Перейти к публикации

Olqa

Пользователи
 Просмотреть профиль  Активность

  • Публикации

    7 614

  • Зарегистрирован

  • Посещение

  • Дней в лидерах

    370

Записи блога, опубликованные пользователем Olqa

  1. Olqa
    Свт. Лука Крымский
     
    Ибо печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению, а печаль мирская производит смерть
    Печаль бо яже по Бозе покаяние нераскаянно во спасение соделовает, а мира печаль смерть соделовает (2 Кор. 7:10).
     
    http://bible.optina.ru/new:2kor:07:10#svt_luka_krymskij
     
    Это глубокие-глубокие слова святого апостола Павла из его Второго послания к Коринфянам. Нужно вникнуть в эти слова: что такое печаль яже по Бозе и что такое печаль мирская?
    Печаль ради Бога — это то настроение, с которым жили все святые, это прежде всего тяжкая-тяжкая скорбь о своих собственных грехах. Это также непрерывная скорбь о том, что мы видим в мире: что люди нечестивые, не верующие во Христа, живут так, как научает их жить сатана; они и знать не хотят пути Христова. Печаль по Бозе — печаль о той неправде, о воровстве, убийстве, разврате, лжи — страшной лжи, всё пропитывающей лжи, среди которой жили и живут люди всех исков. Печаль по Бозе — печаль об участи наших детей, нашей молодежи, которая не знает ничего о Боге, которая живет без Бога.
    Вот эта печаль, печаль о том, что и мы сами часто сходим с пути Божия, печаль, что весь мир идет по пути, далекому от Христа, — покаяние нераскаянно во спасение соделовает. Она рождает постоянное, неизменное покаяние, рождает чувство виновности перед Богом, виновности нашей собственной и виновности тех несчастных нечестивых людей, которые нас окружают. Эта печаль, эта скорбь, эти слезы о нас самих, о близких наших приводят нас к покаянию.
    И живем мы в этом святом и спасительном чувстве покаяния, живем среди молитвы о нас самих, о собственном недостоинстве, о ближних наших и о далеких, о всех несчастных, не ведающих Христа. Покаяние нераскаянно во спасение соделовает. Созидается наш дух могуществом молитвы покаянной, молитвы слезной, молитвы о всех.
    А мира печаль смерть соделовает. Что такое печаль мирская? Это печаль тех, кто целью жизни ставит только утехи мира сего, только свое благосостояние в этой земной жизни, которые знать не хотят о пути спасения, ничего не ведают о духовной жизни, которые не молятся, ни во что не верят, а верят только в золотого тельца, в богатство, которое дает им блаженство и благополучие в этой жизни.
    И таких людей часто-часто постигает печаль. Их предположения, направленные к тому, чтобы обеспечить свое земное благосостояние, рушатся, как карточные домики. Бывает и хуже; бывает и так, что в поисках благосостояния эти несчастные вступают на путь преступлений и их постигает полная катастрофа. Обнаруживаются их неправда и преступление, обнаруживается, что для своей утробы попирали они благосостояние своих ближних, попирали интересы государства, — и их постигает страшная кара: они попадают в тюрьму, в ссылки, в изгнание.
    Но и это еще полбеды. Еще не страшно попасть в тюрьму, в изгнание. Страшно, что ждет их смерть вечная, погибель вечная. Нет, поэтому и сказано, что печаль мирская, печаль о благах мира, смерть соделовает. Бойтесь же этого слова, бойтесь идти по этому пути печали мирской, которая смерть соделовает. Живите среди печали по Бозе, среди святых слез о своем собственном недостоинстве, и о погибших несчастных людях, среди которых живете, — и получите спасение вечное. Аминь.
    Спешите идти за Христом. Печаль яже по Бозе и печаль мирская.
  2. Olqa
    http://www.bogoslov.ru/text/1943754.html
     
    Учебники поэтического Богословия
     
    Медведева Людмила Павловна
    В качестве дополнения к дискуссии вокруг употребления церковнославянского языка портал "Богослов,ру" публикует статью сотрудника Издательства Московской Патриархии Медведевой Людмилы Павловны.
    В рамках дискуссии о языке богослужения на первый план явно выступает проблема понимания богослужебных текстов. Но что именно человек должен понять из православной гимнографии? Какую информацию сообщают своим пользователям богослужебные книги?
    Вряд ли кто-нибудь не согласится с тем, что книги эти содержат в себе «богатство православного богословия»[1] – свидетельства об Истине в слове.
    Общеизвестна интеллигентская загадка: почему так долго молчала русская богословская мысль, почему она была так неразвита до XIX века? Почему только в последние три столетия у нас стали появляться богословские трактаты и лишь в новейшее время развилась религиозная философия?[2]
    Предлагаемый ответ на эту загадку следующий: потому что у нас было богословие в стихах, или поэтическое богословие.
    Этот термин мы предлагаем по аналогии с выражением Е. Н. Трубецкого «богословие в красках»[3], который с начала XX века обычно применяется в рассуждениях о православной (уже – древнерусской) иконописи. Аналогичный термин – «богословие в музыке» или «музыкальное богословие» должен бы иметь место у музыковедов, занимающихся историей православной (древнерусской) музыки, хотя такая формулировка нам до сих пор не встречалась[4].
    Православие имеет развитое богослужение, собирающее воедино три плана: (1) зрительный план – архитектуру, изображения (мозаики, росписи, иконы) и орнамент, а также определенные сменяемые облачения и литургические движения священнослужителей, (2) звуковой план – музыка в форме человеческого пения, то есть игры на самом совершенном музыкальном инструменте, и (3) поэтический план, где главное – словесный образ.
    Богослужение – одна из основных форм проповеди в Православии, и то, что в современной культуре называется мультимедийностью, издревле существовало в православной практике.
    Феномен церковного изобразительного искусства – не только иконописи, но и архитектуры с мозаикой и фресками, и рукописных миниатюр – был осознан на рубеже XIX–XX вв. Мир, заново открывший в «черных досках» «целый океан красоты, целую культуру, цивилизацию»[5], замер в восхищении, словно говоря сам себе: «Прииди и виждь» (Ин. 1, 46).
    Феномен церковной музыки, реализующейся в православной традиции прежде всего в пении, был осознан немного позднее, во 2-й пол. XX в., когда были внимательно прочитаны соответствующие работы музыковедов, но главное – появилось множество исполнительских коллективов, с захватывающим профессионализмом внушающих: «Имеяй уши слышати, да слышит» (Мф. 11, 15).
    Осознание феномена церковной гимнографии происходит у нас на глазах, это конец XX – начало XXI вв., или скорее 1-я пол. XXI в.
    Два первых плана – (1) и (2) – наиболее легки для восприятия, они доступны основной массе людей, начиная с детей. В истории русской культуры они оказали решающее воздействие на святого князя Владимира, крестителя Руси, повлияв на выбор веры целым народом: послы князя, вернувшись из Византии, по свидетельству «Повести временных лет», сказали о православном богослужении, которое они наблюдали в Константинополе в храме Софии, Премудрости Божией: «Не знаем, на небе мы были или на земле, ибо на земле нельзя видеть такой красоты»[6]. Эти два плана – зрительный и музыкальный – и в современной культуре являются наиболее мощными средствами воздействия на массовое сознание, недаром в коммерческом плане так интересны кино, телевидение, зрительная реклама, а также музыкальные хиты, шлягеры и т. п.
    Поэтический план (3) оказывается в этом мультимедийном комплексе наиболее сложным: для восприятия в полном объеме он требует наибольших интеллектуальных усилий. Однако именно гимнографические тексты играют в богослужении важнейшую роль, сочетая в себе логическую и художественную составляющие.
    Эти тексты несли основную богословскую нагрузку до того времени, когда русская словесная культура, отделившись от православного культа, разделилась на два рукава, дав миру русскую литературу XVIII, XIX (в наибольшей степени) и XX веков – и русское богословие того же исторического периода. Но как раз благодаря своей интеллектуальной насыщенности и образной сложности гимнография в XXI веке может оказать особое влияние на русскую интеллигенцию, воспитанную на Пушкине, Достоевском и поэзии «серебряного века». Именно православная гимнография может доставить ей интеллектуальный и поэтических восторг, если она осознает, что так же как наша иконопись и церковное пение – ценнейшая составляющая мировой живописи и музыки, так наша гимнография – ценнейшая составляющая мировой поэзии.
    В богослужении соединяются зрительный ряд и звучание, логическое и художественное представление информации; становится предельно ясно, что в Церкви есть смысл, которому нельзя причаститься, не подготовив и не отдав себя сознательно восприятию этого смысла. Человечество, не без помощи Православной Церкви, осознает ценность непрерывности истории, синтеза искусств, новейших технологий и форм представления информации. Вступив в информационное общество, мы вновь повторяем: «Око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его» (1 Кор. 2, 9).
    Теперь присмотримся повнимательнее к тому, как человек постигает православное богословие по богослужебным книгам.
    Совокупность богослужебных книг можно представить как систему учебников, предназначенных для разных этапов обучения – от детского сада до высшей школы.
    На эту тему есть несколько работ[7], сделан ряд наблюдений над старообрядческой практикой[8], однако до сих пор нам не встретилось в литературе последовательно изложенной системы, которую мы предлагаем ниже.
    Детский сад
    Серафимово правило, которое человек может выучить, даже если не умеет читать и писать, названо так по имени преподобного Серафима Саровского (1754–1833), который рекомендовал его тем, кто обращался к нему за советом.
    Серафимово правило состоит в следующем: трижды читается молитва «Отче наш», трижды – молитва «Богородице Дево, радуйся», один раз – Символ веры («Верую»). До обеда по возможности следует повторять молитву Иисусову: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго» (или просто: «Господи, помилуй»); после обеда следует призывать Божию Матерь: «Пресвятая Богородице, спаси нас».
    Две молитвы, которые лежат в основе этого правила, близки и понятны даже ребенку, поскольку в них воспроизводится отношение ребенок–родители (Господь предстает прежде всего как Отец, Богородица – как Мать), однако обычная человеческая слабость или ущербность родителей перекрывается божественной природой Тех, к Кому обращена молитва. В человеке закладывается сознание того, что он не только не одинок в этом мире, но и защищен.
    Эти две молитвы закладывают в человеке модели мужского и женского поведения: с утра человек выходит «на делание свое до вечера»[9], воплощая «мужское», деятельное и личностное начало — отчего и обращается ко Господу; во второй половине дня человек стремится под кров родного дома, мысли его склоняются к покою и обобщению — теперь уместнее актуализировать начало «женское», вспомнить Божию Матерь.
    Обе молитвы имеют иконографические параллели. Спаситель на большинстве икон предстает в виде Мужчины, или Отца, в расцветет лет, со спокойным лицом, иногда (но не всегда) с серьезно смотрящими на зрителя глазами: этот образ сообщает человеку уверенность. Богородица на большинстве икон предстает в виде Женщины, или Матери, с Младенцем на руках, и этот образ также сообщает спокойную уверенность человеку, который может чувствовать себя в мире неуютно. Другие иконографические типы Спасителя и Богородицы значительно более редки[10].
    Надо подчеркнуть еще один очень важный аспект. Молитва «Отче наш» – не простое человеческое творение: авторство первой и основной молитвы, которую сознательно должен выучить ребенок, принадлежит Господу Иисусу Христу, о чем свидетельствуют евангелисты Матфей и Лука (Мф. 6, 9–13, Лк.11, 2–4).
    Серафимово правило предписывает читать «Отче наш» и «Богородицу» трижды, поскольку для всякого обучения актуален принцип: «Повторение — мать учения».
    В то же время свое Credo («Верую», Символ веры) надо уметь изложить последовательно и внятно; но с этим может справиться даже малый ребенок, потому что молитву эту, содержащую основные положения православной веры, принято петь хором в храме на каждой Литургии.
    Начальная школа
    В начальной школе человек учится читать и писать.
    Первая учебная книга – Азбука (сейчас это книга иногда называется «Букварь»), с помощью которой ребенок осваивает «азы»: учится различать буквы, складывать их в слоги, а затем читать слова, простейшие словосочетания и предложения.
    До начала XX века после освоения Азбуки в качестве учебников ребенку предлагались богослужебные книги – Часослов и Псалтирь, и вот почему.
    Часослов — это книга, которая содержит тексты дневного круга, ежедневно воспроизводимые в храме[11]. Познакомившись с текстами Часослова, человек на любой службе в храме не будет чувствовать себя новичком: даже если сознание рассеивается (а это знакомо любому молящемуся), время от времени в нем будут вспыхивать своеобразные маяки. Эти текстовые маяки, во-первых, сигнализируют о том, на каком этапе службы молящийся сейчас пребывает; во-вторых, несут в себе давно знакомый смысл; в-третьих, в меняющейся богослужебной ситуации, в разном текстовом соседстве, ежедневные молитвы приобретают новые смысловые связи, конденсируя разнообразные семантические облака. Для того, чтобы помочь учащемуся понять наиболее трудные места, в XIX веке был издан «Учебный Часослов» с комментариями[12].
    Псалтирь — это книга, которая содержит тексты, пронизывающие все православное богослужение. Целиком эта богослужебная книга должна прочитываться в храме еженедельно, по определенному расписанию, однако на практике в полном объеме это происходит довольно редко (как правило, в монастырях). Тем не менее прямые цитаты и перифразы стихов Псалтири во множестве рассыпаны по другим богослужебным книгам: из нее в разные части православного богослужения заимствуются целые псалмы (например, шестопсалмие утрени – псалмы 3-й, 37-й, 62-й, 87-й, 102-й, 142-й) и псалмы избранные (выборки отдельных стихов из одного или нескольких псалмов, сопровождающие на праздничной утрене пение величания), прокимны (определенным образом организованные возгласы перед чтением отрывка из Священного Писания) и аллилуиарии (аналогичные возгласы после чтения отрывка из Апостола), стихи к стихирам (помогающие объединить эти песнопения в комплексы, исполняемые в определенных местах богослужения).
    Таким образом, на этапе «начальной школы» тоже действует принцип «Повторение — мать учения».
    С этим «уровнем обучения» связано и первое знакомство с Евангелием и Апостолом, двумя богослужебными книгами, содержащими текст Нового Завета. Богослужебное Евангелие и Апостол разделены на зачала – отрывки, которые Устав связывает с определенным днем года или с определенным типом праздника (например, зачала на богородичные праздники). Чтение зачал бывает на каждой Литургии и всенощной, так что человек может познакомиться с Новым Заветом сначала на слух – и лишь потом взять в руки книгу.
    Интересно отметить, что в богослужебный Апостол не входит Апокалипсис – Откровение апостола Иоанна Богослова о конечных судьбах мира, последняя в ряду книг Нового Завета. В системе храмовых росписей композиция Страшного суда традиционно находится на западной стене, то есть во время службы, стоя лицом к востоку, человек взглядом не останавливается на этом сюжете, а может увидеть его, лишь выходя из храма. Точно так же в Апостоле нет зачал из Апокалипсиса, потому что церковное богослужение постоянно говорит не о конце, а о продолжении жизни: даже если человек впал в самый страшный грех, у него есть возможность исправления. Апокалипсис своей линейностью вступает в конфликт с цикличностью (системой богослужебных кругов) и гипертекстовостью богослужебных книг.
    Средняя школа
    Сюда следует отнести Октоих, содержащий тексты недельного круга, где каждый день имеет свое посвящение: воскресенье, первый день седмицы, посвящен Воскресению Христову; понедельник – сотворенным раньше человека Бесплотным Силам; вторник – ветхозаветным пророкам и особенно Предтече и Крестителю Иоанну, замыкающему ветхозаветную историю; в среду вспоминается предательство Иуды и Крест Христов; в четверг – апостолы и святитель Николай, как особо послужившие в новозаветном благовестии; в пятницу вспоминается Крест и Распятие Спасителя; суббота (день, когда было закончено творение мира Богом) посвящается всем святым и всем в вере скончавшимся.
    Свое название эта богослужебная книга получила от греческого слова «восемь», и по-славянски Октоих именуется еще Осмогласником, потому что основу его составляют восемь недельных комплектов богослужебных текстов, связанных с одним из восьми гласов.Полный Октоих традиционно состоит их двух томов: том 1 – гласы с 1-го по 4-й, том 2 – гласы с 5-го по 8-й.В течение года Октоих последовательно прочитывается и пропевается несколько раз. Темы дней недели восемь раз развиты в Октоихе, в восьми словесно-музыкальных вариациях, и число восемь, наложенное на седмичный цикл человеческой жизни, напоминает о восьмом дне – о жизни вечной.
    Своим строем Октоих помогает устроению нормальной ритмичной жизни, образец которой дал Сам Господь в шести днях творенья и седьмом дне покоя[13], и в то же время постоянно напоминает о том, что этим семидневным ритмом жизнь человека не исчерпывается: в звучании земных дней слышен глас иной жизни.
    В XIX веке стараниями Училищного при Святейшем Синоде Совета был издан «Учебный Октоих»[14]: основное содержание книги — выбранные из полного Октоиха воскресные тексты, которые человек слышит регулярно, если бывает в храме вечером накануне воскресного дня и в самый воскресный день.
    При освоении Октоиха тоже действует принцип «Повторение — мать учения»; есть в этом довольно большом, двухтомном текстовом массиве и свои основные тексты, на оценку «удовлетворительно» — это тексты о Воскресении Спасителя, ибо «если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера наша»[15].
    С воскресным днем связаны и так называемые Евангелия воскресные – выбранные из текстов четырех евангелистов одиннадцать зачал, повествующие о Воскресении Спасителя и о Его пребывании на земле после Воскресения[16]. Эти зачала последовательно читаются на утрене под воскресенье, так что в течение года воскресный евангельский блок прочитывается несколько раз и содержание его оказывается наиболее знакомым человеку, присутствующему на службе в храме.
    Дома человек может читать Новый Завет линейно, то есть последовательно – например, по главе в день. Однако есть и другой способ домашнего чтения Евангелия и Апостола – читать те зачала, которые в этот день читаются в Церкви за богослужением.
    Средняя школа оказывается средней еще и в том смысле, что она ориентирована на среднего ученика (в обычной школьной практике это «троечник»), который в силу небольшого таланта, данного ему Господом, не может освоить глубин Православия, однако такой ученик может и должен уяснить главное в Православии – Евангелие (благую весть) о Воскресении.
    В плане организационном воскресный богослужебный цикл удобно связывается с воскресной школой: проповедь, начатая храмовым богослужением, может быть продолжена толкованием Евангелия и других богослужебных текстов на занятиях вне службы.
    Высшая школа
    Сюда относятся Триодь постная и Триодь цветная, а также Минея, то есть богослужебные книги лунно-солнечного круга.
    В этих книгах идет речь о центральном событии земного пространства и времени — о Воскресении Христа: о том, что предшествует этому в мировой истории (Триодь постная), и о том, как Бог-Слово по Воскресении Своем устрояет земную Церковь (Триодь цветная). И еще о том, как человечество ежедневно отвечает на эту реплику Спасителя (Минея).
    Тексты этих книг воспроизводятся ежегодно, так что принцип «Повторение – мать учения» работает и на этом уровне.
    Триодь постная и цветная связаны с Пасхой и теми праздниками, которые именуются подвижными. Главный праздник в Православии – Пасха, или Светлое Воскресение Христово, – празднуется каждый год под разным числом: в первое воскресенье после первого весеннего полнолуния (наступившего после дня весеннего равноденствия) и при необходимости с отступлением еще на неделю (если к этому воскресенью не закончилось празднование еврейской Пасхи)[17]; Вход Господень во Иерусалим, или Вербное воскресенье, празднуется за неделю до Пасхи, Вознесение Господне – на сороковой день после Пасхи, всегда в четверг; Пятидесятница, или день Святой Троицы, – на пятидесятый день после Пасхи, всегда в воскресенье.
    Однако этими самыми значительными праздниками не исчерпывается содержание Триодей: в Триоди постной помещены службы недели, подготовительные к Великому Посту, на все дни этого Поста и на все дни Страстной седмицы; в Триоди цветной находятся службы на каждый из пятидесяти дней от Пасхи до Троицы и еще на неделю, до дня Всех святых. Обе Триоди – весьма объемные книги; в XX веке Триодь постная даже стала разделяться на два тома.
    Минея – самая объемная из богослужебных книг, она содержит службы на каждый день календарного года. Традиционно считается, что в ней 12 томов, по числу месяцев года, поэтому название книги иногда употребляется во множественном числе: Минеи. В XX веке Минеи распространились на 24 тома: в них вошло столь большое количество текстов, что на один день приходится иногда до десяти служб[18].
    В Минеях содержатся службы так называемых неподвижных праздников – тех, которые закреплены за определенным числом определенного месяца. Наиболее значительные праздники, службы которым находятся в Минеях, следующие: Рождество Пресвятой Богородицы (8 сентября), Воздвижение Креста Господня (14 сентября), Введение во храм Пресвятой Богородицы (21 ноября), Рождество Христово (25 декабря), Крещение Господне, или Богоявление (6 января), Сретение Господа Иисуса Христа (2 февраля), Благовещение Пресвятой Богородицы (25 марта), Преображение Господне (6 августа), Успение Пресвятой Богородицы (15 августа).
    Многотомный комплект полной Минеи доступен не каждому храму. Для замены его существует комплект из двух книг – Минея праздничная и Минея общая. Первая содержит праздничные службы, посвященные самым большим праздникам. Основу второй составляют общие службы, используемые на праздник любого святого в соответствии с его чином святости (есть, например, общая служба мученику единому, мученикам многим, мученице единой и т. д.): в эти общие тексты в определенных точках вставляется конкретное имя собственное. Минея общая используется и в тех случаях, когда почитаемому в какой-либо местности святому нет специальной службы – ни в полной Минее, ни в локальной традиции.
    Ежедневное богослужение по Минее и Триоди постной и цветной (в тот период, когда они «поются», по выражению богослужебного Устава) осуществляется, как правило, в монастырях; на приходе такое богослужение практически невозможно[19]. Это значит, что из текстов, содержащихся в этих книгах, большинству верующих известны лишь отдельные комплексы, связанные с наиболее значительными (двунадесятыми) праздниками или с памятями наиболее чтимых святых, а также с Пасхой, Страстной и Светлой седмицами и некоторыми другими особыми днями периода пения Триоди.
    Именно поэтому тексты Триодей и Миней в системе богослужебных книг можно считать учебниками для высшей школы: высшая школа (как показывает обыденная жизнь) доступна не каждому – в силу разнообразия дарований, которыми наделены люди: «Ина слава солнцу, и ина слава луне, и ина слава звездам, звезда бо от звезды разнствует во славе»[20].
    По отношению к полному Священному Писанию на Руси издревле бытовала поговорка: «Кто Библию прочтет, тот с ума сойдет». Полный перевод Библии, осуществленный под руководством святителя Геннадия Новгородского в конце XV века (речь идет о Геннадиевской Библии 1499 года), делался вынужденно, в целях защиты Церкви от ереси жидовствующих, утверждавших, что русские не знают Библии[21]. Полностью Библия за православным богослужением не прочитывается.
    О включении в богослужение Псалтири и Нового Завета немного говорилось выше. В богослужебные книги, названные нами учебниками для высшей школы, включены новозаветные зачала, рассказывающие не только о событиях, ставших исторической основой важнейших праздников, но и о смысле человеческой истории. Так, на Пасхальной утрене читается 1-е зачало из Евангелия от Иоанна[22], в котором рассказывается не о рождении Спасителя и Его родословной (зачала с таким содержанием привязаны к празднику Рождества Христова) и даже не о событии Воскресения (о воскресных зачалах мы уже говорили), – на Пасху читается евангельский текст, в котором сконцентрирована вся человеческая история – от сотворения мира до сего дня.
    Кроме того, в «учебники для высшей школы» входят паримии– отрывки из Ветхого Завета, которые связаны образно и тематически с днями триодного и минейного циклов. Так, например, одна из наиболее значимых частей Триоди постной – служба Великой субботы, завершающая Страстную седмицу, – включает в последование вечерни 16 ветхозаветных паримий, повествующих о сотворении мира и о событиях, связанных по принципу пророчеств с новозаветной историей и с грядущими судьбами мира[23].
    Читать и толковать Библию – это традиционно протестантский подход. Традиция Православия другая: в Православии человек познает истину опытно, постепенно поднимаясь по ступеням школы. Православию близок образ лествицы – духовной лестницы, по которой поднимается подвижник, ежедневно стремящийся к совершенству, но даже на самом верху ее не уверенный в том, что он достиг святости (ср. иконографический сюжет «Лествица»). Не случайно четвертое воскресенье Великого Поста посвящено автору книги, носящей такое же название, – преподобному Иоанну Лествичнику.
    Катехизис для православных – вынужденная мера: это уступка сознанию Нового Времени, конспект для теоретиков, желающих все постигнуть рационально, своего рода ЕГЭ[24] для семинаристов. Подавляющая часть верующего народа и в XIX веке не читала катехизис святителя Филарета Московского, потому что обучалась Православию другим способом: через личное общение с главным Учителем во время церковной службы (прежде всего в Причастии) и через Литургию (от греч. leitourgia – общее дело, общественная работа, государственная служба[25]) каждодневной жизни.
    Абсолютный минимум
    Бывают случаи, когда человек вообще ничему не может научиться: причиной может быть болезнь или ранение и связанная с этим потеря памяти.
    В этом случае человеку надо помнить только один факт: «Бог есть» (табличку именно с такой надписью жители города, начавшие терять память, установили на главной площади в романе Габриэля Гарсии Маркеса «Сто лет одиночества»[26]) – и только одну молитву: Господи, помилуй, – которую можно повторять многократно, пока память не вернется и не вспомнятся другие слова[27].
     
    Каждую пятницу на радиостанции "Радонеж" идет передача УЧЕБНИКИ ПОЭТИЧЕСКОГО БОГОСЛОВИЯ: в студии справщик богослужебных книг с 30-летним стажем Л. П. Медведева.
  3. Olqa

    В чем состоит смирение

    Автор: Olqa,

    Листовочку вот с таким текстом дарит паломникам отец Антоний. Перепечатала для тех, кто далеко от Оптины.
     
    В чем состоит смирение?
     
    Состоит оно в том, что человек считает себя грешнее всех, никого не осуждает и не оскорбляет, внимает лишь себе самому и не ищет богатства, ни славы, ни похвалы, ни чести, считая себя вовсе того недостойным; мужественно терпит унижение, брань, укорение, признавая себя в сердце своем заслуживающим это; со всеми обращается радушно, всякому с любовью готов служить, не видит своих добрых дел, не говорит о них без нужды.
     
    Итак, Смирение есть такая добродетель, которою любуется Сам Бог: «На кого воззрю, - говорит Он, - токмо на кроткого и смиренного, и трепещущего словес Моих». Не говори ничего необдуманно, твердо помни, что время кротко и что человек должен дать ответ во всем бесполезном слове, более слушай, нежели говори. Испрашивай у Господа благодати благовременно молчать и говорить. Не в многоглаголании есть спасение, а в совершенном внимании к себе. Когда возымеешь к кому-нибудь невольное чувство неприязни, старайся победить это греховное чувство; заставь себя так молиться: «Спаси, Господи, раба Твоего (имя) и святыми его молитвами умири сердце мое». Принудь себя оказывать нелюбимому человеку всякого рода внимание и услуги, и Господь, видя доброе твое намерение, не только вырвет из сердца твоего греховную неприязнь, но и его самого исполнит святою любовью.
     
    «Иго Мое благо, и бремя Мое легко есть», - говорит Господь.
     
    Выдержки из книги «Преподобный Парфений Киевский»,
    которую часто давал читать отец Иона в своей келии посетителям. При этом он говорил: «Боже, такие богатые наставления!»
     
    Рассуждение выше всех добродетелей; через него душа противится страстям и помыслам, обуревающим ее. Рассуждение выше всего; терпение нужнее всего; молчание лучше всего, многоречие хуже всего.
     
    Любовь к Богу можно возжечь в душе только одною непристанною молитвою.
     
    Истинную молитву стяжать неизреченно трудно. Не раз душа за подвиг сей приблизится к вратам смертным. Но кто уже сподобился стяжать ее, у того она как болячка, врастает в сердце, и ничто не измет ее.
     
    Наставления отца Ионы
     
    Пусть Господь хранит вас и Матерь Божия защищает вас, потому что надо претерпеть здесь.
     
    Здесь (на земле) добрые люди будут страдать, но за страдание будет вечная награда, если будем благодарить Бога за все и смиряться, молиться и трудиться…
     
    Надо со всеми в мире жить, избегать разных споров и так, как преподобный Парфений Киевский пишет: «Молчание лучше всего, многоречие хуже всего».
     
    Молчать, молиться и с Богом быть.
  4. Olqa
    Эта притча о неправедном Управителе (Лк. 16:1-9, толкование архиеп. Лоллия (Юрьевского)) в ряду всех речей Господних занимает особенное положение. Составители не только сказаний о земной жизни Христа Спасителя, но даже специальных толковании Евангелия, обычно стараются обойти ее молча­нием как темную и исключительную по своему содержанию. Враги же церкви Христовой, пытаясь унизить достоинство нашего Божественного Учителя, намеренно выдвигали эту притчу на вид, как в высшей степени неудачную, ни с чем несообразную и даже нравственно несостоятельную. Сколько несправедливых нареканий доставила эта притча нашему Божественному Учите­лю от ложных мудрецов нашего века! Его обвиняли в наивном непонимании подлинной человеческой жизни, ибо приточный Управитель простовато полагает, что кто-то будет целый век кормить и поить его за то только, что он на несколько рублей уменьшил должникам и без того незначительный долг. Обвиняли Господа нашего и в явном незнании национального характера еврейских богачей: приточный богач, разоряемый своим управителем, да еще похваляющий убытки, нанесенные ему мошенничеством, взят не из жизни, а является плодом неудачной фантазии. Обвиняли Христа и в незнании общественно-государственной жизни: Его управитель и должники даже не подозревают о существовании уголовного суда, который мошенников и воров не поощряет и не милует. Обвиняли Спасителя и в более худшем — в прозрачном одобрении и сочувствии Его обману и мошенничеству. Но странно, что никто из лжеученых борцов против христианства не направил своего внимания вот на какое обстоятельство: когда Спаситель изрек эту свою притчу, никто не обратился к Нему с недоумениями и за каким-либо разъяснением, следовательно, она была всем ясна и понятна. Так как эта притча была произнесена Христом Спасителем одновременно с притчей о Блудном Сыне, то ясно, что Блудный Сын и Неправедный Управитель — ясные и понятные всем во времена Христа Спасателя, стали темными и загадочными впоследствии, когда изменились условия общественно-экономической жизни в Палестине, и современный Христу быт евреев подвергся забвению. Успехи исторической и археологической наук в новейшее время дают возможность восстановить подлинный смысл и значение столь пререкаемой притчи нашего Спасителя. Чтобы наглядно представить этот истинный смысл и запечатлеть его в умах и сердцах читателей, мы развернем во всей полноте одну из тех картин древнееврейской жизни, которые дали Христу Спасителю осязательный материал для Его Божественной притчи. Громоздкий, тяжелой архитектуры, двухэтажный, гранитный, с коринфскими колоннами дом, стоявший у водоема Селах против «царского» сада, был очень хорошо известен почти каждому иерусалимскому еврею. Дом этот принадлежал одному из тех иудейских «князей», которые держали в своих руках почти всю торговлю древнего Востока и в то же время среди своих соотечественников слыли за людей праведных и благочестивых, верных блюстителей закона Моисеева.
     
    В одной из многочисленных комнат этого дома с белоснежными мраморными полами, с роскошной обстановкой, доставлен­ной из Рима, сидел сам владелец его Рехум-бен-Габбай. Перед ним с подобострастным видом стояло два человека, далеко не равного с ним происхождения и состояния. Впрочем, один из них и по одежде, и по манерам производил впечатление человека делового, зажиточного и аккуратного. Это был казначей Рехума, служивший у него уже много лет. Второй, по имени Шимей, был новичок, лишь в первый раз попавший в этот роскошный дом богача.
     
    К нему-то и обратился с речью Рехум: «Мне рекомендовал тебя один из моих друзей, твой бывший владелец, давший тебе свободу».
     
    Новичок низко поклонился. «В одном из моих имений, — продолжал Рехум, — сейчас свободна должность Управителя. Я не хочу отдать эту должность кому-нибудь из своих рабов. Среди них нет сейчас расторопного и опытного человека. Да если бы и нашелся такой, то от моих должников не было бы мне покоя с вечными жалобами на его грубость и нахальство. Поэтому во все свои имения я обычно назначаю управителями не рабов своих, а чужих свободоотпущенников. Если хочешь, то я во внимание к рекомендации моего друга, назначу тебя на свободную должность Управителя в своем Эн-Шемемском имении». Свободоотпущенник выразил полную готовность и, как мог, благодарил за это богача.
     
    «Ты, конечно, знаешь, — сказал Рехум, — что это имение мое неплохое. Там есть и пахотное поле, и фруктовый сад, и большой виноградник, и масляничный сад. Все эти участки отдаются разным лицам в аренду. Каждый арендатор — мой долж­ник, который, по сборе плодов и урожая, должен через Управителя вносить моему казначею определенную годовую плату за пользование тем ила иным участком… Итак, ты согласен? Все подробности по делу управления и по вознаграждению тебя сообщит тебе мой казначей». И Рехум сделал рукою знак, что аудиенция кончилась. Оба посетителя вышли. Читать далее http://bible.optina.ru/new:lk:16:01#arxiep_lollij_jurevskij
  5. Olqa
    ЕЩЕ ОДИН ДЕНЬ МОЕЙ ЖИЗНИ
     
    Дорожите временем — дни лукавы (ср. Еф. 5, 16).
     
    Время — бурный поток, мчится, мчится в море
     
    Твоя жизнь словно миг. Как проходит? — Горе...
     
    Он открыл глаза. Утренний полумрак царил в келье. Сотворив Иисусову молитву и положив на себя крестное знамение, он быстро встал, оделся. Освежившись холодной водой и утираясь полотенцем, он взглянул в окно.
     
    На дворе был густой туман, который быстро-быстро рассеивался. А когда он повесил полотенце на гвоздик, вновь взглянул в окно. Тумана как не было... Тихая заря победно наступала с востока.
     
    «Господи, — невольно произнесли его уста, — что такое жизнь наша? Пар, являющийся на малое время, а потом исчезающий (Иак. 4, 14). Поистине пар, который так неожиданно появляется и так быстро тает, как будто его и не было. Вот уже около пятидесяти, а что доброго сделано в моей краткой жизни? Что?»
     
    Рассуждая так, он внимательно всмотрелся в окно: в маленьком лаврском садике, что был за окном его монашеской кельи, лежала поблекшая трава. Она была не скошенная, нет, а увядшая от времени, так как на дворе осень. Поэтому всё пожелтело, поблекло, потускнело. И невольно вспомнились ему вещие слова другого апостола: Всякая плоть — как трава... засохла трава, и цвет ее опал (1 Пет. 1, 24).
     
    Слова святого апостола, выражающие бренность и кратковременность человеческого существования, навеяли тихую печаль в его душу. «Твоя жизнь — как пар, — думал он, — она как бренная трава-цветок Подул ветерок — и пар рассеялся, не стало, завяла трава — цвет ее опал, и где красота ее? Боже мой милостивый, как всё это просто и как крайне печально! Какая же жизнь наша земная! Какая крошечная, какая маленькая. Когда еще псалмопевец Давид сказал, что жизнь человеческая аще в силах осмьдесят лет (Пс. 89, 10), а то и намного короче, очень намного». От всех этих нахлынувших мыслей как-то печально, уныло сделалось на душе... и слезы тихо поползли по щекам, обжигая их как огнем.
     
    Заря наступающего нового дня тихо разливалась повсюду. Она, как новая искорка жизни, как мимолетный румянец на ланитах умирающего, придала свежий прилив энергии и подняла могучий поток душевных чувств. Как море, дотоле спокойное, вдруг возбудилось, взволновалось, вскипело.
     
    «Еще один день в моей жизни. Еще. И сколько их прожито? И сколько еще впереди?!»
     
    «От сна восстав, благодарю Тя, Святая Троице...» «К Тебе, Владыко Человеколюбче, от сна восстав, прибегаю, и на дела Твоя...» (из утренних молитв).
     
    В предутреннем осеннем рассвете тихо и кротко мерцает лампада пред образом Богоматери с Предвечным Младенцем, мягко озаряя его оранжевым светом. Кажется, вот Она — Владычица мира, Заступница беззащитных, Нечаянная Радость, готовая протянуть Свою материнскую руку и, нежно благословив, залечить израненную, больную душу.
     
    «Еще один день в моей жизни, — как молотом стучат в голове слова, — Господи, мой Господи, да помоги мне провести хоть этот день как надо, как должно — в молитвенном труде и благочестии. Помоги же, Господи! Ведь сколько этих дней, месяцев, даже лет, как один миг пронеслись в моей жизни, и пронеслись бесполезно, бесплодно, безблагодатно!»
     
    Он даже не успел окончить свое утреннее молитвенное правило, как в дверь кельи постучали. Сначала скромно, как бы боясь нарушить раннюю утреннюю тишину. А потом всё сильнее, настойчивее, требовательнее.
     
    Он медленно пошел к двери. Слышно было, как уста его еле слышно произнесли: «Неужели и этот день будет таким же суетным, как и вчера, как и позавчера, как и все минувшие?»
     
    Да, мои милые друзья, чада, братья! Как хочется всем вам сказать во всеуслышание, что жизнь наша соткана из немногих дней. И потому как надо дорожить этими днями, как надо ценить каждый из них! да и не только дни, но и часы, и минуты ценить надо. Разбойник «во едином часе раеви сподобился» (ср. ексапостиларий Великой Пятницы). А сколько у нас этих часов, дней, месяцев, годов проходит бесплодно? Сколько? Почти вся жизнь наша пролетает безблагодатно, бессодержательно.
     
    И сказал виноградарю: «Вот, я третий год прихожу искать плода на этой смоковнице и не нахожу; сруби ее: на что она и землю занимает?» Но он сказал ему в ответ: «Господин! Оставь ее и на этот год, пока я окопаю ее и обложу навозом, — не принесет ли плода; если же нет, то...» (Лк. 13, 7-9).
     
    Боже мой, чьи это слезы проливаются? Чей это умоляющий голос раздается в защиту моей грешной, бесплодной души? «Господи, оставь ее, не руби, не надо, может быть, принесет плод, Господи!»
     
    И вот еще один день в моей жизни! Еще...
     
    Рассказывают про преподобного Сергия Радонежского, что он ночи напролет проводил без сна, в молитве. Когда вечером он вставал на молитву — солнце светило ему в спину, а оканчивал молитву, когда лучи солнца сияли ему в лицо. Таким образом, ночь — в напряженной, слезной молитве, а день? День, разумеется, в напряженном тяжелом труде. Вот это жизнь! Настоящая, полная. Вот это дни благоплодные, полезные, святые!
     
    А у тебя что получается? Что?
     
    «Твоя жизнь словно миг. Как проходит? Горе...»
     
    Поистине жизнь наша достойна многих слез, жизнь наша — сплошное горе. И горе-то какое! Труднопоправимое, а иногда и совсем непоправимое.
     
    — Аминь, — сказал он и открыл дверь своей кельи.
     
    В коридоре стоял смущенный монах.
     
    — Отче, прости, что так рано, — сказал он, понизив голос, — горе у меня большое. Моего племянника прибило громом... Молния... Всего сожгло. Девять лет ему только.
     
    — Боже мой, в таких летах! — сказал он участливо пришедшему. — Что же, будем молиться, Господь наш «мертвит и живит»(см. 1 Цар. 2, 6).
     
    «Вот и вся жизнь, — думает он, возвращаясь в свою келью. — Еще совсем ребенок, а какая страшная, неожиданная смерть?! Что же нам, пожившим, тогда делать? Как надо ценить дни свои, как надо молиться! Господи, Господи, еще один день даешь Ты мне!»
     
    Не успел он дойти до своего переднего угла, как в дверь его кельи снова постучали. На этот раз стук был сильнее, энергичнее. «Знать, что-то важное нужно этому», — подумал он и поспешил открыть дверь.
     
    — Мне служить раннюю литургию, — благословись, сказал молодой иеродиакон. — Батюшка, поисповедуй меня.
     
    Пока шла исповедь, в дверь стучали несколько раз. Но открыть было некому. Таинство прерывать было нельзя. Провожая иеродиакона, он увидел, что в коридоре ждут еще два человека.
     
    — Батюшка, отец благочинный велел Вам проводить общую исповедь...
     
    — Идемте, а то опоздаем на братский молебен.
     
    Несмотря на ранний час, на дороге — многочисленные богомольцы.
     
    — Батюшка, благослови меня на работу.
     
    — Батюшка, помолись, у меня мама в больнице...
     
    — Батюшка, я еду на операцию сердца, благословите.
     
    «Помяни, якоже обещался еси, посещати чад своих...» (ср. тропарь преподобному Сергию Радонежскому).
     
    Исповедь. Святой праведный Иоанн Кронштадтский пишет, что исповедь налагает на священника тысячи крестов: черствость, холодность своей души и полное невежество, незнание исповедников, коварство и хитрость современных фарисеев: «Учитель, подобает ли подавать подать кесарю?» И ужасное греховное падение несчастных, и безразличие интеллигентных, и грубое суеверие простых старушек, и привязанность больных и слабодушных, и ревность до безумия душевно неуравновешенных. Боже, Боже мой, это не исповедь, а пытка жестокая. Муки Гефсимании и Голгофа, помрачившая светлое солнце.
     
    Вот мучительное воспоминание молодого батюшки от первой исповеди.
     
    Грехи страшные, ужасные, совершаемые и явно, и втайне, под покровом ночи. И кровосмешение в родной семье, и убийство родных, и коварство любви, и медленное умерщвление младенцев, и изуверство родных детей над престарелыми родителями, и калечение пьяным мужем жены, выбрасывание грудных детей на мороз, умерщвление крошечных малюток.
     
    Боже мой правосудный, что он пережил в эти первые исповеди! И, как израненная лань, он бросился скорее в свою келью, упал на бедный одр и, сдавив голову руками, долго-долго стонал, ныл от внутренней невыразимой боли.
     
    «Боже, Боже мой, что же это делается на свете? — повторяли его бледные уста. — Сколько греха, сколько кровоточащих ран в душах человеческих. Кто всё это может вынести? Кто может перетерпеть?» И долго-долго слышался жалобный стон его души в одинокой темной кельи.
     
    Вот ты, мой любезный друг, брат, сестра, дитя, когда приходишь на исповедь, думай, что эта исповедь, может быть, последняя в твоей жизни. Иначе ты никогда не раскаешься как должно. Иначе слово о покаянии, как дождь стекло, не пробьет черствую корку твоей души. И какая беда, какое горе для тебя, горе непоправимое! Еще один день в твоей жизни. Еще одна исповедь, может быть, последняя — и та бесплодная, безблагодатная, а то и в осуждение вечное и огонь неугасимый.
     
    Далеко от берегов Франции тонул корабль, увлекая с собой в бездны океана более двухсот человеческих жизней. На этом корабле среди ужасной обстановки при шуме бури и всеобщего смятения слышался голос молитвы. Молился священник. Несмотря на всеобщий страх и ужас, он молился и своей молитвой вносил мужество в сердца утопающих людей. Когда отвязывали последнюю лодку, было видно, что все в нее не поместятся, и часть пассажиров должна остаться на корабле. И тогда погибающие стали уступать ее друг другу. Когда лодка только отчалила, девушка, оставшаяся на корабле, сняла с себя плащ и перебросила его тем, кому удалось сесть в лодку. Погибая, девушка заботилась о тех, кто должен был ее пережить.
     
    А ведь здесь — тоже бушующее море. Здесь — тоже необъятный океан жизни человеческой. Тоже сотни погибающих жизней человеческих. И как надо молиться тебе, священник! Как надо и тебе, мой друг, мое дитя, уступать место другим, чтобы они спаслись. А ты о чем мечтаешь? Быть впереди других, получить больше внимания от батюшки?
     
    Когда он возвращался с исповеди домой, то, кажется, не шел, как все люди, а еле-еле волочил ноги. Тяжесть людских грехов сказывалась на его слабых силах, и физических, и духовных. Ведь это же все надо понести, надо жертвенно взять на свои плечи.
     
    Он грехи наши понес. Наказание мира нашего на Нем (ср. Ис. 53, 4-5). Это пророчество относится к Господу нашему Иисусу Христу, Который взял на Себя всю тяжесть человеческих преступлений, понес на Себе беззакония всего мира, всех людей. И как Он был истерзан, обессилен, измучен этими грехами человеческими.
     
    Вот Он, Спаситель наш, идет под тяжелым Крестом. Идет, тяжело дыша. Его подгоняют, ударяя плетьми по изрубцованной уже ранами спине. Ведь как Его там били — в претории Пилата. Целый полк грубых воинов варварски издевался над Ним. Историки говорят, что редкий страдалец выносил эти страшные пытки, которыми наказывали в претории Пилата. Большинство несчастных умирали тут же под ударами сменяющихся воинов. Осужденные просто падали на каменные плиты претории и, захлебываясь своей кровью, тут же умирали.
     
    Господь наш Спаситель, хотя сильно был уже и до этого измучен (муки гефсиманской молитвы, издевательство во дворе Ирода, ночные томления и страдания в темнице и прочее), однако с помощью Отца Небесного вынес эти жестокие побои и остался жив. Когда на одном крутом повороте увидела Его Пресвятая Дева, Она еле Его узнала, так Он изменился в лице и во всем стане. На Спасителя нельзя было смотреть без содрогания. Увидев Сына Своего и Господа в таком ужасном состоянии, Дева Мария, вскрикнув, потеряла сознание...
     
    А впереди была Голгофа...
     
    Вот какую-то долю этих мук Господних должен нести на себе и каждый священник, каждый духовник, которому поручено пасти словесное стадо Христово. Пасти, хранить и от лютых волков; израненных, измученных — исцелять, ободрять, брать тягость грехов их на свои плечи.
     
    Еле идя по двору, он не мог не заметить, как природа ликовала в своем золотом осеннем убранстве. Светлое и нежное солнце уже было высоко над горизонтом. Золотые осенние листочки, тихо кружась и играя, падали на мягкую аллею. Настроение его несколько улучшилось. «Господи! — глубоко вздохнув, тихо произнес он. — Как же хорошо всё Ты устроил для нас. А мы-то что делаем для Тебя? Что? Вот уже прошла половина и этого дня моей жизни, осталось только полдня. А потом что будет? Ночь, может быть, беспробудная, страшная, беспросветная, вечно мучительная?»
     
    О мои дорогие братья, сестры, детки! Помним ли мы спасительный совет святых и богоносных наших отцов? Ведь они в один голос говорят нам, чтобы мы помнили о временной жизни нашей. Помнили твердо о том, что день, в который мы сейчас живем и дышим, он ведь может быть для нас уже последним. Больше уже не проснешься ты в постели своей, уже не откроешь очей своих на белый свет. Не увидишь тихого сияния лучей солнечных, не увидишь уже своих родных и милых и не услышишь спасительного божественного пения в храме Божием.
     
    Ведь это истинная правда. Как это мы часто видим в жизни: рядом с нами люди ходят, смеются, плачут, суетятся, переживают — и вдруг их уже нет около нас.
     
    — Где такой-то брат? — спрашиваешь.
     
    — Да он в больнице. С ним удар случился.
     
    Смотришь: прошел день, другой — его уже хоронят.
     
    Человек, яко трава дние его, яко цвет на траве, — и завяла трава, и опал цвет ее (ср. Пс. 102, 15).
     
    Вот и последний день в моей жизни прошел почти так же, как и прочие: в суете, спешке, нервном возбуждении, ропоте, неблагодарности.
     
    В келье гробовая тишина. Как в темной могиле. Тихо-бледно мерцает огонек в лампадочке, вот он заколебался, задрожал отчего-то. Точно он боится угаснуть, умереть... За окном кельи — ночная тьма. Лучи светлого солнца давно уже погасли на темном западе.
     
    О, если бы это не Ты, Господи, всё делал. Если бы Тебя совсем не было у нас... Если бы... Но нет! Это невозможно! Без Тебя пусто, жутко, невыразимо страшно!
     
    Последний день моей жизни... Последний...
     
    Вдруг, точно Ангел светлый осиял могильный мрак надвигающейся роковой ночи, — он увидел на темном небе тихо мерцающую звездочку. Она, будто живая, тихо-радостная, ласково смотрела из окошечка, сквозь ночную тьму, прямо в окно кельи, в одиноко мятущуюся душу.
     
    «Как много у Тебя милостей, у нашего Господа, — мигом несется в голове, — как Ты долготерпелив. Как Ты...»
     
    Слезы благодарности пуще прежнего орошают пол одинокой кельи.
     
    Тихая звездочка принесла с собой надежду на новый бесценный день жизни. «Еще один день моей жизни, — облегченно вздохнув, тихо сказал он. — Я буду стараться провести его лучше».
     
    Итак, смотрите, мои милые и дорогие, поступайте осторожно, не как неразумные, но как мудрые, дорожа временем, потому что дни лукавы (Еф. 5, 15-16).
  6. Olqa
    Игумения Таисия Леушинская. Прижизненный портрет. До реставрации и после. История случилась в 2004 году.
    "...Встретила нас очень радушная и милая женщина по имени Ольга – из тех подлинно русских людей, которые не знают тонкостей догматов и канонов, не владеют церковным этикетом, зато хранят истинное и нелицемерное благоговение пред Богом и искреннюю любовь к людям. Она пригласила к накрытому столу, разлила душистый чай и показала экземпляр нашей газетки с заметкой о матушки Таисии и ее фотографией. Газетку ей передала знакомая. «Сама я в церковь очень редко хожу, - смущенно призналась хозяйка – но в Бога всегда верила». Фотография на газетной странице показалась ей смутно знакомой, и дома она вспомнила про старый портрет.
    Оказалось, что сама она происходит из с. Мякса, там родилась и выросла, там жили ее родители и бабушка. Но после школы она оттуда уехала и уже бывала только наездами, изредка. В Белоруссию же переехала, выйдя замуж, и после этого совсем не бывала в Мяксе.
    В доме ее бабушки, как она помнила, жила какая-то пожилая женщина, которая всегда ходила в платочке. «Вроде бы монашка», - пояснила она. Потом она умерла, а вскоре умерла и бабушка. После ее смерти из дома забирали вещи и среди прочего обнаружили картину на холсте, свернутом в рулончик. Там была изображена монахиня: «Таисия, - это моя мама помнила, а вот откуда она и почему оказалась у нас – того она уже не знала», - объясняла Ольга. Картину свернули обратно и убрали подальше – до лучших времен. При переезде в Белоруссию она среди прочих родительских вещей отправилась вместе с Ольгой.
    Конечно, нам не терпелось увидеть этот портрет. Ведь до сих пор мы довольствовались только черно-белыми фотографиями матушки Таисии, а цветное изображение было только одно – мелкое, на последней фотографии, выполненной С.М.Прокудиным-Горским в 1913 г.
    Но в первый момент мы даже не поняли, что Ольга принесла: она держала в руках какую-то палочку. Оказалось, что вырезанный из рамы холст был свернут вокруг гладко обструганной палочки. Когда портрет развернули, то перед нами предстало очень живой лик, написанный довольно просто и безыскусно, но абсолютно узнаваемо и с большой любовью. Хотя картина была покрыта трещинами, по уголкам краска облупилась и потускнела, но в целом он сохранился отлично, особенно лик.
    Матушка Таисия была изображена в анфас с двумя крестами, с книгой в одной руке и красивыми четками на другой руке. Очевидно, что перед нами был официальный портрет со всеми наградами матушки Таисии: первый крест она получила в 1889 году ко дню Св. Пасхи, как явствует из ее послужного списка, а 15 мая 1892 года была награждена вторым Золотым с украшениями наперсным Крестом, выдаваемым от Кабинета Его Величества. Кроме того, в декабре 1913 к празднику Рождества Христова матушка Таисия была удостоена Высочайшего подарка – Аметистовых четок в золотой оправе. Все эти награды оказались запечатлены на портрете.
    Портретное сходство с матушкой Таисией - очень явное. Это нетрудно заметить, сравнивая его с известными нам фотографиями матушки, особенно более поздними..."
    Полностью история здесь, в ЖЖ протоиерея Геннадия Беловолова http://otets-gennadiy.livejournal.com/288896.html
     
    .
×
×
  • Создать...