Верни мне моего ребёнка !
Она теперь плакала по любому поводу, весь запас носовых платков вышел, но плаксивость и тошнота беременных казались ей чересчур пошлыми, а пошлости Она терпеть не могла.
- Подумай, как это осложнит жизнь всем, - сказал Он ровным, уверенным тоном, который обычно ее успокаивал, но теперь ей послышался в нем оттенок беспомощности.
Но ведь только об этом Она и думала, только об этом и могла думать, и ее ранило, что Он представлял себе все иначе.
Обычно Она быстро заводилась, Он же всегда оставался рассудительным, сдержанным, но, не откликаясь на ее раздражение, всегда давал почувствовать, что понимает ее состояние, и Она всегда слушалась его. А все потому, что считала его "хорошим". Самым лучшим в мире.
Ей так хотелось, чтобы у него появилось желание иметь ребенка, желание такое сильное, чтобы Он попытался сохранить его.
? В Центре планирования семьи Она убедилась, что аборт вступил в эру поточного производства, увидела, что ничем не выделяется среди других молоденьких и хорошеньких ухоженных женщин, столь желанных для своих мужчин не далее чем пять недель назад (потолок для проведения мини-аборта), каждый из которых заплатил за свою женщину центру полторы тысячи рублей в надежде откупиться от хлопот. Каждую из пяти претенденток на аборт любящий мужчина поджидал в машине.
Уже в гинекологическом кресле Она все объясняла готовящейся провести операцию пожилой завотделением: "Меня загнали в угол". "Да, - привычно соглашалась врач, - в наше время не все могут позволить себе еще одного ребенка".
? Кроме клинической смерти, никаких помех не возникло. Когда к ней вернулось сознание, докторша заверила, что с ней все в порядке, а процедура проделана до самого страшного конца и результат подтвержден ультразвуком.
Она вернулась в тихую палату, полную радостных красок. Это были цвета солнечного спектра: желтый, красный, синий. Можно было подумать, что находишься в детской. Лишь пятеро недавно розовых, как сливки с молочком (из-за распускавшейся в них беременности), несостоявшихся мамочек лежали в своих кроватках посеревшие, словно волшебные живописцы отложили свои кисти.
Все до одной эти женщины были замужем и имели хотя бы одного ребенка. Впрочем, чересчур больно не было ни одной, и, отлежавшись, они тихонько одевались и ускользали, а предабортный кураж, советы и откровения казались теперь нереальными. Не из этой жизни.
- Не переживайте, что так выглядите, - сказала врач совершенно серым, словно вся кровь из них вытекла, молодым женщинам. Отдохните немного здесь и не перетруждайтесь дома, пропейте лекарства, - каждой она выдала список из шести препаратов. - Через недельку будут небольшие выделения - не пугайтесь, а еще через месяц придут обычные месячные.
А где-то пятерых детей (Она никогда не прикрывалась такими словами, как "зародыш" или "эмбрион") тем временем спустили в канализацию. Или, может быть, из них сделают очень нужные людям лекарства? В любом случае, у ее сына не осталось больше шанса увидеть солнце или сбегать в "Макдоналдс".
? Когда Она села к нему в машину, радиостанция "Европа плюс" исполнила специально для нее: "Ну а теперь садись и слушай - Он не хотел ей зла". Да, не хотел, но невозможно объяснить мужчине, что такое аборт. Ей подумалось, что самой подходящей аналогией была бы кастрация.
- У меня остановилось сердце, - сказала Она. - Я могла умереть.
Он побледнел. Сама мысль о причиненной ей боли, о каком-либо насилии в отношении нее была ему ненавистна, причиняла физическое страдание. Она знала: Он хочет, чтоб Она замолчала. Но продолжала неспешно и монотонно:
- Мне не хочется жить. Прежняя Я умерла. Умерла во мне радость. И ты убил все.
Теперь они сидели в дорогущем китайском ресторане на Тверской, и жирная и сейчас несъедобная еда на столике перед ними окупила бы и коляску, и все "приданое" для малыша. Он взял ее руку. И держал так, крепко сжимая в своей. Она понимала, что Он ищет у нее защиты и утешения, в то время как Она сама в этом нуждается.
В последующие дни Она не могла оставаться дома и все кружила по городу, переделав массу накопившихся дел. В ее отказе прилечь было что-то ненормальное, Она чувствовала это, передвигаясь в общем-то с трудом, но ежедневно была в ресторане, вином запивала пакет своих антибиотиков, валокордина, но-шпы и средств от возможной молочницы и даже танцевала (а матка прямо-таки горела, и пот ручьем струился по спине).
Он всегда был рядом, и Она часто ловила его полный жалости взгляд. От его взгляда нехотя скатывалась слеза и скорчивалось под джинсами тело. Проблема с тем, что в джинсы Она скоро не влезет, теперь отпала. Тупо ныла матка.
Она много разговаривала с людьми, ее лихорадило, и Она понимала, что говорит непонятно. Но ей было все равно.
Потому что Она ощутила, что осталась в этом мире одна, и как сейчас, так и через вечность ее будет окружать одиночество.
На девятый день Она пришла в церковь к исповеди. Хотелось, наконец, заплакать, наплакаться всласть. В длиннющей очереди кающихся старушек приходилось изо всех сил стискивать зубы, чтобы унять головокружение. "Да тебе, милая, 40 дней в храм заходить нельзя", - отвадил батюшка.
Перед этими 40 днями Она посадила себя на жестокий пост - на одну только воду, да вода никак не могла залить адово пламя, в котором корчилась и иссыхала душа. Тогда Она решилась второй раз зайти в прежнюю реку и вернуть не отлетевшую еще до сорока дней с земли душу своего младенца - забеременеть им снова. И Он, на все уже согласный, не противился ей. Но через 2 недели попытка закончилась ранним выкидышем.
В этой посеревшей женщине с запавшими глазами больше не проглядывала прежняя, каких-то два месяца назад напоминавшая цветущую яблоню, озорница. Вся жизнь, ненужно изжитая, пытала, унижала, жгла...
Автор: Галина ЕНЦОВА
ЖУРНАЛ: Семейная психология 19'2003
Источник и продолжение : Potrebitel.Ru - Верни мне моего ребенка
2 комментария
Рекомендованные комментарии
Join the conversation
You can post now and register later. If you have an account, sign in now to post with your account.
Note: Your post will require moderator approval before it will be visible.