Перейти к публикации

иером. Даниил

Модераторы
  • Публикации

    1 299
  • Зарегистрирован

  • Посещение

  • Дней в лидерах

    11

Записи блога, опубликованные пользователем иером. Даниил

  1. иером. Даниил
    Если время, данное на покаяние и приобретение бла­женной вечности, истрачено будет на временные занятия и приобретения, то в другой раз оно не дастся; потеря его невознаградима; потеря его будет оплакиваться вечными и бесплодными сле­зами во аде. Если во время земного странствова­ния человек не расторгнет общения с духами, то и по смерти останется в общении с ними, более или менее принадлежа к ним, смотря по степе­ни общения. Нерасторгнутое общение с падши­ми духами подвергает вечной погибели, а недо­статочно расторгнутое — тяжким истязаниям на пути к небу.
     
    Посмотрите, братия, посмотрите, что совер­шил, совершает и совершит диавол, низводя ум человека от духовного неба к веществу, прико­вывая сердце человека к земным занятиям и к земле. Посмотрите и устрашитесь страхом спа­сительным. Посмотрите и остерегитесь осторож­ностью необходимою, душеполезнейшею.
     
    Пад­ший дух занял некоторых иноков приобретени­ем разных редких и дорогих вещей и, пригвоз­див к ним мысль, отчуждил ее от Бога. Других занял изучением различных наук и художеств, лишь годных для земли, и, привлекши все вни­мание к преходящим знаниям, лишил суще­ственно нужного знания о Боге. Иных занял приобретением для монастыря разнородного стяжания, постройками, разведением садов, ого­родов, пашни, лугов, скотоводства, и принудил забыть Бога. Иных занял убранством келий, цве­точками, картинками, деланием ложечек, четочек и отвлек от Бога. Иных привязал к токарно­му станку и научил вознерадеть о Боге. Иных подучил обратить особенное внимание на их пост и прочие телесные подвиги, дать особенное зна­чение сухарям, грибам, капусте, гороху, таким образом, разумные, святые и духовные подвиги превратил в бессмысленные, плотские и грехов­ные, подвижника заразил и низложил плотским и лжеименным разумом, самомнением, презорством к ближним, в чем заключается уничтоже­ние самого условия к святому преуспеянию и условие погибели. Некоторым внушил придать вещественной стороне церковных обрядов пре­увеличенное значение, затмив от них духовную сторону обрядов; таким образом, он, для этих не­счастных отъяв сущность христианства, оставил одну искаженную, вещественную оболочку, ув­лек их к отпадению от Церкви, к ложному и глу­пейшему суемудрию, к расколу.
     
    Столько удобен для падшего духа этот род брани, что он ныне употреблен повсюду. Столько удобен для диавола и человеческой погибели этот род брани, что диавол употребит его в последние дни мира для полного отвлечения всего мира от Бога. Употре­бит диавол этот род брани, и употребит с решительным успехом. В последние дни мира обымет человеков, по влиянию миродержителя, привя­занность к земле и ко всему вещественному, плот­скому: они предадутся земным попечениям и вещественному развитию; они займутся исклю­чительно устройством земли, как бы она была вечным жилищем их: соделавшись плотскими и вещественными, они забудут вечность, как бы несуществующую, забудут Бога, отступят от Него.
     
    Свт. Игнатий (Брянчанинов). Приношение современному монашеству
  2. иером. Даниил
    Признаюсь честно - не люблю и не понимаю канты. И чем красивее и лучше их исполнение, тем еще сильнее их не люблю и еще больше не понимаю. Лично меня всегда страшила та возможная подмена, когда чисто душевные состояния и нервные переживания могут по ошибке приниматься за ощущения духовные.
    Помню еще до монастыря тронули сердце два этих канта в исполнении хора Почаевской лавры. Вчера случайно опять наткнулся на них, и к моему удивлению, опять тронули.
     

    http://dl.dropbox.com/u/10296212/forum/56%29%28www.muzico.ru%29.mp3

    http://dl.dropbox.com/u/10296212/forum/34%29%28www.muzico.ru%29.mp3
     
    Как видно, в каждом правиле есть исключения.
  3. иером. Даниил
    Отпев Божественную литургию о.Феофан, вдохновленный открывающимися видами полевых просторов, решил порадовать нас некоторыми песнопениями из своего внебогослужебного репертуара ...
     


     
    Прошу прощения за качество - снимал на телефон.
  4. иером. Даниил
    Мудрость книжная приобретается в благоприятное время досуга, и кто мало имеет своих занятий, может приобрести мудрость.
    Как может сделаться мудрым тот, кто правит плугом и хвалится бичом, гоняет волов и занят работами их и которого разговор только о молодых волах?
    Сердце его занято тем, чтобы проводить борозды, и забота его — о корме для телиц.
    Так и всякий плотник и зодчий, который проводит ночь, как день: кто занимается резьбою, того прилежание в том, чтобы оразнообразить форму;
    сердце свое он устремляет на то, чтобы изображение было похоже, и забота его — о том, чтоб окончить дело в совершенстве.
    Так и ковач, который сидит у наковальни и думает об изделии из железа: дым от огня изнуряет его тело, и с жаром от печи борется он;
    звук молота оглушает его слух, и глаза его устремлены на модель сосуда;
    сердце его устремлено на окончание дела, и попечение его — о том, чтобы отделать его в совершенстве.
    Так и горшечник, который сидит над своим делом и ногами своими вертит колесо,
    который постоянно в заботе о деле своем и у которого исчислена вся работа его:
    рукою своею он дает форму глине, а ногами умягчает ее жесткость;
    он устремляет сердце к тому, чтобы хорошо окончить сосуд, и забота его — о том, чтоб очистить печь.
    Все они надеются на свои руки, и каждый умудряется в своем деле;
    без них ни город не построится, ни жители не населятся и не будут жить в нем;
    и однако ж они в собрание не приглашаются, на судейском седалище не сидят и не рассуждают о судебных постановлениях, не произносят оправдания и осуждения и не занимаются притчами;
    но поддерживают быт житейский, и молитва их — об успехе художества их.
    Только тот, кто посвящает свою душу размышлению о законе Всевышнего, будет искать мудрости всех древних и упражняться в пророчествах:
    он будет замечать сказания мужей именитых и углубляться в тонкие обороты притчей;
    будет исследовать сокровенный смысл изречений и заниматься загадками притчей.
    Он будет проходить служение среди вельмож и являться пред правителем;
    будет путешествовать по земле чужих народов, ибо испытал доброе и злое между людьми.
    Сердце свое он направит к тому, чтобы с раннего утра обращаться к Господу, сотворившему его, и будет молиться пред Всевышним; откроет в молитве уста свои и будет молиться о грехах своих.
    Если Господу великому угодно будет, он исполнится духом разума,
    будет источать слова мудрости своей и в молитве прославлять Господа;
    благоуправит свою волю и ум и будет размышлять о тайнах Господа;
    он покажет мудрость своего учения и будет хвалиться законом завета Господня.
    Многие будут прославлять знание его, и он не будет забыт вовек;
    память о нем не погибнет, и имя его будет жить в роды родов.
    Народы будут прославлять его мудрость, и общество будет возвещать хвалу его;
    доколе будет жить, он приобретет большую славу, нежели тысячи; а когда почиет, увеличит ее.
     
    Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова гл. 38:24 - 39:14
  5. иером. Даниил
    6 мая 2011 г.
    Климик И.
    Портал «Богослов.Ru» публикует доклад, представленный на семинаре кафедры Богословия МДА по проблемам биоэтики, прошедшем 7 февраля 2011 года под руководством заслуженного профессора М.С. Иванова. Когда и каким образом происходит «одушевление» зарождающегося плода? Появляется ли душа до возникновения тела? Сотворяется ли она из ничего или рождается от душ родителей? В материале рассмотрены свидетельства святых отцов и церковных писателей относительно этих вопросов.
     
    Одним из ключевых мировоззренческих вопросов при этической оценке различных манипуляций с человеческими зародышами в современной биомедицине является вопрос о том, когда и каким образом происходит «одушевление» зарождающегося плода и когда человеческий плод уже необходимо считать человеком. Для разрешения его мы обратимся к свидетельству Священного Предания Церкви, выраженного в творениях святых отцов и церковных писателей. Причём при нашем цитировании их для лучшего уяснения смысла и контекста мысли автора нередко сами приводимые фрагменты будут довольно обширными.
     
    В «Православном догматическом богословии» протоиерей Н. Малиновский пишет: «Образ происхождения человеческих душ составляет тайну, относительно которой возможны лишь только гадания или предположения. В Откровении об этом не находится прямого и ясного учения, а имеющиеся в нём указания не настолько ясны, чтобы определённо разрешали вопрос. Поэтому ещё в христианской древности по вопросу о происхождении душ высказано было несколько мнений, разделяемых и ныне. Таковы: а) мнение о предсуществовании душ, б) мнение о творении душ и в) мнение о рождении душ от душ родителей»[1]. Последнее мнение из перечисленных ещё называют традуционизмом или генерационизмом. Второе мнение из перечисленных называют креационизмом, подразумевая под ним творение душ «из ничего». Каждое из указанных мнений имеет свои разновидности, на что указывал ещё свт. Григорий Нисский († ок.395)[2], потому данное деление мнений следует считать условным.
     
    1. Святые отцы и церковные писатели о происхождении души
     
    Церковный писатель V в. Немесий Эмесский, указывая на слова Писания: почил (Бог) в день седьмой от всех дел своих (Быт. 2: 2-3), вслед за Оригеном († 254) делает вывод, что «души теперь не происходят»[3], т.е. что они предсуществуют, и что слова Писания: Отец Мой доныне делает (Ин. 5: 17) «сказаны не о творении, а о Промышлении» Божием[4]. Объясняя, чт? он подразумевает в данном случае под действием Промышления Божия, Немесий отвергает теорию традуционизма: «Дело Промышления – через взаимное рождение сохранять бытие тленных (разрушимых) тварей <…>, а самое достойное дело творения – создавать из ничего. Итак, если души происходят через взаимное рождение, т.е., действием Промысла, то они разрушимы, как и все остальное, что происходит через преемство рода»[5]. Таким образом, для отвержения традуционизма Немесий использует аргумент, что всё, что рождается, обязательно должно быть смертным[6]. Отвергая же традуционизм, он становится на позиции Оригена, утверждавшего предсуществование душ. Таковое мнение несколько позднее, вместе с другими заблуждениями Оригена, было осуждено на V Вселенском Соборе. Учебники догматики приводят определение этого Собора: «Церковь, последуя божественным словам, утверждает, что душа творится вместе с телом, а не так, чтобы одна творилась прежде, а другое после, по лжеучению Оригена»[7].
     
    Об образе происхождения душ задумывались практически все святые отцы. Так, свт. Григорий Богослов († 389) в следующих словах высказывает традуционистский взгляд на происхождение души: «…тело берется от плоти, душа же примешивается недоведомым образом, привходя извне в перстный состав, как знает сие Соединивший, Который и в начале вдохнул ее и сопряг образ Свой с землей. А иной, пришедши на помощь моей песни, смело и следуя многим, присовокупит и следующее рассуждение. Как тело, первоначально растворенное в нас из персти, соделалось впоследствии потоком человеческих тел и от первозданного корня не прекращается, в одном человеке заключая других, так и душа, вдохнутая Богом, с сего времени сопривходит в образуемый состав человека, рождаясь вновь, из первоначального семени уделяемая многим и в смертных членах всегда сохраняя постоянный образ»[8]. И в другом месте: «Сперва заключался я в теле отца, потом приняла меня матерь, но как нечто общее обоим; а потом стал я какая-то сомнительная плоть, что-то не похожее на человека, срамное, не имеющее вида, не обладающее ни словом, ни разумом; и материнская утроба служила мне гробом»[9]. Приведенные слова святителя становятся объяснимыми, если творческое повеление плодитесь и размножайтесь (Быт. 1: 28) понимать действующим и поныне (и поныне производящим души), как хорошо объясняет свт. Филарет Московский († 1867): «Един Бог есть Основатель всякой твари; и в Нем Едином её глубочайшее основание. Всякая вещь стоит на том, на чем поставлена в начале. Посмотри в дальнозрительное стекло духа пророческого, и увидишь. Сказал Бог: да будет свет. И стал свет (Быт. 1: 3). Тоже и для каждой последующей твари. И так сказал Бог: да будет – вот коренное начало всех вещей! Сила Божия, слово Божие – вот глубочайшее основание их бытия и благобытия! Ибо не должно воображать слово Божие подобным произносимому слову человеческому, которое, вышед из уст, тотчас прекращается и в воздухе исчезает. В Боге нет ничего прекращаемого, ничего исчезающего: слово Его исходит, но не преходит: слово Господне пребывает вовек (1 Пет. 1: 25). Творческое слово есть как адамантовый мост, на котором поставлены и стоят твари под бездной Божией бесконечности, над бездной собственного ничтожества»[10]. Следовательно, даже если Священное Писание и говорит, что Бог образует дух человека внутри него (Зах. 12: 1), что Он создал сердца всех человек (Пс. 32: 15), что по смерти дух человека возвратится к Богу, Который дал его(Еккл. 12: 7) и что Он даёт дыхание людям и дух ходящим по земле (Ис. 42: 5), однако творение это следует понимать в силу единожды сказанного творческого слова. Точно так же становится понятным, каким образом следующие слова свт. Григория Богослова не противоречат его словам, приведенным выше: «Человек бывает отцом не целого человека, как говорят это, но только плоти и крови – того, что есть в человеке гибнущего; душа же – дыхание Вседержителя Бога, приходя совне, образует персть, как знает сие Соединивший их, Который вдохнул душу первоначально и сочетал образ Свой с землей. Подтверждением слов моих служит собственная любовь твоя, которая неполна, потому что ты любишь в детях не душу, а одно тело; сокрушаешься, когда тело изнемогает, и радуешься, когда оно цветет. Отец и досточтимая матерь больше болезнуют сердцем о неважных телесных недостатках в детях, чем о важных пороках и великих недостатках душевных. Ибо телу они родители, а душе – нет. Если и я называю тебя матерью, то это относится к худшей части»[11].
     
    Идея о том, что души творятся «постепенно, по мере образования телесных организмов»[12], встречается у подавляющего большинства святых отцов. При этом, как заметил ещё блж. Августин († 430), если отвергнуть совершенно традуционизм, то в таком случае непонятно, каким образом первородный грех передаётся от Адама его потомкам[13]. Аналогичную оговорку делает и свт. Лев Великий († 461), когда говорит, что кафолическая вера «исповедует, что каждый человек по своему телу и душе образуется и одушевляется в матерней утробе Творцом всяческих, так, впрочем, что остаётся зараза греха и смерти, переходящая от прародителя на потомство»[14]. Таким образом, мы приходим к двойному противоречию, на которое указывал ещё свт. Григорий Двоеслов († 604): «Если душа рождается от субстанции Адама, то почему же она и не умирает вместе с плотью? А если вместе с плотью не рождается, то почему она в этой заимствованной от Адама плоти и подчинена грехам?»[15] Как видим, на первое указанное святителем противоречие указывают все те, кто желает опровергнуть традуционизм (Ориген, Немесий Эмесский и др.), а на второе – все те, кто не соглашается с креационизмом, т.е. мнением, что новые души творятся Богом «из ничего». Однако обратимся ещё к некоторым свидетельствам святых отцов и церковных писателей, чтобы учесть дополнительные смысловые оттенки, прежде чем станем делать выводы.
     
    Блж. Иероним Стридонский († 420), указывая на приведенные выше слова Священного Писания в пользу креационизма (Ин. 5: 17; Зах. 12: 1; Пс. 32: 15) и отбрасывая мнение о предсуществовании и традуционизм, говорит, что «Бог постоянно творит души»[16]. При этом блж. Иероним, как и блж. Августин[17], отвергает укор приверженцев строгого традуционизма креационистам в том, что, если Бог творит души во время зачатия, то это в случае прелюбодеяния или кровосмешения недостойно Бога: «…рождение от прелюбодеяния – вина не того, кто родится, но того, кто рождает»[18]. Немесий Эмесский, указывая на подобный довод традуциониста Аполлинария Лаодикийского († ок.390), приблизительно так же отвергает его[19].
     
    Интересно также отметить, что такой традуционист, как Тертуллиан († 220/240), придерживался традуционизма совсем не по той причине, что творение душ в случае прелюбодеяний недостойно Бога. Он указывает, что в таком случае виновны преступники, а не Бог: «Природу нужно почитать, а не стыдиться. Совокупление позорится похотью, а не обстоятельствами, при которых оно совершается. Непристойно отклонение, а не нормальное состояние, поскольку последнее благословлено Богом: Плодитесь и размножайтесь (Быт. 1: 28), уклонение же проклято, – прелюбодеяния, разврат и публичные дома»[20]. Традуционизм Тертуллиана вытекает из его несколько вещественного представления о душе и его концепции душевного семени: «Душа – из дуновения Бога. <…> Так как при сотворении два различных и разделённых начала, ил и дуновение, образовали одного человека, две соединённые в одно сущности своё семя также смешали и передали затем эту форму человеческому роду для его продолжения, чтобы и теперь два начала, пусть различных, однако также соединённых вместе изливались и <…> вместе из обеих сущностей производили человека, в котором, в свою очередь, будет его семя по роду его (ср. Быт. 1: 11-12), как предназначено всему, что порождает. Итак, из одного человека происходит всё это изобилие душ, поскольку природа выполняет, надо думать, Божие предписание: Плодитесь и размножайтесь (Быт. 1: 28). Ведь и в самом вступлении к одному из дел: сотворим человека (Быт. 1: 26) были предсказаны все потомки употреблением множественного числа: и да владычествуют они над рыбами морскими (Быт. 1: 26). В этом нет ничего удивительного: в семени – залог будущих посевов»[21]. Уподобление Тертуллианом способа образования душ тому способу, которым появляются новые организмы, встретило резкое неприятие со стороны святых отцов и других церковных писателей. В таком уподоблении они усматривали примесь материалистического учения еретиков-люцифериан, полагавших, что душа происходит от того же семени родителей, от которого происходит и тело[22]. Относительно же времени появления души в человеке учение Тертуллиана православно: «Мы признаём, что жизнь начинается с момента зачатия, так как утверждаем, что душа существует с момента зачатия; ведь жизнь появляется с того момента, с какого появляется душа. Следовательно, одновременно соединяется для возникновения жизни то, что одновременно разъединяется, чтоб вызвать смерть»[23].
     
    Желание дистанцироваться от крайностей Тертуллиана мы видим не только у блж. Иеронима и блж. Августина. Более близкий по времени к Тертуллиану Лактанций († ок.325) также всячески старался опровергнуть его традуционизм. Однако при этом сам не избежал ошибок. Так он писал: «Можно рассмотреть, рождается ли душа от отца, или, скорее, от матери, или же от того и другого родителя. Своим рассуждением я лишу этот вопрос туманности. Ни одна из этих трёх [догадок] не является верной, так как души не рождаются ни от обоих родителей, ни от одного из них. Ибо тело может рождаться от тел, когда нечто соединяется из двоих тел, душа же не может [родиться из соединения двух душ], так как от тонкого и неуловимого ничего не может отделиться. Рождение душ подвластно одному только Богу. <…> От смертных не может родиться ничего, кроме смертного. И не должен считаться отцом тот, кто совершенно не чувствует, что он вдохнул или перелил из своей [души] душу [ребёнку], и если бы даже чувствовал, то не имеет представления когда или каким образом это случилось. Из этого явствует, что душа даётся не от родителей, но от одного и общего для всех Отца, Который единственно знает закон и причину рождения, ибо только Он и созидает. В самом деле, земной родитель не может ничего, кроме как под влиянием страсти наслаждения излить или принять в себя влагу тела, содержащую материю рождения, и больше ничего. А потому они молят, чтобы у них родились дети, поскольку не сами рождают. Всё остальное зависит уже от Бога, а именно: зачатие, формирование плода, вдохновение души, благополучные роды и всё, что служит сохранению человека»[24]. Как видим, первый аргумент Лактанция против традуционизма основывается на утверждении о простоте и неделимости души. Его будет позже (в V в.) приводить и Немесий Эмесский[25]. Однако этот аргумент вступает в противоречие со святоотеческой концепцией тела до грехопадения и после воскресения. Ведь такое тело, будучи сложным и делимым (Ева, например, взята из ребра Адама), совсем не предназначено для тления. Следовательно, оно пример существа сложного и делимого, но при этом чуждого тления. И поэтому предположение традуционизма, вступив в логическое противоречие с простотой души, само по себе не приводит ещё к выводу о разрушимости или тленности субстанции души. Более того, указанное противоречие с простотой души может быть снято «смягчением» строгого традуционизма, т.е. признанием особенного божественного действия при зачатии нового человека – такого действия, которое и творит новую душу из душ родителей. На спорность понимания Лактанцием простоты души указывают также следующие слова блж. Августина: «Природа же духовная, как, например, душа, в сравнении с телом более проста; но если не сравнивать её с телом, то она сложна, [ведь] она также не проста. Ибо она потому более проста, нежели тело, что не занимает места в пространстве; [и она более проста потому] что она – в каждом теле во всём вся, и в любой части его [также] вся. Поэтому когда что-либо происходит в какой-либо мельчайшей частичке тела, что может чувствовать душа, то, хотя это и не происходит во всём теле, всё же она вся чувствует [это], ибо ей это открывается всей. Однако, поскольку даже в душе одно дело – быть искусным, другое – безыскусным, третье – проницательным, и [поскольку] одно дело – желание, другое – страх, третье – радость, четвёртое – печаль; а [также поскольку] в природе души неисчислимым образом могут обнаруживаться неисчислимые [переживания], одни – отдельно от других, другие – более сильные, нежели третьи; постольку ясно, что [её] природа не проста, но сложна. Ибо нет ничего простого, что было бы изменчивым; всё же творение изменчиво»[26].
     
    Более того, при принятии гипотезы «смягчённого традуционизма» перестают работать и другие аргументы Лактанция. Так, при допущении действия Божия, творящего новую душу из душ смертных родителей, становится возможным произойти от них новой бессмертной душе. Объяснимым также становится то, почему родители не чувствуют себя (и не являются в полном смысле слова) родителями собственно души ребёнка, но только его тела. В этом смысле становятся понятными и свидетельства прочих святых отцов по данному вопросу.
     
    Так, свт. Кирилл Александрийский († 444) пишет следующее: «Хотя матери всех тех, кто находятся на земле, по природе служат появлению на свет, имея во чреве плоть, которая мало-помалу уплотняется и посредством неких невыразимых Божественных действий развивается и достигает совершенного человеческого облика (?????), однако духа этому живому существу посылает Бог тем способом, какой Он Сам знает. Ибо Он созидаетдух человека в нём (Зах. 12: 1), согласно изречению пророка. У плоти же – иной логос, и точно также иной и у души. И хотя они стали матерями только тел из земли, тем не менее, говорят, что при своём рождении они родили целое живое существо, то есть из души и тела, а не часть. И нельзя сказать, к примеру, что Елисавета хотя и “плотородица”, но не “душеродица”, ведь она родила Крестителя одушевленным, и человека – как единое из двух, то есть из души и тела. Согласимся, что нечто подобное совершилось и при рождении Единородного. А именно, хотя Единородное Слово, как я сказал, рождено из сущности Бога и Отца Его, но коль скоро Оно, приняв плоть и усвоив Её Себе, назвалось Сыном Человеческим и стало подобным нам, то вполне уместно, думаю я, и даже необходимо исповедовать, что Оно по плоти рождено через жену. Это совсем то же, как душа человека рождается вместе с собственным телом и считается с ним чем-то одним, хотя в сравнении с ним она и постигается и существует как иная по природе, согласно своему логосу. И если кто захочет сказать о матери такого-то, что она “плотородица”, но не “душеродица”, это будет совершенное пустословие, ибо она родила, как я сказал, живое существо, искусно составленное из неподобных [друг другу частей], хотя и из двух, но одного человека. Притом каждое из этих двух остаётся тем, что оно есть, но они словно стекаются в природное единение и как бы смешивают друг с другом то, что является собственным у каждого»[27]. Особенностью мысли святителя является акцент на целостности человека, притом что составляющие его душа и тело имеют различные логосы. На важность понимания характера целостности человека, состоящего из двух различных природ души и тела, указывал её сщмч. Ириней Лионский[28]. Как и свт. Горигорий Богослов[29], свт. Кирилл указывает на непостижимость образования духа человека Богом, что само по себе, конечно же, также не означает, что Бог творит каждую душу ex nihilo.
     
    Сходным образом о происхождении душ высказывается и свт. Иоанн Златоуст († 407): «Душа не рождается и не рождает, и не знает какого-либо отца, кроме Того, Кем сотворена»[30]. Однако свт. Иоанн – один из немногих авторов, который развивает концепцию неодновременного, более позднего появления души в человеке по сравнению с его телом. Интересна и сама концепция души у святого, которую он, если буквально понимать его слова, сводит лишь к жизненной силе: «Вдуну, – говорит, – в лице его дыхание жизни, и бысть человек в душу живу (Быт. 2: 7). Что значит: вдуну дыхание жизни? То, что Он восхотел и повелел, чтобы это созданное тело имело жизненную силу, которая у этого животного бысть в душу живу, то есть действующую и могущую выказывать свое искусство посредством движения членов. Усматривай и в этом различие между созданием этого чудного разумного животного и созданием бессловесных. О них Бог говорит: да изведут воды гады душ живых (Быт. 1: 20) – и тотчас произошли из вод одушевленные животные. И относительно земли опять таким же образом: да произведет земля душу живу (Быт. 1: 24). С человеком было не так, но прежде созидается тело из персти, а потом дается ему жизненная сила, которая и составляет существо души. Поэтому и относительно бессловесных сказал Моисей, что кровь его душа его есть (Лев. 17: 11). А в человеке есть бестелесная и бессмертная сущность, имеющая великое преимущество пред телом, и именно такое, какое прилично (иметь) бестелесному пред телом. Но, может быть, скажет кто: для чего же, если душа выше тела, низшее созидается прежде, а потом уже высшее и важнейшее? Не видишь ли, возлюбленный, что и с (прочим) созданием было то же самое? Небо и земля, солнце и луна, и все прочее, а также неразумные животным были уже сотворены, и после всех их – человек, которому надлежало владычествовать над всеми этими тварями. Подобным образом и при сотворении самого человека прежде является тело, а потом уже, что драгоценнее (его) – душа. Как бессловесные, предназначенные и на пользу и на службу ему, создаются прежде человека, чтобы тот, кому надлежало пользоваться ими, имел уже готовую услугу, так и тело создается прежде души, чтобы, когда по неизреченной мудрости Божией, создана будет, душа, можно ей было показать свою деятельность движением тела»[31].
     
    Как видим, свт. Иоанн Златоуст обосновывает более позднее появление у зародыша души порядком создания видимых тварей. Подобную концепцию (и тот же аргумент) высказывает ещё один представитель антиохийского богословия – блж. Феодорит Кирский († 457): «Церковь, покорствуя словесам Божиим, <…> сказует, что душа создана вместе с телом, и не в вещественном семени имеет начало своего создания, но изволением Творца приходит в бытие по образовании тела. Ибо божественный Моисей сказал, что сперва создано тело Адамово, а потом вдунул Бог душу. <…> Сим означается естество души, а именно, что душа есть дух разумный и мыслящий. И в законах сей же Пророк ещё яснее научил нас, что сперва образуется тело, а потом вдыхается душа; ибо об ударившем непраздную сказал: аще изыдет младенец изображен, да будет око за око, зуб за зуб, и прочее: аще же изыдет не изображен, тщетою да отщетится (ср. Исх. 21: 22-23); а сим научает, что младенец, образовавшийся в утробе, одушевлен, а необразовавшийся – неодушевлен. <…> Почтил же Бог тело сим преимуществом во времени, чтобы установить равенство. Поелику душу сотворил безсмертною, а тело смертным; то телу дал старейшинство во времени, чтобы душа не величалась пред ним, преимуществуя и по естеству, и по времени»[32]. Сразу следует отметить: само предположение, что в одном и том же человеке душа может превозноситься над телом, противоречит святоотеческой мысли, выраженной, например, свт. Кириллом Александрийским, о целостности человека, тождестве субъекта в нём. Такое произвольное разделение ипостаси в одном субъекте было характерной тенденцией для антиохийского богословия V-го века и в антропологии, и в христологии. При этом мысль о целесообразном превосходстве души над телом была общим местом у многих святых отцов, и, например, по мысли свт. Амвросия Медиоланского[33] это превосходство души над телом совсем не требует какого-либо «уравнивания» между ними, но призвано преобразовать тело, соделать его духовным, освятить его.
     
    Дополнительные доводы в пользу одновременного появления с зародышем его души представляет свт. Григорий Нисский († ок.395). Так, в любой модификации учения о предсуществовании душ свт. Григорий усматривает то или иное языческое учение, и, доводя мнение о предсуществовании до логического конца, он показывает его полную несообразность[34]. Если же предположить, что в человеке сначала появляется тело, а затем только душа, то, во-первых, это наводит на мысль (как это действительно видно из примеров свт. Иоанна Златоуста и блж. Феодорита), что душа творится для тела, а не наоборот: «а всё делаемое для чего-нибудь, конечно малоценнее того, для чего делается, как и Евангелие сказует, что душа не больше пищи, и тело одежды (Мф. 6: 25)»[35] и «в таком случае умная природа окажется стоющею менее, нежели бренная тварь»[36].
     
    Во-вторых, при этом нарушается мысль Священного Писания и Предания Церкви о целостности человека, тождестве субъекта в нём: «Поскольку человек, состоящий из души и тела, есть единое, то предполагаем одно общее начало его состава, так что он ни старше, ни моложе самого себя и не прежде в нем телесное, а потом другое. Напротив того, утверждаем, что предведущим Божиим могуществом, согласно с изложенным несколько выше учением, приведена в бытие вся полнота человеческого естества, как свидетельствует об этом пророчество, которое говорит, что Бог ведает вся прежде бытия их (Дан. 13: 42). В сотворении же каждой части не предпоставляем одного другому и души телу, и наоборот, чтобы человек, разделяемый разностью во времени, не был поставляем в разлад с самим собой»[37].
     
    В-третьих, мысль о том, что в зародыше тело предваряет душу содержит в себе клевету на Создателя, якобы не могущего произвести совершенным то, что предопределил: «Поскольку, по учению апостольскому, естество наше представляется двояким, иным в человеке видимом, и иным – в потаенном (1 Пет. 3: 4), то, если одно предсуществовало, а другое произошло после, сила Создателя окажется какой-то несовершенной, недостаточной, чтобы произвести все сразу, но раздробляющей дело и трудящейся особо над каждою половиной. Но, как о пшеничном зерне или о другом каком семени говорим, что оно в возможности заключает все относящееся к колосу: зелень, стебель, колена на стебле, плод, ости, – и утверждаем, что из всего этого по закону природы в естестве семени ничто не предсуществует или не происходит прежде, но по естественному порядку обнаруживается скрытая в семени сила и не вмешивается в дело чуждая природа: по такому же закону и о человеческом осеменении предполагаем, что с первым началом состава всевается естественная сила, которая развивается и обнаруживается с некоторой естественной последовательностью, поступая к совершению целого, ничего не заимствуя извне в средство к этому совершению, но сама себя последовательно возводя к совершенству; так что несправедливо было бы утверждать, будто произошла душа прежде тела, или тело без души, но одно начало обоих: по высшему закону – положенное первым Божиим изволением, а по другому закону – состоящее в способах рождения. Как в том, что посевается для зачатия тела прежде его образования невозможно видеть членораздельности, так в этом же самом невозможно представлять себе душевных свойств, пока не начнут действовать. И, как никто не усомнится, что это всеянное образует из себя различные члены и внутренности не иной какой-либо прившедшей силой, скрытой в семени и естественно приведенной в деятельность, так, согласно с этим, тоже можно подразумевать и о душе, что, хотя никакими деятельностями не открывает себя в видимом, но, тем не менее, есть уже во всеянном потому, что и отличительный вид (?????) человека, который из этого составится, заключается в этом по возможности, но скрыт по невозможности сделаться явным прежде неизбежной последовательности, а также и душа есть в семени, но неприметна, явит же себя свойственною ей естественной силой, сообразуясь с телесным возрастом»[38]. Как видим, этот аргумент свт. Григория Нисского содержит также объяснение возможной ошибки и, вместе, греха тех, кто, смотря лишь поверхностно на человеческий зародыш, который ещё не принял человеческого облика, т.е. не сформировался, неизображен (Исх. 21: 22), могут прийти к выводу об отсутствии в нём человеческой души и, следовательно, считать его ещё не-человеком и тем самым находить в этом некоторое оправдание для умышленного аборта. Но об этом мы скажем ещё несколько позже.
     
    В-четвёртых, неодушевленное не может родиться от живого тела и затем только стать одушевленным. Святитель говорит: «Поскольку сила к зачатию отделяется не от мертвого, но от одушевленного и живого тела, то признаем потому основательной ту мысль, что исходящее от живого в начало жизни не есть что-либо мертвое и неодушевленное. Ибо неодушевленное во плоти, без сомнения, мертво. Мертвенность же происходит от утраты души. Никто же не скажет при этом, что лишение возможно прежде обладания, но это говорит утверждающий, что неодушевленное, т. е. мертвенность, старше души»[39].
     
    В-пятых, по мысли святителя, доказательством одушевлённости человеческого плода служат физические проявления его жизнедеятельности: «теплота, деятельность и движимость»[40]. При этом, как говорит святой, «согласно с устроением и усовершением тела, возрастают в человеке и душевные деятельности.<…> Как тело из самого малого приходит в совершенный возраст, так и душевная деятельность, возрастая в человеке соответственно телу, развивается и увеличивается. При первоначальном устроении тела, подобно некоему корню, скрытому в земле, предшествует в душе одна растительная и питательная сила, потому что малость приемлющего тела не может вместить большего. Потом, когда это растение выйдет на свет и росток свой покажет солнцу, расцветает дар чувствительности. Когда же созреет и достигнет уже соразмерной высоты, тогда, подобно некоему плоду, начинает просвечивать разумная сила, впрочем, не вся вдруг обнаруживаясь, но быстро возрастая вместе с усовершением орудия и столько принося всегда плода, сколько вмещают силы человека»[41]. «Почему <…> не мертвым и не неодушевленным бывает то, что, для произведения животного существа, будучи извлечено из живого тела, влагается в художническую храмину природы»[42], так как в нём усматривается некая «естественная сила, которая, привлекая в себя из окружающего сродную и сообразную пищу»[43], преобразует человеческий зародыш в совершенного человека.
     
    Читать далее...
  6. иером. Даниил
    "Раз за разом мы слышим в храме, как Христос спрашивает Петра: «Любишь ли Меня?». Слышим, как Петр в ответах горячится, обижается, спешит ответить, что любит. Все это читается для нас. Для нас в том смысле, что всякий верующий «вкусил и видел, яко благ Господь». Но однократное или многократное вкушение благости Божией глубины сердца не отменяет. Скорее наоборот – подчеркивает. И это глубокое сердце многоэтажно, сложно, а внизу там, в самом подвале, змей притаился. Кто, говорит Макарий Великий, в глубину не сходил и змея не заклал, тот — не гордись. Исповедуй наличие в себе веры вместе с неверием. И отвечай Господу на вопрос: «Люблю Тебя», но помни, что Он еще и еще раз повторит вопрос, поскольку никто на земле не способен с первого раза дать ответ от всей глубины своего таинственного сердца".
     
    Отсюда
  7. иером. Даниил
    Я всегда сияю пред лицом верных,
    Но они не хотят (Меня) видеть, или лучше закрывают глаза,
    Не желая воззреть на Меня,
    И отвращают лица в другую сторону.
    Вместе с ними и Я поворачиваюсь, становясь пред ними,
    Но они снова бросают взор в другую сторону,
    И [таким образом] совершенно не видят света Лица Моего.
    Одни из них покрывают лица покровами,
    Другие же убегают прочь, совершенно ненавидя Меня.
    Итак, что делать Мне с ними? – Я совершенно недоумеваю.
    Ибо спасти их без (их) воли и по принуждению –
    Это показалось бы скорбным для не желающих спастись.
    Ведь добро воистину будет добром (только) по воле,
    Без воли же добро не будет добром.
    Поэтому желающих и Я вижу и (ими) видим бываю,
    И делаю их сонаследниками Царствия Моего.
    Не желающих же Я оставляю с их желанием в мире сем.
    И они сами прежде суда бывают своими судиями,
    Так как в то время, когда сиял Я – Свет неприступный,
    Они одни сами себе причинили тьму,
    Не желая видеть Света и оставшись во тьме.
     
    (Прп. Симеон Новый Богослов. Из 17-го Гимна)
  8. иером. Даниил
    "... Ходи ты теперь в сем настроении, под влиянием цер­ковных порядков,—что получишь? Получишь то, что дух благоговеинства проникнет всего тебя и вселится в тебя. А отсюда что выйдет? — Вый­дет то, что ты никакой многости в церковном замечать не станешь; ибо дух благоговеинства, пребывая в тебе неотходно, все объединять будет, и у тебя во внимании будет не многое, а одно. Выйдет также, что ты ни в каком последовании церковном не будешь замечать длительности; потому что никакое последование церковное не может быть столько длительно, чтоб сравниться в сем отношении с духом благоговеинства, или превысить его, когда он неотходен и непрерывно действен. Выйдет еще и то, что ты не будешь замечать связи себя церковною законностию, ибо тогда у тебя все будет идти извнутрь, из серд­ца,— и ты будешь сам себе закон, или ста­нешь таким лицом, которому закон не лежит. — Припомни теперь укор нам: вы облепили себя церковною внешностию (разумеется — законнос­тию),— и смотри, есть ли какая от этого беда. Внешнее тут только внешняя оболочка неизбеж­ная, а что составляет существо действования, то все внутренно, духовно, все идет пред лицем Бога, в глубине сердца. Ходящий в сем внешнем, ходит внутренно, оживляет и укрепляет дух и живет духом.

    После этого, сам видишь, что если иногда в совершающем церковные последования и в уча­ствующих в них церковность обращается в одну форму, то вина тому не в церковных порядках, а в нас. Это наша оплошность, а не неизбежная принадлежность церковности. Таковы мы, что са­мые назидательные и возбудительные порядки своим невниманием обращаем в бездейственные формы. То, что вчера так благотворно действова­ло на нас, ныне уже действует слабее, через день будет еще слабее действовать,— и так далее, пока действие сие не дойдет до нуля. И останет­ся тогда одна форма. Так бывает и с церковностию, — так и она обращается в форму, не будучи сама в себе одною формою. Это, однако ж, подает повод отступникам и некоторым сочувствующим им умникам кричать: формализм! формализм!
    Бестолковый крик! Церковность сама в себе не есть одна форма, и в исполнителях ее, не во всех она обращается в форму. Что же кричать-то? — Ведь нельзя же, потому одному, что иные внешнюю церковность по своей оплошности об­ращают в безжизненную форму, отменить ее? Ибо без нее нам быть нельзя. Не следует и изме­нять ее или заменять новою; ибо, какие порядки ни введи вместо их, мы и их обратим в одну форму. А что следует? Следует поставить нам самим себе законом — так пользоваться церковностию, чтобы она не обращалась у нас в форму: ибо сама по себе она не есть одна форма, — и в исполнителях не во всех бывает такою. Вместо затевания об изменениях и отменах пусть всякий позаботится стать в ряд разумных исполнителей, и делу конец. И для этого не многое требуется. Что искренняя ревность о богоугождении требу­ется, об этом и говорить нечего: ибо она корень всей благочестной жизни. К ней надобно придать только нехитрый и несложный прием: всякий раз приступать к церковному действованию, как в первый раз, совсем забывая,— или цены никакой тому не давая,— что совершали то когда-либо, или совершали несколько раз,— то есть присту­пать с тем же вниманием и благоговеинством, каким обыкновенно полна бывает душа, в первый раз приступая к священному делу. Такое прави­ло дают святые отцы. И оно оправдывается по­всюдными опытами. Спроси у благоговейников,— и они подтвердят тебе это. Спроси у тех, кои ниспадали в формализм и опять поднялись из него и востекли к живому духу благоговеинства, — и они то же скажут.

    Спросить только можно: чего ради и после того, как развивается уже духовная жизнь, не бросают законности церковной? — Ответим глав­ное: того ради, что духовная жизнь всегда требу­ет оживления; церковная же наша законность вся преисполнена духовными стихиями; потому ходящий в ней всегда вдыхает в себя духов­ное — оживляющее. Как дыхание телесное осве­жает и оживляет весь организм, так и хождение в церковных порядках освежает и оживляет весь состав духовной жизни. Как кровоточивая, кос­нувшись края ризы Господа, привлекла целитель­ную себе от Него силу, так всякий, деющий. что-либо церковное или участвующий в том, прием­лет приток духовных стихий в оживление своего духа. Внешний чин Церкви есть риза Господа, самая же Церковь — тело Его.

    Спросить еще иной может: если Церковь властна переменять свое внешнее, то чего ради не переменяет? Того ради, что ей дано переменять не потому только, что она властна это делать, или не для того только, чтоб дать упражнение сей власти своей; но в таком случае, если какое-либо действие, уставом ее определяемое, перестало быть потребным, перестало назидать и питать дух.— И это не по капризу некиих лиц — модников, но удостоверившись, что действительно так есть и что перемена или отмена всеми желательна в видах польз духовных, а не каких-либо удобств внешних. Если же в Церкви все назидательно, требуется и удовлетворяет потребности, а не из­лишество составляет, то для чего отменять или переменять? Она и не отменяет и не переменяет.

    Из всего сказанного выходит: так, стало быть, не шевелись и не затевай новизн, а живи как все жили и теперь живут по-церковному, усердно исполняя все уставы Церкви. Так делая, несом­ненно Богу угодишь и спасешься. А модничать станешь,— Бога прогневишь и душу свою сгу­бишь".

    Свт. Феофан Затворник "Письма о разных предметах веры и жизни"
  9. иером. Даниил
    Позволяю себе послать к Вам вновь вышедшую книгу «Житие и писания Молдавского Старца Паисия Величковского», того благочестивого и духовно просвещенного мужа, которому чада православной Церкви обязаны за перевод с греческого на славянский язык Добротолюбия, Исаака Сирского и других Отцов. В вновь вышедшей книжке, которую я давно знаю в рукописях, с особенною ясностию изложено учение, весьма приличествующее нашему времени — учение о Иисусовой молитве, о которой ныне по большей части имеют самое темное, сбивчивое понятие.
    «Иные», считающие себя за одаренных духовным рассуждением и почитаемые многими за таковых, «боятся» этой молитвы, как какой заразы, приводя в причину «прелесть» — будто бы непременную спутницу упражнения Иисусовою молитвою, — сами удаляются от нее и других учат удаляться. Изобретатель такового учения, по мнению моему, — диавол, которому ненавистно Имя Господа Иисуса Христа, как сокрушающее всю его силу; он трепещет этого всесильного Имени и потому оклеветал Его пред многими христианами, чтоб они отвергли оружие пламенное, страшное для их врага, — спасительное для них самих.
    Другие, занимаясь Иисусовой молитвой, хотят немедленно ощутить ее духовное действие, хотят наслаждаться ею, не поняв, что наслаждению, которое подает один Бог, должно предшествовать истинное покаяние. Надо поплакать долго и горько прежде, нежели явится в душе духовное действие, которое — благодать, которое, — повторяю, подает един Бог в известное Ему время. Надо прежде доказать верность свою Богу постоянством и терпением в молитвенном подвиге, усмотрением и отсечением всех страстей в самых мелочных действиях и отраслях их.
    Представляемая мною «книга» показывает непрелестный образ упражнения Иисусовою молитвою, состоящий в тихом произношении ее устами или и умом, непременно при «внимании» и с чувством «покаяния». — Диавол не терпит вони покаяния; от той души, которая издает из себя эту воню, он бежит прочь с прелестями своими. Проходимая таким образом Иисусова молитва — превосходное оружие против всех страстей, превосходное занятие для ума во время рукоделия, путешествия и в других случаях, когда нельзя заняться чтением и псалмопением. Таковое упражнение молитвою Иисусовою приличествует всем вообще христианам, как жительствующим в монастырях, так и жительствующим посреди мира.
    Стремление же к открытию «сердечного духовного действия» приличествует наиболее, почти единственно инокам, — и то познавшим подробно борение со страстями, при удобствах, доставляемых местом и прочими обстоятельствами. — Если же «кто бы то ни был», движимый, по выражению святаго Иоанна Лествичника, гордостным усердием, ищет получить преждевременно сладость духовную, или сердечное молитвенное действие, или какое другое духовное дарование, приличествующее естеству обновленному; тот неминуемо впадет в прелесть, каким бы образом молитвы он ни занимался, псалмопением ли или Иисусовою молитвою. Это привелось видеть и на опыте. Упоминаемый в житии Пахомия Великого прельщенный старец, стоя по действию прелести на раскаленных углях босыми ногами, произносил молитву Господню «Отче наш». Причина прелести — не молитвословие, не псалмы, не каноны и акафисты, не молитва Иисусова, — нет! Сохрани Боже всякого от такового богохульства! Гордость и ложь — вот причины прелести! — Гордость и ложь, которых виновник — диавол. А он, чтоб свалить с себя вину, дерзостно и богохульно оклеветал Иисусову молитву, сам же встал в стороне, как ни в чем не повинный. Ныне многие хлопочут, остерегаются и других остерегают от молитвы Иисусовой, утверждая, что должно от нее удаляться, как от причиняющей прелесть; а о диаволе, настоящем виновнике прелести, ни слова — совсем забыли. Ах! какая явная хитрость диавола! как он прячется искусно!
    Очень огорчает меня, что ныне так утерян людьми истинный духовный разум, а разные ложные, вполне ложные мысли, получили такую силу!
    Книга Паисия имеет значительные недостатки в литературном отношении. Что до того? Часто смиренные пустынники, выходя из пустынь своих, лишь прикрытые рубищем, словом скудным и нескладным возвещали христианскому миру святую и спасительную Истину; напротив того, сколько видим книг, убранных звучными словами, блестящими мыслями, в стройном систематическом порядке, — а они заключают в себе яд, убивающий души.
     
    Из письем свт. Игнатия (Брянчанинова)
  10. иером. Даниил
    "Ты хотел бы, чтобы Господь на Страшном Своем Суде помиловал всех грешников. Снова ты искушаешь Господа, как искушал Его противник Божий на Горе искушений? (Мф. 4, 1–10) "Если Ты Сын Божий многомилостивый, помилуй Иуду и Каина и всех грешников, и поклонюсь Тебе",– такими словами можно выразить твое испытывание Христа. Господь мог бы ответить тебе на это: "Разве был Я немилостив, когда из вечной славы Своей сошел во мрак человеческий и всего Себя предал в жертву за людей? Как помиловать Мне тех, кто никогда не просил Моей милости? Кто до последнего вздоха презирал предложенную им милость? Кто кровь наследников Моих проливал, как воду? И кто до конца оставался рабом сатаны?".
     
    И как это может быть, чтобы смертный человек соревновался в милости с премилостивым Господом, да еще воображал себя милостивее Его? Испытай самого себя и посмотри, как ограниченна и ничтожна милость человеческая. Испытай: легко бы простил ты своего друга, который трижды отрекся от тебя? И легко бы ты простил человека, истребившего твой род? Или того, кто осквернил самое для тебя святое? А Господь простил Петра, трижды отрекшегося от Него. Простил Савла, гнавшего и избивавшего наследников Его, родных Его. Простил Августина, осквернившего христианскую святыню. Простил всех, кто всем сердцем покаялся и обратил противление свое в верность Богу и святыням Его. Простит Он на Суде Страшном и тех, кто покаялся на смертном одре, в свой последний час, во всех беззакониях своих, кто признал Христа Сыном Божиим и возопил к Нему о спасении. Простит и тех, кто во имя Его проявил хотя бы малую милость и чашей воды напоил одного из наследников Его.
     
    Но недостаточно этого искусителям Господа! Недостаточно тем, кто сам не знает, что значит простить, что значит покаяться. Не знают они, насколько милость Божия превосходит наш ум. Они хотели бы, чтобы Господь смешал Царство вечного света с тьмой, чтобы и на небе, как и на земле, наступило смешение добра и зла. Хотели бы, чтобы Иуда, и Каин, и все братоубийцы, все безбожники, кровопийцы, развратники, мошенники, богохульники, осквернители святынь – все, все нераскаявшиеся преступники встали одесную Христа на последнем Суде вместе со святыми, мучениками и праведниками и чтобы ошуюю Его никого не осталось! Разве это справедливость? Разве справедливо дать ту же плату тем, кто даже не ступил на ниву Хозяина, и тем, кто трудился на ней весь день? Разве это милость – смешать свет и тьму, истину и ложь, пшеницу и плевелы?
     
    Человече, кто еси, чтобы учить справедливости Начальника справедливости? Чтобы напоминать о милости Тому, Кто дал Себя распять за людей? Поклонись святыне справедливости Его и неисчерпаемой глубине милости Его и возопи: "Всемилостивый, помилуй и спаси меня, грешного!".
     
     
    Cвятитель Николай Сербский "Миссионерские письма"
  11. иером. Даниил
    Все ли сказали святые отцы?
     
    «Отцы все уже сказали». Эту фундаментальную мысль я слышу часто и читаю часто. Эту мысль исповедуют многие: и простецы, и архиереи. Все сказано, мол, теперь дело только за исполнением. Трудно подкопаться. И нужно ли подкапываться? Нужно. А почему? А потому, что мысль эта не работает. Мысль эта ложная.
     
    Если действительно все (!) уже сказано, то дело только за исполнением. Почему же жизнь горбата? Не исполняем, видать, однажды сказанного или не поняли вовсе того, что сказано, а так только, щеки раздуваем. Неужели мы – умирающие от голода люди, сидящие на мешках с хлебом? А ведь это – точный образ тех, кому все сказано, но кто живет в нравственной грязи.
     
    В том, что жизнь крива, никто ведь не сомневается. И если есть универсальные ответы, на все времена однажды данные, значит мы – злодеи. Мы знаем рецепт, но удерживаем его в тайне плюс сами им не пользуемся. Кто себя под такой молот подставит? Ни один, даже самый великий хранитель старины. Значит, не все сказали отцы, а из того, что сказали, не все мы поняли. Может, мы вообще неправильно пользуемся их наследием, если вообще – пользуемся.
     
    Про отцов любят говорить те, кто отцов близко не читал, кто ни Григория Богослова, ни Василия Великого не изучал ночами. В лучшем случае – пользовался куцыми цитатниками, где все – сплошь отрывки, невесть кем надерганные и воедино собранные. От этой хвори нужно избавляться. Это непозволительно. Хочешь ссылаться на отцов – читай отцов. Прочти пять-шесть томов Златоуста и тогда говори: «Златоуст сказал…» Спросят тебя: «Где сказал?» – а ты ответишь вопрошающему: «Во втором слове об Анне». И все ясно. Человек знает тему. Его слушать можно. С ним спорить полезно. Иначе нельзя болтать: «отцы, отцы». Книги отцов – говорил один греческий святой недавних времен – достойны такого же почитания, как и мощи их. Лобзать нетленные тела мы умеем. Впору поучиться читать отцов не по цитатникам, а по фундаментально изданным трудам, с комментариями да со справочным материалом.
     
    Теперь еще одно попробуем уяснить. Есть область догматическая. Там действительно многое сказано раз и – навеки. Но эти слова о Троице, о единосущии тоже нужно внимательно читать и понимать. Эти слова – толкование Символа веры. Учение отцов Церкви всегда не возникает само по себе, но мотивируется возникновением ересей. И учителя Церкви реагируют на проблему, изъясняя ее в максимально доступных терминах. Не понимать исторического контекста тех или иных церковных движений мысли – значит не понимать самих догматов и правил, возникших в жару борьбы по защите воплотившейся Истины. Опять вывод жесток: не цитировать нужно, а понимать и пользоваться. Причем пользоваться: иногда – готовой богословской формулой, вроде «единосущный», а иногда – самим методом, способом подхода к решению вопроса.
     
    Отцы IV века научили в разговоре о Троице различать «сущность» и «личность». Палама стал говорить о различии «сущности» и «энергий» много столетий спустя. Это – догматы Православия. Умеете читать – читайте. Начали читать и ощутили, что мозг кипит, – отставьте книгу в сторону и поймите, что вы – не богослов. Определите себе меру. Это очень важная способность, говорящая о мудрости человека. Но теперь не ссылайтесь легко на «отцов», чтение текстов которых укладывает вас спать через пять минут.
     
    И вот теперь напомним, что догматическая область – это то, о чем можно говорить: «Отцы сказали». А вот область повседневной морали, поведения, отношения к разным видам греха, к «этосу», короче, отцы не могли определить навеки. Совсем не одно и то же жить в христианской или мусульманской стране. Совсем не одно и то же – быть в храме раз в три месяца при том, что храм – через квартал, и быть в храме так же часто (редко) при том, что он – за 500 километров. Приноровиться к жизни, понять ее нюансы, отслоить второстепенное от главного – это вечные вопросы человека. И никто, живший в V веке, не может описать в деталях мой модус поведения в XXI веке, как бы свят он ни был. Я, например, не могу апеллировать к императору. Нет у меня императора. Я должен быть осторожен, высказываясь о тысячах вещей, напрочь отсутствовавших в жизни Василия Великого. Стоит ли мне искать буквальных ответов у Василия? Нет. Мне стоит искать метод, способ подхода к решению проблемы, но такое поведение требует ума и творчества. Есть ли у нас ум и способность к живому творчеству, а не эпигонству?
     
    Мы приближаемся к творческому выводу.
     
    Отцы очень многое сказали. Все (!) сказать они не могли и не имели права! Все, что они сказали, нужно изучить, а применять – только приноравливаясь к условиям.
     
    Нужно расслоить, разъединить в сознании область догматики и область религиозного этоса. В первой области отцы – учители. Во второй – указатели образа мышления, и не больше.
     
    Учить отцов по тощим и кем-то подобранным цитатникам можно только в пещерные времена, то есть – не сегодня. Хочешь на отцов ссылаться – читай отцов. Читай прилежно, с маркером в руках, с записной книжкой для занесения цитат, с обдумыванием. Не умеешь вот так, творчески читать – учись. Не способен учиться – прошу тебя: перестань на отцов ссылаться, поскольку ты «подшиваешь» их святые имена к своему дешевому бреду чаще, чем тебе кажется.
     
    Это вообще наша историческая задача – учиться! Умственные же лентяи и пустосвяты – самые опасные наши внутренние враги. Книги отцов стоят на множестве полок, исполняя горькое пророчество о том, что Православие будет однажды помещено в книжки и водворено на полки. Так потянитесь же, лентяи и бездари, к своим книжным полкам и вместо просмотра футбола и сериалов прочтите на ночь хоть десять страниц из Златоуста или Василия. Тогда и пафос уменьшится, и серьезность подхода к жизни увеличится. Тогда фраза «Отцы сказали» либо перестанет вылетать из празднословных уст, либо обретет благородную значимость.
     
    Протоиерей Андрей Ткачев
  12. иером. Даниил
    Закупщик этого места, придя из Аравии, просил у игумена денег для закупки хлеба. Но на данный момент не было необходимого. Тогда он решил на следующий день послать или в Иерихон, или во Святый град, чтобы принесли. После же наступления вечерних сумерек пришла некая женщина, по виду нищенка, и говорит привратнику: «Сотвори любовь, позови игумена. Имею надобность встретиться с ним». Привратник, пойдя, сообщим игумену. Тот же сказал ему: «Иди, и если хочет наставления, дай ей, если же поесть, сделай ей. Ибо не имею времени из-за этих посетителей сейчас выйти». Привратник передал это женщине. Она же говорит: «Хочу непременно поговорить с ним, чтобы прежде рассвета пойти своей дорогой». Тот пошел снова и сказал игумену. Он же непреклонно сказал ему: «Я сказал тебе, брат, что не могу оставить дела и идти сейчас разговаривать с этой женщиной». Привратник сказал это женщине. Она говорит ему: «Что же, о богатых заботитесь, а о нищих небрежете? Через это справедливо имеете нехватку в деньгах. Однако возьми это благословение и дай ему». И подала ему кошелек в шестьдесят номисм. Тот же, побежав бегом, отдал игумену, передав слова женщины. Игумен же, приняв, сказал ему: «Ступай, позаботься о ней и извинись, а я оставлю этих и выйду к ней». Привратник, выйдя и обойдя все за воротами, не нашел ее. Обежал и все дороги, и не видел ее. Поскольку была эта Благословенная Владычица, направляющая их дела, ибо место это святое есть нищих и странных прибежище, а не богатым только пристанище.

    Житийные материалы, связанные с обителью Хозива
  13. иером. Даниил
    «Я теперь занят чтением пророков и немало удивляюсь богопросвещенности их. Многое относится к нашим временам, да и вообще хорошо развиваться словом Божиим. Когда я читаю, ясно ощущаю, как в нем все написано священными писателями под озарением Духа Святого, но нужно навыкнуть такому осмысленному чтению. Вспомнишь себя лет тридцать назад — нелегко мне это давалось. Берешь, бывало, святое Евангелие, а на сердце холодно, и многое ускользало от внимания. Теперь духовный восторг охватывает мое сердце — так очевидно для меня в слове Божием присутствие благодати; мне кажется, что я при чтении впитываю ее в себя".»
     
    Отрывок из книги: святой праведный Иоанн Кронштадтский. «Неизданный дневник.»
     
    * * *
    Подобный восторг от живого ощущения благодати при чтении Слова Божия можно встретить у многих святых людей. Особенную силу это чувство обретало уже на закате их жизни.
  14. иером. Даниил
    Если кто богат, и готовит дорогую вечерю; то тратит из своего богатства и из сокровища, какое имеет, и при великом богатстве не боится, чтобы у него был недостаток в чем-нибудь; и таким образом, званных им гостей веселит роскошно и пышно, предлагая им различные и необыкновенные снеди. А нищий и неимеющий богатства, если вздумает приготовить для кого вечерю, все берет в заем, и самые сосуды, и платье и другие вещи, и едва только поужинают позванные, как обыкновенно могут у нищего, отдает потом каждому, что у него занимал, или сосуд серебряный, или одежду, или другую вещь. И когда таким образом раздаст все, что принадлежит каждому; сам остается и нищим и нагим, не имея у себя собственного богатства, которым бы мог увеселяться.
     
    Так и обогащенные Духом Святым, поистине имея в себе небесное богатство и общение Духа, если возглаголят кому слово истины, и если сообщат кому духовное слово, и пожелают возвеселить души; то из собственного своего богатства и из собственного своего сокровища, каким обладают в себе, изрекают слово, им возвеселяют души слушающих духовное слово, и не боятся оскудения у себя самих; потому что обладают в себе небесным сокровищем благостыни, из которого предлагают снеди и увеселяют угощаемых духовно. А нищий и не приобретший себе богатства Христова, не имея в душе духовного богатства, источающего всякую благостыню слов и дел, и помышлений Божественных и неизглаголанных тайн, если и хочет изречь слово истины и увеселить некоторых из слушающих; то, в действительности и по самой истине не стяжав себе слова Божия, а только припоминая, и заимствуя слова из каждой книги Писания, или пересказывая и преподавая, что выслушал у мужей духовных, увеселяет, по-видимому, других, и другие услаждаются его словами; но, как скоро окончит свою речь, каждое его слово возвращается в свое место, откуда взято, и сам он опять остается нагим и нищим; потому что не его собственность – то духовное сокровище, из которого он предлагает, пользует и увеселяет других, и сам он первый не возвеселен и не обрадован Духом.
     
    Преподобный Макарий Великий
  15. иером. Даниил
    Беседовали с одним знакомым отцом со Святой Горы о послушании и он предложил интересное наблюдение, основываясь на своём опыте жизнии на Горе:
     
    Греки народ более рациональный, чем русские. Грек довольно легко оказывает послушание, но его послушание чаще всего не проникает внутрь, оно часто внешнее. Он будто-бы останавливается перед некоторой чертой и не идёт дальше. Потому и учат многие афонские старцы, прежде всего старец Ефрем Филофейский, Ефрем Катунакский и другие об абсолютном послушании, о том, что послушание должно быть не только внешним, но и внутренним и т.д.
     
    Русские же больше живут сердцем. Русскому трудно заставить оказывать послушание, но если он это начинает это делать, то до конца, до самого дна, часто переходя грань разумного, отключая всякое критическое мышление.
    Поэтому русскому постоянно приходиться говорить о том, что послушание не есть безволие или безмыслие, что послушание не должно отключать голову и т.д.
     
    Мне кажется, что тут есть над чем подумать.
     
    Из ЖЖ m_kleopas
  16. иером. Даниил
    Нам следует сначала покорением плоти доказать свою свободу. Ибо кто кем побежден, тот тому и раб (2 Пет 2, 19). Всякий, делающий грех, есть раб греха (Ин 8, 34). И когда начальник подвижничества после испытания найдет нас не замаранными никаким бесчестием гнусной похоти и не сочтет нас рабами плоти, неблагородными и недостойными олимпийской борьбы с пороками, тогда мы можем вступить в борьбу с нашими сверстниками, т.е. с похотью плоти и возмущениями души. Ибо невозможно сытому чреву вступить в борьбу внутреннего человека, нельзя сражаться с сильнейшими тому, кто побежден в более легком сражении.
     
    Итак, сперва нам следует подавить страсть чревоугодия. И ум до того должен быть утончен не только постом, но и бдением, и чтением, и частым сокрушением сердца о том, в чем сознает себя прельщенным или побежденным, то сокрушаясь от страха пороков, то воспламеняясь желанием совершенства и непорочности, пока, занятый такой заботою и размышлениями, не осознает, что принятие пищи допущено не столько для удовольствия, сколько послужило в тягость ему, и будет считать ее необходимой потребностью тела, а не души. Занятые таким упражнением ума и сокрушением, мы подавим сладострастие плоти, усиливающееся от разгорячения пищею и вредного жала ее; и таким образом печь нашего тела, которая разжигается вавилонским царем (т.е. дьяволом), постоянно доставляющим нам поводы к грехам и порокам, сжигающим нас наподобие нефти и смолы, мы можем погасить обилием слез и сердечным плачем, пока жар плотской похоти совершенно не будет погашен благодатью Божией, веющей в сердцах наших духом росы своей. Итак, это — наше первое состязание, наш первый опыт, как на олимпийских сражениях, — желанием совершенства истребить страсть объедения и чревоугодия. Для этого не только излишнее пожелание пищи надо подавить ради добродетелей, но и самую необходимую для природы пишу, как противную целомудрию, нужно принимать не без скорби сердечной. И течение нашей жизни должно быть установлено таким образом, чтобы ни в какое время не отвлекаться от духовных занятий, разве только когда слабость тела побуждает снизойти к необходимой заботе о нем. И когда подчиняемся этой необходимости, то, удовлетворяя больше потребности жизни, нежели вожделению души, мы должны спешить оставить ее, как отвлекающую нас от спасительных занятий. Ибо мы не можем презреть удовольствия пищи, если ум, предавшись божественному созерцанию, не будет услаждаться любовью к добродетелям и красотою небесных предметов. И таким образом всякий будет презирать все настоящее, как скоропреходящее, когда непрерывно будет устремлять взор ума к непоколебимому и вечному, еще будучи в теле, будет созерцать блаженство будущей жизни.
     
    Прп. Иоанн Кассиан Римлянин. Писания
  17. иером. Даниил
    Упражнение молитвою Иисусовою святой Давид, точнее же Дух Святый устами Давида, предлагает всем христианам, без исключения: ца́рие земстии и вси лю́дие, кня́зи и вси судии́ земстии, юноши и девы, старцы с ю́нотами, да восхвалят имя Господне, яко вознесеся имя Того единаго (Пс. 148:11; Пс. 148:2; Пс. 148:3). Буквальное понимание исчисленных здесь состояний будет вполне непогрешительным; но существенное значение их — духовное. Под именем людей разумеются все христиане; под именем царей — христиане, сподобившиеся получить совершенство; под именем князей — достигшие весьма значительного преуспеяния, судьями названы те, которые еще не стяжали власти над собою, но ознакомлены с Законом Божиим, могут различать добро́ от зла, и, по указанию и требованию Закона Божия, пребывать в добре, отвергая зло. Девою обозначается беспристрастное сердце, столько способное к молитве. Старцами и юношами изображены степени деятельного преуспеяния, которое очень отличается от преуспеяния благодатного, хотя и первое имеет свою весьма знаменательную цену; достигший совершенства в благочестивой деятельности назван старцем, возведенный в благодатное совершенство — царем.
     
    Свт. Игнатий (Брянчанинов). Слово о молитве Иисусовой
×
×
  • Создать...