Под колесо летит новенькая яркая разметка. «Ну, наконец-то, дорогу починили, – думаю я, - даже подъемные полосы построили. А то, как встанешь за «арбуз-трансом», так и будешь плестись до морковкиных заговений».

Мы снова едем в Медведевку. Два чувства борются в моем сердце – радость и тоска. Радость потому, что я люблю эти места – балки, пруды, сорокаградусную жару и выцветшие, сколько хватит глаз, степи. Тоска… Тоска из-за памяти о тебе. Память – это все, что у меня осталось.

Наворачиваются слезы. Но их никто не увидит под темными стеклами очков. Никому не нужно о них знать. Это моё. И память моя. Моя собственная…

…Помнишь, когда я была совсем малышкой, то пряталась от тебя в шкаф. Я не слушалась бабушку, а ты шутливо отругал меня – с тех пор я тебя боялась. Когда я тихонько выглядывала из своего убежища, ты подкрадывался и грозил пальцем. Я снова ныряла в темноту под ворох одежды, но знала – ты стоишь совсем близко и улыбаешься в усы…

Боже! Больше тридцати лет прошло, а я помню. Так забавно…

…Однажды, на семейный праздник ты пришел со своей новой женой. Мне было лет шесть. Мы сидели за столом, и эта незнакомая тетя все время что-то говорила. Все ее слушали. У нее было красное, очень красивое, бархатное платье и высокая прическа. Мне было очень тебя жалко – я почему-то знала, что тетя плохая. Я хотела подойти к тебе, забраться на колени и обнять, но стеснялась это злой тети… Вы прожили вместе совсем немного, и вся семья искренне радовалась вашему разводу. Ты и сам радовался…

…С отцом вы всегда спорили, доказывали друг другу свое мнение по любому маломальскому поводу. Мне казалось, что у вас такая игра - всегда спорить, но никогда не ругаться. Особенно жаркие дебаты рождала тема о машинах и рыбалке. Ты «поздний» водитель, и отец, получивший права в восемнадцать лет, долго не воспринимал тебя всерьез. Однако, помог тебе купить первую машину – сам проверял ее на ходу и страстно торговался с продавцом, сбивая цену. Потом мы поехали в папкин гараж, где вы весело «обмывали» покупку. И снова спорили.

Я, улучив момент, забралась за руль. «Заводи!» - весело крикнул ты. «Я не умею…» - «Ничего, научишься». И папке: «Хорошая девчонка. Крученая, как поросячий хвост, но хорошая».

…Когда умер отец, ты был в Медведевке. Я позвонила тебе, и ты сразу же выехал.

Глубокой ночью мы уже сидели на кухне, ты подливал мне коньяк. Вы с мужем уговаривали меня выпить хоть немного, но я отказывалась. Я почти все время плакала. Слезы текли не переставая. Я удивлялась – откуда в моих глазах столько воды? Слез хватило на девять дней… И еще немножко осталось.

На похоронах я стояла как столб. Муж придерживал меня и направлял, когда нужно было сделать шаг в сторону. Я только помню, что чувствовала все время твое присутствие – если мне вдруг приспичит упасть в обморок, не выдержав напряжения, и супруг, и ты – вы поймаете меня, не дадите упасть.

Ты превратил поминки в веселый вечер воспоминаний – не замолкал ни на минуту, рассказывая бесконечные истории про папку – все смеялись. Это было так необычно, но всем нравилось. Твое феерическое чувство юмора – доброго и удивительно уместного, - спасло меня от сумасшествия. Я даже немного поела после трехдневной голодовки.

На девять дней мы сидели на кухне, и я говорила, говорила, говорила – меня как прорвало. Столько нужно было сказать! Ты молча слушал. Ни разу не перебил, не вставил слова. Весь дом давно спал, а ты все слушал мою нескончаемую исповедь, внимательно глядя на меня своими светлыми глазами. Мы выпили три бутылки коньяка и ты заботливо уложил меня, в дрызг пьяную, на диванчике в гостиной. А утром просил мужа не будить меня и не ругать. Да он и не собирался – все понял…

…Накануне суда я позвонила тебе. Выслушав суть, ты велел мне не горячиться и дождаться следующего дня. «Если приговор будет не в нашу пользу, немедленно позвони мне! Слышишь? Прямо из зала суда! Что-нибудь придумаем. Поняла?» - «Поняла». Сам ты приехать не мог – незадолго до того сломал на охоте руку, и проехать с одной левой тысячу километров было сложно. Поезда ты терпеть не мог.

Я очень боялась, что мужа могут отправить далеко на север, он же специалист высокой квалификации.

На следующий день мы снова говорили по телефону. «Два.» - «Через год выйдет. Я что-нибудь придумаю». Я не сомневалась – ты же всю жизнь отработал в ФСИН и знал все ходы-выходы. Так и вышло…

Хорошая дорога заканчивается, и машину начинает подкидывать на новых заплатках и старых колдобинах. Закатное солнце отражается в зеркале заднего вида розовым бликом. Реденькая лесополоса не защищает от тугого степного ветра – он резко свистит в стыках дверей. Поля… Поля… Летом тут будут расти нарядные золотые подсолнухи – настоящее желтое море. В детстве мы с сестренкой фотографировали друг дружку в этих подсолнухах, а вы с папой курили около машины, посмеиваясь над нами.

…И что бы я без тебя делала! И не упомнить, сколько раз ты спасал меня, выручал, поддерживал. Ты как добрый ангел-хранитель, постоянно был рядом, не смотря на сотни разделяющих километров. Тебя всегда можно было позвонить и сказать: «Привет. Что делаешь?» - «На рыбалку собираюсь». - «Без нас не уезжай. Завтра приедем». – «Жду». Так просто и естественно.

В дороге ты несколько раз обязательно звонил нам, безошибочно определяя, где мы находимся – легко прикидывал время на скорость. Любой Джи-пи-эс-навигатор позавидует.

Мы знали, что ты встретишь нас котлетами из лосятины, копчеными щуками и порционными судачками, которых сам вкуснецки готовил в скороварке – заранее начинали облизываться. И будут длинные вечера в беседке с чифирем и коньяком, и смешными байками – хоть отправляй тебя ведущим на канал «Охота и рыбалка»!..

Здорово было.

…Год назад я приехала к тебе на Пасху. Был хороший рейс в твой район, и я заехала мимоходом. Мы сидели на лавочке, и ты рассказывал, как ремонтировал свой старенький «патрол» и один поднял движок в сборе. Потом плохо себя чувствовал, но теперь уже все прошло. Я ругала тебя: «Ты с ума сошел! Он ужас, сколько весит. Вот помрешь, что я делать буду?!» Ты как-то серьезно посмотрел на меня: «Как что – хоронить. Не боись, я помирать домой приеду». Потом хитро улыбнулся и добавил: «А я пока домой не собираюсь!»…

Так случилось, что этой зимой ты приехал в свой родной город.

…Отъезд из Медведевки неожиданно отодвинулся на пару дней и мы поехали на Дон. Удивительно, за столько лет ты ни разу не возил нас туда – все время что-то не складывалось. Узнав о задержке, ты резко ударил ладонью по столу: «Значит, поедем на Дон!»

Отмотав добрые полторы сотни километров и перепачкав машину в вязкой степной грязи, мы вышли на высокий берег. «Вот он, батька-Дон!» - сказал ты, глубоко вдохнув холодный предзимний воздух.

Судак хорошо шел на спиннинг.

Наловившись, мы проголодались. Ты разложил на капоте колбасу и пирожки, достал термос с чаем. Сам почти не ел, все любовался, как мы с мужем уписываем харчи. Ты всегда любил нас кормить, говорил, что мы очень вкусно едим – загляденье просто.

Уезжая, ты еще раз оглядел реку, будто пытаясь запомнить каждый блик, глубоко вздохнул и сел в машину…

… Закрыв калитку, ты долго курил у забора, вглядываясь в вечерние сумерки. Я стояла рядом, ежась на холодном ветру – не решалась ни уйти в машину, ни отвлечь тебя. Твоя тоска накрыла меня с головой, лишив возможности двинуться с места. «Неужели я этого больше никогда не увижу», - тихо сказал ты. Я вздрогнула. «Дядь, ты что! Всего какие-то пара-тройка месяцев. Чего тут станется?» - «Ну да… Чего это я? - ты встряхнул головой, будто отгоняя тяжелый сон, - Деньжат подкоплю… Навес переделывать надо…»

Сев за руль, ты долго молчал и курил одну за другой, глядя в темноту…

Мы уже почти подъезжаем. Муж, устав, недавно пересадил меня за баранку и теперь дремлет на правом сиденье. В салоне, прижав к себе кота, спит тетя Мила. Темно. Давно за полночь. Самый сон.

Мы первый раз едем сюда без тебя. Опять предательские слезы лезут наружу. Хорошо, что их никто не увидит – все спят. А ведь мне нельзя плакать! Я как ты, должна быть сильной, поддерживать тех, кто слабее, стать ангелом-хранителем. За тебя.

Вдруг в луче фар я увидела темный джип с серебристой запаской на «хлопушке». Глянула на спидометр – сотня. В эту секунду мелькнула мысль: «Ну дядька, ну гонщик!» В следующий миг я опять смотрела вперед, но джипа не было.

За несколько дней до отъезда мне снилось, будто мы с мужем с Медведевке строим навес, но у нас нет лопаты. Я поднимаю голову и вижу, что к нам идешь ты. И лопата в руках. «Дядька, - говорю, - ты же умер!» «Ну и что, - спокойно отвечаешь ты, - я пришел вам помочь. Вы без меня не справитесь».

В Медведевке я вместо своей модной кожанки надела старенькую дядькину куртку. Два дня под подкладкой что-то мешалось.

Однажды, загрустив, я ушла в сад. Закурила, глотая слезы. Стоя под нераспустившимися яблонями, я плакала: «Как ты мог меня бросить! Даже во сне не приходишь. А я скучаю!!!»

Подул холодный степной ветер, я запахнула куртку и сунула руки в карманы. В правом была огромная дыра. Вдруг, под подкладкой, моя рука ткнулась во что-то острое. Я вытащила руку – на ладони лежал складной нож. Я задрала голову к небу: «Спасибо тебе! Я буду его беречь. Я всегда знала, что ты меня не бросишь. Теперь мне никакие враги не страшны».

Все русские немножко язычники.

На кладбище муж как всегда прикурил сигарету и положил ее на песчаный холмик: «Давай закурим вкусненькую» - это дядькино выражение. В четыре пары глаз мы смотрим на тлеющую сигарету. Вдруг она гаснет. «Надо же, - удивляется муж, - на морозе и на дожде не гасла, а тут…» «В раю не курят» - беру окурок и сминаю его в пальцах…

… «Знаешь, а я в Бога верю, - сказал ты однажды. – Там точно что-то есть». «Не знаю» - пожала плечами я. «Ты будешь в раю» - твердая уверенность в твоем голосе поразила меня. «Откуда ты знаешь» - «Я знаю! Ты крученная, как поросячий хвост, но очень хорошая»…

И откуда ты знал?..

Наверное, где-нибудь есть небесная Медведевка. Там в реках плещутся огромные осетры, а в лесах бродят добрые мишки. И волки, завидев человека, машут хвостами, как собаки. Там всегда тепло, но не жарко. Там дедушка ловит уклейку, а папа гоняет на своем зеленом «Мерседесе» по шикарным автобанам. Там у каждого есть то, что он больше всего любит. Там только нет нас. Пока нет.

Это здесь, у нас, пройдет много лет, прежде чем мы, проснувшись, увидим вдалеке родные лица. А там – всего секунда. Там ведь вечность! И мы снова будем вместе, только теперь уже навсегда. Ведь «никогда» не вечно! Оно закончится. Обязательно закончится. И снова будет все, как раньше. Ведь никто и ничто не исчезает, кроме, пожалуй, вкуснецких порционных судачков.