Таблица лидеров

За советом надо обращаться к одному кому-нибудь. То, что я сейчас говорю, чрезвычайно важно, и блаженны те, кто это знает. Бывает так, что придет кто-нибудь в Оптину, например, посоветуется с одним, потом с другим, иногда у трех-четырех побывает. Каждый советует по-своему, и у вопрошающего получается смущение: он не знает, как поступить, чьему совету последовать. А нужно было спросить у того, к кому он первому пришел, и что тот посоветует, принять во внимание, считая это за волю Божию. Враг ненавидит, когда один относится к другому с искренними чувствами и любовию о Христе. Он всегда старается посеять вражду и разъединение, как ненавистник добра. Вот и я говорю вам, что враг не оставит наших добрых отношений, искренних и прямых, как отца к сыну. Ведь он нередко разъединял святых. Но я говорю, если между нами будет сохраняться откровенность, простота и искренность, то ничего не сможет он сделать, ибо нашей друг ко другу откровенностию будет разрушаться всякая его злоба. Веруйте, что на пользу говорю вам то, что исполняете за послушание. По вере вашей я и говорю то, что для вас потребно. Вот, приходят ко мне с верой, и я сам удивляюсь, откуда что берется, вспоминаю прочитанное и слышанное и говорю на пользу по вере вопрошающих. А бывает так, что приходят просто из любопытства или вообще, когда не имеют цели – для пользы душевной, и тогда я положительно ничего не могу сказать, говорю: «Молись!» и больше ничего. Из бесед прп. Варсонофия Оптинского

http://dl.dropbox.com/u/14810178/11.mp3 Когда звучит это песнопение, у меня сразу же всплывает в памяти один из моих первых приездов в Оптину.. Полуношница. Полумрак в Введенском соборе и только лампадочки мерцают разными цветами. Тогда я запомнила только напев, слова практически не отложились в памяти. Еще запомнила монахиню, которая стояла около меня. Она стояла неподвижно и казалось не чувствовала ничего, что происходит вокруг. Паломники ходили по храму, иногда задевали ее, а она была вне этой суеты, которая порой возникает в храме, когда народу особенно много... Пожалуй ни одно песнопение больше не западало мне так в душу... Разве только "Объятия Отча". Я услышала его впервые несколькими годами позднее тоже в Оптиной, когда милостью Божией попала случайно на монашеский постриг. Тот же Введенский собор, тот же полумрак, тот же тихий свет лампад.. И опять же запоминается мне только напев и несколько слов.. Чувство необъяснимости, таинственности происходящего, счастья за новопостриженных монахов и сожаления от того, что понимаешь, что ты еще пока к этому не готов... Но несмотря на это какой-то крик души: "Господи, сподоби и меня..." "Монашество... есть блаженство, какое только возможно для человека на земле, выше этого блаженства нет ничего". (преп. Варсонофий Оптинский)

Подобно тому, как древле Господь призывал Своих учеников, так и ныне не перестает звать к Себе каждого из нас. Но души наши ожесточились и прилепились к земле, и мы не слышим гласа Господня, остаемся и пребываем в нераскаянном своем состоянии. Каждый человек есть дом Божий, он предназначен на то, чтобы в нем обитал Святой Дух, чтобы в нем непрестанно возносились славословия Богу. А Бог может быть только в чистом сердце, место надо приготовить для Него. Как это сделать? – Очищать себя от страстей и молиться. Тогда сердце наше будет храмом – домом Божиим, мы будем видеть тогда попечение Божие о нас и будем непрестанно славословить Его. Если мы всегда будем с Господом, то и мы будем иметь силу и мощь свидетельствовать о Нем, и мы будем иметь мужество, твердость и крепость исповедовать Его, и исповедовать не только языком, но и самою жизнью своею. Когда человек во всем живет непорочно, когда единственное желание его – соединение с Господом в молитве и вообще в духовной жизни. Если мы будем со Христом и во Христе, то никакая скорбь нас не смутит, а радость наполнит наше сердце так, что мы и при скорбях, и во время искушений будем радоваться. Из поучений прп. Никона Оптинского

Война, одно только это слово заставляет напрячься. Жить на войне необозримо во сколько крат тяжелее. Однажды произошел такой случай, как рассказывают: В то время, когда в Славонии бушевала война, в местечко между Борово Село и Дале прибыл, озабоченный, патриарх Павел. Не успел он приехать, как к нему подбегает вооружённый до зубов человек, с перекрещивающимися на груди ремнями от патронташей, падает на колени и кричит: - Ваше Святейшество, благословите меня. Я собираюсь совершить злое дело. Патриарх пришёл в ужас. Когда он обрёл дар речи, он мягко взял человека за плечи и, глядя ему в глаза, проговорил: - Сынок, не проси сербского Патриарха дать благословение на зло, которое ты собираешься сотворить… - Я должен, Ваше Святейшество! Вот, смотрите, – сказал он и достал из кармана военной рубашки фотографию. – Это изуродованные тела моих детей… - Ужас, ужас! – воскликнул Патриарх, увидев страшную картину. – Одно зло порождает другое. Станешь ли ты, отомстив, меньшим преступником, чем тот, кто убил твоих детей?! Вот что я скажу тебе: когда кончится эта проклятая война и станут известны все злодеяния и все преступники, счастлив будет только тот, кто сможет сказать: «Я не совершил ни одного преступления». А дальше – решай сам…

Надобно, познавши суету мира, воистину бесполезную, уклоняться от нее и искать в себе средств к исполнению воли Божией. Но пока мы служим миру, мы не видим тьмы страстей, помрачающей наш смысл, и, находясь в таком усыплении, не заботимся о том, что, угождая миру, являемся преступниками заповедей Божиих; и еще от некоторых малых исправлений мним быть себя истинными христианами; а сим прельщаемся ложно, не занимаясь учением Спасителя нашего, Господа Иисуса Христа... Прелесть мира сего и рассеянная жизнь есть пространный путь, вводящий в пагубу, а удаление от оных и сопряженные с сим скорби, поношения и гонения суть тесный путь, вводящий в жизнь вечную (Мф. 7, 14). Господь наш Иисус Христос пречистыми устами Своими в учении Своем изрек: аще мир вас ненавидит, ведите, яко Мене прежде вас возненавиде. Аще от мира бысте были, мир убо свое любил бы: якоже избрах вы от мира, сего ради ненавидит вас мир (Ин. 15, 18—19); а святые Апостолы учат христиан — св. Иоанн: не любите мира, ни яже в мире; аще кто любит мир, несть любве Отчи в нем. Яко вся еже в мире: похоть плотская, и похоть очес, и гордость житейская; несть от Отца, но от мира сего есть (1 Ин. 2, 15—16). Св. апостол Иаков: не весте ли, яко любы мира сего вражда Богу есть: иже бо восхощет друг быти миру — враг Божий бывает (Иак. 4, 4); и св. Павел научает, что мудрование плотское вражда на Бога есть; закону бо Божию не покоряется, ниже бо может (Рим. 8, 7). Должно же знать, что учение сие не только к монахам относится, но и ко всем православным христианам, в мире живущим. Мир, столько для нас вредный, борется в отношении к страстям и к обычаям, принятым в мире за правило, но не богоугодным. Те, кои следуют оным, вредят себе, хотя и думают быть премудрыми; но премудрость мира сего буйство у Бога есть (1 Кор. 3, 19). Те, кои пользуются Его учением и исполняют оное, получают спасение. Но и тех, кои, хотя предаются миру, т. е. страстям и обычаям его, ежели они имеют доброе сердце, силен Бог исторгнуть из челюсти его судьбами Своими и привести в чувство. Из писем прп. Макария Оптинского

Сейчас я пришел от всенощной и заканчиваю это письмо… Господи, какое счастье! Какие чудные глаголы вещаются нам в храме! Мир и тишина. Дух святыни явственно чувствуется в храме. Кончается служба Божия, все идут в дома свои. Выхожу из храма и я. Ночь чудная! Легкий морозец. Луна серебряным светом обливает наш тихий уголок. Иду на могилки почивших старцев, поклоняюсь им, прошу их молитвенной помощи, а им прошу у Господа вечного блаженства на небе. Могилки эти много вещают нашему уму и сердцу – от этих холодных надгробий веет теплом. Пред мысленными взорами встают образы почивших исполинов духа. Эти дни я неоднократно вспоминал батюшку Варсонофия. Мне вспоминались его слова, его наставление, данное мне однажды, а может быть, и не однажды. Он говорил мне: «Апостол завещает: «Испытывайте себя – в вере ли вы?» – и продолжал: «Течение скончах, веру соблюдох, а теперь мне уже готовится венец». Да, великое дело – сохранить веру. Поэтому я и вам говорю, испытывайте себя, в вере ли вы? Если сохраните веру – можно иметь благонадежие о своей участи». Когда все это говорил мне почивший старец, а говорил он хорошо, с воодушевлением, насколько помнится, вечером, при тихом свете лампы в его дорогой, уютной старческой келлии, я почувствовал, что он говорит что-то дивное, высокое, духовное. Ум и сердце с жадностью схватывали его слова… Я и прежде слышал это апостольское изречение, но не производило оно на меня такого действия, такого впечатления. Мне казалось, что особенного – сохранить веру? Я верую, и верую по-православному. Никаких сомнений у меня нет. Но тут я почувствовал – не скажу, что понял, а именно почувствовал , что в изречении этом заключается что-то великое, – несмотря на все искушения, на все переживания житейские, на все соблазны, сохранить в сердце своем огнь святой веры неугасимым, и неугасимым даже до смерти, ибо сказано: «течение скончах». …Ведь надо знать и то, что веру соблюсти может тот, кто горячо и искренно верит, кому Бог дороже всего. А это, последнее, может быть только у того, кто хранит себя от всякого греха, кто хранит свою нравственность. О Господи! Сохрани меня в вере благодатию Твоею!.. Оптина Пустынь, 15/28 ноября 1922 года (из письма прп. Никона Оптинского матери)

Когда я был уже офицером, то в моде были сочинения Шпильгагена. Однажды уговорили меня прочесть «От тьмы к свету». Начал я читать и разочаровался. Все там только тьма, герои и героини тоже исполнены мрака; когда же явится свет-то, думал я, но читал, читал, так до света и не дочитал, все только одна тьма. Оставил я эту книгу недочитанной. Вхожу я однажды в комнату денщика, дать ему некоторые распоряжения: вижу, он спит, а на столе рядом с ним пятачковая книжечка о Филарете Милостивом. Заинтересовался я ею, разбудил денщика, чтобы он открыл двери, если кто придет, а сам взял книжечку и вышел в сад. С первых же страничек я не мог удержаться от слез и с большою охотою прочитал (я вообще читал скоро) всю повесть. Отдал книжечку денщику. Он улыбается: – Понравилась ли вам моя книжечка? – Очень понравилась, – отвечаю, – читал с удовольствием. – А я, барин, вашу книгу пробовал читать, как ее… Шпиль… Шпиль… не могу выговорить… – Шпильгагена? Ну, что, понравилась? – Где уж нравиться, прочел одну страничку, ничего не понял, прочел другую – тоже, ну и бросил. – Да и мне она не по вкусу, твоя лучше. – Так зачем же вы читаете? – Начал читать с чужого голоса, а теперь бросил. – Да, – заключил глубокомысленно мой денщик, – там одна пустота. И он был прав. Я читал много и светских книг, и большею частию в них, действительно, одна пустота. Правда, блеснет иногда что-то, как будто отдаленная зарница, и скроется, да и опять мрак. Нынешняя же литература Андреевых и Арцыбашевых совсем уж ничего полезного и утешительного не дает ни уму, ни сердцу. Страшно становится за молодое поколение, которое воспитывается на подобных литературных отбросах. И поэзия, и художество сильно влияют на душу человека и облагораживают ее. Например, талантливо исполненная картина, особенно если имеет сюжетом что-либо высокое, случается даже, что перерождает душу – конечно, по благодати Божией. Из бесед прп. Варсонофия Оптинского

Враг рода человеческого борет человека всевозможными способами и средствами, он воздвигает мысленную брань, то есть борьбу в мыслях человека с целью ввергнуть человека в грех и делом. Тяжела эта борьба. Доводит она иногда человека до уныния и расслабления, даже до согласия на грех. И вот это согласие на грех уже погрешительно перед Богом. И в нем нужно каяться. Но, если удержался человек, не впал в грех самым делом, то значит, не запнулись стопы его, не споткнулся он. Но лишь человек выпустит веления закона Божия из памяти своей и из чувства сердца своего, грех прельщает его, и он падает, сбивается с дороги, греша уже не мысленно только, но и делом. Если в мысленной нашей борьбе со грехом мы все более и более будем ненавидеть грех и любить добродетель, постепенно любовь к Богу и добродетели при искреннем покаянии во грехах будет возрастать, сердце все более и более будет стремиться к Богу, духовная красота закона Божия все более и более будет пленять сердце человека и, наконец, может перейти человек в то чудное и вожделенное состояние, находясь в коем сможет он восклицать так, как восклицал Апостол: "Кто нас отлучит от любви Божией?" (а любовь к Богу, прежде всего, выражается в соблюдении заповедей Божиих),— ни скорбь, ни гонение, ни теснота, ни высота, ни глубина, ни что иное... (Рим. 8, 35–39). Вот к чему, в конце концов, приводит искреннее покаяние. Из бесед прп. Никона Оптинского