.
     
    Я интересовался их мнением о России. В XX веке Россия была поднята на крест. Сошла ли она с креста сегодня, в начале XXI века, или все же продолжает висеть на нем? Вспоминая священную и светоносную победу 1945-го года я спрашивал их о новомученниках, которые снискали страшную мученическую смерть в 20-х годах во время гонения на церковь. Не являлись ли они теми молитвенниками, которые приблизили эту победу и которые незримо летели впереди сталинских танковых колонн, атакующих Берлин?
     
    Еще я спрашивал о гонениях на церковь. Быть может в какой-то степени это знак гнева Божьего, который не смирился с тем, что церковь XIX века — начала XX века была церковью остывшей и из нее исчез огонь. Ее огненность сменилась теплотой и этот страшный удар, который был нанесен по церкви, превратил ее из церкви тучной, тихой и молчаливой в мученическую, огненную и
    Христову церковь.
     
    Еще мы рассуждали о том, что как странно – вот картина этого богоборческого русского интеллигентного мира, который смеялся над священниками, сочинял всевозможные анекдоты и дурные притчи о них. Рисовал такие картины, как «Крестный ход в Курской губернии», где пьяный люд и пьяное духовенство едва ли не опрокидывают эту коренную икону Божьей Матери. Также и картина «Чаепитие в Мытищах», где за летним столом сидит самодовольный, тучный, лоснящийся священник и дует на блюдце с чаем. Буквально через десять лет этот тучный священник мог быть распят на вратах своего храма или брошен заживо в негашеную известь и из этого умиротворенного довольного спокойного сельского батюшки мог превратиться в святомученика.
     
    В чем промысел Господень, связанный с сегодняшней Россией? Не является ли сегодняшняя, а также вчерашняя, а также предвечная Россия, вечной мученицей, вечным агнцем, который приносится Господом в жертву? Отсюда все и муки народные, и побоища, и пожарища, и непрерывные нашествия.
     
    Странным образом исполненная такой тихо возвышенной религиозности русская земля в середине и в конце XIX века, была вся покрыта монастырями, храмами, алтарями и являла пример высокого духовного служения. Не является ли эта ее святость и наполненность духом причиной этих побоищ и этих избиений? Если Россия агнец, то она должна быть святой. Чем чище, чем светоноснее народ, тем ближе он приближается к агнцу Христову.
     
    Мы сидели на протяжении нескольких часов и говорили о вещах, которые казалось бы не были связаны ни с фондовыми рынками, ни с проблемой реконструкции страны, ни с Сирийским кризисом. Мы говорили о вещах чрезвычайно насущных и важных.
     
    Я понял, что эти монахи, которые проводят всю свою жизнь, с утра до вечера, в таких размышлениях и сопровождая их молитвами – они также сопровождают эти размышления непрерывной и недоступной нам, светским людям, работой. Они – работники. Их работа связана с тем, чтобы как можно глубже выкопать колодец соединяющий землю с небом. Здесь, в этом ночном храме, в Оптиной пустыни небо соединяется с землей. Происходит встреча небесного и земного.
     
    Они рассказали мне, что смысл человеческого существования, а также смысл их монашеской молитвы состоит в том, чтобы встреча Господа и человека произошла здесь, на Земле. До того, как человек умрет. Если на земле этой встречи не произойдет, то там, по ту сторону смерти, этой встречи уже точно никогда не случится. Все их деяния, весь их труд, все тайные и неведомые технологии, связанны с молитвенными стояниями, с тем, чтобы во время молитвы она дошла до Господа и вернулась назад с ответом и благодатью, чтобы во время молитвы им ничего не мешало, чтобы распахнувшаяся навстречу Господу душа, как можно дольше оставалась в этом состоянии открытости и светоносности. Свет, который они добывают с Неба, не остается в их распоряжении. Они выплескивают его за ограды монастыря, наполняя им казармы, конторы, офисы, человеческие семьи, остроги. В этом их огромная работа.
     
    Они рассказывали мне о том, как мучительна и тяжела эта работа. Иногда страшна, потому что приходится принимать людские грехи, которые такой тяжестью и болезнетворностью наполняют их душу. Им приходится эти грехи – как человеческие отходы, как скверны, как страшные болезни, эпидемии, живущие в человечестве – приходится брать на себя, заражаться этими болезнями, а потом исцелять из себя и того, кто их принес.
     
    Я подумал, почему сюда в Оптину пустынь стремился Гоголь? Почему сюда стремился наш великий философ, мистик Владимир Соловьев, автор учения о Софии Премудрости? Почему здесь бывал Достоевский? В нескольких романах Достоевского, в "Братьях Карамазовых" точно присутствует Оптина пустынь. Старец Зосима из Карамазовых это старец Амвросий. Сюда рвался и Толстой. С Оптиной пустынью связана мучительная толстовская драма, толстовская вера, толстовское неверие, толстовская гордыня, толстовское смирение и толстовская смерть. Физическая смерть.
     
    Видимо здесь отыскивались ответы на самые главные, мощные и грозные проблемы, которые стоят перед человечеством в целом. Это чувствовали наши великие художники и стремясь решить эти проблемы в своих произведениях или романах, они хотели сверить свои достижения, снять свои сомнения общаясь с людьми имя которым «старчество».
     
    Старцы – это абсолютно русский путь, русское явление и достижение. Старцы это те люди, которые не имеют особого статуса, они не монахи и не схимонахи, они даже не обязательно должны были находиться в стенах монастыря или обители. Старцы - это те люди, которые через непрерывное покаяние и смирение, а также невыразимую, неизъяснимую любовь, которую они несут к себе, к людям, к падшему и очень злому миру, стали прозрачными для высших сил, для воли Божьей. Через них, как через просветленное стекло, видны райские смыслы и райские сущности. Те из нас и русских художников, кто считает и ищет, как на нашей многострадальной несчастной и великой Земле установить эти райские смыслы и насадить эти сады. Конечно же, они тянутся к Оптиной пустыни, чтобы здесь в беседах с монахами попробовать, каждый на свой лад, ответить на эти могучие вопросы.
     
    Удивительно, что монастыри, которые, слава Тебе Господи, возрождаются на Руси и их становится все больше и больше, и которые покрывают Россию такими невидимыми лампадами – эти монастыри знают друг о друге. Они перекликаются, аукаются, подают друг другу весть и охватывают Россию сетью невидимых духовных световодов. Когда эти монастыри были разорены и разрушены, когда по всей России стояли взорванные и поломанные храмы – удивительно, что и в этом виде они продолжали проповедовать и благоденствовать.
     
    Я подумал, что такое могучее явление нашей советской литературы, как деревенская проза – быть может оно возникло под воздействием этих таинственных храмов, которые стояли во всех русских деревнях. Поруганные, оскверненные, со сбитыми крестами, с продранными куполами, с мерзкими надписями на стенах. В этом оскорбленном виде храмы продолжали проповедовать и благоденствовать. Их благую весть услышали наши замечательные писатели – Распутин, Белов, Абрамов, Личутин, Рубцов.
     
    Удивительно, что эти разоренные храмы и монастыри становились местом, где быть может находили последнюю муку и последнее утешение множество невольников, зеков. Был обычай устраивать в монастырях колонии, тюрьмы. Чего стоит Соловецкая тюрьма в монастыре, чего стоит монастырь в Верхотурье, где была построена детская колония для маленьких злобных хулиганов. Чего стоит Валаам, куда после войны поместили наших ужасно израненных воинов и солдат лишенных рук, ног, может быть языка и глаз. Они были собраны там и оставались там. Наверное, многие из тех, кто потом получил пулю в лоб, или скончался от тоски, или был забит насмерть, или умер от голода и холода в этих неотапливаемых монастырских стенах – быть может они с этих стен, из этих облупленных фресок, из этих оставшихся в куполах ангельских и божественных ликов получали свое божественное напутствие, получали свое предсмертное духовное спасение.
     
    Я думаю, что чем дальше я погружаюсь в мир монастырей, тем острее я ощущаю их абсолютную насущность в сегодняшней жизни, где нет больше нравственных школ, где нет в миру светских духовных авторитетов и где монастырь является для многих школой. Для многих спасением, куда стремится измученная русская душа, спасаясь от скверны и мерзости, которая царит в миру. Монастыри отворяют русским людям свои двери, как во времена татаро-монгольского нашествия, когда горели русские пассаты и люди затворялись в монастырях сохраняя там грамоту, сознание, историческую память, писали книги и рисовали дивные буквицы на летописных пергаментах.
     
    Я думаю, что в России, как бы не складывалась ее судьба, трагически или патетически, монастыри будут играть громадную светоносную роль и сделают Россию одним огромным братским монастырем.
     
    Источник
  3. OptinaRU

    О старце Нектарии

    Автор: OptinaRU,

    Более тридцати лет назад* я приехал в село Нижние Прыски. По милости Божией я получил приход в этом селе, расположенном совсем недалеко от знаменитой Оптиной Пустыни. Среди прихожанок храма оказались совсем пожилые женщины, которые хорошо помнили Оптинского старца Нектария, виделись с ним, беседовали, были его духовными чадами, большими и задушевными почитателями. Вот они-то собрали около двухсот рублей денег и попросили, чтобы я поменял старую сгнившую деревянную ограду на могиле старца Нектария на новую, металлическую. Благоговейно, с душевным трепетом принял я это приношение от семидесятилетних женщин и решил поскорее взяться за дело. В Оптиной тогда было училище. С помощью рабочих удалось сделать металлическую ограду и погрузить в машину металлические бочки с водой, цемент, песок, гравий, ломы, лопаты и прочие строительные принадлежности.
     
    Отправились мы в село Холмищи. Я ехал впервые и дороги не знал. Заехали мы далеко в глушь; перед нами кончилась дорога и оказалась небольшая речка. Мост почему-то был разобран, а на его месте плавали ветхие бревна и доски. Что делать? Глубина реки небольшая, но на машине перебраться никак нельзя и развернуться невозможно. Казалось, человеческие силы здесь беспомощны. Я перекрестился, мысленно попросил Небесного заступничества и стал налаживать переправу. С трудом собрали мы бревна, на них положили доски горбылем вниз. Посмотрел я на наш мост, и показался он мне очень неустойчивым. Бревна были старые, полусгнившие, плохо скрепленные, а грузовик тяжело груженый, если завязнет — не вытащишь.
     
    Но с Божьей помощью машина проскочила, причем доски разлетелись. Оглянулись мы назад и не поверили, что машина могла здесь пройти. Колеса были мокрые, доски тоже, машина могла моментально слететь. Это было большое чудо, малая часть явленной благодати, которая не только видится, но и чувствуется сердцем. В сердце мое залегло ощущение, что случившееся с нами было не просто случайностью или удачей, но великим знамением Божиим по молитвам старца Нектария.
     
    ***
    В Нижних Прысках жил художник, Николай Никифорович Беляев. Он любил Оптину, часто посещал ее и встречался со старцем Нектарием. Во время Первой мировой войны он, будучи военным, познакомился с английским офицером, которому предложил посетить Оптину Пустынь. Англичанин, с холодностью и выскомерием относившийся к русским, все же из любопытства решился ехать в обитель. И как только он перешагнул порог келлии старца Нектария, Батюшка заговорил с ним на английском языке, поведав ему о его внутреннем состоянии. Это настолько поразило гордого англичанина, что тот был глубоко тронут и долго не мог забыть ту неповторимую встречу.
     
    ***
    Много раз приезжала ко мне Надежда Алексанровна Павлович. После закрытия Оптиной Пустыни она была направлена наблюдать за сохранностью монастырской библиотеки. Здесь она впервые познакомилась со старцем Нектарием, а потом стала его преданной духовной дочерью. Несмотря на строгое запрещение Старца, Надежда Александровна не находила в себе желания и силы воли бросить греховную привычку курения.
     
    И вот однажды закуривает она очередную папиросу и вдруг случается с ней какой-то неожиданный удар и обморок. Пролежав некоторое время без памяти и очнувшись, она увидела разбросанные кругом папиросы. С тех пор она оставила этот страшный порок. Произошло это все, безусловно, по молитвам старца Нектария. По словам Надежды Александровны, Старец заповедовал в трудных душевных обстоятельствах и ситуациях приходить к нему на могилку, обещая свое заступничество, утешение и помощь в скорбях.
     
    ***
    Могилочка старца Нектария, земелька на ней и песочек наполнены удивительной благодатью Божией. Рассказывали мне духовные чада Старца такой случай. Одна старушка жила в Москве на проспекте Мира в небольшом деревянном доме. Видя огромное строительство многоэтажных домов вокруг и опасаясь за свой домик, она стала просить заступничества у старца Нектария. Посыпав вокруг своего жилища земельку с могилки Батюшки, она стала усердно молиться Старцу, чтобы он помог ей остаться жить в домике, к которому она так привыкла. И произошло чудо! Огромное строительство дошло до ее дома, перешагнуло через него и пошло дальше. Только после ее смерти этот домик был снесен, а на его месте практически в самом центре города был устроен цветник. Это я видел собственными глазами.
     
    * Из воспоминаний протоиерея Леонтия, настоятеля Преображенского храма в селе Нижние Прыски, опубликовано в 1996 году
     
    Из книги "Преподобные Оптинские старцы. Житие иеросхимонаха Нектария"
  4. OptinaRU
    Однажды маленький Коля, будучи тяжелобольным, умирал, и врачи уже не надеялись его спасти; тело мальчика начало холодеть, а подносимое к его губам зеркальце безжалостно свидетельствовало о непоправимом... И только мать продолжала слезно молиться, растирая тельце, не отступая от святителя Николая, молитвенно прося его вернуть мальчика к жизни. И Господь, по молитвам матери и святого угодника Своего, вернул его к жизни. Но к жизни не простой — к служению Богу.
     
    В монастырь Николай и его младший брат Иван поступили несколько необычным порядком. В то время, как Иван рвался туда, сильно тяготясь пребыванием в миру (в 17 лет), не желая и думать о семейной жизни, влекомый в монастырь по юношескому максимализму, Николай сделал этот шаг более спокойно, как бы не по своему желанию, но ведомый Господом, легко последуя Его святой воле. Он даже на вид как бы и не принимал участия в этом выборе, предоставив его Господу. Нужно отметить, что и сам монастырь не был выбран самочинно, а выпал по жребию: братья разрезали на полоски список Российских монастырей, вырванный из справочника, и, помолившись, вытянули Оптину, о существовании которой до того времени ничего не знали. Затем владыка Трифон (Туркестанов), сам некогда подвизавшийся в этой святой обители, благословил их попробовать пожить в Оптинском монастыре.
     
    Когда Николая уже приняли в скит, разговор его со старцем Варсонофием был таков: «...Батюшка начал говорить о принятии нас. Иванушка только этого и ждал. А что же мне?
     
    — Как вы, Николай Митрофанович?
    — Я не знаю, батюшка, как вы скажете, есть ли смысл поступать мне в скит или подождать до времени, ибо вы прежде говорили, что придет время.
    — Конечно, есть. Поступайте.
    — Хорошо».
     
    И уже через год (!), 30 января 1909 года, старец впервые назвал его, 20-летнего юношу, своим сотаинником!
     
    24 мая 1915 года инок Николай был пострижен в мантию с наречением имени Никон, а 3 ноября 1917 года рукоположен в сан иеромонаха.
     
    На долю преподобного Никона выпало перенести закрытие Оптинского скита и самого монастыря, постепенное изгнание оттуда всей братии, два ареста и, наконец, ссылку на далекий Север (3 года и 5 месяцев, а вместе с тюремными заключениями — 4 года и 4 месяца). Он разделил судьбу страны, судьбу своего народа, горячо любимого им, истинным сыном Православной Церкви.
     
    Подвиг старчества он принял на себя тоже за послушание, как это и было заведено в Оптине. Архимандрит Исаакий II, последний настоятель обители, вынужденно покидая ее, сказал: «Отец Никон! Мы уходим, а ты останься. Благословляю тебе служить и принимать на исповедь».
     
    Вторично его арестовали 1/14 апреля 1927 года, в день памяти преподобного Варсонофия Оптинского, и сослали в Архангельскую область. Три года провел преподобный Никон в лагере «Кемперпункт“. В ссылке он вел обширную переписку как с чадами, так и с некоторыми оптинскими отцами. Чад он всячески утешал, поддерживал и укреплял духовно, ни минуты не поддаваясь ни унынию, ни духовному расслаблению, грозившим в нелегких условиях ссылки. Вот строки из его писем духовным чадам, написанные из тюрьмы и из ссылки:
     
    “Христос посреде нас! Волею Божиею нам, чада мои, должно разлучиться. Так судил Господь. Покорно и смиренно примем эту волю Божию. Если кто желает, чтобы постигшая нас скорбь была ему на пользу, тот должен винить в ней самого себя, и больше никого. Каждый должен думать, что страдает за свои грехи. Так думающий и смиренно терпящий получит милость Божию. Кто будет винить кого-либо другого, и потому немирствовать немирствовать на него, тот выкажет этим свое неверие Богу, и сам до себя не будет допускать милости Божией. Пусть совесть каждого скажет ему самому, есть у него грехи или нет. Если есть, то пусть только себя и винит, и молчит, не осуждая и не укоряя других. Таков закон духовный. Любовь к Господу, и в Господе ко мне грешному, выразите общею любовию и миром между собою...»
     
    3/16 августа 1930 года преподобного Никона «переместили» из Архангельска в город Пинегу. Больной, он долго скитался в поисках жилья, пока не договорился с жительницей села Воспола. Кроме высокой платы, она требовала, чтобы батюшка, как батрак, выполнял все тяжелые физические работы. После кровоизлияния в венах ноги, сопровождавшегося повышением температуры до 40 градусов, состояние здоровья преподобного Никона ухудшалось с каждым днем, к тому же он недоедал. Однажды от непосильного труда он не смог встать. И тогда хозяйка стала гнать его из дому. Отец Петр (Драчев), тоже ссыльный оптинец, перевез умирающего к себе в соседнюю деревню и там ухаживал за ним. Физические страдания не омрачили духа верного раба Божия; погруженный в молитву, он сиял неземной радостью и светом.
     
    В последние месяцы своей болезни он почти ежедневно причащался Святых Христовых Таин. В самый день его блаженной кончины он причастился, прослушал канон на исход души. Лицо почившего было необыкновенно белое, светлое, улыбающееся чему-то радостно.
     
    Скончался преподобный Никон Оптинский исповедник 25 июня /8 июля 1931 года от туберкулеза легких и сподобившись мирной христианской кончины.
     
    Преподобноисповедниче наш отче Никоне, моли Бога о нас.
     
    Из книги «Оптинский патерик»
  5. OptinaRU
    Письма оптинских старцев написаны сжатым, емким языком, в то же время включающим народно-разговорные элементы, которые привносят в строгое повествование яркую, живую, энергичную струю. Особенными знатоками и любителями народной речи, различных присказок и пословиц были старцы Лев и Амвросий.
     
    Серьезные предметы, облеченные в образную, рифмованную форму, легко запоминались и становились известными далеко за пределами обители. Традиция такого рода наставлений возникла в Оптиной при старце Льве. Как отмечал составитель жизнеописания о. Льва архим. Агапит (Беловидов), «обладая опытною духовною мудростию, о. Леонид изобильно преподавал свое учение другим и, не стесняясь никакими человеческими соображениями и опасениями, прямо, открыто и искренно возвещал слово истины, не заботясь наперед об изысканной учтивости, смягчении выражений и о том, кому что сказать; а говорил и действовал без приготовления, по духовному чувству, или внушению Божиему, и почти со всеми обращался на ты.
     
    В разговоре старца замечалась какая-то резкая особенность, только ему одному свойственная. Совокупляя духовную силу слов Писания с краткословным, но выразительным русским народным наречием, он попеременно растворял одно другим, где находил это полезным… Слово его падало прямо на сердце: одного утешало в скорби, одушевляло безнадежного, разрешало от уз самого отчаяния, заставляло повиноваться и веровать неверующего; кратко – могло человека плотского обратить на путь духовной жизни, конечно, искренно ищущего сего».
     
    К своим ученикам старец относился требовательно, но в то же время с отеческой любовью и нежностью. Искреннее, лишенное высокомерия и важности, такое обращение сразу располагало к старцу сердца людей. Близких учеников старец называл «деточками» и обращался к ним: Мишутка, Саша-Алексаша, Арсеньюшка, Аникий-невеликий. Часто при общении с близкими учениками старец давал им шутливые прозвища, которые, с одной стороны, подчеркивали главные черты характера и служили для их смирения, а с другой – показывали и острую наблюдательность старца, склонного в шуточной форме обратить внимание человека на те черты характера, которые, возможно, нуждались в исправлении.
     
    Например, о. Антония (Бочкова), впоследствии настоятеля Череменецкого Иоанно-Богословского монастыря, искреннего любителя литературы, который и сам писал стихи, хорошо рисовал, но вследствие нежного воспитания часто падал духом, считая, что монастыри переживают последние времена, старец называл «последним римлянином». Как свидетельствует жизнеописание, старец иногда рассказывал анекдоты из римской истории, которую знал хорошо из старинных переводов Тацита и других писателей.
     
    Своего ученика о. Геронтия (впоследствии строителя Калужской Тихоновой пустыни), искренно привязанного к старцу, но обладавшего вспыльчивым характером, старец в рясофоре называл героем, а при постриге в мантию, когда его нарекли Геронтием, стал называть «горлантий», а иногда «горлан». Когда же он назначен был в Тихонову пустынь, старец обращался к нему почтительно: «отец строитель».
     
    Иногда емкие, хлесткие наименования давались старцем с целью отрезвить человека, сбить с него излишнюю гордость и напыщенность и привести к единому правому пути – смирения и сокрушения о своих грехах. Как вспоминал послушник Алексей Иванович Васильев, только поступив в монастырь, он задумал прочитать главы из «Добротолюбия» прп. Каллиста, но сомневался, что ему как новоначальному старец благословит это чтение. И тогда он пошел на небольшую хитрость.
     
    «Посему я начал просить у него книгу при многих посетителях, полагая, что он, быв занят знатными лицами, не войдет со мной в подробный расспрос о чтении. Сверх моего ожидания батюшка о.Леонид, оставив разговор с гостями, с особенным участием стал спрашивать, для чего мне понадобилось «Добротолюбие» и какие места я желаю читать. Когда же я ему объявил, то он, посмотрев на меня, сказал: «Как ты осмеливаешься за такие высокие предметы браться? Шишка! Помни Симона волхва, как он высоко поднявшись, опустлся низко; так и ты, буде не смиришься, погибнешь».
     
    Как писал архим. Агапит, «при видимой простоте, а иногда и как бы грубости, обращение старца никого не оскорбляло и в этом отношении представляло совершенную противоположность тому, что мы видим у людей, на которых нередко исполняется псаломское слово: умякнуша словеса их паче елея, и та суть стрелы. У старца Леонида, напротив, в формах по видимому иногда резких, высказывалась всегда святая истина и видна была незлобивая и любящая душа и отеческая заботливость о спасении духовных его детей».
     
    Из книги В.В.Кашириной «Литературное наследие Оптиной Пустыни»
  6. OptinaRU
    Стихотворение, обнаруженное в архивных материалах для подготовки к изданию Жизнеописания старца Амвросия, вероятно, одно из многих, которые были написаны после кончины старца сердцами любящими его и благодарными.



    .




     
    † Памяти Иеросхимонаха Амвросия
     
    Хибарка
     
    Пишу не вымысел и не стихи, а то, что было.
    В бору сосновом, вековом, в Оптиной Пустыни, отдаленной
    от суеты и треволнений городских, близ Обители священной,
    хранилища преданий вековых, в Скиту уединенном
    хибарка бедная стояла.
     
    А в ней всегда народ: из дальних стран,
    из ближних мест, со всех концов России.
    Народ спешит, толпится, но не шумит;
    на лицах озабоченность и думы, печаль нередко.
    Но что ж их привлекло сюда?
     
    В хибарке душно, тесно, низки потолки, и не то, что сесть,
    а часто негде стать от тесноты, окошки малы,
    от того в ней полусвет, но лампады теплятся
    и мягко освещают полумрак убогого жилища.
    Икон там очень много:
     
    на стенах пустого нет местечка. Иконы бедные, простые,
    подчас лубочные картины – изображения монастырей
    и схимников, меж ними есть прекрасные гравюры,
    есть много фотографий, и много ученических
    работ иконописных.
     
    Долго в ожидании я стояла и все я там пересмотрела.
    Народу масса: женский пол–монахини, и дамы, и крестьянки,
    купчихи, дети и мещанки – все сословия тут теснятся,
    от слоя высшего,до крайней нищеты.
    И все тут приняты, уравнены – все ждут.
     
    Мужчины, те подходят с отдельного крылечка,
    Мы их не видим тут; приемная для них отдельная,
    они идут в Святые Скитские ворота.
    «Как душно здесь, тулупов запах, жарко и двинутся-то негде,
    сидят все на полу монашки!»
     
    Но, Боже мой, когда ж я, наконец, дойду до Старца,
    уж силы нет, уж две недели жду! А тут я слышу:
    другая ждет уж пять недель.
    Но вот настал и мой черед: вошел и стал
    передо мною маленький келейник (монах).
     
    «Вас Батюшка зовет, скорей идите». Волнение и радость
    охватили душу. Спешу, теснюсь через толпу.
    Вхожу я в маленькую келью (комнату), в углу стоит кроватка,
    а на ней лежит маленький, весь в белом, с белою бородкой и
    в черной камилавке старичок.
     
    Да как Он бледен, точно восковой. Он, видимо, изнеможен,
    Он еле дышит. Я тихо подошла к Нему и стала на колени.
    Таков обычай здесь для всех: и светских, и монахов, и
    знатных, и простых. Старец слегка приподнялся и взглянул
    мне прямо в душу.
     
    Что за взгляд: Он, кажется, все видел,
    всю глубину, всю жизнь. А участия сколько в этом взгляде
    и любви глубокой….
    И невольно, сразу, высказалась



    Говорила много еще как много оставалось…
     
    Слушал Старец и смотрел и под



    Его взглядом все воскресало, все оживало,



    вся жизнь молодая предстала ярко, как вчерашний день.
    Чего и ждала, чем забыла теперь все сказала.
    Старец все смотрел в глаза и кажется со мною жил душой одной…
     
    23 февраля 1897 г.


  7. OptinaRU
    Духовная жизнь внутреннего человека, по сказанию святых Отцов, разделяется на две части: деятельную и умозрительную. Первая есть сеяние добродетелей на сердечную ниву исполнением заповедей, вторая – радостная жатва, брак души, очищенной от страстей заповедями, с женихом Христом в тайных чертогах сердца совершаемый. Кто взойдет на брак сей не в брачной одежде, а в рубищах, т.е. кто несмысленно и дерзостно пожелает, не совлекши с себя рубища страстей и не облекшись в брачную одежду чистоты, войти в брачный чертог – внутреннюю клеть сердца своего – таковому, по словам евангельским, связываются руки и ноги, т.е. прекращается течение его по пути благочестия, погибают все труды его, и ввергается он «во тьму кромешную» – в невежество, рождающееся от гордыни, в коем человек, не помня самого себя, мечтает, что он все знает и будто служит примером добродетели.
     
    И некоторые, ощутивши в себе некое желание к добродетельной жизни, яко страстные, страстно рассуждают и полагают вместо основания своих подвигов самомнение и гордость, не могши, бедные, к сожалению, распознать лица ея, имея очи ума, ослепленные страстями. Они прежде деятельной части стремятся ко второй и, так сказать – прямо из блудилища страстей бесстыдно ищут прикасаться чистейшему Владыке! Весьма редкие избирают тесный и прискорбный путь делания заповедей, который заповедал нам Господь Иисус Христос. Потому-то Он и изрек святейшими Своими устнами по окончании притчи о человеке, вшедшем на брак сына царева не в брачной одежде, что «мнози суть званны, мало же избранных» (Мф. 22, 14).
     
    Из писем прп. Льва Оптинского
  8. OptinaRU
    Умудряйся направляться к внутреннему христианству и старайся отражать все противные помышления молитвенным призыванием имени и помощи Божией. Я много раз тебе писал: как бы ни казались благовидны и достоверны приходящие помышления, но если они приводят в смущение, это явный признак, что они с противной стороны и, по Евангельскому слову, называются волками в овчих кожах.
     
    Правильные помышления и рассуждения успокаивают душу, а не возмущают; только при этом всегда должно стараться дела и поступки других предоставлять суду Божию и собственной воле человека, памятуя апостольское слово (Рим. 14: 12): кийждо сам о себе слово воздаст Богу. Есть и духовная ревность не по разуму; такой ревности всячески следует избегать, потому что такую ревность святой Исаак Сирин относит к великому недугу душевному.
     
    Не вотще сказано в псалмах (Пс. 33: 15): Взыщи мира, и пожени и; то есть всячески избегай того, что нарушает мир твой душевный, как бы ни казалось это благовидно. Бог судит человека не просто по делам, но по намерению дел; а намерение это только Ему Единому известно. Ежели мы в чем-либо немоществуем, то должны в этом принести искреннее покаяние, и смиряться, и никого не осуждать, и никому не досаждать.
     
    В последнем письме пишешь, что к прежним скорбям прибавилось у тебя новое горе. Неизвестно, как пропала безымянная акция.
     
    Чтобы избежать греха, вернее и лучше ни на кого не думать; а полагать, что это испытание и искушение послано тебе за какой-нибудь грех. Подобные искушения посылаются за непристойные мысли о ближних. В утешение свое помышляй, что пропавшая сумма вменится тебе выше милостыни и благотворения. Когда человек делает какое-либо благотворение или милость, то невольно незаметно окрадается тщеславием; при пропаже же какой-либо суммы тщеславию места нисколько нет; отстраняется оно скорбным неприятным чувством.
     
    Ты недавно мне писала, что стала находить толк в скорбях. И в этом случае старайся отыскивать толк настоящий, что Промысл Божий разными случаями приводит нас к полезному и спасительному. Предавайся воле Божией, и успокоишься.
     
    Из писем прп. Амвросия Оптинского
  9. OptinaRU
    Братья Путиловы и пришедшие с ними иноки начали постройку Скита, и вскоре посреди лесной чащи появились несколько келий и деревянный храм во имя Иоанна Предтечи. Постепенно налаживалась скитская жизнь. Скитоначальником был отец Моисей. Отец Антоний трудился на разных послушаниях, пребывая в полном подчинении у брата. 24 августа 1823 года отец Антоний был посвящен Владыкой во иеродиакона. 
    В 1825 году отец Моисей принял в свое управление обитель, а отца Антония владыка Филарет утвердил скитоначальником, на место брата. Во иеромонаха он был рукоположен в 1827 году. Теперь все его заботы были о благоустройстве скита – как внешнем, так и внутреннем, братство скита росло, вместе с тем прибавлялось и забот. Отец Антоний стал скитоначальником в тридцатилетнем возрасте, в его подчинении оказались многие иноки, старше его возрастом и занимающие более высокие ступени в монашестве. Но он, несмотря на молодые годы, благодаря своей мудрости и смирению умел обходиться со всеми так, чтобы никого не задеть. Кроме того, сам он являл такой убедительный пример послушания, во всем повинуясь настоятелю, что в его «руководстве» никто не мог увидеть какого-то самочиния и стремления начальствовать.
     
    В начале 1830-х годов братии в Скиту было еще недостаточно. Отец Антоний нес множество послушаний. У него был келейник, который одновременно был также садовником, поваром и хлебопеком, так что скитоначальник сам обслуживал себя. «Как самый бедный бобыль, живу в келье один,— писал он,— сам и по воду, сам и по дрова». Он же сам в основном совершал и богослужения. Благодаря его любви к церковной службе, уставу, богослужения в скитской церкви отличались особым благоговением. Предоставим слово современнику, бывавшему в Предтеченском скиту, когда начальником там был отец Антоний: «Величественный порядок и отражение какой-то неземной красоты во всей скитской обители, часто привлекали детское мое сердце к духовному наслаждению, о котором вспоминаю и теперь с благоговением, и считаю это время лучшим временем моей жизни.
     
    Простота и смирение в братиях, везде строгий порядок и чистота, изобилие самых разнообразных цветов и благоухание их, и вообще какое-то чувство присутствия благодати невольно заставляло забывать все, что есть вне обители этой. В церкви скитской мне случалось бывать преимущественно во время обедни. Здесь уже при самом вступлении, бывало, чувствуешь себя вне мира и превратностей его. С каким умилительным благоговением совершалось священнослужение! И это благоговение отражалось на всех предстоящих до такой степени, что слышался каждый шелест, каждое движение в церкви. Клиросное пение, в котором часто участвовал сам начальник Скита отец Антоний, было тихое, стройное и вместе с тем величественное и правильное, подобного которому после того я нигде уже не слыхал... В пении скитском слышались кротость, смирение, страх Божий и благоговение молитвенное... Что ж сказать о тех вожделеннейших днях, когда священнодействие совершалось самим начальником Скита отцом Антонием? В каждом его движении, в каждом слове и возгласе видны были девственность, кротость, благоговение и вместе с тем святое чувство величия. Подобного священнослужения после того я нигде не встречал, хотя бывал во многих обителях и церквах».
     
    Автору этих воспоминаний вторит и другой современник отца Антония, игумен Антоний (Бочков): «Превосходный чтец и певец, один из лучших уставщиков всего монашества; он был первым украшением Оптинской, особенно скитской церкви, которая стала для него любимым, единственным местом духовной отрады, его первою мыслию, его жизнию. Он соблюдал в ней порядок, ее священный чин, возлюбил ее красоту, чистоту; готов был устами отвевать малейшую пылинку, замеченную им на лице возлюбленного его малого храма, восходившего при нем постепенно в свое благолепие, и срубленного в начале его секирою. Служение девственного старца было истинным богослужением. Весь отдаваясь Духу Утешителю с первого воздеяния рук, он до исхода из храма не принадлежал себе, а кажется, перерождался и соединялся с херувимами, которых изображал втайне пламенным и стройным служением своим. Исходя из церкви для келейной тихой жизни, он становился опять первым рабом старшего брата, безмолвником по любви и по благословению отца».
     
    В бытность отца Антония начальником Скита его насельниками стали будущие знаменитые старцы Леонид и Макарий. И игумен Моисей, и отец Антоний, сами обладавшие немалыми духовными дарами, внутреннее руководство обителью и Скитом передали старцам.
     
    Из жития прп. Антония Оптинского
  10. OptinaRU
    Слово прп. Никона Оптинского, сказанное на празднование Тихвинской иконы Божией Матери
     
    Нужно быть добрым христианином и по жизни своей, и по словам, и по молитвам своим.
    Кто вчера внимательно слушал чтение канона и акафиста, тот мог заметить, как много там вложено прекрасных, возвышенных чувств и мыслей, особенно в каноне. Прежде всего, церковный писатель, составитель этих церковных песнопений молит Господа Бога, чтобы Господь Бог вразумил его и дал ему слово, как должно петь, как должно молиться.
     

    Из этого ясно, что мы сами по себе, без Божественной помощи и помолиться-то не в состоянии: не можем мы молиться как следует и не знаем как, и о чем молиться. <…> 
    Сознавая свое недостоинство, могущее отразиться в составляемых молитвах, писатель песен церковных просит Господа Бога, чтобы не возгнушался Господь Бог и Матерь Божия составляемыми и приносимыми молитвами и принял бы усердие наше, так как желания, с которыми приносится молитва, искренни и святы, предмет молитвы свят. "Устнами смиренными принесох Ти препростое сие, Всепетая, пение, понеже груб есмь многогрешный и недостоин по достоянию воспети Тя, но усердно на Твоя щедроты надеяся, яко Спасителя сего мира родила еси: не возгнушайся, Царице, приими сие и спаси мя" (Последний тропарь 9-й песни канона).
     
    Но далее, как бы в дополнение сего, слышим: "... яко чистота, воздержание и молитвы сердечные угоднее Тебе паче хвалы единых точию уст" (9-й икос акафиста иконе Скорбящей Божией Матери). Хорошо, если вы воздаете похвалы Божией Матери, но это недостаточно, Божией Матери угоднее совершение на деле самих добродетелей, а не хвалы только одних уст.
     
    Если вы говорите и молитесь о добродетелях, надо, чтобы это оставалось не на устах только, но чтобы слова и молитвы о добродетелях переходили в дела, в самую жизнь. А то говорить ведь можно много, но без толку.
     
    Старец о. Амвросий однажды сказал одному человеку, который просил у него много слов назидания, что "нужных слов очень немного", ибо Царство Божие не в слове, а в силе. Иногда с одного слова душа приходит в восхищение духовное и преисполняется самыми святыми чувствами, желаниями и намерениями. Поэтому и просим мы, чтобы не слова одни только оставались у нас, а, если мы поем и говорим о добродетелях, то должны и совершать эти добродетели, иначе слова будут не в назидание, а в отягощение слушающим и самим себе.
     
    Ибо, действительно, как может человек невоздержанный учить воздержанию? У него нет на это дерзновения. Или как может чревоугодник говорить о посте? Он не имеет дерзновения, слово его будет пустое, бессильное.
     
    Так вообще и все мы, если желаем быть истинными христианами, то должны быть ими не на языке только, а на деле, т. е. по жизни своей. Тогда не будут соблазняться на нас другие люди, не будут хулить Христово учение и жизнь христиан за то, что житие наше плохое, недостойное имени христианского. А то и турки-магометане, и всякие иноверцы, и сектанты, и просто люди неверующие, видя неподобное житие наше, говорят, что они лучше, нравственнее по жизни, нежели люди, которые хвалятся, что они православные христиане, что они знают Истинного Бога и Ему служат. Прискорбно слышать это, а слышать это приходится и даже неоднократно.
     
    Поэтому, чтобы не хулилось имя Божие грехов ради наших, возревнуем о добродетелях на деле, а не на словах только, постараемся исправить жизнь нашу, принесем истинное покаяние. <…>
     
    Помолимся же Божией Матери — Царице Небесной, чтобы Она принесла Свою молитву ко Господу в заступление и защищение, и вразумление наше. И будем всегда молиться Царице Небесной, как чадолюбивой Матери нашей, усыновившей нас у креста Сына Своего. Она любит нас, Она очень любит нас, как чад Православной Церкви, созданной Сыном Ее, Господом нашим Иисусом Христом. Она печется и молится о всяком христианине.
     
    Чтобы нам не оказаться недостойными Ее милости и не отклонить от себя Ее помощи Божественной, постараемся не делать ничего такого, что отгоняет от нас благодать Божию. Да поможет же нам в этом Сам Господь. Аминь.
     
    26 июня 1926 г.
  11. OptinaRU

    Оптинское настроение

    Автор: OptinaRU,

    Узнав и сердцем, и душою такой великий оазис для умиротворения души, как Оптина Пустынь, обидно становится за то, что ищущие душой именно такой уголок, именно такое отдохновение, такой покой, своей горделивой волей отталкивают его, отходят от него.И жаль становится людей нашего времени, что они от добра, от истинного добра, ищут суррогата добра, и вместо здорового лекарства для души отравляют себя искусственным наркозом шумных курортов, после которых остается тяжелый осадок на сердце, неудовлетворенность и в одном и том же положении, как и раньше, больное тело.
     
    А как бы я горячо желал, чтобы те, <…> которые бескорыстно ищут правды, ищут высокого, духовного, таинственного, недосягаемого, пришли, хотя бы ради любопытства сюда, в Оптину, в это Божье место, откуда протягивается великая, незримая лестница к престолу Царя всех царей… У ступени которой, когда-то заставлявший плакать сквозь смех над уродливыми явлениями жизни, первый русский сатирик возродился духом и написал бессмертное «Размышление о Божественной Литургии», в котором сказал все, чем в короткий промежуток времени успела наполнить его душу Святая Оптина Пустынь.
     
    О, как много они увидели бы они правды!
    О, как много они увидели бы выше, лучше, чище, достойнее, истиннее того, что напрасно и бесплодно ищут и не находят они теперь <…> вдали от Первоисточника всего чудесного, Господа нашего Иисуса Христа; от чудесного вместилища духовных сил святой апостольской Церкви; и от той науки, свет которой просвещает всех, которая выше всех знаний в мире, которая никогда не умрет, переживя весь мир, и носители которой будут иметь вечную жизнь…
    Вот что являет собою, не только в одних моих глазах, а в глазах сотен тысяч людей, Оптина Пустынь!
     
    Когда я последний раз был в Оптиной Пустыни, при мне выезжал оттуда только что обратившийся ко Господу, бывший раньше большим невером и отрицателем, молодой инженер В.А.В., и одна из провожавших его благочестивых паломниц Оптиной Пустыни выразила ему чудное пожелание: «Желаю Вам как можно дольше сохранить Оптинское настроение!..»
    Лучшего пожелания я не мог бы придумать ни одному человеку, посетившему Оптину – навсегда сохранить Оптинское настроение…
     
    В.П.Быков, 1913 год
  12. OptinaRU
    Старайся сознавать свои немощи, осуждать и укорять себя, ставить себя ниже и хуже всех и приносить непрестанное покаяние в своих грехах. На это нужен труд и понуждение себя, но где есть благое произволение, там и помощь Божия бывает. Понуждайся на всякое благое дело, последуя учению св. отцев. Если понуждают тебя сказать что или сделать, сейчас же у Бога проси помощи. Если и падешь, то сейчас же вставай и проси прощение у Господа. Когда сама будешь себя понуждать и всегда просить Бога о помощи, то со временем говорить будет легче. Господь всегда поможет.
     
    Усердие бывает от Божьей помощи и от своего понуждения – без второго не будет и первого. А какие должно делать дела для получения вечного блаженства – это всем нам хорошо известно, только остается захотеть и понудить себя к деланию, и помощь Божия готова, только призови ее в усердной молитве и в смиренном сердце. Помни: нужна помощь Вышнего. «Без меня не можете творити ничесоже». Помощь Божия приходит сама в крайних обстоятельствах, а именно, когда человек погибает. Обычно благодать и помощь Божия испрашиваются смиренною, усердною молитвою. А усердие приходит тогда, когда человек себя понудит.
     
    Из писем прп. Иосифа Оптинского
  13. OptinaRU
    Старец Амвросий обладал необыкновенно живым, острым, наблюдательным и проницательным умом, просветленным и углубленным постоянною сосредоточенною молитвою, вниманием к себе и знанием подвижнической литературы. По благодати Божией его проницательность переходила в прозорливость. Он глубоко проникал в душу своего собеседника и читал в ней, как в раскрытой книге, не нуждаясь в его признаниях. Легким, никому незаметным намеком он указывал людям их слабости и заставлял их серьезно подумать о них.
     

    <iframe width="560" height="349" src="http://www.youtube.com/embed/kyNDLGXnQH8" frameborder="0" allowfullscreen></iframe> Своею прозорливостью старец сильно удивлял многих и располагал их сразу всецело отдаться его руководству, в уверенности, что Батюшка лучше них знает, в чем они нуждаются, и что им полезно, а что вредно. 
    Острота ума и прозорливость совмещались в старце Амвросии с удивительною, чисто материнскою нежностью сердца, благодаря которой он умел облегчить самое тяжелое горе и утешить самую скорбную душу. С этими качествами своей богато одаренной души о.Амвросий, несмотря на свою постоянную болезненность, соединял неиссякаемую жизнерадостность и умел давать свои наставления в такой простой, наглядной и шутливой форме, что они легко и навсегда запоминались каждым слушающим. <…>
     
    Он был довольно высокого роста, немного сгорбленный, худощавый, бледный, с довольно длинной редкой бородой, с живыми, добрыми и проницательными небольшими глазами, в ватном подряснике и в ватной камилавке на голове, с четками в руках. Когда он снимал камилавку, открывался большой, умный лоб, увеличиваемый лысиною. Выйдя из своей кельи, старец сперва направлялся на женскую половину, в хибарку. В летнее время, когда бывало особенно много посетителей, старец через хибарку выходил в лес, под открытое небо, и там обходил и благословлял собравшихся, останавливаясь с тем или другим, чтобы выслушать вопрос и дать ответ. И с какими только просьбами и жалобами, с какими только своими горестями и нуждами не приходили к нему люди!
     
    Одна крестьянка со слезами просила его научить ее, чем кормить порученных ей господских индюшек, чтобы они не дохли, и старец, расспросив, как она их кормит, давал ей соответствующее наставление. Когда ему указывали, что он напрасно теряет с нею время, он отвечал: «Да ведь в этих индюшках вся ее жизнь!».
     
    Для старца не существовало неважного человеческого горя. Каждого он выслушивал с одинаковым вниманием. Ни к кому он не относился безразлично. Это и было дорого всем…
     
    И сенатор, и простая, бедная крестьянка, и студент университета – все в его глазах были равно нуждающимися духовными пациентами, требующими внимания, ласки и духовной помощи. Иные приходили к старцу за благословением, выдавать ли дочь замуж, женить ли сына, принять ли ту или другую должность, ехать ли в то или другое место на заработки, оставаться ли в миру или уходить в монастырь, как жить вообще и т.д. И для каждого у старца находилось соответствующее полезное слово, приноровленное и к его обстоятельствам, и к его характеру, указывающее ему наилучший и разумнейший выход из того или другого трудного положения…
     
    Из книги прот. С.Четверикова «Оптина Пустынь»
  14. OptinaRU
    Сие да мудрствуется в вас, еже и во Христе Иисусе: Иже, во образе Божии сый, не восхищением непщева быти равен Богу: но Себе умалил, зрак раба приим, в подобии человечестем быв, и образом обретеся якоже человек: смирил Себе, послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя. Темже и Бог Его превознесе и дарова Ему имя, еже паче всякого имене, да о имени Иисусове всяко колено поклонится небесных и земных и преисподних (Флп. 2: 5 -10).
     
    Если дело искупления рода человеческого совершено было послушанием до смерти Отцу воплотившегося Сына Божия, то и всякая поручаемая должность есть ни что иное, как послушание Богу, потому что различные роды правлений разделяются от Духа Святаго, как свидетельствует апостол (1 Кор. 12: 28).
     
    Послушание и земному высшему начальству важно, так как чрез оное назначаются различные должности; послушание это начальническое, хотя, по-видимому, дается не до смерти, но если кто возмалодушествует при каких-либо столкновениях, то нередко некоторых почти приближает к смерти.
     
    Что распеншемуся за нас и воскресшему Господу Иисусу поклонится всяко колено небесных и земных, это понятно, как и церковная песнь провозглашает: «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити». Но как поклоняется Господу колено преисподних? Тем, что они невольно покоряются Ему, так как воскресший Господь чрез крестную Свою смерть попрал всю силу вражию, сокрушив врата медные и вереи ада железные сломив. Но под сим еще разумеется и изведение из ада воскресшим Господом держимых тамо душ, каковое изведение торжественно описывает святой Иоанн Дамаскин так: «Ныне вся исполнишася света, небо и земля и преисподняя: да празднует убо вся тварь востание Христово... Днесь Владыка плени ада, воздвигнувый юзники, яже от века имяше, люте одержимыя... Безмерное Твое благоутробие, адовыми узами содержимии зряще, к свету идяху, Христе, веселыми ногами, Пасху хваляще вечную».
     
    Из писем прп. Амвросия Оптинского
  15. OptinaRU
    18 марта Оптину пустынь посетил наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архиепископ Сергиево-Посадский Феогност. Владыка возглавил соборную Литургию Преджеосвященных Даров, в конце которой сказал проповедь и передал от лица Святейшего Патриарха Кирилла благословение братии и паломникам обители.
     
    После богослужения владыка посетил общую братскую трапезу, где наместник Оптиной пустыни архимандрит Венедикт преподнес ему в дар икону Божией Матери "Спорительница Хлебов". Владыка в свою очередь обратился к братии с теплым напутственным словом.
     
    После трапезы владыка Феогност направился с визитом в женский Шамординский монастырь.
     
    См. фотоальбом на сайте
     

  16. OptinaRU
    В мире Герасим Иванович Туманов, сын государственных крестьян Тверской губернии, Бежецкого уезда Ивана и Евдокии Тумановых. Он был единственный сын у родителей и любимец отца. Жил несколько времени в Петербурге в услужении по найму у одного богатого немца-лютеранина, в доме которого постов никто не соблюдал. Потому и Герасиму Ивановичу, как после вспоминал он, по необходимости приходилось нарушать установленные Святой Церковью посты, и говел он только на первой и Страстной седмице Великого поста. Но скоро наскучил ему этот, вводящий в соблазн, широкий путь жизни, и он решился с одним единодушным товарищем покинуть веселую столицу и повседневный разгул. Ему в то время было приблизительно лет 25.
     
    Пошли они постранствовать по святым русским обителям, и так как у них было одно доброе намерение – подвизаться ради душевного спасения, то с самого же начала пути они и стали преследовать эту цель. В 1838 году Герасим Иванович прибыл в Оптинский скит, товарищ же его с этого времени теряется из виду.
     
    Скитоначальником тогда был иеромонах Антоний, родной брат настоятеля обители отца Моисея. Заметив в молодом Герасиме детскую простоту, он стал уговаривать его по-детски остаться в скиту. «Идет со мною мимо тополя по дорожке, – вспоминал после отец Геннадий, – поднял тополевый сучок и, показывая его мне, говорит: «Оставайся у нас, Герасим: посмотри-ко, какие у нас деревья-то: понюхай-ко, как пахнут-то!» Привлеченный любовью скитоначальника, Герасим остался и определен был в кухню помощником повара. Через год по поступлении в скит Герасима прибыл в пустынь Александр Михайлович Гренков (впоследствии известный старец Амвросий). Поживши несколько времени на монастырской гостинице, а затем в монастыре, он, наконец, в ноябре 1840 года переведен был в скит и определен на место Герасима помощником повара, а Герасим сделан был главным поваром. Общим их удовольствием было на досуге побеседовать. Беседы эти, впрочем, не препятствовали их благочестивой жизни, и они мирно проводили свои дни.
     
    Но вот Герасиму нужно было сходить в свой губернский город Тверь, чтобы выручить из казенной палаты засвидетельствованный увольнительный приговор свой от общества, который почему-то очень долго не высылался из палаты. Сурово принял его секретарь палаты: «Эти мне монашествующие, как нож по горлу, только чай пить и калачики есть. Ты, брат, подожди!» А так может каждый рассудить: если бы самого секретаря-то посадить в монастырь да заставить его неопустительно к службам церковным ходить, да пищу на братию готовить, да помои выносить – так не рад бы был и калачикам. Да еще откуда взять-то их монаху в общежительном монастыре, где доходов монахам никаких нет? Впрочем, как бы там ни было, а просьба Герасима увенчалась успехом. Ему выдали из палаты увольнение, и он в радости возвратился в скит. Но тут встретило его новое горе.
     
    В его отсутствие Александр Михайлович занял место главного повара, и когда возвратился Герасим, его определили быть помощником повара, значит, понизили. Расстроился Герасим. Придет в кухню, сядет на лавку, болтает ногами и ничего не делает. «Что же ты ничего не делаешь?» – спрашивает повар. – «Я не мирен», – отвечает помощник. Впрочем, немирство это длилось недолго. Сходил он к старцу Макарию, открыл ему свою немощь и, получив от него душеспасительное наставление, стал по-прежнему в мирном устроении духа трудиться в кухне в качестве помощника. 29 марта 1844 года Герасим определен был в число скитского братства указом Духовной Консистории. Затем он несколько времени исправлял послушание пономаря в скитской церкви. Но еще в молодых летах заболел и отставлен был от всех послушаний. <…>
     
    В характере отца Геннадия заметна была детская простота и искренняя ко всем любовь. Он не стеснялся высказывать старцу свои немощи и недостатки даже и при посторонних людях. Бывало, старец батюшка отец Макарий, желая побудить братий к откровению помыслов, спросит при всех скитянах: «Геннадий! Что ты там наделал?» И отец Геннадий, если с кем, например, повздорил, все выскажет без утайки, нисколько не стесняясь присутствием других. Ко всем старшим братиям он относился с почтением и смирением, и вообще ко всем с братскою любовью. За такие качества душевные любили отца Геннадия все старцы, начиная с отцов Льва, Макария, Амвросия. Сам же отец Геннадий при своей евангельской простоте и незлобии всегда был в мирном и веселом настроении духа. Иногда при случае говаривал: «У меня нет скорбей; кроме шуток, – у меня нет скорбей». Так исполнились на нем слова старца батюшки Амвросия: «Кто из поступивших в монастырь прямо пойдет путем смирения, во страхе Божием и охраняя по совести очи, и слух, и язык, а в ошибках прибегая к самоукорению, тот мало увидит неприятных случаев».
     
    За несколько месяцев до кончины Московского митрополита Филарета отец Геннадий имел знаменательное сновидение. Так он рассказывал о сем: «Стою будто я в каком-то чудно украшенном месте, наподобие храма, наполненного обильным светом, у стены. Вдруг отверзаются совне двери, входят два Ангела и ведут как бы некоего отрока. Слышу чей-то голос: «Это Филарет, митрополит Московский». Всматриваясь в черты отрока, я припоминал, как будто видел его, и находил сходство с портретом митрополита Филарета. Когда же идущие приблизились ко мне, я ощутил какое-то неизъяснимо-радостное чувство. Потом Ангелы провели отрока в противоположную сторону, которая в особенности была украшена и сияла чудным обильным светом». Тем сновидение окончилось. Об этом сне, до кончины митрополита, отец Геннадий никому не говорил, считая его сомнительным, так как слышал, что митрополит здравствует, между тем как сон, по мнению отца Геннадия, предвещал его кончину. По получении же известия о кончине владыки отец Геннадий уже рассказал свой сон некоторым скитским отцам и братиям.
     
    Несмотря на то, что отец Геннадий не пользовался хорошим здоровьем, Господь судил ему прожить долгое время. Интересно было его свидание с Калужским Преосвященным митрополитом Макарием. За год до кончины отца Геннадия, именно летом 1898 года, Владыка прибыл в Оптину Пустынь и по обычаю, отслуживши в монастыре Литургию, посетил скит. Нужно было ему проходить мимо геннадиевского корпуса, и больной отец Геннадий пожелал получить от Владыки благословение. Вот вывели его под руки два монаха на крыльцо. Когда приблизился Преосвященный, отец Геннадий, с детскою любовью и благоговением взирая на святителя Христова, протянул к нему руки и, приняв благословение, проговорил: «Ножку бы, ножку бы вашу поцеловать!» А где там ножку поцеловать, когда спина не гнется и двое держат под руки? «Сколько тебе, старец, лет?» – милостиво спросил Преосвященный. «Восемьдесят шестой», – ответил с детскою улыбкою отец Геннадий. – «Ну, это еще что за старость?» – шутливо сказал Владыка и пошел далее. <…>
     
    В предсмертное время он ежедневно сообщался Св. Христовых Тайн. Настало, наконец, 2-е число сентября 1899 года – празднование чудотворной Калуженской иконе Божией Матери, и в три часа пополудни старец мирно почил о Господе, на 87 году своей жизни, проживши в скиту более 60 лет. На третий день после его кончины было в скиту соборное служение Литургии и затем погребение. На надгробной чугунной плите его изображены следующие стишки:
     
    По летам был старец древний,
    Дитя душою был,
    Молебник к Богу теплый,
    Он равно всех любил.
     
    Из книги «Жизнеописания почивших скитян»
  17. OptinaRU
    Дело спасения нашего требует на всяком месте, где бы человек ни жил, исполнения заповедей Божиих и покорности воле Божией. Этим только приобретается мир душевный, а не иным чем, как сказано в псалмах (Пс. 118: 165): Мир мног любящим закон Твой, и несть им соблазна. А ты ищешь мира внутреннего, и успокоения душевного от внешних обстоятельств. Все кажется тебе, что ты не на том месте живешь, не с теми людьми водворилась, что сама не так распорядилась, и что другие будто бы не так действовали. В Священном Писании сказано (Пс. 102: 22): на всяком месте владычествие Его, то есть Божие; и что для Бога дороже всех вещей целого мира спасение одной христианской души. Как бы вещи употреблены ни были, лишь бы с благим намерением, Бог приемлет в благое; и часто из ошибок человеческих устраивает полезное. Преподобный Антоний Великий сказал: «О мимошедшей вещи не раскайся», то есть понапрасну не жалей о том, что сделано так или иначе, только вперед старайся употреблять вещи должным образом.
     
    Сам Господь во Святом Евангелии (Мф. 11: 29-30) прямо и ясно говорит: Возмите иго Мое на себе и научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем: и обрящете покой душам вашым. Слова эти показывают, во-первых, что несение ига Христова, прежде всго, заключается в кротости и смирении. Во-вторых, наставление и назидание для собственной жизни должно брать более с примера Христа Спасителя, нежели с примера людей, в которых невозможно обретать полного совершенства, по немощи человеческой. И потому, под благовидным предлогом, не должно смущаться тем, что некоторые не подают нам назидательного примера так, как бы мы желали. При этом может быть ошибка и в том, что мнение и намерения людей различны, — один думает и рассуждает так, а другой иначе. Потому и религиозные взгляды на вещи неодинаковы. Сердца же человеческие знает только один Бог. Поэтому и говорится: ин суд Божий, и ин человеческий. Не без причины Господь ключи Царствия Небесного вручил апостолу Петру, а ключи ада и смерти удержал у Себя. Святитель Димитрий Ростовский объясняет эту причину так: "Чтобы и великие святые, по несовершенству человеческому, не посылали во ад таких людей, которые по сокровенному добру, ведомому одному Богу, достойны наследия Царствия Небесного". В-третьих, слова Спасителя показывают, что безпокойство наше и смущение происходят не от других, а от нас самих, по недостатку в нас кротости и смирения.
     
    Из писем прп. Амвросия Оптинского
  18. OptinaRU
    Главным устроителем скита св. Иоанна Предтечи при Оптиной пустыни был свт. Филарет (Амфитеатров), в то время епископ Калужский (1819-1825) – «любитель монашеского жития». Это человек совершенно необыкновенный во всех отношениях. Под атласом, шелком, бархатом его облачения билось сердце великого аскета, великого молитвенника, нищелюбца, богослова, человека, обладавшего многими христианскими добродетелями. Служение его Церкви было беспримерным, богослужения величественными, жизнь безукоризненной. Это был поистине Апостол – в своей неусыпной энергии, в молитве – Серафим, в делах – Херувим, в обхождении – Ангел, как заповедал свт. Димитрий Ростовский. Великий воздержник и постник, великий чудотворец. Один из самых величайших подвижников за всю историю Русской Православной Церкви.  
    Чтобы обеспечить духовный рост Оптиной Пустыни, свт. Филарет решил основать при ней скит. Скит есть маленькое общежитие с более строгим уставом и с меньшей регламентацией жизни инока и потому с большими средствами для его самовоспитания и с большими удобствами для его руководства со стороны старца; вследствие этого, скит является хорошим средством для воспитания иноков на строгих началах монашеской жизни. Для этого Преосвященный Филарет приглашает на жительство в скит известных пустынников, обитавших в рославльских лесах Брянской губернии. Почти все эти отшельники были учениками прп. Паисия (Величковского), либо учениками его учеников.
     
    Первым настоятелем скита стал рославльский пустынник, впоследствии знаменитый настоятель Оптиной Пустыни прп. Моисей (Путилов; 16/29 июня 1862). Не только прп. Моисей, но и все другие оптинские старцы середины XIX века были учениками ближайших учеников прп. Паисия (Величковского) и являлись продолжателями того дела, начало которому положил великий старец; это и есть плод его деятельности на почве русского монашества.
     
    Основой внутренней жизни Оптиной Пустыни становится строгое соблюдение требований монастырского устава и сосредоточение внимания на внутренней стороне иноческой жизни, на началах духовного подвижничества, указанных великими аскетами христианства, на усовершенствовании духа инока, чтобы по достижении его служить ближним.
     
    Старчество становится основной чертой Оптиной Пустыни. Начало старчества в Оптиной пустыни относится ко времени переселения в нее старца прп. Льва (Наголкина; 11/24 окт. 1841) в 1829 г. До этого времени почти все оптинские монахи в основном обращали внимание на внешнюю сторону монашества: псалмопение, пост, бдение, молитву с поклонами – и в этом полагали сущность монашества; внутреннюю же его сторону – выработку духа, оставляли в забвении: каждый жил по своим понятиям, подвизался, как умел. О старчестве в Оптиной Пустыни никто не знал, кроме прпп. Моисея и Антония, которые были хорошо знакомы с творениями отцов-подвижников, знали о необходимости духовного руководства как важного условия иноческой жизни и желали ввести его в Оптиной Пустыни. Но при тогдашних духовных силах оптинской братии не было лиц, которые могли бы положить начало старчеству: сам прп. Моисей был перегружен сложными настоятельскими обязанностями, а прп. Антоний (Путилов), настоятель Скита, не имел достаточно энергии и был слаб здоровьем, чтобы взять на себя ведение старчества, обычая для многих братии совершенно незнакомого и притом несколько тяжелого, неприятного, так как оно требовало постоянного внимания к самым малейшим движениям мысли и сердца. Для этого дела необходим был человек энергичный, твердый, смелый, который мог бы преодолеть все препятствия на пути к его утверждению, – такой человек и явился в лице прп. Льва.
     
    Прп. Моисей поручил старчествовать прп. Льву и вручил ему всех желающих идти по этому пути, а также всех новоначальных. Многие, кто привык за долгие годы монашества только к внешнему деланию, не понимали, что значит совершенствование духа, очищение сердца от дурных наклонностей путем откровения помыслов, послушание, внутреннее делание под руководством старца. Для некоторых же введение старчества казалось даже пустым делом и чуть ли не ересью.
     
    Старчество в самом начале своего появления в Оптиной Пустыни вызвало протест. Последовали жалобы правящему архиерею в Калугу. Но желающих руководствоваться старческими советами становилось все больше и больше. Калужские преосвященные не доверяли жалобам, но новый Калужский архипастырь Николай (Соколов; 17/30 сент. 1851), не разобравшись в сути дела, запретил прп. Льву принимать мирян и приказал перевести его со скитской пасеки в монастырь. Но у прп. Льва было достаточно силы характера, достаточно сознания высоты и правоты совершаемого им дела, чтобы перенести все эти преследования. Необходимо было вмешательство таких лиц, как свт. Игнатий (Брянчанинов), тогда еще архимандрит и настоятель Троице-Сергиевой пустыни под С.-Петербургом; свт. Филарет, митрополит Московский; свт. Филарет, митрополит Киевский, чтобы положить конец всяким стеснениям старчества. Вскоре и архиеп. Николай Калужский сожалел о том, что поверил слухам, говорил, что ошибся, и подал мысль о составлении жизнеописания уже почившего старца Льва.
     
    С этих пор (после 1842 г.) оптинское дело уже никого не смущало, и епархиальная власть успокаивается. Поэтому временем полного утверждения старчества можно считать начало 1840-х годов.
    Старчество, насажденное решительным, безбоязненным, смелым и энергичным, непоколебимо уверенным в правоте своего дела старцем Львом (не без содействия митрополитов Московского и Киевского), еще более расцвело, еще более укрепилось, благодаря деятельности мягкого, сердечного, кроткого, смиренного старца прп. Макария, и продолжало процветать и при последующих великих преемниках по старчеству вплоть до закрытия обители после революции 1917 г.
     
    Источник
  19. OptinaRU
    В одной из келий, при старой больничной Владимирской церкви, 24 года лежал замечательный страдалец, иеродиакон Мефодий.
     
    ... в число оптинского братства определен 12 июня 1825 года 33-х лет от роду. Здесь он был пострижен в мантию и посвящен в иеродиакона. Был первым письмоводителем обители, при начальном её устройстве о. Моисеем, прекрасно писал полууставом церковной печати, и многих обучил писать. Также проходил клиросное послушание, и был в сане иеродиакона регентом певческого хора.
     
    В 1838 г. внезапно разбитый параличом, отец Мефодий лишился употребления ног; левая половина онемела совершенно; остальная рука тоже была бессильна почти для всего, кроме возможности сотворить крестное знамение, да перебирать четки. Но особенно было дивно то, что язык его был связан для всего кроме слов «да, да, Господи помилуй», которые произносил чисто, внятно, с живостью и умилением, в ответ на все вопросы.
     
    С начала болезни заметен был в нем некоторый упадок духа, но по прошествии первых пяти лет и до конца старец с необычайным терпением и благодушием переносил свое страдальческое положение, всегда был кроток и весел как дитя, встречая и провожая посещавших его обычным: «Господи помилуй».
     
    Память имел свежую, и были ясные доказательства, что он помнил события своей жизни до болезни. Молитвенные правила вычитывал ему его келейный, и когда тот ошибался, отец Мефодий останавливал его и пальцем указывал ошибку, повторяя: «Господи помилуй! да, да».
     
    Надобно было его видеть, когда в двунадесятые праздники братия из церкви заходили поздравить его и в утешение ему, как бывшему искусному регенту и певцу, пропоют бывало тропарь и кондак праздника: он исполнялся восторга, весь ликовал, то неясными звуками вторя поющим, то громко и ясно восклицая свое «Господи помилуй», и проливал радостные слезы, так что присутствовавшим невольно сообщалось его восторженное состояние.
     
    Посещавшие страдальца получали от него великую душевную пользу; один вид его болезненного положения, переносимого с ангельским терпением, всех назидал и трогал.
     
    Архимандрит Леонид (Кавелин)
    Из книги «Подвижники благочестия Оптиной Пустыни»
  20. OptinaRU
    Тоска о потерянном блаженстве сквозит в произведениях великих писателей и художников. У художников в душе есть всегда жилка аскетизма, и чем выше художник, тем ярче горит в нем огонек религиозного мистицизма.
     
    Огромное большинство наших лучших художников и писателей можно сравнить с людьми, пришедшими в церковь, когда служба уже началась, и храм полон народа. Встали такие люди у входа, войти трудно, да они и не употребляют для этого усилий. Кое-что из богослужения доносится и сюда: Херувимская песнь, Тебе поем, Господи помилуй; так постояли, постояли, и ушли, не побывав в самом храме. Так поэты и художники толпились у врат Царства Небесного, но не вошли в него. А между тем, как много было дано им средств для входа туда! Души их, как динамит, вспыхивали от малейшей искры, но, к сожалению, они эту искру не раздували, и она погасла. Мысли поэта, выраженные в его произведениях, есть исповедь его, хотя сам писатель и не сознает этого.
     
    Чтобы найти Христа, вступить в богообщение, более глубокие натуры стремятся к уединению, бегут от людского шума и суеты. Ведь чтобы хорошо оценить произведение искусства, например, какую-нибудь музыкальную вещь, нужно углубиться в нее, сосредоточиться. Известно стихотворение молодого поэта, обещавшего быть светилом по таланту, и любителя музыки, но рано умершего. В нем поэт высказывает мысль, что стук, аплодисменты, восклицания и проч. вовсе не есть признак хорошей оценки, а, наоборот, показывают недостаточное проникновение в художественную вещь, что человек, испытывающий высокое наслаждение, пребывает в молчании.
     
    Тем более для возможного постижения Бога человеку нужно углубиться в Его учение, исполняя Его заповеди. Заповеди же Господин "тяжки не суть" (1 Ин. 5, 3). Это сказал Сам Господь, а слово Его не ложно.
     
    Неудовлетворенность земным чувствуется и у наших великих писателей, например, у Тургенева, Пушкина и у иностранных – Шиллера, Шекспира, Гейне. Когда я еще ходил по стогнам мира сего, я читал Гейне, но он всегда производил на меня тяжелое впечатление. Это был великий талант, но не просвещенный духом Христовой веры. И древние языческие философы, например, Аристотель, Платон, Сократ, не удовлетворялись земным. Но вот печальное явление: чем выше старались они взлететь, тем глубже падали. С христианином этого не бывает; напротив, возносясь от земли, отрывая свое сердце от житейских привязанностей, возносясь горе к Богу, он изменяется, перерождается и бывает способен ощущать великие радости.
     
    Из бесед прп. Варсонофия Оптинского
  21. OptinaRU

    «Идеалист»

    Автор: OptinaRU,

    Когда в сердце закроется клапан для восприятия мирских наслаждений, тогда открывается иной клапан, для восприятия духовных. Но как стяжать это? Прежде всего миром и любовью к ближним. «Любы долготерпит, милосердствует, любы не завидит, любы не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своих си, не раздражается, не мыслит зла, не радуется о неправде, радуется же о истине, вся любит, всему веру емлет, вся уповает, вся терпит. Любы николиже отпадает...» (1 Кор. 13: 4–8).
     
    Светские развлечения совершенно закружат человека, не давая ему времени подумать о чем-либо духовном. А после этого время провождения остается пустота на душе. Вспоминаются суетные разговоры, вольное обращение, увлечение мужчинами, а мужчин женщинами. И такая пустота остается не только от греховных удовольствий, но и от таких, которые являются не очень грешными.
    А что, если среди таких развлечений призовет к Себе Господь? Слово Господне говорит: «В чем застану, в том и сужу». А потому такая душа не может пойти в обитель света, но в вечный мрак преисподней. Страшно подумать! Ведь это на всю вечность!
     
    Когда я еще жил в миру, товарищи называли меня идеалистом. Бывало, придут звать меня куда-нибудь:
    — Устраивается пикник, целой компанией едем за Волгу с самоваром и закуской. Будет очень весело.
    — Сколько же это стоит?
    — По десять рублей с человека. – Вынимаю деньги и отдаю за себя, чтобы не получить упрека, что уклоняюсь из корыстных побуждений. А потом в день пикника заболеваю некоей политической болезнью и остаюсь дома. Вечером иду на берег Волги. Луна, в городском саду гремит музыка; я хожу один, любуясь красотой ночи – и хорошо мне! А на утро товарищи говорят:
    — Был он?
    — Нет, не был.
    — Ну, конечно, – рукой махнут, – ведь он у нас идеалист.
    Вот этот-то «идеалист» и привел меня, в конце концов, сюда в Скит.
     
    Из бесед прп. Варсонофия Оптинского
  22. OptinaRU
    К нам приехал муж моей тетки. Он жил частью в своих имениях, частью по разным углам Европы, частью по русским столицам и с женою видался не очень много. Дети были воспитаны матерью, она тратила на них свое. А отец был в стороне, и дети обращались с ним покровительственно. Дом наполнился оживлением. Он был суетлив, и речь его лилась всегда как вода через прорванную плотину. Тетушка с одинаковым величием и спокойствием слушала или не слушала его. Политические комбинации, пустячная встреча на железной дороге, догматическая тонкость, придворные вести, исторические открытия, дамские туалеты, вновь замеченная астрономами звезда, парижская статья, новый роман, всяческие истории про его бесчисленных знакомых — все это в одинаковой мере волновало его и описывалось всякому, кто желал его слушать. Еще более вещей он рассказывал, когда оставался наедине с молодежью.
     
    Между прочим, он нашел, что мы живем неподвижно, что его начинает в эти полтора дня засасывать и что нас надо встряхнуть. И ему пришло в голову предложить тетушке ехать на своих в Оптину пустынь, куда он сам попал в прошлом году среди своих бесконечных странствований, и он рассказывал о ней со своим обычным смаком, как человек, знающий толк и в духовных предметах.
     
    — Я думаю, — кратко ответила тетушка на предложения своего мужа, принявшегося с жаром их развивать, — что бедный Вася был бы очень рад нас видеть.
     
    Вася был племянник ее мужа, годов 25-ти, живший несколько лет в Оптиной, и «бедным» называла его тетушка прежде всего потому, что считала бедствием быть племянником своего мужа.
     
    Перед вечерним чаем тетушка дольше обыкновенного рассуждала на обычном месте, в коридоре, у двери в библиотеку, с управляющим, позвала тут же сына и за чаем объявила, что завтра после обеда, который будет ранее, чем всегда, мы едем в Оптину. Сегодня же вечером за 120 верст высылают подставу. На полдороге до подставы мы будем ночевать; едем мы в большой коляске четверней, за нами — подвода парой с погребцом и провизией; а впереди — подвода с разборною кроватью для тетушки. Берем сколько можно сена и овса. Едут тетушка с девушкой и двое нас, молодых людей.
     
    — А как же я здесь буду один, Машенька? — спросил муж тетушки.
     
    — Я очень рада буду, Мишель, — отвечала она, не намекая даже на то, что его можно взять с собой, — рада, если ты тут погостишь. Тут ведь люди остаются. Тебе будут готовить.
     
    Он никогда в жизни не смущался. Через минуту уж он набивал нас сведениями и наставлениями, которые иногда были прерываемы дельными замечаниями тетушки. Оказывается, она перед чаем села за свой стол, взяла подробные карты N-ской и Калужской губерний и выписала названия главных селений, лежащих по дороге, с означением расстояний, а потом обдумала, о чем ей надо узнать от мужа.
     
    — К кому же я должна там зайти, Мишель, — сказала она, — ведь я не интересуюсь монахами, но я хочу быть вежливой.
     
    Он назвал и описал разных должностных лиц.
     
    — Ну, потом, Машенька, ты могла бы зайти — там живет в отдельном доме на покое, его там консулом зовут, писатель Леонтьев, — ну вот, который... — и дядюшка довольно верно определил направление Леонтьева.
     
    — Ну, как же я пойду к незнакомому человеку? — спокойно возразила тетушка, намазывая масло на только что разрезанную румяную булочку.
     
    — Но ведь он человек очень хорошего общества... Намедни в Петербурге князь Иван Павлыч...
     
    — Ах, какой ты смешной, Мишель... Я не могу к нему идти. Чтобы он сказал вслед за мной: какая назойливая у меня была женщина.
     
    — Но, главное, — начал муж тетушки, — это старец. Там знаменитый старец. Он даже, говорят, прозорливый. Вот к нему как вы пойдете, нужно будет пред ним на колена встать. Так принято.
     
    — Это отчего! — вскрикнул я в негодовании. — Чтоб я пред каким-то незнакомым монахом на колена; да никогда! Я теперешних монахов не уважаю — и я не встану на колена.
     
    Мне никто не возражал, только двоюродный брат нарочно уставился на меня глазами и сказал:
     
    — Что ж это, а как же «ирмосы»?
     
    Он узнал откуда-то слово «ирмос» и старался раздразнить меня этим словом.
     
    Мать на него строго посмотрела и сказала:
     
    — Не выношу, когда ты, Вадим, говоришь глупости... Я согласна с Лоло, — продолжала она, — я тоже не люблю монахов. Но, может быть, этот старый монах и действительно почтенный человек.
     
    Ложась спать, я не успокоился еще от взбудоражившей меня мысли, что я должен встать на колена пред каким-то неизвестным мне монахом.
     
    Дело было в том, что монахи составляли мое больное место. Насколько я любил древних, известных мне из книг иноков и внутренне восторгался ими, настолько я возмущался теми недочетами в современных монастырях, которые я замечал сам или о которых слыхал. И когда в старших классах гимназии бывали религиозные споры и мне кричали, называя по имени известные монастыри, что их упитанных монахов надо выгнать на пашню — что я мог сказать? И разве сам я яснее других не видал, как извращены были уставы и таких древних радетелей монашества, как Василий Великий, который уже и по своему мирскому обаянию, кроме духовной высоты, так пленял меня, и их русских последователей, как преподобный Сергий... Многие явления уязвляли меня до боли, потому что я дорожил и чтил то, что они унижали в глазах общества. И на таких людей я был ужасно зол.
     
    Позже я понял, что совершенство редко, что монахи прежде были в миру, которого порча отразилась и на них; что если среди ученых есть шарлатаны, этим наука не унижена; что самое отречение от мира — такой подвиг, что человек, принимая его, в ту хоть минуту был на значительной высоте, если даже потом и мог пасть. Главное же я понял уже много позже, что не мне, который был никуда не годный мирянин, не соблюдал постов, не молился иногда неделями, был самолюбив, чванлив, злоязычен и полон других видимых мне и тем не менее не изгоняемых мною недостатков, — не мое было вовсе дело судить других. Не было ли грустно состояние мальчишки, который, не углядев за собою, проверял других и, сам ничего не делая среди привольной жизни, хотел раздавать похвальные листы прошлому и порицать настоящее.
     
    Но, как бы то ни было, я был настроен против монахов. А относительно неизвестного мне оптинского старца, о котором я в тот вечер и услыхал в первый раз, во мне была какая-то злоба, странная по своему напряжению.
     
     
    продолжение следует ...
     
    Воспоминания Е. Н. Поселянина
    Из книги «Оптина Пустынь в воспоминаниях очевидцев»
  23. OptinaRU
    Поставленные на ратном поле века сего воины ни о чем более не думают, как о том, чтобы одержать победу над врагами. Так, отвергшиеся мира должны о том токмо и помышлять, чтобы при помощи Божией соделаться совершенными победителями. Но как в сражении с внешними врагами есть две крайности: сильная стремительность — и недеятельность, так точно и в духовной брани.
     
    Стремительность часто преступает пределы благоразумия и отстраняется от истины иногда слишком далеко, а потому не только иногда не получает успеха, но еще в горшую впадает опасность. Так, например, полководец пылкого духа нередко, не испытав собственных сил и твердости и вверяясь одной своей запальчивости, сильно устремляется на врагов своих, но не выдержавши борьбы, когда пройдет его жар, или совершенно погибает, или остается в посмеянии у врагов.
     
    В духовной брани случается то же, ибо сильная стремительность к победе нередко возрождает в человеке дух самонадеянности. От сего и утвердившиеся в подвигах веры крепкие мужи иногда ослабевали, особенно когда благодать Божия на некоторое время оставляла их, дабы испытать их и показать им собственную их немощь. Ап. Петр, сильно желавший и в темницу и на смерть идти со Христом, в опасности троекратно отвергся Его и убоялся даже рабы архиереевой. Из сего мы должны научиться, что во брани с внутренними врагами не должно слишком спешить,​ впрочем, и не оставаться в бездейственности. Ибо само собою разумеется, что недеятельные то же, что и безоружные, которых, пришедши, враг поемлет в плен без сопротивления.
     
    Следовательно, в духовных подвигах должно держаться святой, непадательной середины. Стезя средняя есть самая наилучшая и вернейшая стезя спасения, на которую мы с вами почти что попали. Бодрствуйте же, стойте, укрепляйтеся, говорит Апостол.
     
    Из писем архимандрита Александра Арзамасского прп. Моисею Оптинскому
  24. OptinaRU
    Жизнь есть блаженство. Эти слова могут показаться странными. Как можно жизнь назвать блаженством, если в ней на каждом шагу встречаются неудачи, разочарования, огорчения? Сколько горя терпят люди! Жизнь, говорят некоторые, есть труд, и часто труд неблагодарный, какое уж тут блаженство? Блаженством для нас станет жизнь тогда, когда мы научимся исполнять заповеди Христовы и любить Христа. Тогда радостно будет жить, радостно терпеть находящие скорби, а впереди нас будет сиять светом Солнце Правды — Господь, к Которому мы устремляемся. Все Евангельские заповеди начинаются словом "блаженны": блаженны кроткие..., блаженны милостивые..., блаженны миротворцы... (Мф. 5: 5, 7, 9). Отсюда вытекает как истина, что исполнение заповедей приносит людям высшее счастье. История христианских мучеников с особенной яркостью подтверждает это. Какие только мучения ни переносили они, каким пыткам ни подвергались, весь ад восставал на них. Резали и жгли тела исповедников Христовых, разрывали их на части, измученных бросали в смрадные темницы, а иногда в склепы, наполненные мертвыми костями и всевозможными гадостями. Иногда для большего устрашения им показывали покойников, восстающих из гробов и устремляющихся на них, а мученики радовались.  
    Вспомним, что из числа мучеников много было истинных аристократов, изнеженных девушек, как, например, святые великомученицы Екатерина и Варвара, но все они мужественно претерпевали различные истязания, и красной нитью через все жития проходит, что они радостно страдали и с торжеством отходили ко Господу, Который во время их подвига подкреплял их Своей благодатью. Помощь Божия всегда была близ мученика. Поддерживает Господь и тайных мучеников-отшельников. Явные мучения терпят от людей, тайные — от бесов. Всякий народ принес Христу как жертву мучеников из своей среды. Больше всего явных мучеников было среди греков, а тайных — среди русского народа…
     
    Без Христа жизнь действительно не имеет никакой цели, она вполне бессмысленна.
     
    Из бесед прп. Варсонофия Оптинского
  25. OptinaRU
    Вы описываете свои смущения и хотите найти покой там, где вас никто не будет знать, или удалиться так, чтобы никого не видеть, кроме Божия света, как бывают схимники. Я должен вам сказать, что ваше мнение очень ошибочно; куда вы ни поезжайте, куда ни скройтесь, нигде не найдете спокойствия при вашем теперешнем устроении. Не места, не люди вас беспокоят, а сами себя мнением своим беспокоите. Вы везде будете сами с собою и не уйдете от смущения, пока не смиритесь и не оставите мнения, что на вас все смотрят и думают что об вас. Это вам искушение вражие, но оно на вас сильно действует от вашей духовной гордости; вы, может быть, прежде и проходили подвиги и труды, и полагали, что сим угождаете Богу, и не смирялись, считая себя последнею всех, как и Господь повелел: егда сотворите вся поведенная вам, глаголите, яко раби неключими есмы: яко, еже должны бехом сотворити, сотворихом (Лк. 17, 10). Чрез это обольстившись, вместо благого, мирного и спокойного устроения, улучили смущение и беспокойство...
     
    Теперь весь ваш труд и подвиг должен быть обращен на смирение, и когда оно будет с вами неотлучно, то будете совершенно спокойны. Что вас беспокоит? Вам кажется, что об вас худо думают; что вам до сего дела? Вы имейте сами себя хуже всех, то сие мнение вас и будет успокоивать; а вы, вместо того, беспокоитесь от самолюбия и тогда, как никто не думает ничего об вас; всякому есть о чем подумать — о своем спасении. Вам одно средство к спокойствию: самоукорение и смирение; впрочем, уединение не только вам не поможет, но еще более повредит, как учит святой Иоанн Лествичник, — таковым, как вы, «ниже след безмолвия видети» не попускает. Когда уже вы с людьми не можете себя устроить по заповедям Божиим, то как будете бороться в уединении с невидимыми врагами?
     
    Из писем прп. Макария Оптинского
×
×
  • Создать...