Перейти к публикации

Апрель

Пользователи
 Просмотреть профиль  Активность

  • Публикации

    3 182

  • Зарегистрирован

  • Посещение

  • Дней в лидерах

    142

Записи блога, опубликованные пользователем Апрель

  1. Апрель
    За что был помилован Благоразумный разбойник? «Един от обешеною злодею хуляше
    Его, глаголя: аще Ты еси Христос,
    спаси Себе и наю. Отвещав же другий
    прещаше ему, глаголя: ни ли ты боишися Бога,
    яко в томже осужден еси;
    и мы убо в правду: достойная бо по
    делом наю восприемлева: Сей же ни
    единаго зла сотвори. И глаголаше
    Иисусови: помяни мя. Господи,
    егда приидеши во царствии си.
    И рече ему Иисус: аминь глаголю тебе,
    днесь соМною будеши в раи» (Лук. 23, 39-43)
    Так повествует святой евангелист Лука о глубоко назидательном и умилительном событии, об обращении и помиловании Христом разбойника, висевшего рядом с Ним на кресте на Голгофе.
     
    Чем заслужил разбойник такую милость? Чем вызван такой скорый и решительный ответ Господа? В аду находились еще все ветхозаветные праведники, включая св. Иоанна Предтечу. В ад собирался сойти Сам Господь, правда не для того, чтобы там страдать, а чтобы вывести оттуда узников.
    Не обещал еще Господь никому возвести его в Царство Небесное, даже апостолам обещал взять их в Свои обители, лишь когда их уготовит.
    За что же разбойник прежде всех удостаивается милости, почему ему так быстро отверзаются двери рая? Вникнем в состояние души разбойника и в окружающую его обстановку.
    Всю жизнь провел он в разбоях и преступлениях. Но видно не умерла в нем совесть и в глубине души осталось нечто доброе. Предание говорит даже, что он был тем самым разбойником, который во время бегства Христа в Египет сжалился над прекрасным дитятей и не позволил Его убить своим сотоварищам, вместе с ним напавшим было на бежавшее в Египет святое семейство. Не вспомнилось ли ныне ему лицо того Младенца, когда он всмотрелся в лицо Висевшего рядом с ним на кресте?
    Но было ли то так или нет, во всяком случае взгляд разбойника на Христа пробудил в нем совесть. Ныне он висел рядом с Праведником, рядом с «Красным добротою паче сынов человеческих»(Пс. 41, 3), Которого в то время был «вид безчестен, умален паче всех сынов человеческих», не имевшим «ни вида, ниже славы» (Исаия 53, 2-3).
    Глядя на Него разбойник словно очнулся от глубокого сна. Ему ясно представилось различие между Ним и им самим. Тот — несомненный Праведник, прощающий даже Своим мучителям и молящийся за них Богу, Которого называет Своим Отцом. Он же — убийца многих жертв, проливавший кровь людей не сделавших ему никакого зла.
    Взирая на Висевшего на кресте, он словно в зеркале увидел свое нравственное падение. Все лучшее, что таилось в нем, пробудилось и искало выхода. Он осознал свои грехи, понял, что к печальному концу привела его лишь собственная вина и винить ему не кого. Посему злобное настроение против исполнителей казни, каковым был охвачен разбойник, распятый по другую сторону от Христа, а вначале и он сам (Мф. 27, 44), сменилось в нем чувством смирения и сокрушения. Он почувствовал страх грядущего над ним суда Божия.
    Отвратителен и ужасен стал для него грех. В душе он уже не был разбойником. В нем проснулись человеколюбие и милосердие. Со страхом за участь своей души в нем сочеталось отвращение к происходившему надругательству над невинным Страдальцем.
    Несомненно он слышал и прежде о великом Учителе и Чудотворце из Назарета. Происходившее в Иудее и в Галилее было предметом многих разговоров и толков во всей стране. Прежде то, что он слышал о Нем, проходило мимо его внимания. Теперь, очутившись вместе с Ним и в одинаковом с Ним положении, он начал понимать нравственное величие Его личности.
    Беззлобие, всепрощение и молитва Христова поразили разбойника. Он сердцем понял, что рядом с ним не обычный человек. Так обращаться к Богу, как Своему Отцу, в час смерти мог лишь тот, кто воистину сознавал себя Сыном Божиим. Не поколебаться в своем учении о любви и всепрощении, перенося всю низость людской клеветы и злобы тех, коим творил благодеяния, мог лишь тот, кто был в тесном общении с источником Любви или Сам был Им.
    Вспомнилось разбойнику все, что он слышал необычного о распятом ныне с ним и теплое чувство веры зародилось в его сердце. Да, несомненно Он был Сын Божий, воплотившийся на земле, но пребывающий непрерывно в общении со Отцом Своим, Сын Божий, не принятый землей и возвращающийся на небо, Сын Божий, могущий прощать людям! У него появилась надежда, что он избежит осуждения на суде посмертном. Если Иисус молит Отца Своего за Своих распинателей, Он не отвергнет и распятого с Ним. К Нему нужно обратиться, чтобы Он, разделяющий сейчас с ним одну участь горьких страданий, принял его и в Своем блаженстве.
    Правда, обращение к Иисусу со словами любви и участия встречено будет насмешками окружающей толпы, беснующейся и хулящей Его. Признать Его праведником и Сыном Божиим — значит привлечь на себя внимание и гнев старейшин Иудейских. Хотя они не смогут причинить ему телесных мучений больше, чем он уже терпит, но как тяжело будет чувствовать вокруг себя одну злобу, как тяжки сделаются для него страдания, когда и над ним начнет издеваться бушующий здесь праздный народ!
    Впрочем, что для него теперь гнев земных властей, что ему ныне насмешки людские? Как ни тяжело быть отверженным людьми у порога смерти, еще тяжелее быть отверженным Богом. На суд Божий идет он и Бога лишь нужно ему страшиться! Нужно в последние мгновения жизни сделать то, что еще в его силах чтобы снискать благоволение Божие!
    Пусть своими словами он хоть несколько облегчит страдания Христа, путь хоть один из хулящих усовестится и перестанет злословить Его. Христос, обещавший вознаградить за чашу воды поданную во имя Его, не оставит за то и его без воздаяния. Пусть поносящие Христа, поносят и его с Ним! Это еще теснее свяжет его с Христом! С Христом будет делить он участь здесь, не забудет его Христос и в Своей славе!
    И вот, среди шума громких насмешек, злословий и ругательств, он стал увещевать своего сотоварища, висевшего по левую сторону от Христа, перестать злословить Его. «Ни ли ты боишися Бога, яко в том же осужден еси? И мы убо в правду: достойная бо по делом наю восприемлева. Сей же ни единаго зла сотвори». А затем из уст его послышался смиренный глас: «помяни мя, Господи, егда приидеши во царствии си».
    То был зов бывшего разбойника, а ныне нового ученика Христова, уверовавшего во Христа тогда, когда прежние ученики оставили Его.
    «Разбойник богословяше, аз же отвергохся» (седален глас 5), вопил со скорбию после св. апостол Петр. Усомнились в то время в Господе и все остальные апостолы.
    Даже св. Иоанн Богослов, неотлучно следовавший за своим Учителем и стоявший у Креста на Голгофе, хотя и продолжал быть верен возлюбившему его Иисусу, не имел тогда совершенной веры в Божественность своего Учителя: лишь после Воскресения, войдя в пустой гроб, где лежали пелены и головной плат, обвивавшие мертвое Тело Христово, он «виде и верова», что Христос воистину воскрес и есть Сын Божий.
    Апостолы поколебались в своей вере в Иисуса, как в Мессию, потому что они ожидали и хотели в Нем видеть земного Царя, в Царстве которого они смогут сидеть «одесную и ошуюю» Господа.
    Разбойник понял, что царство униженного и преданного на позорную смерть Иисуса из Назарета «несть от мира сего». Но именно того царства и искал ныне разбойник: затворялись за ним врата земной жизни, открывалась вечность. Расчеты с земной жизнью у него были покончены, он думал теперь о жизни вечной. И у порога вечности стала ему понятна тщета земной славы и земных царств. Он осознал, что величие заключается в праведности, и в праведном невинно мучимом Иисусе он узрел Царя правды. Не славы в земном царстве просил он у Него, но спасения своей души.
    Вера разбойника, родившаяся из преклонения пред нравственным величием Христа, оказалась крепче, чем вера апостолов, хотя и плененных высотой учения Христова, но еще больше веровавших в Него ради происходивших от Него чудес и знамений.
    Не совершилось ныне чудесного избавления Христа от его врагов, — и вера апостолов поколебалась.
    Но проявленное Христом терпение, всепрощение и вера в то, что слышит Его Отец Небесный так ярко выразили праведность Иисуса, Его нравственную высоту, что, уверовав в Христа ради нее, нельзя было поколебаться тому, кто искал духовного и нравственного возрождения.
    А того именно и жаждал, сознавший свое глубокое падение разбойник.
    Не просил он у Христа быть в Его Царстве «одесную Его или ошуюю», но, сознавая свое недостоинство, он смиренно просил лишь «помянуть его во Царствии Своем», дать ему хоть последнее место.
    Он открыто пред всеми исповедывал Распятого Христа Господом и просил у Него помилования.
    Смиренная вера во Христа сделала его исповедником. Произволением своим он был даже мученик, ибо не побоявшись признать своим Господом всеми отверженного «Царя Иудейского», на Котором была сосредоточена вся ненависть безчисленного народа, собравшегося в те дни в Иерусалиме со всех концов мира на праздник Пасхи и вместе со своими старейшинами и священниками хулившего Христа, он конечно не устрашился бы и страдать за Него.
    Так глубокое покаяние разбойника родило смирение и вместе с ним оказалось прочным основанием такой твердой веры, какой в то время не обладали ближайшие ученики Христовы.
    Уверовавший разбойник проявил тот подвиг, на который тогда не был способен ни один из них.
    «Всяк убо иже исповесть Мя пред человеки, исповем его и Аз пред Отцем Моим, иже на небесех», сказал Господь Иисус Христос (Мф. 10, 32).
    Разбойник исповедал Христа, исповедал Его пред многочисленным народом издевавшимся над Ним, исповедал тогда, когда это никто не осмелился сделать и когда даже оставшиеся верными Ему немногие ученики и женщины лишь горькими слезами свидетельствовали о своей любви к Нему.
    Разбойник сделал то, что некогда сделали три отрока в Вавилоне, отказавшиеся поклониться золотому истукану, которого поставил Навуходоносор на поле Деире и которому кланялись «все народы, племена и языки»(Деян. 3, 7).
    Уверовал разбойник в Господа страждущего, «исповеда Бога таящагося», прежде всех он познал Его и силу воскресения Его, и участие в страданиях Его, сообразуясь смерти Его (Фил. 3, 10), прежде всех понял в чем состоит «Царство не от мира сего», уразумел «что есть истина» (Иоан. 18, 36-38).
    Он первый уразумел, что есть Царство Христово, посему первый и входит в него.
    Он первый увидел «Иисуса Христа и Сего распята» (I Кор.2, 2), первый проповедал «Христа распята, иудеом убо соблазн, еллином же безумие, самим же званным иудеем же и еллином Христа Божию силу и Божию премудрость» (I Кор. 1, 23-4).
    Посему он первый и испытывает на себе Божию силу и мудрость, силу сострадающей и возрождающей любви Христовой, первый «услышал слух силы Креста, яко рай отверзеся им» (4 песнь канона Вознесения).
    Полное раскаяние в своих грехах и преступлениях, глубокое смирение, твердая вера в отдавшего Себя на страдание Распятого Господа Иисуса Христа и исповедание Его тогда, когда весь мир был против Него, — вот из чего сплелся венец, венчавший главу бывшего разбойника, как победителя и подвижника, вот из чего сковался ключ, отворивший ему двери рая!
    Многие грешат и надеятся на покаяние перед смертью, указывая на пример благоразумного разбойника.
    Но способен ли кто на подобный ему подвиг?
    «Помиловал Господь разбойника в последний час, чтобы никто не отчаивался. Но единого только, чтобы никто не уповал чрезмерно на Его милосердие» (Блаж. Августин).
    «Таков его конец! Каков же будет наш — не знаем и какою смертью мы умрем, не ведаем: внезапно ли придет или с каким-либо предуведением»? (преп. Феодор Студит, «Наставление по поводу внезапной кончины брата»).
    Сможем ли мы тогда нравственно переродиться в мгновение и духовно возвыситься подобно «спутнику Христову», «мал глас испустившему и велию веру обретшему»? Не восхитит ли нас внезапная смерть, оставив нас обманутыми в надежде на покаяние перед смертью»? (слово св. Кирилла Александрийского «О страшном суде», печатаемое в Великом Часослове).
    Посему: «Грешник не отлагай покаяние в грехах, чтобы они не перешли с тобой в другую жизнь и не отяготили бы тебя сверхмерною тягостию» (Блаж. Августин, «Илиотропион» св. Иоанна Тобольского, книга 4, глава 5).
    Пример благоразумного разбойника да побудит нас не откладывать покаяния, а «срастаться Христу» (Гал. 2, 19) и «тепле каяться», дабы и нам испытать на себе «милость сострастия» (молитва Симеона Нового Богослова). «Плоть распявше со страстьми и похотьми» (Гал. 5, 24) будем ревновать о скорейшем полном внутреннем своем исправлении, предавая себя всецело воле Божией и прося у Христа милости и благодати.
    «Разбойниче покаяние и нам подаждь Едине Человеколюбче, верою служащим, Христе Боже наш, и вопиющим Ти: Помяни и нас во Царствии Твоем» (Блаженные воскресны 4 гласа).
    «Разбойника благоразумного во едином часе раеви сподобил еси, Господи, и мене древом крестным просвети и спаси мя».
    Святитель Иоанн (Максимович)
  2. Апрель

    Урок любви к врагам

    Автор: Апрель,

    Урок любви к врагам
    О людях, пострадавших за веру в ленинские и сталинские годы, мы знаем больше, чем о тех, кто пострадал в эпоху позднейшую. О последних мы вспоминаем нечасто. Может быть, потому, что их не так много. Их путь был иным, изначально гораздо более сложным: они в большинстве своем не унаследовали веру от родителей, не были воспитаны в ней. Они возвращались к отнятой, поруганной, растоптанной вере предков. Чтобы вернуться, надо было идти против мощного течения, бешено крутившего в своих водоворотах ее обломки и призванного навсегда уволочь русский народ от Православия. Но эти русские интеллигенты преодолевали течение и обретали веру. И платили за нее ту цену, которую назначала эпоха.
     
    Чем она была примечательна, эпоха Олимпиады-80, «борьбы за мир» и поспешного достраивания БАМа, начатого еще сталинскими зэками? Назрел подспудный, внешне малозаметный, но при этом колоссальный конфликт интеллигенции с властью, с режимом. Интеллектуалы, неспособные вписаться в систему, или уже целенаправленно этой системой отвергнутые, уходили в дворники, сторожа, кочегары и могильщики. Кто-то уходил в тюрьмы и лагеря. Кто-то продолжал жизнь внешне благополучную, лояльную, но мучился раздвоенностью, и это приводило к депрессии и алкоголизму…
    По-разному складывались судьбы тогдашних инакомыслящих, и разного они хотели. Кто-то был готов отдать жизнь за одни только политические свободы, за ценности «цивилизованного мира». А кто-то, признавая важность свободы в политическом, гражданском смысле этого слова, искал, тем не менее, свободы иной — непреходящей, неотъемлемой. Из первых получались борцы — бывало, что и железные. Вторые становились источниками любви, веры и надежды.
    * * *
     
    В пятьдесят лет трудно начинать новую жизнь. Тем более — такую, какая предстояла Татьяне Николаевне. Какое-то время она надеялась, что чаша сия минует ее. Потом поняла: посадят. Что оставалось? Молиться, чтоб Христос укрепил.
    Она была филолог, лингвист, специалист по французскому языку. Преподавала в Смоленском пединституте, переводила. Квартиру не заработала — жила в общежитии. В одиночку вырастила сына. Успела подержать на руках первого внука…
    «Радиостанцию «Свобода» можно было услышать только ночью: мы вставали в два и не спали до четырех, сжимая ручку настройки» — это из небольшой книжки воспоминаний[1], изданной потомством Татьяны Николаевны уже после ее смерти. Политическое свободомыслие в интеллигентских кругах не было уже в диковинку, но вот религия — об этом немногие задумывались всерьез. Татьяна Николаевна тоже не вдруг стала верующей. Образованность и внутренняя культура — вот что вело ее к христианству, как ни странно для кого-то это звучит. Она не могла не испытывать отвращения к грубой атеистической пропаганде, видела ее лживость, ненаучность, неисторичность. Более того: «Непримиримая ненависть к христианству и к религии вообще всегда удивляла меня. Я чувствовала здесь какую-то тайну. Казалось бы, чем мешает построению светлого коммунистического будущего религия, исповедующая добро?».
    Когда она прочитала, наконец, по-настоящему, полностью, Новый Завет — до подлинного осознания веры остался один шаг. Единомышленники же нашлись, что примечательно, не среди ее, Татьяны Николаевны, ровесников и коллег, а среди ровесников и товарищей ее сына.
    «Помню, как удивительно мне было видеть эту толпу молодых молящихся мужчин. Мы привыкли за долгие десятилетия, что в церковь ходят пожилые женщины. И я подумала, что эти юноши — вестники глубоких и серьезных перемен»,— так вспоминает Татьяна Николаевна о возникшем в те годы неформальном религиозном семинаре, душой которого стал ее же студент и кружковец (она вела кружок французского языка и литературы) Владимир Пореш, а вместе с ним — «деклассирован ный элемент», исключенный уже из трех вузов Александр Огородников. Сын Татьяны Николаевны Александр Щипков и его жена Люба тоже стали активными «семинаристами». С помощью почаевских монахов Огородникову удалось купить дом в деревне Редкино Калининской (теперь, слава Богу, Тверской!) области, и этот домик стал территорией духовной свободы. В Редкино ехали из разных городов. Молодежная (на 90 процентов) община была, конечно, подвержена головокружению: об этом говорит и утопичность некоторых планов (вести общее хозяйство, выращивать овощи, этим кормиться — и открыто проповедовать советским людям Евангелие), и вызывающее поведение. Но здесь нужно понять: этим молодым людям менее всего хотелось сидеть в подполье. Им хотелось другого: открыто принадлежать к абсолютно легальной Церкви.
    «Для меня, моей жены, моих друзей узнавание Христа в 70-е годы было событием восторженно радостным,— напишет через много лет Александр Щипков.— Мы громко пели „Взбранной воеводе” в буфете Ленинградского вокзала, шумно христосовались при встречах на улице, осеняли себя крестным знамением, завидев купола. Мы вообще не прятались, мы чувствовали себя дома, в своей стране. И чихать хотели на советскую власть. Это был эпатаж, но корни его — в эйфории от той внутренней свободы, которую дала нам Церковь».
    Из этого семинара вышло до десятка ныне действующих священников Русской Православной Церкви. Один из них — иерей Владимир Соколов, клирик храма во имя Девяти мучеников Кизических, что в Москве на Пресне, в двух шагах от Белого Дома. Тогда, в конце 70-х, он не думал о священстве, он был молодым актером театра и кино. Успел сняться в нескольких фильмах, названия которых ему трудно теперь вспомнить. Но как перевозил на своей машине нелегально размноженные молитвословы (молитвословы, подчеркнем, а не подрывную литературу!) — этого ему не забыть: «Едешь и понимаешь, что эта твоя поездка может быть последней перед долгим-долгим перерывом».
    — Мы не хотели ничего скрывать, — вспоминает отец Владимир, — в нашем поведении присутствовала бравада, конечно, но в нем была и истина тоже. Если ты христианин, ты наследник Царства: кого ты должен бояться здесь, на земле? Именно так должно действовать наше христианское сознание. И хорошо, что это сознание, это чувство тогда в нас родилось.
    — Чем Вам запомнилась Татьяна Николаевна Щипкова? Она ведь по возрасту годилась вам всем в матери.
    — Она и стала матерью для всех нас. И очень многому научила. Вкус к языку, к литературе, пример поведения по отношению к окружающим — все это шло от нее. Она сдерживала нашу молодую браваду, и это было мудро. Мы ведь не понимали, что нам необходимо созреть. Из зеленых ростков хлеба не испечешь. А она это понимала.
    * * *
     
    Эйфория длилась недолго: советская власть не любила, когда на нее «хотели чихать». Настало время испытаний: обысков, волчьих билетов, посадок. Находясь под следствием и уже поняв, что добром для нее это следствие не кончится, Татьяна Николаевна не могла не думать о судьбе тех, кто стал, по слову отца Владимира, ее детьми. Масла в огонь подливал следователь госбезопасности: «Все мог бы простить, но девчонок не прощу. Вы вовлекли их в эту вашу липкую паутину…»
    Сына Татьяны Николаевны, исключив из института, отправили в армию, в ТуркВО, где он заразился желтухой. Невестка, тоже исключенная, тщетно пыталась устроиться на работу — не брали даже уборщицей в детский сад. Было от чего пасть духом…
    Через два года после смерти Татьяны Николаевны жена ее сына и мать четырех ее внуков Любовь Щипкова рассказала мне, как увидела Татьяну Николаевну однажды утром — тихую, отрешенную, перебиравшую старые вещи. То, что осталось от умершей в блокаду мамы, что удалось вывезти из осажденного города, что связывало с детством…
    — Она была совсем не такая, как всегда. Я почувствовала, что в ней очень важные перемены происходят…
    Сама же Татьяна Николаевна рассказывает о своих внутренних переживаниях очень скупо, даже, можно сказать, бегло: приходится догадываться, что именно она чувствовала.
    «Суд был назначен на 29 декабря 1979 года. Видно, я все-таки сильно волновалась, потому что ночью у меня был приступ глаукомы, меня привезли в глазную клинику, и несколько часов врачи спасали мой правый глаз с помощью капель и пиявок. Утром я явилась на суд с повязкой на голове… арест был отложен на две недели, до 8 января. 7 января — православное Рождество… дивная рождественская ночь, полная звезд и сверкающе го снега. Я провела ее в московской церкви Адриана и Наталии, с друзьями за рождественским столом. Я исповедалась, причастилась и чувствовала себя готовой. Ехала на суд с вещами, понимая, что уже не вернусь. Мои молодые друзья пришли, но не были допущены в зал суда, который был заполнен исключительно мужчинами с военной выправкой…»
    Глаукома — опаснейшая болезнь глаз — в условиях лагерной медицины (то есть в условиях отсутствия всякой медпомощи) несколько раз ставила осужденную Щипкову на грань полной слепоты. Только Бог и спас.
    Воспоминания о трех годах в заключении Татьяна Николаевна посвятила главным образом не себе, а другим, своим, как говорили в старину, соузницам, женщинам-заключенным. Ей представлялось необходимым рассказать стране, обществу, власти о положении дел в местах лишения свободы. О том, что происходит там с людьми. О том, что бесчеловечность никого не исправляет; и о том, что души людей, спрятанных за вышки и заборы, — это почва, ждущая доброго семени.
    «Человек не может всегда, ежеминутно, беспрерывно ощущать себя преступником. Иногда он должен чувствовать себя просто человеком. Если все время заставлять страдать, человек перестает ощущать себя справедливо наказанным, даже совестливый человек, и начинает ощущать себя жертвой — и он прав. Нельзя возродиться, если тебя презирают и обращаются с тобой, как с животным».
    Она пыталась им помочь — девочкам, многие из которых разучились уже нормально говорить, только производили все новые глаголы и прилагательные от скудного «ненорматива». Тайком от начальства, крайне внимательного и подозрительного к «политической» Щипковой, создала лагерный альманах: тетрадь, в которую вписывались стихи Лермонтова, Кольцова, Фета, Ахматовой… Читала своего рода лекции — полушепотом, после отбоя. Предложила желающим заниматься французским языком, но это было немедленно и жестко пресечено: администрация не могла допустить, чтоб в колонии звучал непонятный язык.
    Вся зона знала, что «мать» — верующая; что именно за это она и сидит. Ей задавали вопросы, просили переписать молитвы. Потом не знали, куда спрятать листочки: «Зашмонают». Она объясняла: «В голове спрячь. Выучи и держи в голове — там уж точно не зашмонают». Выучить что-либо наизусть — это им было непривычно, но молитвы — учили.
    «Со сколь многими достаточно было поговорить подольше — и прояснялись глаза, другими становились лица. Да, ненадолго, но кто из нас способен всегда пребывать на высоте своей веры? И они втягиваются в свое вязкое болото, как мы, на воле — в свое…»
    После освобождения собратья-интеллигенты задавали Татьяне Николаевне наивные вопросы: «Многих вы там обратили?». Она отвечала: «Что вы! Обращает Господь, а я… если я помогла хотя бы одному человеку, это уже огромный, незаслуженный мною дар». И тут же вспоминала, что помогла, оказывается — не одной своей сестре по несчастью, а двум!
    Читая воспоминания Татьяны Щипковой, я очень хорошо увидела, чем она (на языке тогдашних охранителей — «религиозница») отличается от чисто политических диссидентов разных мастей, от тех самых борцов, хотя бы и железных. Для тех главное было — противостоять режиму, власти, общесоюзной или лагерной. Татьяна Щипкова тоже могла противостоять:
    «В ответ на взыскания я объявила, что буду бойкотировать политзанятия… когда закончилась поверка на плацу и все строем двинулись в клуб, я, к изумлению начальства, вышла из рядов и спокойно пошла в наш отрядный дом. Так продолжалось недели две. Лагерь пришел в восторг… Чем большей героиней я становилась с течением дней, тем более накалялись мои отношения с администрацией… Накалялась и я. Мной владела ненависть, ненависть к этим мундирам, к этим лицам, к этим командам. Я чувствовала себя сжатой в твердый комок и готовой к сопротивлению любой ценой. В начале второй недели меня вызвали в кабинет замполита. Там собралось все руководство колонии. Видно было, что они несколько растеряны. Открытое мое неповиновение очень опасно в уголовной зоне — так они мне объяснили. Оно может спровоцировать беспорядки. Я в ответ выразила им свое возмущение тем, что кресты при обыске срывают, тем, что Евангелие запрещено. Начальник оперчасти выкрикнул, как обычно, что меня надо расстрелять, на том мы и разошлись…»
    А через несколько дней «та, которую нужно расстрелять» просыпается среди ночи вся в слезах и понимает, что не может больше жить в состоянии ненависти. И снимает свой бойкот политзанятий по этой — единственной — причине. И счастлива: «Любите врагов ваших (Мф. 5, 44).
    Один раз в жизни мне было дано это почувствовать полной мерой. Я считаю это переживание самым главным в том духовном опыте, который дал мне лагерь».
    Невестка Татьяны Николаевны Любовь Щипкова говорила мне, что вернулась Татьяна Николаевна из лагеря — человеком иным, «лучше, чем была до того — еще добрее, еще светлее». А отец Владимир Соколов сказал следующее:
    — Она стала, может быть, более защищенной, интеллигентность ушла куда-то вовнутрь, но в то же время я почувствовал: там, в глубине, у нее родилось что-то такое, чего не было раньше, до ареста. Понимаете, когда человек попадает в такие условия — ему ничего не остается, кроме как поискать опоры у себя внутри: я еще раз убедился в этом впоследствии, окормляя заключенных. Меня поражала глубина вопросов, которые они мне задавали. Но что касается Татьяны Николаевны, главное, что она обрела в себе, — это, как мне представляется, благодарность Богу. Потому что без Его благодати она не вынесла бы всего этого. Она очень хорошо увидела там, что главный наш враг — не тоталитарный режим, нет, главный враг сидит внутри нас самих: это грех. А когда человек это понимает, когда он преодолевает этот барьер — он открывает в себе источник любви.
    Освобождением из уссурийского лагеря мытарства Татьяны Николаевны не закончились. Она попала в обычный для освободившихся зэков бюрократический переплет, усиленный, возможно, желанием властей посадить Щипкову вторично (когда человек не сломлен, это ведь видно всегда). Ее не прописывали, а без прописки нельзя было устроиться на работу… И нельзя было нигде жить. Человек автоматически превращался в бомжа. Сыну и невестке пришлось прятать маму от милиции. Обрести новый паспорт помог протоиерей Павел Адельгейм. Ну а чуть позже и времена изменились, и работать можно уже было — не только вахтером…
    В последние годы многотрудной жизни Татьяна Николаевна вернулась к любимой своей педагогической работе: до 77 лет преподавала в школе при Санкт-Петербургском институте богословия и философии. Один из ее учеников впоследствии написал: «Она была одной и той же, и в классе, за учительским столом, и в лагерном бараке среди уголовниц… красота и глубина интеллектуального знания и культурного предания реализуются в полной мере только в личной деятельной христианской жизни. В этом заключается сущность того православного церковного опыта, которым одарила меня Татьяна Николаевна».
    Похоронена она в Тарусе — это любимый многими старинный городок на Оке, в Калужской области.
    Что надо добавить? Нам, сегодняшним, необходима — не просто информация, нет, но неотступная живая память о том, что вот так было — не всегда. Возможность беспрепятственно вести церковную жизнь, воскресные школы для детей, масса православной литературы и прессы, православный интернет, архиереи и священники на телеэкранах, православные приходы за колючей проволокой, священники в армии и на флоте, домовые церкви в университетах — все это было не всегда. Наши предшественники — такие же люди, как и мы — находились в иных условиях. От них требовалось очень большое мужество. И очень сильная вера. Нам нужно помнить об этом — чтобы не впасть в самодовольство и самоуспокоение.
    Мы верующие? Православные? Воцерковленные? Прекрасно. А мы смогли бы — вот так? Как эти мальчики-студенты? Как их преподавательница за пять лет до заслуженной пенсии?..
    Не знаем. И не будем знать. Если ничего не случится.
     
    Нам иногда кажется, что подвиг исповедничества — это то, что принадлежит прошлому, поскольку нас сегодня окружает совершенно другая реальность, не требующая никаких особых усилий, чтобы исповедовать Христа. Нам кажется, что эта реальность исповедничества — где-то позади, в прошлом. На самом деле исповедание веры, подвиг свидетельства всегда будет. Все мы должны твердо помнить и знать, что путь служения Христу и Его Церкви всегда связан с исповедничеством и даже с мученичеством.
    Святейший Патриарх Московский и всея Руси КИРИЛЛ,
    напутствие изданию книги «Женский портрет
    в тюремном интерьере. Записки православной»
     
    Марина Бирюкова
    Журнал "Православие и современность" №21 (37), 2011 г.
  4. Апрель
    Сегодня напомнили об этом рассказе,решил напомнить его и вам:
    МАЛЬЧИК У ХРИСТА НА ЕЛКЕ
    Ф.М. Достоевский
    Но я романист, и, кажется, одну “историю” сам сочинил. Почему я пишу: “кажется”, ведь я сам знаю наверно, что сочинил, но мне всё мерещится, что это где-то и когда-то случилось, именно это случилось как раз накануне Рождества, в каком-то огромном городе и в ужасный мороз.
    Мерещится мне, был в подвале мальчик, но ещё очень маленький, лет шести или даже менее. Этот мальчик проснулся утром в сыром и холодном подвале. Одет он был в какой-то халатик и дрожал. Дыхание его вылетало белым паром, и он, сидя в углу на сундуке, от скуки нарочно пускал этот пар изо рта и забавлялся, смотря, как он вылетает. Но ему очень хотелось кушать. Он несколько раз с утра подходил к нарам, где на тонкой, как блин, подстилке и на каком-то узле под головой вместо подушки лежала больная мать его. Как она здесь очутилась? Должно быть, приехала со своим мальчиком из чужого города и вдруг захворала. Хозяйку углов захватили ещё два дня тому в полицию; жильцы разбрелись, дело праздничное, а оставшийся один халатник уже целые сутки лежал мертво пьяный, не дождавшись и праздника. В другом углу комнаты стонала от ревматизма какая-то восьмидесятилетняя старушонка, жившая когда-то и где-то в няньках, а теперь помиравшая одиноко, охая, брюзжа и ворча на мальчика, так что он уже стал бояться подходить к её углу близко. Напиться-то он где-то достал в сенях, но корочки нигде не нашел и раз в десятый уже подходил разбудить свою маму. Жутко стало ему наконец в темноте: давно уже начался вечер, а огня не зажигали. Ощупав лицо мамы, он подивился, что она совсем не двигается и стала такая же холодная, как стена. “Очень уж здесь холодно”, — подумал он, постоял немного, бессознательно забыв свою руку на плече покойницы, потом дохнул на свои пальчики, чтоб отогреть их, и вдруг нашарив на нарах свой картузишко, потихоньку, ощупью, пошёл из подвала. Он еще бы и раньше пошел, да всё боялся вверху, на лестнице, большой собаки, которая выла весь день у соседских дверей. Но собаки уже не было, и он вдруг вышел на улицу.
    — Господи, какой город! Никогда еще он не видал ничего такого. Там, откуда он приехал, по ночам такой черный мрак, один фонарь на всю улицу. Деревянные низенькие домишки запираются ставнями; на улице, чуть смеркнется — никого, все затворяются по домам, и только завывают целые стаи собак, сотни и тысячи их, воют и лают всю ночь. Но там было зато так тепло и ему давали кушать, а здесь — Господи, кабы покушать! И какой здесь стук и гром, какой свет и люди, лошади и кареты, и мороз, мороз! Мерзлый пар валит от загнанных лошадей, из жарко дышащих морд их; сквозь рыхлый снег звенят об камни подковы, и все так толкаются, и, Господи, так хочется поесть, хоть бы кусочек какой-нибудь, и так больно стало вдруг пальчикам. Мимо прошел блюститель порядка и отвернулся, чтоб не заметить мальчика.
    Вот и опять улица, — ох какая широкая! Вот здесь так раздавят наверно; как они все кричат, бегут и едут, а свету-то, свету-то! А это что? Ух, какое большое стекло, а за стеклом комната, а в комнате дерево до потолка; это ёлка, а на ёлке сколько огней, сколько золотых бумажек и яблоков, а кругом тут же куколки, маленькие лошадки; а по комнате бегают дети, нарядные, чистенькие, смеются и играют, и едят, и пьют что-то. Вот эта девочка начала с мальчиком танцевать, какая хорошенькая девочка! Вот и музыка, сквозь стекло слышно. Глядит мальчик, дивится, уж и смеется, а у него болят уже пальчики и на ножках, а на руках стали совсем красные, уж не сгибаются и больно пошевелить. И вдруг вспомнил мальчик про то, что у него так болят пальчики, заплакал и побежал дальше, и вот опять видит он сквозь другое стекло комнату, опять там деревья, но на столах пироги, всякие — миндальные, красные, желтые, и сидят там четыре богатые барыни, а кто придёт, они тому дают пироги, а отворяется дверь поминутно, входит к ним с улицы много господ. Подкрался мальчик, отворил вдруг дверь и вошел. Ух, как на него закричали и замахали! Одна барыня подошла поскорее и сунула ему в руку копеечку, а сама отворила ему дверь на улицу. Как он испугался! А копеечка тут же выкатилась и зазвенела по ступенькам: не мог он согнуть свои красные пальчики и придержать ее. Выбежал мальчик и пошел поскорей-поскорей, а куда, сам не знает. Хочется ему опять заплакать, да уж боится, и бежит, бежит и на ручки дует. И тоска берет его, потому что стало ему вдруг так одиноко и жутко, и вдруг, Господи! Да что ж это опять такое? Стоят люди толпой и дивятся; на окне за стеклом три куклы, маленькие, разодетые в красные и зеленые платьица и совсем-совсем как живые! Какой-то старичок сидит и будто бы играет на большой скрипке, два других стоят тут же и играют на маленьких скрипочках, и в такт качают головками, и друг на друга смотрят, и губы у них шевелятся, говорят, совсем говорят, — только вот из-за стекла не слышно. И подумал сперва мальчик, что они живые, а как догадался совсем, что это куколки, — вдруг рассмеялся. Никогда он не видал таких куколок и не знал, что такие есть! И плакать-то ему хочется, но так смешно-смешно на куколок. Вдруг ему почудилось, что сзади его кто-то схватил за халатик: большой злой мальчик стоял подле и вдруг треснул его по голове, сорвал картуз, а сам снизу поддал ему ножкой. Покатился мальчик наземь, тут закричали, обомлел он, вскочил и бежать-бежать, и вдруг забежал сам не знает куда, в подворотню, на чужой двор, — и присел за дровами: “Тут не сыщут, да и темно”.
    Присел он и скорчился, а сам отдышаться не может от страху и вдруг, совсем вдруг, стало так ему хорошо: ручки и ножки вдруг перестали болеть и стало так тепло, так тепло, как на печке; вот он весь вздрогнул: ах, да ведь он было заснул! Как хорошо тут заснуть: “Посижу здесь л пойду опять посмотреть на куколок, — подумал мальчик и усмехнулся, вспомнив про них, — совсем как живые!” И вдруг ему послышалось, что над ним запела его мама песенку. — Мама, я сплю, ах, как тут спать хорошо!
    — Пойдем ко мне на елку, мальчик, — прошептал над ним вдруг тихий голос. Он подумал было, что это всё его мама, но нет, не она; кто же это его позвал, он не видит, но кто-то нагнулся над ним и обнял его в темноте, а он протянул ему руку и... и вдруг, — о, какой свет! О, какая ёлка! Да и не ёлка это, он и не видал еще таких деревьев! Где это он теперь: всё блестит, всё сияет и кругом всё куколки, — но нет, это всё мальчики и девочки, только такие светлые, все они кружатся около него, летают, все они целуют его, берут его, несут с собою, да и сам он летит, и видит он: смотрит его мама и смеется на него радостно.
    — Мама! Мама! Ах, как хорошо тут, мама! — кричит ей мальчик, и опять целуется с детьми, и хочется ему рассказать им поскорее про тех куколок за стеклом. — Кто вы, мальчики? Кто вы, девочки? — спрашивает он, смеясь и любя их.
    — Это Христова ёлка, — отвечают они ему. — У Христа всегда в этот день ёлка для маленьких деточек, у которых там нет своей ёлки... — И узнал он, что мальчики эти и девочки все были всё такие же, как он, дети, но одни замерзли еще в своих корзинах, в которых их подкинули на лестницы к дверям петербургских чиновников, другие задохлись у чухонок, от воспитательного дома на прокормлении, третьи умерли у иссохшей груди своих матерей (во время самарского голода), четвертые задохлись в вагонах третьего класса от смраду, и все-то они теперь здесь, все они теперь как ангелы, все у Христа, и он сам посреди их, и простирает к ним руки, и благословляет их и их грешных матерей... А матери этих детей все стоят тут же, в сторонке, и плачут; каждая узнаёт своего мальчика или девочку, а они подлетают к ним и целуют их, утирают им слезы своими ручками и упрашивают их не плакать, потому что им здесь так хорошо... А внизу, наутро, дворники нашли маленький трупик забежавшего и замерзшего за дровами мальчика; разыскали и его маму... Та умерла ещё прежде его; оба свиделись у Господа Бога на Небе.
  5. Апрель
    архиепископ Максимилиан. Учение святителя Игнатия о послушании в свете творений святых отцов //Журнал Московской патриархии. – 2009. - №6
     
    архиепископ Максимилиан
     
    УЧЕНИЕ СВЯТИТЕЛЯ ИГНАТИЯ О ПОСЛУШАНИИ В СВЕТЕ ТВОРЕНИЙ СВЯТЫХ ОТЦОВ
     
    Догорает теперь старчество. Везде уже нет старчества, у нас в Оптиной догорают огарочки.
    Прп. Варсонофий Оптинский
    Мудрая русская пословица говорит, что для того чтобы узнать человека, необходимо вместе с ним съесть три пуда соли, то есть необходимо прожить с ним бок о бок почти десять лет, и только после этого можно составить о нем представление и можно характеризовать его более или менее правдиво. Иначе можно наговорить о нем много неверного, ошибочного и ложного. Не следует ли из этого то, что о духовной жизни, которая названа Святыми Отцами "наукой из наук", имеет право говорить только тот, кто изучал эту высочайшую науку как теоретически, так и практически, посвятив ей одной все свое время на протяжении не одного десятка лет? А тому, кто мало знаком с наукой из наук, благоразумнее молчать и слушать, что говорят или пишу
  7. Апрель

    Счастье

    Автор: Апрель,

    Счастье
     
     
    Люди, когда что-либо получают по желанию своему, счастливыми называются. Так и христианин счастлив, когда имеет то, чего желает и ищет.
     
    Счастливы те люди, которые от работы, или из тюрьмы, или из ссылки, или от плена освободились. Христианин счастлив, когда от грехов, которыми, как узами был связан, и от рабства диаволу освободился.
     
    Счастье для людей, что здоровое тело имеют. Христианское счастье — иметь здоровую душу.
     
    Счастливыми называются те воины, которые одерживают победу над своими врагами. Воистину счастлив тот христианин, который самого себя побеждает.
     
    За счастье почитают многие то, что им удалось врагам своим отомстить. Истинное счастье для христианина — что он врагам своим уступает и не воздает злом за зло. Еще большее счастье — когда «их любит и благотворит им». Тогда-то он подлинный сын Небесного Отца, Который «повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф.5:44—45).
     
    Счастье для людей, что много от людей принимают и собирают. Счастлив воистину тот христианин, который от всего, что у себя имеет, уделяет ближним своим. «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут» (Мф.5:7). «Добрый муж, щедро дающий, устроит дела свои на суде, так что вовек не поколеблется» (Пс.111:5).
     
    Счастье для людей быть богатыми и славными в этом мире. Для христианина счастье — добрыми делами богатеть и славу этого мира презирать.
     
    Счастье для людей — над другими людьми господствовать и царствовать. Христианин счастлив, когда над самим собой, над плотью своей, над страстями и похотями своими господствует и царствует, и ими повелевает. Вот воистину господин, царь и повелитель! Многие над людьми господствуют и царствуют, но сами — рабы греха и пленники своих страстей. Воистину преславен царь и господин, кто страстями и похотями своими владеет!
     
    Счастье для людей — богатую трапезу поставлять и ею насыщаться. Счастье для христианина — внутри сердца своего слышать слово Божие, и тем насыщать, утешать и увеселять свою душу. Вот богатая трапеза, преславная и пресладкая христианской души вечеря!
     
    Счастлив тот из людей, кто в радости и веселье этого мира живет. Для христианина счастье — если он печаль о Боге имеет и плачет о своих грехах. «Блаженны плачущие, ибо они утешатся» (Мф.5:4).
     
     
     
     
    Счастье для людей, когда человек в богатом и красивом доме живет. Для христианина счастье — если он истинно внутри Церкви Божией находится, если он истинный сын Церкви, сожитель святым, присный Богу, и духовный член Христов. «Блаженны живущие в доме Твоем: во веки веков восхвалят Тебя» (Пс.83:5).
     
    Счастье для людей — иметь себе сильных людей защитниками и помощниками. Для христианина счастье — иметь себе Бога Защитником и Помощником. «Блажен человек, которому защита — у Тебя, Боже! Блажен, кому Бог Иаковлев Помощник, упование его на Господа Бога его, сотворившего небо и землю, море и все, что в них, хранящего истину вовек, творящего суд обиженным, дающего пищу алчущим» (Пс.83:6; 145:5-7).
     
    Счастье для людей — быть крепкими телом и храбрыми в битве. Для христианина счастье — если он крепок душой, недвижим и неодолим в битве, бываемой от диавола, и в искушениях, бедах и напастях, им наносимых, непреклонен. Вот крепость и великодушие христианское! Вот храбрый воин Христов! Ты моя крепость, Господи, Ты моя и сила! и проч. С Тобою все могу. Без Тебя ничего не могу. «Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе» (Флп.4:13).
     
    Возлюбленный христианин! Пусть люди процветают в счастье этого мира. Ты довольно счастлив будешь, когда внутри себя будешь иметь счастье. Это и есть истинное, недвижимое и неотъемлемое счастье!
     
    Пусть люди много знают вне себя. Ты довольно счастлив, когда знаешь самого себя и внутри себя, хотя и ничего иного не знаешь. Пусть люди красуются здоровьем телесным. Ты довольно счастлив, когда здоровье душевное имеешь, хотя телом и недужишь.
     
    Пусть люди изобилуют тленным богатством. Ты довольно счастлив, когда внутри себя благочестие и сокровище добродетелей носишь.
     
    Пусть люди хвалятся защитниками и помощниками своими: я-де имею своим защитником такого-то и такого-то князя и вельможу, тот-де и тот муж мне помогает в бедах моих и напастях. Ты довольно счастлив, когда Бог — твой Помощник и Защитник.
     
    Пусть люди свободу и благородство свое показывают. Ты довольно счастлив, когда христианское благородство и душу, свободную от грехов, имеешь, хотя и работаешь на людей, или в тюрьме заключен, или в ссылку сослан, или в плену находишься.
     
    Пусть люди хвалятся, что у Царя, или вельможи, или князя в милости. Ты весьма счастлив будешь, если у Бога, Небесного Царя, в милости быть сподобишься, хотя и никто из людей не будет к тебе милостив. Одного Бога милость будет для тебя больше милости всего мира.
     
    Пусть люди живут в красивых палатах и чертогах. Ты довольно счастлив, когда живешь в доме Божием, который есть Церковь Бога Живого, а ты сожитель святым, и присный Богу, и домашний Христа, хотя и в хижине, или пещере живешь, или негде головы приклонить.
     
    Пусть люди питаются и насыщаются богатой и сладкой трапезой. Ты довольно счастлив, когда душа твоя питается и насыщается гласом Божиим, и утешается небесными, святыми и духовными мыслями, хотя, ради подкрепления немощей телесных, вкушаешь один только хлеб с водой.
     
    Пусть люди хвалятся крепостью сил своих. Ты довольно счастлив, когда душа твоя неподвижно стоит против козней и искушений диавольских, хотя и никакой телесной крепости не имеешь.
     
    Пусть люди ходят в шелковых и красивых одеждах. Ты довольно счастлив, когда душа твоя благодатью Христовою, верой, надеждой, любовью и прочей духовной утварью украшается, хотя и в рубище одеваешься.
     
    Пусть люди хвалятся, что с сильными и славными этого мира дружбу имеют. Ты довольно счастлив и славен, когда вошел в дружество со Христом, Сыном Божиим, имеешь «общение с Отцом и Сыном Его, Иисусом Христом» (1 Ин 1:3), хотя и никого из людей другом не имеешь, и прочее. Вот истинное счастье и подлинное блаженство, которого ни огонь, ни вода, ни тюрьма, ни ссылка, ни пленение, ни хитрость, ни злоба человеческая, ни смерть отнять не может. «Если Бог за нас, кто против нас» (Рим 8:31)? Это блаженство везде и всегда носит с собой человек, ибо внутри себя имеет. «Ибо вот, царствие Божие внутри вас» (Лк 17:21). «Ибо царствие Божие не пища и питие, но праведность, и мир, и радость во Святом Духе» (Рим 14:17).
     
    С этим блаженством христианин и в тот век отходит, и с собой выносит его из мира этого и приносит в небесное свое Отечество, и от блаженства в вечное и совершеннейшее блаженство приходит, где будет душою и телом совершенно блажен. О, воистину настоящее христианское блаженство, воистину драгоценнейшее счастье!
     
    Какая польза человеку в мире счастливым быть, но христианского счастья не иметь? Какая польза телом здравствовать, но душу иметь расслабленную? Признак расслабленной души — злонравие.
     
    Какая польза благородством и свободой телесной хвалиться, но рабом греха и страстей быть? «Всякий, делающий грех, есть раб греха» (Ин 8:34). «Кто кем побежден, тот тому и раб» (2 Петр 2:19).
     
    Какая польза вне себя много знать, но себя самого не знать? Бедный человек! Старайся прежде познать самого себя и тогда будешь много знать.
     
    Какая польза тленным веществом богатеть, но душой нищенствовать? Нищ тот богач, кто тленным серебром и золотом богатеет, но добродетелью нищенствует. Что пользы в богатом и красивом доме жить, но вне дома Божиего, Церкви святой, как извергом, быть? Какая польза людьми владеть и управлять тому, кто сам собой владеть не может? Человек! Научись прежде собой владеть и тогда будешь счастливо людьми владеть.
     
    Какая польза украшать тленное тело, когда душа бессмертная обнажена и скаредным греховным рубищем покрывается? Безумный человек! Оставь смертное тело — прах, землю и пепел, а украшай бессмертную душу. И тогда будешь внутри себя иметь красоту, но истинную и нетленную, и прочее.
     
    Христианин! В этом мире общее счастье и для нечестивых, и для благочестивых, особенно для нечестивых. Кто, как не нечестивые, более всего в мирском счастье живут? О них-то и написано: «ибо нет позора в смерти их и продолжительности в страдании их, в трудах человеческих не участвуют и с прочими людьми не терпят наказаний» (Пс.72:4—5). Но духовное счастье свойственно одним истинным христианам.
     
    Имей истинное благочестие внутри себя — и тогда будешь иметь истинное счастье, хотя и внутри себя, но неотъемлемое, и несравненно лучшее, чем мирское. «Тем, которые поступают по сему правилу, мир им и милость, и Израилю Божию» (Галл.6:16).
     
     
     
     
    Отсюда могут черпать утешение люди благочестивые, но в этом мире несчастные:
     
    1) Немощные. Вы, страдальцы любезные, не изнемогайте вашей душой! Хотя тело ваше и тлеет, но святые души ваши исцеляются и здоровье свое получают. «Если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется» (2 Кор.4:16). Вы с нищим Лазарем страдаете здесь, но с ним и лоно Авраамово наследуете (См. Лк 16:22).
     
    2) Рабы и крестьяне, подчиненные господам. Вы, смиренные и кроткие овечки Христовы, оттого утешение свое черпайте, что хотя и называетесь рабами человеческими, но вы свободные люди Христовы. Телом работаете на людей, но души ваши свободны от рабства греху. Не имеете свободы и благородства, как господа ваши, но души ваши свободой и благородством христианским украшаются. Радуйтесь и веселитесь, ибо и вас ждет наследие сынов Божиих.
     
    3) Нищие и убогие. Вы, в скудости и убожестве живущие рабы Христовы, не унывайте, видя других, живущих в богатстве. Оставят и они все то, что ни имеют. «Не убойся, когда разбогатеет человек, или когда умножится слава дома его, ибо когда придет время умереть ему, не возьмет с собой всего и не сойдет с ним слава его» (Пс.42:17-18). Вы не имеете тленного золота, серебра и прочего вещества, но внутри себя носите нетленное сокровище. Тем довольны будьте. Не живете в богатых домах, но присные Богу, домашние Христовы и сожители святым. Тем довольны будьте. Носите на теле вашем рубище, но души ваши святые одеждой спасения одеваются. Не имеете благ этого мира, но сокрыто для вас благо на небесах: «не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор.2:9). Помните Христову нищету: «ибо вы знаете благодать Господа нашего Иисуса Христа, что Он, будучи богат, обнищал ради вас, дабы вы обогатились Его нищетою» (2 Кор.8:9).
     
    4) Осмеянные и поруганные миром. Вы, которые, как сор, миром попираетесь, воспримите в вашем сердце слово утешения. Пусть мир делает вам, что хочет, — вы Христовы. Это великая слава и похвала — быть Христовым, Который — Господь славы! «О Господе похвалится душа моя» (Пс.33:3). Вас высмеивает, вас унижает и ругает мир, но души ваши честны для Бога. Вас осуждает мир, но оправдает вас Бог. Вас проклинает мир, но благословляет вас Бог. «Они проклянут, Ты же благословишь» (Пс.108:28). Вас отвергает мир, как непотребных, но принимает Бог. «Боже, к хвале моей не будь безмолвен, ибо уста грешников и уста льстивые отверзлись против меня, наговорили на меня языком льстивым и словами ненависти окружили меня, и вооружились на меня без причины; вместо того, чтобы любить меня, они лгали на меня, а я молился» (Пс.108:1-4). Помните, что Христос, Глава наша и Господь славы, презрен, унижен, высмеян и поруган был злым миром. «Раб не больше господина своего» (Ин 13:16). «Если хозяина дома назвали веельзевулом, не тем ли более домашних его» (Мф.10:25)? «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах» (Мф.5:11—12).
     
    5) Сидящие в тюрьме. Вы, возлюбленные страдальцы Христовы, претерпите страдания! Тело ваше заключено, но дух ваш свободен. Руки и ноги ваши связаны, но души ваши святые разрешены благодатью Христовою. Света солнечного не видите, но свет Божественный внутри просвещает вас. В тюрьме заключены вы, но небо открыто вам. Не имеете утешения этого мира, но благодать Божия внутри утешает вас. Помните, о сострадальцы и сопричастники мученикам и исповедникам Христовым, что Христос, Господь наш, был связан из-за грехов наших. После этой темницы воцаритесь со Христом, с Которым страдаете. «С Ним страдаем, чтобы с Ним и прославиться. Нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас» (Рим 8:17—18).
     
    6) Находящиеся в ссылке. Вы, изгнанники и странники, поминайте слово Христово: «И всякий, кто оставит дома, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мф.19:29). Отлучены вы от дома своего, от отца и прочих своих любезных родственников и друзей, но от Бога и дома Его святого не отлучены. Оставили они вас, но Бог вас не оставил. Он и в изгнании вашем с вами, и Он для вас — все. Помните и то, что для благочестивых душ, живущих в этом мире, любое место — ссылка. Они в этом мире находятся так, как некогда Иудеи в плену вавилонском, которые, помня Сион — свое Отечество, «там сидели и плакали» (Пс.136:1). Так и всякая благочестивая душа в этом мире, как на реках вавилонских, сидит и плачет, вспоминая любезное свое небесное Отечество и горний Иерусалим. Нет благочестивой душе в этом мире истинного дома и Отечества, но везде изгнание и ссылка. Потерпите, возлюбленные, и подождите, пока Господь вас из этого мира, как из Вавилона, в горний Иерусалим позовет. Тогда увидите дом ваш и Отечество ваше, но уже небесное, вечное, блаженное. «И возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас» (Ин 16:22). «Возврати, Господи, пленников наших, как потоки влечешь южным ветром» (Пс.125:4).
     
    7) Все благочестивые, как-либо страждущие, возведите сердечные очи ваши в обители Небесного Отца, и рассмотрите тех жителей святых. Никого не увидите, кто бы туда скорбным путем не пришел. И услышите оттуда голос, о них свидетельствующий: «Это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои Кровию Агнца. За это они пребывают ныне перед Престолом Бога и служат Ему день и ночь в храме Его, и Сидящий на престоле будет обитать в них. Они не будут уже ни алкать, ни жаждать, и не будет палить их солнце и никакой зной: ибо Агнец, Который среди престола, будет пасти их и водить их на живые источники вод; и отрет Бог всякую слезу с очей их» (Откр.7:14—17). «Только бы не пострадал кто из вас, как убийца, или вор, или злодей, или как посягающий на чужое; а если как христианин, то не стыдись, но прославляй Бога за такую участь» (1 Петр 4:15—16).
     
    Святитель Тихон Задонский
  8. Апрель

    Путник

    Автор: Апрель,

    Святитель Тихон Задонский
     
    Путник
     
     
     
    Человек, который от места к месту намеченному идет, – это путник. Так и мы, христиане, от дня рождения нашего до дня смерти – путники, по жизненному пути шествуем. У одного путника долгий путь, у другого – короткий. Так и для нас жизненный путь наш не равный – один скорее оканчивает путь свой, другой дольше идет. Путник в пути всякого злополучия опасается. «Смотрите, поступайте осторожно, не как неразумные, но как мудрые, дорожа временем, потому что дни лукавы» (Еф.5:15–16). Путник подвержен всякой непогоде и буре. Так с нами, своим путем идущими, приключается всякая буря бед, напастей и искушений. Путник всем тем пренебрегает, но, все претерпевая, идет к намеченному месту. Так и мы должны всем неблагополучием, с нами приключающимся, пренебрегать, терпеть и идти к желанному своему Отечеству. На путника часто нападают разбойники и раздевают, а часто и убивают, и так до намеченного места не допускают. То же приключается и с нами, так и на нас демоны, как разбойники, нападают и неосторожных уязвляют и убивают, и так до желанного Отечества не допускают. Путники защищают себя от разбойников оружием. Так и мы должны защищать себя от демонов молитвой и словом Божиим. У путника всегда на уме место, к которому идет, и он старается до него дойти. Так и у нас всегда должно быть Отечество небесное на уме и о том старание, как бы его достигнуть. «Так бегите, чтобы получить», – говорит нам святой апостол (1Кор.9:24).
     
    Путник чем далее по пути идет, тем более сокращается путь. Так чем более мы продолжаем путь жизни нашей, тем более к концу приближаемся. Путник, придя в место, куда шел, в безопасности бывает, и успокаивается, и радуется о благополучном окончании своего пути. Так и мы, христиане, когда благополучно окончим наш путь и придем в небесное Отечество, в безопасности будем, от всех бед и напастей освободимся, успокоимся, радоваться будем в вечном своем блаженстве, которое получим благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа. Аминь! «К Тебе я возвел очи мои, Живущему на небесах! Вот, как очи рабов обращены на руку господ их, как очи рабы – на руку госпожи ее, так очи наши – к Господу, Богу нашему, доколе Он помилует нас. Помилуй нас, Господи, помилуй нас, ибо много мы насыщены презрением; премного насыщена душа наша поношением от надменных и уничижением от гордых» (Пс.122:1–4).
  9. Апрель

    О жизни в миру.

    Автор: Апрель,

    С.И.Фудель



    Путь отцов.



    Приложение.



    О ЖИЗНИ В МИРУ


     
    Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них. Мф.XVIII, 20
     
    Как читать Отцов подвижников нам, мирским людям, и как их учение может войти в нашу жизнь?
    Возможность достижения меры древних Отцов в их физическом подвиге, в этой внешней стороне аскетики, по мнению еп. Игнатия Брянчанинова, для нас исключается. "Жить в простой хижине, - говорил от. Амвросий Оптинский, - и не смиряться - к хорошему не приведет. Немощному душою и телом полезнее жить в удобной келье и смиряться, зазирая и укоряя себя за удобство и просторную келью. Суровую жизнь могут проходить редкие и только крепкие телом, которые без вреда могут переносить и холод, и голод, и сырость, и долулежание. А по слову преп. Иоанна Дамаскина, немощным телом полезнее смирение и благодарение, нежели телесные труды и подвиги, к которым они не способны" (АМ - 56). Мы можем иметь телесный подвиг только соответствующий нашим малым силам. Но, помимо этого, у Отцов есть многотомное учение о"внутреннем делании", о невидимой брани. Только пять томов Добротолюбия весят столько, что их трудно поднять. Большинство Отцов-подвижников жили в средневековьи, и начинающему их изучение может показаться, что он входит в громадный и темный средневековый лес. Невозможно не заблудиться здесь путнику, если он не найдет в нем Евангельскую тропу. В этом все дело. Вся сила, вся действенность учения Отцов, вся неумирающая власть над нами их нетленных слов в том заключается, что они, несмотря на всю их иногда средневековую сложность, - были всего только истинными и совершенными исполнителями Евангелия. В этой Евангельской тропе аскетики и есть ее магистраль. Только найдя ее, все учение Отцов откроется нам своим простым и ясным Христовым светом, и лугом духовным станет для нас средневековый лес.
    С чего же начинать ее поиски? С того, чтобы возжелать ее для себя самого, с того, чтобы в себе самом положить начало Евангелия, т. е. со смирения.
    Можно пояснить это таким примером. В параграфе 139 "Деятельных и богословских глав" преп. Симеон Нов. Бог. говорит: "Кто обогатился небесным сокровищем, - разумею, пришествием и вселением в него Христа, Который сказал: Аз и Отец приидема, и обитель у него сотворим (Ин. XIV, 23), тот знает знанием душевным (опытно, сознанием, чувством), какую получил радость, коликое и каковое сокровище имеет в царских сокровищницах сердца своего. Беседуя с Богом, как с Другом друг, с дерзновением стоит он пред Лицем Того, кто обитает в нем во свете неприступном" Это параграф 139. А следующий, 140-й, преподобный начинает такими словами: "Кто верует тому, что я сказал, тот блажен. Кто деятельно подвизается посредством священных подвигов достигнуть ведения о том (опытно познать то), тот треблажен" (Д V - 50).
    И вот мне кажется, что основной духовный "метод" чтения Отцов, и приложения их учения к нашей мирской жизни, заключается в том, чтобы обрести веру и блаженство, обещанной первой частью этого 140-го параграфа. "Кто верует тому, что я сказал, тот блажен". Это воистину уже много. Надо искать блаженную землю смирения веры, чтобы ноги твердо стояли на пути Христовом. Только через смирение веры бремя Христово становится легким, а многотомный груз аскетических книг - живой тропой.
    "В последнем письме своем пишешь, что не находишь для себя книг для чтения, пригодного к твоему положению. Говоришь, что все книги толкуют о монашестве, а ты не монахиня. На это тебе скажу: Евангельское учение дано обще всем, и все обязаны исполнять оное. Монашество произошло от желания жить в точности по Евангельскому учению. Потому что среди молвы городской и в заботах житейских представляется большое неудобство жить в точности по Евангельскому учению, хотя и все обязаны исполнять оное" (преп. Амвросий Оптинский, АМ - 26). Смирение веры только и способно научить, как преодолевать это "неудобство" мирской жизни и исполнять Евангелие, "которое обязаны исполнять все".
    Смирение веры научит нас прежде всего тому, что один философ называл "пафосом дистанции". Это совсем не значит, что мы не должны впитывать в свою жизнь драгоценнейшие практические советы отцов или не должны и в своей малой и ничтожной мере ставить перед своей жизнью все ту же единую цель, к которой устремлялись они - стяжание Бога, ссылаясь с каким-то особым лукавым лицемерием на свое "недостоинство", "слабость" и ничтожество.
    Говоря о полной возможности для всех христиан истинного и действительного стяжания Бога еще в этой жизни, преп. Симеон Нов. Бог. пишет: "...те, которые услышат это, говорят: то был Павел (достигший этого). Я же говорю им на это: не был разве и Павел человек во всем нам подобострастный? Те опять отвечают: о, прегордый и самонадеянный человек... ты дерзаешь сравнить с Павлом нас, грешных! - Отвечая им на это, не я, а сам же Апостол Павел говорит: Христос... прииде в мир — слушайте! — грешники спасти, от них же первый есмь аз (1 Тим. I, 15). Итак, он первый из грешников спасаемых; стань и ты вторым, стань третьим, стань четвертым, стань десятым, стань одним из тысяч и мириад спасаемых, - и сопричислишь себя к Апостолу Павлу и тем почтишь Павла, как сам он говорит: подражатели мне бывайте, яко же и аз Христу (1 Кор. XI, 1) и еще в другом месте: хочу, да вси человецы будут якоже и аз (1 Кор. VII, 7) (преп. Симеон Нов. Бог.).
    Путь Отцов обнимает все меры и все недостоинства. Иметь "пафос дистанции" означает только то, что читая Отцов, нельзя терять ощущение реальности своего духовного лица, нельзя сливать себя с читаемым текстом. Наше самомнение может принять форму какой-то отвлеченности сознания. В уме четко отпечатлеваются наставления или откровения святых, а сама грешная действительность читающего начинает меркнуть в абстракции. Человек как будто искренно и с духовной радостью все воспринимает, но внутри его не "сокрушенное сердце", а какой-то речитатив чужих слов. Лучше не знать чужих слов, чем потерять свое единственное и личное слово Богу: "согрешил я, прости меня!"
    И у Отцов есть наставление: если человек не почувствует, что кроме него и Бога нет в мире никого больше, - он не найдет своего пути к вечной жизни. Наверное, будет лучше из всех наставлений Отцов запомнить это единственное, чем, помня все остальные, оторваться от реальности осознания своей вины перед Богом. Не отходя никуда от сокровища учения Отцов, надо в то же время суметь как бы отойти от него к своему живому телу и душе и на губах своих почувствовать горечь их тления. И только тогда учение Отцов будет не отвлеченным речитативом, а отеческим жезлом, ведущим христианскую душу на ее узком и долгом пути.
    Реализм христианства неумолим, но потому оно и есть христианство: не бумажные цветы вырастают на его поле. Надо, если так можно сказать, не столько читать Отцов, сколько исполнять их, или читать их трудом своего исполнения.
    Христианство есть духовное делание, потому что оно есть истинное созидание в человеке духовного дома. Когда видишь кого-нибудь, живущего в этом, то ощущаешь себя бессильной, хоть и знающей ненужностью - рядом с творцом и художником. В духовной жизни, даже самой малой, есть шаги Божии: божественная сила. Все дело в том, чтобы не говорить, а делать, - продолжать в истории дело Христово.
    "Некоторые определяют, что истиннейшее знание есть действование (по узнанной истине). Итак, старайтесь паче делами показывать и веру и знание" (преп. Иоанн Карпаф. Д III - 87).
    В Патерике есть такая запись: "Пророками написаны книги. После пророков пришли Отцы наши, совершили на деле многое написанное в пророчествах и, описав деятельность свою, оставили эти писания для наставления наследникам своим. Наступило нынешнее поколение: оно переписало эти писания на бумаге и пергаменте и положило на окна без всякого употребления" (От. 488).
    Начало осознания своего греха, своей личной вины перед Богом, есть тот момент, когда человек перестает "переписывать", так как ему надо бежать из своего горящего дома. Вот тут и начинается страшная личная правда и великое искание той нетленной ткани жизни, которую, умудряемые благодатью, так искусно ткали Отцы.
    Христианство есть духовность. Об этом все время напоминает аскетика. Теперь, после даже самого небольшого знакомства с ее отношением к человеческому телу, очевидно - что есть духовность. Это нечто несовместимое со спиритуализмом. Это есть перемещение всего естества человека - и тела и души - в божественный мир. Духовность есть преображение всего человека Духом Божиим Вы не по плоти живете, а по духу, если только Дух Божий живет в вас (Рим. VIII, 9). Мера преображения бывает разная, но не в малости меры препятствие для духовности и для приложения Отцов к мирской жизни. "Испытаем себя, возлюбленные, пишет преп. авва Исаия, - исполняет ли каждый из нас заповеди Господни по силе своей, или нет. Ибо все мы долг имеем исполнять их по силе нашей, - малый по малости своей, великий по великости своей" (Д1 - 320).
    Препятствие для духовности только в том, что мы не верим в нее и не хотим ее. "Тело смерти" (Рим. VII, 24) нам дороже тела вечности, пристань тленной душевности милее духовного бессмертия. Мы все-таки никак не можем поверить, что теплота нашей руки или улыбка глаз есть теплота и улыбка вечная, или, точнее говоря, от нас теперь зависит сделать их вечными. Мы радуемся фиалке в лесу, но мы все-таки никак не понимаем, что эта радость будет всегда с нами, если мы устремимся в нетление. Словесность нашей веры в том и есть, что мы не ощущаем реальной возможности перемещения человека и твари в божественный мир.
    При органическом, т. е. духовном или благодатном, а не внешнем восприятии веры, и грех будет восприниматься нами не как нарушение какой-то инструкции, а как самоубийство, как измена самому дыханию жизни, а заповеди Божии как биение сердца.
    В учении о духовной жизни, т. е. о созидании в целостном естестве человека нетленного храма для вселения Духа Божия, вся суть учения Отцов. Но для их понимания необходимо знать, что это не собственное их учение, а только опытное раскрытие Евангелия, всего того, что оставили нам Апостолы и первохристианство. В житии св. мученицы Серафимы (30 VII) мы читаем: "Игемон рече: ты ли сама, якоже глаголиши, церковь еси Бога твоего?" Серафима отвеща: понеже помощию Его себе непорочну соблюдаю, поистине Его Церковь есмь. Глаголет бо наше Писание: вы есте церкви Бога жива и Дух Божий живет в вас (1 Кор. III, 16). "Храните плоть вашу, как храм Божий" (св. Игнатий Богоносец, ВЧ - 162).
    Поэтому говорить о применении учения Отцов в современной мирской жизни, о его приложении к нам, это то же самое, что говорить о сохранении вообще христианства в миру. Христианский путь в истории всегда знал и знает, как сохранять свою верность Богу, не уходя из мира. Христианство в миру сохраняется в отречении от мира греха и в перемещении себя в духовную жизнь. "Чадце духовное! - читаем мы в одном письме от Амвросия Оптинского, - пишешь, что у тебя в настоящее время господствуют в душе три чувства: первое чувство - усиливающееся желание хорошей истинно-христианской жизни и любви к Богу и частое влечение к внутренней молитве, вследствие чего, конечно, есть любовь и желание внутреннего монашества; наружное же тебе еще недоступно... Находясь в таком положении, держись строже и точнее Евангельского учения" (АМ - 27). Отречение от мира, при жизни в этом же мире, есть, конечно, "внутреннее монашество" или "монастырь в миру". Его закономерность есть общая закономерность христианства, стремящегося к тому, чтобы голос мирского тления не заглушил голос Божий, призывающий в нетление. Обмирщение в человеке и в церкви есть погружение в тело смерти (Рим. VII, 24), с забвением о "теле вечности", - начало всех падений человека и всех церковных ересей, центральная измена христианскому делу. Характерно, что именно "необмирщенность" Отцы считают одним из первых признаков духовности, т. е. стяжания Святого Духа. "Крестившиеся в Духе Святом облеклись во всего Христа, стали сынами света и ходят в невечернем свете, видя мир, не видят и, слыша мирское, не слышат... Они мертвы для мира, и мир мертв для них" (преп. Симеон Нов. Бог., Д V - 60).
    "Христиане - люди иного века, иного града, потому что Дух Божий пребывает с душами их... Мы, будучи еще на земле, имеем жительство на небесах, как обитатели и граждане оного мира" (преп. Макарий Великий, Д1 - 241, 265).
    Монастырь в миру есть борьба со своим обмирщением. Монастырь в миру есть то, чтобы, спускаясь в туннели метро, помнить Недреманное Око. Он есть то, чтобы Саровский лес возрос в пустыне души, в то время как человек окружен всем шумом истории. Он есть память - любовь Божия, незаглушаемая этим шумом, Он есть сокровенная духовная жизнь.
    Но что есть или чем был монастырь видимый или исторический? Монастырь не в миру, а за монастырской стеной был или есть, со стороны его взыскания человеком, откровенное и светлое признание этим человеком своей немощи, невозможности спастись без этих высоких стен, отгораживающих его как-то от заразы общечеловеческого тления, т. е. в своем историческом бытии он был логическим выводом смирения, не полагающегося на свои силы и, в то же время, ищущего полноты божественного познания и любви.
    Когда ставится вопрос о созидании "монастыря в миру", с этого же светлого, т. е. истинного смирения надо и начинать строить его невидимые стены. "Ну угрюмничайте", - неоднократно повторял еп. Феофан Затворник тем лицам, которых он учил духовной жизни в миру (ФП - 169, 229). Смирение не может "угрюмничать", так как оно есть, как учили Отцы, - предтеча любви. В любви, смирении и отречении от мира греха есть духовный путь христианина, живущего в мире, питающего себя Евангелием и вразумляющего себя всем богатством учения Отцов. Монастырь в миру собственно был всегда. Наша духовная эпоха только с особой силой о нем тоскует, так как изнемогает в обмирщении. Еще св. Тихон Задонский писал: "не обольщайся богопознанием и богопочитанием нынешних христиан, у которых на языке исповедание Бога, а в сердце безбожие" (От. 446). Монастырь в миру - это не какой-то особый или новый вид "угрюмничанья", а только все то же Евангелие в миру, все та же единая Евангельская тропа. Дух дышит, где хочет (Ин. III, 8).
    Когда умирал св. Пафнутий, он сказал: "Богу угодны не столько тот или другой род жизни, сколько чистота и расположение сердца".
    Историк Руфин передает такой рассказ об этом святом: "Достигши высоты ангельской жизни, он однажды просил Бога указать ему - с кем сравнялся он из угождающих Ему. И предстал ему Ангел Господень. "Ты подобен одному скомороху, который в соседнем селении промышляет своим искусством" (Р - 78, 83).
    Подобные же откровения о мирских праведниках мы находим в житиях Макария и Антония Великих.
    "Однажды блаженный Антоний молился в келии своей, и был к нему глас: "Антоний! Ты еще не пришел в меру кожевника, живущего в Александрии". Услышав это, старец встал рано утром, и, взяв посох, пошел в Александрию. Когда он пришел к указанному ему мужу, муж этому крайне удивился, увидев у себя Антония. Старец сказал кожевнику: поведай мне дела твои, потому что для тебя я пришел сюда, оставив пустыню. Кожевник отвечал: не знаю за собою, что б я сделал когда-либо и что-либо доброе. По этой причине, вставая рано с постели моей, прежде нежели выйду на работу, говорю сам в себе: все жители этого города, от большого до малого, войдут в Царство Божие за добродетели свои, а я один пойду в вечную муку за грехи мои. Эти же слова повторяю в сердце моем прежде, нежели лягу спать. Услышав это, блаженный Антоний отвечал: поистине, сын мой, ты как искусный ювелир, сидя спокойно в доме твоем, стяжал Царство Божие".
    О другом вразумлении великого Антония рассказывается так: "св. Антоний сподобился такого откровения в пустыне: есть в городе некто подобный тебе, искусством врач, который избытки свои отдает нуждающимся и ежедневно поет с Ангелами - Трисвятое" (Д1 - 138, От. 39_40).
    "Говорят, слышал я, будто невозможно навыкнуть добродетели без ухода в даль и убежания в пустыню, - пишет преп. Никита Стифат, - и удивлялся, как вздумалось им неопределимое определять местом. Ибо если навык в добродетели есть восстановление сил души в первобытное благородство, это не со вне приходит в нас, как нечто вводное, а прирождено нам от сотворения, и чрез это входим мы в Царствие Небесное, которое внутрь нас есть, - по слову Господа, - то пустыня излишня, когда мы и без нее входим в Царствие чрез покаяние и всякое хранение заповедей, - что возможно на всяком месте владычества Божия, как поет божественный Давид: благослови душе моя Господа на всяком месте владычества Его! (Пс. CII, 1, 22). "О том-то и сокрушаюсь, - говорил св. Иоанн Златоуст, - что благоустроенное поведение и целомудрие почитается приличным одним монахам, тогда как Христос дал общие для всех законы. Блаженства, изреченные Христом, обещаны не одним монахом. Если бы в брачном состоянии невозможно было исполнять того, что требуется от монахов, то погибло бы все и добродетели не осталось бы места в мире. Если иные находят для себя препятствие в брачной жизни, то пусть знают, что препятствием служит им не брачная жизнь, а свое произволение, во зло употребляющее брачную жизнь" (ВЛ - 179).
    "Если Христос дал общие для всех законы" - общую закономерность и обязательства духовной жизни - то очевидно, что всякий христианин - и монах и мирской - должен быть "иноком", гражданином иного, божественного мира, который по мере своих сил, и по мере своего стяжания Царства Божия, которое "внутри нас".
    "В пустыне кто живет или в монастыре, или в миру содевает свое спасение - всякому неотложный закон: очистить сердце свое от страстей" (еп. Феофан Затворник, ФП - 218).
    Преп. Симеон Нов. Бог. рассказывает об одном знакомом ему мирском юноше из Константинополя. "Этот юноша, - говорит он, - ни постов долгих не держал, ни на земле не спал, ни власяниц не носил, ни из мира не выходил телесно, а только духовно (душевным расположением), и с небольшим бдением, которое совершал, явился высшим дивного оного Лота, бывшего в Содоме... Однажды, когда он стоял на молитве, и говорил умом паче, нежели устами: "Боже, милостив буди мне грешному", - внезапно низошло на него свыше божественное осияние пресветлое и исполнило все то место. Тогда забыл уже юноша сей, что находится в комнате, потому что во все стороны виделся ему один свет... Забыл он тогда весь мир и исполнился слез и радости неизреченной"... (Д V - 494, 492).
    Дух дышет, где хочет (Ин. III, 8), и "побеждаются естества уставы", когда в сердце человека божественная любовь. Ведь из слов преп. Симеона мы видим, что этот мирской юноша не только нес подвиг молитвы мытаря, т. е. истинного смирения, но и "духовно вышел из мира" в поисках любви Божией.
    "Своего рода мироотреченность обязательна и для мирян", - говорит еп. Феофан Затворник (Д1 - 154). Только в мироотреченности доказуется любовь к Богу. Но если мироотреченность не только возможна, но и обязательна для мирян, значит и божественная любовь, т. е. полнота христианства предполагается возможной для человека, живущего в миру.
    "Должно то одно иметь, чтобы достигнуть любви к Богу всем чувством и с полным удостоверением сердечным... в ком действует сие благодатиею Божиею, тот, живя в мире, чужд бывает мира" (бл. Диадох, Д III - 31).
    Говоря о препятствиях или трудностях сочетать жизнь в миру с жизнью духовной, преп. Симеон Нов. Бог. одновременно признает: "Желающий творить добро получает от Бога силу творить оное во всяком месте: и среди мира, и в безмолвии" (Д5 - 497). Также относится к этому и св. Григорий Палама. "Жизнь в девстве гораздо исполнимее и малотруднее жизни брачной", - говорит он, имея в виду, конечно, трудность сочетания брачной жизни с жизнью всецело в Боге. Но он же добавляет: "Можно и в супружестве живущим достигнуть такой чистоты, но весьма с большой трудностью" (Д5 - 285, 283, 284).
    "Есть три условия, которые если кто соблюдет, то может жить и между людьми и в пустынях, и куда ни пойдет, а именно: укорять себя, оставить волю свою позади себя и почитать себя ниже всей твари" (преп. Варсонофий Великий, В - 131). Он же сказал, что стяжавший "истинный плач с умилением... вовсе не уязвляется бранию, если он будет и среди людей и даже с блудницами" (ДII - 584).
    Очень трудно, но вся возможна верующему (Мк. 9, 23), если вера его истинная, т. е. действующая в любви к Богу, в смирении перед Ним и в отречении для Него от зла мира, - вот к чему сводятся мысли Святых о возможности истинно христианской, т. е. духовной жизни людей, живущих в миру. "Пишете вы, что среди мира и семейства чрезвычайно трудно отрешиться от земного. Действительно, оно трудно. Но Евангельские заповеди даны людям, живущим в мире, ибо тогда не было ни монахов, ни монастырей" (преп. Амвросий Оптинский, АМ - 163).
    Конечно, только сила Божия, совершаемая в немощи, может преобразить мирскую или семейную жизнь в домашнюю церковь. Но в том, что это возможно, заключается великая радость всеобъемлющей полноты христианства. Вся широта жизни умещается на его узком пути. Кто был членами Апостольской церкви, теми, которым Апостол говорил: Вы храм Божий и Дух Божий живет в вас (1 Кор. III, 16)? Монахи ли в длинных черных одеждах и с четками в руках? Это были все: и жены, и мужья, и девствующие и находящиеся в браке, не знавшие еще ни четок, ни даже наших икон и воздевавшие свои чистые руки к Тому, Кто судит намерения сердечные, а не одежду. Конечно, и тогда "блаженнее", как сказал Апостол, было оставаться в девстве, потому что иначе в заботу о Боге будет врываться забота о семье. Но все дело в том, что это опять-таки не колеблет всеобщности вторично сказанного Апостолом и вторично обращенного и к женатым и к неженатым слова: Тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога и вы не свои(1 Кор. VI, 19). Этот факт Апостольского обращения решает все: перед обоими видами человеческого существования открыта дверь к преображению. Для находящихся в браке, так же, как и для девствующих, эта дверь в словах: и вы не свои. "Мы не свои, но Того есмы, Кто едино сотворил нас Собою чрез бессмертную трапезу" (преп. Никита Стифат, Д5 - 151). Не только первохристианские аскеты, но и находящиеся в браке должны были понять, что они "не свои", а Божьи, что закон отречения от мира греха есть закон и для них, во имя стяжания общего для всех Царства Святого Духа. Какая-то внутренняя кость, скрепляющая человека, с миром, должна быть "перебита" и для мирских. Не свои - это значит, что имеющие жен должны быть как неимеющие (1 Кор. VII, 29), ибо проходит образ мира сего (1 Кор. VII, 31). В будущем веке не женятся и не посягают (Мф. XXII, 30), и вступление человека в брак еще не выводит его за границы образа мира сего. Но если вступившие в брак будут осуществлять в себе его таинство в общей для всех сокровенной во Христе жизни, тогда и они будут жить духовно, т. е. в Духе Божием. Ибо явилась благодать Божия, спасительная всем человекам (Тит. II, 11), и рабам и свободным, и женатым и девствующим. Перерастание "образа мира сего" есть стяжание благодати в духовности жизни. Поэтому весь вопрос об истинно христианской жизни в миру может быть сведен к общему закону христианства: только чистые сердцем... Бога узрят (Мф. V, 8). Чистота достигается подвигом.
    Св. Дмитрий Ростовский, вслед за св. Исидором Пелусиотом, пишет: "Каждый должен хранить свою чистоту, как девствующие - девственную, и вдовствующие - вдовственную, так и состоящие в супружестве должны непорочно хранить супружескую чистоту, чтобы быть чистым храмом Святого Духа. Перед Богом как чистота несостоящих в супружестве похвальна, так и супругов честна; та славна, но и эта имеет свою особенную славу, по слову Апостола: ина слава солнцу, ина слава луне, а ина слава звездам (1 Кор. XV, 41) (И. - Слово на Успение).
    Я в моей жизни видел несколько раз эту "особенную славу" христианского брака, и это для меня было воистину видением звезд.
    "Спрашивали меня миряне, - пишет св. Иоанн Лествичник, - как мы, живя с женами и оплетаясь мирскими попечениями, можем коснуться совершеннейшей христианской жизни?" Я ответил им: все доброе, что только можете делать, делайте... Если так будете поступать, то недалеко будете от Царствия Небесного" (ДП-492).
    Женатый ученик преп. Серафима - Мотовилов - был "недалеко от Царствия Небесного", когда соучаствовал с преподобным в озарении Святым Духом Божиим в Сарове зимой 1831 года и когда ему были сказаны преподобным Серафимом такие слова: "Что же касается до того, что я монах, а вы мирской человек, об этом думать нечего: у Бога взыскуется правая вера в Него и Сына Его Единородного, за что и подается обильно свыше благодать Духа Святого"... "Господь равно слушает и монаха, и мирянина простого христианина, лишь бы оба были православными и оба любили Бога из глубины душ своих, и оба имели в него веру, хотя яко зерно горушно (Мк. IV, 31)" (он же, С - 22, 24).
    Все сводится к любящей вере, к вере, действующей любовью, которая делает и людей, живущих в мире, чуждыми мира и перемещающими себя в божественный мир. Такие люди "по великой любви свободу свою поработили Богу" (бл. Диадох, ДП - 12), и уже не боятся мира, как всецело живущие в Том, Кто сказал: дерзайте, (яко) аз победих мир (Ин. XVI, 33). Для этих людей и невозможное делается возможным, и далекое Царство Божие близким и радостным огнем. Когда я знаю, что были или есть такие люди, тогда и моя жизнь становится мне легка и благословенна и, слыша прощение Божие, неудержимо идешь по этой земле святой.
    "Божия снисхождения огнь устыдеся в Вавилоне иногда. Сего ради отроцы и пещи радованною ногою, яко во цветнице ликующе пояху: благословен еси Боже Отец наших"(Крестопоклонная суббота, ирмос 8 гласа).
  10. Апрель
    Пишешь, что часто слышишь разговоры о внезапной смерти. Говорят, что уж если она неизбежна, то пусть наступит внезапно и вдруг прервет жизнь. Лучше так, чем страдать от болезни и заставлять страдать других. Ожидаемая смерть страшнее внезапной. В вашем городке машина насмерть сбила женщину, ее гибель дала повод ко многим разговорам. Кто-то утверждает, что это лучшая смерть. Кто-то так высказался о смерти: "Пусть приходит, только пусть не гложет!". После всего этого ты решился написать и просишь объяснения.
    Не следует желать внезапной смерти – следует быть готовым к ней, когда бы она ни наступила. Так учит Церковь. Существует много канонических молитв, в которых мы просим Господа сохранить нас от всяких бед, к которым причислена и внезапная смерть. Но Тот, в Чьей власти и жизнь, и смерть, действует по Своему святому Промыслу на пользу всякой человеческой душе, забирает ли Он ее из сего мира внезапно или оставляет до времени здесь. Иногда Он настигает внезапной смертью грешников, иногда – но реже – и праведников. В Ветхом Завете мы читаем, как Господь наказал внезапной смертью сыновей Аарона за самовольное служение [1], как наказал бунтовщиков против Моисея [2]; как Анания и Сапфира упали замертво за то, что солгали апостолам [3]. Многие гонители христиан умерли внезапной смертью; об этом мы читаем в житиях святых мучеников. Но иногда случалось и праведнику умереть внезапной смертью, хотя и очень редко. Так случилось с Афанасием Афонским [XXXII]: когда он что-то строил, упала стена, и он с несколькими монахами погиб под камнями.
    Посылая грешникам внезапную смерть, Господь преследует две цели: наказание грешника и назидание другим. Как это произошло после смерти Анании и Сапфиры: великий страх объял всю церковь и всех слышавших это [4]. А когда люди излишне полагаются на праведника и начинают обожествлять его, как это было с Афанасием Афонским, Господь забирает душу праведника внезапно, чтобы напомнить людям, что только Он – Бог и нет богов, кроме Него. Во всех же случаях внезапной смерти урок оставшимся в живых прост, а именно: следует непрестанно готовить свои души к скорой разлуке с этим миром – покаянием, молитвой и милостыней.
    Об известном валаамском старце Никите [XXXIII] рассказывают, что он очень боялся внезапной смерти и постоянно молился, чтобы Господь послал ему перед смертью долгую и тяжелую болезнь, чтобы, как он говорил, "терпением болезни умилостивить праведного Судию, Который, если захочет, посчитает мое терпение вместо добрых дел, которых у меня нет". Некто, лежа на одре болезни, утешал своих друзей словами: "Девять месяцев мучился я, чтобы войти в этот мир, разве не должен мучиться столько же, чтобы уйти из него?".
    Воистину, предсмертная болезнь очень важна. Многим грешникам она принесла вечное спасение. И тысячи грешников познали Бога и свою собственную душу только на одре болезни. А познав эти две великие реальности, которыми пренебрегали всю жизнь, горько раскаивались и оплакивали свою неразумную жизнь, исповедовались и причащались и, очистившись слезами и Кровью Христовой, удостоились войти в светлые небесные Его чертоги. Следовательно, предсмертная болезнь дается по милости Божией. Не беспокойся о том, что наши близкие будут страдать из-за нашей тяжкой болезни: эти страдания ради их блага, они получат за это щедрую награду от Творца нашего.
    Мир тебе и благословение Божие.
  11. Апрель
    Деятельные и Богословские главы
     
    Преподобного Симеона Нового Богослова
     
    1) Вера есть (быть готову) умереть Христа ради за заповедь Его, в убеждении, что такая смерть приносит жизнь, — нищету вменять в богатство, худость и ничтожество в истинную славу и знаменитость и, в то время как ничего не имеется, быть уверенну, что всем обладаешь, — особенно же (она есть) стяжание неисследимого богатства познания Христа и взирание на все видимое, как на прах или дым.
     
    2) Вера во Христа есть не то только, чтоб небречь о приятностях жизни, но и то, чтоб терпеливо и благодушно переносить всякое находящее искушение, в печалях, скорбях и неприятных случайностях, пока возблаговолит Бог призреть на нас, — подражая Давиду, который говорит: терпя потерпех Господа и внят ми (Пс. 39, 1). [То есть: терпя скорби, я уповал, что Господь поможет мне; почему и Господь, видя, что я не колеблясь чаю помощи от Него, призрел на меня и явил мне милость Свою.]
     
    3) Предпочитающие в чем-либо родителей своих заповеди Божией веры во Христа не имеют. Конечно, и собственная совесть их обличает их в таком неверии, если только совесть жива в них. Ибо истинно верующих отличительный знак есть ни в чем никогда не преступать заповеди великого Бога и Спаса нашего Иисуса Христа.
     
    4) Вера во Христа, истинного Бога, рождает желание вечных благ и страх мучений; желание же сих благ и страх мук приводят к строгому исполнению заповедей, а строгое исполнение заповедей научает людей глубокому сознанию своей немощности; это сознание истинной немощности нашей рождает память о смерти; кто же возымел сию память сожительницею себе, тот преболезненно взыщет узнать, каково будет ему по исходе и удалении из сей жизни; а кто тщательно старается узнать о будущем, тому прежде всего надлежит лишить себя настоящего (т. е. благ и вещей мира сего). Ибо обладаемый пристрастием к чему-либо из сего последнего, даже самому ничтожному, не может стяжать совершенного познания о том, первом. Даже когда бы, по смотрению Божию, вкусил он сколько-нибудь такого познания, то — если тотчас не оставит того, пристрастием к чему одержим, и не предастся всецело стяжанию сего единого познания, не позволяя себе даже думать о чем-либо другом, кроме его, — взято будет от него и это познание, какое мнится он имети.
     
    5) Отречение от мира и совершенное из него удаление, — если восприимем при сем и совершенное отрешение от всех житейских вещей, нравов, воззрений (принципов) и лиц, с отвержением тела и воли своей, в короткое время великую принесет пользу тому, кто с таким жаром ревности отрекся от мира.
     
    6) Имея в намерении удалиться из мира, смотри не вдавай души своей в плотские утешения, в начале, пока еще живешь и вращаешься в мире, хотя бы все сродники и друзья понуждали тебя к тому. Это им демоны внушают, чтоб погасить теплоту сердца твоего, — чрез что, если и не воспрепятствуют они исполнению твоего намерения, то всячески охладят и ослабят его.
     
    7) Когда ты мужественно будешь отказываться от всех удовольствий житейских и держать себя чуждым всякого утешения, тогда демоны, возбудив сострадание в родных, заставят их плакать и рыдать о тебе пред лицом твоим. Что это истинно так есть, сие познаешь из того, что когда ты останешься непоколебим и при этом искушении, то тотчас увидишь, как родные твои возгорятся яростию и ненавистию против тебя, отвратятся от тебя, как от врага и смотреть на тебя хотеть не будут.
     
    8) Видя скорбь о себе родителей, братьев и друзей, посмевайся демону, разнообразно сим способом против тебя вооружающемуся; но поспеши и удалиться со страхом, прилежною докучая Богу молитвою сподобить тебя поскорее достигнуть в пристанище доброго отца, в коем сей упокоил бы душу твою, утружденную и обремененную, ибо житейское море представляет много бедственного и крайне пагубного.
     
    9) Желающий возненавидеть мир из глубины души должен возлюбить Бога, и память о Нем стяжать непрестанную, ибо ничто другое, как сие, не побуждает с радостию оставить все и отвращаться от того, как от уметов.
     
    10) Ни по благословным, ни по бессловесным причинам не оставайся долго в мире, но как только позван будешь, спеши послушаться. Ибо ничему другому не радуется так Бог, как нашей скорости (в исполнении воли Его), так как лучше скорое послушание с бедностию, нежели медлительность со множеством имений.
     
    11) Если мир и что в мире преходит все, а Бог нетленен и бессмертен, то радуйтесь все, которые ради Его оставили тленное. Тленно же не только богатство и деньги, но и всякое удовольствие и наслаждение греховное есть тля. Одни заповеди Божии свет суть и жизнь, — и так всеми именуются.
     
    12) Если, брате, пламенем ревности о спасении объятый, бегом притек ты в киновию или к духовному отцу, то когда будет предлагать тебе он или сподвизающиеся тебе братия бани или брашна, или другие какие утешения в упокоение плоти, не соглашайся на то. Но всегда будь готов (желай, ищи, стремись) к пощению, к злостраданию (произвольным лишениям), к крайнему воздержанию. Если отец твой о Господе повелит тебе дать некое утешение телу, послушай его, отсекая и в этом собственную волю свою; а если нет, то с радостию исполняй терпеливо, что делать произвольно восхотел ты (т. е. всячески воздерживаться от всего). Соблюдая сие, будешь всегда во всем как постящийся и воздерживающийся, и своей воли по всему отрекшийся. И не это только, но и сущий в сердце твоем пламень, все презирать тебя понуждающий, сохранишь ты неугасимым.
     
    13) Когда демоны, сделав все с своей стороны, не успеют расстроить наше по Богу намерение или воспрепятствовать исполнению его, тогда привходят они в притворяющихся благочестивыми (братий) и посредством их покушаются воспрепятствовать начавшим уже подвизаться в добрых подвигах их. И, во-первых, будто любовию и состраданием движимые, советуют им не чуждаться телесных утешений, чтоб и тело, говорят, не изнемогло и самим не впасть в уныние. Потому вызывая их на бесполезные беседы, целые дни попусту проводить в них заставляют. Затем, если кто из ревностных послушает их советов и станет подобен им, то они начинают смеяться над тем, будто радуясь его погибели; если же не послушает их слов, но сохранит себя чуждым всего, себе внимающим и бездерзновенным (скромным и робким пред всеми), то подвигаются на зависть и вооружаются против него, употребляя все способы, чтоб изгнать его даже из монастыря, ибо для бесчестного тщеславия несносно видеть, как у него пред глазами хвалят истинное смирение.
     
    14) Томится болезненно тщеславный, видя, как смиренный, проливая слезы, и Бога ими умилостивляет, и людей подвигает к невольной похвале.
     
    15) После того, как предашь ты всего себя духовному отцу своему, знай, что ты чужд всему, что принес совне, — вещи ли то какие, или деньги. Почему ничего не делай с ними без его воли и ничего не проси себе у него из того, ни малого, ни большого; разве только сам он, по собственному произволению, или тебе велит взять что, или собственноручно даст тебе то.
     
    16) Без воли отца твоего по Богу не загадывай давать милостыню из принесенных тобою денег; но и чрез посредника какого не домогайся взять у него что-либо из них. Ибо лучше быть и именоваться нищим и странным, нежели расточать и раздавать бедным деньги, когда ты еще новоначальный. Все предать в волю духовного отца своего, как в руку Божию, есть дело совершенной веры.
     
    17) Даже глотка воды проглотить не проси, хотя бы случилось тебе быть палимым жаждою, пока духовный отец твой, сам в себе подвигнут будучи, не велит тебе это сделать. Утесняй себя и нудь во всем, уговаривая себя такими словами: «Если хощет Бог и достоин будешь напиться, то Он откроет всеконечно отцу твоему сказать тебе: "Напейся"». И тогда напьешься с чистою совестию, хотя бы это было и не вовремя.
     
    18) Некто, опытом познавший духовную пользу и неложную стяжавший веру, предлагая Бога свидетелем истины, сказал: «Я положил в себе такой помысл, чтоб никогда не просить у отца моего ни есть, ни пить и вообще ничего другого не принимать, пока Бог не внушит ему приказать мне это. И, действуя так, я никогда, — говорит, — не был тщетен в надежде моей».
     
    19) Действенную стяжавший веру к отцу своему по Богу, видя его, мнит видеть самого Христа и, бывая с ним или последуя ему, верует несомненно со Христом быть и Ему последовать. Таковой никогда не пожелает беседовать с кем-либо другим и не предпочтет что-либо из мирских вещей памяти и любви Его. Ибо что лучше или что полезнее, в настоящей и в будущей жизни, того, чтоб быть со Христом? Что прекраснее или слаще созерцания Его? Если же и беседы от Него сподобляется кто, то, конечно, почерпает из нее жизнь вечную.
     
    20) Благорасположенно любящий тех, которые его поносят и обижают, и причиняют ему ущерб, и молящийся о них в короткое время достигает великого преспеяния. Ибо когда так бывает в чувстве сердца, тогда это благонастроенного сим образом вводит в бездну смирения и изводит из него источники слез, в которых погружается вся троечастность души (т. е. разумная, желательная и раздражительная ее силы), — возводит ум на небо бесстрастия и делает его созерцательным, — вкушением же тамошних благ располагает вменять в уметы все блага настоящей жизни и самую пищу и питие принимать не в сладость и не так часто.
     
    21) Не от дел только злых должно подвижнику удаляться, но надобно стараться быть свободным и от помыслов и мыслей противных (заповедям и воле Божией), — и всегда быть занятым в себе душеспасительными и духовными воспоминаниями, пребывая беспопечительным о вещах житейских.
     
    22) Как тот, кто обнажил все тело свое, если оставит при сем глаза свои закрытыми каким-либо покровом и не захочет взять свой покров и сбросить, не может от одного этого обнажения прочего тела видеть свет, так и тот, кто оставил все свои и вещи, и деньги, избавился и от самих страстей сих, если не освободит при сем и ока души своей от воспоминаний житейских и помышлений худых, никогда не увидит умного света, Господа нашего Иисуса Христа и Бога.
     
    23) Что покров, на глаза наложенный, то помыслы мирские и воспоминания житейские для ума, или ока души. До тех пор, пока попустим им быть, ничего не увидим; когда же изгоним их памятию о смерти, тогда узрим свет истинный, просвещающий всякого человека, грядущего в мир.
     
    24) Кто слеп от рождения, тот не может знать силу пишемого, ни верить тому; но если он когда-либо сподобится прозреть, то станет сосвидетельствовать, что пишемое и читаемое истинно.
     
    25) Видящий чувственными очами знает, когда бывает день и когда ночь, а слепой не знает ни того, ни другого. И духовно прозревший и зрящий умными очами, если после того, как повидит истинный и незаходимый свет, по нерадению и беспечности опять возвратится к прежнему ослеплению и лишится света, то, находясь в благочувствии, добре чувствует лишение сего света, и от чего случилось с ним такое лишение не неведает; но пребывающий от рождения слепым (духовно) ничего такого не знает ни по опыту, ни по действу, — разве слухом что услышит и узнает о том, чего никогда не видал, и станет рассказывать о том другим, хотя ни он, ни слышащие ничего верно не знают о тех вещах, о коих разговаривают.
     
    26) Невозможно и плоть наполнять досыта брашнами, и духовно наслаждаться умными и божественными благами. Ибо в какой мере кто работает чреву, в такой лишает себя вкушения духовных благ; напротив, в какой мере кто станет утончать тело свое, соразмерно с тем будет насыщаем пищею и утешением духовными.
     
    27) Оставим все земное, — не богатство только и золото и другие вещи житейские, но и самое похотение к ним совершенно изгоним из душ наших. Возненавидим не только удовольствия тела, но и бессловесные движения его и постараемся умертвить его трудами и подвигами: ибо чрез него возбуждаются похоти и приводятся в дело. И пока оно живо, по всей необходимости душа наша бывает мертвою, — труднодвижною или и совсем неподвижною на всякую заповедь Божию.
     
    28) Как пламень огня всегда поднимается вверх, особенно когда станешь ворочать вещество, в котором возгорелся и горит огонь, так и сердце тщеславного не может смиряться. Но как только скажешь ему что для его пользы, он более и более воздымается; если его обличают и вразумляют, он противоречит сильно; если хвалят и привечают, он напыщается зле.
     
    29) Человек, научившийся противоречить, сам для себя есть обоюдоострый меч: он убивает душу свою, не сознавая того, и делает ее чуждою жизни вечной.
     
    30) Противоречивый подобен тому, кто произвольно предается противникам царя своего, врагам. Противоречие есть удочка, имеющая затравою правдословие (защиту правды, себяоправдание, самозащиту), которым, будучи прельщаемы, проглатываем мы удочку (крючок удильный) греха. Так обыкновенно похищается такая бедная душа за язык и гортань духами злобы. И то воздымается горе, то погружается в хаотическую бездну греха и осуждается вместе с ниспадшими с неба.
     
    31) Кто, будучи бесчестим или досаждаем, сильно болит от этого сердцем, о том ведомо да будет из сего, что он носит древнего змия в недрах своих. Если он станет молча переносить наносимое ему, или противоотвечать с великим смирением, то сделает сего змия немощным и расслабленным (и совсем убьет). А если будет противоречить с горечью и говорить с дерзостию, то станет придавать силы змию — изливать яд в сердце свое и немилосердо пожирать внутренности свои; так что змий тот, будучи таким образом каждодневно усиливаем, поглотит, наконец, самое намерение бедной души его исправить себя и держать исправною в добрых порядках жизни, и силу к тому отымет. И станет таковой после сего жить греху и совсем мертвым быть правде.
     
    32) Если захочешь отречься от мира и научиться евангельскому житию, то отдай себя не неопытному и не нечуждому страстей учителю, чтоб вместо евангельского диавольскому не научиться житию. Ибо у добрых учителей и уроки бывают добрые, а у худых — худые; от худых же семян и произрастения бывают всегда худые.
     
    33) Молитвами и слезами умоли Бога послать тебе руководителя бесстрастного и святого. Исследуй и сам Божественные Писания, и особенно деятельные писания св. Отцов, чтоб, с ними сличая то, чему учат тебя учитель и настоятель, мог ты, как в зеркале, видеть, насколько они согласны между собою, — и затем согласное с писаниями усвоять и удерживать в мысли, а несогласное — рассудив добре — отлагать, чтоб не прельститься. Ибо знай, что во дни сии много явилось прелестников и лжеучителей.
     
    34) Всякий невидящий (слепой духовно), если берется руководить других, есть прелестник, и последующих ему ввергает в ров пагубы, по слову Господа: «слепец слепца аще водит, оба в яму впадут» (Мф. 15, 14).
     
    35) Слепой в отношении к одному (Богу), — слеп и весь в отношении ко всему; и видящий в едином (Боге) — в видении есть всего; между тем он и отстоит от видения всего, и бывает в видении всего, есть вне всего видимого. Будучи так в Едином, видит он все, и во всем будучи, не видит ничего из всего. Видя во Едином, чрез Него видит и себя, и все, и всех; и будучи сокрыт в Нем, ничего из всего не видит.
     
    36) Кто во внутреннем своем умном, или духовном, человеке не облекся во образ Господа нашего Иисуса Христа, Небесного Человека и Бога, с чувством и сознанием, тот кровь только есть и плоть и не может посредством слова только восприять чувство духовной славы, подобно тому как и слепые от рождения не могут познать, что такое есть свет солнца, из слов только о нем.
     
    37) Кто слышит так и видит, и чувствует, тот знает силу того, что говорится, как уже облекшийся во образ небесного и пришедший «в мужа совершенна, в меру возраста, исполнения Христова» (Еф. 4, 13). Будучи таковым, может он добре руководить на пути заповедей Божиих и стадо Христово. А кто не знает этого и не таков есть, в том, очевидно, чувства души непросвещены и нездравы. И ему гораздо лучше быть руководимым, нежели руководить с опасностию для других и себя.
     
    38) Напряженно внимающий своему учителю и руководителю, как Богу, противоречить не может. Кто думает и говорит, что имеет то и другое (т. е. что он и внимает отцу своему, как Богу, и противоречит), тот да ведает, что находится в заблуждении: ибо не знает, какое расположение к Богу имеют люди Божии.
     
    39) Кто верует, что в руке пастыря его находится его жизнь и смерть, тот никогда не воспротиворечит. Неведение же сего рождает прекословие, причиняющее духовную и вечную смерть.
     
    40) Пока не состоится решение над подсудимым, ему дается слово самооправдания, — говорить судье о том, что наделал; по раскрытии же дел его и произнесении над ним решения судии он уже ни мало ни много не противоречит тем, кои наказывают его (во исполнение приговора).
     
    41) Прежде чем вступит монах в это судилище (покаяния — монастырь) и откроет лежащее на сердце его, может быть, можно ему говорить что против, одно по неведению, другое по замышлению скрыть иные свои дела. По открытии же и искренней исповеди своих помыслов уже нельзя ему никогда противоречить своему по Богу судье и владыке, даже до смерти. Ибо монах, вступивший в сие судилище и в начале обнаживший сокровенности сердца своего, с самых начатков жизни здесь носит, если имеет здравый смысл, убеждение, что он достоин бесчисленных смертей, но верует, что чрез свое послушание и смирение избавится от всякого мучения и наказания, если, конечно, истинно знает силу таинства сего.
     
    42) Кто неизгладимо сохраняет сие в уме своем, тот никогда не подвигнется сердцем на недолжное, когда его учат, вразумляют и обличают. Ибо впадающий при сем в пагубный грех прекословия и неверия духовному отцу своему и учителю еще живой бедственно низводится в глубину ада и становится жилищем сатаны и всего его нечистого воинства, как непокоривый сын погибели.
     
    43) Умоляю тебя, взявшего на себя иго послушания, часто обращать сие в мысли своей и со всяким старанием подвизаться, чтоб не попасть, как сказано, в ад на муки вечные; но всякий день так молиться тепло Богу и говорить: «Боже и Господи всяческих, имеющий власть над всяким дыханием и всякою душою, Един могущий уврачевать меня, услыши моление мое, и гнездящагося во мне, бедном, змия, наитием Всесвятаго Духа Твоего, умертвив, истреби. Научи и настрой меня, нищаго и обнаженнаго от всякой добродетели, припадать к стопам отца моего, и его святую душу расположи к состраданию и милостивости ко мне. Даруй, Господи, смирение в сердце мое и помыслы, подобающие грешнику, положившему каяться Тебе. Не остави вконец душу, единожды сочетавшуюся Тебе, Тебя исповедавшую, Тебя вместо всего мира избравшую и всему предпочетшую. Ты ведаешь, Господи, что я желаю спастися, хотя злой обычай мой полагает тому препятствие. Но Тебе, Владыко, возможно все, невозможное для людей».
     
    44) Те, которые во дворе благочестия со страхом и трепетом положили доброе основание веры и надежды и ноги свои незыблемо утвердили на камне послушания духовным отцам, слушая заповедуемое ими, как из уст Божиих, и на сем основании послушания без колебаний в смирении души устрояя исполнение того, — скоро преуспевают. И исправляется в них великое и первое дело, состоящее в том, чтоб отвергнуться себя самих. Ибо исполнение чужой, а не своей воли не только самоотвержение душевное укореняет, но и умертвие всему миру производит.
     
    45) Тому, кто прекословит отцу своему, сорадуются демоны; тому же, кто даже до смерти смиряется пред ним, удивляются Ангелы. Ибо таковой дело Божие совершает, уподобляясь Сыну Божию, Который исполнил послушание Отцу Своему даже до смерти, смерти же крестныя.
     
    46) Безмерное и безвременное сокрушение сердца о чем-либо чувственном омрачает и возмущает ум. Оно изгоняет из души чистую молитву и умиление, а всаждает в нее болезненное томление сердечное. Отсюда жесткость и нечувствие безмерное; а чрез это демоны обыкновенно отчаяние наводят на взявшихся жить духовно.
     
    47) Когда случится с тобою таковое, монаше, ты же между тем находишь в душе своей ревность и великое желание совершенства, так что сильно стремишься исполнить всякую заповедь Божию, не погрешить даже в праздном слове и нисколько не отстать от древних святых, ни в деянии, ни в ведении, ни в созерцании, но видишь, что тебе препятствует в этом враг, всевая плевелы малодушия и не попуская тебе воспарить на такую высоту святости тем, что наводит расслабление чрез возметание помыслов страшливых такими внушениями, — невозможно тебе спастись среди мира и неопустительно исполнять все заповеди Божии; тогда ты, седши в угол, одиноко, сожмись и собери помыслы свои, — и дай благой совет душе своей, сказав ей: вскую прискорбна еси, душе моя? И вскую смущавши мя? Уповай на Бога, яко исповемся Ему. Спасение лица моего не дела мои, а Бог мой есть (Пс. 41, 6). Кто оправдится от дел закона? И Царепророк говорит: не оправдится пред Тобою всяк живый (Пс. 142, 2). Но верою, какую имею в Бога моего, надеюсь спасенным быть по неизреченному благоутробию Его даром. Ступай прочь с глаз моих, сатана! Господу Богу моему поклоняюся и от юности моей служу Ему, могущему спасти меня по единой милости Своей. Отступи же от меня. Бог, создавший меня по образу и подобию Своему, да сокрушит тебя.
     
    48) Бог от нас, человеков, не требует ничего другого, кроме одного того, чтоб мы не грешили. Но это не есть исполнение закона, а только ненарушимое хранение образа и горнего достоинства, в коих, стоя по естеству и нося светло-осиянную одежду Духа, мы пребываем в Боге и Он в нас, бываем по благодати богами и сынами Божиими и знаменуемся светом познания Бога (по слову: «знаменася на нас свет лица Твоего, Господи». Пс. 4, 7).
     
    49) Расслабление и тягота телесная, прибывающие в душу от лености и нерадения, отбивают от обычного правила и производят омрачение ума и малодушие. Отсюда почасту появляться начинают в сердце помыслы страхования и хулы, и искушаемый демоном расслабления и уныния нередко от робости не может войти в обычное место молитвы и предается лености, а нередко испытывает нападки неуместных помышлений о Творце всяческих. Итак, зная причину, откуда это тебе нашло, поспеши войти в обычное место молитвы твоей и, падши пред человеколюбивым Богом, молись со стенаниями сердечными, в сокрушении и слезах, испрашивая избавления от тяготы расслабления и уныния и от помыслов злых. И вскоре дано будет тебе освобождение от них, если будешь толкать (в двери милосердия Божия) притрудно и неотступно.
     
    50) Кто стяжал чистое сердце, тот победил страхование. А кто еще очищает его, тот иногда побеждает его, а иногда сам бывает побежден им. Кто же совсем не подвизается (о сей чистоте), тот или всеконечно ниспал в состояние нечувствия и, как друг страстей и бесов, при тщеславии болезнуя еще и самомнением, «мнит себе быти что, ничтоже сый» (Гал. 6, 3), — или есть раб, преданный в руки страхования, и, как младенчествующий умом, трепещет и боится страха там, где для боящихся Бога нет страха, ни страхования.
     
    51) Боящийся Бога не боится устремления против него бесов, ни их немощных нападений, равно как и угроз злых людей, но, будучи весь как пламень некий и огнь палящий, когда даже проходит по скрытным и неосвещенным местам, обращает в бегство демонов, которые больше, чем он от них, бегут от него, чтоб не быть опаленными от исходящего из него пламеневидного луча божественного огня.
     
    52) Кто проникнут страхом Божиим, тот не боится обращаться среди злых людей. Имея внутри себя страх Божий и нося непобедимое оружие веры, он силен бывает на все и может делать даже то, что многим кажется трудным и невозможным. Он ходит среди их, как гигант среди обезьянок, или лев, рыкающий среди псов и лисиц, уповая на Господа, твердостию мудрования своего изумляет их, ужасает смыслы их, поражая их словом премудрости, как жезлом железным.
     
    53) Не только безмолвник или послушник, но и игумен, настоятель над многими, — и он, все устрояя, должен быть беспечален, т. е. свободен от печальной заботы о житейских потребностях. Ибо если печемся, то оказываемся преступниками заповеди Божией, которая говорит: не пецытеся душею вашею, что ясте, или что пиете, или во что облечетеся, всех бо сих языцы ищут (Мф. 6, 25, 32). — И еще: зрите, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством и печальми житейскими (Лк. 21, 34).
     
    54) У кого помысл занят попечением о житейских вещах, тот несвободен: ибо попечение о них держит его в своих руках и делает рабом своим, для себя ли он заботится о них, или для других. Свободный же от сего ни для себя, ни для других не печется о житейском, будь он епископ или диакон, или игумен. Но и праздным он никогда не бывает, и ни о чем, даже самом последнем и ничтожном, никакого небрежения не оказывает; а богоугодно все делая и устрояя, о всем беспечален пребывает, — и это на всю жизнь.
     
    55) Смотри, не разори своего дома, желая построить дом ближнего. Трудное это дело и неудобь исполнимое; почему поопасись, как бы не случилось, что, взявшись за это, ты свой дом разорить разоришь, но и того дом построить отнюдь не можешь.
     
    56) Если не стяжал ты совершенного беспристрастия к житейским вещам и деньгам, то не желай, чтоб тебе поручена была экономия (смотрение за этими вещами и распоряжение ими по обители), чтобы не быть плененным ими и, вместо воздаяния за труд служения обители, не подпасть осуждению за воровство и святотатство. Если же будешь принужден настоятелем взять сие дело, то веди его так, как бы ты обращался с палящим огнем. Расстроивай и самый первый прилог помысла (о чуждоприсвоении) исповедию и покаянием, и молитвою настоятеля сохранен будешь невредимым.
     
    57) Не сделавшийся бесстрастным не знает даже, что есть бесстрастие, и не верит, чтоб был кто-либо такой на земле. Ибо тому, кто сам не отвергся прежде себя и крови своей усердно не истощил за эту, воистину блаженную, жизнь, — как подумать, что другой кто сделал это, чтоб стяжать бесстрастие? Таким же образом и тот, кто мнится иметь Духа Святаго ничего не имея, когда слышит, что действия Духа Святаго явно познаваемы бывают в тех, кои имеют Его, никак тому не верит, равно как и тому, что есть кто-либо и в настоящем роде равный Апостолам Христовым и всем от века святым, подобно им движимый и воздействуемый Божественным Духом, или в видении Его бывающий, с сознанием того и чувством. Ибо всякий по собственному своему состоянию судит и о том, что касается ближних, — по тому, т. е. каков сам, по добродетели ли сказать, или по грехам.
     
    58) Иное есть бесстрастие души и иное бесстрастие тела. То (душевное) и тело освящает своим собственным сиянием и светоизлиянием Духа; а это одно само по себе ни на что не полезно для того, кто стяжал его.
     
    59) Как тот, кто из последней бедности обогащен царем и возведен в светлый сан, облечен им в блестящее одеяние и определен стоять пред лицом его, — и самого царя с вожделением видит и как благодетеля чрезмерно любит, и на одеяние, в кое облечен, весело смотрит, и сан свой сознает, и данное ему богатство знает, так и монах, который, истинно, оставив мир и все мирское, приступил ко Христу и, влеком будучи добрыми чувствами, восшел на высоту духовного созерцания чрез исполнение заповедей, — и Самого Бога непрелестно созерцает, и совершившееся в нем изменение ясно видит. Ибо всегда видит осиявающую его благодать Святого Духа, именуемую и одеянием, и царскою багряницею, — чем наипаче для верующих есть Сам Христос Господь, так как верующие в Него облекаются в Него.
     
    60) Многие сами читают Божественные Писания, другие слушают читающих оные; но не многие бывают в силах правильно уразуметь значение и смысл читаемого. Иные полагают, что читаемое в Писаниях Божественных — невозможно; иные, почитая прямой смысл пишемого неудобоприемлемым, берутся истолковывать то по-своему, и истолковывают зле. Что сказано о настоящем времени, о том судят, что оно будет иметь место в будущем; а что сказано о будущем, то понимают, как сбывшееся уже, или сбывающееся каждый день. Таким образом, у них нет правильного суждения и истинного распознания отличий в вещах Божеских и человеческих.
     
    61) На всех верных должны мы смотреть, как на одного, и думать, что в каждом из них пребывает Христос, и такое любовное иметь к нему расположение, чтоб быть готовыми положить за него души свои. Отнюдь не должно нам говорить или думать, что кто-либо зол, но всех видеть добрыми, как сказано. Хотя увидишь кого боримым страстьми, не брата, а страсти ненавидь, борющие его. А когда увидишь такого, над которым тиранствуют похоти и недобрые привычки, имей к нему еще большее сострадание, чтоб иначе и самому не быть искушенным подобно ему, — как изменчивому и состоящему под влиянием изменчивого вещества.
     
    62) Если кто фальшив от лицемерия или по делам виновен, или немного уязвлен какою-либо страстию, или несколько неисправен в каком-либо отношении по нерадению, то такой не приемлется в число исправных во всем, но, как непотребный и неискусный на доброе, отметается, чтобы он не произвел разрыва в союзе, которому должно пребывать неразрывным, и разделения между теми, которые должны пребывать нераздельными, тех и других ввергнув в печаль, — так как те, кои впереди (преуспевают), станут болезненно печалиться о тех, кои позади их, а сии — о разлучении с теми, кои упредили их.
    [Примечание. Перевод делается по тексту греческого Добротолюбия. Место темно. Новогреческий перевод делает ему такой перифраз, со чтобы: «чтоб не сделал он того, что связь цепи расторгнется, когда ее натянуть, т. е. чтоб не причинил он расторжения единения братий в то время, когда они вдадутся в большие подвиги добродетелей, не произвел разделения между братиями, которые должны пребывать нераздельными, и не стал причиною печали для обеих частей, так как те, которые идут впереди, т. е. преуспевают в добродетели, станут печалиться о тех, кои оказались позади, а оставшиеся назади станут печалиться о разлучении с первыми»].
     
    63) Как тот, кто на пламень разжженной печи набрасывает земли, угашает оный, так и житейские попечения и всякий вид пристрастия к чему-либо, даже последнему и ничтожному, истребляют возжегшуюся вначале теплоту сердца.
     
    64) [Сего пункта нет в Греч. и Слав. Добротолюбии] Кто с радостию и с совершенным чувством отрекся от всего внешнего, от вещей, разумею и людей, и забыл все сие, преходя, как стену, всякое пристрастие к тому (оставляя позади себя), тот чужд мира и всего, что в мире, и, в собранности держа ум свой, в одном поучается всегда — в памяти и помышлении о смерти. Почему и печется всегда о том, что касается Суда и воздаяния, весь пленен бывает сим и, как узами, окован, внедряя неизреченный страх в сердце свое такими помыслами и углублением в них.
     
    65) Кто вселит во глубине сердца своего страх Суда, тот является на зрелище мира, как некий осужденник, закованный в цепи, почему пребывает объят страхом, как бы был схвачен палачом немилостивым и влеком на место казни, не думая ни о чем другом, кроме страданий и терзаний, какие имеет претерпеть от мук в вечном огне. Это чувство мук хранится неизгладимо в сердце его страхом, породившим его, и (вместе с ним) не дает ему заботиться о чем-либо человеческом, так как он всегда находится в таком состоянии, как бы был повешен на крест и чувствовал во всей силе болезни и страдания крестной смерти, — что и не попускает ему ни внимать лицу чьему-либо, ни думать о чести или бесчестии человеческих. От всей души почитая себя достойным всякого презрения и бесчестия, и внимания не обращает он на поношения и унижения, какие ему делают.
     
    66) Всяким яством и питием и украшением гнушается чреватый страхом смерти; и в удовольствие ни хлеба не есть, ни воды не пьет, доставляя телу только потребное, сколько нужно для поддержания жизни; всякой воли своей отвергается и бывает рассудительным рабом, исполняя все, что ни приказывают ему.
     
  12. Апрель

    Где Я?

    Автор: Апрель,

    Где Я?
     

    В условиях катаклизмов психика человека подвергается разнообразным испытаниям. Многие из них для нас очевидны, но существуют и неприметные, однако довольно опасные для личности угрозы. Среди них психологи уверенно называют испытание конформизмом. Конформизм и нонконформизм — два парадоксально близких по своей сути соблазна для личности, способных привести к потере собственного «Я». Конформизм (от лат. сonformis — подобный, сообразный) — податливость человека реальному или воображаемому давлению группы, проявляющаяся в изменении его поведения и установок в соответствии с первоначально не разделявшейся им позицией большинства. (Словарь по истории психологии). «Обе белые»
    В 1971 году на Киевской киностудии научно-популярных фильмов режиссёр Ф. Соболев снял фильм «Я и другие», посвящённый ряду психологических экспериментов. Несколько сюжетов этого документального фильма, вышедшего на экраны во времена, когда в стране никто ещё не воспринимал всерьёз науку «психология», раскрывают явление конформизма.
    Среди них наиболее известен эксперимент «Обе белые», сразу завоевавший внимание зрителя. Представим: на столе стоят две пирамидки — чёрная и белая. По договорённости с экспериментатором трое детей утверждают, что обе пирамидки белого цвета. Проверяют четвёртого ребёнка. Опыт повторяется десятки раз. Большинство испытуемых детей вслед за другими утверждает, что обе пирамидки — белые. Когда подобный эксперимент проводили со взрослыми людьми, результат мало чем отличался.
    Не менее известен среди психологов «Эксперимент Аша», поставленный в 1951 году. Стоит вкратце описать этот тест реакции человека на ошибочное мнение большинства. Группа студентов по договорённости с учёным давала заведомо неправильный ответ на несложные вопросы (например, необходимо было сравнить длину нескольких отрезков на разных картинках, где ответ был очевиден!). Более 70 % испытуемых соглашались с бесспорной грубой ошибкой, предпочитая не верить своим глазам, своему разуму, самим себе. Ведь если абсолютно вся аудитория так считает, значит, нужно либо согласиться с ней, либо признать, что ты не такой, как все, ты один против всех! Результат немного улучшился, когда несколько человек из аудитории, опять же, по договорённости с учёным, периодически стали в хаотичном порядке давать правильные ответы. Тогда у испытуемого обнаружилась бóльшая твёрдость в заключениях, и количество верных ответов несколько увеличилось, хотя и отмечалась прежняя оглядка на мнение большинства. Обречены быть свободными
    Отчего человеку так сложно быть в меньшинстве, в изоляции, в одиночестве? Откуда в нас эта рабская готовность «прогибаться под мир»?
    В самую глубину природы конформизма заглянул Ф. М. Достоевский. В романе «Братья Карамазовы» в главе «Великий Инквизитор» мы находим его страшную догадку: «Нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклониться... Всё, чего ищет человек на земле, то есть: пред кем преклониться, кому вручить совесть и каким образом соединиться наконец всем в бесспорный общий и согласный муравейник». По мысли Достоевского, человек ищет этого единства любой ценой, поскольку «нет ничего обольстительнее для человека как свобода его совести, но нет ничего и мучительнее».
    Исследуя эту тему, невозможно не прибегнуть к помощи замечательного философа ХХ века Пауля Тиллиха. Тиллих, профессор теологии лучших германских университетов, был уволен со всех должностей, когда отказался сотрудничать с Гитлером. В 47 лет он утратил свой научный и социальный статус, а кроме того, утратил безопасность в любимой им Германии. Тиллих откликнулся на предложение учёных США и переехал в чужую страну в качестве преподавателя. Другая страна предполагала другой язык, но для философа было важнее сохранить свои воззрения, чем, пойдя на сделку с совестью, принять предложения от гитлеровской Германии и поступиться своими открытиями в области философии и теологии. Когда он пишет о подлинности и истинном пути человека, ему веришь по одной простой причине: он, равно как и его опыт, — настоящий, реальный.
    Вот что он пишет в книге «Мужество быть», словно отвечая старому инквизитору: «Бытие человека... не только дано ему, оно спрашивается с него... Чтобы избежать риска вопрошания и сомнения, человек отказывается от своего права спрашивать и сомневаться... Он „бежит от своей свободы“, чтобы сбежать от тревоги бессмысленности. Он „участвует в“ — и этим участием утверждает свои воззрения. Смысл спасён, но в жертву принесено Я».
    Философ считает человеческую совесть «конечной инстанцией»: «Человек по своей сущности является „конечной свободой“... в смысле способности определить себя путём решений, принятых из центра своего бытия. Человек несёт ответственность за собственное бытие; он призван отвечать на вопрос: что он сделал с собой. Тот, кто спрашивает, его судья — он сам, и он же стоит перед своим судьёй... Судья, стоящий перед нами (а это мы сами) — тот, кто „вместе-знает“, с-весть (со-весть)».
    Стоит отметить, что две из шести частей книги «Мужество быть» Тиллих посвящает описанию тревоги — того чувства, которого всеми своими силами человек пытается избежать. Но «глубинную тревогу, тревогу конечного существа в связи с угрозой небытия, нельзя уничтожить». Философ утверждает, что, сливаясь в «толпу», в некое «мы», люди имеют иллюзорную возможность избежать тревоги небытия, тревоги осуждения, тревоги пустоты и бессмысленности. Но возможность эта, как бы заманчива она ни была, — иллюзорна. Голый король
    Незаслуженно забытый фильм Ролана Быкова по одноимённой повести Владимира Железникова «Чучело» является замечательной иллюстрацией конформизма в подростковой среде. Героиня фильма Лена Усольцева приезжает жить к дедушке в небольшой городок на берегу Оки. С переходом в новую школу она вынуждена вливаться в новый коллектив. Класс общеобразовательной школы на первый взгляд сплочённый, дружный, но это только на первый взгляд. Шестикласснице Лене, которая во многом опирается на поддержку своего мудрого деда, удаётся не утратить своё «я», остаться собой — даже под угрозой потерять расположение не только коллектива, но и учителей, родителей одноклассников и, главное, Димы Сомова, в которого она, как все девчонки класса, влюблена. На фоне цельного образа Лены отчётливо видно, что происходит с Димой, который меняет свои убеждения, руководствуясь желанием быть с большинством, а точнее, боясь остаться в непопулярном меньшинстве, утратив существующий «авторитет». По сути, перед нами сломленный юноша, который стал чужим среди своих, да и чужим самому себе. Отрёкшись от своих истинных чувств, он обезличился, утратил самого себя.
    Ещё один пример — сказка Г. Х. Андерсена «Новое платье короля», которая также противопоставляет умение быть собой исконному желанию быть частью толпы.
    «Вот было бы замечательное платье! — подумал король. — Надел такое платье — и сразу видать, кто в твоём королевстве не на своём месте сидит. А ещё я смогу отличать умных от глупых! Да, пусть мне поскорее соткут такую ткань!
    И он дал обманщикам много денег, чтобы они немедля приступили к работе...»
    Позже король в новом платье вышел на улицу и прошествовал среди своих «верных» подданных, которые участливо сыпали похвалы «новому платью», стыдливо пряча глаза. «Ни один человек не хотел признаться, что он ничего не видит, ведь это означало бы, что он либо глуп, либо не на своём месте сидит. Ни одно платье короля не вызывало ещё такого восторга».
    Как мы помним, сказка Андерсена закончилась тем, что младенец, который ещё не знал, «как надо» говорить и думать, заявил вдруг: король голый! И тогда люди, вздохнувшие, по всей видимости, с облегчением, стали кричать, кто как мог, что король и вправду голый. Ведь так гораздо проще — сказать, что думаешь, не рискуя, когда не надо быть первым, не надо быть ответственным. Баба-Яга против
    Многие заблуждаются, полагая, что для того, чтобы не стать конформистом, достаточно всегда идти против большинства, выступать эдакой бабой-ягой, которая всегда против. Это глубочайшее заблуждение, так как, по сути, нонконформизм — это не что иное, как нигилизм и негативизм, то есть отрицание всего общепринятого с целью проявить себя. Но проявить себя ещё не значит быть собой! Играя на отрицании, человек остаётся таким же далёким от самого себя, как и в случае согласия с любым абсурдом. Нонконформизм — изнанка того же конформизма, его перевёртыш.
    По-разному можно относиться к профессору Преображенскому из повести М. Булгакова «Собачье сердце». Но можно позавидовать его умению оставаться собой и отстаивать собственные принципы просто потому, что быть собой жизненно необходимо. Красноречив его диалог с нагрянувшими к нему «партийными товарищами». «Среди них одна женщина, переодетая мужчиной, двое мужчин, вооружённых револьверами».
    " — ...Предлагаю вам взять несколько журналов — в пользу детей Германии. По полтиннику штука!
    — Нет, не возьму.
    — Но почему вы отказываетесь?
    — Не хочу.
    — Вы не сочувствуете детям Германии?
    — Сочувствую.
    — А, полтинника жалко...
    — Нет.
    — Так почему же?
    — Не хочу".
    Если бы на месте профессора был бунтующий нонконформист, диалог бы разворачивался иначе. Скорее всего, тот стал бы доказывать что-то о детях Германии, о жульничестве и необходимой экономии. Мужество быть собой
    Где же найти пример конструктивной противоположности конформизму? Таких примеров достаточно среди жизнеописаний христианских святых и благочестивых людей. Святые находили в себе силы принять вызов судьбы и дойти до самого дна отчаяния и одиночества, где только и можно обрести самое главное — себя подлинного и истинную веру в Бога. Не прельщаясь возможностью быть «своим» среди власть имущих, не пугаясь остаться одиночкой, не боясь вопрошать и сомневаться, быть свободным. Как назвать, как определить противоположность конформизма?
    Психологи и философы произносят слово «аутентичность», хотя мне куда ближе и понятнее родное слово «подлинность». Если заглянуть в словарь синонимов, мы увидим целый ряд замечательных слов: настоящий, истинный, достоверный, неподдельный, реальный...
    По сути, подлинность, знакомство с собой и принятие себя — это лишь начало долгого пути, по которому следует бесконечная вселенная — человек. Только человек, пришедший к своей подлинности, нашедший себя, сможет, по мнению Тиллиха, любить теперь жизнь как возможность просто-быть, и не остановится больше никогда в своём вечном развитии и поиске Истины. В противном случае, избегающему этой бытийной тревоги, свободы и сомнений человеку не суждено познакомиться с самим собой, с той частью себя, что есть залогом Вечного.
    Не к этому ли так необходимо стремиться каждому из нас, и есть ли что-либо более ценное? Ибо какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит? (Мк. 8, 36).
     
    http://otrok-ua.ru/sections/art/show/gde_ja.html
  13. Апрель
    Святитель Григорий Богослов


    «Не море ли жизнь наша и дела человеческие? И в ней много соленого и непостоянного. А ветры - это не постигающие ли нас искушения и всякие неожиданности? Об этом, кажется мне, досточудный Давид говорит: "Спаси меня Боже, ибо воды дошли до души моей... вошел во глубину вод, и быстрое течение их увлекает меня" (Пс. 68, 2-3). Что же касается искушаемых, то одни, рассуждаю я, как самые легкие бездушные тела, увлекаются и нимало не противостоят напастям, потому что не имеют в себе твердости и веса, доставляемых разумом целомудренным и готовым бороться с встретившимися обстоятельствами; а другие, как камень, достойны того Камня, на Котором мы утверждены и Которому служим. Таковы все, которые, руководясь мудростью и стоя выше людей бездуховных, все переносят твердо и непоколебимо и посмеиваются над колеблющимися или жалеют о них, посмеиваются по любомудрию, жалеют по человеколюбию. Сами же для себя вменяют в стыд будущие бедствия не считать бедствиями, но уступать победу над собою настоящим, как будто они постоянны, мудрствовать безвременно, а в случае нужды оказываться немудрыми. Это подобно тому как если бы стал считать себя отличным борцом тот, кто никогда не выходил на поприще, или искусным кормчим, кто высоко думает о своем искусстве в тихую погоду, а в бурю бросает из рук кормило».
    «Много путей многобедственной жизни и на каждом встречаются свои скорби. Нет добра для людей, к которому бы не примешивалось зло. И хорошо еще, если бы горести не составляли большей меры. Богатство- не верно; престол - кичение сновидца; быть в подчинении тягостно; бедность - узы; красота - кратковременный блеск молнии; молодость - временное кипение; седина - скорбный закат жизни; слова - летучи; слава-воздух; благородство - старая кровь; сила - достояние дикого вепря; пресыщение - нагло; супружество - иго; многочадие - необходимая забота; бесчадие - болезнь; народные собрания - училища пороков; бездеятельность - расслабляет; художества - приличны пресмыкающимся по земле; чужой хлеб - горек; возделывать землю- трудно... Смертным все трудно; все здешнее - смех, пух, тень, призрак, роса, дуновение, летящее перо, пар, круг, вечно кружащийся, повторяющий все, подобное прежнему, и неподвижный, и вертящийся; и разрушающийся, и неизменный - во временах года, днях, ночах, трудах, смертях, заботах, забавах, болезнях, падениях, успехах. И это дело Твоей премудрости Родитель и Слово, что все непостоянно, чтобы мы сохраняли в себе любовь к постоянному! Все обтек я на крыльях ума - и древнее и новое, и ничего нет немощнее смертных. Одно только прекрасно и прочно для человека: взяв крест, переселяться отсюда. Прекрасны слезы и воздыхания; ум, питающийся Божественными надеждами и озарениями Пренебесной Троицы, вступающей в общение с очищенными. Прекрасны отрешение от неразумной персти, нерастление образа, принятого нами от Бога. Прекрасно жить жизнью, чуждой жизни, и, променяв один мир на другой, терпеливо переносить все горести».
    «Если бы не Твой был я, Христе, мне стало бы это обидой. Мы родимся на свет, утомляемся, насыщаемся, спим, бодрствуем, ходим, бываем больны и здоровы, есть у нас удовольствия и труды. Но временами года и солнцем наслаждается и все, что есть на земле! А умирают и согнивают телом и скоты, которые, правда, презренны, но не подлежат ответственности. В чем же мое преимущество? Ни в чем, кроме Бога, и если бы не Твой был я, Христе, мне стало бы это обидой».
  14. Апрель
    Некоторые наставления на время поста
     
     
    Письма Святителя Феофана Затворника
     
    Решившийся стать на путь доброй жизни должен поговеть
     
    Наставление о должном говении. Поведение говеющего в церкви
     
     
    Слава Тебе, Господи! Вот и пост подошел. И вы доставили мне удовольствие, извещая, что решаетесь говеть поскорее. И не изменяйте своего намерения. Говеют и на Страстной, но вы не отлагайте дотоле. На Страстной говеют или те, которые уже говели на предыдущих неделях, во второй раз жаждая причаститься, или кого нужда какая-либо заставит, или кому желательно поскорее покончить с трудом говения, ибо там только три денечка потрудиться. К вам приложим только первый случай.
     
    Благослови же, Господи, поговеть вам как следует. Все, что вы загадываете, так и должно делать всякому говеющему. И попоститься, и в церковь походить, и поуединиться, и почитать, и подумать, и собою заняться – все нужно. Но все эти дела нужно направить к одной цели – достойному причащению Святых Христовых Таин. Чтобы достойно причаститься, надо душу очистить покаянием. Чтобы покаяние совершить как должно – с сокрушением искренним и твердою решимостью не оскорблять более Господа, – для этого назначаются все другие подвиги говенья: и хождение в Церковь, и домашняя молитва, и пащение, и прочее все.
     
    Первое в производстве покаяния есть войти в себя. Не дают нам войти в себя и заняться собою житейские дела и заботы и мыслей блуждание по миру неудержимое. Потому говеющий на время горения, сколько кому возможно, прекращает свои хлопоты и вместо хождения по делам домоседствует. Это пресечение хлопот есть дело крайней важности в говении. Кто его не сделает, тот наверное поговеет кое-как. Вот и вам надо сделать то же. Как ни малы у вас хлопоты, но они есть и развлекают. Приступите же к говению, все отложше.
     
    Положим, бросили все и сели в своей комнатке. Что же тут-то делать? И наедине можно просидеть попусту. Надо взять занятия, идущие к говению. Какие же? Молитву, чтение, размышление.
     
    Молитва эта кроме церковной. Та уже сама собою разумеется. Как молиться в церкви, знаете, конечно. Вот что, однако ж, примите во внимание! Ходит в церковь нужно охотно, как в дом Божий родной, не морщась, и не скучая. Идти в Церковь не затем, чтобы постоять службу, а затем, чтобы от души помолиться – помолиться с теплотою сердечною, с излиянием перед Господом чувств сокрушения, смирения и благоговейного страха и с возношением усердных прошений о своих кровных духовных нуждах. Как в этом успеть, наперед надо сообразить и, в церковь пришедши, на то себя напрягать. Не пустым считать только то простояние на службе, в продолжение которого сердце согрелось и тепло к Богу взывало. Это главное. Слушать службу тоже надо и вести вслед за нею свои мысли и чувства. Разнообразие, к одному направленное, не развлекая, будет приятно держать внимание в напряжении питательном и созидательном. Вникать в то, что поется и читается, паче в ектении, с прошением о коих непостыдно обращаться к Богу.
     
    Но обычно мысли блуждают. Это от недостатка молитвенных чувств. Делайте, однако ж, с ними вот что: как только заметите, что мысли ушли из церкви, ворочайте их назад и сознательно мечтать или блуждать мыслями никогда себе не позволяйте – теперь, во время говения, и во всякое другое время. Когда мысли незаметно для вас уходят, тут еще небольшой грех, но когда нарочно станете шататься мыслями там и сям, стоя в церкви, тут уже грех. Господь – посреде сущих в церкви. Кто не о Господе здесь думает, а мечтает, тот походит на того, кто, пришедши к царю, чтобы просить его о чем-либо, стал бы кривляться и вертеться в присутствии его, не обращая на него внимания. Совсем не блуждать мыслями, и при всем напряжении вашем, может быть, и не удастся вам, но не позволять себе намеренно мечтать и можно, и должно. Относительно блуждания мыслей эти два правила есть: во-первых, как только заметите сие блуждание, ворочайте мысли назад и, во-вторых, сознательно не позволяйте мыслям шататься.
     
    Средство против блуждания мыслей – внимание ума, внимание к тому, что Господь пред нами и мы пред Ним. В эту мысль надо вставить весь ум и не позволять ему отступать от сего. Внимание прикрепляется к Господу страхом Божиим и благоговеинством. От них приходит теплота сердечная, которая и стягивает внимание к Единому Господу. Потрудитесь расшевелить сердце – и сами увидите, как оно скует помышления. Надо нудить себя. Без труда и напряжения умного не достигнете ничего духовного. Много помогают согреянию сердца поклоны. Их и кладите почаще, и поясные, и земные.
     
    Дай, Господи, вам ощутить сладость пребывания в церкви, чтобы вы стремились туда, как стремятся в теплую комнату с холоду. В говении главнейший производитель дела, для которого говеют, есть пребывание в церкви достодолжное. Прочие дела суть подмоги и подспорья ему. Но о них до другого раза.
     
     
     
    Продолжение о говении. Поведение говеющего дома
     
     
     
     
    Продолжаю о говении. Говеющий только и знает что церковь и дом. Пришли домой – что тут? И тут надобно, сколько есть сил, благоговейное к Господу хранить обращение ума и сердца. В свою комнату прямо из церкви спешите и привет ей делайте несколькими поклонами, прося Господа благоговейно, с пользою душевной провести предлежащее время уединенного дома пребывания. Затем отдохнуть немного надо, посидевши. Мыслям же все-таки блуждать не давайте, а говорите в себе, ни о чем не думавши, одно: «Господи, помилуй! Господи, помилуй!» Отдохнувши, какое-либо дело надо делать: или молиться, или рукодельничать. А какое когда, уж это сами себе определяйте. Нельзя все духовным заниматься, надо какое-либо нехлопотливое рукоделие иметь. Только браться за него надо, когда душа утомлена и ни читать, ни думать, ни Богу молиться неспособна. А если те духовные занятия идут хорошо, то рукоделия можно не касаться. Оно назначается для наполнения времени, которое без него придется проводить в праздности, пагубнейшей и всегда, а тем паче во время говения.
     
    Как дома молиться? Вы хорошо сказали, что надо немного надбавить против обыкновенного правила молитвенного. Надо, надо. Но лучше, если вы прибавите не лишние чтения молитв, а подольше будете молиться без Молитвенника, сами своим словом изъявляя пред Господом свои кровные нужды духовные. Читайте и утром и вечером не более того, как и в обыкновенные дни, но пред началом молитвословия вашего и после него сами своею молитвою молитесь и в промежутки читаемых молитв вставляйте свою молитву, кладя поклоны поясные и земные и на колена становясь. Докучайте Господу, Матери Божией и Ангелу хранителю, в своем к Ним слове испрашивая все, что чувствуете для себя крайне нужным; молитесь, чтобы дали познать себя, а по познании вложили желание и снабдили силою исправить все неисправное, а паче, чтобы исполнили сердце духом сокрушения и смирения, в коих жертва Богу, самая Ему угодная. Но слишком длинным и долгим правилом себя не вяжите. Лучше почаще вставать на молитву и класть поклоны в продолжение дня понемногу, но часто, чтобы весь день перестроить поклонами. Умом же совсем не отступайте от Господа, на молитве ли стоите или другое что делаете.
     
    После молитвы – чтение с размышлением. Читать надо не затем, чтобы память набивать разными сведениями и понятиями, а затем, чтобы получить назидание и уразуметь, как исполнить получше то, что нужно для нас в эти дни говения. Для того читать надо немного, но всякое вычитанное положение доводить до чувства посредством долгого к нему внимания.
     
    Что читать? Уж, конечно, только духовные книги. Из них ничего вам больше не посоветую, как писания святителя Тихона. Есть книжка «Востани спяй» – выборка статей из святителя Тихона, располагающих к покаянию. Есть еще книжка о покаянии и причащении, проповеди на Великий пост и приготовительные к нему недели. Я слышал, что она очень бывает пригожа в это время: в ней все говорится только о покаянии и причащении. Лучшего для вас чтения не нахожу. Книжки эти вам даны. Возьмите и читайте.
     
    Неспешное чтение с размышлением подходящих книг более всего сильно расшевелит душу. На него и налегайте. Утро после молитвы (утреня слушается с вечера) все на него отрядите, и до самых часов. Оно и к церковной молитве подготовит. И после часов можно продолжать то же, когда охоты и внимания достает. Придет во время чтения молитвенное движение – вставайте и молитесь. Читать вместе с кем или в одиночку? В одиночку лучше. Потому что при этом удобнее собою заняться и приложить читаемое к себе. Размышление вставлять надо в чтение, а тот одно оно уйдет в мечтание и не залучишь его.
     
    Так, почитали, подумали, поклонов положили – вот и все занятия, приличные говеющему дома. Но постоянно выдержать внимание в таком напряжении не всегда удается. Когда утомитесь, можно сесть поработать, как я уже поминал.
     
    И то хорошо вы сказали, что попоститься надо. Надо, надо, но не слишком. Вы и так мало кушаете. Надо же, чтобы была сила в церкви простоять и дома поклоны класть. Но как найдете более удобным и себе подручным, так и сделайте. Надо только дать знать телу, что и оно виновато в том, что надо каяться и потому нести труды говения. И у сна надо отнять немножко и длительности и покойности. Эта статья, кажется, потребует у вас жертвы. И не поленитесь ее принести, как сумеете. Всякого рода лишения уместны в эти дни.
     
    А поговорить? И поговорить можно, только не о пустяках, а все о том же. Вместо разговора назначьте лучше час совместного чтения – и читайте вместе. Вечером это очень было бы пригоже. Ничего не могло бы быть лучше, если бы кто из вас рассказывал назидательные истории, в коих проявлялась сила покаяния и причащения. И для чтения-то совместного выбирать бы такие сказания из Четьи Минеи.
     
     
    Довольно на нынешний раз.
     
    http://www.hram-veshnjaki.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=313%3Agreat-sense-post&catid=107%3Aus-help&Itemid=161&limitstart=3
  15. Апрель

    Воля Божия.

    Автор: Апрель,

    Воля Божия

    Т.!
    Воля Божия о нас та, чтобы мы, живя на земле, научились познавать Бога и с радостью и желанием следовать воле Божией - единственной спасительной и наполняющей жизнь истинным содержанием.
    А человек может делать любую работу - от самой ничтожной до самой великой - и спасаться этим или погибать.
    Будешь жить для Бога, ради Бога и во славу Божию - вот и спасение, вот и истинный, а не эфемерный смысл жизни. И если бы была воля Божия быть тебе женой и материю, то ты бы ею давно стала. Но сейчас, в 47 лет, твоя тоска о минувшем не более, чем искушение.
    Доктор, доктор! Оглянись вокруг! Твоим больным не надо ничего передавать от твоего внутреннего содержания - они этого не поймут. Им нужны твоя любовь, твой профессионализм, и все это в Боге, в молитве о них.
    О каком еще невозделанном клочке своей души ты говоришь? Все у нас на месте, все Богом благословлено, а с искушениями уже давно пришла пора бороться, распознавать их и искоренять. Тебе и С. и М. Божие благословение на все доброе.
    Дорогой отец Д.!
    Хорошо бы в ответе правящего Владыки услышать Вам для себя волю Божию и продолжать спокойно служить на своем приходе. Ведь это совсем не значит, что ответ от Господа окончательный. Просто надо продолжать молиться и ждать, когда Господь позовет Вас к служению в сане священническом.
    Я Вам так пишу потому, что сам всегда имел такую установку в жизни: "ничего не просить и ни от чего не отказываться". Принял в свое время и сан, как естественный ход событий в жизни (было с детства устремление к Церкви), принял как от Бога и отстранение на 7 лет от служения, и был возвращен к служению по воле Божией ранее определенного срока. "Все Им, все от Него, все к Нему" - так и живем.
    И вот теперь к концу жизненного пути свидетельствую я, что лучшего и вернейшего пути нет, как жить по воле Божией. А волю Божию нам так ясно являют обстоятельства жизни. Вы в настоящий момент получили ее через архиерея.
    Бытового вопроса касаться не буду. Это Вы сами со своей супругой решите, как Вам лучше для семьи вашей. Не забывайте, что оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут в плоть едину. Хорошо, когда и в душу едину.
    Умудри Вас Бог!
    Дорогая Т.!
    Сейчас твоим монастырем является ради телесной немощи родной дом, и мамочка твоя - тебе игуменья. Лучшей игуменьи сейчас я тебе не желаю, а будущее в руце Божией.
    Неси, детка, без ропота только свою болезнь, и это такой подвиг, который не всякий человек может понести. Сейчас монастыри все рабочие, а нам с тобой это не подходит. И пока никаких обетов даже дома на себя не бери. Учись молиться и справляться с духом уныния. И с тебя этого довольно. А молитву перед чтением Св. Евангелия читай и все делай по мере своих сил. Ведь не человек для правила, а правило для человека. И духом обращаться к святым за помощью хорошо - это тебя Ангел Хранитель учит.
    Помни, детка, что самое ценное - научиться себя предавать всецело воле Божией.
    Умудри тебя Бог и укрепи чадо Божие!
    Уважаемый N!
    Отчего же не делать заявок на осуществление своих благих, по нашему разумению, намерений? Но человек полагает, а располагает Господь.Помолитесь усердно. Если Ваше стремление не во вред Вам и Вашей семье, то Господь благословит его осуществление. Но не требуйте, а смиренно просите, допуская в мыслях и сердце, что Вы можете ошибаться, и потому готовьтесь принять волю Божию даже, если она и будет отказом Вашему желанию.
    Умудри Вас Бог.
    Дорогой отец Т.!
    С нашей стороны нужно и важно иметь внутреннее духовное устремление к желанию исполнять в жизни волю Божию. И поверьте, искренность наших чувств Господь приимет и оправдает. Он, помимо нашего понимания и осмысливания, поведёт по жизни нашу утлую лодчонку Своей твердой рукой.
    Мне 91 год, и я теперь свидетельствую и себе, и другим, что Господь знает наше сокровенное, а по вере нашей и стремлению к истине правит нашу жизнь, часто врачуя и исправляя то, что по неведению и непониманию может препятствовать исполнению воли Божией в нашей жизни.
    Я сдавал семинарские экзамены вообще без учебы, будучи уже в сане, а перед рукоположением был экзаменуем представительной комиссией при Московском епархиальном управлении.
    Дорогой отец Т., я в то время не был связан таким множеством титулов, как Вы теперь, но живое рвение к служению ходатайствовало обо мне пред Богом и людьми как о духовнике, и в то послевоенное время это было очень ответственно, серьезно и, скажу, опасно. Я отдавался служению этому. В Академии учился экстерном. И за полгода до её окончания, когда была уже и дипломная работа написана, Господь переводит меня на другое послушание - в заключение, к новой пастве и новому руководству. Помышлял ли я о таком проявлении воли Божией? Конечно, нет. А к чему Вам это говорю? Предайтесь и Вы истинно воле Божией душей, не планируя сам, не регламентируя своих возможностей сам. Сейчас, слава Богу, есть Владыка, выполняйте его благословение, не обдумывая сегодня, во что оно выльется завтра. Главное - есть ему доверие, ибо он прошел школу от послушника до архиерея. А если и его планы вдруг сойдут к человеческим только желаниям, то, поверьте, Господь вмешается решительно и самовластно, и Правда Божия восторжествует.
    Буди, Господи, буди.
    3 апреля 2001 года
    Дорогая о Господе Е.!
    Какое же искушение захлестнуло тебя! Ты пишешь о своей вере, а мыслишь о жизни вполне как человек неверующий.
    Если бы была воля Божия быть тебе женой и матерью, всё давно бы осуществилось. А ты обдумываешь поступки богоборческие: ведь ребёнок, зачатый и рождённый во грехе, рождается на муки, и мамочке своей он воздаст за её грех своею жизнью. Вот и выбирайте.
    Оставь-ка лучше пустые греховные мечтания и молись Богу с решимостью принять Его волю как самый лучший для тебя вариант. Да покайся в сочувствии греховным помыслам. Просить об исполнении своего хотения создания семьи христианской можно, но осуществление его - предоставить воле Божией, и ей повиноваться.
    Раба Божия Т.
    Выбор Вами сделан 21 год назад. А теперь, когда через Вас в Вашу семью входит Господь, Вы, которая призвана сохранять семью, устремляетесь на её разорение. Венчание ведь - это Божие благословение и на Ваших детях, уже рожденных. Вас смущает враг. И за мужа, если он по Вашей вине уйдет в блуд, отвечать пред Богом будете Вы, и не замолить Вам будет этой вины. Потрудитесь в семье своей, вымаливая своих близких. Надо много терпения в этом деле благом.
    А карточки берите, Вас ещё не спрашивают о вере Вашей и не принуждают отрекаться от Бога.
    Дорогой о. И., батюшка, ну как же Вы не слышите воли Божией о Вас, изреченной Главой Церкви. "Значит, придется остаться здесь!" И это тем более ценно, что произнесено было без всяких обсуждений с той или другой заинтересованной стороны. И правильно Вы в тот момент подумали, что вопрос решен. А дальше, дальше самость и своеволие начали свою подпольную работу. А Святейший повторно подтверждает то, что сказал по наитию: "лучше Вам остаться здесь". Он не требует, не убеждает, он ждет добровольного послушания воле Божией. А дальше еще предупреждение и воззвание к рассуждению - это болезнь, постигшая Вас. И владыка не связывает Вашей свободы, но ждет добровольного решения ("не говорите о конкретных сроках", подумайте).
    Добровольного дателя любит Бог. Так-то, дорогой мой о. И. Для Вас наступило время экзамена, чему научились Вы за время своего монашества, и научились ли?
    А моего благословения не будет. Вы сами должны услышать волю Божию и с радостью подклонить главу свою под послушание. Вам всё и исчерпывающе сказал Святейший.
    Дорогая о Господе Л.!
    Молимся о Вас, чтобы утишил Господь смятение души Вашей, вдохнул в умиренное сердце решимость идти вослед Господа, повинуясь Его Святой воле. А для этого надо по-детски просить Его устроить жизнь Вашу. Даже и не выстаивая перед иконами, носить в сердце постоянное желание, чтобы Сам Господь управил путь Ваш: быть у нас близь Святой обители, быть рядом с Т-ой.
    Какая бы поддержка была Вам обеим, и, если есть хоть капля такого желания, Господь устроит всё. И мы будем молиться Господу и угоднику Его Святителю Спиридону Тримифунтскому, чтобы Ваш переезд был безболезнен для близких и для Вас.
    И так устроит Господь, что и денежки найдутся, и сил хватит.
    Божие благословение Вам и наши самые искренние пожелания, чтобы всё устроилось во благо души Вашей.
    Храни Вас Господь!
    Дорогая о Господе Л.!
    А ведь Ваша влюблённость - искушение для Вас. Такие неравные браки и раньше, при более здоровой нравственности, никому счастья не приносили, а уж ныне это и совсем идти на верную гибель и невыносимые страдания.
    Да и каноны церковные надо бы знать - ведь возможная разница в возрасте ± 5 лет, больше недопустимо.
    Так что оставьте свою влюблённость как ненужное Вам искушение. А молиться об устройстве можно, но больше полагаться на волю Божию о себе, чем на свои желания.
    Умудри Вас Бог.
    Помолимся о Вас, чтобы отошли от Вас печаль и уныние. Ведь и дома можно и надо жить по-Божьи.
    Дорогая о Господе Г!
    Получил Ваше письмо. Просьбу о молитве за Вас и за погибшего сына выполним. А Вам да будет утешением то, что у Бога нет мертвых, у Него все живы, а значит впереди у Вас еще встреча с любимым сыном. Но, чтобы она была радостной, надо, чтобы и он, и Вы оказались в милости Божией.
    Слава Богу, что свидетельство от людей о К. самое хорошее, а вот надо еще, чтобы и Церковь свидетельствовала о нем, что он был с Богом, жил в Боге.
    Если в этом будет недостаток, то Ваш родительский долг - восполнить его молитвой за сына. Молитва, милостыня, обращение к Богу и дела ради Бога, а не слезы и ропот помогут Н. Поэтому вспоминайте об этом чаще. А вопрос - почему и отчего не решается на земле, ведь Бог ни с кем не советуется и отчета никому не дает.
    Одно несомненно, что все, что Он делает,- благо для нас, одно благо, одна любовь. Иногда, сохраняя душу от повреждения, Господь переселяет ее в мир иной, не попустив оскверниться от мира.
    Дорогая Г. Н, не отягчайте душу сына своей безутешной скорбью. Предайте себя и сына воле Божией, и радость Божия изгонит вражий мрак скорби, вошедшей в Ваш дом.
    Божие благословение Вам.
    Дорогой В.!
    Очень я утешен твоим письмом. И теперь уж и я утешу тебя тем, что засвидетельствую тебе, что болезнь попущена тебе во очищение и спасение. Поставь себе сейчас задачу - учиться безропотно и беспопечительно предавать себя воле Божией. Приими и периоды болезненной тяготы и краткие утешения от Бога с сознанием, что все это милость Божия тебе и во благо тебе. И тогда грех отступит, ты станешь для него недоступен. Укрепи тебя Господь и умудри трудиться во спасение души своей. Божие благословение тебе.
    Дорогая о Господе Т.!
    О болезни мамы я узнал сразу и молился о ней и молюсь, чтобы воздвиг её Господь с одра болезни. Вопрос о прекращении ею трудовой деятельности надо бы ставить уже давно и не только по причине болезни, но возраст требует уже другого ритма жизни, другой её наполненности. Ранее я об этом не говорил, так как предполагал, что все вы и она в том числе - врачи, и сами понимаете всё и другим советуете право. Так что, дорогая Т. М., надо выполнять предписания возраста, они даются нам свыше, и противящийся им противится Божию о нас определению.
    Я по себе знаю, как трудно входить в эту новую, полную всяческих ограничений жизнь. Но я же и свидетельствую, что, чем скорее мы это поймем, смиренно подклоним главу возрастающим немощам, тем лучше и для нас, и для окружающих. Всему определено своё время. Да и Господь смиренным дает благодать. Приказным порядком это сделать невозможно, добровольного дателя любит Господь.
    А я вот Вам скажу о моих ограничениях, которые уже вошли в мою жизнь:
    1.Посещение служб сократилось до минимума. Даже и на большие праздники я уже часто не имею возможности быть в храме, молюсь дома.
    2.Прием людей прекратился вообще, отвечаю на вопросы письменно, не входя в личные контакты. Но я не скажу, что жизнь моя опустела. Молитва и моления в уединении обретают новое качество. Думаю, что и М. Е. пришла пора привыкать к молитвенной тишине и уединению. А кто возьмет на себя труд быть при ней, помогая в житейских нуждах,- это решите на месте и, конечно, с её согласия.
    Божие благословение вам всем. А я, всю жизнь прожив в народной молве, сейчас благодарю Бога, что хоть в последний час жизни Он даровал мне сладость уединения и молитвы неразвлекательной.
    Молюсь, чтобы и М. Е. сама с радостью и желанием вошла в этот новый образ жизни - преддверие тишины Вечности в радости богообщения.
    12 октября 2000 года.
    Дорогая В. В.!
    Имя Владыки Серафима уже прославлено Богом предстательством того, ради кого он столько потрудился. А я бы сказал, что и Вам по родственному преемству хорошо бы войти в труд дедушки малой лептой своих усилий.
    И как преподобный Серафим поклонился священномученику Серафиму, так желаю и Вам получить мзду любви от своего великого пред Богом родственника. Время коротко, и труды Ваши нужны даже не столько ему, сколько нам, и живущим с нами, и тем, кто будет жить после нас. Дедушка-то уже во свете неприступном, а малый свет вашей любви к нему не привлечет ли в сгущающуюся тьму земной жизни нашей лучи присносущего Божественного света.
    Думаю, что Божие благословение уже пребывает на Ваших благих намерениях молитвами дедушки Вашего. А я лишь с радостью присоединю и свои молитвы к его всемощному предстательству о Вас. С удовольствием читаю присланное Вами. И так хотелось бы, чтобы всё, что осталось от трудов митрополита Серафима, получило через Вас вторую жизнь для пользы тех, кто входит сейчас в церковь.
    Умудри и вдохнови Вас Господь и дай силы ходить в воле Божией. Благодарю Вас за добрую память, за всё присланное; и еще прошу прощения за некоторую задержку с ответом, прошу великодушия и снисхождения к моей немощи. Молитвенную память о Вас буду хранить на всяк день.
  16. Апрель
    Святитель Феофан Затворник
     
    Спасение души
     
     
    1. Как оно совершается
     
    Спасение души - главное. Но спасает души Спаситель, а не мы. Мы только веру свою, свою Ему преданность свидетельствуем, а Он уже по мере нашего прилепления к Нему, подает нам все нужное ко спасению. Не думайте трудами что заслужить, заслуживайте вы верою, сокрушением и преданностию себя Богу. Делайте побольше добра, помогайте нуждающимся.
    Вера в Бога!.. Но деисты верят в Бога и Промысл... и дальше не идут... стали на полдороге. Бог создал нас и образом Своим почтил, чтоб мы жили в Боге. Были в живом с Ним союзе. В раю так и было. Падение прародителей расторгло сей союз. Но Бог пожалел нас и не хотел, чтоб мы были вне Его, оставались в отпадении, а благоволил изобрести способ воссоединения, который состоит в том, что Сын Божий и Бог пришел на землю и воплотился, и в Своем лице соединил человечество с Божеством и чрез то всем нам дал возможность соединяться чрез Него с Богом. Те, которые веруют, крестятся и другие принимают Таинства, соединяются живо со Спасителем, а чрез Него и с Богом. И в этом спасение! Цель наша - жизнь в Боге, но к Богу нам нет иного пути, как Господь Иисус Христос. Един есть Бог и Един ходатай Бога и человеков, Человек Христос Иисус (1 Тим. 2, 5). Так надо веровать во Христа Спасителя, Таинство принимать, заповеди исполнять и все, что содержит и предписывает Святая Церковь. С Господом тот, кто с Церковью. Будьте так, не суемудрствуя, и будете на спасенном пути.
     
    2. Молиться о том, чтобы Господь открыл, где лучше спастись, не следует
     
    Вы просите сказать вам, где лучше спастись. И Бог не сказывает. Если не сказывает, значит, дает знать, что нечего об этом молиться... Потому что и в настоящем положении ничего нет, что бы могло мешать спасению. Все дело в добром произволении и в спасительном настроении сердца. О сем и забота буди!.. Что есть, то хранить; чего и недостает, то прибавить... По какой программе? - По блаженствам... Что написано в блаженствах, надо все в сердце возыметь, и - в рай!..
     
    3. Зависит ли оно от места или обстановки
     
    Спастись везде можно, и спасение не от места и не от внешней обстановки, а от внутреннего настроения. Если вера жива, если нет грехов, разлучающих с Богом и благодать Божию погашающих, если общение со Святой Церковью и исполнение всего церковного прочны и верны и усердны, то состояние ваше спасенное, остается вам только блюстись и хранить себя в сем чине жизни, пребывая в памяти о Боге и смерти и держа в душе всегда сокрушенное и смиренное чувство.
     
    Спасение не от места, а от душевного настроения. Везде можно спастись и везде погибнуть. Первый ангел между ангелами погиб. Апостол между апостолами в присутствии Самого Господа погиб. А разбойник на кресте спасся! Ищешь спасения? Добре! Ищи! Спасение нам удобно. Ибо имеем Господа Спасителя, Который ничего больше не желает и ни о чем больше не печется, как о нашем спасении. К Нему прибегай и молись всеусердно, да устроит спасение твое.
     
    4. Как достигать этого
     
    Ищете спасительных уроков или ответа, как душу спасти.
     
    Спасителю предлагали такой вопрос, и Он ответил: "Аще хощеши спасен быти, соблюди заповеди". Это же и я вам предлагаю.
     
    Каковы заповеди? - Все. Читайте Евангелие, читайте Апостол... и замечайте, что там относится к вам, берите то для себя в правило, а как без Божией помощи ни в чем успеха иметь нельзя, то паче всего молитесь.
     
    Если вам свободно ходить в церковь, ходите, как только возможно. А если всякий день возможно, всякий день ходите. Милостыню подавайте...
     
    Будьте смиренны, кротки, ко всем уважительны, не спорьте и не бранитесь, никого не осуждайте.
     
    Будьте уступчивы... Дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно имейте.
     
    Бога бойтесь и заповеди Его исполняйте... Ибо в этом спасение. Церковь Божию любите. Со всеми в ладе будьте... милостыню по силам не забывайте... Терпите, что пошлет Бог потерпеть.
     
    Ищешь спасения - доброго дела ищешь; душа дороже всего мира. Но ничего нет легче, как найти спасение; ибо имеем Спасителя, премудрого, всеблагого и всемогущего, Который ничего так не желает, как спасения каждого из нас. К Нему и обращайся, Его Единого проси и моли, и Он доведет тебя до спасения, имиже весть судьбами. Спасения искать есть то же, что Господа искать. А Господь везде есть и где бы ни был ищущий Его... Отвори Ему дверь сердца, и Он войдет... Вот и обретение Господа и с Ним - спасения... Ведай сие... и сего взыщи. Господь Сам научит тебя всему. Бог в помощь! Не дремли!.. Ты плачешь в келии. Плачь, это хорошо, но никому не показывай сего. Говоришь, что когда выйдешь из келий на дела послушания, все разлетается. Внимай себе и старайся не выходить из сердца; ибо там Господь. Ищи сего и трудись над сим. Найдешь и увидишь, как это драгоценно.
     
    5. Спасение души среди семейной жизни
     
    Ищете спасения? - доброе дело. Ищите и обрящете.
     
    Покаяние, конечно, у вас в действии. Что еще нужно? - Уклоняться от грехов и делать всякое добро, встречаемое по течению жизни вашей, не телом только, а и душою и сердцем, не внешне только, но и внутренне, т.е. чтобы и мысли и чувства всегда были Богоугодны. Что еще кроме доброй жизни?! Пророк говорит: "Взыска Тебе лице мое, лица Твоего, Господи, взыщу". Этим выражалась непрестанная память о Боге, с непрестанною ревностию всем благоугождать Ему. Это же есть молитвенный строй внутри.
     
    Просите дать вам молитвенное правило. Сказанное пред сим и есть первый пункт молитвенного правила. Старайтесь всегда так держать свое внутреннее, чтобы оно всегда обращено было к Богу и всегда пред лицем Его стояло и как бы от лица Его действовало, чтобы это делалось телом, во вне, в обычном ходе дел житейских.
     
    Второй пункт молитвы есть молиться всегда от сердца - не слова только произносить молитвенные, но из сердца изводить молитвенные к Богу воздыхания. Они и составляют собственно молитву. Из сего видите, что лучше всегда своими словами молиться, а не чужими, не многословно, но сердечно. Навык надо приобрести к этому. Приобретается же он трудами молитвословия.
     
    Молитвословие есть исполнение правила молитвенного. Правило надо иметь и всегда его исполнять.
     
    Утром совершать молитвы утренние, вечером - молитвы на сон, - не спешно, с соответствующими мыслями и чувствами. В продолжение дня, между делом, сколько можно чаще воздыхайте ко Господу, Который везде есть.
     
    Если найдете возможность, ходите в церковь. В воскресенье и в праздники - неотложно, а то и в продолжение недели, как только ухитритесь, идите, сначала раз в неделю, потом два, три и более... И всякий день можно.
     
    Совершенства можно достигнуть и среди семейной жизни... Надо только страсти погашать и искоренять. На сие все внимание и обратите.
     
    (По письмам святителя Феофана Затворника)
     
     
     
    Мы пали через прародительское грехопадение и попали в безысходную пагубу. Спасение наше должно состоять в избавлении нас от этой пагубы. Пагуба наша состоит в двух видах зла: - во-первых, в том, что мы прогневали Бога нарушением воли Его, потеряли Его благоволение и подпали под законную клятву; - во-вторых, в повреждении и расстройстве нашего естества грехом или в потере истинной жизни и вкушении смерти.
     
    Поэтому для спасения нашего необходимы: во-первых, умилостивление Бога, снятие с нас законной клятвы и возвращение нам Божия благоволения; - во-вторых, оживотворение нас, умерщвление грехов, или дарование нам новой жизни.
     
    Если Бог пребудет неумилостивленным, мы не можем получить от Него никакой милости; если не получим милости, не сподобимся благодати; если не сподобимся благодати, не сможем иметь новой жизни. И то и другое необходимо: и снятие клятвы, и обновление нашего естества. Ибо если бы мы и получили каким-либо образом прощение и помилование, но остались необновленными, мы от этого не получили бы никакой пользы, потому что без обновления мы непрестанно пребывали бы в греховном настроении и непрестанно источали бы из себя грехи, а через грехи снова подвергались бы осуждению и немилости или все оставались бы в том же пагубном состоянии. То и другое необходимо, но ни то ни другое не может состояться без воплощения Бога. Первая основа нашею искупления - умилостивление Бога, снятие с нас клятвы законной и возвращение нам Божия благоволения невозможна без воплощения Бога. Для снятия вины греха и клятвы требуется полное удовлетворение правды Божией, оскорбленной грехом, или полное оправдание. Полное же оправдание, или полное удовлетворение Правде Божией, состоит не в принесении только умилостивительной жертвы за грех, но и в обогащении милуемого делами правды, чтобы ими наполнить время жизни, проведенной в грехе, которое при помиловании остается пустым. Ибо закон Правды Божией требует, чтобы жизнь человека не только от грехов была свободна, но и наполнилась делами правды, как это показано в притче о талантах, где раб, зарывший талант в землю, осуждается не за употребление таланта во зло, а за то, что ничего не приобрел на него.
     
    Но достаточную жертву за грех мог принести только Богочеловек, или Бог воплотившийся.
    Будем ли внимать чувствам грешника, стоящего перед Богом с ясным сознанием Божией Правды и своей греховности, или созерцать Бога, Который желал бы помиловать этого грешника,- в том и другом случае увидим некое средостение, преграждающее путь нисхождению помилования от Бога на грешника и восхождению надежды на помилование от лица грешника к престолу милосердия Божия.
     
    Потому, когда он приступает к Богу, это чувство не только делает его безответным перед Ним, но подавляет совершенной безнадежностью. Следовательно, для сближения грешника с Богом и Бога с грешником необходимо разрушить такое средостение, необходимо чтобы между Богом и человеком восстало некое иное посредство, которое от очей Правды Божией скрывало бы грех человека, а от очей грешника - Правду Божию, посредство, ради которого Бог видел бы грешника избавленным от вины и достойным помилования перед лицом самой Правды, а человек воззрел на Бога, как на уже умилостивленного и готового миловать грешника; необходима жертва умилостивления, которая, удовлетворяя правде Божией и умиротворяя душу грешника, примиряла бы Бога с человеком и человека с Богом. Какая же это жертва? В чем она? И как может явиться с такой безмерной силой умилостивления?
    Жертва эта есть смерть, и смерть человека. Она вначале определена Правдой Божией в казнь за грех; ее предлагает Бог и кающийся грешник, взывая: возьми жизнь, только помилуй и спаси, хотя тут же чувствует, что его смерть не властна спасти его.
    Чья же это будет смерть?
     
    Очевидно, что такой умилостивительной жертвой не может быть смерть моя, другого, третьего и вообще кого-либо из рода человеческого, ибо моя, и другого, и третьего, и всякого вообще из людей смерть есть кара за грех и ничего умилостивляющего не представляет. К тому же мы - люди - все без изъятия сами имеем нужду в своей жертве и ею, еще живые, ищем помилования и оправдания и, чтобы улучшить спасение, еще живые должны быть ради нее оправданы и помилованы.
     
    Поэтому умилостивительной жертвой за грех может быть смерть только такого человека, который был бы изъят из круга людей, не переставая быть человеком. А это как возможно? Не иначе как если он не будет принадлежать себе, не будет особое самостоятельное лицо, как всякий другой человек в среде людей, но принадлежать другому, высшему существу, которое восприняло бы его в свою личность, ипостасно соединилось с ним, или вочеловечилось, и умерло его смертью. Это была бы смерть человеческая, никому из круга людей не принадлежащая. Если же умилостивляющей и оправдывающей жертвой не может быть смерть моя, другого, третьего и вообще кого-либо из людей, а между тем условием помилования и оправдания все же пребывает смерть человеческая, то и я, и другой, и третий, и вообще всякий человек не можем быть помилованы и оправданы иначе как через усвоение себе чьей-либо чужой смерти. А в таком случае она сама в том, другом, умирающем по-человечески, от которого заимствуется, не должна быть следствием вины или как-либо причастна ей, иначе за нее нельзя будет оправдать других. Потому опять она, будучи человеческой смертью, не должна принадлежать человеческому лицу, так как всякая принадлежащая человеку смерть есть наказание, а принадлежать другому лицу, которое было бы свято совершеннейшей святостью, то есть умилостивляющая и оправдывающая смерть человеческая возможна не иначе как если какое святейшее существо, восприняв человека в свою личность, умрет им, чтобы таким образом, изъяв смерть человека из-под закона виновности, сообщить ей возможность быть усвояемою другим.
     
    Далее, если помилование и оправдание человека возможно только через усвоение ему чужой невинной смерти, лица же, имеющие нужду в помиловании и оправдании, есть вообще все люди, которые живут, жили и будут жить, весь род человеческий во всех временах и местах, то для их помилования и оправдания необходимо или устроить столько невинных смертей, сколько людей или даже сколько было грехопадений или явить одну такую смерть, сила которой простиралась бы на все времена и места и покрывала бы все грехопадения всех людей. От всемилостивого и премудрого Бога, устрояющего спасение наше, возможно только последнее.
     
    Как же это могло бы устроиться? Как смерть человеческая, сама по себе незначительная, может стяжать такую всеобъемлющую силу? Не иначе как если она будет принадлежать лицу, везде и всегда сущему, принадлежать Богу, то есть если Сам Бог благоволит принять в Свою личность человеческое естество и, умерев его смертью, сообщить ей всеобъемлющее и вечное значение, ибо тогда она будет Божеской смертью.
     
    Наконец, это смерть, по силе своей простираясь на весь род человеческий и на все времена, по цене должна соответствовать бесконечной Правде Божией, оскорбленной грехом, иметь беспредельное значение, как беспределен Бог, чего стяжать она опять иначе не может, как будучи усвоена Богом, или сделавшись смертью Бога, а это будет, когда Бог, восприняв на Себя человеческое естество, умрет его смертью (умрет, конечно, не по Божеству Своему, а по человечеству, нераздельно воспринятому Им в одно Богочеловеческое лицо)...
     
    Вторая основа христианской жизни, неразлучная с первой, есть живой союз с телом церкви, которой Господь - глава, живитель и движитель. Господь наш Иисус Христос, Бог и Спаситель, совершив на земле о нас Божественное смотрение, вознесся на Небеса и ниспослал от Отца Всесвятого Духа, потом с Ним, по благоволению Отца, через святых апостолов устроил на земле святую Церковь под Своим главенством. И в ней совместил все необходимое для нашего спасения и сообразной с ним жизни, так что теперь через нее уже ищущие спасения получают от Него и искупление с отпущением грехов, и освящение с новой Жизнью. В ней поданы нам все Божественные силы, и знание, и благочестие и дарованы честные и великие обетования. И если мы в силу этого постараемся украситься всякой добродетелью, то нам, без сомнения, обильно преподается вход в вечное Царство Господа нашего и Спаса Иисуса Христа (2 Пет. 1, 3-11). Святая Церковь и есть новое человечество, от нового родоначальника Христа Господа.
     
    (Св. Феофан Затворник. Начертание христианского нравоучения)
  17. Апрель
    Священник Александр Ельчанинов
     
    Демонская твердыня(о гордости)
     
    Величайший знаток глубин человеческого духа, преподобный Исаак Сирин, в своем 41-м слове говорит: «Восчувствовавший свой грех выше того, кто молитвою своею воскрешает мертвых; кто сподобился видеть самого себя, тот выше сподобившегося видеть ангелов».
    Вот к этому познанию самого себя и ведет рассмотрение вопроса, который мы поставили в заголовке.
    И гордость, и самолюбие, и тщеславие, сюда можно прибавить — высокомерие, надменность, чванство, — все это разные виды одного основного явления — «обращенности на себя»; оставим его как общий термин, покрывающий все вышеперечисленные термины.
    Из всех этих слов наиболее твердым смыслом отличаются два: тщеславие и гордость; они, по «Лествице», как отрок и муж, как зерно и хлеб, начало и конец.
    Симптомы тщеславия, этого начального греха: нетерпение упреков, жажда похвал, искание легких путей, непрерывное ориентирование на других — что они скажут? как это покажется? что подумают? «Тщеславие издали видит приближающегося зрителя и гневливых делает ласковыми, легкомысленных — серьезными, рассеянных — сосредоточенными, обжорливых — воздержанными и т.д.» — все это, пока есть зрители.
    Детская и юношеская застенчивость часто ни что иное, как то же скрытое самолюбие и тщеславие.
    Той же ориентировкой на зрителя объясняется грех самооправдания, который часто вкрадывается незаметно даже в нашу исповедь: «грешен как и все», «только мелкие грехи — никого не убил, не украл». В дневниках графини Софьи Андреевны Толстой есть такое характерное место: «И то, что я не умела воспитать детей (вышедши замуж девочкой и запертая на 18 лет в деревне), меня часто мучает». Главная покаянная фраза совершенно отменяется самооправданием в скобках.
    «Бес тщеславия радуется, — говорит прп. Иоанн Лествичник, — видя умножение наших добродетелей: чем больше у нас успехов, тем больше пищи для тщеславия». «Когда я храню пост, я тщеславлюсь; когда же, для утаения подвига моего, скрываю его — тщеславлюсь о своем благоразумии. Если я красиво одеваюсь, я тщеславлюсь, а переодевшись в худую одежду, тщеславлюсь еще больше. Говорить ли стану — тщеславием облекаюсь; соблюдаю молчание — паки оному предаюсь. Куда сие терние ни поверни, все станет оно вверх своими спицами».
    Ядовитую сущность тщеславия хорошо знал Лев Толстой. В своих ранних дневниках он жестоко обличает себя за тщеславие. В одном из дневников 50-х годов он горько жалуется, что стоит появиться в его душе доброму чувству, непосредственному душевному движению, как сейчас же появляется оглядка на себя, тщеславное ощупывание себя, и вот — драгоценнейшие движения души исчезают, тают, как снег на солнце. Тают — значит, умирают; значит — благодаря тщеславию умирает лучшее, что есть в вас, значит, — мы убиваем себя тщеславием. Реальную, простую, добрую жизнь заменяем призраками. Тщеславный стремится к смерти и ее получает.
    «Я редко видел, — пишет один из современных писателей, — чтобы великая немая радость страдания проходила далями человеческих душ, не сопровождаемая своим отвратительным спутником — суетным, болтливым кокетством (тщеславием). В чем сущность кокетства? По-моему, в неспособности к бытию. Кокетливые люди — люди, в сущности, не существующие, ибо бытие свое они сами приравнивают к мнению о них других людей. Испытывая величайшие страдания, кокетливые люди органически стремятся к тому, чтобы показать их другим, ибо посторонний взгляд для них то же, что огни рампы для театральных декораций» (Степун, «Николай Переслегин», с. 24).
    Усилившееся тщеславие рождает гордость.
    Гордость есть крайняя самоуверенность, с отвержением всего, что не мое, источник гнева, жестокости и злобы, отказ от Божией помощи, «демонская твердыня». Она — «медная стена» между нами и Богом (Авва Пимен); она — вражда к Богу, начало всякого греха, она — во всяком грехе. Ведь всякий грех есть вольная отдача себя своей страсти, сознательное попрание Божьего закона, дерзость против Бога, хотя «гордости подверженный как раз имеет крайнюю нужду в Боге, ибо люди спасти такого не могут» (Лествица).
    Откуда же берется эта страсть? Как она начинается? Чем питается? Какие степени проходит в своем развитии? По каким признакам можно узнать ее?
    Последнее особенно важно, так как гордый обычно не видит своего греха. «Некий разумный старец увещал на духу одного брата, чтобы тот не гордился: а тот, ослепленный умом своим отвечал ему: «Прости меня, отче, во мне нет гордости». Мудрый старец ему ответил: «Да чем же ты, чадо, мог лучше доказать свою гордость, как ни этим ответом!»
    Во всяком случае, если человеку трудно просить прощения, если он обидчив и мнителен, если помнит зло и осуждает других, то это все — несомненно признаки гордости.
    Об этом прекрасно пишет Симеон Новый Богослов:
    «Кто, будучи безчестим или досаждаем, сильно болеет от этого сердцем, о том человеке ведомо да будет, что он носит древнего змия (гордость) в недрах своих. Если он станет молча переносить обиды, то сделает змия этого немощным и расслабленным. А если будет противоречить с горечью и говорить с дерзостью, то придаст силы змию изливать яд в сердце его и немилосердно пожирать внутренности его».
    В «Слове на язычников» святого Афанасия Великого есть такое место: «Люди впали в самовожделение, предпочтя собственное созерцанию божественному» (Творения. М., 1851 г., т. 1, с. 8). В этом кратком определении вскрыта самая сущность гордости: человек, для которого доселе центром и предметом вожделения был Бог, отвернулся от Него, «впал в самовожделение», восхотел и возлюбил себя больше Бога, предпочел божественному созерцанию — созерцание самого себя.
    В нашей жизни это обращение к «самосозерцанию» и «самовожделению» сделалось нашей природой и проявляется хотя бы в виде могучего инстинкта самосохранения, как в телесной, так и в душевной нашей жизни.
    Как злокачественная опухоль часто начинается с ушиба или продолжительного раздражения определенного места, так и болезнь гордости часто начинается или от внезапного потрясения души (например, большим горем), или от продолжительного личного самочувствия, вследствие, например, успеха, удачи, постоянного проявления своего таланта.
    Часто это — так называемый «темпераментный» человек, «увлекающийся», «страстный», талантливый. Это — своего рода извергающийся гейзер, своей непрерывной активностью мешающий и Богу, и людям подойти к нему. Он полон, поглощен, упоен собой. Он ничего не видит и не чувствует, кроме своего горения, таланта, которым наслаждается, от которого получает полное счастье и удовлетворение. Едва ли можно сделать что-нибудь с такими людьми, пока они сами не выдохнутся, пока вулкан не погаснет. В этом опасность всякой одаренности, всякого таланта. Эти качества должны быть уравновешены полной, глубокой духовностью.
    В случаях обратных — в переживаниях горя — тот же результат: человек «поглощен» своим горем, окружающий мир тускнеет и меркнет в его глазах; он ни о чем не может ни думать, ни говорить, кроме как о своем горе; он живет им, он держится за него, в конце концов, как за единственное, что у него осталось, как за единственный смысл своей жизни. Ведь есть же люди, «которые в самом чувстве собственного унижения посягнули отыскать наслаждение» (Достоевский «Записки из подполья»).
    Часто эта обращенность на себя развивается у людей тихих, покорных, молчаливых, у которых с детства подавлялась их личная жизнь, и эта «подавленная субъективность порождает как компенсацию эгоцентрическую тенденцию» (Юнг. «Психологические типы»), в самых разнообразных проявлениях: обидчивость, мнительность, кокетство, желание обратить на себя внимание даже поддерживанием и раздуванием дурных о себе слухов, наконец, даже в виде прямых психозов характера, навязчивых идей, манией преследования или манией величия (Поприщин у Гоголя).
    Итак, сосредоточенность на себе уводит человека от мира и от Бога; он, так сказать, отщепляется от общего ствола мироздания и обращается в стружку, завитую вокруг пустого места.
    Попробуем наметить главные этапы развития гордости от легкого самодовольства до крайнего душевного омрачения и полной гибели.
    Вначале это только занятость собой, почти нормальная, сопровождаемая хорошим настроением, переходящим часто в легкомыслие. Человек доволен собой, часто хохочет, посвистывает, напевает, прищелкивает пальцами. Любит казаться оригинальным, поражать парадоксами, острить; проявляет особые вкусы, капризен в еде. Охотно дает советы и вмешивается по-дружески в чужие дела; невольно обнаруживает свой исключительный интерес к себе такими фразами (перебивая чужую речь): «Нет, что я вам расскажу», или «нет, я знаю лучше случай», или «у меня есть обыкновение...», или «я придерживаюсь правила...», «я имею привычку предпочитать» (последнее — у Тургенева).
    Говоря о чужом горе, безсознательно говорят о себе: «Я так была потрясена, до сих пор не могу прийти в себя». Одновременно огромная зависимость от чужого одобрения, в зависимости от которого человек то внезапно расцветает, то вянет и «скисает». Но в общем в этой стадии настроение остается светлым. Этот вид эгоцентризма очень свойственен юности, хотя встречается и в зрелом возрасте.
    Счастье человеку, если на этой стадии встретят его серьезные заботы, особенно о других (женитьба, семья), работа, труд. Или пленит его религиозный путь, и он, привлеченный красотой духовного подвига, увидит свою нищету и убожество и возжелает благодатной помощи. Если этого не случится, болезнь развивается дальше.
    Является искренняя уверенность в своем превосходстве. Часто это выражается в неудержимом многословии. Ведь что такое болтливость, как, с одной стороны, отсутствие скромности, а с другой — самоуслаждение примитивным процессом самообнаружения. Эгоистическая природа многословия ничуть не уменьшается оттого, что это многословие иногда на серьезную тему: гордый человек может толковать о смирении и молчании, прославлять пост, дебатировать вопрос, что выше — добрые дела или молитва.
    Уверенность в себе быстро переходит в страсть командования; он посягает на чужую волю (не вынося ни малейшего посягания на свою), распоряжается чужим вниманием, временем, силами, становится нагл и нахален. Свое дело — важно, чужое — пустяки. Он берется за все, во все вмешивается.
    На этой стадии настроение гордого портится. В своей агрессивности он, естественно, встречает противодействие и отпор; является раздражительность, упрямство, сварливость; он убежден, что его никто не понимает, даже его духовник; столкновения с «миром» обостряются, и гордец окончательно делает выбор: «я» против людей, но еще не против Бога.
    Душа становится темной и холодной, в ней поселяется надменность, презрение, злоба, ненависть. Помрачается ум, различение добра и зла делается спутанным, так как оно заменяется различением «моего» и «не моего». Он выходит из всякого повиновения, невыносим во всяком обществе; его цель — вести свою линию, посрамить, поразить других; он жадно ищет известности, хотя бы скандальной, мстя этим миру, за непризнание и беря у него реванш. Если он монах, то бросает монастырь, где ему все невыносимо, и ищет собственных путей. Иногда эта сила самоутверждения направлена на материальное стяжание, карьеру, общественную и политическую деятельность, иногда, если есть талант — на творчество, и тут гордец может иметь, благодаря своему напору, некоторые победы. На этой же почве создаются расколы и ереси.
    Наконец на последней ступеньке человек разрывает и с Богом. Если выше он делал грех из озорства и бунта, то теперь разрешает себе все: грех его не мучит, он делается его привычкой; если в этой стадии ему может быть легко, то ему легко с дьяволом и на темных путях. Состояние души мрачное, безпросветное, одиночество полное, но вместе с тем искреннее убеждение в правоте своего пути и чувство полной безопасности, в то время как черные крылья мчат его к гибели.
    Собственно говоря, такое состояние мало чем отличается от помешательства.
    Гордый — и в этой жизни пребывает в состоянии полной изоляции (тьма кромешная). Посмотрите, как он беседует и спорит: он или вовсе не слышит того, что ему говорят, или слышит только то, что совпадает с его взглядами; если же ему говорят что-либо несогласное с его мнениями, он злится, как от личной обиды, издевается и яростно отрицает. В окружающих он видит только те свойства, которые он сам им навязал, так что даже в похвалах своих он остается гордым, в себе замкнутым, непроницаемым для объективного. Характерно, что наиболее распространенные формы душевной болезни — мания величия и мания преследования — прямо вытекают из «повышенного самоощущения» и совершенно немыслимы для смиренных, простых, забывающих себя людей. Ведь и психиатры считают, что к душевной болезни (паранойя) ведут, главным образом, преувеличенное чувство собственной личности, враждебное отношение к людям, потеря нормальной способности приспособления, извращенность суждений. Классический параноик никогда не атакует себя, он всегда прав в своих глазах и остро недоволен окружающими людьми и условиями своей жизни.
    Вот где выясняется глубина определения прп. Иоанна Лествичника: «Гордость есть крайнее души убожество».
    Гордый терпит поражение на всех фронтах.
    Психологически — тоска, мрак, бесплодие.
    Морально — одиночество, иссякание любви, злоба.
    С богословской точки зрения — смерть души, предваряющая смерть телесную, геенна еще при жизни.
    Физиологически и патологически — нервная и душевная болезнь.
    В заключение естественно поставить вопрос: как бороться с болезнью, что противопоставить гибели, угрожающей идущим по этому пути? Ответ вытекает из сущности вопроса — смирение, послушание объективному; послушание по ступенькам — любимым людям, близким, законам мира, объективной правде, красоте, всему доброму в нас и вне нас, послушание Закону Божию, наконец — послушание Церкви, ее уставам, ее заповедям, ее таинственным воздействиям.
    А для этого — то, что стоит в начале христианского пути: Кто хочет идти за Мною, пусть отвержется себя.
    Да отвержется, ...да отвергается каждый день; пусть каждый день — как сказано в древнейших рукописях — берет человек свой крест — крест терпения обид, поставления себя на последнее место, перенесения огорчений и болезней и молчаливого принятия поношения, полного безоговорочного послушания — немедленного, добровольного, радостного, безстрашного, постоянного.
    И тогда ему откроется путь в царство покоя, «глубочайшего смиренномудрия, все страсти истребляющего».
    Богу нашему, Который гордым противится, а смиренным дает благодать, — слава.
  18. Апрель
    Отрывки из общих наставлений
     
     
    Со слезами прошу и молю вас, будьте солнышками, согревающими окружающих вас, если не всех, то семью, в которой Господь вас поставил членом.
     
    * * *
     
    Будьте теплом и светом для окружающих; старайтесь сперва согревать собою семью, трудитесь над этим, а потом эти труды вас так завлекут, что для вас уже узок будет круг семьи, и эти теплые лучи со временем будут захватывать все новых и новых людей и круг, освещаемый вами, будет постепенно все увеличиваться и увеличиваться; так старайтесь, чтобы ваш светильник ярко горел.
     
    * * *
     
    Господь говорит: «доколе Я в мире, Я – свет миру», – этим Он говорит, что наш долг – светить другим. А между тем, мы сами ходим во тьме, не только уж не светим другим, поэтому мы должны обращаться к Господу, просить у Него помощи, потому что мы, как бы сильны ни были, какие бы преимущества не имели, мы все-таки без Бога – ничто; и потом у нас великое множество грехов и потому сами мы не можем достигнуть того, чтобы светить и согревать других. И Господь зовет нас в Свою Церковь и говорит: «Приидите ко Мне вси труждающиеся и обремененные и Аз упокою вы», – перестаньте надеяться на свое я, ищите помощи у Меня. В такое время тяжелое можно ли говорить, что смерть далека от нас, нет... ко многим из нас [она] очень и очень близка. Так спешите же исполнять свой долг, к которому призвал вас Господь, потому что, как Он Сам сказал, когда наступит ночь, тогда никто не может делать; всему, что мы ни делали доброго или злого, – всему конец. Поэтому спешите понять, в чем ваш долг, который мы должны исполнять со страхом и трепетом, какой вам дан талант от Господа.
     
    А мне хочется плакать, и плакать, и плакать, видя, как многие из вас дожили до седых волос и не увидели своего долга, как будто не было никакой благодати, ничто их не касалось, как будто они были слепы от рождения. Нельзя же злоупотреблять милосердием Божиим без конца, проводить время в превозношении, злобе, ненависти, вражде. Господь зовет: «Приидите ко Мне, пока вы живы и Я успокою вас». (Из проповеди на Неделю о слепом 1919 г.)
     
     
    Святой праведный Алексий Московский (Мечев)
  19. Апрель
    Что важнее – ходить в церковь или быть хорошим человеком?
     
    Зачем ходить в церковь, если Бог в душе? Не важнее ли быть хорошим человеком? Сегодня часто можно услышать эти вопросы. А может ли и должна ли Церковь делать людей хорошими? В чем истинный смысл церковной жизни? О «хороших людях» в церкви и вне ее мы поговорили со священником московского подворья Троице-Сергиевой лавры Сергием Фейзулиным.
     
    Сегодня многие люди хотя и не отрицают веру, хотя и признают Бога, но с церковной жизнью не имеют ничего общего, считая, что Бог у них в душе, и искать Его нужно именно там, а не в построенном человеческими руками храме.
     
    Сразу вспоминается один эпизод из моей священнической практики. Жена одного человека решила привести его в церковь. Она ходила уже сама несколько раз, была на исповеди, причащалась, а муж ее отказывался. И вот она как-то расстроенная стоит – муж рядом с храмом, но не заходит. Я предложил пойти познакомиться с ним. Очень хороший, приятный человек, но отказывался зайти, потому что у него «Бог в душе». Я помолился про себя, думаю, ну что ему сейчас сказать, и вдруг меня осенило, я говорю: «Скажите, а завтракаете вы тоже в душе?» Он как-то так смешался, задумался и так смущенно говорит: «Нет». Так вот, подумайте над этим, вера – это то, что должно быть осуществляемо практически, вера не может быть теоретическая, она должна быть живая, подтвержденная жизнью, непосредственно, нашими поступками.
     
    Но почему нельзя осуществлять веру практически, просто живя по совести, стараясь исполнять заповеди, творить добрые дела? Многие считают, что гораздо важнее быть хорошим человеком, чем регулярно ходить в церковь.
     
    Что такое быть хорошим человеком? Это настолько относительное понятие, все люди хорошие. Бог создал все свое творение хорошим, и человек есть венец творения, самая совершенная его часть. Человек может быть подобен Богу, он есть образ Божий – каждый человек! Независимо от того, знает он об этом или не знает, пытается ли он найти в себе этот образ Божий и осуществить его, приблизиться к Богу, стать похожим на Него, стать Ему родным. Этого Господь ждет от нас – чтобы мы уподобились Ему. А в этом смысле – каждый человек хорош, и не просто хорош, каждый человек прекрасен, человек – это совершенство.
     
    Но в обыденном смысле хороший человек, говорят еще “порядочный человек”, — это очень относительная вещь, все мы для кого-то хороши, а для кого-то не очень хороши. Можно быть, скажем, замечательным врачом и скверным семьянином, невыносимым в личных отношениях. Можно быть готовым на самопожертвование ради своей Родины, и в то же время, жестоким, беспощадным и не иметь милосердия к врагу. Это хороший человек? Для кого хороший? Церковь не призывает нас быть хорошими, более того, желание «быть хорошим» — это очень опасно. Желание быть с каждым человеком хорошим – это не любовь к человеку, а человекоугодие и лицемерие. Об этом говорит сам Господь в Евангелии: «Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо». Человек приспосабливается к другому, чтобы произвести на него впечатление, таким образом вызвать о себе доброе мнение, на это затрачивается очень много душевных усилий, и это страшная вещь. Христос в Евангелии таких людей называет унылыми лицемерами.
     
    Мы призваны не к тому, чтобы быть хорошими, а мы призваны быть святыми, это совсем другое измерение человеческого духа. Паскаль, французский философ и ученый, говорит, что условно можно разделить всех людей на праведников и грешников. Праведники, говорит Паскаль – это те, кто считает себя грешниками, а истинные грешники – это те, кто считает себя праведниками, чувствуют себя хорошими людьми. Именно поэтому они не видят своих недостатков, не чувствуют, как далеки они от Бога, от любви. Потому что любви всегда должно быть мало, должна быть великая жажда. Любовь – это когда я всегда во всем ищу собственную вину, в каких-то обстоятельствах, в общении с людьми, в семейных, в профессиональных отношениях. Я чувствую, что у меня всегда не хватает любви. Мы призваны – «Будьте святы, как Я свят». И в этом смысле хороший – это тот, кто постоянно чувствует себя, условно говоря, плохим, недостаточным, чувствует свои недостатки – недостаток веры, надежды, и конечно, любви, недостаток благочестия, молитвенности. В общем-то, это в любом творческом деле так – как только человек начинает удовлетворяться, возникает самодовольство, которое ограничивает его творческие импульсы, и человек замирает, остывает, его творческий огонь не освещает больше его жизнь.
     
    Это как раз очень страшная мысль и очень обывательское представление, что достаточно быть хорошим человеком. Но, слава Богу, Господь помогает нам почувствовать эту свою недостаточность через какие-то обстоятельства, когда мы видим, что у нас нет любви к людям, что мы не можем устоять перед какими-то соблазнами, падаем,– это тоже милость Божья, таким образом самый главный грех обнаруживается – это самодовольство, это себялюбие. Оно противоположно любви. Любовь – это недовольство собой, это сознание собственной ничтожности, малости, и святые – это люди, которые всю жизнь живут в сознании собственной малости, именно поэтому им становится доступно величие Божие. Церковь не призывает нас быть хорошими, это глубочайшее заблуждение. Церковь помогает человеку почувствовать как раз свою греховность, почувствовать глубокую нарушенность личности, глубокую болезнь личности. И Церковь, одновременно обнаруживая эту болезнь, ее и исцеляет.
     
    Почему же только Церковь может исцелить человека? Почему он не может спасаться сам по себе, зачем обязательно быть частью Церкви?
     
    Надо для себя осмыслить, что такое Церковь вообще. Вопрос мирского человека, для которого Церковь – это что-то непонятное, чуждое, отвлеченное, далекое от его реальной жизни, поэтому он и не входит в нее. Апостол Павел отвечает на него так, как никто больше не смог ответить за всю историю человечества: «Церковь есть тело Христово», при этом добавляет – «столп и утверждение истины». И дальше добавляет, что мы все «уди от части», то есть члены этого организма, частички, клеточки, можно сказать. Здесь уже чувствуешь какую-то очень глубокую тайну, это уже не может быть чем-то отвлеченным – организм, тело, кровь, душа, работа всего тела и соподчиненность, соорганизованность этих клеточек. Мы подходим к вопросу отношения к вере в Бога мирского человека и церковного. Церковь – это не столько юридический институт и общественная организация, но, прежде всего, это то, о чем говорит апостол Павел – некое таинственное явление, общность людей, Тело Христово.
     
    Человек не может быть один. Он должен принадлежать какому-то направлению, философии, взглядам, мировоззрению, и если в какое-то время ощущение свободы, внутреннего выбора, оно – особенно в молодости – интересно для человека, то опыт жизни показывает, что человек не может добиться ничего в жизни один, ему нужно иметь какой-то круг, какую-то социальную общность. На мой взгляд, чисто индивидуалистичен такой мирской подход к «личному» Богу вне церкви, это просто иллюзия человеческая, это невозможно. Человек принадлежит человечеству. И та часть человечества, верующая в то, что Христос воскрес, и свидетельствующая об этом – это и есть Церковь. «Будете Мне свидетелями», — говорит Христос апостолам – «даже до края земли». Православная церковь это свидетельство свое осуществляет, и во время гонений осуществляла, и эта традиция сохранилась поколениями людей в разных обстоятельствах.
     
    В православии, в церкви есть очень важная вещь – есть реальность, есть трезвость. Человек постоянно вглядывается в себя и не своим собственным зрением исследует что-то в себе и в окружающей жизни, а просит помощи и участия в своей жизни благодати Божией, которая как бы просвечивает всю его жизнь. И здесь очень важен становится как раз авторитет традиции, тысячелетний опыт церкви. Опыт живой, действенный и действующий в нас через благодать Духа Святаго. Вот это дает другие плоды и другие результаты.
     
    Однако, как часто мы видим одну только внешнюю «церковность», но на деле – отсутствие любви и какую-то закостенелость. Сколько людей исправно посещают церковь, но живут совсем не по Евангелию. И исповедь их нередко формальна, и причастие – «привычно». И в то же время, встречаются потрясающие люди, совсем далекие от церкви, даже убежденные атеисты, но живущие – на деле, а не на словах – истинно христианской жизнью.
     
    Да, такое возможно, но это недоразумение, как в том, так и в другом случае. То есть человек чего-то недопонял в своей жизни. «По плодам их узнаете их», «Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного»,– говорит Христос. Когда человек пытается воцерковиться, он как бы меняет оболочку, надевает длинную юбку, отращивает бороду или еще что-то такое, а сущность, внутренность его, она в каком-то замороженном состоянии пребывает. Он сохраняет себялюбие, сохраняет отчужденность от людей.
     
    Если человек формально относится к себе, он поверхностно воспринимает и мало значения придает своему внутреннему миру (таких людей тоже много, к сожалению), то для него и исповедь формальна – перечисление, наименование грехов. Человек не сознает самое опасное как раз – он хочет быть «хорошим». Хочет быть хорошим в собственных глазах, быть в ладу со своей совестью, в ладу с людьми. Для него это страшное разочарование – оказаться ничтожным, пустым, далеким от великих каких-то вещей. И человек внутренне бессознательно сопротивляется такому страшному знанию, он выстраивает психологические защиты, он пытается спрятаться от самого себя, от Бога, в какую-то тень уйти. Поэтому для него проще назвать какие-то грехи, чем попытаться понять, в чем же он виноват на самом деле.
     
    Ну, а если человек пришел в церковь только потому, что ему кто-то посоветовал – у тебя плохое самочувствие, ты болеешь, ты вот сходи, и у тебя все наладится в жизни – это глубоко противно христианскому отношению вообще к жизни, такая модель восприятия себя и своего места в жизни. Может быть, с этим, конечно, он и останется, к сожалению.
     
    И атеист, который по сути своей христианин и по сути своей несет в себе любовь, радость – это тоже недоразумение, то есть недопонимание, недодуманность какая-то. Это атеизм иллюзии, когда человек не понимает, о чем он говорит. Когда начинаешь с таким человеком общаться, выясняешь, что он верующий человек, и жизнь его, по сути, церковна, то есть он любовью связан с другими людьми. Но он не додумал самую важную мысль. Он живет, подчиняясь не мысли, а своему сердцу, интуиции. Такие люди часто очень страдают в жизни, потому что многие вещи не могут принять, они пытаются отделить свет от тьмы, зерна от плевел, любовь от лицемерия и не могут этого сделать, очень часто ощущая тщету всего того, что они делают. Им недоступно Богообщение, поэтому полноты бытия у них все равно нет. У них есть любовь как деятельность, но любовь как полнота жизни для них недоступна.
     
    А так ли доступно Богообщение в церкви? Ведь там мы встречаем так много несовершенного, неправильного, отвлекающего, множество людей, со всеми их недостатками. Чтобы общаться с Богом, люди ищут уединения, зачем же нужно это разноречивое скопление людей?
     
    Первая церковь – это Адам и Ева, а вообще первая Церковь – это Троица. Ведь если мы говорим о любви, а Бог есть любовь, сказано в Евангелии, значит, любовь должна накого-то изливаться. Любовь – это когда ради кого-то я готов даже жизнь свою отдать, я готов умереть ради этого человека. Поэтому не может человек, находясь один, находясь в одиночестве, осуществить высший смысл. Конечно, подвижники-пустынники являются в этом смысле исключением. У подвижников это особый дар Божий – находясь в одиночестве, точнее, в уединении, осуществлять высший смысл. А высший смысл – это любовь. Она неосуществима в одиночестве. Человек должен выйти за пределы, за собственную оболочку, чтобы разрешить проблему любви. Любовь – это когда кого-тоты любишь. Поэтому Бог – это Святая Троица. Как сказал один богослов, если мы понимаем Троицу, мы понимаем, что такое любовь. И напротив, если мы чувствуем любовь, то для нас тайна Святой Троицы становится очевидной. Потому что любовь – это когда ты стремишься отдать кому-то что-то. Когда ты любишь сам себя, то это не любовь, это замыкание в самом себе, это уже почти болезнь. Поэтому в наше время, когда многие люди думают, что можно прожить без Церкви, мы видим, я думаю, такую пандемию психических патологий. Особенно в странах, где религия совершенно четко отделена от государства, где у людей разрушена традиция общежития, где нарушено бытие народа, и люди разделены на островки индивидуальной жизни. Что интересно, после Реформации, когда в протестантских храмах люди перестали исповедоваться, через какое-то время психология становится самостоятельной наукой, и возникает психоанализ как попытка хоть какого-то исцеления. Возвращается языческое отношение к человеку как к мере всех вещей. Возникает сначала антропоцентризм – вокруг человека начинает вращаться вселенная, и потом это приводит уже через какое-то время к разным патологиям в области душевной жизни.
     
    У человека должна быть ответственность и за себя, и за других. Отвечать за себя только перед самим собой – это трагизм, потому что рано или поздно мы чувствуем свою ограниченность и недостаточность, свою немощь и какую-то слабость. И любой человек чувствует потребность в прощении, потому что у каждого, каким бы прекрасным он ни был, все равно в тайниках души возникают какие-то помыслы, человек никакой не может быть идеален. А мы призваны к святости: «Будьте совершенны как Отец ваш Небесный», — говорит Христос. Поэтому святость непременно включает в себя чувство своей недостаточности, глубокое сознание своей греховности, но это одновременно и вера в то, что великий Бог, Владыка мира, тем не менее, любит меня вот таким, какой я есть. Это примиряет. Не я сам себе судья, а Бог мне Судья. Бог, распятый на кресте за меня – вот суд Божий. Взять мой грех на себя, взять мою боль, умереть за меня. Когда это чувствуешь, когда невинный Бог берет нашу вину на себя, что может быть кроме благодарности? Любовь – это когда человеку стыдно за себя и за других людей, он чувствует зло, которое они совершают, как свое собственное. Чувствует, что другой человек совершил нечто, но меня это касается, потому что я тоже человек. Это и есть полнота церковности, это и есть жизнь в Церкви.
     
    Священник Сергий Фейзулин
    источник: Православие и Мир
  20. Апрель

    Радость духовная

    Автор: Апрель,

    РАДОСТЬ ДУХОВНАЯ
     
    Радость о Господе
     
    Когда после долгого времени уединения в келлии твоей, среди дел, и труда, и хранения того, что сокровенно, и при воздержании от всякого повода для чувств осенит тебя сила безмолвия, ты встретишь сперва радость, по временам без причины овладевающую душою твоею, и потом отверзутся очи твои, чтобы по мере чистоты твоей видеть крепость твари Божией и красоту создания. И когда ум путеводится чудом этого видения, тогда и ночь и день будут для него едино в славных чудесах созданий Божиих. И с этого времени страстные чувства в самой душе похищаются приятностью этого видения; и в нем-то, в следующем за ним порядке, начиная с чистоты и выше, восходит ум еще на две ступени мысленных откровений .
    Возгорается ли в тебе внезапно радость, ни с чем не сравнимым наслаждением своим заставляющая умолкнуть язык? Источается ли непрестанно из сердца некое удовольствие, увлекая всецело ум?
    По временам неощутимо во все тело входит какое-то услаждение и радость, и плотский язык не может выразить этого, пока все земное не будет при этом памятовании почитаться прахом и тщетою. Ибо это истекающее из сердца услаждение иногда в час молитвы, иногда во время чтения, а иногда также вследствие непрестанного занятия и продолжительности мысли согревает ум. А эта радость чаще всего бывает без этих поводов, и очень часто во время простой работы, и так же часто по ночам, когда находишься между сном и пробуждением, как бы во сне и не во сне, бодрствуя и не бодрствуя. Но когда найдет на человека это услаждение, бьющееся во всем теле его, в этот час думает он, что и Царство Небесное не что иное есть, а это же самое .
    Когда по действию благодати внезапно бывают в нас великие помыслы и, как сказал святой Марк, бываем в изумлении при мысленном созерцании высшего естества, когда приближаются к нам Ангелы, исполняют нас созерцания, тогда все противное удаляется, и во все то время, в которое человек бывает в подобном состоянии, продолжаются мир и несказанная тишина. Но когда приосенит тебя благодать и приблизятся к тебе святые Ангелы, ограждающие тебя, и при этом приближении отступят все искушающие, ты не превозносись и не помышляй в душе, что достиг тихой пристани и неизменяемого воздуха, и совершенно вышел из этого недра противных дуновений, и нет уже более врага, и злой встречи, потому что многие возмечтали это и подверглись опасности, как сказал блаженный Нил. Или не думай также, что ты выше других, и ты достоин такого состояния, а другие нисколько не достойны по житию их; или, поскольку не имеют они достаточного знания, то и лишаются подобных дарований, а ты имеешь на это право, потому что достиг совершенства святости, и духовной степени, и неизменяемой радости. Напротив, рассмотри лучше в себе нечистые помыслы и те неблагоприличные образы, какие утвердились в уме твоем во время обуревания, в час смятения и беспорядочности помыслов, незадолго до этого восстававших против тебя в слепом омрачении. Подумай, как быстро и уклонился ты в страсти, и беседовал с ними в омрачении ума, не устыдился и не ужаснулся Божественного видения, дарований и даров, какие ты принял. И знай, что все это к смирению нашему навел на нас Божий Промысл, который о каждом из нас промышляет и устраивает, что кому полезно. А если превознесешься дарованиями его, оставит тебя и совершенно падешь в том, в чем будешь искушаем одними помыслами.
    Наконец, знай, что устоять - не твое и не добродетели твоей дело, совершит же это благодать, которая носит тебя в ладонях своих, чтобы ты не приходил в боязнь. Это вложи себе в мысль во время радости, чтобы не превознесся помысел, как сказал наш святой отец. И плачь, и проливай слезы, и припадай при воспоминании о своих грехопадениях во время попущения, чтобы избавиться этим и так приобрести смирение. Впрочем, не отчаивайся, и помыслами смирения умилостивив Бога, сделай простительными грехи свои.
    Смотри, какие блага порождаются от подвигов. Нередко бывает, что человек преклонил колени к молитве, и руки его воздеты к небесам, лицо устремлено на крест Христов, и все помышления свои собирает он воедино в молитве к Богу. И пока человек молится к Богу со слезами и умилением, в тот самый час вдруг внезапно вскипает в сердце его источник, изливающий услаждение, тело его расслабляется, закрываются глаза, лицо поникает к земле, и помышления его изменяются, так что не может он сделать поклона от радости, возбуждающейся во всем теле его. Обрати внимание, человек, на то, что читаешь. Ибо если ты не будешь подвизаться, то не обретешь, и если не будешь с горячностью стучать в двери и непрестанно пребывать при них в бдении, то не будешь услышан.
    Когда приблизится время воскреснуть в тебе духовному человеку, тогда возбуждается в тебе омертвение для всего, возгорается радость в душе твоей, не уподобляющейся тварям, и помыслы твои заключаются внутри тебя тою сладостью, какая в сердце твоем.
    Бывает смирение по страху Божию, и бывает смирение из любви к Богу. Иной смирен по страху Божию, другой смирен по радости, а смиренного по радости сопровождают великая простота, сердце возрастающее и неудержимое. Преподобный Исаак Сирин .
    Истинная радость христиан состоит в Боге. Это их сокровище, утешение, радость и увеселение. Они тому радоваться должны, что веруют и работают Богу не такому, каковы были и есть боги языческие, бездушные, глухие, немые, слепые, "серебро и золото, дело рук человеческих" (Пс. 113, 12-15), но работают Богу живому, бессмертному, присносущному, премудрому, всемогущему, все в руке Своей содержащему, о всех промышляющему, благому и милостивому Создателю и Промыслителю своему. Об этом радоваться велит им Дух Святой: "Радуйтесь, праведные, о Господе" (Пс. 32, 1) и через апостола повелевает всегда радоваться: "Радуйтесь всегда в Господе; и еще говорю: радуйтесь" (Флп. 4, 4) .
    Не может там не быть радости, где любовь, ибо любовь порождает радость, а "Бог есть любовь" (1 Ин. 4, 8, 16); и потому где Бог со Своею благодатью, там и радость. А поскольку это сокровище, радость духовную, имеют внутри себя и всегда и везде носят ее в себе, то ничто ее отнять не может: ни счастье и несчастье мира сего, ни честь, ни бесчестие, ни богатство, ни нищета, ни болезнь, ни раны, ни скорбь, ни узы, ни темницы, ни сама смерть. Истинно же любящему Бога и страдать ради Любимого радостно... Так святые мученики с радостью себя предавали на мучение и на смерть за имя сладчайшего Господа Иисуса, как на сладкий духовный пир. И чем большую кто имеет любовь, тем большую чувствует в себе радость, тем безбоязненнее подвизается за имя Христа .
    Вера порождает радость и веселье в сердце верующего. Радость эта не о пище и питии, не о чести, не о богатстве, золоте, серебре, не о прочем, чему сыны века сего радуются, ибо эта радость плотская. Но есть радость духовная, радость о Господе Спасе, о благости и человеколюбии Его, утешение и спокойствие в совести, как учит апостол: "оправдавшись верою, мы имеем мир с Богом через Господа нашего Иисуса Христа" (Рим. гл. 5). Ибо святое Евангелие есть радостная весть, и вера есть сердечное принятие Евангелия, поэтому приемлющие его непременно приемлют и духовную радость в сердцах, как написано о страже темничном, упоминаемом в Деяниях апостольских: "и возрадовался со всем домом своим, что уверовал в Бога" (Деян. 16, 34). Потому эта радость во многих местах святого Писания предлагается верным, как сладостная духовная пища, что и в Псалмах, Евангелии и апостольских посланиях заметить можно. Святитель Тихон Задонский .
    Сердечная радость о Боге - предвкушение вечной радости
     
    Эта радость есть предвкушение вечной радости, некоторую часть которой истинные христиане чувствуют уже теперь. Тогда же совершенно насытятся "от тука дома Твоего, и из потока сладостей Твоих" (Пс. 35, 9)... когда "возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом" и прочими патриархами, пророками, апостолами, мучениками и всеми благословенными "в Царстве Небесном" (Мф. 8, 11). Этого сладчайшего и совершеннейшего пира желают с Давидом: "когда приду и явлюсь пред лице Божие" (Пс. 41, 3) .
    Явный знак любви Божией есть сердечная радость о Боге. Ибо что любим, о том и радуемся. Так и Божия любовь без радости быть не может. И насколько человек чувствует в сердце своем сладость любви Божией, настолько и радуется о Боге. Ибо любовь, как сладчайшая добродетель, без радости ощущаться не может. Как мед услаждает гортань нашу, когда вкушаем его, так увеселяет сердце наше любовь Божия, когда вкушаем и видим, "как благ Господь!" (Пс. 33, 9). Такая радость о Боге изображается во многих местах святого Писания, и особенно в святых псалмах. Эта радость духовная, небесная и есть предвкушение сладости Вечной Жизни .
    Божия благодать учит человека радоваться о Боге Спасе своем и порождает в сердце его истинную радость, духовную, небесную, и некое восхищение, и играние, и покой, и мир в совести его: все это - предвкушение Вечной Жизни, крупицы от Небесной Трапезы, падающие на сердце человеческое .
    Радость эта станет совершенной в Будущем Веке, где откроется прекрасное и вечное Солнце и неизреченно увеселит любящих и видящих Его, когда увидят Его не "как бы сквозь тусклое стекло", но "лицем к лицу" (1 Кор. 13, 12) и будут насыщаться этим сладким лицезрением без конца и сытости, и наследуют все блага, ибо "не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его" (1 Кор. 2, 9).Святитель Тихон Задонский .
    Ты знаешь во мне, о Христе, делателя всякого беззакония и поистине сосуд всевозможных пороков; это знаю и я, и исполнен позора и стыда; мною овладела гнетущая печаль и сердце мое одержимо непереносимой скорбью. Но таинственно воссиявший мне свет лица Твоего прогнал помыслы, изгладил скорбь и низвел радость в смиренную душу мою. Итак, я и хотел бы, Христе, печалиться, но печаль не пристает ко мне. Печалюсь же я скорее о том, чтобы за эту радость не погибнуть и не лишиться мне, несчастному, будущей радости. Но не лиши меня ее, Владыко, никогда - ни ныне, ни в Будущем Веке, Царь мой! Ибо созерцание лица Твоего есть радость: не Ты ли. Боже мой, являешься всяким и единственным благом? Но, доставляя видящим Тебя всякое благо. Ты исполняешь им по причастию и общению тех, на которых взираешь, не тех, которые говорят об этом, увы! как только о будущем, но тех, которые и ныне, находясь в теле, являются достойными Тебя, то есть очистившихся через покаяние. Ты и Сам видишь их, и им даешь ясно видеть Тебя, отнюдь не в привидении или воображении ума, и не одной только памятью, как думают некоторые, но самою истиною божественного и страшного дела, во исполнение поистине божественного Домостроительства. Ибо Ты тогда соединяешь разделенное, будучи Богом спасения для всех грешников.
    Ибо принявшие Крещение Твое от младенчества и недостойно его прожившие всю жизнь будут иметь большее осуждение, нежели не крещеные, ибо они поругали, по словам Твоим (Евр. 10, 29), святую одежду Твою. И Ты, Спаситель, хорошо зная это, даровал нам для вторичного очищения покаяние, запечатлев его благодатию Духа, которую впервые мы получаем от Крещения. Так как Ты не сказал, что благодать подается только через воду, но скорее через Духа и призывание Троицы. Итак, когда мы крещаемся, будучи не сознающими себя детьми, как несовершенные, мы и благодать принимаем несовершенным образом, получая только разрешение от первого преступления. Ради этого одного, думаю, Ты и повелел, Владыко, совершать эту божественную купель, через которую крещаемые входят внутрь виноградника, получая искупление от тьмы, ада и смерти и совершенно освобождаясь от тления. Виноградник же, думается мне, есть рай, из которого ниспали мы, опять воззванные в него. И каким был тогда Адам до грехопадения, такими делаются и все сознательно крестившиеся, кроме тех, которые по нечувствию не приняли умного чувства, производимого действием нисходящего Духа. Подобным же образом все мы, как Адам, получаем и заповеди для делания и хранения их. Эти заповеди, понимаемые духовно, составляют духовный и божественный закон, который посредством тела через делание исполняется телесно. Так как человек двояк, то он нуждается и в двояком законе. Если бы он не вознерадел, то и от добра не отпал бы. Ибо душа одна не может делать добра, но и тело, если оно совершает дела без божественного ведения, не лучше рабочего вола или вьючного животного.
    Итак, призванные через Крещение Твое в виноградник Твой, то есть в рай, и вступив в него, сделавшиеся совершенно безгрешными и святыми, подобно тому, каким был первозданный Адам, затем вознерадевшие об этом спасении и несказанном Промышлении Твоем, сделавшие дела худшие, нежели Адам, презрев человеколюбие Твое и не рассуждая о купели Крещения через Божественного Духа - этом деле страшного Домостроительства Твоего, как могут они вместе с грехами своими удержать за собою и пребывание внутри рая, что по мнению многих возможно? Как будут допущены в него те святые, которые вновь осквернились*, осквернив, Христе мой, хитон Твой пороками? Да и возможно ли допустить, чтобы Ты, Чистый и Святой, хоть сколько-нибудь мог обитать внутри их грязных сердец? Прочь, сказал Бог, да не будет он** чадом Моим.
    Ибо тебе известно***, что и ты крестился, но потом осквернился, как грешил ты, будучи отроком, как неразумно заблуждался. Ты знаешь, сколько ты плакал, сколько сокрушался, как ты отрекся затем от всего мира, будучи едва отмолен отцом твоим Симеоном ****. Сначала умным только образом через умное чувство Я удостоил тебя голоса, а потом и луча и после этого человеколюбиво явился тебе, как Свет. Затем, приняв вид малого огневидного облака, сидящего вверху на голове твоей, Я доставил тебе одно только созерцание образа и слезы от изумления с великим умилением. Я попалил страсть плоти и мрак головы твоей, так что от них произошел, как ты знаешь, запах сожженного в огне мяса ее. Ты совершенно забыл о тех бедствиях после этого и о той скорби, какую пришлось тебе претерпеть тогда. Но Я, как Бог Всеведущий, знаю ту веру и то смирение, какие ты имел к отцу твоему, и то совершенное отречение воли твоей, которое вменяется у Меня в мученичество. Ибо не имеющий собственной воли совершенно умирает и обретается в Моей воле, потому что он живет во Мне. Итак, вследствие того, что ты был почти таковым, и он ***** ежедневно понуждал Меня, благого по природе, своими слезами, Я начал, как ты знаешь, чаще являться тебе, мало-помалу очищая душу твою покаянием и сжигая находящееся в тебе вещество страстей - эти не плотские или вещественные, но незримые терния, как бы мрачные тучи, как бы густую мглу и тьму. После того как ты просветился, разумеется, постом и трудами бдения, молитвы и всякого злострадания и омылся беспрестанными горячими слезами в молитве, в пище и еще более в питии, Я едва сделал тебя удобовместимым сосудом; и не только удобовместимым, но и очищенным в огне, чтобы пребывать тебе в нем (внимай) неопалимым. Сделав тебя таким образом таковым, как ты видел тогда, летавший вокруг тебя и окружавший тебя Свет, будучи сам по природе неприступен, весь вошел в тебя и чудным образом изменил тебя прекрасным изменением.
    Итак, если ты не всеми твоими делами будешь служить Ему (т. е. Мне), но под некоторым предлогом или без предлога допустишь в сердце хотя малый неприязненный помысел против кого-либо и выскажешь его словом или только худо подумаешь о нем, и если при этом горячо, со слезами не раскаешься, удалив от себя покаянием неприязненный помысел, а равно и всякое дурное расположение сердца, то этот Свет не будет пребывать в тебе, потому что Он есть Божественный Дух, сопребывающий со Мною и Отцом, как Мне единосущный, но тайно и внезапно улетит от тебя, как зашедшее солнце, и, скрывшись как бы во мгновение ока, перестанет быть видимым. Как, в самом деле, может Он пребывать в душе совершенно не очищенной и не пришедшей в чувство покаяния? Или как могла бы снести природу нестерпимого огня та душа, которая исполнена терния страстей и греха? Как бы она вместила сущность совершенно невместимую? Как, будучи тьмою, она соединилась бы со Светом неприступным и не исчезла бы от Его присутствия? Нет, чадо, это никоим образом и совершенно невозможно, потому что Я удален от всех тварей.
    Когда же Я - Творец всего - сделался тварью, то Я только по плоти стал подобен людям, восприняв также, подобно им, и душу и ум. Сделавшись же Сам человеком, Я не сделал тогда через это всех людей богами, но только через веру и соблюдение Моих заповедей, через Крещение и божественное Причастие Страшных Таин Моих, Я всем даю жизнь. Говоря: жизнь, Я разумею Божественного Духа Моего. Однако пусть знают и то имеющие в сердцах своих Духа Моего сияющего, что они имеют, по словам апостола Павла, Того, Кто взывает к Отцу Моему и ко Мне, говоря через них: "Авва, Отче!" (Рим. 8, 14-15). Ибо так как они сделались чадами Божиими, то, познавая Меня, с дерзновением взирают на Меня и называют Меня Отцом. Божественный же Дух к каждому из них, имеющих Его ныне, совершенно истинно говорит в них: о чада, не бойтесь! Вот Я, как видите, внутри вас нахожусь и сопребываю. Раз навсегда Я освобождаю вас от тления и смерти и делаю вас чадами и друзьями Божиими. Вот кем Я вас сделал! Радуйтесь о Господе!
    Итак, пусть это будет у людей истинным признаком тех, которые соделались сынами Божиими и наследниками и имеют воспринятого ими Божественного Духа Моего. Отсюда они и христианами называются не по имени, но действительно, делом и истиной. Это достоверное и вожделенное дело бывает с теми, которых Ты, Христе мой, ясно предведал и через Божественного Духа дал им быть сообразными Твоему образу. Для таковых, как для званных Тобою в неизреченную радость, это всегда и везде бывает возможно вовеки. Для всех же прочих это кажется невозможным, для тех, которые, клевеща, совершенно не верят этому и, обольщаясь в собственных мыслях, думают успокоиться, безумные, на пустых надеждах. Говоря свысока и тонко, выражаясь изысканными словами и толкуя все это в отношении к тому, что им любезно, они совершенно небрегут о Твоих страшных заповедях. Не желая искать Тебя, они мнят, что имеют Тебя, если же признаются, что не имеют Тебя, то проповедуют, что Ты совершенно неуловим для всех, и как будто никто из людей не может видеть Тебя, и что нет никого, кто превосходил бы их знанием. Поэтому они учат, что Ты либо для всех людей доступен и уловим, либо совершенно неуловим и недоступен. Но, как омраченные, они и в том и в другом случае ошибаются, не разумея вещей Божеских и человеческих.
    Даруй им свет ведения, пошли в помощь божественный страх, дай восстать из глубины зломудрия и прийти в сознание и чувство того, что они находятся в яме, сидят во тьме, не видя Божественного Света, о котором они берутся говорить и свидетельствовать, не веря тому, что и ныне есть видящие Тебя. Если Ты не озаришь их Светом Твоим и если они сознательно не увидят его, то как они вполне поверят тому, что Ты являешься достойным, собеседуешь с ними и живешь в них ныне и вовеки, как в друзьях и верных рабах Твоих, по слову Твоему. Но Ты Бог верных, а не неверных. Поэтому Ты совершенно не взираешь на них, ибо как Ты, Спаситель, покажешь им Свет лица Твоего, когда они, отрекаясь от Тебя, утверждают, что вечный Свет Твой не светит в душах святых? Никак, если они не приобретут, по слову Твоему, великой веры и не станут усердно хранить Твоего Божественного закона, отдавшись ради Тебя даже до смерти на истинное делание Твоих премудрых заповедей. Итак, это - спасение всех спасающихся, и нет иного пути спасения, как сказал Ты, о Боже мой! Подай милость, подай милость. Спасе, тем, которые нуждаются в Тебе ныне и присно и во веки веков. Аминь ******.
    * И не покаялись, разумеется. Ведь раньше св. отец упоминал о покаянии, которое дано нам для вторичного очищения. - Примеч. пер.
    ** Из дальнейших слов видно, что Симеон говорит здесь о себе самом. -Примеч. пер.
    *** Продолжая и далее вести речь как бы от лица Божия, преп. Симеон припоминает здесь важнейшие события из своей жизни. - Примеч. пер.
    **** Преп. Симеон разумеет в данном случае своего духовного отца - Симеона Благоговейного. - Примеч. пер.
    ***** Т. е. Симеон Благоговейный. - Примеч. пер.
    ****** Гимн 3. О том, что Святой Дух пребывает в тех, которые сохранили чистым Святое Крещение; от осквернивших же его Он отступает.
    Плачу и сокрушаюсь я, когда меня озаряет Свет, и я вижу нищету свою и познаю, где нахожусь, и в каком бренном мире я, смертный, обитаю. Веселюсь же и радуюсь, когда помышляю о данном мне от Бога назначении и славе, видя всего себя украшенным невещественным одеянием, как бы Ангела Господня. Итак, радость эта возжигает во мне любовь к Тому, Кто подает ее и изменяет меня,- Богу. Любовь же источает слезные потоки и еще более просвещает меня. Послушайте вы, согрешившие, как и я, против Бога, постарайтесь ревностно подвизаться в делах (благих), чтобы получить вам и удержать вещество невещественного огня (говоря: вещество, я показал Божественную сущность) и возжечь умный светильник души, дабы сделаться солнцами, светящими в мире и совсем невидимыми для живущих в мире, чтобы стать как бы богами, содержащими внутри себя всю славу Божию, в двух сущностях, то есть в двух природах, двух энергиях и двух волях, как говорит Павел (Рим. 7, 14-25). Ибо одна воля - скоропреходящей плоти, другая - Духа и иная - души моей. Однако я не трояк, но двояк, как человек: душа моя неизъяснимо связана с плотью. И все же каждая (из частей) требует свойственного себе, как тело еды, питья, сна, что я называю земными желаниями плоти. Когда же тело отделится от души, то ничего этого не ищет, но бывает мертвым и бесчувственным, наподобие глины. Всякое же желание (воля) души человеческой, мне думается, едино. Поэтому кто сочетал свою волю с Божественным Духом, тот сделался богоподобным; восприняв в сердце Христа, он (поистине) стал христианином от Христа, имея в себе вообразившимся единого Христа, совершенно неуловимого и поистине неприступного для всех тварей. Но, о природа непорочная! Сущность сокрытая, человеколюбие для многих неведомое, милосердие для неразумно живущих невидимое, существо неизменное, нераздельное, трисвятое, свет простой и безвидный, совершенно несложный, бестелесный, нераздельный и никакою природой неуловимый, каким образом Ты, о Царь, был видим, как и я, познаваем сидящими во тьме, носим на руках Твоей Святой Матери, связываем, как убийца, телесно страдал, как злодей, желая, конечно, меня спасти и опять возвести в рай славы? Таково Твое Домостроительство, Слово, таково пришествие, таково благоутробие Твое и человеколюбие, бывшее ради всех нас людей - верных и неверных, язычников, грешников и святых. Ибо явление Твое сделалось общим для всех спасением и искуплением.
    Происходящее же сокровенно во мне, блудном, и частным образом совершающееся в известной неизвестности, то есть ведомо для меня, неведомо же для других, какой язык изречет? Какой ум изъяснит? Какое слово выразит, чтобы и рука моя могла написать это? Ибо поистине, Владыко, страшно и ужасно, и превосходит слово то, что мне видится Свет, Которого мир не имеет, и меня любит Тот, Кто не пребывает в этом мире, и я люблю Того, Которого отнюдь нет среди видимого. Сидя на ложе, я нахожусь вне мира, и, пребывая в своей келлии, вижу Того, Кто вечно пребывает вне мира и Кто соделался человеком в мире, с Которым я и беседую, дерзко же будет сказать - Которого и люблю*, и Он меня любит*. Одно созерцание Его служит для меня пищей и прекрасным питанием; соединяясь же с Ним, я восхожу превыше небес и знаю, что это истинно и достоверно бывает. Где же тогда находится это тело - не знаю. Знаю, что пребывающий недвижимым нисходит ко мне. Знаю, что по природе невидимый - видится мне. Знаю, что далеко отстоящий от всей твари воспринимает меня внутрь Себя и скрывает в объятиях, и я нахожусь тогда вне всего мира. С другой стороны, и я, смертный и ничтожный, среди мира внутри себя созерцаю всего Творца мира, и знаю, что не умру, пребывая внутри самой Жизни и имея всецелую, внутри меня возрастающую Жизнь. Она и в сердце моем находится, и на Небе пребывает; здесь и там Она видится мне в равной мере блистающей. Но могу ли я хорошо уразуметь, каким образом это бывает? И в состоянии ли я высказать тебе хотя бы то, что понимаю и вижу? Ибо поистине совершенно невыразимо то, чего око не видело, ухо не слышало, и что на сердце плотское никогда не приходило (Ис. 64, 4; 1 Кор. 2, 9). Благодарю Тебя, Владыко, что Ты помиловал меня и дал мне видеть это и таким образом записать, и потомкам моим поведать о Твоем человеколюбии, дабы и ныне этим тайнам научались народы, племена и языки, что всех горячо кающихся Ты милуешь, как помиловал апостолов Твоих и всех святых, благодетельствуешь им, почитаешь их и прославляешь. Боже мой, как взыскующих Тебя с великой любовью и страхом, и к Тебе единому взирающих - Творцу мира, Которому подобает слава и честь, держава и величие, как Царю и Богу и Владыке всего (мира), ныне и всегда непрестанно во веки веков. Аминь. Преподобный Симеон Новый Богослов **
    * Понятие "любить" в греческ. языке выражается глаголами: агапао, эрао, филео и др. И каждый из них имеет свой оттенок: агапи указывает на любовь главным образом как на добродетель; эрос - на любовь как на страстное влечение, страсть; филео же означает любить в смысле вести дружбу, иметь взаимное уважение. Здесь в обоих случаях употреблен глагол "филео". -Примеч. пер.
    ** Гимн 6. Увещание к покаянию и о том, каким образом воля плоти, сочетавшись с волей Духа, соделывает человека богоподобным.
    На лицах иноков обители аввы Аполлония сияла дивная радость, некий божественный восторг, какого не увидишь у других людей на земле... Если же кто-либо иногда казался омраченным скорбью, авва Аполлоний немедленно спрашивал о причине печали. Часто, если брат не говорил о причине скорби, авва сам открывал, что таилось у того на душе...
    Авва Аполлоний говорил, что не должны предаваться скорби те, для кого спасение - в Боге и надежда - в Царстве Небесном. Пусть скорбят язычники, пусть плачут иудеи, пусть рыдают грешные - праведным прилична радость! Если уж те, кто любит все земное, радуются тленным и ненадежным предметам,- нам ли не гореть восторгом, если мы только подлинно ожидаем небесной славы и вечного блаженства? Не этому ли учит нас апостол: "Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите" (1 Фее. 5, 16-18).Жизнь пустынных отцов .
    Однажды, увидев преподобного Григория Синаита, выходящего из келлии с радостным лицом, я (жизнеописатель святого) в простоте сердца спросил его, чему он радуется. Он ответил: "Душа, прилепившаяся к Богу и снедаемая любовью к Нему, восходит выше творения, живет выше видимых вещей и, наполнившись желанием Божиим, никак не может укрыться". Ведь и Господь сказал: "Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно" (Мф. 6, 6); и еще: Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного" (Мф. 5, 16). Ибо когда сердце ликует и веселится, ум в приятном волнении, то и лицо радостно, по поговорке: "Сердце веселится - лицо цветет". Афонский Патерик .
    Преподобный Серафим Саровский говорил: "Однажды я молил Господа, чтобы Он ввел меня в общение с Ним и показал мне Свои небесные обители. И Господь не лишил меня Своей милости. Он исполнил мое желание и прошение. Вот я был восхищен в эти обители, только не знаю, с телом или кроме тела. Бог знает - это непостижимо. А о той радости и сладости небесной, которую я вкушал там, сказать невозможно". После продолжительного молчания, вздохнув от глубины души, преподобный Серафим сказал своему ученику еще: "Ах, если бы ты знал, какая радость, какая сладость ожидает душу праведного на Небе, то ты решился бы во временной жизни переносить всякие скорби, гонения и клевету с благодарением... Там нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания... Там радость и сладость неизглаголанные, там праведники просветятся, как солнце. Но если такой небесной славы не мог изъяснить и сам апостол Павел, то какой же другой язык человеческий может изъяснить славу и красоту горнего селения, в котором водворяются праведные души". Пролог в поучениях .
    Радость в скорбях
     
    Христианам посылаются многие скорби, как говорит пророк: "Много скорбей у праведного" (Пс. 33, 20). Правда, но эти скорби извне им посылаются и не отнимают душевной радости. Тело и плоть их оскорбляется, но душа в них веселится, поскольку скорби эти им посланы не как злодеям, но как христианам (1 Пет. 4, 15-16). И потому этими скорбями не погружаются, но еще более возносятся и хвалятся "скорбями, зная, что от скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда, а надежда не постыжает" (Рим. 5, 3-5). К тому же и скорбь терпеть ради Любимого радостно, как читаем о святых апостолах, которые "пошли из синедриона, радуясь, что за имя Господа Иисуса удостоились принять бесчестие" (Деян. 5, 41). То же читаем и о святых мучениках. И хотя случается и христианам в духовном искушении печалиться, но они эту печаль побеждают надеждой на Благость Божию, и эта скорбь им обращается в большее утешение, когда проходит то непогодное и бурное время.
    Радость эту духовную христиане должны иметь в благополучии и неблагополучии, ибо радость эта проистекает от любви Божией, которую они всегда должны иметь. Бог, как неизменная Благость и Любовь, всегда достоин любви. Он и тогда благ и милостив и нам благодетельствует, когда отнимает у нас благополучие временное; и тогда нас милует, когда бьет нас; тогда нас щадит, когда наказывает; тогда нас любит, когда опечаливает; тогда нам благотворит, когда блага Свои отнимает у нас. "Ибо Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает" (Евр. 12, 6; Апок. 3, 19). Поэтому как любовь к Богу, так и последующая ей духовная радость не только в благополучии, но и в злополучии должна быть у христиан. Ибо как по радости о Боге познается истинная любовь к Богу, так та же любовь познается и в неблагополучии .
    В благополучии и лицемеры, и злые люди радуются, любят Бога и благодарят Бога. Но когда отнимется благополучие, тогда ропщут, негодуют, печалятся, а часто и хулят и тем показывают, что они устами, а не сердцем любят Бога, как написано об израильтянах: "льстили Ему устами своими и языком своим лгали пред Ним; сердце же их было неправо пред Ним" (Пс. 77, 36-37), и тем свидетельствуют о себе, что они любят блага Божии, а не Самого Бога. Не так правое и боголюбивое сердце, которое Богу во всем покоряется и следует, не так поступает: оно и в благоденствии Бога, как благодетеля своего, благодарит и поет; и в злополучии, как благодетеля своего, признает и хвалит, и исповедуется с Давидом: "Благо мне, что я пострадал" (Пс. 118, 71); и во всякое время, веселое и печальное, с тем же псалмопевцем благословляет Его: "Благословлю Господа во всякое время; хвала Ему непрестанно в устах моих" (Пс. 33, 2). Святитель Тихон Задонский .
    Радость о Боге сильнее здешней жизни. И кто обрел ее, тот не только не посмотрит на страдания, но даже не оглянется на жизнь свою, и не будет там других чувств, если действительно была эта радость. Любовь сладостнее жизни, и разумение по Богу, от которого рождается любовь, сладостнее меда и сота. Любовь не пожалеет принять тяжкую смерть за любящих. Любовь есть порождение познания. Преподобный Исаак Сирин .
    Плотские радости - подлог, подмена радости духовной
     
    Как боголюбие рождает истинную сердечную и неотъемлемую радость, так самолюбие рождает ложную, прелестную и мнимую утеху, которая подобна сновидению, явившемуся и исчезнувшему, оставившему истинную сердечную печаль, угрызение совести, а в будущем веке - адское мучение, тем более жестокое и страшное, чем более грешник здесь себя любил и угождал себе.Святитель Тихон Задонский.
  21. Апрель
    http://www.pravklin.ru/publ/opasnost_prelesti_v_dukhovnoj_zhizni/8-1-0-819

    Опасность прелести в духовной жизни
     
     
     
    Святитель Игнатий (Брянчанинов)
     
    Если смиренномудрие и любовь, простота и благость не будут в нас тесно соединены с молитвой, то сама молитва, лучше же сказать - личина молитвы, весьма мало может принести нам пользы. И это утверждаем не об одной молитве, но и о всяком подвиге и труде: девстве, или посте, или бдении, или псалмопении, или служении, или о каком бы то ни было делании, совершаемом ради добродетели. Если не увидим в себе плодов любви, мира, радости, кротости, присовокуплю еще, смиренномудрия, простоты, искренности, веры, сколько должно, великодушия, дружелюбия, то трудились мы без пользы, потому что для того и предприемлем труды, чтобы воспользоваться плодами; а когда не оказывается в нас плодов любви, тогда, без сомнения, делание напрасно. Поэтому таковые ничем не отличаются от пяти юродивых дев, которые за то, что здесь еще не имели в сердцах духовного елея, то есть духовной действенности исчисленных выше добродетелей, названы юродивыми и жалким образом оставлены вне царского брачного чертога, ничем не воспользовавшись от подвига девства. Как при возделывании виноградника все попечение и весь труд прилагаются в надежде плодов; если плода не бывает, напрасным оказывается делание; так, если не увидим в себе, по действию Духа, плодов любви: мира, радости, всего прочего, перечисленного апостолом (см. Гал. 5, 22), и не сможем признать их в себе со всей несомненностью и по духовному чувству, то излишним окажется подвиг девства, молитвы, псалмопения, поста и бдения. Ибо эти труды и подвиги душевные и телесные должны совершаться, как мы сказали, в надежде духовных плодов; а плодоношение добродетелей есть духовное наслаждение нерастленным удовольствием, неизреченно производимое Духом в сердцах верных и смиренных. Поэтому труды и подвиги должны быть почитаемы, каковыми они и являются, трудами и подвигами, а плоды - плодами. Но если кто, по скудости ведения, делание свое и подвиг почтет плодами Духа, то оказывается, что он явно обольщается, сам себя обманывая, таким своим мнением лишая себя подлинно великих плодов Духа.
    Истинное начало молитвы есть сердечная теплота, попаляющая страсти, вселяющая в сердце отраду и радость непоколебимой любовью и утверждающая сердце несомненным удостоверением. Все, приходящее в душу, говорят отцы, чувственное или духовное, коль скоро сомневается в нем сердце, не принимая его, не от Бога есть, но послано от врага. Когда также увидишь ум свой вовне или в высоту увлекаемым от некоей невидимой силы, не верь этому и не попускай уму быть увлекаемым, но тотчас понудь его на его дело. Что от Бога, то само собой приходит, говорит святой Исаак, тогда как ты и времени того не знаешь. Хотя враг внутрь чресл и покушается призрачно представлять духовное, одно предлагая вместо другого, вместо теплоты наводя нестройное жжение, вместо веселия возбуждая радость бессловесную и сладость мокротную, и успевает укрывать себя за этими прельщениями от неопытных, но время, опыт и чувство обычно обнаруживают его перед теми, которым небезызвестны его злые козни. Гортань брашна различает, - говорит Писание (Иов 34, 3). Так и вкус духовный все ясно показывает, как оно есть, не подвергаясь прельщению.
    Причина мыслей вот какая! Слышали вы пустые речи, о них осталась память. Враг берет эти черты памяти и плетет из них сеть пред очами ума вашего, чтобы запутать его. Сходите тогда в сердце, отвратив очи от призрачных образов вражеских, и взывайте ко Господу.
    Для преуспеяния в молитве и для избежания прелести необходимо самоотвержение, научающее искать в молитве только внимания. Тогда подвиг молитвенный упростится и облегчится; облегчатся и искушения, которые, однако, всегда сопутствуют подвигу. Если же кто-то преждевременно стремится к раскрытию в себе действий сердечной молитвы, "тому, - говорит прп. Нил Сорский, согласно с прочими святыми отцами, - попускаются тяжкие, превыше сил, искушения от бесов". Такому стремлению служат основанием неосознаваемые превозношение и высокоумие, представляющиеся усердием.
    Некоторые утверждают, что от упражнения Иисусовой молитвой всегда, или почти всегда, последует прелесть, и запрещают заниматься этой молитвой.
    В усвоении себе такой мысли и в таком запрещении заключается страшное богохульство, заключается достойная сожаления прелесть. Господь наш Иисус Христос есть единственный источник нашего спасения, единственное средство нашего спасения; человеческое имя Его заимствовало от Божества Его неограниченную, всесвятую силу спасать нас. Как же эта сила, действующая во спасение, эта единственная сила, дарующая спасение, может извратиться и действовать в погибель? Это чуждо смысла! Это - нелепость горестная, богохульная, душепагубная! Усвоившие себе такой образ мыслей точно находятся в бесовской прелести, обмануты лжеименным разумом, исшедшим из сатаны.
    Рассмотри все Священное Писание и увидишь, что в нем повсюду возвеличено и прославлено имя Господне, превознесена сила Его, спасительная для человеков. Рассмотри писания отцов: увидишь, что все они, без исключения, советуют и заповедуют упражнение молитвой Иисусовой, называют ее оружием, которого нет крепче ни на небе, ни на земле, называют ее богоданным, неотъемлемым наследием, одним из окончательных и высших завещаний Богочеловека, утешением любвеобильным и сладчайшим, залогом достоверным. Наконец, обратись к законоположению Православной Восточной Церкви и увидишь, что она для всех неграмотных чад своих - и монахов, и мирян - установила заменять псалмопение и молитвословие, на келейном правиле, молитвой Иисусовой. Что же значит перед единогласным свидетельством Священного Писания и всех святых отцов, перед законоположением Вселенской Церкви о молитве Иисусовой противоречащее учение некоторых слепцов, прославленных и прославляемых подобными им слепцами?
    Сумасшествие от молитвы Иисусовой может произойти тогда, когда, творя эту молитву, не отстают от каких-либо грехов и привычек грешных, которые осуждает совесть. При этом внутри происходит глубокий разлад, прогоняющий всякую мирность сердца… Отсюда помутиться может голова, и понятия прийти в смятение и запутанность.
    Умная молитва, говорят, спасет, но умная молитва сама имеет крайнюю нужду в руководстве, пока она есть самоделательная или трудовая. В это-то время делания умной молитвы, не направляемого искусной рукой, большей частью и сбиваются с пути.
    Но прелесть, понятная для многих в ее явных последствиях, должна быть изучаема, постигаема в самом ее начале: в мысли ложной, служащей основанием всех заблуждений и бедственных душевных состояний. В ложной мысли ума уже существует все здание прелести, как в зерне существует то растение, которое должно произойти из него после насаждения его в землю.
    Великое орудие имеет на врагов тот, кто в молитве держит плач сокрушенный, чтобы не впасть в самомнение от радости, подаваемой молитвой. Хранящий эту радость-печаль избегнет всякого вреда. Настоящая, непрелестная молитва - та, в которой теплота с молитвой Иисусовой влагает огонь в землю сердца нашего и попаляет страсти, как терние. Она веселием и миром осеняет душу и приходит не от десныя или шуия страны, ни даже свыше, но прозябает в сердце, как источник воды от Животворящего Духа. Эту одну возлюби и возревнуй стяжать в сердце твоем, храни ум всегда немечтательным. С ней не бойся ничего, ибо Тот, Кто сказал: Дерзайте, Аз есмь, не бойтеся! - Сам с нами. Кто, настроившись так, живет праведно и непорочно, чужд человекоугодия и высокомерия, тот устоит и не потерпит никакого вреда, хотя бы весь бесовский полк поднялся против него и навел на него бесчисленные искушения...
    Не прельщайся внутренними сладостями: без креста они непрочны и опасны.
    Считай каждого человека лучшим себя. Без этой мысли, если бы кто и чудо сотворил, далек от Бога.

    Свт. Игнатий (Брянчанинов)
    Из сборника "И чудесами он обольщает живущих на земле…".
    Клин, "Христианская жизнь", 2008


  22. Апрель
    Святитель Григорий Палама
     
    Омилия II 1. В Неделю притчи Господни о Мытаре и Фарисее
     
    Беседы (омилии) святителя Григория Паламы. Часть 1. — М.: Паломник, 1993
    Беседы (омилии) святителя Григория Паламы. Пер. с греч. Архимандрита Амвросия (Погодина). — Издание Братства преп. Иова Почаевского. Монреаль, 1965. С. 21-30.
     
    Изобретателен на зло духовный князь зла и искусен сразу же в начале, отчаянием и маловерием, ниспровергнуть тех людей, которые уже вложили в душу основания добродетели; силен же равным образом и на полпути напасть беспечностью и нерадением, на тех, которые уже воздвигли стены дома добродетели; но даже и самого того, кто уже поставил и самую кровлю добрых дел (дома своей добродетели), силен он низвергнуть, путем гордости и безрассудства. Но мужайтесь! Не приходите в ужас! Потому что, тот, кто бдителен, более искусен в удержании добра. И добродетель обладает гораздо большей силой в парировании со злом, обогащаясь средствами свыше и споборничеством со стороны Того, Кто силен во всем и, по благости, влагает силы во всех любителей добродетели, дабы не только она пребыла незыблимой пред лицом снаряженных, разновидных и злостных ухищрений супостата, но и павших в глубину зла, пробудила и подняла, и с легкостью, путем покаяния и смирения, привела к Богу. Примером же сему является настоящая притча. Ибо и Мытарь оный, будучи мытарем и пребывая, можно сказать, в бездне зла, — вследствие единого слова, и то — краткого, стал общником добродетельно живущих, облегчается и возносится и становится выше всякой греховности и причисляется к лику праведников, будучи оправдан Самим неподкупным Судиею. Если же и Фарисей, по причине слова осуждается, то это потому, что он — и фарисей, и высокого мнения о себе, но не по истине он праведен; кроме того, не мало дерзок в словах, среди которых было не мало такого, что вызывало Бога на гнев. Почему же смирение возносит на высоту праведности, а гордость низводит на дно греховности? — Потому что, мнящий о себе высоко, и то — пред лицом Бога, справедливо бывает оставлен Богом: поскольку он и не считает, что нуждается в Его помощи. Считающий же себя за ничто, и потому взирающий на милость свыше, справедливо вызывает к себе Божие сострадание и получает от Него помощь и благодать. Ибо говорится: «Господь гордым противится, смиренным же дает благодать» (Притч.3:34).
    И являя это чрез притчу, Господь говорить: «Человека два внидоста (ориг. «взошли, поднялись») в Церковь помолиться: един фарисей, а другий мытарь» (Лк.18:10). Желая ясно представить пользу, проистекавшую от смирения, а также и вред, проистекающий от гордости, Он разделил на две категории всех в храм приходящих, лучше же сказать —восходящих в него. Ибо таковыми являются те, которые приходят в храм Божий ради молитвы, а таково именно — свойство молитвы: она возвышает человека от земли на небо и восходя выше всего наднебесного, всякого имени и высоты и достоинства, представляет его Самому, сущему над всем, Богу. Был же и оный древний храм лежащим на холме, на возвышенности города, на вершине, где некогда во время мора в Иерусалиме, Давид, видя смертоносного Ангела, извлекшего меч на город, возшедши, учредил на том месте жертвенник Господу и принес на нем жертву Богу, и остановил мор: и это было в знак спасительного и духовного восшествия, вследствие молитвы, и благодаря ей — умилостивления; если же пожелаешь, то также и в образ сей нашей священной Церкви, воистину покоящейся на высоте, сущей неким ангельским и сверхмирным местом, где приносится бескровная и великая и воистину благоприятная Богу Жертва за умилостивление о всем мире и за уничтожение смерти и преизбыток бессмертной жизни. Посему-то Он не сказал: «человека два пришли в церковь», но сказал: — «взошли в церковь».
    Но и теперь есть такие, которые, приходя в священную церковь, однако не восходят, но, правильнее будет сказать, — понижают представляющую небо Церковь; это — те, которые приходят в храм ради встречи и разговоров друг с другом, и товары выставляют и заказывают: ибо они — подобны друг другу; потому что, одни — товары, а другие слова выставляя, обмениваются друг с другом (одни — словами, другие — товарами); и как одних, некогда Господь решительно изгнал из оного храма, говоря им: «Храм Мой, храм молитвы наречется: вы же сотвористе его вертеп разбойником» (Мф.21:3), — так и других Он отверг сим выражением, показывая, что это — не восходящие в церковь, хотя бы и ежедневно приходили.
    Фарисей же и Мытарь взошли в церковь, потому что у обоих у них была одна цель: помолиться, хотя Фарисей, после того, как взошел, однако свел себя вниз по той причине, что извратил направление свое; итак, цель восхождения у обоих была тождественна, но направление (в молитвенном устроении) было взаимно-противоположное. Ибо один взошел сокрушенным и смирившимся, научившись у Псалмопевца-Пророка, что сердце сокрушенное и смиренное Бог не уничижит: поскольку и сам о себе, конечно, по опыту зная, Пророк говорит: «Смирихся, и спасе мя Господь» (Пс.114:5). И что говорю — пророк, — когда Бог Пророков, ради нас ставший тем, что — мы, смирил Себя, почему Бог Его и превознес, как говорит Апостол (Фил.2:8)! А фарисей взошел весьма надмеваясь и кичась и выставляя себя праведником, и то — пред лицом Бога, перед Которым вся наша праведность не больше драных рубищ; так поступал Фарисей, ибо он не послушал, говорящего: «Нечист пред Богом всяк высокосердый» (Притч.16:5); и — «Господь гордым противится» (Притч.3:34); и — «Горе, иже мудри в себе самих, и пред собою разумни» (Ис.5:21).
    Не только же нрав и направление, будучи различными, разделяли их, но — и самая форма молитвы: ибо и она также была двояка. Потому что молитва есть дело не только прошения, но и благодарения: так, один молящийся входит в церковь Божию, славя и благодаря Бога за те блага, который восприял от Него; а другой — вымаливает себе то, что еще не получил и в чем у него особенно недостаток в данное время; к этому же относится и прошение об отпущении грехов. Что же касается обещания Богу с нашей стороны того, что приносится Ему по благочестию, то это называется не «молитвой», а — «обетом«; и это явил тот, кто говорит: «Помолитеся и воздадите Господеви Богу нашему» (Пс.75:12); а также вещающий: «Благо тебе еже не обещаватися, нежели обещавшуся тебе, не отдати» (Еккл.5:4). Но обе формы, молитвы встречаются и с двойным видом опасности, предостерегающей неосмотрительных: так вера и сокрушение, при наличии отстранения от зла, делают молитву об оставлении грехов и прощении истинно достигающей своей цели; а отчаяние и огрубелость — делают ее бездейственной. Благодарение же за те блага, которые восприняты от Бога, делает благоприятным Ему смирение и отсутствие дерзости в отношении тех, которые не имеют того; а надменность в благодарении, как будто бы благодаря своему тщанию и знанию оно пришло, и осуждение тех, которые сего не имеют, — делают благодарение неугодным Богу. Недугуя и в том и в другом, Фарисей сам собою и собственными словами осуждается; ибо взойдя в храм, благодаря, а не вымаливая, он к благодарению Бога безумно и бедственно примешал надменность и осуждение. Ибо говорится: «Став сей, сице в себе моляшеся: Боже хвалу Тебе воздаю, яко несмь якоже прочии человецы, хищницы, неправедницы, прелюбодее». В том положении, которое занял Фарисей, сказывается не рабская покорность, а безрассудная гордыня, состояние противоположное состоянию того, который, по смирению, не дерзал даже глаз поднять на небо. Действительно Фарисей «в себе моляшеся», ибо он не поднялся к Богу, хотя не остался незамеченным Сидящим на Херувимах и призирающим глубины бездн. Такова была его молитва: говоря — «Благодарю Тебя», — он не прибавил, — «за то, что без всяких заслуг с моей стороны, Ты, смилостивившись, даровал мне, немощному для борьбы, свободу от ловушек лукавого; ибо большой подвиг необходим душе, удержанной западнями супостата и впавшей в сети греховности, чтобы возмочь чрез покаяние освободиться. Поэтому лучшим Промыслом относительно нас управляются дела, и часто мало или даже и совсем не заботясь, мы пребываем с Богом выше многих и великих злоключений, сострадательно облегченные Им по причине нашей немощи; и нам подобает быть благодарными за этот дар и смиренными пред лицом Даровавшего, а не надмеваться. Фарисей же — «Благодарю Тебя, — говорит, — Боже, — не за то, что я воспринял от Тебя помощь, но за то, что я не таков, как прочие люди; как будто бы по природе сам и благодаря своей силе он обладает тем качеством, что не был хищником, прелюбодеем и неправедником, если только правда — он не был таковым: ибо он не себе внимал, так что можно было бы поверить, что он — праведен, на основании того, что он сам о себе говорит, но, так выходит, что он смотрел на других, а не на себя, и всех, — о, безумие! — презирая, он считал, что единственный на свете праведник и целомудренный, это — он; «Яко несмь», говорит он, «якоже прочии человецы, хищницы, неправедницы, прелюбодее, или якоже сей мытарь». Какое безумие! — мог бы тебе кто-нибудь сказать: если, за исключением тебя, все люди грабители и обидчики, то где же тогда место для жертвы, терпящей хищничество и ущерб? Что же означает выражение «сей мытарь» и это особое упоминание о нем? Будучи одним из общего числа и вместе с прочими принадлежа к, приведенному тобою обществу, разве и он уже тем самым, так сказать, не подлежит общему осуждению? Или же ему долженствовало двойное осуждение по той причине, что он попался на твои фарисейские глаза, хотя и далеко был позади? Кроме того, в том, что он явно является мытарем, ты видишь в нем беззаконника, но откуда тебе известно, что он и прелюбодей? Разве на том основании, что он нанес неправду другим, тебе разрешается безответственно наносить неправду ему? Это — нельзя, нельзя! Но он, вот, нося в смирении души твое гордое порицание и принося Богу вместе с осуждением себя моление, справедливо получит от Него аннулирование осуждения за те неправды, которые совершил; а ты, гордо обвиняющий его и всех людей и из всех только себя оправдывающий, справедливо будешь осужден.
    «Яко несмь, якоже прочии человецы, хищницы, неправедницы, прелюбодее». Эти слова показывают пренебрежение Фарисея и в отношении Бога, и в отношении всех людей. Кроме того, они свидетельствуют о ложной направленности его мировоззрения: ибо и всех людей вообще он открыто презирает, и свое воздержание от зла приписывает не Божией силе, а — своей личной. Если же он и выражает благодарность, однако сразу же сквозь это, он всех людей, за исключением себя, признает разнузданными и обидчиками и грабителями, как будто бы никого, кроме него, Бог не удостоил проявлять добродетель. Но если все люди таковы (как их изображаете Фарисей), то, следовательно, имущество Фарисея должно было подвергнуться расхищению со стороны всех людей, такого рода. Но это представляется не так; ибо он сам прибавляет, что: «Пощуся двакраты в субботу, десятину даю всего елико притяжу». Он не говорит, что отдал десятую часть того имущества, которое раньше приобрел, но говорит — «которое приобретаю», этим показывая прибавление и рост своего имущества; значит, он обладал тем, что раньше приобрел и к этому прибавлял без ущерба то, что мог; так как же тогда, все люди, кроме него, грабили и похищали?! Так зло само себя позорит и само себя предает! Так всегда к безрассудству примешивается ложь! Итак, давание десятины он привел в свидетельство избытка своей праведности: ибо как мог бы быть хищником чужого тот, кто дает десятую часть своего имущества? Пост же он приводит в показание своего воздержания: ибо пост является матерью целомудрия. Итак, пусть будет так: ты являешься целомудренным и праведным; если же желаешь, и мудрым, и благоразумным, и мужественным, и если и еще каким обладаешь добрым качеством; и если, действительно, ты обладаешь этим благодаря самому себе, а не от Бога имеешь, то к чему ложь облекаешь в образ молитвы, и восходишь в храм и за не за что приносишь свое благодарение? Если же ты обладаешь этими качествами, потому что воспринял их от Бога, то не для того ты их принял, чтобы хвалиться ими, но для того, чтобы служить в назидание другим в славу Даровавшего. Да, тебе подобало радоваться, воистину, со смирением, а также благодарить Даровавшего за те дарования, которые ты воспринял: ибо не столько ради себя, светильник воспринимает свет, сколько ради смотрящих. Говоря же о субботе, Фарисей имеет в виду не седьмой день недели, но седмицу всех дней, из которых два постясь, он надмевается, не зная, что добродетель это — дело людей, но гордость — свойство бесов; посему, так поступая, он делает добродетели бесполезными, и гордыня, сопряженная с добродетелями, сводит их на нет, даже если бы они и были истинными, а тем более — если они фальшивы.
    Но довольно о Фарисее.
    «Мытарь же издалеча стоя, не хотяше ни очию возвести на небо: но бияше перси своя, глаголя: Боже, милостив буди мне грешнику». Видите, какое смирение, вера и самопорицание? Видите ли, как с молитвой сего Мытаря сочеталось крайнее смирение помыслов и чувств, вместе же и — сокрушение сердца? Так, восшед в церковь, моля об отпущении своих согрешений, он привел с собою прекрасных посредников к Богу: веру, которая не постыждает, самопорицание, освобождающее от осуждения (на суде Божием), сокрушение сердца, не подлежащее уничижению, и возносящее смирение. С молитвой же прекрасно сшествовало и терпение. Ибо говорится: Мытарь тот «стоя вдали»; не сказал Христос — «став», как говорится относительно Фарисея, но говорится — «стоя», — тем самым являя стояние в течение длительного времени, также как и длительность молитвы и слов умилостивления: ибо ничего иного не прибавляя и не измышляя, он внимал только себе и Богу, повторяя вновь и вновь только это кратчайшее моление, что является наиполезнейшим видом молитвы.
    Итак, стоя вдали, Мытарь не дерзал даже глаз поднять на небо. Само стояние его обозначало и терпение и покорность, и не только — жалкого раба, но и — состояние осужденного. Представляет же этим и освобожденную от грехов душу, но далекую от Бога, ибо не стяжала она еще к Нему дерзновения, приобретаемого добрыми деяниями. Ожидается же, что душа сия приблизится к Богу, так как оставила она грехи свои и имеет доброе предрасположение. И вот, стоя т.обр. вдали, Мытарь не желал даже глаз поднять на небо, являя и поведением своим и видом осуждение себя и самопорицание: ибо считал себя недостойным ни неба, ни земного храма. Посему он стоял в притворе, не дерзал даже на небо взирать, а тем более, куда больше, — поднять глаза к Богу небес. Но от сильного сокрушения, ударяя себя в грудь и представив себя достойным здесь ударов, глубоко скорбя и воссылая стенания, и свесив голову, как бы осужденный, он называл себя грешником и с верою добивался милости, говоря: «Боже, милостив буди мне грешнику». Он поступал так, потому что верил говорящему: «Рех, исповем на мя беззаконие мое Господеви: и Ты оставил еси нечестие сердца моего» (Пс.31:5). Чем же закончилось дело? — «Сниде сей оправдан», говорит Господь, «паче онаго. Яко всяк возносяйся, смирится: смиряяй же себе, вознесется». Как диавол есть воплощенная гордыня, и гордость является его злой стихией, — почему, примешиваясь, она и одерживает верх и сводит на нет всякую человеческую добродетель, — так и (напротив) смирение пред Богом есть добродетель добрых Ангелов, и она одерживает верх над всякой человеческой греховностью, приключившейся споткнувшемуся: ибо смирение является колесницей восшествия к Богу, подобно оным облакам, которые имеют поднять вверх к, Богу тех, кто будет пребывать с Богом в нескончаемые веки, как пророчествует Апостол: «Яко восхищени будем на облацех в сретение Господне на воздусе: и тако всегда с Господем будем» (1Сол.4:17). Ибо смирение, соединенное с покаянием, является подобным некоему облаку: оно и источники слез из очей изводит, и выделяет достойных от недостойных, и возвышает и Богу представляет туне [2] оправданных в силу благорасположенности намерения.
    Итак, Мытарь, раньше злостно присваивавший себе чужое имущество, затем оставивший порок и не оправдывавший себя, был оправдан; а Фарисей, не удерживающий себе имущества, принадлежащего другим, но сам себя выставлявшей праведником, был осужден. Но чему же, тогда, подвергнутся те, которые не удерживаются от похищения чужого имущества и пытаются, при этом, оправдать себя? — И мы не станем говорить о таковых, поскольку и Господь ничего не сказал о людях такого рода, как, возможно, о не могущих быть вразумленными словами. Бывает же, что когда мы, молясь, смиряем себя, то и мы, в равной степени, рассчитываем получить оправдание, как оный Мытарь; но дело обстоит иначе: ибо необходимо заметить, что даже после того, как Мытарь поднялся от состояния греховности, он был в лицо презираем Фарисеем, и сам он, презирая себя, осуждал, не только не противовещая Фарисею, но и вместе с ним выступая против себя. Таким образом, когда и ты, оставив греховный навык, не будешь противоречить презирающим тебя за грехи и поносящим, но вместе с ними осудишь себя, признав себя, действительно достойным сего, и в сокрушении, путем молитвы притечешь к единой милости Божией, то знай, что ты — спасен, хотя бы и был мытарем. Ибо многие называют себя грешниками и говорят так и в действительности таковы; но сердце-то испытывается бесчестием. (Что же касается того, что) хотя великий Павел далек от фарисейской надменности, однако пишет к говорящим на языках в Коринфе: «Благодарю Бога моего, паче всех вас языки глаголя» (1Кор.14:18), то он, говорящий в ином месте, что он — «всем попрание» (1Кор.4:13), пишет это для того, чтобы привести в должный порядок тех, которые кичились над теми, кто не обладал этим даром.
    Итак, как Павел, хотя писал это, однако был далек от фарисейской надменности, так и, напротив, можно говорить и слова оного Мытаря и смирять себя по его примеру, и, однако, не стать оправданным, как он был оправдан: ибо мытаревым словам долженствует быть присуще также и обращение от зла, и расположение в душе, и сокрушение и выдержка его. Так и Давид показал, что тот, кто считает себя повинным пред Богом и покается, должен понести справедливое и выносимое оскорбление и бесчестие в отношении себя со стороны других. Ибо, после того, как совершил грех, он, слыша оскорбления со стороны Семея, сказал желающим отомстить за него: «Оставите его и тако да проклинает, яко Господь рече ему проклинати Давида» (2Цар.16:10), говоря этим, что за допущение им греха, он имеет от Бога заповедь поносить его; хотя в то время Давид боролся со страшной и великой бедой, поскольку как раз тогда Авессалом восстал против него. И, вот, с нестерпимой скорбью поневоле оставляя Иерусалим, затем убегая, он прибыл к подножью Елеонской горы, и нашел прибавление в огорчении: Семея, бросающего на него камни и нещадно проклинающего, и бесстыдно поносящего и называющего его кровопийцею и беззаконником, как бы приводя в порицание пред очи царя его тяжкое преступление, которое он совершил в отношении Вирсавии и Урии. И не раз, и не два прокляв и бросив камнями и словами более острыми, чем камни, он прекратил это делать, но — шел, говорится, царь и все люди его с ним, а Семей шел по окраине горы, со стороны его, злословя и бросая камнями с боку и обсыпая царя пылью. Царь не имел недостатка в желающих заступиться за него. Так, Авесса воевода, не будучи в силах снести это, сказал Давиду: «Почто проклинает пес умерший сей господина моего царя? Ныне пойду, и отъиму главу его» (9). Но царь удержал его и слуг своих, говоря им: «Оставите его … негли призрит Господь на смирение мое, и возвратит ми благая вместо клятвы его» (12).
    То, что совершилось тогда и исполнилось на деле, это же, как явствует и чрез эту притчу о Мытаре и Фарисее, действительно всегда совершается. Так что истинно считающий себя повинным вечной муке, не перенесет ли доблестно не только бесчестие, но и — убыток и болезнь, и всякую, так сказать, превратность и бедствие? Явивший же такое терпение, будучи как бы должником и повинным, он, чрез более легкое и временное и прекращающееся осуждение, освобождается от воистину оного тяжкого и нестерпимого мучения; ибо на основании этих устремляющихся ныне бедствий, воспринимается начало получения Божественной благостыни, как бы долженствующей за терпение. Поэтому-то один из учительно наказуемых Богом, сказал: «Я снесу наказание Господне: ибо я согрешил пред Ним». Да будем и мы учительно наказуемы Богом (в нынешней жизни) с милостью, но не с гневом и яростью (в будущем веке); не будем впадать в малодушие от Божиего наказания, но, как говорит Псалмопевец, будем до конца исправлять себя, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому подобает всякая слава, честь и поклонение, со безначальным Его Отцом и Пресвятым и Благим и Животворящим Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
  23. Апрель
    Святитель Игнатий Брянчанинов. О чтении Евангелия и святых отцов
     
    "При чтении Евангелия не ищи наслаждения, не ищи восторгов, не ищи блестящих мыслей: ищи увидеть непогрешительно святую Истину".
    "Не довольствуйся одним бесплодным чтением Евангелия; старайся исполнять его заповедания, читай его делами. Это книга жизни, и надо читать ее жизнию". Читать далее >>
    "Усвой себе мысли и дух святых отцов чтением их писаний. Святые отцы достигли цели: спасения. И ты достигнешь этой цели по естественному ходу вещей. Как единомысленный и единодушный святым отцам, ты спасешься". Читать далее>>
    "Внимательное чтение этих изречений и повестей навевает на читателя - как из рая - из первых веков христианства благоухание святой простоты и истинного служения Богу, осененных обильно Божественною благодатию. Оно может направлять деятельность монаха на истинный путь Богоугождения, доставляя на эту деятельность самые верные взгляды; оно может приносить утешение в разнообразных скорбях, восстающих в душе монаха, - устремляющихся на него извне; им может питаться и поддерживаться мирное и молитвенное настроение монаха, как елеем питается и поддерживается горение светильника. Кто усвоит себе предложенное здесь учение Отцов, тот, находясь и среди общества человеческого, стяжет сердечное безмолвие". Читать далее>>
    "Священное Писание - слово Божие. Оно говорит тебе, как говорит и всякому человеку. Оно дано тебе для получения вечного спасения: почему ищи спасения твоего в Слове Божием - Священном Писании. Оставь любопытствовать, что делается в том или другом месте; озаботься узнать, при помощи слова Божия, что делается в душе твоей, к какой ты идешь окончательной цели, к погибели или ко спасению, на каком пути ты находишься, на пути ли праведных или на пути нечестивых". Читать далее>>
    "Писания святых отцов все составлены по внушению или под влиянием Святаго Духа. Чудное в них согласие, чудное помазание! Руководствующийся ими имеет, без всякого сомнения, руководителем Святаго Духа".
    "Все воды земли стекаются в океан, и, может быть, океан служит началом для всех вод земных. Писания отцов соединяются все в Евангелии; все клонятся к тому, чтоб научить нас точному исполнению заповеданий Господа нашего Иисуса Христа; всех их и источник и конец святое Евангелие".
    "Святые отцы научают, как приступать к Евангелию, как читать его, как правильно понимать его, что содействует, что препятствует к уразумению его. И потому сначала более занимайся чтением святых отцов. Когда же они научат тебя читать Евангелие, тогда уже преимущественно читай Евангелие". Читать далее>>
  24. Апрель

    Счастье внутри нас

    Автор: Апрель,

    Юная жительница Г.Набережные Челны Вероника Лазарева показала невероятный пример целеустремленности всем тем, кто жалуется на неудачи в жизни. Она верит в победу не только потому, что ее имя именно так и переводится. Просто Вероника каждый день проживает с силой духа. И это несмотря на то, что родилась она без рук и ног. В этом году уже второй раз она получила приглашение в Саранск: на межрегиональный фестиваль художественной самодеятельности и творчества инвалидов «На крыльях добра и надежд». Каждый год на этот конкурс съезжаются лучшие из лучших. Со стороны даже кажется, что ничто не мешает конкурсантам воплощать свои творческие задумки. Когда в прошлом году Вероника представила на суд жюри композицию из фильма «Титаник», исполненную на синтезаторе, зал был просто потрясен. Ее оценили двумя дипломами первой степени в номинациях «За волю к победе» и «Оригинальный жанр». На этот раз Вероника хочет побороться сразу в трех жанрах: вокальном, художественном и музыкальном. Удивительно, но дома она практически все делает сама и даже не хочет ставить биопротезы. Счастлива ли она? «Да! Потому что у меня все хорошо!», — говорит Вероника. Значит счастье не в обыденном. Счастье внутри нас.
     
    Источник: http://www.pravchelny.ru/pnews/?ID=10075
    © PravChelny.ru
  25. Апрель

    О времени.

    Автор: Апрель,

    О времени
    Будущее [время] в руках Божиих, прошедшее - в Книге Жизни, настоящее - в наших руках. Творение жизни возможно лишь стоя во Христе, тем величественней наша духовная свобода и ведение судеб Божиих, то есть судеб мира. Пределы духовной свободы - это пределы вселенной.
     
    Умереть нынче не мудрено. Нынче трудно научиться верно жить. Вне Церкви можно иметь все, только не спасение.
     
     
    ***
    Время - мистическая сущность. Спрашиваю себя: был пост или не был? Служба была или нет? Так придется когда-нибудь спросить и о своей жизни. Что же реально существует? - Душа. Очищенная от греха или еще замаранная им. «Ликуй ныне и веселися, Сионе...» - именно ликуй (Это состояние духа, а не временное). Ибо всякий дом устрояется кем-либо: а устроивший все есть Бог (Евр. 3,4).
     
     
    Из дневника иеромонаха Василия Рослякова
×
×
  • Создать...