Психологический портрет неверующего интеллигента

[иером. Даниил 101]

Многих смущает один вопрос: если вера или неверие зависят от состояния человеческого сердца, в котором суммируются все желания, слова и поступки человека, то почему люди, которых можно назвать благородными по своему характеру, добрыми по своей натуре и которые нередко обладают выдающимися знаниями, часто оказываются атеистами или по меньшей мере индифферентными к вере. Такие люди являются людьми вполне порядочными и подчас даже кажутся нам «христианами без Христа». Для многих здесь какой-то психологический парадокс.

На это следует заметить, что гордость многогранна. Есть мирская гордость: это превозношение, чванство, высокомерие. Есть духовная гордость: это отвержение помощи Божьей. Но существует еще и другая: тонкая интеллектуальная гордость, которую так же трудно увидеть, как и муравья, ползущего в траве. Эта скрытая, тайная гордость, как яд без запаха и цвета, отравляет душу человека.

 

 

Приведем такой пример. В интеллигентной семье растет дитя — предмет попечения и радости родителей. В нем стараются воспитать чувство доброты не только к людям, но и к животным. Родители с раннего возраста обучают ребенка чтению, восхищаются, когда он декламирует классиков, и всячески поощряют его успехи. Ребенок выделяется среди своих сверстников, и в нем зарождается чувство умственного превосходства. Родители считают, что похвала — это стимул для усидчивых занятий, и сами внушают своему чаду мысль, что он не такой, как остальные. Вот тут-то и начинает «работать» тайная страсть тщеславия. Ребенку нужны лидерство, удивление и похвала. Это становится для него допингом. Дитя хочет знать все, но это нереально, поэтому его знания поневоле становятся фрагментарными и хаотичными: он просто собирает информацию как огромную коллекцию фактов, даже не пытаясь по возможности, осмыслить ее. В сущности, глубокое мышление обрекает человека на внутреннее одиночество, оно не может быть предметом восхищения. Чем примитивнее мыслит человек, тем он более популярен среди окружающих.

 

Главные вопросы бытия требуют времени и размышления, и при этом они мало кого интересуют. А фейерверк слов и пустых идей пленяет внимание людей, хотя, как и всякий фейерверк, быстро гаснет, не оставляя следа. Человек по-настоящему культурен только тогда, когда он видит свои знания маленьким островком в море неведомого. По-настоящему интеллигентен только такой человек, который понимает пределы своего рассудка, и тогда его мышление приобретает такие свойства, как смирение и осторожность. А гордый человек перестает понимать, как он мало знает, поэтому перестает искать. Гордость — это вид слепой веры. Гордец уверовал в свой рассудок, сделал из него идола, поклоняется этому идолу и приносит ему в жертву собственную душу. Бог — соперник этого идола, поэтому гордый человек будет до конца «защищаться» от Бога. Такой человек будет говорить о широкой веротерпимости, но при этом готов считать саму веру видом самовнушения, добровольного гипноза, которому подвергают себя люди. А он-де не намерен затемнять «ясность» своего мышления. Но что бросается в глаза, если присмотреться к гордецу повнимательнее, так это то, что его суждения поверхностны и непоследовательны, знания неглубоки, а мысли непродуманны. Экскурсы гордеца в историю похожи на анекдотофагию. И еще парадокс: чем важнее предмет, тем меньше гордец о нем знает. Он может рассказать о войне этрусков с римлянами, о путешествиях капитана Джеймса Кука1, но сведения о философии он заимствует в справочниках и брошюрах, а знания о религии — из газетных статей. Вообще, метафизика кажется гордецу пустой схоластикой, но, как «культурный» человек, он не отказывается от метафизических споров, причем старается при этом держать себя весьма мягко и корректно.

 

Когда вопросы касаются религии, сдержанность гордеца несколько отступает, в глазах его могут мелькнуть огоньки раздражения, а на губах — саркастическая улыбка, но он стирает со своего лица это выражение, как школьник — резинкой рисунок на бумаге. Если гордеца спрашивают о какой-нибудь философско-богословской книге, вроде книг отца Павла Флоренского или Николая Лосского, считая, что он должен знать все выдающиеся произведения современности (это он и сам внушает своим друзьям), то он уклончиво отвечает: «Этот богослов не имел нужных знаний в области инженерной генетики». И что самое интересное, сам верит, что это точный и научный вывод из книги, которой он не читал. Впрочем, помимо слегка перелистанных им антирелигиозных брошюр, гордец почитывает любимую им мемуарную литературу, поэтому ему известны подробности о похождениях Александра Борджиа и «подвигах» инквизиции в Испании.

 

Такой человек может быть «по-своему» нравственным, может добросовестно исполнять работу, участвовать в общественных мероприятиях, может быть примерным семьянином (хотя измену жене не считает большим грехом) и заботливым отцом; даже в кругу близких себе людей он помнит, что он, прежде всего, джентльмен, поэтому не позволит себе оскорбить — прилюдно — супругу или наказать ребенка. В служебных делах он исключительно, как-то торжественно и демонстративно, честен, с начальством независим, к подчиненным снисходителен, но главное несчастье такого человека в том, что он не видит своей интеллектуальной и нравственной ограниченности, что ему органически претит мысль о собственных ошибках и грехах, а покаяние он увязывает с истеричностью и мазохизмом. Поэтому его порядочность есть проявление внешней этики. Внутренней жизни для него не существует. Меньше всего в мире гордец знает самого себя, то есть глубину своей души. В глубине души гордеца — занавес, который он не хочет и не может отдернуть. Убеждение в своей порядочности дает ему чувство самоуспокоенности. Он хоть и не осознает, но интуитивно понимает, что вера даст другую оценку его жизни, развеет его «богатства», как ветер рассеивает прах, что вера лишит его привычного для него интеллектуального и нравственного уюта. Поэтому гордец заранее принял все меры, чтобы защитить себя от Бога.

Такой человек хорошо знает мифологию Греции и Рима, но Библию, кроме разве что Книги Екклесиаста, не посчитал нужным даже прочитать, он верит, что Библия — это собрание «сказок». Однако гордец достаточно вежлив, чтобы сказать это верующему собеседнику, он выражается даже так: «Да, Библия — это выдающийся памятник литературы. Она оказала значительное влияние на развитие культуры, но у авторов Библии неправильная методология». Что гордец подразумевает под неправильной или правильной «методологией», неизвестно ему самому, но зато он сохраняет лицо. Не прочитав Библии, не коснувшись деталей, которые выдали бы его некомпетентность, гордец дает ответ, претендующий быть лаконичным итогом якобы произведенного гордецом исследования.

 

Опять парадокс! Почему для гордецов, для этих людей, обладающих значительной эрудицией и живущих если не в христианской, то в постхристианской стране, Библия и православное учение представляют собой какие-то белые пятна? Почему их мнение о Православии, сочиненное прямо на лету,— либо удивительное по невежеству и апломбу положение, либо же заученный в школе атеистический шаблон? Так почему? Ответ один: гордость не терпит соперников, Бог является врагом гордецов. Поэтому они старательно прячутся от того, что может им напомнить о Боге. Они просто боятся, что Бог есть! Впрочем, джентльмен должен быть снисходителен и веротерпим. Поэтому, пока его не трогают, он относится к религии индифферентно, даже считает, что вера приносит пользу простому народу, как сказки детям, но гордец не представляет, как он может встать перед кем-либо на колени. Для него это равносильно капитуляции, это как защитнику крепости выбросить белый флаг из окна.

 

Гордость ума — это змея, таящаяся в кустах роз; нектар цветов она превращает в яд.

Если мы захотим вкратце описать линию духовного пути такого человека, то должны будем отметить главное: его воспитатели не ставили перед гордецом самый главный вопрос,— вопрос о смысле человеческой жизни. Гордец глубоко не задумывался над таким феноменом, как смерть, над такой категорией, как вечность. Его ум с самого детства был парализован потоком информации. Его собственные способности, его любознательность и память стали ловушкой для него самого. Он привык к рафинированной пище, которую можно глотать не разжевывая. Его интеллектуальные успехи развили в нем чувство исключительности, а затем и соперничества и тщеславия. Гордец развивал свой ум, как борец развивает свои мышцы, но эти мышцы со временем «обросли» жиром. Тайное восхищение своими знаниями, своим умом постепенно переросло в страсть. Кстати, в гордеце воспитывали и эстетическое чувство, только не в христианском, а в языческом понимании этого слова, и это чувство превратилось в космофилию. Красота мира стала для гордеца исключительной и самодовлеющей. Он не задавался вопросами почему, откуда и зачем. Он твердо усвоил урок, что на «почему» нет ответа, что «почему» — это область иллюзий и мечтаний, которыми можно только забавляться. Гордеца учили уважать людей, быть добрым и сострадательным, но случилось так, что эти свойства неожиданно обратились против него: обильная информация сделала его ум простым «складом» знаний, она лишила его той проницательности и дерзновения, которые помогают изучить поставленный вопрос до конца. Рано развитый эстетизм, сопряженный с чувственной страстностью, подавил мистическую интуицию, а нравственность,— не как внутреннее состояние, а как урок поведения,— превратилась в этикет джентльмена, который делает добро для поддержания чести джентльмена, а людей уважает, чтобы не уронить в их глазах достоинства джентльмена. С другой стороны, уроки доброты, которые такой человек получил в детстве, уроки, не подкрепленные нужным смирением, привили ему и какую-то сентиментальность. А далее случилось так, что тщеславие, как момент красования перед восхищенной аудиторией, перешло в гордость, и человек стал «артистом для самого себя». Произошло самое страшное: человек потерял чувство реальности, позабыв о своей ограниченности, не понимая, что его жалкое счастье в оболочке «эго» — есть самое страшное несчастье, что чувство самодостаточности — есть самая большая потеря. Гордец религиозен «наизнанку», он обожествил свой ум, он в восторге от своей культуры, он удовлетворен своими знаниями, он не нуждается в Боге, он чуть ли не Пьер Симон Лаплас3, который, рассказывая Наполеону I о своей теории происхождения Солнечной системы, заметил, что он не нуждался в гипотезе о существовании Бога. Гордец нашел успокоение в отчаянном убеждении, что Бога нет, только это убеждение — не горячего, а холодного отчаяния, которое гордец, впрочем, называет трезвостью ума. Если бы Христос явился ему, как Великому инквизитору у Достоевского, то гордец тоже сказал бы: «Уходи отсюда поскорее»,— только сердце его не горело бы от поцелуя Христа, как сердце старого инквизитора4. Гордец просто посчитал бы Христа пустым мечтателем, Который к тому же недостаточно воспитан, и поспешил бы вымыть лоб после поцелуя Христа.

Интеллектуальная гордыня — это духовный микроб, который, как и всякий микроб, невозможно разглядеть. Мы наблюдаем только клинику болезни, ведущей к смерти. Душа человека, пораженная этим микробом, начинает как бы излучать холодный, люциферианский свет. Святые отцы сказали, что если соединить все пороки вместе и положить их на чашу весов, то гордость одна перетянет их. Гордый как бы говорит: «Бога нет, а если Он есть, то почему Он Бог, а не я сам?». Гордого невозможно исправить, его может спасти только чудо.

 

[Таня 425]

Спасибо за статью, батюшка Даниил!

[Гость 1 058]

Батюшка Даниил, спасибо!....статья заставила задуматься...и постыдиться.

[Ту-22М3 1 445]

Символ веры атеиста

 

Верую в то, что нет Бога-Творца и Промыслителя, а есть вечная и слепая Эволюция.

 

Что Вселенная сама по себе выпрыгнула ни из чего, и сама себя стала развивать, несмотря на увеличивающийся хаос.

 

Верую, что в результате случайно из хаоса возник космос, из смерти - жизнь, из безумия - разум.

 

Признаю теорию Большого Взрыва, сотворившего небо и землю, и все видимое и невидимое, и единую эволюционную гипотезу, от сингулярной точки через звездную пыль, и амеб, к Дарвину до Опарина. Ими же все было создано: они для нас, высших приматов, и, ради нашего просвещения, создали и развили гипотезу и обосновали ее в терминах физики и биологии.

 

И в эксперимент, от теории к практике восходящий, и эволюционную теорию подтверждающий, невзирая на факты.

 

Верую в единую, святую и гигантскую флуктуацию.

 

Исповедую гуманизм, либерализм, коммунизм.

 

Ожидаю превращения в гумус и тепловой смерти Вселенной.

 

 

..........................................................................................................

 

 

В школе преподаватель был атеистом. Однажды, он попросил детей:

 

- Поднимите руку, кто из вас атеист.

 

Конечно, все дети хотели быть похожими на своего преподавателя, и с восхищением подняли руки, только одна девочка не подняла руки.

 

- Маша, почему ты не подняла свою руку?!

 

- Потому, что я верующая!

 

- А почему ты верующая?

 

- Потому, что мои мать и отец верующие.

 

- А если бы твои мать и отец были бы идиотами, кем бы ты была?

 

- Атеисткой!