Перейти к публикации

OptinaRU

Модераторы
 Просмотреть профиль  Активность

  • Публикации

    3 316

  • Зарегистрирован

  • Посещение

  • Дней в лидерах

    277

Записи блога, опубликованные пользователем OptinaRU

  1. OptinaRU
    Иван Михайлович Концевич во время войны в 1915 г. провел летние каникулы в Оптиной Пустыни. Ежедневное хождение в скит всегда было поучительно для молодого студента, но старцы, занятые приезжими посетителями, которые к ним приходили со всякими скорбями, специально не уделяли времени юному пришельцу. Они отдали его «на воспитание» отцу Иосифу (Полевому), опытному в духовной жизни, прожившему в Оптиной десятки лет. В миру — директор банка, он был широко образованным человеком. В течение двух месяцев, проведенных И. М. в Оптиной, часто, после церковных служб, о. Иосиф приглашал И. М. в свою келью. В беседе с ним перед молодым студентом раскрывался духовный мир.
     
    От о. Иосифа И. М. услышал случай из жизни старца Амвросия, не попавший в его жизнеописания.
    Однажды старец Амвросий, согбенный, опираясь на палочку, откуда-то шел по дороге в скит. Вдруг ему представилась картина: стоит нагруженный воз, рядом лежит мертвая лошадь, а над ней плачет крестьянин. Потеря лошади-кормилицы в крестьянском быту ведь сущая беда! Приблизившись к павшей лошади, Старец стал трижды медленно ее обходить. Потом, взяв хворостину, он стегнул лошадь, прикрикнув на нее: «Вставай, лентяйка!», и лошадь послушно поднялась на ноги.
     
    Старец поучал народ народными же пословицами и поговорками с присущим ему юмором. Самую глубокую мудрость вкладывал он в меткие и остроумные слова, для более легкого усвоения и запоминания.
     
    Например, «Где просто, там ангелов со сто, а где мудрено — там ни одного». «Не хвались горох, что ты лучше бобов: размокнешь — сам лопнешь».
    «Отчего человек бывает плох? — Оттого, что забывает, что над ним Бог».
    «Кто мнит о себе, что имеет нечто, тот потеряет».
    «Благое говорить — серебро рассыпать, а благоразумное молчание — золото».
     
    Одной особе, стыдившейся признаться в грехе, он сказал: «Сидор да Карп в Коломне проживают, а грех да беда с кем не бывают?» Она залилась слезами, бросилась Старцу в ноги, и призналась в своем грехе.
    «Праведных ведет в царство Божие Апостол Петр, а грешных Сама Царица Небесная».
     
    В день всех святых Батюшка сказал: «Все они были, как и мы, грешные люди, но покаялись и, принявшись за дело спасения, не оглядывались назад, как жена Лотова». На замечание, что мы все смотрим назад, Батюшка пояснил: «за то и подгоняют нас розгами и бичом, т.е. скорбями да неприятностями, чтобы не оглядывались».
     
    Осуждавшей других Старец сказал: « ... у них, может быть, есть такое тайное добро, которое выкупает все другие в них недостатки, и которых ты не видишь. В тебе же много способности к жертве. Но Господь сказал: Милости хочу, а не жертвы. А милости-то у тебя и мало... Свои жертвы видишь и ими превозносишься. Смиряйся больше духом, — смирение и дела заменяет. Терпи все невзгоды и предавайся Богу».
    Такими и многими другими словами поучал и спасал старец приходящий к нему народ.
     
    Из книги И.М.Концевича «Оптина Пустынь и ее время»
  2. OptinaRU
    Помимо главных трех храмов, Введенского, преп. Марии Египетской и Казанской Божьей Матери, есть еще один храм в Оптиной пустыни — храм Владимирской Богоматери. Он представляет собой для мирских людей главный интерес тем, что при этом храме находится келья самого популярного из старцев нашего времени о. Анатолия. Так как этот старец принимает почти без ограничения времени всех, то этот храм бывает почти всегда открыт и постоянно переполнен народом. Принимает он, кажется, до глубокой полуночи, так что приходится удивляться, как управляется со своей тяжелой обязанностью этот маленький богоугодный старичок.
     
    Отличительной чертой этого, поистине Божьего, человека служит его изумительно любовное отношение к людям.
     
    И, глядя на него, невольно хочется воскликнуть: «Какое это великое вместилище любви!»
     
    Вечно приветливый, постоянно ласковый, изумительно сердечный, готовый, кажется, всего самого себя, всю свою душу, всю свою жизнь отдать тому, кто приходит к нему с той или другой нуждой, с той или другой скорбью.
     
    Вслушаемся в рассказ одного крестьянина. Рассказчик очевидно здешний ямщик.
     
    — Вот всегда обращаюсь к этому дорогому батюшке. Он мне в трудные минуты все равно, что ангел-хранитель, как скажет, так уж точно обрежет. Все правильно, по его так и бывает. Я никогда не забуду такой случай. Отделился я от отца, вышел из дому. Всего в кармане денег 50 рублей. Жена, ребятишки, а сам не знаю, куда и голову приклонить. Пошел к эконому здешнего монастыря, леску на срок попросить; обитель-то здешняя, дай им Бог доброго здоровья, все-таки поддерживает нас. Возьму, думаю, у него эту леску, да кое-как и построюсь.
     
    Пришел, но эконом, оказывается, не тут-то было. Что ему попритчилось, Господь его знает. Не могу, — да и только. Я было и так, и сяк, ничего не выходит. Ну, знамо дело, пришел домой, говорю жене: «Одно нам теперь бесплатное удовольствие предоставлено, ложись и умирай». Сильно я закручинился, и первым это делом, по нашему, по деревенскому, рассчитал пропить все эти деньги, оставить бабу с ребятами в деревне, а самому в Москву — в работники. Но, не даром говорят, — утро вечера мудренее. На утро встал, и первая мысль в голову: «Сходи к старцу Анатолию, да и только». Делать нечего, встал оделся, иду.
     
    Прихожу вот так, как сейчас, народу видимо и невидимо. Где, думаю, тут добраться, да побеседовать; хоть бы под благословение-то подойти. Только это я подумал, ан, глядь, отворяется дверь из кельи, и выходит старец Анатолий. Все двинулись к нему под благословение. Протискиваюсь и я. А у него, у старца-то, такой уже обычай, когда он осеняет святым благословением, то он в лобик-то, так, как будто, два раза ударяет и кладет благословение медленно, чинно, так что иногда за это время несколько словечек ему сказать можно. Так я решил сделать и здесь. Он благословляет, а я говорю в это время: погибаю я, батюшка, совсем, хоть умирай. — Что так? — Да вот так и так, говорю, насчет дома. Покаялся ему, что и деньги пропить решил. Ведь сами знаете, если хочешь правильный ответ от старца получить, должен все ему сказать по порядку. Остановился это старец, как будто, задумался, а потом и говорит: не падай духом, через три недели в свой дом войдешь. Еще раз благословил меня, и верите ли, вышел я от него, как встрепанный. Совсем другим человеком стал. Ожил. Откуда и как это может случиться, что я через три недели в свой дом войду? Я и не раздумывал, а знал, что это непременно будет, потому что старец Анатолий так сказал.
     
    Так что же бы вы думали: вечером этого дня нанимает меня седок в Шамордино. Еду через деревню и вдруг меня окликает чей-то голос: «Слушай, скажи там своим в деревне, что не хочет ли кто сруб у меня купить... Хороший сруб, отдам за четвертную и деньги в рассрочку».
     
    Понимаете, чудо-то какое?
     
    Конечно, сруб я оставил за собою, а на другой день опять к отцу эконому; тот на этот раз был помягче, согласился. И через три недели на четвертую-то, мы с женою ходили уж благодарить старца Анатолия из своего собственного дома... Вот он какой, старец Анатолий-то!..
     
    И много таких рассказов раздается вокруг святой кельи этого подвижника духа.
    Из книги В.П. Быкова «Тихие приюты для отдыха страдающей души»
     

    3D вид Владимирского храма
  3. OptinaRU
    Нужды материальной я никогда не испытывал. Даже напротив, от пелен до смерти дедушки, т. е. до 13-летнего возраста, я жил чуть ли не в роскоши. Кроме того, был любимцем бабушки, да кажется, и дедушки. Одним словом, мне хорошо жилось. Помню, устраивалась у нас елка на Рождество: детское веселье, конфеты, блеск украшений — все это меня радовало. Но хорошо помню один вечер. Я один около елки. В комнате полумрак: горит лампа, и тень от елки падает на большую половину комнаты. И вот какая мысль у меня в голове: я сыт, одет, родители утешили меня прекрасной елкой, я кушаю сладости, в комнате тепло... Но есть, я знаю, такие дети, у которых нет даже необходимого. Об елке и речи быть не может: они полураздеты, просят милостыню на морозе или, голодные, сидят в холодных подвалах. Мне так тяжело становилось от этой мысли, сердце болезненно сжималось, и я старался как можно скорее отогнать от себя эту мысль.
     
    Помню еще, как-то в Рождественский сочельник мне было как бы грустно, скучно. Трудно выразить то состояние словами — ничем не хотелось заняться, я ходил из одного угла комнаты в другой, неудовлетворенность какая-то, но вполне безотчетная. Теперь я думаю, что душа моя жаждала духовного утешения, ибо в церкви я в тот день не был.
     
    Да, чувствительна детская душа, она, хотя и бессознательно, но любит Бога. И блаженны те дети, которых родители учат молиться, говорят им о Боге, читают духовные книги. К таким блаженным детям принадлежал и я. Правда, в церковь нас водили редко, насколько помню, но дома мы обязательно молились и утром, и вечером. Молились вслух при маме, и каждый из нас прочитывал маленькое правило. Кроме того, нам читали, помимо светских книг, жития святых, Евангелие. Все это великое счастье, которого у многих нет и которого я прежде совершенно не сознавал.
     
    Я вижу, что все благоприятствовало мне в духовном отношении, поэтому я отвечу и расплачусь, если не принесу должного плода, ибо "ему же много дано, много и спросится"…
     
    Из дневника послушника Николая Беляева
  4. OptinaRU
    Схиигумен Павел (в миру Павел Иустинович Драчев) родился в 1888 году в селе Казинка, находящемся недалеко от г. Ельца. Путь к монашеской жизни был уготован ему с детства. Мальчиком он сильно застудил руку, она окостенела и не сгибалась. «Что тебе делать в миру, деточка? Иди в монастырь», – часто говорила ему мать, в сердце своем давно решившая посвятить своего младшего сына Богу. А когда Павел подрос, отвела его на благословение к старцу.– Как от призыва отойдешь, так и просись в монастырь, – ответил тот на вопрос о монашестве.
    Об этом старце, не называя его имени, о. Павел рассказывал как о прозорливце, подвижнике высокой жизни.
     
    Как только Павел получил освобождение от воинской повинности, так немедля отправился в Тихонову пустынь, но по дороге заехал в Оптину – уж очень ему хотелось повидать тогдашнего скитоначальника о. Варсонофия – старца, о котором к тому времени был много наслышан. Едва посмотрев на юношу, о. Варсонофий поведал ему нечто из его прошлого, напомнил грехи, о которых тот и думать забыл. «Куда же мне идти от такого старца?» – решил Павел и попросился остаться в Оптиной навсегда. <…>
    Он стал послушником в Иоанно-Предтеченском скиту, исполняя должность садовника и канонарха. Позднее, уже после закрытия Оптиной и изгнания из нее монахов, схиигумен Павел вспоминал любимый им скит как Рай. Он всю жизнь скучал по нему и говорил, что готов лобызать там все яблоньки. Здесь же он принял монашеский постриг с именем Петр и сан иеродиакона. Его духовным отцом стал старец Варсонофий, который благословил Петра четками и дал ему крест. До глубокой старости схиигумен Павел благоговейно сохранял эти оптинские святыни, а также рубашку старца и наволочку с его подушки. <…>
     
    После закрытия Оптиной в 1923 году Петр, как и многие оптинские монахи, перебрался в Козельск, но прожил там недолго. Услышав, что в Москве еще действует Данилов монастырь, поехал туда. Все монастыри тогда один за другим закрывались, архиереи лишались кафедр, поэтому в Даниловом скопилось огромное число монахов, архимандритов, архиереев. Жить, правда, было негде. Тогда дали ему на кладбище пустой заброшенный склеп. Он обустроил его под келью и так жил лет шесть, кормясь плотницким ремеслом, пока его не арестовали. Затем последовала ссылка на север.
    От Архангельска этап гнали в Пинегу. Двести километров заключенные шли пешком. У о. Петра отказали ноги, и его сестра, инокиня Валентина, этапированная вместе с ним, почти всю дорогу тащила брата на себе. Потом над больным сжалились и посадили в повозку…
    В ссылке одно время жили в многодетной семье. Жизнь была шумной, суетной и голодной. Уходя из дома, хозяева запирали своих квартирантов («батюшку» и «матушку», как они их называли) на ключ, но оставляли им на обед то, что ели сами. В ссылке о. Петр наловчился ловить рыбу, высушивать ее, а потом варить из нее уху. Потому, наверное, и сумел позднее прокормить умирающего о. Никона (Беляева; 25/8 июля 1931), ныне прославленного, что ходил, как на работу, каждый день с удочкой на реку и приносил больному батюшке свежую рыбу.
     
    О жизни в Пинежскому районе схиигумен Павел вспоминать не любил. «Какой там народ нелюбовный был», – обронил он как-то. Но Пинега в его памяти связана с именем преподобного Никона, исповедника. Когда незадолго до смерти о. Павлу привезли карточку о. Никона, он поцеловал ее и заплакал. Он вообще без слез не мог вспоминать те последние месяцы и дни жизни умирающего батюшки, что провели они вместе в Пинеге. <…>
    До последнего дня и часа о. Петр был рядом с преподобным старцем. Он вспоминал, как в июне 1931 года истощенный до крайности, о. Никон едва слышным голосом попросил дать ему лист бумаги и карандаш – хотел что-то написать. «Какая красота в духовных книгах», – начал он, и карандаш выпал из его ослабевшей руки. Видя его тяжелое состояние, О. Петр поспешил пригласить архимандрита Никиту (Курочкина; +1937), который не замедлил прийти к умирающему и причастить его Св. Таин и тут же после причащения прочитал над ним канон на исход души. В 10 часов 40 минут вечера 8 июля о. Никон отошел ко Господу, к Которому так стремился всю свою жизнь. Его духовная дочь сестра Ирина Бобкова (схимонахиня Серафима; +3ноября 1990) и о. Петр со страхом и трепетом наблюдали, как душа преподобного покидала тело. Гроб для него был заранее заказан тоже о. Петром.
    Из архангельской ссылки о. Петр приехал в Тулу и получил там паспорт. Тульскую епархию тогда возглавлял Владыка – противник обновленческого раскола. Все стремились у него рукоположиться. Он-то и посвятил о. Петра в иеромонахи.
     
    Несколько лет о. Петр служил в храме Двенадцати Апостолов. Его очень полюбили люди. Своим духовным служением, горячей верой, скромностью, кротким нравом, своей привлекательной наружностью (высокий рост, красивые длинные волосы, прекрасный голос) он привлек многих прихожан. Его всюду приглашали, он был, что называется, нарасхват. Настоятель собора стал ревновать и обратился за помощью в ГПУ, в епархию и в органы полетели доносы на «общительного иерея», и вскоре за о. Петром пришли. Но, предупрежденный прихожанами, он успел скрыться «прямо из-под носа чекистов», пришедших его арестовывать.
    С этого времени (30-е – 40-е годы) о. Петр стал особенно осторожным и скрытным. Ему приходится жить на нелегальном положении. Три года он тихо-тихо прожил в одной деревушке у знакомых в погребе, выходя на воздух только по ночам.
    Затвор о. Петра оказался вынужденным и благодатным, и это время батюшка всегда вспоминал как самое счастливое в своей жизни. <…>
     
    В конце войны стали открываться храмы. Старинный Веневский монастырь объявили приходской церковью. Сюда-то и решил перебраться о. Петр. Но обученный осторожности, скрыл, что он иеромонах, и устроился церковным сторожем. В храме все было разрушено, перебито: ни окон, ни дверей, один мусор кругом, который о. Петр в числе других прихожан таскал из церкви тележками. После работы «старичок» всех подкармливал у себя в сторожке – никто от него голодным не уходил. В послевоенные годы в стране царила высокая преступность: людей на улицах раздевали, грабили и убивали. Однажды ночью в сторожку, где о. Петр жил вместе со священником о. Михаилом, ворвались бандиты с оружием и потребовали «гроши».
    – Вон костюм на стенке висит, на полторы тысячи, а денег… возьмите все, что есть, – сказал о. Петр и отдал преступникам небольшую сумму денег, которые у него были.
    Раздались выстрелы, о. Петр потерял сознание. Очнувшись, он увидел о. Михаила, лежащего в луже крови с простреленной головой. Батюшка вызвал милицию, которая, не разобравшись, сочла о. Петра соучастником преступления и виновным в убийстве. Целый месяц просидел он в камере с уголовниками и много пострадал от них: его избивали, отнимали у него продукты, не давали спать, издевались. Потом срок, лагерь и те же страдания. О. Петр молча все терпел, молился свт. Николаю Чудотворцу – на людскую справедливость надежды не было. Впоследствии настоящих убийц поймали, и невиновность церковного сторожа была очевидной – его освободили.
     
    В начале пятидесятых его перевели в с. Черкассы. Но здесь батюшка служить не хотел. Года не прошло, как повторилась знакомая история. Вскоре после Пасхи разбойники выставили раму, сторожа уложили на пол, а о. Петра ослепили фонарем и потребовали денег. Кое-какие сборы в церковной кассе имелись, и батюшка отдал грабителям все до копейки. С тех пор, видя, что поп сговорчивый, бандиты и повадились ходить в храм за «зарплатой» – пять раз наведывались и обирали до нитки. О. Петр вынужден был проситься на другой приход.
    В Козельске в то время жил иеросхимонах Мелетий (Бамин; +30/12 ноября 1959), последний шамординский духовник. К нему неоднократно за советом и как к своему духовнику обращался о. Петр. О. Мелетий настоял на служении батюшки в Черкассах, а потом посылал туда на жительство некоторых шамординских монахинь.
    В Черкассах о. Петр послужил только первые полтора года. Начались хрущевские гонения, и храм закрыли. Батюшка, к тому времени уже игумен, окончательно отказался от служения в церкви и в течение десяти лет вообще не ходил в храм. Весь богослужебный круг он вычитывал дома, келейно. Склонный к затворнической жизни, он стремился к уединению и всеми способами уклонялся от общения с людьми, отрывавшего его от молитвы и внутреннего делания. Долгожданное и дорогое его сердцу одиночество, посвященное полностью Иисусовой молитве, перемежалось работой по саду и в огороде. И сейчас, как когда-то в Иоанно-Предтеченском скиту, он посадил вокруг дома много деревьев, выращивал овощи. Но, большой постник, сам почти ничего не ел, а все раздавал другим. Физические нагрузки, которые он себе давал, были огромные, просто каторжные. Объясняя это, он говорил: «Томлю томящего мя».
     
    Внутренняя жизнь батюшки была глубоко сокрыта от людей. Но и во внешней жизни наблюдалось много таинственного. Даже из близких о. Петру людей далеко не все знали, что он схимник. За время своего затворничества о. Петр выехал из села всего один раз – в начале семидесятых. Вернувшись из таинственной поездки, он снова стал посещать церковь и уже до самой смерти не пропустил ни одного богослужения. А ездил он в Почаев, где отцы упраздненной Лавры постригли о. Петра в великую схиму. И вернулся батюшка в Черкассы с новым именем – теперь он был схиигуменом Павлом. Не укроешь светильник под спудом, да и пора, видимо, было выходить на служение людям. Наступил такой период в жизни схиигумена Павла, когда к нему за советом стали стекаться люди, и он стал их принимать. Его почитали за святого старца, прозорливца, верили в чудодейственность его молитв.
    По воспоминаниям знавших его, схиигумен Павел был высокий, худощавый, волосы белые, глаза светились радостью. У него была нежнейшая душа, кроткая, тихая, легкая – высокая и мужественная душа настоящего подвижника, не надломленная ни тяжелыми жизненными испытаниями, ни мерзостью лагерной жизни, ни тюремными допросами и издевательствами, ни различными лишениями ссылки. Отец Павел был необыкновенно прост в общении, но тонок, чуток к душе человека. Праздных разговоров он никогда не вел. Сам молчаливый, он учил избегать лишних разговоров, скрывать свои чувства, учил благому молчанию, немногословию. Верил в возрождение Оптиной Пустыни, говоря: «Для Бога невозможного нет. Господь двинет рычаг – и все переменится». <…>
     
    Скончался схиигумен Павел на 93-м году жизни, Великим постом, на Крестопоклонной неделе. Шамординские сестры, как завещал батюшка, положили ему в гроб все оставшиеся от старца Варсонофия вещи: четки, рубашку и наволочку, лишь крест старца священник класть в гроб не разрешил.
    Похоронен схиигумен Павел в с. Черкассы Ефремовского района Тульской области за алтарем храма прп. Сергия Радонежского с приделом в честь иконы Божией Матери «Казанская».
     
    Оптинский альманах, вып. 1.
  5. OptinaRU
    В мире Герасим Иванович Туманов, сын государственных крестьян Тверской губернии, Бежецкого уезда Ивана и Евдокии Тумановых. Он был единственный сын у родителей и любимец отца. Жил несколько времени в Петербурге в услужении по найму у одного богатого немца-лютеранина, в доме которого постов никто не соблюдал. Потому и Герасиму Ивановичу, как после вспоминал он, по необходимости приходилось нарушать установленные Святой Церковью посты, и говел он только на первой и Страстной седмице Великого поста. Но скоро наскучил ему этот, вводящий в соблазн, широкий путь жизни, и он решился с одним единодушным товарищем покинуть веселую столицу и повседневный разгул. Ему в то время было приблизительно лет 25.
     
    Пошли они постранствовать по святым русским обителям, и так как у них было одно доброе намерение – подвизаться ради душевного спасения, то с самого же начала пути они и стали преследовать эту цель. В 1838 году Герасим Иванович прибыл в Оптинский скит, товарищ же его с этого времени теряется из виду.
     
    Скитоначальником тогда был иеромонах Антоний, родной брат настоятеля обители отца Моисея. Заметив в молодом Герасиме детскую простоту, он стал уговаривать его по-детски остаться в скиту. «Идет со мною мимо тополя по дорожке, – вспоминал после отец Геннадий, – поднял тополевый сучок и, показывая его мне, говорит: «Оставайся у нас, Герасим: посмотри-ко, какие у нас деревья-то: понюхай-ко, как пахнут-то!» Привлеченный любовью скитоначальника, Герасим остался и определен был в кухню помощником повара. Через год по поступлении в скит Герасима прибыл в пустынь Александр Михайлович Гренков (впоследствии известный старец Амвросий). Поживши несколько времени на монастырской гостинице, а затем в монастыре, он, наконец, в ноябре 1840 года переведен был в скит и определен на место Герасима помощником повара, а Герасим сделан был главным поваром. Общим их удовольствием было на досуге побеседовать. Беседы эти, впрочем, не препятствовали их благочестивой жизни, и они мирно проводили свои дни.
     
    Но вот Герасиму нужно было сходить в свой губернский город Тверь, чтобы выручить из казенной палаты засвидетельствованный увольнительный приговор свой от общества, который почему-то очень долго не высылался из палаты. Сурово принял его секретарь палаты: «Эти мне монашествующие, как нож по горлу, только чай пить и калачики есть. Ты, брат, подожди!» А так может каждый рассудить: если бы самого секретаря-то посадить в монастырь да заставить его неопустительно к службам церковным ходить, да пищу на братию готовить, да помои выносить – так не рад бы был и калачикам. Да еще откуда взять-то их монаху в общежительном монастыре, где доходов монахам никаких нет? Впрочем, как бы там ни было, а просьба Герасима увенчалась успехом. Ему выдали из палаты увольнение, и он в радости возвратился в скит. Но тут встретило его новое горе.
     
    В его отсутствие Александр Михайлович занял место главного повара, и когда возвратился Герасим, его определили быть помощником повара, значит, понизили. Расстроился Герасим. Придет в кухню, сядет на лавку, болтает ногами и ничего не делает. «Что же ты ничего не делаешь?» – спрашивает повар. – «Я не мирен», – отвечает помощник. Впрочем, немирство это длилось недолго. Сходил он к старцу Макарию, открыл ему свою немощь и, получив от него душеспасительное наставление, стал по-прежнему в мирном устроении духа трудиться в кухне в качестве помощника. 29 марта 1844 года Герасим определен был в число скитского братства указом Духовной Консистории. Затем он несколько времени исправлял послушание пономаря в скитской церкви. Но еще в молодых летах заболел и отставлен был от всех послушаний. <…>
     
    В характере отца Геннадия заметна была детская простота и искренняя ко всем любовь. Он не стеснялся высказывать старцу свои немощи и недостатки даже и при посторонних людях. Бывало, старец батюшка отец Макарий, желая побудить братий к откровению помыслов, спросит при всех скитянах: «Геннадий! Что ты там наделал?» И отец Геннадий, если с кем, например, повздорил, все выскажет без утайки, нисколько не стесняясь присутствием других. Ко всем старшим братиям он относился с почтением и смирением, и вообще ко всем с братскою любовью. За такие качества душевные любили отца Геннадия все старцы, начиная с отцов Льва, Макария, Амвросия. Сам же отец Геннадий при своей евангельской простоте и незлобии всегда был в мирном и веселом настроении духа. Иногда при случае говаривал: «У меня нет скорбей; кроме шуток, – у меня нет скорбей». Так исполнились на нем слова старца батюшки Амвросия: «Кто из поступивших в монастырь прямо пойдет путем смирения, во страхе Божием и охраняя по совести очи, и слух, и язык, а в ошибках прибегая к самоукорению, тот мало увидит неприятных случаев».
     
    За несколько месяцев до кончины Московского митрополита Филарета отец Геннадий имел знаменательное сновидение. Так он рассказывал о сем: «Стою будто я в каком-то чудно украшенном месте, наподобие храма, наполненного обильным светом, у стены. Вдруг отверзаются совне двери, входят два Ангела и ведут как бы некоего отрока. Слышу чей-то голос: «Это Филарет, митрополит Московский». Всматриваясь в черты отрока, я припоминал, как будто видел его, и находил сходство с портретом митрополита Филарета. Когда же идущие приблизились ко мне, я ощутил какое-то неизъяснимо-радостное чувство. Потом Ангелы провели отрока в противоположную сторону, которая в особенности была украшена и сияла чудным обильным светом». Тем сновидение окончилось. Об этом сне, до кончины митрополита, отец Геннадий никому не говорил, считая его сомнительным, так как слышал, что митрополит здравствует, между тем как сон, по мнению отца Геннадия, предвещал его кончину. По получении же известия о кончине владыки отец Геннадий уже рассказал свой сон некоторым скитским отцам и братиям.
     
    Несмотря на то, что отец Геннадий не пользовался хорошим здоровьем, Господь судил ему прожить долгое время. Интересно было его свидание с Калужским Преосвященным митрополитом Макарием. За год до кончины отца Геннадия, именно летом 1898 года, Владыка прибыл в Оптину Пустынь и по обычаю, отслуживши в монастыре Литургию, посетил скит. Нужно было ему проходить мимо геннадиевского корпуса, и больной отец Геннадий пожелал получить от Владыки благословение. Вот вывели его под руки два монаха на крыльцо. Когда приблизился Преосвященный, отец Геннадий, с детскою любовью и благоговением взирая на святителя Христова, протянул к нему руки и, приняв благословение, проговорил: «Ножку бы, ножку бы вашу поцеловать!» А где там ножку поцеловать, когда спина не гнется и двое держат под руки? «Сколько тебе, старец, лет?» – милостиво спросил Преосвященный. «Восемьдесят шестой», – ответил с детскою улыбкою отец Геннадий. – «Ну, это еще что за старость?» – шутливо сказал Владыка и пошел далее. <…>
     
    В предсмертное время он ежедневно сообщался Св. Христовых Тайн. Настало, наконец, 2-е число сентября 1899 года – празднование чудотворной Калуженской иконе Божией Матери, и в три часа пополудни старец мирно почил о Господе, на 87 году своей жизни, проживши в скиту более 60 лет. На третий день после его кончины было в скиту соборное служение Литургии и затем погребение. На надгробной чугунной плите его изображены следующие стишки:
     
    По летам был старец древний,
    Дитя душою был,
    Молебник к Богу теплый,
    Он равно всех любил.
     
    Из книги «Жизнеописания почивших скитян»
  6. OptinaRU
    Главным устроителем скита св. Иоанна Предтечи при Оптиной пустыни был свт. Филарет (Амфитеатров), в то время епископ Калужский (1819-1825) – «любитель монашеского жития». Это человек совершенно необыкновенный во всех отношениях. Под атласом, шелком, бархатом его облачения билось сердце великого аскета, великого молитвенника, нищелюбца, богослова, человека, обладавшего многими христианскими добродетелями. Служение его Церкви было беспримерным, богослужения величественными, жизнь безукоризненной. Это был поистине Апостол – в своей неусыпной энергии, в молитве – Серафим, в делах – Херувим, в обхождении – Ангел, как заповедал свт. Димитрий Ростовский. Великий воздержник и постник, великий чудотворец. Один из самых величайших подвижников за всю историю Русской Православной Церкви.  
    Чтобы обеспечить духовный рост Оптиной Пустыни, свт. Филарет решил основать при ней скит. Скит есть маленькое общежитие с более строгим уставом и с меньшей регламентацией жизни инока и потому с большими средствами для его самовоспитания и с большими удобствами для его руководства со стороны старца; вследствие этого, скит является хорошим средством для воспитания иноков на строгих началах монашеской жизни. Для этого Преосвященный Филарет приглашает на жительство в скит известных пустынников, обитавших в рославльских лесах Брянской губернии. Почти все эти отшельники были учениками прп. Паисия (Величковского), либо учениками его учеников.
     
    Первым настоятелем скита стал рославльский пустынник, впоследствии знаменитый настоятель Оптиной Пустыни прп. Моисей (Путилов; 16/29 июня 1862). Не только прп. Моисей, но и все другие оптинские старцы середины XIX века были учениками ближайших учеников прп. Паисия (Величковского) и являлись продолжателями того дела, начало которому положил великий старец; это и есть плод его деятельности на почве русского монашества.
     
    Основой внутренней жизни Оптиной Пустыни становится строгое соблюдение требований монастырского устава и сосредоточение внимания на внутренней стороне иноческой жизни, на началах духовного подвижничества, указанных великими аскетами христианства, на усовершенствовании духа инока, чтобы по достижении его служить ближним.
     
    Старчество становится основной чертой Оптиной Пустыни. Начало старчества в Оптиной пустыни относится ко времени переселения в нее старца прп. Льва (Наголкина; 11/24 окт. 1841) в 1829 г. До этого времени почти все оптинские монахи в основном обращали внимание на внешнюю сторону монашества: псалмопение, пост, бдение, молитву с поклонами – и в этом полагали сущность монашества; внутреннюю же его сторону – выработку духа, оставляли в забвении: каждый жил по своим понятиям, подвизался, как умел. О старчестве в Оптиной Пустыни никто не знал, кроме прпп. Моисея и Антония, которые были хорошо знакомы с творениями отцов-подвижников, знали о необходимости духовного руководства как важного условия иноческой жизни и желали ввести его в Оптиной Пустыни. Но при тогдашних духовных силах оптинской братии не было лиц, которые могли бы положить начало старчеству: сам прп. Моисей был перегружен сложными настоятельскими обязанностями, а прп. Антоний (Путилов), настоятель Скита, не имел достаточно энергии и был слаб здоровьем, чтобы взять на себя ведение старчества, обычая для многих братии совершенно незнакомого и притом несколько тяжелого, неприятного, так как оно требовало постоянного внимания к самым малейшим движениям мысли и сердца. Для этого дела необходим был человек энергичный, твердый, смелый, который мог бы преодолеть все препятствия на пути к его утверждению, – такой человек и явился в лице прп. Льва.
     
    Прп. Моисей поручил старчествовать прп. Льву и вручил ему всех желающих идти по этому пути, а также всех новоначальных. Многие, кто привык за долгие годы монашества только к внешнему деланию, не понимали, что значит совершенствование духа, очищение сердца от дурных наклонностей путем откровения помыслов, послушание, внутреннее делание под руководством старца. Для некоторых же введение старчества казалось даже пустым делом и чуть ли не ересью.
     
    Старчество в самом начале своего появления в Оптиной Пустыни вызвало протест. Последовали жалобы правящему архиерею в Калугу. Но желающих руководствоваться старческими советами становилось все больше и больше. Калужские преосвященные не доверяли жалобам, но новый Калужский архипастырь Николай (Соколов; 17/30 сент. 1851), не разобравшись в сути дела, запретил прп. Льву принимать мирян и приказал перевести его со скитской пасеки в монастырь. Но у прп. Льва было достаточно силы характера, достаточно сознания высоты и правоты совершаемого им дела, чтобы перенести все эти преследования. Необходимо было вмешательство таких лиц, как свт. Игнатий (Брянчанинов), тогда еще архимандрит и настоятель Троице-Сергиевой пустыни под С.-Петербургом; свт. Филарет, митрополит Московский; свт. Филарет, митрополит Киевский, чтобы положить конец всяким стеснениям старчества. Вскоре и архиеп. Николай Калужский сожалел о том, что поверил слухам, говорил, что ошибся, и подал мысль о составлении жизнеописания уже почившего старца Льва.
     
    С этих пор (после 1842 г.) оптинское дело уже никого не смущало, и епархиальная власть успокаивается. Поэтому временем полного утверждения старчества можно считать начало 1840-х годов.
    Старчество, насажденное решительным, безбоязненным, смелым и энергичным, непоколебимо уверенным в правоте своего дела старцем Львом (не без содействия митрополитов Московского и Киевского), еще более расцвело, еще более укрепилось, благодаря деятельности мягкого, сердечного, кроткого, смиренного старца прп. Макария, и продолжало процветать и при последующих великих преемниках по старчеству вплоть до закрытия обители после революции 1917 г.
     
    Источник
  7. OptinaRU
    Во время субботней утрени, в начале чтения кафизм, внимание молящейся братии привлекло несколько необычное атмосферическое явление. В окна храма, с южной стороны в течение нескольких секунд виден был голубоватый свет, довольно сильный. Свет походил на блеск молнии (но это очевидно не была молния), или скорее напоминает свет от падения метеоров или ракеты. Отмечаем это явление потому, что ныне, – когда очень многие, и в особенности в монастырях, переживаемый момент склонны считать за наступившие апокалипсические времена; когда, с другой стороны, и скиту грозит нападение, – и в этом явлении некоторые лица из нашей братии видят знамение; и вообще этот видимый свет породил разговоры.
     
    На бдении после первой кафизмы было прочитано печатное слово известного проповедника, о. протоиерея Восторгова, в котором проповедник весьма выразительно представил печальную картину разложения и позора России. Действительно, мы переживаем страшные дни. Расстройство нашей армии полное – так заявляют верховные вожди её. Дисциплина в войсках отсутствует. Войска не желают сопротивляться врагу и самовольно оставляют позиции при его наступлении. Внутри России солдаты дозволяют себе грабежи и насилия. С разных сторон слышно об истреблении помещичьих владений и о самовольном захвате их. Грабят монастыри. Так в Свенском монастыре взяли монастырские деньги и убили настоятеля.
     
    Получено известие, что и в нашей Калуге четыре полка отказались идти на позиции и оказали вооруженное сопротивление прибывшим для обуздания их казакам и т. под. Положение, вообще, столь безнадежно, что говоря псаломски, – суетно спасение человеческое (Пс. 59, 13). Одна надежда – на Бога, на Пречистую Владычицу мира, всегдашнюю Покровительницу Земли нашей, – такую мысль и проводил в своем праздничном слове Преосвященнейший Михей.
     
    Владыка говорил, что если Господь Бог и Пречистая Богоматерь смилуются над нами, то все благоустроится и изменится на лучшее, но что для этого нужно нам каяться. При этом владыка добавил, что ныне уже замечается обращение русских людей к Богу, к покаянию; особенно заметно это, по словам проповедника – Преосвященного, в Москве и Петрограде. «Буди, буди!» – скажем и мы исключительно словами Владыки.
     
    В монастыре на стенке появилась зловещая, дерзкая надпись – с угрозой придти ограбить монастырь. Подобные заявления приходится слышать и изустно. В монастыре уже предпринимаются некоторые меры на случай нападения. В случае нападения братия должна собраться по удару колокола у Казанского собора, чтобы сообща встретить насильников. Для устрашения злоумышленников послушники вооружаются дрекольем и даже револьверами, и таким образом составляется ополчение – человек в 50, и установлено совершение молебных и акафистных пений пред Чудотворным образом Божией Матери и панихида по почившим Старцам.
     
    По предложению о. скитоначальника в покоях Старца состоялось совещание скитской братии, на котором был поставлен вопрос о мерах к охранению Скита от грозящего нападения. Решено: посильно употребить те же меры, кои предпринимаются в монастыре: 1) Усилен караул. – В помощь постоянному караульному, старому и дряхлому о. Гермогену устанавливается чередное дежурство братии.
     
    Чередной будет дежурить вместе с о. Гермогеном – с 91/2 до половины 2-го часа ночи (т. е. до утрени). Это послушание признано обязательным для всей братии, – исключения будут допускаться только по особо уважительным причинам. Усиленный караул вводится с нынешнего же дня. Чреду начинает о. скитоначальник. 2) В первый воскресный день совершить соборное молебное пение небесным покровителям скита.
     
    В этот же день имеет быть нарочитое моление и после этого из монастыря последует крестный ход на Амвросиевский колодезь для того, чтобы скитская братия со святыми иконами и собором своих священнослужителей встретила крестный ход, а по отбытии его обратно, в свою очередь, совершено было обхождение со святыми иконами скита. Кроме этого общего моления о. скитоначальник предложил и келейно молиться о том же неусыпной Попечительнице и Хранительнице св. Обители – Пресвятой Богородице и Покровителю скита, св. Иоанну Предтече.
     
    Признано также необходимым более тщательно охранять вход в скит, раньше запирать ворота. Как Святые так и черные (со стороны конного двора) ворота будут запираться ранее обыкновенного, и ключи от черных ворот должны храниться не у <нрзб> в служительской келии, а у братии (у хлебника – о. Илариона), по возможности ограничить число сторонних посетителей (здесь разумеется не посещение старцев ради духовного окормления, а имеются в виду любопытствующие и разные лица, имеющие частное отношение к кому-либо из братии). Признано желательным в целях самозащиты содержать в скиту одного или двух казаков, если к этой мере прибегнет монастырь.
     
    В заключение было высказано, что эти меры, смотря по обстоятельствам, могут изменяться и вовсе отменяться, тем более что <со дня на день> ожидается прибытие из Москвы (с Церковного Собора) о. настоятеля Обители, который может признать более благоприятными иные меры.
     
    Погода, как и накануне великолепная: день солнечный, теплый. Благодаря трудолюбию и любви к своему делу скитского садовника о. Павла, фруктовый сад скита обогатился нынешней осенью несколькими десятками корней плодовых деревьев и кустов. Вновь посажено свыше 30 яблонь, 20 кустов смородины, 10 кустов вишен и 20 деревьев сливы (в прошлом году его же тщанием насажено деревьев 20 яблонь, деревьев 15 слив и кустов 20 смородины). Взяты уже отчасти имеющиеся в саду, а отчасти новые сорта, – преимущественно выносливые малочувствительные к морозам. Из старых сортов посажены: боровинка, анис, коричневая в нескольких разновидностях и др. Из новых сортов назовем некоторые: антоновка каменичная, антоновка полуторафунтовая (т. е. очень крупная), розмарин, свинцовка, штрейфелинг, пепен английский, коробовка, кальвиль белый…Слива посажена также в нескольких сортах: обыкновенная, очаковская (желтая), чернослив.
     
    Летопись скита Оптиной Пустыни, октябрь 1917 года
  8. OptinaRU
    На молитвы отцов добро и похвально уповать, но следует при всем том и себя не забывать. Вы, по неограниченному своему усердию, требуете всегдашних моих ответов, и в противном случае малодушествуете: это знак маловерия; нерассудительность сия от самолюбия произрастает и в помрачение вводит. Вы, забывши Божественное Писание, запрещающее на тленных человек совершенно надежду возлагать, а токмо на Единого всепремилосердного Господа, пострадали безрассудно, ибо Той Един воздвизает нища от гноища, хотя и чрез ангельское посредство… И воистину, когда бы помнили вы Духом Святым произнесенные в псалме слова, что надеющиеся на Господа, яко гора Сион, не подвижатся (Пс. 124, 1), и если бы сие в полном чувствовании имели, то не пострадали бы. И воистину, по мере веры, невидимо благодать Божия действует и утешает, и просвещает всякого, желающего спастися.
     
    Еще позвольте вас, хотя мало, заочно укорить, а вы благодушно понесите это: вы там, как афинянки, желаете всегда одна перед другою узнать везде, что есть ли письма от меня или от батюшки Макария. Когда же к одной пришлется, а к другой нет, – вот тут и откроется крамола и беды, – не получивших объемлет скорбь и малодушие с пагубным мнением: что и почему не пишет? И прочее… а того не понимаете, что иногда пяти только строк не кончивши в письме, кто-либо придет и займет, – и осталось письмо до другой почты. Но и за предпочтение другой сестры нам оскорбляться – тоже знак самолюбия… Ваш недостойный богомолец I.Л.
     
    Из писем прп. Льва Оптинского
  9. OptinaRU
    Борис Петрович и Тамара Петровна Розановы – мои друзья – жили около Оптиной в начале тридцатых годов. Каждый рассказывает о своем. Борис Петрович ходил в Березичи играть в биллиард. В Жиздре ловили стерлядь и огромных жирных лещей. Рыбу били острогой. И был еще способ ловли, оставшийся от монахов. Называлось – ловить «на сежу». Очень сложный способ с перегораживанием реки еловым лапником, но рассказано мне в подробности. Тамара Петровна говорит, что все тогда в Оптиной было еще цело (то есть здания), только во всех помещениях Дома отдыха сильно пахло ладаном. Никак не могли этот запах выветрить. Но могилы все около собора были целы. Внутри помещений и в церквах ничего монастырского не оставалось. Все было повыброшено. Кое-что разобрано местными жителями. Некто Захаров, принимавший участие в изъятии монастырского имущества, навешал у себя дома ковров. А это оказались не ковры, а попоны с монастырской конюшни. Курьез. Сразу после ликвидации монастыря прямо на папертях собора был устроен аукцион по продаже имущества: мебели, посуды, одежды… Пафнутьев колодец, считавшийся святым и целебным, забили бетоном, потому что к нему продолжалось паломничество за водой. Но родник пробился в новом месте и нашел себе выход на самом берегу Жиздры, в нескольких метрах от воды, в маленьком овражке, в густых кустах… <…>
     
    У обширных и все еще светлых бывших монастырских прудов сидела на зеленом бережку пожилая женщина в белом платочке. Мои товарищи – Володя Десятников и Василий Николаевич – пошли вперед, к монастырской стене, а я задержался около женщины и разговорился с ней. Оказалось, она помнит монастырь до его ликвидации и видела, как его закрывали.
    – Интересно? – спросил у меня Володя, когда я догнал и присоединился к ним.
    – Захватывающе. Вернусь в Москву, обязательно пошлю проект, чтобы молоко нам за вредность… А пока дай мне таблеточку валидола.
     
    … Как сказать одним словом про то, что представляет из себя сейчас Оптина Пустынь? Слово такое сеть – обломки. Остатки красной кирпичной стены как бы размыты сверху, как бы обтаяли. Точно так же размыты сверху и обтаяли монастырские башни. Про главы Введенского собора, что он «обтаял» сверху, сказать нельзя, это было бы слишком слабо. Он обезглавлен и торчит в небо бескупольными барабанами. Точно также обезглавлена Казанская церковь к югу от собора. Владимирская церковь (больничная) исчезла совсем. Растаяла. От церкви Марии Египетской остался бесформенный остов, обрастающий кустами неприхотливой бузины. <…>
    Можно ли вообразить, как выглядело это место до разорения? Можно, потому, что приходилось видеть в других местах нетронутые монастырские кладбища. Наверное, и здесь лежали надмогильные плиты с надписями, стояли памятники, росли цветы. Трудно вообразить другое: что это место с жалким штакетником могло выглядеть торжественно, хотя и печально, и, напротив, что торжественно-печальное место может выглядеть вот так жалко. Но и то надо сказать спасибо Василию Николаевичу Сорокину <директору Козельского филиала Калужского краеведческого музея>, сдвинувшему дело с мертвой точки и начавшему с нуля.
     
    Когда появилась возможность, вот именно, собирать камни, ни одной надгробной плиты на месте не обнаружили. Все они оказались по какой-то фантастической, не поддающейся здравому смыслу надобности разбросанными по обширной территории монастыря. И ведь не горстка камней, чтобы их разбросать, – тяжелые, мраморные, из полированного гранита.
    Василий Николаевич дал мне потом записочку с перечнем тех, кто здесь похоронен. Получилось вроде поминального списка…
     

    1. Оптинские старцы – Лев, Макарий, Амвросий, Иосиф, Анатолий, Варсонофий и Анатолий.
    2. Братья Киреевские – Иван Васильевич и Петр Васильевич.
    3. Жена Ивана Васильевича Киреевского Наталья Петровна.
    4. Александра Ильинична Остен-Сакен, тетя и воспитательница Льва Толстого, умершая в 1841 году.
    5. Гартунг Николай Иванович – тесть Пушкина, если бы Пушкин был жив к моменту замужества своей дочери. Скончался в 1859 году.
    6. Генерал-майор Петровский Андрей Андреевич – участник сражений при Бородино, Прейсиш-Эйлау, Лейпциге, при взятии Парижа.
    7. Графиня Елизавета Алексеевна Толстая, родственница Толстых. Скончалась в 1851 году.
    8. Родственники Апухтина Былим-Колосовские: Варвара, Василий, Николай, Матвей, Дмитрий.
    9. Григорий Воейков.
    10. Мария Кавелина, урожденная Нахимова, родная сестра адмирала Нахимова, героя Севастопольской войны.
    11. Полковник Оспап Оспапович Россет, брат знаменитой А.О.Россет. Друг Пушкина. Умер в 1854 году.
    12. Иван Иванович Писарев – отец известного критика…  
    <…> «Запомните это место, молодые друзья, – говорил Василий Николаевич, – вам еще долго жить, возможно, и перед вами история поставит вопрос отношения к прошлому. Не перед вами, так перед вашими детьми. А откуда дети могут набраться ума-разума, если не от вас. Не от нас. А мы… от них, лежащих под плитами.
    На Востоке есть поговорка: «Если ты выстрелишь в прошлое из пистолета, будущее выстрелит в тебя из пушки». Человек, способный осквернить могилу, способен наплевать и на живых людей. Более того, человек, разоривший чужую могилу, не гарантирован, что не будет разорена и его собственная могила»…
     
    От Оптиной, походив еще по ее дикой бесхозной травке, поглядев на разные, разнородные, многочисленные, никакого ансамбля не составляющие постройки и пристройки, лепящиеся к основному костяку как снаружи монастырской стены, так и внутри ее, мы пошли к Скиту. <…>
    Скит и все в Скиту уцелело в большей сохранности, нежели в монастыре. Полкилометра расстояния от Оптиной, меньшая капитальность и крепость Скита, в особенности наружной стены, косвенно помогли ему уцелеть, и разрушительная волна прокатилась как бы над ним. Так ураган может сломать дуб и не тронуть ивовый куст.
    Хотя главная церковь Скита – церковь Иоанна Предтечи, тоже без купола и креста, хотя в домике старца живет какой-то посторонний человек, который пробивает там стены, меняет и перестраивает все, как ему заблагорассудится, хотя ни о каких цветниках сейчас нет и речи, все же надо сказать, что Скит находится в счастливой сохранности. Цел и в хорошем состоянии дом, где останавливался Гоголь. Цел и даже отреставрирован домик Достоевского. Цело здание, в котором размещалась оптинская библиотека. Цел – повторю, хотя занят посторонним человеком домик, где жили старцы. Цела, наконец, стена. Цела и тишина вокруг, целы сосны, обступившие Скит со всех сторон.
     
    Оптинский альманах, вып.1.
  10. OptinaRU
    …Старец мой много трудился, много постился, много сеял спасительнаго семени, но нива моя сердечная от нечувства совершенно окаменела, а потому не точию плодов, но и листу зеленеющаго поне для внешняго вида не имею, и как был, так и есмь, с голыми руками и окаменелым сердцем. А потому в правду должен сказать, что душа моя пред Богом, яко земля безводная! Отчего часто унывает дух мой и смущается сердце от обошедших меня зол. Но слава премногому долготерпению Божию ко мне! Яко Он меня за беззакония мои еще не казнил. Еще вид мой в звериной не претворил. И действительно, кто из дали на меня посмотрит, то и я похож еще на человека, а есть ли разсмотреть поведение, заглянуть в сердце, то – ей! плача многаго достоин, и сие то есть бедственное мое положение, о коем донеся Вам, прошу Вас, батюшка, с болезнию сердца воздохните о моем окаянстве пред Богом и излейте к Нему слезу Вашу – да исцелею.
     
    Многия Угодники Божии постом смиряли душу свою, от котораго и у святаго Давида изнемогали колена, а потому Они изобиловали и плодами духовными; а у меня от одного воображения о воздержании заразее делается уныние. Из сего можете Вы заметить, что я с больщим усердием работаю чреву, так что и мои колена изнемогают, но не от поста, а от излишия, и из трапезы как будто бы с кулашнова бою с ноги на ногу едва дотащусь до келлии, пришедши же, абие предаюсь сну, и столь сладко, что проснувшись едва распознаю: утро или вечер есть. Сие Вы, батюшка любезный, не примите за кощунство, ей – истину говорю, пусть иныя величаются как хотят своими исправлениями, а я хоть несладще, да должен о немощах своих пред Вами правду сказать, коими к несчастию и к вечному стыду моему я изобилую очень довольно, а всему сему злу корень, есть страсть обжорства, от порабощения которой да избавит меня Господь Бог Вашими молитвами.
     
    Многия хвалятся, – кто чем! – а я не точию хвалюсь и сердечно утешаюсь, что я недостойный благочестивых родителей сын и имею у себя весьма добрых и благоговейных братьев!.. При таковом же утешении моем еще и печаль имею, что я не по внешнему, а по внутреннему образу нисколько на них не похож, и сим не точию своей душе, но и всему сродству безчестие наношу и так, любезный батюшка, инова способа ко исправлению своему не обретаю, кроме надежды на Ваши Святыя молитвы, кои меня, грешное козлище, сильны соделать Христовою овцею, почему со слезами молю и прошу Вас о исправлении моем умолить Премилосердаго Господа Бога.
     
    Хотя Св. Апостол и учит: не дети бывайте умы, – но я уже довольною и бородою обросший, но не могу детских обычаев измениться, а именно: пришло мне детское желание попросить у вас.
     
    Из писем прп. Антония Оптинского
  11. OptinaRU
    Мирские люди, и благочестием сияющие, не знают сих <монашеских> браней и не бывают так ввергаемы в пещь искушений, как в нашем звании, по мере каждого устроения. Они не понимают, что к сей жизни есть призвание Божие, без которого сам собою человек не может оставить мир с привлекательными его удовольствиями, которые хоть и часто бывают растворяемы скорбями и болезнями. А какие предлежат брани и искушения вступившим на поприще сего духовного подвига, о сем ты и понятия не имеешь.
     
    Что же касается до мнения светских людей, водимых страстями (что называется мир), о нашем звании, и вменяющих себе в бесчестие, когда ближние их вступают в монастырь, то мы на сие имеем учение пресладчайших уст Спасителя нашего, Господа Иисуса Христа: аще мир вас ненавидит, ведите, яко Мене прежде вас возненавиде. Аще от мира бысте были, мир убо свое любил бы: якоже от мира несте, но Аз избрах вы от мира, сего ради ненавидит вас мир (Ин. 15, 18—19). И опять, кто стыдится мира ради звания Божия и дел, предприемлемых любви Его ради, тот также услышит от Господа: иже аще постыдится Мене и Моих словес в роде сем прелюбодейнем и грешнем, и Сын Человеческий постыдится его, егда приидет во славе Отца Своего, со Ангелы святыми (Мк. 8, 38). Еще же апостольское учение удостоверяет нас, что мудрование плотское вражда на Бога: закону бо Божию не покаряется, ниже бо может (Рим. 8, 7).
     
    Истинные христиане должны радоваться и вменять себе в честь, когда ближние их удостоиваются сего звания Божия; кто может без звания Божия оставить мир и удовольствия его (хотя временные, суетные и ложные) и вступить в обитель, по наружности скудную в одежде и в удовольствиях, но внутренне и богатых и веселых, чего мир не может прияти, по слову Господню. Суета же монастырская от мирской много различна: там по необходимости, а в мире для прихоти и роскоши.
     
    Как сама, так и других тебе единомысленных наставляй повиноваться игумении. Мы часто имеем неправильный взгляд на вещи и, понимая оные худо, других тем же заражаем; а всего лучше о порядке и правлении, до них не касающихся, пусть молчат и внимают себе и своему спасению.
     
    Из писем прп. Макария Оптинского
  12. OptinaRU
    Для пользы душевной предлагаю вам на рассмотрение псаломские слова: Благ и прав, то есть праведен и правосуден, Господь, сего ради законоположит согрешающим на пути (Пс. 24: 8).
    Что законоположит Господь согрешающим? Законополагает, чтобы каялись, глаголя во Святом Евангелии: покайтеся... аще не покаетеся... погибнете (Лк. 13: 3). Некоторые из христиан от неверия совсем не каются, а некоторые, хотя и каются для порядка и обычая, но потом без страха опять тяжко согрешают, имея неразумную надежду на то, что Господь благ, а другие, имея в виду одно то, что Господь правосуден, не перестают грешить от отчаяния, не надеясь получить прощение.
     
    Тех и других исправляя, слово Божие объявляет всем, что благ Господь ко всем каюшимся искренно и с твердым намерением не возвращаться на прежнее. Несть бо грех побеждают человеколюбие Божие. Напротив, правосуден Господь для тех, которые от неверия или нерадения не хотят каяться; также и для тех, которые, хотя иногда и приносят покаяние, для порядка и обычая, но потом опять без страха тяжко согрешают, имея неразумное упование на то, что Господь благ. Есть и такие христиане, которые приносят покаяние, но не все высказывают на исповеди, а некоторые грехи скрывают и утаивают стыда ради. Таковые, по слову апостольскому, недостойно причащаются Святых Тайн; а за недостойное причащение подвергаются различным немощам и болезням, а немало и умирают. Сказано апостолом: Ядый бо и пияй недостойне, суд себе яст и пиет, не разсуждая Тела Господня (1 Кор. 11: 29).
     
    Скажут некоторые: как же нам быть, когда мы часто как бы невольно согрешаем от немощи? Иное согрешать от немощи и согрешать удобопростительным грехом, а иное согрешать от нерадения и бесстрашия и согрешать тяжким грехом. Всем известно, что есть грехи смертные, и есть грехи удобопростительные словом или мыслью. Но во всяком случае потребно покаяние искреннее и смиренное, и понуждение, по слову Евангельскому, с твердым намерением не возвращаться на прежнее. Сказано в Отечнике: «Пал ли еси, востани! Паки пал еси, паки востани!»
    Неудивительно падать, но постыдно и тяжко пребывать в грехе.
     
    Из писем прп. Амвросия Оптинского
  13. OptinaRU
    Поздравляю тебя с Новым годом и сердечно желаю тебе вступить в оный с новыми силами духовными, а вместе и телесными, чтобы иметь возможность, с помощью Божией, провести наступающее новое дело в мирном устроении, по сказанному в псалмах: Мир мног любящим закон Твой, и несть им соблазна (Пс. 118: 165). Другого средства для получения мирного устроения душевного, кроме исполнения Евангельских заповедей Божиих, изобрести невозможно. Евангельские же заповеди требуют, во-первых, смиренного терпения и перенесения всех искушений, по сказанному: в терпении вашем стяжите душы вашя (Лк. 21: 19), и претерпевши... до конца, той спасен будет (Мф. 10: 22); чтобы никого не судить и никого не осуждать, а всех оставлять на суд Божий и предоставлять их собственной воле. Так как только один и есть Судия живых и мертвых, пред Которым каждый из нас от своих дел или прославится или постыдится.
     
    На земле предписано нам иметь скорбные испытания, как сказано Самим Господом (Ин. 16: 33): в мире скорбны будете. Слова эти ясно показывают, что хотя все места целого мира исходи, а бесскорбного положения нигде не обрящешь; везде потребно будет и смирение, и терпение, и неосуждение других. Только этими духовными средствами приобретается мирное устроение души, соразмерно тому, насколько мы будем простираться к смирению и долготерпению и неосуждению других. Ежели дозволявшие, или присвояющие себе право судить, находили недостатки и неправильности в Самом Господе, Источнике всякой истины, называя Его льстецом, самарянином, и хуже того (см. Мф. 27: 63; Ин. 8: 48), то какого заключения не сделают относительно обыкновенных людей?
     
    Всего лучше и спасительнее для нас последовать заповеди апостола, глаголющаго: Темже прежде времене ничтоже судите, дондеже приидет Господь, Иже во свете приведет тайная тмы и объявит советы сердечныя; и тогда похвала будет комуждо от Бога (1 Кор. 4: 5).
     
    И еще в Ветхом Завете предписано было внимать себе, и своему спасению, и исправлению собственной своей души. Об этом и следует нам более всего заботиться. Есть два рода благотворения: первое благотворение — собственной своей душе делами благочестия со смирением и неосуждением других, чтобы не подвергнуться тому, чему подвергся фарисей; второе благотворение внешнее, внешними средствами, которые также приносят пользу нашей душе, если не судим и не доверяем своему помыслу, что будто бы средства эти не так употребляются. Полезнее всего благотворить и веровать несомненно, что получим за это от Господа воздаяние, по сказанному у пророка Даниила: «избавление мужу свое ему богатство». И в другом месте: «милостынею и верой очищаются грехи».
     
    Из писем прп. Амвросия Оптинского
  14. OptinaRU
    Вы, по искренней любви своей ко мне и по вере, просите от меня, как от доброго и рассудительного человека, слово утешения; а я на сей раз, по жестокосердию своему, - простите мне, решился, для пользы и вразумления Вашего, написать Вам слово обличения.... Ведь и отцы не тогда только бывают отцы, когда детей по голове гладят и балуют, но и тогда именуются отцы, когда вразумляют и наказуют чад. И я много снисходил слабостям Вашим в надежде, что Вы будете исправны во всем, или, по крайней мере, смиренны в духе, но не тут-то было! Вот и при теперешнем посещении Вашем и выезде из обители, чем бы быть Вам в духе своем мирными, довольными, благодарными, радостными, что Бог утешил Вас и сподобил пробыть в обители святой восемь суток, а Вы, как будто обиженныя и недовольныя, расплакались неутешно, сердились, досадовали и жаловались. И на кого же? На своих людей, на сестриц, на матушку! Не стыдно ли Вам, любезный друг мой, так несмиренно поступать? Многие добрые люди, если и на часок побывают у нас в обители, как они после того относятся довольными, благодарными, а Вы, и неделю пробывши, отправились от нас с нахмуренным челом! Не знаю, что мне теперь с Вами делать? Где искать суда?!
     
    Для успокоения Вашего в духе, хотя и принял все погрешности Ваши за собственныя, но признаюсь, немирствие Ваше к матушке, и не обдуманныя и резкия слова опечаливали душу мою всегда, и сердце мое как будто морозом подирали, так что больно бывало все оное и видеть и слышать. Если б Вы сколько-нибудь постигли важность и величие лица родительскаго, тогда, может быть, не таковы были бы к ним. Они, т. е. родители наши по Бозе - бози наши суть... И не дивитесь Вы сему, ибо Сам Дух Святый устами Давидовыми наименовал их так: Аз рех: бози есте, и сынове Вышняго! Посему-то и повелевает Бог заповедию Своею чтить отца своего и матерь, и обещает нам за сие почтение в награду - благо, которое и будем мы вкушать не на земле только - временно, но и на небеси - вечно.
     
    Итак, любезнейшая, правду ли я говорю, что Вы в поступках своих против благочестивой родительницы своей вовсе неправы? Или вздумаете еще оправдывать себя? Я думаю, что за все погрешности Ваши противо матушки своей, необходимо нужна для Вас епитимия, о чем Вы меня когда-то и прашивали, и вот для пользы своей, и для смирения, не отрекитесь принять ее, а именно: Господи благослови! И у матушки своей со смирением и со слезами испросите прощения во всех своих грубостях и непослушании к ней. Второе: не проситесь у ней ко мне, и других не напрашивайте просить ее о том, но когда она сама без предложения сторонняго скажет Вам: съезди в обитель к батюшке! - тогда, как бы от Бога услышавши повеление, поспешите пожаловать к нам в обитель, где и меня увидите по прежнему с тем же добрым сердцем к Вам, как и прежде. Может быть епитимия таковая и неприятна будет сердцу Вашему, но Вы неоднократно уверяли меня, что все сказанное приемлете от меня как от уст Божиих: почему уверение таковое и докажите мне на самом деле, дабы был я удостоверен в истинном и не лестном расположении Вашем ко мне недостойному.
     
    Из писем прп. Антония Оптинского
  15. OptinaRU
    … После мудрых и любвеобильных слов Старца, присущих его ангельскому сердцу, так мне стало отрадно на душе. Я готов был благодарить Старца, что он не отпустил меня на родину, точно он меня оградил от какой-то беды. Я сам себе не мог дать отчета, куда девалось мое непреодолимое желание – последний раз побывать на родине, о которой я так давно мечтал, точно это было сновидение, а не действительность. Батюшка дал мне свежий тонкокожий апельсин и сказал: «Вот тебе для утоления жажды!», чем утешил меня до глубины души. Но думал ли я, что со мною будет не более, как через неделю, такая сильная и нестерпимая жажда, которой не было возможности утолить… Итак, пошел я от Старца как бы в какой великий праздник, когда он, не щадя своих слабых сил, утешал всех нас, как сердобольная мать, любящая чад своих.
     
    Весь этот день я очень отрадно провел. Вещи, приготовленные для поездки, я все убрал во избежание напоминания об оной. На следующий день я совершенно неожиданно и, казалось мне, без всякой причины, заболел смертельно тифозной горячкой. Где бы я мог простудиться, решительно не знаю. Погода тогда была теплая и самая благоприятная – первые числа мая. Болезнь во мне развивалась быстро и не поддавалась лечению. Быстрый упадок сил, жар во всем теле… Разлилась по всему телу желчь; даже глаза, как мне после передавали, были залиты желчью; ногти почернели… Я был между жизнью и смертью. Врачи: монастырский о. Нифонт и козельский Кустов заявили, что надежды на выздоровление нет никакой. Меня особоровали и каждый день приобщали Св. Таин, даже в полночь, когда я был уже совсем плох. Мне было тогда только 28 лет. Отцы и братия приходили со мною прощаться…
     
    В продолжение моей болезни я мысленно призывал себе на помощь молитвы Старца, отца моего духовного батюшки Амвросия, а в часы невыносимых моих страданий даже и посылал к нему просить к нему его св. молитв, так как не было возможности терпеть. Но каждый раз, как придут, бывало, от Старца и скажут: «Батюшка о тебе молится и посылает тебе благословение», мне станет несколько легче.
     
    Помню, один раз – это было утром, мне так было трудно, что я опять решился побеспокоить Старца, т.е. попросить его св. молитв. Посланный скоро возвратился и принес мне от Батюшки запечатанный пузырек св. воды из Почаева, которую он велел вылить в бутылку, добавить чистой воды, чтобы она была полная, и давать мне понемногу пить и примачивать ею голову. Ходившие за мною добрые люди – братия – исполнили усердно надлежащее, и, за молитвы Старца, с этого времени мне стало лучше: жар хотя медленно, но все-таки начал постепенно ослабевать, и я мало-помалу начал оживать к удивлению многих, а особенно врачей моих, которые окончательно приговорили меня к смерти, так что в последнее время уже ничем не лечили, а оставили на волю Божию. Поправлялся я очень медленно и еще более двух месяцев пробыл в больнице.
     
    Доктор наш о. Нифонт с недоумением после того спрашивал Старца, каким чудом я остался живым: тогда как по их общему мнению, насколько им открыла наука, это казалось почти невозможным. На это богомудрый Старец сказал ему следующее: «Невозможное от человеков возможно есть от Бога. Над такими трудно и безнадежно больными исполняется слово Богоотца и пророка Давида, который говорит: наказуя наказа мя Господь, смерти же не предаде мя. Может быть и за это его беспрекословное послушание он остался живым, а если бы не послушался, то очень может быть и умер бы беспомощным... Послушание, брате, дело великое».
     
    Из книги «Житие прп. Амвросия старца Оптинского»
  16. OptinaRU
    В течение сего лета <1798> я уже мог ходить без поддержки других и получал иногда позволение выходить из дома на улицу и заниматься со сверстниками. Однажды дали мне грошик на орешки, и я сам пошел покупать, но вместо орехов увидал у продавца красные маленькие сапожки и хотел купить за грошик. Но продавец сказал, что надо денег прибавить. Я побежал и насбирал денег с гривну и с восхищением побежал к продавцу, думая, что куплю себе красные сапожки. Но продавец сказал, что еще надо прибавить денег. Я и вторично отправился на сбор, и набрал денег еще с гривну, но продавец прибавки требовал – еще денег. Я требованием денег настолько огорчился на продавца, что назвал его обманщиком и побежал прочь, а продавец, чтобы успокоить меня, отдавал сапожки без денег, но я поупрямился их взять.

    Того же лета был еще со мной замечательный случай, а именно: в одно время, гуляя по улице, увидал я у кабака, как один кучер играл на балалайке, а другой плясал, а третий песни пел. И так сильно понравилась мне эта музыка, что я, выпросив у кучера балалайку, побежал с нею домой и там на ней стал играть и подпрыгивать, и прикрикивать. Родительницу мою это явление так удивило и огорчило, что она назвала меня: «Ах ты, окаянный скоморох! Я за это выучу тебя плакать, а не плясать!.» – и зараз высекла меня прутом. Но когда стала бросать балалайку в печь, то я так об этом огорчился и неутешно рыдал и плакал, что с горя, упавши на пол, крепко заснул. Это первое искушение вражье открыло тогда, что от юности и от младенчества сердце человека стремится наиболее к дурному, нежели к доброму.

    Того же года осенью посетила меня небывалая гостья – оспа, не прививная, а натуральная, от простуды, которая едва не лишила меня жизни. Родительница моя, опасаясь, чтобы я не обезобразил себя, связала мне руки платком, а я плакал тогда и жаловался: «Что я вам сделал? За что вы меня вяжете?..»

    А в конце того года, то есть о святках, ездили родители мои на богомолье в Адрианов монастырь благодарить преподобного Адриана за выздоровление мое, где после обедни и молебна настоятель отец игумен Моисей пригласил родителей в келлию свою и угостил чаем с молоком, что самое и доселе осталось в моей памяти, за что спаси его, Господи!

    Из воспоминаний прп. Антония Оптинского
  17. OptinaRU
    Во многих отеческих учениях видим, что нельзя прийти в познание своих немощей и в смирение, аще не будет попущено быть искушенным душевными и телесными немощами. Вникните в действия ваши, и увидите, что при возмущающих вас случаях — и следа не было смирения; но все одно оправдание.
     
    Мы читаем, говорим и пишем о смирении, что оно нужно для спасения, а сколько нами оного приобретено или опущено все, — не внимаем и не знаем. Св. Петр Дамаскин пишет, что смирение есть порождение разума, а разум есть порождение искушений и скорбей; и св. Исаак: "исходяй от скорбей, исходит и от добродетелей"... За посещение вас утешением благодарите Господа; но нисходите во глубину смирения, считая себя недостойными; если бы мы были смиренны, то никогда бы оных не лишались; и когда не будет искушения, то немудрено и в гордость впасть; а как мы удаляемся от скорбей и не несем искушений, то недостойны принимать и утешения, по слову св. Исаака Сирина. Писано есть: страшливый да не исходит на брань, "избегаяй искушений, лишается дарований духовных".
     
    Чрез искушения мы приходим в разум истинный, а от разума к смирению, которое всего нужнее нам ко спасению... Не всегда же и радоваться; надобно принимать с благодарением и печальное что-нибудь: с вами случается иногда томно и грустно — потерпите, не пренемогайте, благодарите Бога. А когда иметь всегда отраду и утешение, то пользы нет; "любовь Божия противными искушается"; и потерпите, смиритесь, считая себя недостойными утешения. А находясь всегда в духовном изобилии, не можете понести сего без вреда. Слава Его о нас всеблагому Промыслу и милосердию.
     
    Из писем прп. Макария Оптинского
  18. OptinaRU
    Однажды я возвращался от батюшки Амвросия и на пути заехал в Васильсурск. Остановился в знакомом монастыре, и мне предложили посетить послушника монастыря брата Василия, жившего отшельником в лесу. Постучался я, сотворил молитву. Старец с любовью меня принял.— Кто ты такой будешь? — спросил он меня.
    — Я — воин Павел, благословите меня, батюшка.
    — Какой я батюшка, я — простой послушник.
    Разговорились мы с ним. Стал я расспрашивать, как он живет, как угождает Господу.
    — Жить в лесу — от людей спокойно, — сказал старец, — вот только с бесами воевать приходится. Каких только страхований не нагонят они! Однажды среди белого дня вдруг вижу, едет к моей келии множество саней, в которых сидят чуваши. Остановились, стучат в дверь. "Отвори скорее, — говорят, — мы иззябли". Отец настоятель запретил мне пускать кого-либо без молитвы, вот я и говорю: "Сотворите молитву". "Какую там молитву, — отвечают, — отвори". — "Скажите: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас". За дверью раздался смех. Затем все сели в сани и уехали. Вышел я на улицу посмотреть, вижу — никаких следов на снегу, сугробы кругом моей калии огромные, следовательно, все это было призрачное. А то покойник приходил по ночам, стучит кулаком и ревет что есть мочи.
    — Да, такие искушения были и у преподобного Серафима, — сказал я.
    — То — преподобный, а то — я, и молитва у меня слабенькая, а все-таки Господь помогает. Больше всего упражняюсь в Иисусовой молитве.
    Я попросил указания, как ее совершать.
    — Страшная это молитва, — отвечает пустынник, — очень не любит ее сатана и старается всеми силами отомстить тем, кто ее совершает. Без руководства эту молитву проходить опасно. Если хочешь начать, то начни с небольшого. Возьми четки — у тебя есть? По четочкам сто молитв Иисусовых в день с поклонами, хочешь земными, хочешь поясными, все равно.
    …Много и других искушений пришлось вытерпеть старцу. Иисусова молитва есть необходимейшее оружие в деле нашего спасения. Но кто берется за нее, должен ожидать искушений и приготовиться к борьбе внутренней, к борьбе с помыслами. Бесы не любят Иисусовой молитвы и всячески мстят человеку, бьющему их этим бичом. Они начинают нашептывать ему (конечно, невещественными устами) всевозможные сомнения: как это доказать, какой смысл в этом, это неправда, этому никто не верит, это обман и т.д. Чем же бороться подвижнику с этими помыслами? Непринятием их? Но легко сказать — не принимать помыслы. Выполнить это дело настолько нелегко, что борьбу с помыслами Господь принимает за мученичество.
    Хотя молитва Иисусова требует от человека труда, она же несет с собой высокие утешения.
     
    Из бесед прп. Варсонофия Оптинского
  19. OptinaRU
    Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешнаго и благослови… 25 февраля в 11 часов дня в Скит вошли четыре солдата из красной гвардии и один очевидно их старший. Они потребовали к себе о. игумена, и когда он вышел к ним, то заявили, что они пришли осмотреть храм и все в общем в Скиту, ибо, как они сказали, про Скит ходят слухи, что здесь много лежит серебра и золота. О. Игумен потребовал с них удостоверения; когда удостоверения были предъявлены (пришедшие оказались красногвардейцами), тогда, в сопровождении отца игумена, они направились в каменный храм...
     
    Все было осмотрено. Церковная утварь: св. сосуды, кресты, иконы в ризах переписаны, но золота, конечно, не было найдено, ибо там, где собрались спасать свои души, ему не должно и быть. Была осмотрена и колокольня, там думали найти пулемет, какового к [их] сожалению не оказалось. Удивительно, как помрачился разум у сих людей. Неужели Старцы, думающие лишь о Христе, будут заводить у себя пулемет?!! После сего все отправились в храм Св. Иоанна Предтечи. Сюда стали стекаться и остальные братия. В великом смущении смотрели трудники Божии на новых гонителей Церкви и своими молчаливыми взорами поражали нечестивцев, которые и здесь также все описали: и иконы в ризах, и потиры, и кресты, и евангелия и вообще все драгоценности. Все было перерыто, в комодах пересмотрены были даже полотенца. Искали золота и серебра, но этого не оказалось. При осмотре безбожники до многих св. предметов касались руками, чего по правилам церковным никак не подобает делать даже мантийным инокам... После осмотра, не взяв ничего, они отправились в монастырь...
     
    Некогда православные, а теперь отлученные Его Блаженством Святейшим Отцем отцов Церкви Российской, Патриархом Тихоном, грубо и дерзко, как иноверцы и язычники, ворвались в тихую обитель скитскую, дошли в дерзости своей до её святынь – св. алтарей, на которых совершается таинственнейшая жертва Христианства, но не найдя того, что удовлетворило бы их жадность – золота и серебра, – ушли, не тронув ничего, а паче, надо думать, молитвами умерших преподобных старцев были невидимо изгнаны из стен Cкита.
     
    Немощна и слаба природа человеческая и подвержена частым падениям. Сие посещение коснулось и благочестивой братии, ибо отвлекло сие ум, пребывающий в молитве к Господу, и долго сердце иноков не могло успокоиться. Особенно больно и обидно было, что скверные, отлученные от св. Церкви руки, касались святынь христианских и осквернили сии... Как мудрый и добрый пастырь своих духовных овец – настоятель Cкита о. Феодосий на другой же день собрал, как чадолюбивый отец, своих детей иноков и поручил торжественно о. Кукше отслужить молебен и освятить все святыни и храмы от осквернения через прикосновение еретических рук, что и было исполнено 26 февраля сего же года...
     
    Из Летописи Скита Оптиной Пустыни, 1918 год
  20. OptinaRU
    Каждая страсть есть болезнь души; ведь зависть, гнев, скупость не телесны, а душевны. Лечат больное тело, тем более необходимо лечить больную душу. Для борьбы со страстями и существуют монастыри. Впрочем, и мирские люди не могут быть избавлены от этой борьбы, если хотят спасения. Вот и у нас в скиту ведется борьба. Никто сразу не делается бесстрастным. Один поступает гордым, другой — блудником, если не чувственным, то мысленным, третий так зол, что мимо него проходить надо со страхом, четвертый скуп, дорожит каждой копейкой, так что невольно скажешь: зачем же он в монастырь шел? Пятый — чревоугодник, ему все есть хочется. И все в таком роде. Такие люди сами сознают свои грехи и каются в них, но вначале исправление идет медленно. Опытные в духовной жизни старцы смотрят на них снисходительно: ведь он — новоначальный, что же от него еще ждать? Но проходит лет двадцать пять, и видим, что труды не пропали даром. Из чревоугодника сделался постником, из блудника — целомудренным, из гордого — смиренным и т.д. В миру редко кто знает об этой борьбе. На вопрос, как спастись, более благонамеренные отвечают, что надо молиться Богу для спасения, а будешь молиться — и спасешься. И не выходят из этого круга. А между тем молитва человека страстного не спасет его.
     
    Цель, единственная цель нашей жизни и заключается в том, чтобы искоренить страсти и заменить их противоположным — добродетелями. Начинать эту борьбу лучше всего так: хотя нам присущи все страсти, но одни в большей степени, другие в меньшей. Надо определить, какая страсть в нас господствует, и против нее вооружиться. Вести борьбу со всеми страстями сразу невозможно — задушат. Победив одну страсть, переходить к искоренению другой и т.д.
     
    Человек, достигший бесстрастия, получает как бы диплом на право входа в Царство Небесное, делается собеседником Ангелов и святых. Человеку, не победившему страсти, невозможно быть в раю, его задержат на мытарствах. Но предположим, что он вошел в рай, однако остаться там не в состоянии, да и сам не захочет. Как тяжело человеку невоспитанному быть в благовоспитанном обществе, так и человеку страстному быть в обществе бесстрастных. Завистливый и в раю останется завистливым, гордый и на Небесах не сделается смиренным. Люди с противоположными взглядами не понимают друг друга и часто приносят вред.
     
    Из бесед прп. Варсонофия Оптинского
  21. OptinaRU
    За советом надо обращаться к одному кому-нибудь. То, что я сейчас говорю, чрезвычайно важно, и блаженны те, кто это знает. Бывает так, что придет кто-нибудь в Оптину, например, посоветуется с одним, потом с другим, иногда у трех-четырех побывает. Каждый советует по-своему, и у вопрошающего получается смущение: он не знает, как поступить, чьему совету последовать. А нужно было спросить у того, к кому он первому пришел, и что тот посоветует, принять во внимание, считая это за волю Божию. 
    Враг ненавидит, когда один относится к другому с искренними чувствами и любовию о Христе. Он всегда старается посеять вражду и разъединение, как ненавистник добра. Вот и я говорю вам, что враг не оставит наших добрых отношений, искренних и прямых, как отца к сыну. Ведь он нередко разъединял святых. Но я говорю, если между нами будет сохраняться откровенность, простота и искренность, то ничего не сможет он сделать, ибо нашей друг ко другу откровенностию будет разрушаться всякая его злоба.
     
    Веруйте, что на пользу говорю вам то, что исполняете за послушание. По вере вашей я и говорю то, что для вас потребно. Вот, приходят ко мне с верой, и я сам удивляюсь, откуда что берется, вспоминаю прочитанное и слышанное и говорю на пользу по вере вопрошающих. А бывает так, что приходят просто из любопытства или вообще, когда не имеют цели – для пользы душевной, и тогда я положительно ничего не могу сказать, говорю: «Молись!» и больше ничего.
     
    Из бесед прп. Варсонофия Оптинского
  22. OptinaRU
    Прошу вас и молю не смущаться, но всячески благодушествовать, благодарить Премилосердаго Господа, удостоившего вас быть во святой нашей обители, лично видеть чиноположение церковнослужений. Не раскаиваетесь в том, что и со мной, скудоумным, мало побеседовали о благоназидании душевном и приняли таинство исповеди, коею и чрез недостойных благодать Божия действует и облегчает наши греховные бремена!
     
    Что же касается всеобщего врага-диавола, который, по Писанию, яко «лев рыкая ищет кого поглотити» (Пс. 21 ,14) – и чрез орудие не понимающих его козней действовал и внушил плевелы смущения в душу вашу, дабы тем оглушить ваши чувства и охладить теплоту веры к принятию душевных назиданий. Да обратится болезнь на главу душетлителя-диавола. А мы с тобою да уповаем на Господа, и Господь Премилостивый да вразумит вас, и да просветит к познанию истины, и да умиротворит душу вашу, волнующуюся в смущении помыслов и недоумеренностях, и да покрыет вас от всех козней и наветов диавольских, и да простит вам вся согрешения ваша вольные и невольные.
     
    Пишешь, что супруге вашей в сонном видении как бы дух сделал некоторою насмешку, – каковой случай попускает Господь грех наших ради, к смирению нашему. Что она спросила, что к худу или к добру, – таковое мудрование есть самых глупых, непросвещенных, деревенских баб, а вам уже стыдно последовать оным. Что может сделать злой дух, он и зла нам не может какого причинить, ежели Господь не попустит, а если Господь попускает ему пакости нам делать, – то за гордыню нашу, к смирению нашему. Слава Богу, что в этом раскаялась. Господь Бог да простит ей всемогущею своею благодатию и да справит жизнь ее в преуспеянии животворящих Его заповедей, чего как себе, так и вам, и ей, и всем от сердца желаю.
     
    Из писем прп. Льва Оптинского
  23. OptinaRU
    После ранней обедни, которая окончилась в 7 часов, мы пошли к о.Варсонофию. Он положил руку на голову и усталость вся исчезла, и появилась бодрость. Исповедал он нас днем. Сначала перед исповедью, он обыкновенно вел общие беседы. При помощи различных случаев в жизни, он указывал на забытые или сомнительные грехи присутствующих.
     
    <img src=http://www.optina.ru/photos/albums/2205.jpg width=350 hspace=10 vspace=10 align=left>Со мной был один случай. Наша семья имела свой абонемент в Петербурге на оперные спектакли в Мариинском театре. И вот, это было за год до моего приезда в Оптину, на наш абонемент давали «Фауста» с Шаляпиным, как раз накануне 6-го декабря, дня Святителя Николая Чудотворца. Мне чрезвычайно захотелось прослушать эту оперу с Шаляпиным. Ну, думаю, ко всенощной мне не придется идти, так я встану пораньше на следующий день и схожу к утрени. И вошел я в такой компромисс сам с собой. Побывал в опере, а утром, с опозданием, отслушал утреню, а затем раннюю обедню, и думал: «ну, почтил я сегодня память угодника Божия, Святителя Николая». Хотя что-то в душе кольнуло, но это забылось. И вот батюшка перед исповедью и говорит, что бывают случаи, когда и не подозреваешь своих прегрешений. Как, например, вместо того, чтобы почтить память такого великого угодника Божия, как Николая Чудотворца, 6 декабря, и сходить ко всенощной, а тут идут в театр для самоуслаждения. Угодник же Божий на задний план отодвигается, вот и грех совершен.
     
    Затем другой случай был в Голутвином уже монастыре. Там женщины и мужчины говели вместе, и батюшка беседовал в одной приемной: говело, должно быть, человек 15 мужчин и женщин. И вот батюшка говорит: — Полюбила одна барышня молодого человека, а он не отвечал ей своей взаимностью, и ухаживал за другой. Тогда в барышне возникло чувство ревности, и она захотела отомстить молодому человеку. Она воспользовалась тем обстоятельством, что он ходил постоянно кататься на коньках, на тот же каток, куда ходила и она. У нее пронеслась мысль: «искалечу его, пускай он не достанется и моей сопернице». И вот, когда он раскатился, она ловко подставляет ему подножку, тот упал назад и сломал себе руку. Но это еще слава Богу, мог бы получить сотрясение мозга и умереть. И было бы смертное убийство. И такие случаи часто забываются на исповеди. Во время этого рассказа я почувствовал, что в мои плечи впились чьи-то пальцы. Я оглянулся и увидел, что ухватилась за меня одна девушка 18 лет, моя родственница, побледневшая, как полотно. Я подумал, что ей просто дурно сделалось от духоты, и поддержал ее. А она потом мне говорит: — Да ведь это батюшка меня описал! Это была моя тайна, откуда он мог узнать?!
     
    Такие беседы батюшка вел всегда перед исповедью, открывая души присутствующих; при этом он и не смотрел ни на кого, чтобы не смущать, и явно не указывать. После беседы старец производил общую исповедь. Давал одному из говеющих требник, где был описан порядок исповеди и исповедальная молитва, где перечисляются общие каждому человеку грехи. При этом батюшка требовал и придавал большое значение тому, чтобы говеющий прослушивал в церкви молитву перед исповедью. Он отказывался исповедывать, если эта молитва не была выслушана. Но иногда он снисходил к человеку и сам ее читал перед исповедью, что делал и для меня, грешного. После этой общей исповеди, он уже исповедал каждого отдельно, очень внимательно и с любовью относясь к каждому, врачуя душу каждого. (Если бы, говорил он, придерживаться постановлений вселенских соборов, то на всех надо наложить эпитимию, а многих и отлучить временно от Церкви, но мы немощны, слабы духом, и поэтому надеемся на бесконечное милосердие Божие). Благословляя говеющих, он советовал после вечерни, на которой читают каноны, не вкушать ничего до причастия Св. Таин. В исключительных случаях, разрешал выпить одного чая. Я рассказал старцу случай со мной у о.Иоанна Кронштадтского, когда меня, евшего днем мясо, о.Иоанн допустил на следующий день, к Причастию. О.Варсонофий сказал: — Да, о.Иоанн был великий молитвенник, подвижник дерзновенный; он мог у Господа просить всего и замолить все, а я грешный человек, не имею такого дерзновения, и поэтому не решаюсь допустить в монастыре нарушения устава для мирян. Да ведь не трудно поговеть два дня, да к тому же часто это бывает и полезно. А теперь, идите с миром, Господь да поможет вам приобщиться Св. Тайнам, а после обедни, приходите пить чай ко мне. И мы пошли покойные и умиротворенные в душе.
     

    Из воспоминаний о старце Варсонофии Оптинском
     



  24. OptinaRU
    Основание всего закона Божия — любовь к Богу и ближним. Старайтесь возлюбить Господа. Как достичь этого? Он Сам сказал об этом: "Имеяй заповеди Моя и соблюдай их, той есту любяй Мя..." (Ин. 14, 21). Итак, по слову Самого Господа, путь к Нему, к Божественной любви один — исполнение заповедей Его, о которых Он, в свою очередь, говорит: "Заповеди Моя не тяжки суть".

    Заповеди эти все знают, каждый день они читаются или поются на Божественной литургии: блажени кротции; блажени милостивии и др. (Мф. 5, 3–12). Иная скажет: "Этой заповеди я соблюсти не могу, так как у меня нет средств на милостыню". Нет, и такая может исполнить заповедь о милости, и она может подать если не материальную, так духовную милостыню. Спросите: как же это? А вот как: тебя оскорбила такая-то или такой-то — прости его, вот и будет духовная милостыня.

    — Нет, я этого не могу! Разве можно простить такое ужасное оскорбление? Да я как вспомню о нем, так готова растерзать того, кто нанес мне его, а вы говорите: "Прости".
    — Так не можешь простить?
    — Не могу!
    — А простить-то надо! Сил не хватает? Так проси у Бога. Обратись к Нему и скажи: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную, и помоги мне простить". Скажи раз, другой, третий...
    — И что же будет?
    — Сама на опыте узнаешь — простишь обидчика.
    Другая говорит:
    — Вот та-то пронесла мое имя, яко зло, перед людьми, такого наговорила, чего никогда и не было, проходу мне не дает колкостями и насмешками.
    — А ты молчи, не отвечай ничего, потерпи.
    — А разве это можно стерпеть?
    — Не можешь? Опять обратись к Господу: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную, помоги мне стерпеть". Попробуй так просить и на опыте увидишь, что из этого выйдет. И так во всяком трудном положении обращайся к Господу — и поможет.

    Исполняй заповеди Его и проси Его помощи. Беда, если кто понадеется на свои силы и вздумает сам, не прибегая к Божественной помощи, исполнять заповеди, кто вздумает обойтись без смирения. Две добродетели необходимы в деле спасения: одна — любовь, другая — смирение. Без этих двух не только умная молитва, но и само спасение невозможно. Ведь вот Толстой, как он ужасно кончил, а раньше был религиозный человек, молебны заказывал, молился со слезами, все, казалось, было, одного не было — смирения. Любил осуждать других, не умел прощать людских недостатков.
    Не мог он переделать себя и плохо кончил.

    Надо себя недостойнее всех считать — вот верный и единственный путь к спасению, и еще — исполнение заповедей Господних. О них Господь сказал, что они "не тяжки суть", но своими силами нам их не выполнить, надо просить помощи у Господа — и даст. Кажется, просто. Просто, но сложно. Помолимся Ему, да просветит и укрепит Он нас в любви Своей.

    Из бесед прп. Варсонофия Оптинского
  25. OptinaRU
    Однажды во время описываемого мной пребывания в Оптиной был со мной такой случай. Заболело у меня горло, сделалась сильная опухоль, и я сильно заболел.
     
    Смерти я не боялся, но мне хотелось еще потрудиться в обители, и так как болезнь грозила принять вовсе серьез­ный оборот, то я сильно упал духом. В скорби духа я заснул и вижу во сне, что я лежу больной, и вот — подходит ко мне Спаситель, как Его пишут на иконах явления Марии Магдалине по Воскресении — нагой, через плечо покры­тый покровом, и говорит мне:
     
    — Феодор, ты нездоров?
    — Нездоров, Господи!
     
    Спаситель приблизился ко мне и рукой Своей вскрыл мне грудь, так что я видел свое сердце и всю мою внутрен­ность.
     
    — Да — нездоров, — сказал Он и, сказавши это, стал ко мне боком, и из ребра Его брызнули на меня фонтаном Кровь и вода, и, как дождем благодатным, оросили они мне все внутренности. Затем Он закрыл мне грудь, снова оро­сил ее Своей Кровью и, сказавши: «Теперь ты будешь здо­ров», стал невидим, а я проснулся. Опухоли в горле как не бывало, и я встал с постели со­вершенно здоровым.
     
    Немедленно пошел я в скит к старцу отцу Макарию, чтобы рассказать ему о дивном видении. Старец выслушал меня со вниманием и обычной ему любовью и, несколько помолчавши, сказал:
     
    — Что ты сделался здоров, за это благодари Господа, но сну этому не верь.
    — Как же так, батюшка, не верить-то? Вы сами свидете­ли, что я был сильно болен, а вот мгновенно здоров, — воз­разил я не без горечи и удивления старцу.
    — Слушай меня! — сказал мне отец Макарий. — Если бы и точно, за молитвы святых отец, сон твой был благо­датный, то и тогда гораздо для тебя полезнее не верить сну. Веря сну, ты не избегнешь самомнения, а испытай себя, спроси свою совесть: ну достоин ли ты, чтобы явился к тебе Спаситель? Положим, что милости Его бездна многа и судьбы Его кто исповесть, но, во всяком случае, недове­рие сие не будет служить тебе препятствием ко спасению. Положи себе, что ты женат и имеешь жену, которую ты хотел испытать в верности, для чего ты, отъехав как бы в дальнюю сторону, через несколько дней вернулся бы к жене под искусной маской, под которой тебя невозмож­но было бы узнать. Положи, что маска эта красивее тебя и так искусно сделана, что ты в ней другой человек и ни одна женщина не могла бы в ней тобой не заинтересовать­ся. Под этим обличьем ты стал бы прельщать свою жену... Скажи мне, был бы ты обижен, если бы жена твоя в ответ на твои обольщения ответила тебе личным оскорблением, соблюдая свою супружескую верность? Не стал ли бы ты ее еще больше любить и уважать? Ну, вот видишь — так и ты поступи: от всей души возблагодари Господа за выздо­ровление, а сну не доверяй, памятуя свое недостоинство и греховность.
     
    Так вразумил меня старец, прозревая во мне зарождаю­щуюся склонность к самообольщению...
     
    Из книги «Записки игумена Феодосия»
×
×
  • Создать...