OptinaRU

Из переписки К. Н. Леонтьева и С.Ф. Шарапова: « … Очень рад, что Вы хорошо причастились. Помоги Вам Бог! Но какое влияние я мог на это иметь — не догадываюсь. И почему Вы говорите, что я «позаботился о душе Ва­шей» — тоже не знаю. Подозреваю кой-что; но высказать моего подозрения не могу. Вам приличнее в подобном слу­чае — быть откровенным... Ваш искренний К. Н. Леонтьев». Шарапов отвечает Леонтьеву 6 мая 1888 года: «Дорогой Константин Николаевич! Спасибо на добром, хорошем письме. Дороги такие письма. Жалею, что не могу писать подробно — ведь моя жизнь каторга! Буду краток … Я писал, что Вам обязан отчасти тем, что поговел, не говея перед этим 15 лет. Вы удивлены? Видите ли: раз Уманов показал мне Ваше письмо, где есть вопрос — говел ли я? Меня это навело на раздумье. Отчего человек чужой душой интересуется? Но, кроме Вас, поговеть меня умоля­ла одна особа, которую я очень люблю и которая глубоко и наивно, чисто по-детски (а ведь это самое лучшее?) ве­рит. Пошел я к Иванцову. Вот в первый раз увидал власт­ного священника! Был же мне нагоняй! Хочу у Вас попросить одного разъяснения. Я живу с женщиной замужней, сам не женат. Любим друг друга очень, жизнь довольно христианская (она очень верую­щая и вера довольно действенная). Муж ее жив, но жить ей с ним было нельзя, не жила с ним уже 9 лет до связи со мной. Прожили мы год, как ангелы, мирно, тихо, бла­городно. Говеет она. Священник очень либерально раз­решает ей жить со мной и дальше. Говею я. Иванцов тоже говорит: это грех, но уж пусть будет, ибо без него больший разврат мог бы быть. Таким образом, грех, который мы делаем сознательно, как бы благословляется. Нарушение закона брака Церковь может простить тогда, когда он не повторяется или когда человек хоть в ту минуту (при по­каянии) решается его не повторять. Но как быть здесь: я говорю: я делаю и буду делать грех. Священник говорит: нужды ради, и делай, и дает мне отпущение грехов. Воз можен ли здесь такой компромисс? И если невозможен, то что должен я делать, чтобы помириться не с моей со­вестью, а с моим разумом, который находит противоречие и протестует. (Совесть молчит, ибо наша жизнь чистая и честная.) Как Вы на это взглянете? Искренне Вам преданный С. Шарапов». Леонтьев ответил Шарапову 18 мая большим письмом: «На ваш главный вопрос, дорогой Сергей Федорович (о незаконном сожительстве с любимой женщиной), я не мог позволить себе ответить сам без благословения отца Амвросия; ибо это не общетеоретический вопрос, а пря­мо вопрос той практической духовной казуистики, кото­рые решать может, без греха, только человек истинно ду­ховной жизни или, по крайней мере, духовного сана. Я же ни то, ни другое. Поэтому я прочел конец Вашего письма нашему старцу и получил следующий ответ: «Надо оста­вить эту женщину; наградить ее, если она бедна, чтобы она не бедствовала, искать себе невесту и жениться. Если же привязанность препятствует этому, то надо усердно молиться Богу о том, чтобы Он развязал эту связь так или иначе. При усердной молитве и чувство мало-помалу пройдет или обстоятельства изменятся». Ничего больше он не сказал. Да и сказать больше нече­го о подобном деле с точки зрения духовной. От себя по­зволю себе прибавить еще, что по духу Церкви (насколько я в силах понять) мне кажется — верность заповеди и та­инству важна, а не женщине. Поэтому-то верность требу­ется в браке; а не верность в сердечном чувстве. Это может по нашему романтическому (все-таки) воспитанию ка­заться и несколько сухим. Но что же делать! Я нахожу, что совсем не полезно «подкрашивать» христианство все од ним розовым цветом, как это любят делать многие в наше время, не будучи в состоянии примириться с некоторыми чертами его суровой прямоты. Мало ли что сухо иногда! Иногда причащаешься усталый, недоспавши, с равноду­шием, даже не без раздражения. Очень сухо. Но прича­щаться надо. И тот, кто, расстроившись этим сознанием своей сухости, уйдет из церкви, не причастившись, и от­ложит опять говение до другого времени, в ожидании бо­лее идеального, умиленного состояния — согрешит гораз­до больше, чем спроста причастившись в этом состоянии сухости. Духовные радости не от нас; они утешение Божие за сухое понуждение наше. Впрочем, у кого есть вера и страх греха, тот совершен­но сухому чувству вполне никогда и не поддается в этом случае; а будут у него и умилительные движения (о ко­торых и Вы писали в первом письме Вашем). Так я сам учился, прежде всего на Афоне в 71—72 году, и мне было сначала очень трудно к этому привыкнуть. Но желал при­выкнуть и привык!...» Из книги монаха Арсения (Святогорского) «Аскетизм»

… Громадные постройки были производимы без денег, на веру — и столько же для обители, сколько на помощь бедным, для заработков. «Есть ли у вас, батюшка, деньги? — спрашивали приближенные при начале стройки. — Есть, есть, — и покажет 15, 20 рублей. — Да ведь это не деньги — дело тысячное». А о. Моисей улыбнется и скажет: «А про Бога забыл: у меня нет, так у Него есть». И вера эта не была посрамлена. Очень часто бывало, что рабочие просили уплаты, когда у настоятеля было всего несколько медных монет; он просил обождать, и чрез день-два по почте приходили деньги. Когда же и этого не было, он занимал и при первом случае возвращал все сполна. Каменные гостиницы, для которых иногда срывали гору и возили землю в озера, и обширная ограда строились в голодный год, когда пуд муки продавали по 5 руб. асс. Хлеба и у братии было мало; монастырь был набит голодным людом из окрестностей, и в это самое время о. Моисей вел постройки и кормил народ. Народная беда прошла глубоко к его сердцу. Однажды, когда его стали уговаривать оставить стройку в таких тяжких обстоятельствах, от глубокого волнения отверзлись его всегда молчаливые уста, и, обливаясь слезами он ответил: «Эх брат, на что же мы образ-то ангельский носим? Для чего же Христос Спаситель наш душу Свою за нас положил? Зачем же Он слова любви проповедал нам? Для того ли, чтоб мы великое Его слово о любви к ближним повторяли только устами? Что же народу-то с голоду что ли умирать? Ведь он во имя Христово просит… Будем же делать, дондеже Господь не закрыл еще для нас щедрую руку Свою. Он не для того посылает нам Свои дары, чтоб мы их прятали под спуд, а чтоб возвращали в такую тяжелую годину тому же народу, от которого мы их получаем». Вообще нищелюбие о. Моисея не знало предлов. Он покупал иногда за высшую, чем просили, цену вовсе ненужные вещи только для того, чтоб помочь нуждающемуся продавцу, покупал гнилые припасы, сам и употребляя их в пищу, держал на жалованьи сирот, одних для отпугивания ворон, других для ловли кротов. При отце Моисее образовался значительный приезд богомольцев в Оптину. Все они встречали самый заботливый прием. Архимандрит сам обходил гостиницы, был радушен и у себя в келлии. Он имел способность говорить со всяким согласно его пониманно и развитию. Когда кто просил чего-нибудь из обители "на благословение", о. Моисей отдавал лучшее и иногда последнее. В гостинице не было установлено платы, но всякому предлагалоськласть в кружку по усердию. Один богатый купец спросил настоятеля, не боится ли он, что все не будут платить, а жить даром? — Не заплатят 99? Бог пошлет сотого, который за всех заплатит, — сказал о. Моисей. Купец после того стал благодетелем Оптиной. Значительным пожертвованиям о. Моисей не дивился. Одно семейство, много дававшее Оптиной, пришло жаловаться за что-то на гостиника и упомянуло о своих благодеяниях. — Мы думали, — отвечал о. Моисей, — что вы благотворили ради Бога и от Него ждете награды, а мы, убогие и неисправные, чем воздадим? Но не сухостью сердечною отвечал о. Моисей на благотворение искреннее, а горячими молитвами. Из книги Евгения Поселянина «Русские подвижники XIX века»

4/17 ноября 1987 года Введенскую Оптину Пустынь вернули Православной Церкви. В Оптину вновь устремились люди, чтобы в святых ее стенах испросить молитв почивших старцев, с их благодатной помощью исцелиться духовно и телесно, разобраться в жизни своей, в поисках духовного руководства и пути спасения. Настал день, когда в Оптинскую обитель вернулся и старец Нектарий. 3/16 июля 1989 года, в день обретения мощей святителя Филиппа, были обретены святые мощи старца Нектария. Помолившись у могилок Оптинских старцев, взяв благословение у наместника монастыря архимандрита Евлогия, 15 июля группа братий из пяти человек и с ними двое мирян в 9 часов вечера выехали из Оптиной в село Холмищи, к месту упокоения святых останков старца Нектария. Рано утром прибыли на место. Сельское кладбище находится в еловом лесу, путь к нему лежит через поля. Могилка старца была ухожена, несмотря на десятилетия великих испытаний. На могильном холмике были цветы, среди них – пасхальные яички, венки. Как и прежде, стояли два креста – деревянный и металлический, на деревянном надпись: «Старец иеросхимонах Нектарий». Отслужив заупокойную литию по старцу, начали копать, постоянно читая Псалтирь. Закончили при вторичном чтении Псалтири на 90-м псалме «Живый в помощи Вышняго». В земле попадались пули, осколки снарядов. Углубившись на метр, обнаружили верх склепа. Он был кирпичный, как все склепы оптинских захоронений. Внутри все засыпано песком, который попал туда через большой пролом в верхнем покрытии. В песке нашли один из поручей, в нем – часть четок. Как только дошли до склепа, всеми стало ощущаться дивное благоухание. Работа прерывалась лишь для того, чтобы совершить литию по старцу. Как только разобрали верхнюю часть склепа и выбрали из него песок, открылся гроб. «Когда крышку гроба сняли, – вспоминает один из участников поездки, – нашим глазам предстали честные мощи старца Нектария. Останки старца были облачены в мантию, епитрахиль, на одной руке – поруч с разорванными четками. Со страхом Божиим и любовью мы стали прикладываться к святым останкам». Прежде чем покинуть кладбище, приписали к надписи на кресте: «Мощи старца Нектария обретены и перевезены в Оптину 3/16 июля 1989 года». Этот крест остался на месте погребения старца. В 17 часов 30 минут мощи старца были торжественно, со звоном колоколов, встречены в Оптиной у Казанских ворот братией и народом. Когда торжественная процессия пошла по обители, встретившей своего старца через шестьдесят пять лет разлуки, от мощей исходило чудесное благоухание. Мощи старца были установлены в Амвросиевском приделе Введенского собора. Старец Нектарий нес крест старческого служения в годы самых тяжелых испытаний для Русской Православной Церкви, русского народа - богоборчества, гонений, братоубийственной войны, голода, разрухи. И сам старец прошел испытания, выпавшие на долю многих людей того времени – был гоним, сослан. В годы жестоких искушений он нес не только крест своих испытаний, но брал на себя беды, лишения, горести многих людей, укреплял их в вере. Как свидетельство того, что старец Нектарий не оставил нас и после кончины, им были явлены многие посмертные чудеса. Возрождение Оптиной Пустыни после многих лет забвения и поругания – также есть зримое чудо, свидетельство благодатных молитв и помощи Оптинских старцев, которую ощущает множество людей, вновь притекающих в святые ее стены. И как при жизни старца Нектария, так и после блаженной кончины его каждый, кто обращается к нему с истинной верой, получает благодатную помощь. Будем и мы просить великого Оптинского старца и молитвенника, да ходатайствует он пред Престолом Божиим и о нашем спасении. Из книги «Житие иеросхимонаха Нектария»

Теперь я в первый раз намереваюсь серьезно и осмысленно говеть. Я только теперь понял всю необходимость, всю святость, все величие этих двух Таинств: покаяния и приобщения Тела и Крови Христовых. Все пророки, апостолы и Сам Христос Спаситель и Его Предтеча — Иоанн Креститель — все они начинали свою проповедь словом: «Покайтесь». Тяжело, когда совесть нечиста, когда сознаешь себя виновным. Нам необходимо покаяться, сознаться в своих грехах, высказать все, что нас тяготит, тогда нам становится уже как-то легче. А здесь наше исповедание своих грехов принимает Сам Господь наш Иисус Христос. Он милостив, Он любит нас, Он имеет власть простить нам наши грехи, Он разрешит нас от ужасного бремени греховного, успокоит нашу совесть и подкрепит нас. Вот что нам дает это Таинство, но только в том случае, если мы искренно сознаем себя виновными, искренно каемся в своих грехах и надеемся на Божию милость, ибо Он принимает всякого грешника, самого ужасного, положительно утопающего в грехах, пусть только он будет смирен сердцем, сознает свою виновность и придет ко Христу с покаянием не показным, а искренним. Вот если мы будем смотреть на покаяние так, то, приступая к нему, мы должны будем сознать все величие этого Таинства и потому приготовить себя надлежащим образом. Знаю по себе. Хочу и не могу. Хочу делать добро, а делаю зло. Я даже не могу отличить белого от черного, зла от добра. Жалкое, ужасное состояние, в котором только и может помочь молитва, молитва покаянная. Да, я вижу единый исход из моего положения — это покаяние и приобщение Святых Тайн. Прежде должен очистить себя покаянием, а затем принять в себя Тело и Кровь Христовы. Великое Таинство — покаяние, но еще более величия и святости являет приобщение. Здесь я принимаю в себя Самого Иисуса Христа, Его Пречистое Тело, Его Кровь, Его Божество. Я соединяюсь с Ним самым тесным образом. «Пияй Мою Кровь и ядый Мою Плоть во Мне пребывает и Аз в нем», — говорит Сам Спаситель. Всю важность, всю необходимость этого Таинства для нас мы видим из слов Спасителя, что только вкушающий плоти Его живет, а тот кто не вкушает, не имеет в себе жизни. Да, велико и необходимо для нас это святое Таинство, но и страшно. Как я, недостойный и грешный, подойду к Святой Чаше? Ведь я не жизнь, а осуждение найду в Ней. Ибо всякий вкушающий недостойно, «суд себе яст и пиет». Да, страшно. Поэтому я должен всю эту неделю, начиная с понедельника, ходить в церковь и дома молиться и, углубившись в себя и сознав свое недостоинство, приступить к Таинству покаяния с искренним желанием исправить и переменить свою жизнь. Затем, все-таки будучи очищен, я со смирением и уже не с таким страхом приступлю к принятию Тела и Крови Христовой. Это несомненно поможет моему желанию стать человеком и, может быть, хоть немного, да откроет глаза. Я не имею в себе жизни. Теперь это мне вполне понятно: я ни разу не говел, не исповедовался, не приобщался. Ни разу, это ужасно… Теперь я решил исправиться, хочу переменить жизнь и, кажется, хочу искренно. Если так, то для меня теперь имеет смысл говеть, ибо я намерен говеть по-настоящему, как следует. Я даже надеюсь, что это послужит основанием к моей дальнейшей жизни и деятельности. Из дневника послушника Николая Беляева