Что родители хотят от детей и что дети хотят от родителей?

[Апрель 9 365]

Протоиерей Алексий Уминский.

Совместимо ли планирование семьи с представлением о браке как малой церкви? А планирование дальнейшей жизни ребенка? Может ли ребенок быть помехой родителям?

 

Ребенок как продолжение жизни в браке.

 

Одно дело – семьи нехристианские, в которых желание пожить для себя и спланировать рождение ребенка в удобный момент своей жизни, – уже необсуждаемые вещи. Это стало почти нормальным, когда родственники настраивают: «Куда это вы с ребенком? Зачем вам это нужно? Подождите, пока закончите институт, найдите хорошую работу, у вас и жить-то негде». И вот в христианских современных семьях, вдруг, неожиданно, то же самое.

С одной стороны, молодые супруги освящают свой брак

Таинством венчания, пытаются создать семью как малую церковь, а, с другой стороны, установки семейной жизни у них совершенно светские, секулярные, отделенные от церковного сознания. Вместо доверия Богу – планирование семьи. Ведь в данной ситуации ребенок мыслится как некое удобное для родителей создание, которое им принадлежит. «Когда хочу, тогда и рожу. В удобное для меня время сделаю его удобным для меня». С этого, наверное, и начинается основа проблематики – что хотят родители от детей.

И если с самого начала в основание супружеских отношений закладывается то, что мы хотим именно для себя, то первым и главным вопросом является «Мне это нужно?» или «Мне это пока еще не нужно?» Это относится и к ребенку, который по сути является созданием Божьим и родительским одновременно, потому что родители зачинают ребенка в сотворчестве с Богом. Потому что Отцом ребенка всегда будет Бог, а не только папа с мамой. Бог принимает участие в

зачатии ребенка, в рождении, Он – Отец ребенка и по плоти тоже. Если мы христиане и это понимаем, то зачатие ребенка, рождение его на земле, рождение его бессмертной души – это творческий акт, синергия Бога и родителей. И когда родители пытаются исключить Бога в этот момент своей жизни, они допускают то, что можно назвать ошибкой, но это больше, чем ошибка.

 

И с этого начинается отношение родителей, каким должен быть ребенок.

 

Некоторые родители пытаются планировать пол ребенка.

 

Казалось бы, мелочь, – пол ребенка. Но, по сути своей, это часто бывает моментом сильных разочарований со стороны отца или со стороны матери. Другой ребенок, который рождается как бы по их замыслу, становится более любимым. А ребенок, который родился не того пола, уходит на второй план. Необъяснимый, казалось бы, с логической точки зрения парадокс – чем мальчик лучше или хуже девочки? Но это ломает жизнь и тому ребенку, которого хотели видеть мальчиком и тому, кого не хотели видеть мальчиком.

 

 

Иногда мне говорят: «Вы знаете, моя мама всегда хотела иметь девочку, а я родился мальчиком, поэтому у меня с мамой отношения очень странные и непонятные». Это оказывается печатью на всю жизнь. Родители иногда просто калечат детей. Когда рождается не девочка, а мальчик, а если семья еще и неполная, одна мама, то часто у такой женщины возникает комплекс мужененавистничества, потому что ее бросили-обманули, и каждый мужчина для нее – потенциальный враг. Может, это умопомрачение уже относится к

психиатрии, но, тем не менее, это реально существует.

 

Такая мама начинает воспитывать своего сына как девочку. В раннем детстве его одевают как девочку, отращивают ему длинные волосы, мама хочет видеть сына иным, и он становится иным. И ребенок получает весь комплекс психологических проблем, которые заставляют его сторониться мальчишеских игр или бояться войти в компанию мальчиков. Ну, кем он будет потом? Какое сообщество его примет как своего? Мать в этом случае – преступница, хотя она и хотела сделать для своего ребенка самое лучшее, самое хорошее.

 

Ребенок, как воплощение надежд и чаяний родителей. Ребенок – заложник успешности родителей.

 

Вообще, знак сего времени – успешность, настроенность на успех. Эта успешность и не позволяет родителям думать о ребенке как о естественном продолжении семьи. Они планируют ребенка на какое-то отдаленное время, потому что он якобы может помешать успешности.

 

И вот успешные родители, в том числе, и христиане, рождают ребенка. Для православных родителей одна из составляющих успеха – церковная жизнь. Родители, которые сами не воспитывались в православии, которые не имеют опыта духовной преемственности – семейной, церковной, которые прочитали такие хорошие книжки, как «Лето Господне»

Шмелева или Никифорова-Волгина (эдакий XIX век, все умилительное православное – вербочки и свечечки), начинают воспроизводить прочитанное как эксперимент над собственными детьми. И во что это превращается?

 

Может получиться так, что родители хотят увидеть от детей хорошо разыгранный спектакль. Либо они требуют от детей того, чем сами никогда не обладали. Например, чтобы дети правильно вели себя в храме, чтобы они умели молиться, чтобы они постились, не грешили и от сердца каялись. Чтобы родители смотрели на своих детей и переполнялись умилением, слезы радости текли бы по их родительским щекам – «Ах, какие у нас дети!» А к ним подходили бы прихожане и говорили: «У вас дети – ангелы!»

 

Главным родительским чувством становится родительское

тщеславие. И когда ребенок начинает делать что-то не так и не то, что запланировано родителями, они начинают реагировать на него очень жестко. Они не понимают, почему ребенок так себя ведет, ведь они же все время ему говорят, как надо вести себя правильно. Т.е. они дают ребенку установку, а он ее не выполняет. И тогда может произойти непоправимое – эти установки родительскую любовь могут полностью свести на нет.

 

Бывает так, что родители пытаются совместить стремление к успешности с церковной жизнью. Чтобы ребенок вырос православным, для начала они ищут православную няню. Потом они ищут православную школу. И думают, что можно преподать ребенку православие как один из предметов.

 

У родителей нет времени заниматься своим ребенком. Но при этом ребенок тоже должен быть успешным. Родители ищут не просто

православную школу, а очень хорошую православную школу. Они выяснят, есть ли аккредитация, какие успехи при поступлении в вузы, что за дети там учатся, есть ли там дети знаменитых людей или знаменитых священников, – все это им очень важно для престижа. Дети попадают в православную школу, причем у родителей в угаре своей успешности нет возможности вместе с детьми молиться, читать Евангелие, вместе причащаться Святых Христовых Тайн. Они имеют это в виду, безо всякого сомнения, православные родители хотят, чтобы все было хорошо. Но все-таки главное для них – успешность. И они считают почему-то, что православная школа должна заполнить то, что им не хватает в их семейной жизни, то, чему они сами не могут научить. А вера не может быть предана по-другому, как только от родителей к своему чаду. Вере нельзя научить в православной гимназии.

 

И получается, что такой ребенок в православной гимназии смотрится очень-очень странно. Он начинает вести себя там совсем иначе. Родители дарят такому ребенку самые крутые мобильники, у него хороший компьютер, он летом отдыхает на престижных морских курортах, он везде бывает, у него все есть. И ребенок этими вещами начинает хвалиться перед своими одноклассниками. И не потому, что он плохой. Потому что все эти мобильники, компьютеры, вся эта модная и крутая оболочка жизни – это компенсация родителей ребенку за то, что они с ним не проводят время, они с ним не бывают вместе. И ребенок очень хорошо понимает, что это – некий эквивалент

любви. А любви-то самой нет. Ребенок начинает пользоваться этим, рассуждая примерно так - если ничего другого нет, то давайте мне хотя бы подарки, да побольше.

 

И потом ребенку надо доказать перед другими детьми, что родители его любят. И тогда он начинает задирать других детей, показывать, что у него все есть, что он не такой, как другие. И это вызывает неприязненное отношение и у детей, и у учителей тоже. Мол, как же так? В православной гимназии так не положено. А ребенок просто заложник родительского тщеславия.

 

Есть другой аспект в жизни православной семьи. Другая успешность. Когда родители хотят видеть своего ребенка «настоящим православным христианином».

 

И тогда родители изобретают всевозможные способы, как быть успешным не во внешнем, а в духовном. Они начинают своего ребенка встраивать в некое клише, некий трафарет, который они срисовали с какой-то иконы или с Жития святых. Они берут Житие святого, какого-нибудь преподобного, например, Антония Киево-Печерского, или Феодосия Киево-Печерского, где написано, что в детстве святой в игры не играл, детей сторонился, в тишине на коленочках в хлеву молился, конфеточки не ел, а, наоборот, строго постился, обвязывая себя цепями. Или «млека в среду-пятницу не вкушал». Вот как надо делать святых! Вот как надо воспитывать наших детей. И с самого раннего детства родители начинают морить детей строгими постами, нагружать их молитвенными правилами, водить ребенка на длинные службы, учить его только в православной гимназии, хотя не факт, что там ребенку будет хорошо. Запрещать ребенку играть с детьми не из православных семей, строго ограничить его дружбу, не давать ему смотреть телевизор, и страшилками разными его пугать. Родители хотят видеть своего ребенка благочестивым и не запятнанным грязью мира сего. Чем это кончится? А это кончается тем, что в старшем возрасте ребенок начинает курить, убегать в разные дурные компании, воровать в магазинах, пробовать наркотики. Потому что все, что вложено в ребенка, – все ненастоящее, все фальшивое, надуманное, неестественное. И в какой-то момент, когда ребенок становится взрослым, он понимает, что все это неправильно, что за этим не стоит любви, что это не ради Бога делалось, а ради того же родительского тщеславия.

 

 

Именно это происходит, когда родители трех-четырех-пятилетнего ребенка толкают на исповедь. «Иди к батюшке, поисповедуйся!» И вот идет ребенок, которому на ушко нашептали, что нужно сказать, а родители чуть ли не плачут от умиления, как батюшка наклоняется к ребенку, накрывает его епитрахилью. Это просто шоу! Любимое родительское шоу «

Младенец на исповеди». Нет ничего слаще для родительского сердца, для родительского тщеславия, для родительских иллюзий. Но эти иллюзии кончаются горько. Ребенок уходит из храма. Ребенок начинает быть противником церкви. И потом найти путь к Богу такому человеку бывает крайне-крайне трудно.

 

А что дети хотят от родителей?

 

На самом деле, дети иначе смотрят на родителей. Дети от родителей вообще ничего не хотят, кроме заботы и любви. Они не хотят видеть родителей святыми, генералами, олигархами, топ-моделями, космонавтами, великими пианистами. Ребенок на родителей никогда не смотрит такими глазами. Ребенок только, когда становится взрослым, начинает предъявлять претензии, потому что он оказывается обкраденным – он не умеет заводить отношения, не умеет принимать решения, не умеет любить,

прощать. Он оказывается не тем, кем бы мог стать. Он жил в установках не любви, а прагматики и идеологии.

 

У детей на родителей другой взгляд. И это несовпадение – самое страшное, что происходит в семейных отношениях в понятиях воспитания. Было бы хорошо, если бы взгляд был общий, все друг на друга смотрели бы равными глазами.

 

Прагматизм вымывает понятие культуры.

 

Что еще хотят от детей родители? Успешность проявляется не только в том, что ребенок потом поступит в бизнес-школу, хотя я вижу по семьям многих прихожан, что это именно так. Вместо того, чтобы посмотреть на своего ребенка трезвыми глазами, родители с его раннего возраста предполагают, что ребенок должен войти в их бизнес, если они бизнесмены, или учиться в престижном вузе, который будет давать дивиденды в жизни – экономический, юридический сейчас очень популярен.

 

 

Родители часто не видят, кто у них ребенок, чем он болеет, какая у него душа, какие у него психологические проблемы, какие способности, к чему у него есть интерес. Как он рисует, как он слушает музыку, как ребенок выстраивает игрушки из лего. Или, вообще, как он смотрит на мир. И при этом совершенно забывается такое удивительное пространство жизни, как музеи, как

театры, как пение, рисование.

 

Любой прагматизм, православный или земной, абсолютно вымывает из сферы воспитания и общения культуру – когда ребенка приучают видеть

красоту мира, слышать музыку, понимать стихи, смотреть на картины художников. Это не нужно, потому что не прагматично. Для православных это вообще лишнее, вредное. Мало ли что там напишут! А импрессионисты вообще голых женщин рисовали!

 

Ребенка с ранних лет нагружают иностранными языками, компьютером, ролевыми бизнес-играми.

 

Вот пример одного детского тренинга. Группе детей предложили найти разумное решение в такой ролевой игре: нужно было отправить на другую планету женщину и мужчину для продолжения жизни, но спастись могли только двое людей. У единственной женщины был больной муж, а красивых, здоровых и успешных мужчин было несколько. Дети довольно быстро уяснили условие игры и решили, что нужно отправить на другую планету женщину и самого красивого и здорового мужчину. Все дети согласились с таким решением, кроме единственного мальчика, который сказал, что ни при каких обстоятельствах

семья не должна быть разрушена, что спасать нужно именно семью.

 

Преподаватель специально спровоцировала дальнейший спор, на мальчика было оказано довольно жесткое давление, но он стоял на своем.

 

После тренинга преподаватель позвонила маме этого мальчика с выводом, что в их семье есть какие-то глубокие проблемы. Хотя, по большому счету, глубокие проблемы были у всех детей, кроме именно этого мальчика. Но такие тренинги направлены на развитие навыков в достижении успеха, когда нужно уметь принимать жесткие решения, не всегда считаясь с человечностью и добротой.

 

Конечно, если родители настроены на успешность в отношении к своим детям, то спрос рождает предложения. В контексте этих установок будет формироваться воспитательная и образовательная система, будут предлагаться способы по реализации родительских амбиций, поэтому неудивительно, когда ролевая игра выявляет подобные вещи.

 

Призвание.

 

Ребенок с ранних лет начинает быть заложником родительских амбиций. Родители хотят, чтобы ребенок жил и развивался в соответствии с их мечтами. Кто-то хочет, чтобы его ребенок был великим пианистом, кто-то – великим программистом, великим экономистом, кем-нибудь, но обязательно великим. И страшно родительское разочарование, когда ребенок неспособен к этому. Потому что он совсем другой.

 

А

призвание – это когда кто-то кого-то зовет, призывает. И вместо того, чтобы услышать Бога, как Он зовет по имени твоего ребенка, и Своего, в том числе, тоже, родители поворачивают ребенка только в свою сторону, отворачивают его от Бога, и с ранних лет формируют его как трафарет самих себя. Дети и родители, хоть и бывают внешне похожи, но по типу личности они могут быть совершенно разными. И родителей это страшно травмирует. «Как же так? Ты – слабак!» Хотя он – не слабак, просто он видит мир другими глазами и переживает по-другому. «Ты – урод, идиот, тупица», – говорят родители маленькому человеку, который в голове своей мыслит другими категориями, часто гораздо более богатыми, чем мыслят его родители. Но они не хотят принять его таким, каким он получился в сотворчестве с Богом. Они хотят его видеть, как Урфин Джюс своих деревянных солдатиков - мой клон, мое продолжение, это мне принадлежит.

 

Это еще одна травма, которую родители, якобы из чувства любви, наносят своему ребенку, совершенно не замечая и даже не задумываясь о том, что ребенок им до конца не принадлежит.

 

Дорогие родители! Ваш ребенок – не ваш ребенок. Он ваш постольку, поскольку вы отвечаете за него перед Богом. И, вообще, посмотрите на него другими глазами. Увидьте в нем Бога, сына Божия. Каким он является, каким образом он реагирует на мир, что ему любо, а что не любо, на что он способен, а что вне его способностей?

 

Родители что-то хотят от ребенка, а что от него Бог хочет? Главный вопрос родительской педагогики: каким хочет Бог видеть моего ребенка? И на этот вопрос родители должны постоянно искать ответ. И к этому вопросу приближаться. Опять-таки, если зачат ребенок в сотворчестве с Богом, то дальнейшая его жизнь, воспитание – это тоже сотворчество с Богом. Тогда человек не ошибется, а если и ошибется, то несильно. Тогда в семье всегда будет присутствовать наполненность, потому что присутствие Божие там, где «двое или трое во имя Мое». А тут получается – «двое или трое во имя свое. Я хочу ребенка для себя…» Тогда все, для Бога места нет. И это очень грустно.

 

Любимое занятие родителей – бесконечное сравнение своих детей с другими: когда ребенок пошел, когда заговорил, когда перестал носить памперсы…

 

Это тоже показатели успешности. Умные родители понимают, что это ровно ничего не значит.

 

Я вспоминаю давний-давний случай, когда мы с прихожанами еще во времена советской власти собирались вместе с детьми, устраивали детские спектакли, и потом дети выступали с концертом. И вот я помню, как кто-то из родителей толкает на сцену четырехлетнего мальчика, и отец с замиранием ждет, как его сыночек прочтет

стихи Пастернака «Рождественская звезда», чтобы все просто упали. Ребенок стоит, сказать ничего не может, а папа шепотом подсказывает: «Стояла зима. Дул ветер из степи.…»

 

Ребенок молчит-молчит, потом от папы отворачивается и начинает читать другой стишок: «Шел по улице малютка, Боже, говорит малютка, я замерз и есть хочу…»

 

И так он это прочитал со слезой! Все аплодировали бурно, а папа был в негодовании.

 

Замечательный ребенок, который победил своих родителей и не дал им возможности его изуродовать. Здесь он был победителем!

 

Больные дети.

 

Колоссальная проблема, когда родители хотят видеть ребенка здоровым и счастливым, а на свет появляется ребенок с синдромом Дауна или инвалид…

 

 

Недавно стала обсуждаться болезненная тема, когда один из душевно уродливых журналистов

стал призывать уничтожать инвалидов. Я думаю, что многие люди боятся, им некомфортно высказать такие мысли вслух, но по жизни они поступают примерно так же. Этот журналист хотя бы честно высказывает свое мнение, навлекая на себя гнев человечества, а человечество, по сути своей, давно поступает подобным образом, но только, прикрываясь красивыми лживыми одеждами. Такое отношение к инвалидам у многих людей сформировано давно. Поэтому мужья бросают жен, если рождается больной ребенок; семьи оставляют таких детей в роддомах, не хотят брать на себя этот крест; врачи предлагают аборты на любых сроках беременности, в том числе и на поздних. И эти люди, в общем-то, ничем не отличаются от того журналиста.

 

Но вот когда все-таки в семье случается больного ребенка принять, то тут как раз и совершается удивительное чудо! Потому что от такого ребенка ничего нельзя хотеть. Через такого ребенка нельзя удовлетворить ни одну свою родительскую амбицию. И для этого ребенка можно только жить.

 

И тогда эти замечательные мужественные родители, христиане или не христиане, все равно они прекрасны, отдают свою любовь больному ребенку, и эта любовь тоже наполняет их жизнь. Потому что в этот момент именно «во имя Мое», даже если они не христиане, но все равно – во имя Любви. И эти родители, неся двойной крест – больного ребенка и то, что общество таких людей не принимает, не любит, отворачивается от них, – хранят этого ребенка как драгоценное сокровище. Страшного, казалось бы, уродливого, ничего не понимающего, но окруженного родительской заботой и любовью.

 

Мне все-таки приходится видеть такие семьи. Слава Богу, они есть. Родители ничего не хотят от такого ребенка. Они ангелами таких детей называют. Да, именно ангелами.

 

У меня в приходе есть такая семья, в которой больная девочка совершенно не развивается. Ей уже 14, ее такую огромную приносят к нам в храм, я ее все время Кровью, как младенца, причащаю. И родители все время говорят: «Варенька сидит на диванчике, и такое ощущение, что вся комната светом полна. Мы все от нее этим светом просвещаемся и греемся».

 

Они хотели родить еще ребенка, Бог не дал им, они вовремя прекратили эти попытки, потому что это разрушило бы всю эту ситуацию, больной ребенок был бы поставлен на задний план. Слава Богу, они вовремя это поняли. Желание иметь здорового ребенка естественно для всех, желание продолжить свой род и вложить в своего ребенка все, что ты знаешь, – это правильно и хорошо, так и надо. Но в такой ситуации родители не могут дать своему ребенку свои знания, свои умения, но могут дать свою любовь. Эти родители ничего не хотят от своего ребенка. Может, они и хотели бы, но у них нет такой возможности.

 

Но они с этим смиряются, и родителям, у которых здоровые дети, можно многому научиться у таких семей, научиться правильному отношению к своим детям…

 

«Дети, куда вас дети?»

 

Когда наступает родительский отпуск, дети отправляются к бабушкам-дедушкам, чтобы самим родителям куда-то уехать, не взять детей с собой, освободиться от них. Родители целый год готовятся к отпуску – куда бы поехать, как бы отдохнуть, дети здесь являются явной помехой.

 

 

Конечно, отношение к детям, как некой обузе в какой-то момент аукнется родителям точно. Родители совершенно не замечают этого и уверены, что детям у бабушки с дедушкой очень хорошо – свежее молочко, речка, ребята, и бабушка с дедушкой счастливы, что наконец-то им отдали их внуков, – как мы хорошо все придумали! Всякое бывает, в какой-то момент случается так, что родители вынуждены оставить детей на какое-то время. Но, однажды назвав детей обузой, назвав детей помехой, сделав себе такое послабление, сделав даже правилом – «вы нам сейчас будете мешать», – все это обязательно будет замечено детьми. Родители зря думают, что дети маленькие и ничего не понимают. Они зря думают, что, если они не при детях что-то сказали и как-то себя проявили, то в общем-то ничего страшного не произошло.

 

Если родители при детях пытаются сохранить между собой мир, а на самом деле у них вражда, то дети будут видеть ровно то, что есть. Детское чутье, детская интуиция – потрясающая! Дети очень открыты для всего, и для этого тоже. Дети, может, не будут понимать, что они видят, не будут это осознавать, но это станет их детской проблемой, потому что они будут это чувствовать, а найти этому объяснение или оправдание они не смогут, и это ляжет в детскую душу тяжелым грузом. И потом это может неожиданно проявиться в

отношении к родителям.

 

Что дети хотят от родителей?

 

На раннем этапе дети от родителей хотят только одного – чтобы они были. Были как родители. Не те, кто кормит, покупает вещи, водит куда-то, т.е. выполняют родительские обязанности, а именно были родителями. И часто дети в раннем возрасте могут это не получить. Хотя родителям кажется, что они делают все, что необходимо детям для жизни.

 

А детям нужно только одно - сердечное тепло, внимание, когда им внимают, когда их пытаются разглядеть. Не отвлекаясь на секунду от телефона: «Ну, что тебе надо?», не между сериалами или газетами, не между телефонными разговорами, а когда к детям приковано все внимание. Причем неважно, что в этот момент дети что-то просят, или говорят чепуху, или просят ответить на совершенно банальный вопрос, – дети все время требуют от родителей внимания. Когда дети плачут, когда задают нелепейшие вопросы, которые родителей раздражают, затевают драку с братьями-сестрами, – дети просят только родительского внимания.

 

Конечно, бывает, и

детская ревность, например, к маленькому новорожденному ребенку. Но по большому счету, проблем нет, когда родители привыкли детям внимать, когда родители любят детей прижимать к себе, когда родители любят поиграть с детьми в какую-то ерунду, заняться ими так, как детьми занимаются бабушки и дедушки. Потому что довольно часто именно у бабушек и дедушек просыпается чувство горячей, совершенно запредельной нежности к своим внукам, и бывает это именно потому, что в свое время они не смогли дать это собственным детям. И родители иногда стараются таких дедушек-бабушек держать на расстоянии, понимая, что такое отношение может быть детям где-то и во вред. Конечно, во вред, потому что это от дедушек-бабушек, а не от мамы и папы. А если заботы достаточно, то даже если детей несколько, то между ними не будет конкуренции за родительское внимание, потому что каждый в свое время получил все в полноте. Детям от родителей на каком-то этапе нужно только это.

 

В этот период дети не понимают, успешны их родители или нет, большая у них зарплата или маленькая, есть у них проблема с карьерным ростом или нет, какие у них часы на руке – Rolex или Победа, есть у них машина или нет. А родителей волнуют именно эти вопросы. А если бы родителей это не волновало, а волновали именно дети, то все бы и сложилось.

 

Потом наступает другой этап, когда дети взрослеют, и им очень важно видеть в родителях пример. Это не значит, что примером родители становятся для детей в возрасте 10-14 лет. Начиная с 4 лет, дети смотрят на родителей, как на пример отношений с миром. Как родители ведут себя по отношению друг к другу, как родители ведут себя по отношению к другим людям, как родители ведут себя в метро, в магазинах, театре, как родители ведут себя в церкви? Как родители отвечают на грубость, как родители отвечают на добро, как они реагируют на

нищего или бомжа, который сел рядом с ними? На массу других вещей дети смотрят, конечно, не специально смотрят, не следят за ними. В это время происходит полное узнавание родителей как людей – как они себя ведут, каким образом они проявляют себя в этом мире как люди. Сначала дети ни о чем не спрашивают, а потом на каком-то этапе начинают задавать вопросы.

 

Потому что следующий этап – сравнение. Дети начинают сравнивать свой опыт с тем, чему их родители учат. Родители учат – что такое хорошо и что такое плохо, по каким критериям нужно выбирать себе друзей, как надо себя правильно вести и т.д.. И дети начинают задавать вопросы «А почему?» Потому что вполне может быть странная раздвоенность – между своим жизненным опытом и тем, чему их учат. И тогда дети хотят от родителей правды.

 

Следующим этапом дети смотрят на честность, на искренность родителей, на их реакцию на происходящее в мире, нет ли тут подлога и подмены.

 

Из этого всего и складывается воспитание. Отношения с детьми складываются из того, что родители хотят от детей, и что дети хотят от родителей. Дети хотят правды, и они ее должны получить в достаточно раннем отроческом возрасте, когда они уже способны исповедоваться, способны решать какие-то первичные вопросы бытия, добра и зла, межличностных отношений, правды и лжи, вопросы совести. И детям важно увидеть в родителях правду. Или неправду. И тогда начать как-то с этой проблемой жить и каким-то образом эту проблему начать решать.

 

И после того, как этот вопрос в глазах детей решается – правда или неправда, ложь или истина, наступает следующий этап – чего тогда хотеть от родителей? Может наступить такой момент, когда дети ничего, кроме претензий, от родителей получить не смогут. Потому что ребенок будет не таким. Не таким, потому что в ответах родителей на свои вопросы он не нашел

правды. Он перестал им доверять, он перестал задавать им вопросы, он перестал верить словам родителей, потому что это только слова.

 

И тогда ребенок начинает свой собственный поиск правды – сложный, подростковый, протестный, через нарушение дисциплины, через дурные компании, через возможность попробовать запрещенные плоды. И уж как он потом выбирается из этого поиска, или просто его оставляет, понимая, что в жизни правды нет и надо жить по законам зла и лжи, и он выбирает эти законы, либо он через какие-то собственные сложные пути находит эту правду, но тогда уже без родителей.

 

 

Либо ребенок начинает хотеть от родителей

дружбы, на следующем уже этапе. Настоящей серьезной дружбы и доверия. Он хочет, чтобы родители ему доверяли. Он хочет, чтобы родители в него поверили. Чтобы родители предоставили ему возможность быть похожим на них, подобно им поступать. Он будет делать ошибки, поступать неправильно, и вот реакция на эти ошибки со стороны родителей должна быть очень хорошей. Ребенок должен получить поддержку. Он находит в родителях доверие, когда видит не раздвоенность, а правду, а если есть раздвоенность, то, по крайней мере, он видит, как родители с ней борются, не соглашаются с ней, как они с ребенком умеют быть откровенными даже в том, что у них не получается.

 

Это очень важно, ведь родители могут быть и не совсем удачливыми, не только в мирском смысле. Папа может быть

пьющим, предположим, но очень добрым. И дети этого доброго, но пьющего папу будут любить и не будут его стесняться. Может быть что-то большее, чем жизненные проблемы родителей, их ошибки, их падения. Все может быть в жизни, но момент искренности и правды не будет упущен, даже в не во всем благополучных семьях.

 

У нас в гимназии была такая семья, где был очень сильно пьющий папа, а дети – такие чУдные все выросли, так за папу молились! Замечательная семья, мать жила без осуждения своего супруга, хотя там наверняка были безобразные сцены при детях, но все ведь может случиться.

 

Жить не по лжи – это самое главное.

 

На разных этапах своего формирования дети хотят от своих родителей разного. Казалось бы, разного, но всегда одного и того же – они хотят настоящих отношений, чтобы родители были с детьми настоящими. И больше ничего.

[Апрель 9 365]

Ирина Мошкова Источник: Православие и современность

ДИСЦИПЛИНА ЛЮБВИ

 

Сегодня выпускается множество литературы, в которой говорится о христианском отношении к ребенку. Но проблем, связанных с воспитанием детей, у православных родителей все равно очень и очень много. Некоторые из них обращаются к психологам, пытаясь понять, что и когда они сделали не так. О том, что волнует современных родителей и в чем кроется главная причина трудностей во взаимоотношениях с детьми, рассказывает православный психолог, генеральный директор автономной некоммерческой организации «Психологическая служба "Семейное благо"», кандидат психологических наук Ирина Николаевна Мошкова.

А как вы живете?

Я тысячи раз убеждалась: если что­-то с ребенком не так, значит, ищи проблему в жизни родителей. Если родители приходят с конкретными жалобами на детей, нужно, выслушав тираду о том, что ребенок курит, пьет, не учится, прогуливает школу, играет в компьютерные игры,— задать им вопрос: «А вы как живете? Расскажите про свою семью». И тут становятся очевидными подлинные причины происходящего… Чаще всего вызывающее поведение детей­-подростков обусловлено недостатком родительской любви, хотя сами родители могут и не осознавать этого в полной мере.

К примеру, способный ребенок плохо учится. Причиной этого может быть неблагополучная обстановка в доме, когда ребенок остро переживает, скажем, конфликт родителей или их надвигающийся развод. Или — ревнует родителей к младшему брату или сестре. Очень часто душу ребенка надрывает несправедливость родителей, когда они одного ребенка предпочитают другому: одного хвалят, целуют, дарят ему подарки, а на другого почти все время бывают раздражены или рассержены из-за любого пустяка. Такой перекос в родительском поведении часто наблюдается тогда, когда отвергаемый ребенок внешне или по характеру похож на того человека, с которым они в настоящий момент в ссоре. Женщина может внутренне отвергать ребенка именно тогда, когда у нее не ладятся отношения с мужем. То, что ребенок похож на своего отца,— закономерность, это вполне естественно: кто-­то похож на маму, а кто­-то на папу.… Но для обиженной женщины это становится фактором, на основании которого она подсознательно отвергает своего сына или свою дочь, проявляет по отношению к ним холодность и жестокость, порой даже не замечая своей предвзятости.

Некоторые матери признаются: «Вы знаете, я не хотела, чтобы мой сын родился». Или: «Когда он родился, это было так не вовремя! Он меня связал по рукам и ногам. Он меня так мучил, он был таким плаксивым, таким нервным, он не давал мне спать по ночам… Я так уставала, что мне его хотелось прямо задушить, когда он плачет» и т. д. Если эти слова произносятся вслух на консультации, что же тогда происходит в душе матери по отношению к ребенку и в их повседневном общении?!

Что греха таить, сейчас часто бывает, что мужчина и женщина живут так называемым гражданским браком. Пока их двое, им кажется, что они любят друг друга и будут вместе до конца жизни. Но вот женщина узнает о своей беременности и сообщает об этом своему «гражданскому мужу». И вот тут-­то все резко меняется! В большинстве случаев мужчина требует от женщины сделать аборт, мол, «не готов я еще». Женщина тогда оказывается перед страшным выбором: или ребенок — или любимый человек. В ее душе в этот момент творится настоящая буря: даже если она решит сохранить ребенка, она все равно сильно переживает, потому что он лишает ее личного счастья, жизненной перспективы, радости общения с возлюбленным… Тот факт, что родившийся ребенок был воспринят матерью болезненно, не как благо, не как дар Божий, а как помеха, приводит к невротизации личности ребенка и делает конфликтными детско-родительские отношения.

Если ребенок чувствует, что он обделен родительской любовью, одинок, беспомощен и отвержен собственными родителями, его психика становится очень тревожной. Он ощущает себя сиротой при живых родителях. В его душе поселяется боль, неуверенность в себе, болезненная ранимость. Самооценка ребенка падает, уровень развития познавательных способностей резко снижается, чувственно-эмоциональная сфера становится подавленной, характер — взрывным, агрессивным. Обиженные на собственных родителей, недолюбленные и одинокие дети ищут возможности заявить им свой протест. В этот момент они совершают неожиданные, непредсказуемые и рискованные поступки, которые заставляют родителей вздрогнуть и обратить, наконец, внимание на своих детей. Многие дети-подростки в этот момент начинают воровать, выпивать, курить, уходят на улицу в дурную компанию или начинают прогуливать школу, увлекаясь компьютерными играми.

Разбираясь в причинах детско-родительских конфликтов во время психологических консультаций, можно найти то первое звено, с которого начала рушиться судьба ребенка. Дети-­подростки, приходящие на прием, иногда прямо говорят о своих обидах на родителей, возникших в конкретной жизненной ситуации семейной жизни. Оскорбительные, гневные слова родителей, несправедливые упреки, грубые действия, связанные с рукоприкладством, вонзаются в сердца детей­-подростков как занозы. Часто такие ситуации остаются в памяти на всю последующую жизнь. Таким образом, оказывается, что дети, объективно родившиеся совершенно здоровыми, из-за аномалий родительской любви не могут развиваться нормально: они затаивают в глубине своей души непрощенные обиды, становятся психологически и психически надломленными людьми, которые потом нередко становятся на путь неправедной или даже преступной жизни, вымещая свою скрытую боль агрессией, направленной на других людей.

Страх и агрессия

Родительская нелюбовь — очень болезненная вещь для всякого ребенка. Детей, которые живут в семье, с родителями, но одновременно ощущают себя одинокими, нелюбимыми и нежеланными,— огромное количество в нашей стране. Родительская нелюбовь калечит детские души. Ребенок, вырастающий в такой среде, пробивается в жизни, как былинка сквозь асфальт. Если у него есть внутренний, душевный стерженек, выражающийся в обостренной жажде жизни, готовности проявлять упорство при столкновении с трудностями и не соглашаться с несправедливостью, то у него хватит сил преодолеть холодность и отвержение родителей, чтобы идти по ступенькам жизненных достижений. Но если нравственных сил не хватает, если ребенок болезненный или он получил серьезную психологическую травму в раннем детстве, тогда все это приводит к жуткой патологии развития личности.

В современной России, особенно в городах­-мегаполисах, где родителям приходится много работать, многие дети живут у бабушки, а мама с папой просто звонят им по телефону. Испытывая дефицит общения с родителями, ребенок сбивается с жизненного ритма: чаще всего он отстает в психическом развитии, плохо успевает в школе, становится нарушителем дисциплины, хулиганом или изгоем среди сверстников… Вследствие того, что ребенок, оставленный без поддержки родителей, как правило, очень закомплексован и не уверен в себе, поскольку он чувствует себя несчастным, одиноким и заброшенным, другие дети его постоянно задевают и обижают, а он отвечает им с повышенной злобой и раздражением.

Агрессия вырастает всегда на почве переживания собственной слабости, беззащитности и заброшенности. Если самую маленькую собачонку загнать в угол и замахнуться на нее палкой — она будет кусаться и отчаянно лаять. Почему? Не потому, что она такая злая, а потому, что она боится. Сильный страх вызывает ответную защитную реакцию в виде отчаянного сопротивления, агрессии и цинизма в адрес взрослых людей. Дети, которые ведут себя вызывающе, имеют израненные, хрупкие души. Им действительно очень трудно живется. Но никто не догадывается посмотреть на них не со стороны, а изнутри их жизненного мира.

Иногда они раскрываются совершенно неожиданно: совершают отчаянно смелые, бескорыстные поступки, проявляют жалость и сострадание по отношению к несчастным и обездоленным людям. Взрослые должны это обязательно заметить и по достоинству оценить! Если такой ребенок увидит, что его похвалили и заметили, он может поменять модель поведения. И напротив, если с ним в школе не считаются, так же как и дома, если его отстраняют, лишают любви и ласки, то это приводит к тому, что он, как ежик, выставляет колючки и попадает в категорию «трудных детей».

Беда заключается в том, что с «трудными детьми» не умеют и не хотят работать педагоги. Они, как правило, стараются отстраниться от задач воспитания таких детей и возвращают эти проблемы опять-таки в семью, требуя от родителей принять необходимые меры. Круг, таким образом, замыкается… Получив нарекания от школьных педагогов, родители, как правило, переходят к мерам физического воздействия. Очень многие дети-подростки жалуются на консультации, что родители их порют ремнем, порют до синяков, приговаривая: «Вот, опять из-за тебя меня вызывали в школу. Мне надоело уже слышать замечания учителей! Я из тебя выбью эту дурь!». Стоит ли говорить, что подобные карательные меры воспитания никогда не приносят положительных результатов? Родители, которые не поддерживают своих детей в трудных жизненных ситуациях, а лишь солидаризируются с негативным мнением педагогов, еще больше усугубляют скрытые обиды и тяжелые переживания детей, связанные с осознанием их отверженности.

В результате ситуация становится просто обвальной. В какой­-то момент — в пятом, шестом классе — ребенок вдруг говорит: «Я в школу больше не пойду. Потому, что там меня все время ругают». Если родители умудрились довести ребенка до состояния отрицания школьной жизни, до сопротивления школьному распорядку и режиму, они попадают в капкан, потому что против утверждения «не хочу!» лекарства нет. Ведь нельзя же силком, на веревке, на цепях тащить ребенка в школу… А закончить обучение в пятом­-шестом классе равносильно тому, чтобы поставить крест на своей дальнейшей судьбе. Потому что, не доучившись, ребенок не может поступить в институт, не может получить профессию. Как личность он останавливается в развитии и возникает феномен «недоросля». К семнадцати годам, когда все его сверстники будут получать аттестат зрелости, это будет особенно заметно. По возрасту он будет уже взрослым, а по психологическому, культурному и духовно­-нравственному развитию останется младенцем.

Таких инфантильных людей сегодня в России очень много. Мы часто видим их на консультации: например, человеку 25–30 лет, а он все еще сидит на шее у мамы с папой, нигде не работает и не учится, своей семьи не создает. Чаще всего у этих великовозрастных детей развивается мучительный страх перед самостоятельной жизнью, боязнь ответственности за совершенные поступки. Они все время ищут сочувствия, покровительства, снисходительности со стороны окружающих людей. Я видела несчастных родителей, которые своими руками вырастили таких детей. Почему? Потому что не полюбили их, не помогли им на этапе взросления, не подружились с ними, а предпочли ругать и наказывать.

Можно сказать, что родители становятся первыми врагами собственным детям, если не задумываются над вопросами воспитания детей, не понимают своей ответственности за них, если не читают книг о воспитании и не слушают на эту тему проповедей священников. Если родители относятся к воспитанию детей поверхностно, то обязательно допустят очень серьезные ошибки и просчеты, за которые придется расплачиваться им самим и их детям.

Насытить душу любовью

Есть такой образ в Православии — «несытая душа». Так можно сказать не только о жадном человеке, но и о том, кому все время неуютно, плохо, больно, кто затаил в своем сердце какую-то обиду. Такие люди никогда не бывают довольны тем, что имеют. Поскольку человек поврежден грехом, к обиде обязательно примешиваются еще и другие страшные грехи: гордость, тщеславие, зависть; они заставляют человека вырабатывать «защитную реакцию». Она выражается в грубости, в цинизме, иногда в шутовском или заискивающем поведении. Есть дети, которые ведут себя как «дурачки», над ними все окружающие смеются и пальцем показывают. А они дурачатся нарочно, привлекая к себе внимание и становясь посмешищем для класса. Но такие дети с нестандартным поведением совсем не глупы. В их судьбах, в их душах надо разбираться, надо постараться их понять. Не отвергать, не гнать, не высмеивать, а именно разбираться, что с ребенком происходит, как он живет и почему так себя проявляет в коллективе сверстников. Когда к ребенку проявляется должное внимание со стороны педагогов, он меняется.

Тому есть много утешительных примеров. У нас была одна очень трудная семья, которую мы выхаживали всей воскресной школой. По вине родителей ребенок впал в состояние Маугли, дошел до полного одичания. До двенадцати лет он вообще не посещал школу. Депрессия матери, возникшая из-за развода, болезненно отразилась и на состоянии ребенка. Он долго болел разными простудными заболеваниями, и мама не отдала его в школу. Поскольку ребенок очень отстал в развитии, мама держала его дома и не обращалась к специалистам за помощью, поведение подрастающего мальчика стало нелепым, неадекватным. Он приобрел явно женоподобные черты характера: сетовал на свою жизнь, заискивающе улыбался, проявлял болезненную застенчивость, почти не контактировал с ребятами, предпочитая общение со взрослыми. Наши прихожане, педагоги по образованию, по моей просьбе начали с ним заниматься как репетиторы — кто математикой, кто русским. И ребенок стал расцветать на глазах. Не говоря о том, что мы стали приглашать его с мамой в храм, в воскресную школу, начали помогать деньгами, кормить обедами, потому что они материально жили очень трудно. Через некоторое время наметились сдвиги, парень раскрылся и оказался очень способным. Сейчас этот молодой человек поступил в институт.

Но для того, чтобы получился положительный результат, нужно прикладывать немалые силы, нужно находить для этого время. К сожалению, многие современные родители не готовы к таким конструктивным действиям, не готовы вкладывать душу в обучение и в воспитание ребенка, заниматься его проблемами. Они хотят наказывать, кричать, запрещать, ограничивать. Этот подход бесчеловечен, негуманен и ничего общего с христианством не имеет. Хотя к великому сожалению надо заметить, что многие православные родители становятся в авторитарную позицию и начинают прессинговать ребенка.

Существует общее родительское заблуждение: мы все хотим иметь послушных детей, и добиваемся дисциплины насильственным путем. И в этом наша глубочайшая ошибка: мы подходим к достижению этой цели не по-христиански. У христианской любви есть своя дисциплина, «дисциплина любви». Если родители обращаются с ребенком правильно, по-христиански, любят его безусловной любовью таким, каков он есть, им нетрудно добиться от ребенка выполнения каких­-то правил и обязательств. Дисциплинарные требования должны базироваться на подлинном авторитете родителей, на особом, дружелюбном отношении к ребенку. Если этого дружелюбия недостаточно, и родители насаждают дисциплину диктаторскими методами, то всегда будут иметь сопротивление своего ребенка.

Спасение — дело богочеловеческое

Мы живем в весьма агрессивном и непредсказуемом мире. Многие ребята вырастают в православных семьях, а потом все же попадают в дурную компанию, что вызывает у родителей настоящую панику: «Как же так, я — верующая, в храм хожу, а сын в дурной компании!»

Вот здесь и выясняется, что важно не просто в храм «ходить», а стараться воспринять православную веру глубоко, серьезно, вдумчиво. От этого зависит качество нашей семейной жизни и успех в деле воспитания ребенка. Если Православие насаждается матерью, вдалбливается в голову ребенка и воспринимается им через слова матери исключительно как система запретов, то вполне вероятно, что у него с возрастом возникнет желание такую веру отвергнуть. Если же Православие будет воспринято им как ощущение радости и полноты бытия в Боге, если главным моментом веры станет для него восприятие подвига Христовой любви, то напротив, последующая жизнь будет укреплять его религиозные чувства.

Вероисповедание родителей — это еще не панацея от всех бед, это не залог идеальных отношений с ребенком. Очень часто люди, недавно пришедшие в Церковь, ведут себя в храме Божием по-новому, по-христиански, а дома — по-старому, как привыкли в предыдущие годы. В них еще не произошла та серьезная внутренняя перемена, которая может помочь им в воспитании своего ребенка. И если дети из православных семей начинают пить, курить и играть в те же компьютерные игры, скорее всего, проблема заключается в том, что родители своим небрежным, бесчеловечным, нехристианским отношением сами загнали своего ребенка в этот нравственный тупик. Действительность такова, что если родители не помогут своему ребенку развиться, подняться, раскрыться как личности, никто больше помочь не поможет. Благочестие родителей, нравственные начала их супружеской жизни, глубокая, нелицемерная вера отца и матери во Христа Спасителя, их уважительное отношение друг к другу и своим детям — вот что необходимо для формирования духовно здоровой личности. В противном случае результат воспитания детей будет отрицательным.

Это все равно, что сорвать цветок на клумбе в состоянии бутона. Поставишь его в воду — видно, что у него внутри какие-­то краски есть. Но он стоит в воде и не раскрывается, потому что был вырван из нормальных условий жизни, и ему не хватает питательных сил, чтобы расцвести. Так этот бутон и увядает. Сегодня много молодых людей, которые пребывают в состоянии бутона: состоянии начавшейся жизни, которая так и не раскрылась во всей своей полноте и красоте. Получается, что молодой человек переходит в разряд молодых старичков, душевных инвалидов, калек, людей с поломанной судьбой.

Когда такие люди приходят в храм, священнику бывает сложно объяснить им, Кто есть Христос, в чем задача спасения души. Как объяснить, что такое любовь Бога к человеку, если человек не знает, что такое любовь отца к сыну?

Усеченное, больное, эгоистичное, эгоцентричное сознание и непомерная гордость, которая развивается на фоне внутренней недостаточности, делает таких людей духовно ущербными. Они не воспринимают слова священника, его наставления как помощь. И если тот пытается призвать их к активной внутренней работе, они от этого загораживаются и просто перестают приходить в храм.

Или, например, начинают такие люди соблюдать посты, постятся так ревностно, неразумно, что после первой же попытки соблюсти Устав Церкви доводят себя до физического и нервного истощения, а потом бросают поститься вообще. У таких людей исчезает понятие меры, трезвого отношения к себе самому, к окружающей жизни и к пониманию ближних. Они не готовы работать над собой, они всю жизнь ищут понимания, сочувствия и сострадания. Ищут того, кто возьмет их и потащит, как на буксире.

Но с помощью Божией ничего невозможного нет! Каждый человек как личность предстоит пред Богом, и Церковь учит, что спасение для человека возможно только в храме Божием при воздействии благодати Святого Духа. Собственно, Церковь и открывает человеку тот путь, идя по которому он может развиться, раскрыться, стать полноценной личностью, создать нормальную, полноценную семью, реализовать себя, свои таланты и способности. Но для того, чтобы это свершилось, человек должен понять, что спасение — это дело богочеловеческое. Бог может дать человеку очень многое, открыть ему радость, полноту и красоту жизни, но при условии, если человек сам обратится за этой помощью, если он доверится Христу Спасителю и будет доверять наставлению священников, которые поведут его по этому пути. Если человек решится на эту непростую внутреннюю работу, на духовно­-нравственный труд над собой, над искоренением своих грехов, над своими страстями, тогда он сможет одержать победу.

Ирина Мошкова

[Андрей Ъ 431]

Замечательная статья, но кто автор-то? Это я имею в виду первую (пока читал ее, уже вторая появилась).

[Апрель 9 365]

Протоиерей Алексий Уминский http://www.pravmir.ru/chto-roditeli-xotyat-ot-detej-i-chto-deti-xotyat-ot-roditelej/

[Апрель 9 365]

Священник Павел Гумеров

«МАЛЬЧИШКИ И ДЕВЧОНКИ, А ТАКЖЕ ИХ РОДИТЕЛИ».

Семейная жизнь в вопросах и ответах

Взрослые дети и родители

Вопрос: У меня сразу несколько вопросов, но все они касаются взаимоотношений уже взрослых детей и родителей.

Первый вопрос. В Библии говорится, что нужно почитать отца и мать – это одна из десяти заповедей, но не сказано: «люби родителей», а только: «чти». Ведь бывают такие родители, любить которых очень трудно. Хотя, конечно, ко всем людям нужно относиться хорошо, с уважением. Так нужно ли любить родителей только за то, что они нас родили?

Второй вопрос. Маленькие дети обязаны слушаться родителей. Но должны ли слушаться родителей дети уже взрослые?

 

Еще вопрос. Мои родители в разводе. Отец женился во второй раз, моя мама с ним в очень плохих отношениях, и ей не нравится, когда я его навещаю. Тем более что мы встречаемся в квартире, где папа живет с новой женой. Должен ли я в данном случае слушаться матери и не общаться с отцом?

Ответ: Да, в пятой заповеди закона Божиего не упомянуто о любви детей к родителям, но сказано о почитании отца и матери. Однако совершенно очевидно, что чада должны любить родивших их. Поэтому Священное Писание и не упоминает о любви – это само собой разумеется. Ведь слово Божие научает нас любить всех людей: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22: 39). И любовь нам заповедана не только к тем людям, которые нам приятны, вовсе нет. «Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда?» (Мф. 5: 46). Наша любовь должна простираться даже на врагов: «Любите врагов ваших…» (Мф. 5: 44). Тем более нам нужно любить самых близких нам людей, то есть родителей. Почему заповедь подчеркивает: «чти»? Потому что родивших и воспитавших нас людей нужно почитать и уважать особо. Это не просто ближние, которых следует любить. Через родителей мы пришли в этот мир, они причина нашего бытия, и сама природа происхождения от них научает нас почитать их как людей более высших, чем мы сами. Вот что пишет по этому поводу святитель Иоанн Златоуст: «…как они родили тебя, ты не можешь родить их. Поэтому если в этом мы ниже их, то превзойдем в другом отношении посредством уважения к ним не только по закону природы, но преимущественно перед природой – по (чувству) страха Божия. Воля Божия решительно требует, чтобы родители были почитаемы детьми, и исполняющих это награждает великими благами и дарами, а нарушающих этот закон наказывает великими и тяжкими несчастьями». Почитая отца и мать, мы почитаем Самого Бога – Отца нашего Небесного. Он вместе с земными нашими родителями дал нам самый из драгоценных даров – дар жизни. Родителей можно назвать сотворцами, соработниками Господу. Они дали нам тело, мы плоть от плоти их, а Бог вложил в нас бессмертную душу.

Если человек не почитает родителей, отрицает эту иерархию, он может очень легко прийти и к непочитанию и отрицанию Бога. Сначала он не уважает родителей, потом перестает любить родину, затем отрицает мать-Церковь, и вот он уже не верит в Бога. Все это очень взаимосвязано. Недаром, когда хотят поколебать государство, разрушить его устои изнутри, в первую очередь ополчаются на Церковь, веру в Бога и на семью. Семья, почитание старших, передача традиций (а слово «традиция» как раз и происходит от латинского tradition – «передача») цементируют общество, делают народ крепким.

На днях я, спускаясь в метро, увидел, как два парня, по внешности азиаты, скорее всего таджики или узбеки, помогали русской бабушке спустить по ступенькам тяжелую сумку на колесах. И видно было, что они делают это с удовольствием и даже с какой-то радостью. И я с грустью подумал: вот у этих людей есть будущее, они очень крепки как нация. А вот есть ли будущее у нас, это еще неизвестно. Думаю, что тех юношей и девушек, что сидят в транспорте в присутствии пожилых людей, не будут уважать даже собственные дети и внуки, а не то что посторонние люди.

Почитай родителей, и «чтобы продлились дни твои, и чтобы хорошо тебе было на той земле, которую Господь, Бог твой, дает Тебе» (Втор. 5: 16). Род уважающего родителей, старших благословится. Его чада, а потом и внуки, коим он личным примером передал благие традиции почитания старших, будут радовать его в молодости и покоить в старости. И, напротив, Священное Писание и духовная литература содержат много примеров, когда недостойное поведение детей в отношении родителей навлекало на нарушителей пятой заповеди гнев Божий и последующее наказание. Самый яркий и известный пример – ветхозаветный Хам, посмеявшийся над наготой своего отца.

Кроме рождения мы обязаны родителям еще очень многим. Они не только воспитывали нас, растили, но и оказали на нас очень большое влияние. Осознаем мы это или нет, но мы формируемся как личности в первую очередь под влиянием семьи, в которой были воспитаны. Самая главная основа воспитания, становления личности закладывается в родительском доме.

«Всем хорошим во мне я обязан книгам», – говорил Горький. А я могу про себя сказать по-другому: всему хорошему во мне я обязан родителям.

Но даже когда родители плохо воспитывали своих детей или не занимались их воспитанием вовсе, все равно нужно их почитать. Почему нам достались именно такие родители, а не какие-то другие – это полностью воля Божия и тайна Его Промысла о нас. Ясно одно: Господь случайных вещей не делает, и если мы не можем выбрать сами себе родителей и даже почти никак не можем повлиять на их поведение, значит нам достались от Бога именно такие родители, какие нам нужны. И даже если они совсем не радуют нас, мы все равно должны любить их и почитать. Ведь любое испытание нам дается не случайно, но чтобы мы проявили лучшие душевные христианские качества: терпение, смирение, любовь, снисхождение, прощение. И тогда мы не останемся без награды от Бога. Вспомним: какая же награда «любить любящих вас».

Теперь о том, должны ли уже взрослые дети слушаться и подчиняться родителям.

Задача отца и матери – воспитать ребенка, сформировать как личность, вложить все самое нужное в детстве и в подростковом возрасте, для того чтобы подготовить его к самостоятельной, уже взрослой жизни. Если они смогли правильно воспитать человека, его дальнейшая взрослая жизнь уже не требует родительского вмешательства. Родители общаются с детьми, дружат с ними, помогают им, но их функция как воспитателей уже закончилась. Все – дети выросли и живут уже своим умом. Как получилось воспитать, так и получилось. Поэтому родители взрослых детей уже не могут требовать от них беспрекословного повиновения, как это было в детстве. Конечно, родители могут давать советы (если к их мнению прислушиваются), они должны молиться за детей, но они не имеют права вмешиваться в их жизнь. Любой взрослый человек сотворен от Бога абсолютно свободным существом. И даже Отец наш Небесный никого не заставляет повиноваться Ему – все сугубо добровольно. Вот и родители должны относиться к взрослым детям с уважением, доверяя им.

И последний вопрос. Если родители находятся в разводе и плохо относятся друг к другу, не ваша в этом вина. Вам дана заповедь почитать обоих. И в данном случае нужно более слушаться повеления Божия, а не маму. Никто не вправе запретить вам любить и почитать отца, какой бы он ни был. Это нужно постараться донести до мамы – опять же вежливо и с почтением. Понятно, что вашей матери особенно не нравится, что вам приходится встречаться с новой женой вашего отца, и ее можно понять. Тогда можно планировать встречи с папой вне его дома (погуляйте вдвоем, посидите где-нибудь в кафе) или в отсутствии его жены. Если это невозможно, нужно постараться убедить маму, что вы хотите встретиться именно с отцом, а не с его новой семьей.

 

 

 

Откуда у ребенка мысли о суициде?

 

Вопрос: Так случилось, что я один воспитываю сынишку десяти лет. Мама у нас непутевая, она развелась со мной и оставила ребенка мне. Мне приходится, конечно, очень непросто, много работаю, чтобы прокормить семью. С нами еще живет моя мама; хорошо, что хоть она помогает. Недавно я очень испугался за сына. Прихожу домой, а он стоит у полностью открытого окна и как будто хочет прыгнуть вниз. Потом я расспросил его, почему он открыл окно, и мальчик признался, что действительно хотел выброситься из окна, что ему не хочется жить. Откуда такие мрачные мысли у десятилетнего ребенка, и что мне делать?

Ответ: Положение у вас, конечно, непростое, очень сочувствую вам. Весьма редкий случай, когда отец в одиночку воспитывает ребенка после развода. Да, вам тяжело, но тут нужно понять, что малыш, оставшись без матери, страдает в этой ситуации больше всего. Он нисколько не виноват в случившемся, и ему приходится еще тяжелее, чем вам.

Мысли о самоубийстве, к сожалению, не редки у детей, но обычно они появляются в подростковом возрасте, когда начинается сложный переходный период от детства к юности и вступлению во взрослую жизнь. Ребенок становится уязвимым, ранимым, он бывает склонен к резким перепадам настроения и унынию. В вашем случае, я уверен, суицидальные мысли посещают мальчика, так как он очень мучается от отсутствия материнской ласки и внимания. В обычной ситуации ребенок вообще до определенного возраста большую часть времени проводит с матерью, отца он обычно видит только вечерами и в выходные дни. Связь с матерью, ее влияние на ребенка до школьного возраста просто огромна. А ваш малыш всего этого лишен. Даже дети, оставшиеся без отца, мучаются мрачными мыслями о ненужности и бессмысленности жизни. Я лично знаком с мальчиком, который после смерти отца тоже часто говорил маме, что хочет выпрыгнуть из окна. Дети, обделенные лаской, общением, очень страдают, их посещают мысли об их ненужности, оставленности. Конечно, вам сейчас очень трудно, вы воспитываете ребенка, много работаете, но, несмотря ни на какие трудности и недостаток свободного времени, вам необходимо как можно больше времени проводить с сыном. Вы должны стать ему не только отцом, но и матерью. Компенсировать недостаток внимания, нежности и любви. Ребенок должен постоянно чувствовать, как вы его любите, как он вам дорог. Проводите свободное время вместе. Гуляйте, ходите в зоопарк, в кино, читайте книжки, вместе играйте, смотрите мультики. Побольше разговаривайте, общайтесь, обсуждайте его школьную жизнь и вообще самые различные темы. Будьте для него самым верным и близким другом. В этом возрасте мальчишки особенно тяготеют к отцу, они взрослеют, мужают и тянутся к мужскому началу. Они копируют отцов, и поэтому вы должны давать ему только благой пример. Поэтому нужно быть особенно внимательным, не расслабляться, особенно избегать пьянства, курения, сквернословия, праздного времяпрепровождения у телевизора и компьютера.

Очень важно быть ласковым с сыном. Хотя бы несколько раз в день обнимать, целовать его, гладить по голове. Тогда ребенок даже на телесном уровне почувствует вашу любовь, связь с ним. Он будет ощущать родительскую защиту и заботу, это поможет ему успокоиться и почувствовать свою нужность. Не следует бояться, что мы избалуем ребенка или воспитаем из него хлюпика. Напротив, ученые говорят, что мальчики, получающие достаточное количество знаков любви от родителей, в том числе и через объятия, вырастают мужественными и уверенными в себе.

Известный педагог профессор Юлия Гиппенрейтер свидетельствует о том, что общение с родителями, постоянный контакт с ними необходимы «ребенку, как и пища. Малыш, который получает полноценное питание и хороший медицинский уход, но лишен постоянных контактов со взрослым, плохо развивается не только психически, но и физически: он не растет, худеет, теряет интерес к жизни.

Анализ многочисленных случаев смерти младенцев в домах ребенка, проведенный в Америке и Европе после Первой мировой войны, – случаев, необъяснимых с одной лишь с медицинской точки зрения, – привел ученых к выводу: причина – неудовлетворенная потребность детей в психологическом контакте, то есть в уходе, внимании, заботе со стороны близкого взрослого».

Желаю вам помощи Божией в воспитании сына. Помните: вы очень ему нужны. Десятилетний мальчик уже не так нуждается в материнском внимании, как более маленькие дети; ему, как будущему мужчине, сейчас особенно нужна ваша забота и помощь.

Если сын будет снова говорить вам о самоубийстве, важно сказать, не запугивая его, от кого эти помыслы идут. Что источник их – враги людей бесы. Нужно отгонять их молитвой и не бояться их. Человек не одинок в борьбе с вражьей силой, рядом всегда его ангел-хранитель.

Время, проведенное вместе с ребенком, для него дороже, чем самые дорогие подарки от нас. В заключении приведу одну притчу на эту тему, которая мне очень нравится.

Как-то раз некий человек вернулся поздно домой с работы, как всегда усталый и задерганный, и увидел, что в дверях стоит его пятилетний сын.

– Папа, можно у тебя кое-что спросить?

– Конечно, что случилось?

– Пап, а сколько ты получаешь?

– Это не твое дело! – возмутился отец. – И потом, зачем это тебе?

– Просто хочу знать. Пожалуйста, ну скажи, сколько ты получаешь в час?

– Ну, вообще-то 500. А что?

– Пап, – сын посмотрел на него снизу вверх очень серьезными глазами, – пап, ты можешь занять мне 300?

– Ты спрашивал только для того, чтобы я тебе дал денег на какую-нибудь дурацкую игрушку?! – закричал отец. – Немедленно марш к себе в комнату и ложись спать! Нельзя же быть таким эгоистом! Я работаю весь день, страшно устаю, а ты себя так глупо ведешь.

Малыш тихо ушел к себе в комнату и закрыл за собой дверь. А отец продолжал стоять в дверях и злиться на просьбу сына: «Да как он смеет спрашивать у меня о зарплате, чтобы потом попросить денег?» Но спустя какое-то время он успокоился и начал рассуждать здраво: «Может, ему действительно что-то очень важное нужно купить? Да ну их, эти три сотни, он ведь вообще ни разу у меня не просил денег». Когда он вошел в детскую, сын был уже в постели.

– Ты не спишь, сынок? – спросил он.

– Нет, папа, – ответил мальчик.

– Я, кажется, слишком грубо тебе ответил, – сказал отец. – У меня был тяжелый день, и я просто сорвался. Прости меня. Вот, держи деньги, которые ты просил.

Мальчик сел в кровати и улыбнулся.

– Ой, папка, спасибо! – радостно воскликнул он.

Затем он залез под подушку и достал еще несколько смятых банкнот. Его отец, увидев, что у ребенка уже есть деньги, вновь разозлился. А малыш сложил все купюры вместе, а затем снова посмотрел на отца.

– Зачем ты просил денег, если они у тебя уже есть? – проворчал тот.

– Потому что у меня было недостаточно. Но теперь мне как раз хватит, – ответил ребенок. – Папа, здесь ровно 500. Можно, я куплю один час твоего времени? Пожалуйста, приди завтра с работы пораньше: я хочу, чтобы ты поужинал вместе с нами.

 

 

 

 

 

 

 

«Сына раздражают мои просьбы»

 

Вопрос: Моему сыну 14 лет. Пока я его не «трогаю», а, наоборот, что-то делаю для него, мы с ним хорошо общаемся. Например, когда я собираю его в школу, готовлю ему бутерброды, варю кофе, все хорошо. Но вот я прошу его выбросить по дороге мусор, и он сразу начинает проявлять недовольство, ворчать, хотя мусор все-таки выносит. И так всегда. Мои просьбы вызывают в нем недовольство. Он начинает говорить, что у него нет времени и тому подобное. Как правило, после уговоров он все же просьбы выполняет. Но делает все неохотно. И так было всегда, не только в 14 лет.

Ответ: Ваша история напомнила мне одну евангельскую притчу о двух сыновьях. Помните?

«У одного человека было два сына; и он, подойдя к первому, сказал: “Сын! Пойди сегодня работай в винограднике моем”. Но он сказал в ответ: “Не хочу”; а после, раскаявшись, пошел. И подойдя к другому, он сказал то же. Этот сказал в ответ: “Иду, государь”, – и не пошел». Христос спросил слушающих: «Который из двух исполнил волю отца?» И те ответили Ему: «Первый» (см.: Мф. 21: 28–31). Так что то, что ваш сынок хоть и противится, но все же исполняет просьбы матери, само по себе уже неплохо. Дети все очень разные: одни помогают родителям охотно (таких очень мало), другие ворчат, сетуют, но все-таки идут помогать, а от третьих вообще помощи не дождешься. Выходит, у вас все не так уж и плохо. Мальчики, мужчины – народ довольно упрямый. Тут важно уметь просить. Не требовать чего-то, а постараться сделать это ласково, вежливо, создать положительную мотивацию. То есть когда сын выполнит вашу просьбу, обязательно поблагодарите его, дайте понять, что вы очень цените его услугу. Не принимайте его труды как нечто обыденное и само собой разумеющееся. Нужно дать почувствовать ему, что он уже человек взрослый, мужчина, что мать нуждается в его помощи и покровительстве. Тогда есть надежда, что в следующий раз ему будет уже приятнее исполнять мамины поручения. Но вместе с тем следует мягко и корректно рассказать сыну, что в обществе взрослых людей каждый должен иметь свои обязанности, выполнять свой долг. Наличие обязанностей и несение ответственности – это то, что отличает взрослых от детей.

Вашему сыну 14 лет, и возможно, что его ворчание и недовольство родительскими просьбами усугубилось переходным возрастом. Подростки в этот период находятся в состоянии взросления, становления, они самоутверждаются, и любое родительское наставление, замечание или пустяковую просьбу могут расценить как посягательство на свою свободу. Переходный возраст – сложное время как для родителей, так и для самих детей, поэтому от родителей требуется большая мудрость и немалое терпение.

Священник Павел Гумеров

[SergNata 1 392]

...что дети хотят от родителей?

Checklist родителям дошкольников. Не забыть сделать для ребенка и вместе с ребенком

1. Пускать солнечные зайчики.

2. Наблюдать как прорастают семена.

3. Вместе скатиться с высокой ледяной горы.

4. Принести с мороза и поставить в воду ветку.

5. Вырезать челюсти из апельсиновых корок.

6. Смотреть на звезды.

7. Заштриховывать монетки и листья, спрятанные под бумагой.

8. Трясти карандаш, чтобы казалось, что он стал гибким.

9. Дырявить льдинки под струей воды.

10. Приготовить жженый сахар в ложке.

11. Вырезать гирлянды бумажных человечков.

12. Показывать театр теней.

13. Пускать блинчики на воде.

14. Рисовать мультфильм на полях тетради.

15. Устроить жилище в коробке от холодильника.

16. Плести венки.

17. Делать извержение вулкана из лимонной кислоты и соды.

 

18. Показать фокус с наэлектризованными бумажными фигурками.

19. Писать под копирку.

20. Сделать брызгалки из бутылок и устроить сражение.

21. Слушать пение птиц.

22. Пускать щепки по течению, рыть каналы и делать запруды.

23. Построить шалаш.

24. Трясти ветку дерева, когда ребенок стоит под ней и устраивать листопад (снегопад, дождик).

25. Наблюдать восход и закат.

26. Любоваться лунной дорожкой.

27. Смотреть на облака и придумывать, на что они похожи.

28. Сделать флюгер и ловушку для ветра.

29. Светить в темноте фонариком.

30. Делать осьминогов из одуванчиков и куколок из шиповника.

31. Сходить на рыбалку.

32. Оставлять отпечатки тела на снегу.

33. Кормить птиц.

34. Делать секретики.

35. Строить дом из мебели.

36. Сидеть у костра. Жарить хлеб на прутике.

37. Запускать воздушного змея.

38. Крутить ребенка за руки.

39. Построить замок из песка. Закапываться в песок. Вырыть глубокий колодец, чтобы достать до воды.

40. Сидеть в темноте, при свечах.

41. Делать чертиков из намыленных волос.

42. Дуть в пустую бутылку.

43. Повторять одно слово много раз, чтобы оно превратилось в другое.

44. Издавать победный крик команчей.

45. Удивляться своей гигантской тени и играть с тенями в догонялки.

46. Прыгнуть в центр лужи.

47. Делать записи молоком.

48. Устроить бурю в стакане воды.

49. Закопать сокровище в тарелке с кашей.

50. Объясняться знаками.

51. Сделать носики из крылаток клена, ордена из репейника, сережки из черешен.

52. Дуть на пушинку.

53. Оставить травинку в муравейнике и потом попробовать муравьиную кислоту.

54. Есть заячью капусту, сосать смолу, слизывать березовый сок и кленовый сироп, жевать травинки.

55. Выдавливать формочками печенье.

56. Нанизывать ягоды на травинку.

57. Играть в циклопов.

58. Петь хором.

59. Починить любимую игрушку.

60. Пускать мыльные пузыри.

61. Наряжать елку.

62. Свистеть через стручок акации.

63. Смастерить кукольный домик.

64. Залезть на дерево.

65. Играть в привидений.

66. Придумывать маскарадные костюмы и наряжаться.

67. Говорить о мечтах.

68. Стучать в самодельный барабан.

69. Выпустить в небо воздушный шар.

70. Организовать детский праздник.

71. Смотреть на мир через цветные стеклышки.

72. Рисовать на запотевшем стекле.

73. Прыгать в кучи осенней листвы.

74. Начать обед с десерта.

75. Надеть на ребенка свою одежду.

 

Теги:1-3 года, 3-5 лет, 5-7 лет, 7-9 лет, занятия, начни с себя, сотрудничество, счастье материнства

 

[SergNata 1 392]

Что дети хотят от родителей?

 

Так играют ,наверное во многих семьях. Вот идея с пикником и сокровищами очень разнообразит морозные дни с ограничениями в прогулках.))

 

"Домик

 

Это игра на все времена. Малыши любят строить домики и прятаться в них. Домом может стать накрытый пледом стол или кровать. Из диванных подушек можно построить туннель, в котором малыш будет ползать с фонариком.

 

Но самое интересное - не только постройка домика, а игра в нем. Мы со Степкой представили, что мы путешественники и диванный домик – это наше жилище в пещере в горах. Мама снабдила нас драгоценностями; старыми бусами, браслетами, сережками – они временно выполняли роль сокровищ. Освещая их фонариком, мы разглядывали свои находки. А потом организовали настоящий походный обед. Я сам в детстве очень любил перекусывать в таком самодельном домике. Почему-то даже обычные бутерброды, съеденные в нем, кажутся особенно вкусными.

 

Как и положено заправским путешественникам, мы расстелили на полу клеенку, вытащили из рюкзака (его вовремя нам поставила у входа мама) бутерброды, сок в пакетиках, конфеты и с удовольствием закусили."

 

Это занятие может помочь родителям с детьми в гостинице ....Оптиной. Мы заранее собираем рюкзак с "играми" для детской кампании.

 

"Фантазеры

 

Наш Степка очень любит рисовать. Причем он мастер больших полотен. Поэтому у нас всегда дома есть большие листы бумаги. А иногда мы их склеиваем скотчем с обратной стороны и у нас получается огромный лист. Его края мы закрепляем двусторонним скотчем на полу и начинаем рисовать.

 

Правда, заранее нужно обговорить общую тему будущего полотна. Иногда Степка просит меня нарисовать контур будущего рисунка, а он его раскрашивает. Иногда мы заранее размечаем, что в каком углу изобразим. Я стараюсь ненавязчиво объяснять сыну общие правила композиции, построения рисунка. В общем, по-моему, у нас получается очень даже неплохо. А главное, весело! И не шумно, что особенно нравится нашей маме."

 

(с) Дмитрий Пряник

[О_К (fakel) 1 360]

Один за всех и все за одного

Говорят: «Мир катится в пропасть».

Хочется подправить этот тезис. В пропасть катимся мы.

photosight.ru. Автор: Vaseck

Стоит нам остановить движение в опасном направлении, как мир тоже перестанет катиться, ибо он не самодвижен. Он от человека зависит, а значит, по слову Сковороды, «мертвец сей — ни в чем не виновен».

 

Прадед грешил, и груз грехов своих деду передал. Дед сей груз увеличил и на плечи сына взвалил. Сын продолжил процесс распада, и не ясно – выживет ли родившийся от него человек, то есть его сын и внук его отца. Но если кто-то из них попробует остановить распад, то хорошо будет всем – и до него жившим, и после него жить имеющим. И в сторону неизвестного будущего, и в сторону туманного прошлого разойдутся исцеляющие лучи.

 

Поэтому говорят: «В аду грешники улыбаются, когда на земле кто-то из их родственников в монахи уходит».

Весь вопрос в том, чтобы остановиться.

 

Нельзя спихивать проблемы на поколения, жившие раньше нас. Христос принял в родство и блудниц и язычников (читай первое зачало Евангелия от Матфея), чтобы никто не сказал: «А у меня в роду – одни воры и алкоголики. Я на эти грехи генами запрограммирован».

 

Никто ни на что до конца не запрограммирован, хотя прошлое и довлеет над нами. Но тем больше награда, чем тяжелее был груз.

Если отец в себе не исправил одну из душевных язв, то он на сына задачу переложил, причем задачу, собою же умноженную и усиленную. Страшно говорить об этом, но, судя по всему, никуда от этой правды не скроешься. Поэтому и «всяк за всех виноват».

Враг действует по-хулигански. Нападает из-за угла, внезапно, вдесятером на одного. Отмашешься – хорошо. Не отмашешься – они тебя свалят и дальше пойдут. Рядом только одного из своих стоять оставят, чтобы тот тебе, поверженному, не позволял подняться.

Так армия победителей способна охранять или конвоировать тысячи побежденных солдат силами малого конвоя или охраны. В мире видимом и в мире невидимом многие законы войны совпадают.

 

Тот, кто дерется и не сдается, падает и поднимается, тот оттягивает на себя внимание многих врагов. Им больше ничем иным заняться не досуг. Как бы ни были они хитры и сильны, однако они – твари, а не Творец, а значит в числе и силах ограничены. К тому же гордые они и проигрывать до смерти не любят. Сначала умножают силы против одного непокорного, потом готовы всем адом на него восстать, лишь бы свалить и победить. А в это время, пока совершаются в духе незримые битвы, ничего не подозревающее человечество может и спать и просыпаться спокойно. Не до них врагу. Силы противника в борьбе с немногими праведниками, хоть и не до конца, но связаны.

 

Такова практическая польза от святых. Кто-то где-то в пещере сидит и кроме пения псалтири дел не имеет. Но взводы, и роты, и полки невидимые с ним борьбу ведут, а, значит, тысячам людей подарена передышка и обычный земной покой. Так и написано в службе преподобным: «Демонские погубил еси полки».

 

 

Значит, есть святой Антоний – паши, земледелец; плыви, мореход; пой колыбельные, женщина. Можно лежать на диване с книгой. Можно рисовать тушью. А нет святого Антония – мучьтесь, люди, от неуправляемых бед. Ругайтесь, спивайтесь, завидуйте, суетитесь, с ума сходите, пропадайте в грехах, налетевших, как буря.

Это – закон. Святые держат на плечах мир и дают множеству остального люда возможность радоваться и наслаждаться безгрешными удовольствиями.

Но дело не только в отдельных титанах духа и церковных богатырях. Дело в Церкви как таковой. Сами богатыри нуждаются в том, чтобы служилась Литургия, проповедовалось Слово Истины, и совершались прочие Таинства. Без этого невидимого дыхания Духа никакой духовный силач на борьбу не способен. И в своих затворах и пещерах, на своих рукотворных столпах и природных скалах, они, случись повстречать им человека из мира, тревожно спрашивали: «Как там? Открыты ли храмы? Не идут ли войной язычники?»

Церковь привычно сравнивают с кораблем. Вокруг – волны, у руля – Христос, впереди – пристань Божьего Царства. Но Церковь это еще и Дерево. Она вдыхает углекислый газ людских немощей и беззаконий, а выдыхает чистый кислород Богопознания и радости о Господе. Ты приносишь Ей грехи, а уносишь от Нее Дух. Ты приползаешь израненным, а уходишь на здоровых ногах. Ты бредешь в ее сторону, не зная – зачем жить, а уходишь со светлой головой и творческими мыслями.

Сколькие ею спасены! Сколькие обнадежены! Сколькие в ней достигли святости!

Церковь держит все!

Но будет время, когда Церковь свернет всякую внешнюю деятельность и даже постарается скрыться от чужих глаз. Это будет в оные времена, о которых так много говорят и пишут, во времена последние. Тогда лже-церкви расплодятся, пытаясь скопировать внешние черты Христовой Невесты. Люди пойдут на эту видимость, но останутся пустыми, измученными и голодными.

Кто возжаждет Бога, тот найдет Бога. Но кто доволен одной лишь внешней поверхностью и обманчивой внешностью, тот развернется и уйдет совсем – и от подлинной Церкви, и от ее кажущейся видимости.

Церковь тогда почувствует, что Она сама устала и изнемогла. Почувствует, что у нее нет сил спасать и отмаливать всех, что Истина не востребована, а от Нее самой хотят того, что Ей не свойственно. Тогда Она уйдет в «пустые места», предсказанные Апокалипсисом. И это будет не локальный, а всемирный уход. Это будет то бегство, которое совершали настоящие монахи, уходя в пустыню. Бегство ради выживания.

Это будет также похоже на то, что сказали мудрые девы из притчи девам не мудрым в ответ на просьбу дать им масла для лампад. «Чтобы не стало так, что и нам, и вам не хватит, идите и купите себе».

Страшные эти слова. Они означают: «Нечем нам с вами делиться. Мы с трудом бережем свой огонь не потухшим. Заботьтесь о себе сами».

Нужно ли напоминать, что те пять дев, которым не дали масла, услышали из-за закрытых дверей: «Не знаю вас»?

Вот тогда-то и будет, возможно, скорбь, которой не было от начала мира и больше не будет. Даже на Голгофе густота торжествующего зла и накал греховного кошмара не были такими, какой будет последняя скорбь. И если из-под Креста не ушли только Богоматерь, Иоанн и Мария Магдалина, то кто же выдержит ту, будущую скорбь?

Люди, далекие от молитвенной жизни, тоже почувствуют перемену в воздухе. Дышать станет трудно, и жить станет незачем.

photosight.ru

Это сегодня кому-то весело грешить и более-менее легко вставать после греховного падения. Ведь Бескровная Жертва приносится открыто, и молитвы возносятся массово. Молитвы «о всех и за вся»!

Когда же Церковь оставит мир, ничто не обрадует грешника. Не обрадует застолье и выпивка, не обрадуют танцы и музыка. И новости станут неинтересны, и еда не вкусна, и покупки не вожделенны. Отдых станет тяжел и поездки бессмысленны.

Ближний станет противен, но одиночество – невыносимо.

Толком никто не поймет, что же, собственно, происходит. И если сказать, что именно происходит, никто не поверит.

Но грешник тоже живет Церковью, дышит Церковью, питается Церковью, пусть тайно, неосознанно, пусть даже в виде паразита. Он не чувствует этого и «спасибо» за это не говорит. Но вот уйдет Церковь, чтобы не тратить даром силы перед последним искушением, и все прочувствуют это. Все будут страдать.

***

Нужно благословить сегодняшнее время. Не хулить его и не ругать чрезмерно. Оно лучше, чем могло бы быть, и, несомненно, лучше, чем неизбежно будет.

Мы живем в долг и за чужой счет. Это касается не только родителей и добрых учителей. Это также касается Церкви, которая самим фактом Своего существования оказывает миру немыслимое благо. Она рядом, и поэтому (не смейтесь) хлеб вкусен, а вода свежа; солнце греет, а не сжигает, и ночь дарит отдых, а не мучит кошмарами. Пока все так, нужно всем над собою трудиться! Всем! Труды эти останавливают процесс падения в пропасть, который кажется холодным и объективным, а на самом деле во многом зависит от нас.

И каждый человек, решившийся расправиться со своими застарелыми духовными недугами, совершает для всего мира великое благодеяние. Он облегчает жизнь и изгоняет грех. Не только из своей маленькой жизни, но из жизни вообще.

По сути это – единственный способ сделать мир чуть-чуть лучше: стать самому чуть-чуть лучше, основываясь на евангельских критериях. Если у кого-то этот труд не бесплоден, то благодарность за это пусть будет принесена таким человеком не кому-нибудь, а Церкви. Да-да, Церкви, с ее тайными и явными молитвами, с ее ходатайствами и подвигами лучших сынов, с той благодатью, которая в ней живет и через нее действует.

 

[О_К (fakel) 1 360]

По грибы

 

Нет, как бы метеорологи нас ни успокаивали, а климат меняется, причём очень быстро и по всей планете. Факт этот установлен, и обсуждению не подлежит, это, как говаривал знакомый путеец в мою бытность работы на железной дороге, «здесь ни к одной бабушке не ходи». Привыкаешь к новой реальности: летом грибов нет, как отрезало, а сейчас, чуть ли не в середине октября, гуляя по лесу, я набрал две полные корзины боровиков.

Правда, денёк выдался дождливый. Кроме меня да бабушки Раи, что взялась проводить меня до заветного грибного местечка, в лесу никого. Конечно, в дождь логичнее оставаться дома, но ещё неделю назад, запланировав в этот день отправиться в лес, всё боялся, как бы не сорвалось моё мероприятие. Потому на нудный мелкий дождик, зарядивший ещё с вечера, я и внимания не обращал.

photosight.ru. Фото: Алексей Андросов

Ещё мне нужно было побыть одному и в тишине обдумать одно очень важное в моей жизни предстоящее событие. Вскорости я должен был во второй раз стать дедом, этот факт меня радовал и одновременно волновал. Ладно, если бы мы ждали внука, но нет, снова девочка. Только внучка у меня уже есть, и этот маленький человечек по имени Елизавета – для меня самоё дорогое существо на свете.

Всё в моей жизни имеет единичное измерение: у меня есть мама и отец, и никогда, слава Богу, не было ни мачехи, ни отчима. Жена – тоже одна, и кроме неё, по большому счёту, я больше никого не любил. Наша дочь у нас единственная, и внучка до недавнего времени была единственная, и вдруг в нарушение устоявшейся традиции должна появиться вторая малышка.

Если бы это был мальчик, я и встречал бы его как единственного, и моя любовь к нему была бы особой, ведь внуков у меня больше нет. А как будет сейчас? Как стану делить любовь? Что же, я должен перенаправить часть моих дедовских чувств с Лизаветы на маленькую Полинку? Или как это бывает?

Попробовал осторожненько обсудить эту тему с матушкой, а она смеётся: «Угомонись, дед, любовь не делится, она способна только умножаться».

 

- Дошли, батюшка, вот оно, это место. Побегай здесь по краешкам, а я назад. Дорогу-то запомнил, не заблудишься? Вот и славно, погуляй пока, а я печку натоплю, супчик тебе приготовлю.

В деревне дом бабушки Раи крайний, стоит перед самым лесом. Это удобно, обычно я бросаю у неё велосипед и пешком иду в лес. В то дождливое осеннее утро она заставила меня переодеться в подменку:

- В хату вернёшься, а одёжа твоя вот она, суханькая дожидается. Как найдёшь.

Часа через три я возвращался назад, гружёный под самую завязку белыми грибами, вымокший и бесконечно счастливый. Мои тревожные мысли отошли на второй план, может, матушка и права, действительно, время покажет.

Пока переодевался в сухое, Раиса достала из печи горшок с пахучим борщом и сковородку сосисок, поднявшихся на свином сале. В русский печи даже сосиски превращаются в царское блюдо, хотя, может, мне это так после прогулки по свежему воздуху показалось.

- Давай, давай, присаживайся. Это вот тебе, чтобы не заболел, а этим закусывай, — бабушка сидит и смотрит, как я ем. — С утра ты сегодня какой-то смурной ходил, случилось что?

- Нет, тёть Рай, всё в порядке. Просто тема меня сейчас одна занимает… — И поделился с ней своими мыслями.

- Вишь ты как, — удивляется моя собеседница. — Да, тут подумаешь. Нас с моим Ваней-покойничком одним сыночком Господь благословил, а вот у нашей мамки нас было пятеро. Война началась, а мы мал мала меньше. Мне в 1941 исполнилось три года, а Витька, наш самый младший, родился именно 22 июня, в день начала войны. Рожает она дитя, кладут его к ней на грудь – и в этот момент рядом с роддомом завыла сирена.

Перед войной мы жили под Москвой в Дмитровском районе. Папа работал директором школы, а мама оставалась дома с детьми. Отцу дали бронь, но когда немец стал подходить к Москве, он ушёл добровольцем. Мы успели получить от него всего одно письмо, долго оно у нас хранилось, и, в конце концов, затерялось. Но мы его так часто читали, что успели заучить наизусть.

Папа писал: «Аннушка, прошу тебя, бери детей и уходи. Немцы мирных жителей специально не убивают, но за войсками, как раз в сторону нашего района, идёт финский карательный отряд. Те не щадят никого, топят детей в колодцах. Аннушка, назад меня не ждите, это письмо наверняка последнее. В такой мясорубке выжить просто невозможно. Прощай и береги детей».

Мамка оставила нас со старшей сестрой, а сама с тремя мальчиками отправилась сюда, здесь в этом доме жила бабушка Нина, папина мама. Мне было три годика, а Татьяна старше меня на шесть лет. Немцев остановили за тридцать километров от нашей деревни, и мы продолжали ещё три месяца жить вдвоём, пока мама не вернулась и не увезла нас с собой. Все три месяца мы ходили побираться по соседям, те знали, что папка наш, бывший директор школы, пропал без вести, жалели нас и всё это время подкармливали.

Может, и зря мы уехали из Дмитровского района, всё-таки у нас был свой большой дом, отца уважали, и нам, его детям, было бы там полегче, чем здесь. Уже лет через двадцать после войны мамка говорила: «Там, в Дмитровском районе, я была Анна Ефимовна, а здесь – только Нюшка Ячина. Там бы я вас выучила, а здесь вам самим пришлось в люди выбиваться».

Эвакуируясь, всё нажитое пришлось побрасать. Батюшка, какие же мы были бедные. У нас, детей, до конца войны под верхней одежкой даже трусиков не было. Это уже после войны бельишко кое-какое стало появляться. И помню, отвернёшь на трусах резинку, а там вши сидят. Как они туда забирались?

Мамка одежду постирает, а стирали щёлоком, и мылись мы тогда золою, мыло было на вес золота. Потом берёт утюг, такой, на углях. Верхнюю крышку утюга открывает и внутрь, словно в коробочку кладёт горячие угли и гладит. Вот только огнём от вшей и можно было как-то избавиться. Мамка гладит, а они лопаются и трещат. Зато не было крыс. После смерти Сталина вши исчезли, но появились крысы.

Бабушка с дедушкой отдали нам свой домик, а сами переселились в другую деревню, и жили от нас отдельно.

Папиных братьев на фронт призвали, а у каждого семья, да ребятишек пять-шесть – самое малое. И почитай, никто домой не вернулся. Только в нашей деревне погибло двадцать девять человек, и всё кормильцы. Вон, мне знакомая бабушка-армянка рассказывала. У них там с умом мужиков в армию брали. Обязательно одного из братьев дома оставляли. Напишут, что глухой или хромой, вот он потом детей своих погибших братьев и растил.

- А государство что-нибудь за отца давало?

- Назначили пенсию в пятьсот рублей. Правда, делили её пополам между бабушкой и нами. Буханка хлеба стоила ровно половину нашей пенсии. Вот и представь, как мы жили. Бабушка в колхоз не вступала, и советскую власть, если как и называла, так только одним словом, — Раиса перекрестилась, — прости меня, Господи, «черти». Потому усадьбу ей и обрезали под самые окошки. Так что по первости кормились мы только лесом.

Николай, наш старший брат, даст каждому из нас по кружке, сам возьмёт огромную бельевую корзину, и все мы идём в лес. Правда, и ягод тогда было куда больше. Вот и набираем, пока корзинку не наполним, сами ягод не едим. Только попробуй, Коля увидит, наподдаст. Корзину наберём, потом ещё каждый в свою кружку с верхом. Брат работу примет, достанет полбуханки хлеба и делит её на пять частей, заработали. Тогда уже радуешься хлебу и вволю заедаешь его ягодами.

В ночь Николай уезжал в Москву. Ягоды продаст, а домой возвращается с хлебом, мыла привезёт. Так и жили.

Однажды мы пошли в лес вдвоём с сестрой, собирали ягоды, и всё время, пока сидели на корточках среди черничных кустов, немного поодаль от нас рыскала огромная серая собака, но близко не подходила. Потом только, уже дома вечером, мамка нам сказала, что наша собака вовсе не собака, а волчица. Значит, где-то рядом находилось волчье логово, и хорошо, что мы не вышли на её волчат. До сих пор помню, как у меня от страха задрожали руки.

Мама постоянно что-то делала по дому, шила или чаще перешивала для нас из всего, что могла достать, какую-то одежонку. Ещё нужно было раздобыть еды, хоть немного, чувство голода – основное чувство моего детства.

Чтобы мы хотя бы ненадолго забывали о еде, она устраивала нам спектакли. Это было наше самое любимое развлечение. Зимними вечерами мы усаживались на печке и зажигали лампу. Свет падал на стенку, и мамка начинала рассказывать сказку. И не только рассказывать, но ещё и показывать нам забавные теневые картинки. Она умела так складывать руки, что на стенке тут же появлялись киски и собачки, орлы, совы, волки, лоси. Мы слушали сказку, затаив дыхание, сопереживая её героям, и радостно хлопали в ладошки, когда видели как сказочный герой, а вернее, его тень побеждала злого Змея Горыныча, жадного купчину или бабу Ягу.

Даже разутыми и голодными мы оставались детьми и очень любили играть. Помню, как будучи маленькими, делали «секреты». Выкапывалась ямка, в неё нужно было положить что-то такое очень красивое, может там, цветочек какой и накрыть его стеклышком. Найти в те годы кусочек стекла считалось большой удачей. А уж если это было цветное стекло, так тем более, ведь через него можно было смотреть на солнце.

Ещё мне очень хотелось иметь свою куклу. И первая кукла у меня появилась, когда мы вступили в колхоз, а Коля, он тогда учился в шестом классе, стал работать трактористом. Ему на зиму выдали ватный костюм, фуфайку и тёплые штаты. Мы с подружкой тихонько добрались до этих штанов, они хранились на чердаке, и превратили их в шорты. А из ваты и тряпочек пошили себе куклы. Только играть приходилось тайком, но всё одно — нам за них досталось.

Помню, мамка меня сперва отлупила, а потом обняла и заплакала. Целует и плачет, целует и плачет. Она всех нас очень любила, но в чувствах своих никого не выделяла, наверно, чтобы не обижать остальных, правда нас, меньших, всякий раз старалась приласкать или прижать к себе.

Огромным трудом каждому купили свои валеночки, всем чёрные, а Коле – беленькие. Как он их берёг. В хату придёт, валеночки снимет, почистит и на печку сушиться. А бывало сушил и в самой печи, клал сверху на дрова и оставлял. Однажды мамка не проверила и зажгла печку с Колиными валеночками, те и сгорели. Уж как крепился Коля, он же из нас самый старший, мы его за отца почитали. И потом таки не сдержался и заплакал в голос, так ему валеночки было жалко, и его мамка тоже обнимала и целовала, словно маленького. А мы никто не смеялся, все понимали – остаться зимой без валенок, особенно Коле, для всех нас беда.

В детстве я была очень любознательная. Меня интересовало всё, что происходит вокруг, как растёт травка и куда бежит муравей, почему соловей поёт только в мае, а потом умолкает? Когда мама уходила на работу, главным по дому оставался брат Николай. Однажды я в чем-то провинилась и, спасаясь от наказания, пряталась в картофельных грядах, наблюдая за маленькими букашками. Я лежала среди ботвы, совершенно забыв обо всём на свете. До сих пор помню, как мне тогда было хорошо.

Долгое время мы с младшими братьями оставались некрещёными. И однажды летом, это уже после войны, наши соседи привезли батюшку. Скорее всего, он служил в городе, там в сорок четвёртом вновь храм открыли. Мамка с соседкой тётей Валей, тоже солдатской вдовой, быстро наполнили корыто водой, и священник принялся нас крестить, а мой средний брат Витя почему-то отказался раздеваться и убежал.

Он у нас вообще был такой стеснительный. Мамка устроила его на лето подпаском, пасти деревенский скот. По договору пастух должен был кормить мальчика обедом, а Витька стеснялся и отказывался, уверяя, что мамка его сама дома кормит. Когда пастух садился перекусить и звал к себе подпаска, тот отворачивался, чтобы не смотреть на еду, и ел только вечером, после того, как пригоняли стадо.

В церковь мы не ходили, но церковные праздники знали и очень любили. Помню Рождество Христово. Морозец, дымы над избами, что столбики стоят, и над всем селом запах печёного хлеба. Праздновать тогда разрешали Новый год, Рождество не позволяли, а как народ отучишь? Мамка раскатывает тесто, потом получившийся блинок сует в печку и через несколько секунд он уже большая горячая лепёшка, с молоком, ох как вкусно!

На Рождество собираемся у деда с бабушкой. У них детей — десять человек, вот все внуки, кто ещё мал и не перебрался в город, идут к ним в гости. А внуков-то, человек, почитай, под шестьдесят. И мы собираемся идти, а мамка даёт нам подарочек – коробок спичек. Идём, предвкушая как поедим сейчас творожку и маслица с тёплыми лепёшками. Хорошо, на душе сладостно.

Перед войной, пока храм не закрыли, все ходили на службу, а потом в нём устроили колхозную лесопилку.

Так и собирались, в Перново к тёте Кате – на Петра и Павла, в Старово — к дяде Ване на Смоленскую, а к нам – на ноябрьскую Казанскую приходили только бабушка с дедом, очень уж мы были бедные, всех нам всё одно было не угостить. А старших мы ждали, знали, что они сейчас гостинчик принесут, и всё гадали, может даже вкусненького сальца достанется.

И вот видим, идут! Дедушка с бабушкой, идут, родненькие! Полушубочки на них такие чёрненькие, по коленочку, а на плечах по палке, а на палках узелки. Подарки несут, подарки! Слава тебе, Господи, идут!

Тётя Рая убирает посуду, и я высыпаю прямо на стол содержимое обеих корзин. Бабушка перебирает грибы и всё не нахвалится:

- Ах, грибочки какие, загляденье. Вот просто брал бы сырьём и ел, такие они хорошие.

Я смеюсь, а она:

- Ой, батюшка, припрёт, не только грибочки, а кору жевать станешь.

Сразу же после войны очень уж нам досталось. В округе от голода деревнями вымирали. По весне у многих еда заканчивалась, и мы ходили на колхозные поля копать картошку. Осенью после уборки копать не разрешали, а весной — пожалуйста. Наберёшь мороженой картохи, домой принесёшь, мамка её всю растолчёт и промывает через сито. Потом высушит, и вот тебе крахмал, правда, чёрного цвета. Ничего, ели, куда деваться.

В тот год зима выдалась тёплой, а это для мороженой картохи очень плохо. В тёплой земле под снегом она выпревает, в ней заводятся черви и съедают крахмал начисто. Но мы их всё равно собирали, а мамка нашу добычу сушила на крыше. Это чтобы мы не видели расползающихся червей, а что после них оставалось, доставалось нам.

Приблизительно тогда же стали доходить слухи о случаях людоедства. Сейчас о таком страшно и говорить, а тогда даже и шутили. Как-то сидим вокруг мамки, а она смехом так предлагает: «А что, давайте и мы нашего Васятку съедим»? Все поняли, что это шутка и рассмеялись, но Васенька, наш самый маленький, принял её слова всерьёз. Он встаёт перед нами и начинает убеждать: «Куда меня такого есть? Я ведь ещё маленький, давайте я хоть немного подрасту, тогда и мяса с меня больше будет. Лучше Витьку съедим, он вон какой толстый». До сих пор помню, как после его слов у меня похолодело внутри, и как горько заплакала мамка.

Однажды маму где-то на работе ударило по голове, и она попала в больницу. И я тогда подумала, вот и хорошо бы нам сиротами стать – отправили бы в детдом, там еду дают. Только в больнице лежать мамка не стала, и в тот же день с перевязанной головой вернулась домой, как же ей детей-то одних оставить?

Как сейчас перед глазами стоит Пасха 1947 года. В доме нет ничего съестного, ну вообще ничего. Сорок шестой сам по себе голодный, неурожай, а ещё и картошка не уродилась. В доме ни крошки, мы с меньшим братом уже пухнуть начали. Всё у мамки хлеба просим, а она так руки развела и говорит, не кричит на нас, а говорит:

- Нету у меня ничего, нате, ешьте меня саму.

Спряталась от нас в подклеть, а нам страшно, мамки нет. Где ты, мамка?! Ищем и плачем уже в голос. Тут средний брат её в подклети увидел и кричит нам:

- Вон, вон, она! Не бойтесь, нашлась ваша мамка.

Сколько радости было, мамочка нашлась. Так хоть и голодные, но радостные спать легли. А утром на Пасху выходит мамка из дому, а на крыльце целый узел еды. Она– нас будить. Так-то обычно старалась, чтобы мы подольше поспали, чтобы так есть не просили, а тут счастливая такая:

- Вставайте, детки!

Узел развязали, а там куски хлеба, такие, что недоеденные со стола остаются, и даже пирога кусок. Главное, много так. Потом мы догадались, что это соседка наша, тётя Валя, с нами поделилась. Они побираться ходили, а мы нет. Мамка гордая была, не могла просить. Да и у кого побирать, говорила, у всех детей, самое малое, человек по пять, а мужиков никого. А тётя Валя, вишь, пожалела нас, поделилась.

Мы сейчас вона как Пасху встречаем, праздник праздников, и на столе чего только нет. За стол садишься, кусок кулича берёшь, так он прямо во рту тает. Только как бы он ни таял, а ведь вкуснее как с теми объедками, никогда я больше Пасху не встречала.

Потом повела руками по белым грибочкам:

- Какая красота, батюшка, пахнут-то как, а? Вот она, милость Божия. Знаешь что, поставлю сейчас твои грибочки в печку, а сама в лес побегу. Ну и что, что дождь, это всё пустяки. Ты мне своими грибами нутро зажёг, страсть до чего самой пособирать захотелось.

С того дня прошло чуть больше двух месяцев, и на свет появилась наша маленькая смешная курносая кукла Полинка. Большую часть времени она спала, периодически просыпаясь с целью немного перекусить и оглядеться, что происходит вокруг. Кукла щурила глазки, смешно причмокивала ротиком и кряхтела.

Приезжаю знакомиться, а тут моя любимица «лиса Алиса» хватает деда за руку и тащит в детскую комнату, вываливает на середину кучу новых игрушек, давай, мол, играть. Весь вечер мы провели с Лизаветой, танцевали под чудо-пианино, дитя скакало на огромном резиновом шаре и, точно на батуте, с хохотом улетало под потолок. Вдобавок ко всему мы пошли гулять и досыта повалялись в снегу, а вернувшись домой, уплетали любимые макароны по-флотски.

Периодически между всеми этими делами я находил минутку и подходил к маленькой, брал её на руки, целовал в лобик и говорил себе:

- Эй, чувства, где вы? Давайте немедленно просыпайтесь, как в ту первую нашу встречу в роддоме со старшей Лизаветой.

В ответ чувства на мгновение подпросыпались, таращились в мою сторону сонным глазом и тут же немедленно засыпали вновь. Даже спустя месяц, когда я крестил малышку, она всё так же оставалась для меня забавной живой игрушкой, которую я обязательно когда-то буду любить – когда-то, но не сейчас.

photosight.ru. Фото: Lukhanin Oleg

После крещения, две недели спустя, мы с матушкой вновь ехали по направлению к Москве. Педиатр, курирующий моих девчонок, велела нашей маленькой подрезать уздечку под язычком, мол, она у неё от рождения коротковата. Операция плёвая, делается амбулаторно в детской стоматологии, но записываться на приём пришлось аж за две недели. Мы и ехали, чтобы бабушка последила за Лизаветой, а мама с младшей попали на приём к врачу.

Матушка подбила меня ехать на машине, хотя, сказать честно, не люблю я ездить в сторону Москвы на автомобиле, а уж в саму столицу соваться – это ни-ни, боязно. Хотя один знакомый дачник-москвич, всю жизнь проработавший водителем, как-то мне сказал:

- Нет, ты знаешь, в Москве машину водить легче, чем у вас в посёлке, там народ хоть какие-то правила соблюдает.

И тем не менее…

В час, когда все занимали исходные позиции: бабушка – в квартире с Лизаветой, я – в машине, собираясь возвращаться домой, вдруг вижу, дочь отчаянно машет руками:

- Папа, беда, у меня сел аккумулятор, не могу завестись. А через час мы уже должны быть в клинике.

- Если хочешь, бери мою машину.

- Нет, я уже отвыкла от механической коробки. Папочка, выручай, на тебя одна надежда.

Что было делать? Конечно, я мужественно кивнул головой в знак согласия, хотя в душе стал готовиться к худшему. И мы рванули. Мамочка, вооружившись «Яндекс-пробками», прокладывала маршрут, я нервно сжимал руль, а малышка мужественно спала.

В стоматологическую клинику мы приехали точно за две минуты до назначенного срока. В разных местах небольшой комнаты ожидания ныли трусливые дети, а моя Полинка продолжала безмятежно дремать. Наконец, нас вызывают в кабинет, и я вспоминаю, зачем мы приехали, и что сейчас моему крошечному человечку станут делать больно, а она проснётся и будет горько плакать. Чем я мог ей помочь? Только молиться.

К реальности меня вернул голос дочери:

- Папа, мы готовы, можно ехать.

Открываю глаза и вижу… спящую Полинку, и это на фоне продолжающегося хныкания мальчика лет девяти и уговаривающих его мамы и доктора. Ай да Пелагия, ай да молодец, нет, какой бесстрашный и терпеливый ребёнок. Ему лезут в рот и делают операцию, а он продолжает спать!

В обратный путь по столице я пустился уже как заправский москвич. А вечером, по дороге домой, всё возвращался и возвращался к пережитому:

- Нет, ну как здорово всё получилось, рискнул сунуться за рулём в страшную Москву и выручил ребят, иначе бы очередь сгорела и записывайся по новой. Но главное, я вдруг почувствовал, как дорог мне стал этот маленький человечек, ведь теперь у нас с ним одна общая история, в которой есть место и преодолённому страху и сопереживанию на грани слёз. Может, именно поэтому матери одинаково дороги все её дети, которых в страданиях она вынашивает и рожает. Кстати, в русском языке раньше не было слова «любить», вместо него говорили: «жалеть». Мой недоуменный вопрос разрешился сам собой, мне больше нет нужды ломать голову как делить свои чувства между двумя внучками. На самом деле, любовь способна умножаться.

Время поста, церковный корабль берёт курс на Пасху, мы живём ожиданием великого события. Для меня этот день – праздник вдвойне, дети планируют приехать причаститься на ночную службу и обещают привезти обеих внучек, Лизавету, и, конечно же, Пелагию. Для Лизаветы ночные службы дело привычное, это уже её вторая Пасха, а для Поленьки — только первая.

Я уже начал было ломать голову и думать, как там у них сложится, но матушка сказала: «Не волнуйся, всё будет просто замечательно». И я ей верю, вы только приезжайте, бесценная моя Лизавета, и ты, Пелагия, самый мой любимый человек.

В издательстве «Никея» вышла новая книга священника Александра Дьяченко «Преодоление».

 

[О_К (fakel) 1 360]

Патриарх Кирилл: Сегодня поститься несравненно тяжелее (Видео)

Свобода христианина, постный подвиг в наши дни, противостояние греху в условиях беспрецедентного прессинга со стороны СМИ — на эти и другие темы Предстоятель Русской Православной Церкви рассуждает в очередном выпуске телепрограммы «Слово пастыря», вышедшем в эфир 7 апреля 2012 года.

 

Доброе утро, дорогие телезрители.

В адрес нашей передачи поступило письмо, которое меня очень по-человечески тронуло, умилило. Хотел бы вам его зачитать.

Здравствуйте, Ваше Святейшество. Мне в этом году будет 16. Мои родители запрещают мне ходить в церковь, так как они считают, что в церкви из людей делают зомби. Они думают, что там из людей высасывают деньги. Я хожу в церковь, хоть они мне и не разрешают. Они считают, что верить можно в душе. Я не могу быть без Бога, меня душа тянет в церковь. Сейчас начнется Великий пост. Ваше Святейшество, что мне делать? Ермаков Артем, Приднестровье, город Днестровск.

Ходить в церковь, Артем. Если душа твоя тянет тебя прийти в дом Божий, слушайся этого внутреннего голоса. А родителям объясни, что в церкви из людей не делают зомби. Зомбирование — это полное подчинение личности человека другой человеческой личности. Вот в целом ряде тоталитарных сект зомбируют человека, когда он перестает быть личностью, когда для него богом становится гуру — учитель, наставник, слова которого он исполняет беспрекословно, вплоть до безумных поступков: например, продает свое имущество, все, что ему принадлежит, бросает семью, приходит в эту организацию, отдает все в руки гуру. Такое поведение опасно, потому что зомбированный или внушаемый человек может быть подвигнут на очень опасные для общества поступки.

В церкви не происходит ничего подобного — именно потому, что в основе обращения человека к Богу, в основе общения человека с Богом — свобода. Ведь Господь мог бы силой Своей всех нас принудить ходить в церковь, верить в Него, делать то, что Он учит. Но Господь не управляет так нашей волей, Он оставляет нам возможность самим выбирать. Ты приходишь в храм, слушаешь, что там говорят, наблюдаешь за тем, что там происходит, и раскрываешь душу навстречу тому, что положительно влияет на твою душу. Никто не имеет права поработить твое сознание, никто не имеет права направить твои действия в ту сторону, которую он считает правильной, — ты сам делаешь свой выбор.

Поэтому Церковь и является неким островом духовной свободы — потому что мир, которого не боятся твои родители, сегодня устроен именно так, чтобы вовлечь людей в определенный образ мыслей и в определенный образ действий, чтобы поработить волю и сознание людей. На это порабощение работает целая огромная финансовая империя, средства массовой информации, то, что мы нередко называем современной культурой, а часто просто псевдокультурой. Этот информационный поток, который зомбирует сознание современного человека, невозможно даже рядом поставить с усилиями Церкви, часто слабыми, тихими. Бояться нужно именно этого зомбирования за пределами храма. Потому и душа твоя стремится в храм — видимо, сердце твое чувствует, что это место, где Бог, а где Бог, там свобода, там мир, там покой, там радость.

Но ведь и денег никто не высасывает. Ведь в отличие, опять-таки, от псевдорелигиозных групп, где существуют конкретные членские взносы, иногда очень высокие, где собирают деньги по поименному списку, ничего подобного в церкви не происходит. Ты можешь отстоять службу, помолиться, исповедоваться, причаститься, не заплатив ни одной копейки. Больше того, если нужно совершить какое-то таинство или обряд и ты обратишься к священнику и скажешь, что у тебя нет денег, никому в голову не придет отказать тебе в этом.

Надеюсь, твои родители слышат, что я говорю. Поэтому хочу обратиться не только к тебе, но и к ним. Вы видите страх, где нет страха, вы видите опасность, где нет опасности. Может быть, в каком-то смысле ваша позиция в отношении вашего сына, замечательного сына, который сердцем почувствовал то, что многие из его одноклассников сегодня почувствовать не могут, продиктована тем, что в ваше сознание пришло извне. Это у вас сложилось ложное, неправильное впечатление, что в церкви нет свободы, что в церкви зомбируют сознание людей, что в церкви отнимают деньги. А сигналов подобного рода сегодня так много, что нужно действительно иметь внутреннюю силу и свободу, чтобы не подвергаться влиянию всех этих отрицательных сигналов, которые направлены на сознание верующего человека.

Господь сказал замечательные слова: «Не мешайте детям приходить ко Мне» (Мф. 19:14). Они чистым сердцем чувствуют Бога и, пребывая в храме, способны воспитать свою душу таким образом, чтобы навсегда остаться свободными от самых страшных веяний, от самого грозного зомбирования, каковые сегодня в избытке присутствуют в современном обществе.

И еще два вопроса — они имеют отношение к теме, которую мы сейчас обсуждаем, но касаются Великого поста.

Ваше Святейшество, мы вступили в таинственную область Великого поста, вновь звучит покаянная молитва святого Ефрема Сирина, а мир не становится лучше, так же как и сам человек не становится лучше. Может быть, человек стал даже хуже, чем он был 300 или 500 лет тому назад. Что же такое мы должны понять, чтобы действительно встать на путь исправления самих себя? Достаточно ли одной только скорби о своих грехах, если молиться как следует не умеешь, исполнять все предписания Церкви ленишься? Из письма Галины Дмитриевны Барашковой, город Москва.

И второй аналогичный вопрос.

Скажите, пожалуйста, в чем состоит главный труд или подвиг поста? Ведь внешне его соблюдать стало проще, даже, можно сказать, легче, чем 20-30 лет тому назад. Столько действующих храмов и в Москве, и у нас в Питере, и продуктов постных в магазине полно. Так в чем же подвиг? Все очень комфортно стало… Из письма Николая Петровича Гущина, Санкт Петербург.

В чем, действительно, специфика постного подвига человека XXI века? Я согласен с Вами, что поститься стало легко, комфортно, даже приятно. Люди сбрасывают вес, чувствуют себя лучше, переходя на вегетарианскую пищу. Все это в нынешних условиях почти не связано с напряжением воли, с каким-то сверхусилием. Это даже не так, как в моем собственном детстве, о котором я нередко вспоминаю, когда единственной пищей были картошка, каша и кислая капуста. Вот тогда действительно хотелось есть, тогда ограничение себя в скоромной пище было, может быть, даже подвигом — не таким уж огромным, но он, тем не менее, требовал напряжения, особенно в детском возрасте. Сегодня все иначе, и, действительно, где же самая главная точка приложения всех наших духовных сил? Мы становимся лучше или хуже?

Но вот в первом вопросе очень правильно сказано: нет свидетельств того, что человек, живший 300 или 500 лет назад, был хуже или лучше нас. Некоторым даже кажется, что предшествовавшие нам поколения в нравственном отношении были лучше. Опять-таки, трудно судить. Бог будет судить и каждого человека, и каждое поколение. Но вот сказать, что поститься сегодня стало легче, никак нельзя — только нужно понять, в чем же сегодня заключается тяжесть постного поприща.

Мы живем в мире, из которого нельзя никуда уйти. Мы живем в открытом мире, информационные потоки которого проникают в наш дом, в нашу спальню. Ведь у многих телевизоры стоят прямо рядом с кроватью; человек открывает себя для всех веяний века сего. И если повнимательнее посмотреть на то, что предлагает сегодня современный мир человеку постящемуся, то можно сделать один очень грустный вывод — все это представляет собой гигантское искушение на уровне мысли, на уровне чувств, на уровне воли. Никогда человек не подвергался таким искушениям, таким соблазнам — не в лоб бьющим, а исподволь проникающим в подсознание, формирующим некое негативное отношение к христианским ценностям, почти без участия самого человека.

Совсем недавно совершенно случайно я включил телевизор. В России, где большинство людей православные, молодые женщины с юмором обсуждают какую-то тему. Вначале эти лица вызвали у меня симпатию — действительно, люди остроумные, реакция хорошая. Но когда я прислушался к тому, о чем шла речь, я ужаснулся. Мне неудобно вам сказать, о чем шла речь. Мне неудобно использовать даже слова, которые с легкостью использовали эти женщины, работая на многомиллионную аудиторию, в которой большинство составляют люди православные, на аудиторию, где огромное количество детей и подростков. Я постараюсь очень прикровенно сказать, о чем шла речь: вступать в интимные отношения нужно с первой встречи или со второй? А вывод всей передачи заключался в следующем — наслаждайтесь сексом.

И ведь это не одна передача. 24 часа в сутки по десяткам каналов на нас обрушивается этот информационный поток, который разрушает всякое подобающее посту состояние. Какая еда? Какая селедка? Какой кусок сливочного масла? Мы сталкиваемся с колоссальным воздействием на нашу душу, и для того чтобы победить это воздействие, от человека требуются огромные усилия.

Сегодня поститься несравненно тяжелее. Но думаю, что и результат поста несравненно выше. Человек, способный преодолеть притяжение зла, усиленного всей мощью современной технической цивилизации, становится действительно свободным и действительно обретает то, к чему Господь призывает нас, — он обретает общение с Ним, а значит, полноту жизни и жизнь вечную.

На этом я завершаю нашу передачу и до следующих встреч.

Пресс-служба Патриарха Московского и всея Руси

[РоманЮдин 107]

Что родители хотят от детей и что дети хотят от родителей?

 

Сначала Родители когда дети маленькие - хотят послушания, потом - уважения, в старости- уважения и заботы.

Дети хотят любви, понимания, защиты.

 

Самое страшное то что первые и вторые в настоящее время все меньше и меньше дают это друг другу.

[SergNata 1 392]

Взаимовыучка

 

 

Писатель Маша Трауб рассказывает о безумии материнских амбиций

 

Мама привезла меня к зданию МГИМО и сказала: «Здесь ты будешь учиться». Ей было совершенно наплевать на то, что я собиралась в МГУ на журфак.

 

— Я не хочу здесь учиться, — ответила я.

 

— А тебя никто не спрашивает. Это была моя мечта. Поступай как хочешь, это уже твоя проблема, — ответила мама.

Ради нее я туда поступила. Не по блату, без связей.

Дальше: http://www.mn.ru/oped/20120420/316100514.html

[О_К (fakel) 1 360]

Детки, детки…

Вот какое у нас горе. Детские

самоубийства стали массовым явлением. Опять какое-то позорное и страшное первое место по этому делу.

Разумеется, «что делать» и «кто виноват». Отвечают на эти вопросы по-разному. Виноват интернет. А то в других странах интернета нет. Виноваты СМИ, устраивающие сенсации по каждому такому случаю. Вот в этом что-то есть, да только если бы не СМИ, дети бросались бы из окон пореже, но вряд ли так уж намного. Зато взрослые «ответственно» говорили бы, что у нас лучшее воспитание в мире.

Конечно, СМИ у нас те еще… Когда в СССР принимали закон о печати, я предлагала разным гражданам послушать стишок и угадать автора:

Ай да свободная пресса! Мало нам было хлопот! Юное чадо прогресса....Воет, брыкает, ревет.

Фото: Roman Suslenkohotosight.r

Народ наперебой называл разных популярных современных мракобесов. А это Некрасов, причем не Виктор, а Николай Алексеевич.

Все так, и наша пресса далека от идеала по многим параметрам. Нет-нет, я даже не про тенденциозность и не про ангажированность (мягко говоря). Я про поверхностность журналистских знаний и воззрений, про кромешную путаницу с фактами. А в волнующем нас случае — про отсутствие сострадания.

Какой-то мыслитель (кажется, даже женщина) предложил средство: поносить и ругать убившихся в прессе и в окрестностях их домов, обзывать их по-всякому и хоронить с презрением и проклятьями… Вот тут-то и наступит на земле мир. И в человецах благоволение.

Но все-таки голоса разума звучат и гласят, что дети эти — недолюбленные.

Я когда-то писала и продолжаю утверждать, что родители хотят от детей того, сего, пятого, десятого и невозможного: чтобы дети были вылитые они и одновременно сверкали разными совершенствами. Ну, и чтоб учителя занимались ими так, чтоб детям не продохнуть, а родители чтоб их не видели и не слышали, а только принимали бы похвалы за своих чад (а тех хвалить не надо, чтоб не испортились).

 

Учителя же хотят, чтобы дети воспринимали каждый звук, ими издаваемый, за истину в последней инстанции, и хранили бы ее трепетно и вечно, А родители чтоб работали по данным им указаниям педагогов.

А дети чего хотят? А дети хотят, чтобы их любили. Малыши выпрашивают любовь, как собачонки — лакомство. Жалко их ужасно. Подростки же более сдержанны (не потому ли, что претерпели разочарование?), но тоже хотят, чтобы их любили. А не можете — не приставайте.

Давайте посмотрим на соотношение сил, ополчившихся на душу подростка.

Если дети предоставлены сами себе, то они сбиваются, прямо говоря, в стаи с соответствующим «этикетом» и иерархией лидеров. Здесь — пограничье с криминальными образованиями.

Если учителя не проявляют сердечности (смешно об этом говорить, да?), то школа превращается в зону крайнего дискомфорта.

 

Фото: Николай Владимирович

Если родители не уделяют детям того внимания и понимания, которое им требуется (а требуется им о-о-о-очень много!), дети чувствуют себя не просто заброшенными, а преданными. Ведь существует множество свидетельств о том, что дети ни с того ни с сего начинают считать себя чужими, усыновленными подкидышами, а это — знак одиночества.

Подытожить мироощущение несчастного подростка можно словами Цоя, который был к таким (и другим) вещам чуток как мало кто: «Весь мир идет на меня войной».

И вот как-то все сводится к тому, что наибольшая ответственность за детей ложится на плечи родителей.

Кстати, дети — совершенно не ангелы, впрочем, как и родители и учителя, только в отличие от этих последних дети на ангельский чин и не претендуют. Дети капризны, эгоистичны, несамостоятельны в мнениях, подчас сами не знают, чего хотят… Впрочем, взрослые тоже таковы, и не след им про это забывать. Но всем нужно стараться со всеми договариваться, даже если вторая договаривающаяся сторона — собственное порождение и от горшка два вершка. Помню, как с меня семь потов сошло, когда я убеждала десятилетнего мальчика, что в карты играть не следует. А он спросил: «А почему», — так был воспитан. Ну, и ответила, а куда деваться.

С ним же у нас был заключен договор. Я живописала все кошмары переходного возраста и предложила выход: сам реши, хочешь ли ты быть взрослым или ребенком. Если ребенком, то тебя будут холить и лелеять, но ты будешь беспрекословно слушаться. А если взрослым, то на тебя накладываются разные обязанности и ответственности, но степень свободы у тебя расширяется, а разные твои желания обсуждаются с тобой с полным моим уважением.

А часто ли в детях уважают личность? По большей части на нее вообще внимания не обращают, а если и обращают, то в основном для того, чтобы «сломать» те черты, которые не нравятся. Впрочем, друг к другу взрослые относятся примерно так же, отсюда — разводы из-за «несломленной» привычки разбрасывать носки. И тоже ничего хорошего. Вступают в брак с «полуфабрикатом», который нужно доделать, — и вперед.

А надо людей любить, и взрослых, и детей. Это сложно, но заповедано. Любить детей не как свое порождение, не как надежду на помощь в дальнейшем, не как предмет своей гордости, а как людей. Как личности. Любить так, чтобы доверяли. И не зря Иоанн Богослов пишет об иссякании любви во многих, потому что и Христос пришел к людям, чтобы заново воспламенить их любовью, но поскольку она иссякла, они Его не приняли, гнали и распяли. Вот мы все больше хлопочем о своем личном спасении. Ну, и чтоб все вели себя так, как мы считаем правильным. А надо — о любви во Христе.

…Помню разговор с очень счастливой матерью, ей и сорока не было. А счастлива она была тем, что ее дочка, забеременев в 16 лет, сказала ей об этом откровенно, а не стала делать аборт. Проявила доверие. И все уладилось браком и материнством. Правда, в роддоме над юной матерью всласть поиздевались. И в интернете написал счастливый отец, что сохранил привязанность своих уже взрослых детей. А когда его дочка уезжала в институт, он ей сказал: «Помни, что ты наша. Что бы с тобой ни случилось, мы тебя примем».

Казалось бы, сейчас надо набрать в грудь воздуха побольше, чтобы провозгласить: «А зато у православных все хорошо». Но не получается. В одной православной гимназии мальчик сказал духовнику, что он по совести не может сильно любить своих родителей, потому что очень уж люто лупцуют. И слышала я однажды речь о православном воспитании подающего надежды богослова и заботливого отца, который говорил, что до семи лет проблем нет: скажешь, что завтра будет причащаться — и все. А после семи он ведь, гад, вопрос задает, зачем это нужно. Очень сложный вопрос. Непонятно только, как в христианской семье ребенок этого еще не знает.

И такое ведь на каждом шагу. Помню, в храме на литургии ребенок лет пяти закапризничал. И чем дальше, тем свирепее. К Евхаристическому канону он уже ревел и катался по полу. Как-то это было не слишком комфортно. Но среди моря всеобщего сострадания утесом праведности стояла его бабушка, с гордой улыбкой приговаривавшая: «С вечера с пяти часов ни крошки хлеба, ни капли воды…».

А в одной бездетной семье поступили по известной рекомендации: взяли девочку из детдома. А там и свои дети пошли, и девочка их прилежно нянчила. Когда же она закончила школу, то сказала, что хотела бы еще учиться, дружить со сверстниками и одеваться не совсем уж в тряпье. Так ее выгнали из дома в никуда со словами: «Ты нам еще не отработала».

И вот о чем не стоит забывать. Очень часто даже внимательные и любящие родители судят детей с высоты своего жизненного опыта. Дело даже не в том, что они требуют от детей мыслей и поступков, к которым сами пришли путем долгих проб, ошибок и страданий (это — если пришли к благополучному результату). Самое страшное — что они подозревают детей в пороках, свойственных зрелому возрасту. Слышала я рассказы о том, насколько хитры и коварны малолетние лжецы и интриганы, слышала. И все это неправда.

Да, дети очень даже способны на ложь и хитрость (в сравнении со взрослыми — в сугубо мелких масштабах), но только ради того, чтобы урвать порцию внимания, любви и ласки, которых им не хватает. Более того, бывает в их мелкой жизни период мелкого же клептоманства (эдак около семи лет). На самом деле ничего страшного, один серьезный и доброжелательный разговор — и все как рукой снимает. Да, больных детей следует лечить, но это другое.

И тут есть еще такая вещь. Род человеческий тщеславен. Очень хочется быть проницательными, сделать своим лозунгом «нас не проведешь!». И мало кто догадывается, что лучше быть обманутым, нежели напрасно подозревать. Потому что подозрение чернит твою собственную душу.

photosight.ru. Фото:Makez V

А вообще-то всякие мелкие и крупные детские неприятности — от невнимания и непонимания в семье. Одно слово — недолюбленные. Но это — ваша вина, дорогие родители.

И еще: дети чувствуют гораздо больше, чем это обычно считается. Они чуют ложь, фальшь, лицемерное к себе отношение. Так что получается страшноватая картина на тему «не судите, да не судимы будете»: пользуясь своим преимуществом, родители судят детей. Но и дети в таком случае судят родителей, и чем дальше, тем больше. Привычно вздыхая о том, что у нас так много заброшенных стариков, в том числе и имеющих взрослых детей, нужно им, конечно, сочувствовать и помогать, — но и думать о том, кто же этих черствых детей воспитал себе на горе.

Вообще с подростками дело зачастую обстоит так: в хороших семьях маленькие чувствуют себя, как в сказке. Мир их мал и уютен, они окружены теми, кого любят и считают лучшими на свете. И уверены, что если что не так, то папа-мама встанут на защиту. А когда подрастают, то смотрят на мир более критично, да и видят больше. И начинают понимать не только свою беззащитность перед лицом мирового зла, но и беспомощность родителей, а подчас и их нежелание понять и придти на помощь.

Наверное, всякий человек хоть раз в жизни, хоть на секунду испытывал нежелание жить. И чаще всего это происходит именно с подростками. Тут ведь вот какое дело: в патриархальном обществе дети благодарят за жизнь Бога и родителей. В нынешнем это, к сожалению, далеко не так. Неблагодарность стала очень распространенным модусом отношений. И за нее, дающую ложное ощущение свободы, приходится платить. Иногда — своей жизнью.

Но вот что, пожалуй, самое главное. Человек кончает с собой скорее всего в состоянии депрессии. А у нас отношение к такого рода состоянием средневековое: «дурь одна», «блажь», «слабаки», «психи, что о них говорить». И так-то отношение к врачам не ахти, а уж к психотерапевтам и психиатрам — сугубое не ахти. И получается, что лучше ребенка сгубить, чем обратиться к надежному специалисту.

Опять-таки было: врач годами боролся за жизнь и здоровье мальчика, причем не только с болезнью, но и с его отцом. Врач считал, что мальчика нужно лечить, а отец — что нужно воспитывать из него «настоящего мужчину». Поэтому врач регулярно госпитализировал мальчика, а когда тот возвращался домой, за него брался папаша и доводил дело до очередного обострения. Врач старался контролировать ситуацию, но однажды просто не успел — и мальчик покончил с собой.

Давайте посмотрим фактам в глаза: ситуация в обществе далека не только от благополучной, но и от мало-мальски приличной. Мир вообще неблагополучен, но в Европе, например, хоть живо представление о том, какие свои свойства и качества не следует демонстрировать. Мы от этого достаточно далеки. Например, на меня произвело большое впечатление, когда какой-то православный книжный магнат похвалил православное же издательство… за нахальство. Так, мол, и следует.

А мы о детях, уходящих из жизни. А это форма протеста против того, что неокрепшие юные души считают недопустимым. Словесно это было выражено Цветаевой:

Отказываюсь жить

В бедламе нелюдей…

Так что только любовь. Как писал Честертон, с каждым человеком следует обращаться так, как будто он — переодетый король. Ну, или принц, если маленький.

Читайте также:

Самоубийства подростков — как предотвратить?

Жить вопреки себе

 

[SergNata 1 392]

Замечательная книга.

Гершкович, Патаки: Московское ралли. Выпуск №1

 

 

Отрывок из рецензии:

"Идея этой семейной поучительной игры просто великолепная: в игровой форме познакомить детей с историей и культурой Москвы. В игре есть девять отдельных карт, каждая из которых охватывает определенный район: Кремль, Красную площадь, Замоскворечье, Тверскую, Пречистенку-Остоженку, Арбат, Маросейку-Покровку, Сретенку и даже московское метро. Такое ралли развивает внимательность (как много вещей, мимо которых мы ходим ежедневно и не обращаем внимания, не задумаемся!), любознательность и – главное – рождает у детей ощущение, что история – это совсем не скучно, а очень даже весело. К каждому маршруту предлагаются свои вопросы, расположенные здесь же, на карте. Вопросы совершенно разного толка: о знаменитых личностях и особенностях архитектуры, этимологии названий и интересных фактах. Вопросы построены по-разному: где-то нужно вписывать правильный ответ, где-то отмечать галочкой один из 2х-3х предложенных, вычёркивать неправильные варианты ответов. Некоторые ответы ребёнок сможет получить, разгадав шарады или ребусы, предложенные в вопросах.

Почему Архангельский собор украшен изображениями из морских раковин? В каком году Арбат стал только пешеходным? Чем отличаются окна Красной палаты от других окон соседних зданий? Почему улица Маросейка так называется? Вопросов – масса (по 20 на каждую карту), а информация, извлечённая из них, просто бесценна. Многого не знаю и я, и, наверняка, другие родители тоже, поэтому такие семейные ралли будут одинаково полезны и большим и маленьким. =) Сами карты большие (где-то формата А2), нарисованы прекрасными детскими иллюстраторами и выглядят очень мило. На них красуются стилизованные под детские рисунки домики и улочки с забавными прохожими, которых можно долго рассматривать. Каждая карта выполнена в своей цветовой гамме и с какой-нибудь "изюминкой", если присмотреться.

Ответы на вопросы с карт есть в специальной прилагаемой книжечке, но стоит её спрятать, чтобы дети не "мухлевали", да и самим раньше времени не подглядывать и тогда путешествия с этими картами по Москве запомнится надолго как яркое и увлекательное приключение."

[SergNata 1 392]

Лето. Дача и моросящий дождь.

 

Вот, что развеселит всех обитателей полного детей домика. Наши лошадки уже изрядно потрепаны, фотки новенькой и не нашей.))))))))).

 

Делать будем лошадку на палочке.

Из материалов нужно:

• Папин носок
  
• Наполнитель — синтепон, газета или туалетная бумага
  
• Палка
  
• Нитки
  
• Пуговицы
  

Набейте носок наполнителем. если вы используете газету, то порвите ее на мелкие кусочки и скатайте из них шарики, прежде чем набивать носок.

Наденьте носок на палку и завяжите веревкой.

Из другого носка сделайте уши.

Другой вариант — вырежьте уши из картона и прикрепите их при помощи степлера.

Гриву сделайте из ниток, пришейте глаза — пуговицы и ноздри.

Уздечку можно сплести как косичку.

Такие самодельные игрушки своими руками для детей отлично развивают фантазию.

http://www.podelki.lifemammy.ru/samodelnye-igrushki-svoimi-rukami-loshadka-na-palochke-iz-noskov/

[sasha 3 426]

Поездка к отцу

Ольга Рожнёва

 

Стучали колёса, полупустой вагон ходил ходуном, от жёлтых деревянных скамеек веяло холодом и неуютом. В окнах мелькали короткие одинаковые станции, печальные в своём одиночестве, на них никогда не останавливались поезда, и большая часть электричек тоже проносилась мимо: «Электропоезд следует без остановок». Полустанки с покосившимися заборами и тоскливыми дворнягами. Одинокие старухи на завалинке, будто окаменевшие в своей неподвижности. «Как в моей жизни, – подумалось Зинке, – мимо меня тоже проносится счастье и радость…»

 

По мутному окну электрички стекали капли апрельского затяжного дождя, весна пришла, но пока не радовала, скрывшись в серой слякоти и ветреной непогоде.

 

Зинка сидела у окна, маленькая, сжавшись в комочек. В свои шестнадцать она выглядела года на три младше: невысокая, худенькая, плохо одетая. Глаза у Зинки красивые – зеленоватые, выразительные, умные. Волосы светлые, густые. Только и хорошего. А остальное, как мать говорила: «ни кожи, ни рожи».

 

Видавшие виды сапоги валялись под лавкой, а ноги в старых шерстяных носках, подарке тёти Маруси, она поджала под себя – так было теплее. Соседние лавки пустовали, только в конце вагона дремала старушка, а на последней скамейке играли в карты трое железнодорожников. В животе у Зинки холодил тянущий липучий страх: что ждёт её в конце этой поездки? Может, лучше было остаться дома? Как она оказалась в этой полупустой электричке?

 

Вообще-то, к месту, где она жила, слово «дом» не очень подходило. Дом – это там, где тебя любят и ждут, где уют и семья. А там, где сейчас жила Зинка, ничего этого не было и в помине. Был ли у неё дом? Может, когда она жила с бабой Верой?

 

Она тогда ещё была маленькая, но, наверное, жизнь с бабой Верой – это лучшее, что можно вспомнить из её короткой прошлой жизни. Баба Вера – худая и строгая, никогда не ласкала внучку, не гладила по голове, не целовала на ночь. Любила ли она Зинку?

 

По крайней мере – не обижала. Учила читать молитву перед едой, целовать перед сном маленький розовый крестик. Учила мыть полы и посуду, стирать бельё. Баба Вера была чистюлей и любила, чтобы в доме царил порядок: все старенькие, но чистые простыни и пододеяльники имели вышитые метки, чтобы не перепутать, каким концом к ногам, а каким к голове. Учила не болтать ногами, когда ешь – грех.

А ласкать – никогда не ласкала. Так они и жили друг возле друга, каждый своей жизнью, и Зинка воспринимала эту жизнь, как единственно возможную, потому что другой просто не знала.

 

Домик стоял на окраине маленького города, и Зинка любила играть в палисаднике. Там было много интересного: на траве можно постелить старое покрывало и построить дом, а заросли кустарников скрывали тебя так, как будто ты оказывался в шалаше. Сделать из старых баночек и коробочек посудку, а из стёклышка и разноцветной обёртки – секрет, тайничок такой. Чуть раскопаешь потом землю, а там – под стеклом – красота!

 

 

Прилетали птицы, самые разные, а иногда – аисты – красивые и большие. Семенило семейство ёжиков. Зинка их тайком от бабушки подкармливала. Лохматый Дружок был верным другом и молчаливым хранителем всех секретов и приключений. С ним семилетняя Зинка спускалась к маленькой узкой речушке за огородом, раздевалась до трусиков, осторожно ступала в воду. Вода сначала обжигала, а потом – как хорошо плескаться у берега, устав, согреться на песке, и натянув платье, бежать по тропке назад, к дому. Дружок, вылезая из воды, тряс большой головой, смешно отряхивался, и брызги летели на Зинку. А там уже слышался крик бабы Веры:

– Куда опять пропали, непутёвые?! Поливаться надо, а она на-тебе, прохлаждается!

И Зинка брала в руки небольшую лейку.

 

Кроме речки было ещё много интересного, недалеко от дома – целые россыпи камней, маленьких и побольше. А среди маленьких есть такие, на которых золотой бочок. Встречаются и совсем золотые, красивые, прямо драгоценные камни!

– Зинка, иди домой! Опять этот ребёнок там клад раскапывает… Прям геолог какой-то, а не девка, всё в камнях копается, – жаловалась баба Вера соседке.

 

А потом всё закончилось, и ещё много лет тосковала Зинка по Дружку и ёжикам, шалашу под кустарниками и тихой речушке. Бабу Веру она тоже больше никогда не увидела, померла баба Вера года через два после того, как мать увезла Зинку.

Случилось всё под вечер, когда Зинка наполивалась в огороде и предвкушала купание в речке, а лохматый Дружок уже нетерпеливо поглядывал на неё, ожидая команды. Баба Вера позвала в дом, на кухне подвела к умывальнику, и больно умыла шершавыми ладонями лицо. Вытерла полотенцем, осмотрела сердито и сердито же скомандовала:

– Иди вон в комнату! Приехали за тобой! Мать твоя приехала!

 

Зинка робко вошла и увидела черноволосую женщину с огромным животом и толстого дядьку. Женщина смотрела на неё пристально, но неприветливо, а дядька смотрел в сторону так, как будто ему не было никакого дела до Зинки, и знакомиться с ней он совсем не собирался.

Женщина, которая мать, раздражённо сказала бабе Вере:

– Чего она у тебя такая грязнуля? А белобрысая какая… Ровно и не моя дочь… Ну, здравствуй, Зина! Ты теперь будешь жить с нами. Я твоя мать, будешь теперь меня слушаться!

 

Зинка не знала эту женщину, а, может, не помнила. Она почувствовала страх, и, развернувшись, побежала из комнаты, но баба Вера оказалась ловчее, схватила в охапку и не отпустила. А мать проворчала:

– Так и знала, что она у тебя тут дикаркой вырастет. Как зверёныш какой… Ни обнять родную мать, ни поцеловать…

Она подошла, взяла Зинку за подбородок и потребовала:

– Скажи: здравствуйте, мама Катя и папа Петя!

 

Зинка сильно смутилась. Ей было очень неприятно прикосновение этой женщины. И потом – её мама – баба Вера, а совсем не эта тётка. Она мотнула головой, но цепкие пальцы крепко держали за подбородок. Тогда Зинка неожиданно для себя самой показала язык и, крутанувшись, сбежала.

 

Прощаясь с Зинкой, баба Вера первый раз в жизни обняла её и прижала к себе, и Зинка тоже обняла бабу Веру и прикоснулась губами к её щеке, щека была холодной и солёной:

– Сиротинка моя… В няньки тебя забирают… Ох, горемычная ты моя, злосчастное дитё…

Фото: Геннадий Михеев

Её действительно забрали в няньки. Мать сойдясь с отчимом, родила от него двух детей подряд: Сашку и Таньку. К ним мать относилась как к родным, хоть и била их частенько, особенно в подпитии. А вот Зинка так и не стала родной, хоть и сызмальства обихаживала весь дом: нянчилась с младенцами, стирала, прибиралась.

 

Она любила Сашку и Таньку, мыла их розовые попки, агукала, таскала за собой на закорках. Росли погодки быстро, и видно становилось, что они совсем разные. Сашка рос простоватым, Зинку любил как мать и долго звал няней. Но становясь старше, всё меньше нуждался в ней, и рвался во двор к своим мальчишеским играм. А черноволосая Танька росла капризной, не по годам хитрой. Рано научилась обманывать мать, пользоваться Зинкиной заботой, а потом наговаривать матери на неё, отводя от себя гнев и побои и, видимо, даже развлекаясь этим.

 

Мать смотрела на старшую недоверчиво как на чужую, и несколько раз, напившись, жалобно говорила Зинке:

– Ты, белобрысая, ровно и не моя совсем… Вся в отца своего… Я тебя и рожать-то не хотела… Ты, Зинка, – ошибка моей молодости, понимаешь ты меня или нет, морда белобрысая?! У меня такой парень наклёвывался, а из-за тебя всё прахом пошло… Лучше б я аборт сделала, атомную бомбу на твою башку глупую!

– А где мой отец?

– Где-где… Урод твой отец! В тюрьме сидит! Не будешь слушаться – я и тебя к нему отправлю!

Зинка не верила, что отец в тюрьме. А хоть и в тюрьме… может, его уже выпустили… может, он полюбил бы Зинку… Всё-таки она ему дочь родная…

 

Зинка знала теперь, что она – Фёдоровна, и фамилия у неё – отцовская, а зовут её отца Фёдор Иванович Ванечкин. И он даже платит на неё алименты. И поселилась в сердце у неё мечта – разыскать отца. Но где искать его? Куда ехать?

 

Отчим же почти не замечал её, лишь иногда она удостаивалась пинка или тычка. Мать же била часто, напиваясь, она зверела, глаза делались пустыми, невидящими, бросалась с кулаками на Сашку и Таньку. Зинка защищала их, и ей попадало больше всех. И била её Катерина не так, как младших, а всерьёз. Несколько раз Зинку отнимали соседки, иначе мать могла забить до смерти. Потом Катерине пригрозили лишением родительских прав, и она немного утихла, била с оглядкой, так, чтобы соседи не слышали.

 

Долго не могла Зинка отвыкнуть читать молитву перед едой и перед сном, делала это молча, чтобы над ней не смеялись. Потом отвыкла. Да и крестика на ней больше не было, мать сорвала его в первые же дни в общественной бане. Приговаривая, что дочь её только позорит, Катерина выкинула крестик в сточный желобок, и Зинке было очень жалко смотреть, как уплывал, смываемый грязной водой её розовый пластмассовый крестик. В доме бабы Веры она не слышала ругани, а здесь матерились забористо, громко, когда сердились, и когда радовались, открывая бутылку с водкой.

Шахтерский городок. Фото: Генадий Михеев

И Зинка часто вспоминала прошлое, ей вспоминалась жизнь у бабы Веры – зелёной и жёлтой-голубой, цвета зелени в палисаднике и жёлтого песка у голубой речушки. А жизнь её теперешняя казалась ей чёрно-серой, таким сплошным чёрно-серым пятном, грязными серыми обоями и чёрными тараканами, кишевшими на кухне. Городок шахтёрский тоже был серо-чёрным, почти без зелени, грязным и злым. В очередях ругались матом, и когда цепляли Зинку, она по-взрослому материлась в ответ.

 

Зинка училась в школе, но там ей не очень нравилось. Её дразнили, потому, что одета хуже других, потому что просит учебники у соседки, дразнили за имя. Высокая, всегда нарядная первая красавица класса Таня как-то сказала громко:

– А у моей бабушки в деревни поросёнка Зинкой зовут. И ты, Зинка, наш классный поросёнок.

 

В классе восьмом дразнить поросёнком перестали, то ли ребята стали взрослее, то ли сама Зинка, серьёзная и ответственная не по годам, стала внушать к себе уважение. Привыкнув управляться с Танькой и Сашкой, выживать рядом с запойными родителями, она могла ловко организовать субботник или генеральную уборку класса, работала быстро и сноровисто, брала на себя то, что потруднее. И одноклассники привыкли, что не ходит Зинка на дискотеки и школьные вечера, потому что нарядов у неё никаких нет, и танцевать она не умеет.

 

Училась она неровно: часто уроки готовить было некогда, или невозможно из-за отсутствия учебников, которые мать отказывалась приобретать.

Но на четвёрки тянула. Дружила с Надькой из соседнего подъезда, доброй, круглолицей девчонкой. Особенно дружить времени не было, но иногда, по выходным они играли, чаще всего в геологов, на пустыре за домом. Игру придумала Зинка. Искали полезные ископаемые, и Зинка часто находила на самом деле полезные вещи: рюкзак, совсем целый, хоть и поношенный, зайца плюшевого для Сашки, с надорванным ухом, но вполне приличного и так далее.

 

Приходила домой, мыла полы, готовила суп. Чаще всего борщ или щи из стеклянной банки. Когда успевала, таскала деньги у пьяных Катерины и Петьки, если не успевала – сдавала бутылки. На рынке покупала картошку. Часто денег на картошку не хватало, но Зинке всегда продавали, видимо, жалели. И Зинка варила полную большую кастрюлю борща. Ничего, что жидкий, зато много! Сашка с Танькой придут из садика, а позднее из школы – а дома чисто и полная кастрюля борща! И даже хлеб есть!

 

В соседнем магазине под названием «Юбилейный» работала Надькина мать, тётя Маруся. И Зинка часто думала о том, как ей повезло с Надькой и с тётей Марусей: она всегда усаживала за стол подругу дочери, кормила жареной картошкой, а в магазине всегда принимала у неё пустые бутылки, даже когда приёма стеклотары не было.

– Дак не принимаем бутылки, Зин!

Посмотрит-посмотрит, да и примет…

В выходные придёт Зинка, поскребётся в дверь:

– Тёть Марусь, отпусти Надю погулять!

– Дак рано ещё, Зин! Дак ещё не ели! Садись, поешь с нами!

Слёзы наворачивались от такого доброго отношения:

– Что вы, тёть Марусь, я уже поела…

А её и не спрашивали, садили за стол, давали ложку, целую тарелку вкуснейшей горячей жареной картошки с укропчиком и полный стакан холодного молока.

– Повезло мне, – думала Зинка, – ох и повезло!

Писатель-геолог Олег Куваев

Ещё Зинка любила книжки читать, когда дома никого не было или, спрятавшись в сарае. Брала книжки у тёти Маруси или в школьной библиотеке. Но книжек там было немного, и скоро она все их перечитала.

 

Любимыми книгами стали книги про геологов, писателя Олега Куваева. Он сам был геологом и хорошо знал, о чём пишет. Это вам не какая-нибудь фантастика! Фантастику Зинка не очень любила. Подумаешь, ужасы, пришельцы… У неё дома каждый день ужасы… А вот про геологов – это да! Это, я вам скажу, – вещь!

 

Читая, Зинка представляла себя там, среди этих сильных и смелых людей: вот они идут по тайге, и она, Зинка, не отстаёт. Тоже ищет камни драгоценные, породы всякие полезные. А следом – Дружок лохматый. С ним рядом и медведь не страшен! А вокруг – зелень и чистый воздух, синева горных рек, грибы, ягоды! Красотища! И никто матом не ругается… А потом она находит залежи полезных ископаемых, и все понимают, что бывший «поросёнок» Зинка – на самом деле – смелая и находчивая. И с ней стоит дружить. И она заслуживает даже, чтобы её кто-нибудь любил. Ну, хоть кто-то…

 

Один раз Зинка припрятала деньги и, замирая от страха, истратила их на две толстые книги в книжном магазине.

Но насладиться ими не успела: мать удивилась, что тощий Зинкин портфель внезапно разбух, а проверив его, книжки унесла назад в книжный магазин, причитая, что деньги на них дочь украла у родной матери. Потом жестоко избила Зинку и заставила стоять на коленях в углу, подняв вверх руки. Зинка не стала просить прощения, как она обычно делала, и тихонько сомлела, так, что Катерина даже испугалась, и, обрызгав водой, перенесла дочь на кровать.

 

Когда Зинке исполнилось шестнадцать, мать стала выгонять её из дому. Как нянька она была уже не нужна, и, по понятиям Катерины, могла сама зарабатывать себе на жизнь. Тем более, что алименты от Ванечкина приходить уже год, как перестали. И смысла кормить лишний рот больше никакого не было. Катерина и сама ушла из дому в шестнадцать лет, не оглянувшись на строгую и вечно занятую в трудах мать, которая растила её без отца.

 

Катерина загуляла со взрослым мужиком и уехала с ним, о матери почти и не вспоминала. Бросил он девчонку быстро, наигравшись её молодостью. Был ещё один шанс, да упустила его Катерина, спуталась с Ванечкиным, пастухом убогим, сдуру забеременела. Вспомнила про мать, когда нужно было куда-то деть крошечную Зинку, матери и увезла, а потом забрала.

 

Катерина втайне гордилась собой: не сделала аборт, родила, вырастила! Пора и честь знать! Тем более что – сколько волка не корми… Благодарна разве ей Зинка за всё доброе? За то, что жизнь ей дала?! Другая – ноги бы матери целовала! Как бы не так… Вон исподлобья смотрит, как волчонок… Не нравится, что пьём – так все пьют… Какая ещё радость в жизни этой беспросветной?! И под заборами не валяемся… И дети все живы-здоровы… С голоду чай не померли… До шестнадцати лет дорастила – хватит! Вон двое младших огрызков ещё кормить надо!

 

У Катерины была своя правда, и правда эта таилась далеко-далеко, в туманном зыбком прошлом – в смутных воспоминаниях детства: баба Вера, суженый которой погиб, сгинул на фронтах Великой Отечественной, родила поздно, от залётного ухажёра. Работала как каторжная. Приласкать дочку сил не оставалось, да и давила горькая участь матери-одиночки, по ночам рыдавшей в подушку. Правда Катерины таилась там, в маленькой комнате, где ползала она в тупом одиночестве, привязанная за ногу к тяжёлому старинному столу, пока мать днями напролёт ишачила за палочки-трудодни в тетрадке колхозного учётчика.

 

Чего-то, видимо, не получила Катерина в детстве, когда измученная баба Вера чуть не ползком добиралась до дома, отвязывала дочь, и сил материнских хватало лишь – накормить, обстирать да искупать. Все мы родом из детства, может, и пустые невидящие глаза пьяной Катерины смотрели в прошлое и видели там пустые глаза одинокого ребёнка, уставшего ползать у стола и тупо мычать в темноту?

 

Своя правда была и у бабы Веры, родилась которая в огромной патриархальной семье, где родителей называли на «вы», детей не ласкали, воспитывали в строгости и благочестии. Но дети в этой огромной семье росли окружённые добрым миром своих многочисленных сестёр и братьев, бабушек и дедушек, невесток и зятьёв, отца и матери. Они и без ласки чувствовали тепло и защищённость семьи, родительское гнездо, где безопасность и сила, а в красном углу, перед иконами – всегда горит лампадка.

 

И это родовое гнездо было безжалостно разрушено: кулаки уничтожались как класс, а семья бабы Веры, хоть не использовала наёмный труд, но считалась зажиточной: имела на шестнадцать человек двух коров, семерых коз и козлят, лошадку и полный двор кур, гусей, уток. Вся семья сгинула навеки и следов не разглядеть в ожидаемой заре коммунизма. Уцелела одна баба Вера, которую спасла, приютила одинокая солдатка-крёстная.

 

Баба Вера воспитывала дочь одна, растила так, как когда-то растили её саму, не осознавая, что не хватает ребёнку любви, а строгость и благочестие не могут эту любовь заменить. Да и от веры, крепкой веры в Бога и обычая во всех делах жизненных на Него полагаться и уповать, молиться и знать силу молитвы, хоть и редко, пару раз в год, но как закон жизни – исповедаться и причащаться, от всего этого наследства у бабы Веры в памяти остались только несколько правил: носить крестик, молиться перед едой и перед сном – вот, пожалуй, и всё. Да и то – слава Богу! Вытравливалась вера из душ, выжигалась, рушилась вместе с разрушенными храмами. На кого уповать? В ком опору искать? Где взять силы человечку маленькому? И в бабе Вере силы душевные – чуть теплились. Вот такая правда была у них всех…

 

Да, хлебнула горя баба Вера, и жизнь её была подобна сломанному деревцу: ещё живое, зелёное, а соки от корней не поступают в ветви. Катерина – веточка этого деревца – совсем засохла, и душа её омертвела почти. Но бывает, смотришь, стоит мёртвое, засохшее деревце, подойдёшь ближе, а там пробиваются побеги молодые, зелень нежная тянется изо всех сил к солнышку, корни живы и питают и дают жизнь. На такой побег была похожа Зинка. Вырастет, расправит ли веточки, станет ли деревцем, молодой порослью на выжженной земле, или не хватит сил, завянет, засохнет?

 

Она пыталась найти работу, хоть какую-нибудь, но взглянув на неё, худенькую, маленькую, брать отказывались. Мать сердилась: это не тебя не берут, ты сама работать не хочешь, дармоедка! Вот поживёшь на своих хлебах, враз работу найдёшь!

 

Зинка хотела доучиться, а потом поступить в институт, на геолога. Но стало уже понятно, что школу окончить не получится: мать отдала её прошлогоднюю форму вытянувшейся, долговязой Таньке, и в школу пойти теперь было не в чем. Да и не даст мать учиться, раз погнала из дому.

Зинка решила ехать к отцу. К поездке готовилась тайно, задолго.

 

Уже пару лет она хранила адрес отца, на стёртой квитанции о денежном переводе от Ванечкина Ф.И. Потихоньку копила деньги, оставляя сдачу. Накопила триста рублей. Тётя Маруся знала, куда Зинка едет, дала ей пятьсот рублей – пять сторублёвок (специально так – одну потеряет или украдут – ещё четыре останется), обняла, прижала к себе:

– Ты уж не пропади только, Зиночка! Слышь? А не найдёшь папку-то, дак возвращайся назад! Мы чё-нито придумаем… В комиссию пойдём по делам несовершеннолетних… Или к классной вашей, Наиле Махмутовне, может, она чё-нито придумает… А то… может, с нами поживёшь… Тесно? Дак чё… С Надькой вон на одном диване спать будете… Ну, съезди-съезди, раз надумала, всё равно не успокоишься… может и встретит тебя отец с радостью… Храни Господь тебя, деточка!

 

Ночью не спалось, сердечко билось часто: что ждёт там, за поворотом судьбы? Зинка лежала с открытыми глазами и думала разные думы. Громко храпел Пётр, Катерина не отставала от него, посапывали Сашка с Танькой, а Зинка всё не спала, таращилась в тёмное окно:

– Вот если родится человек счастливым, так и дальше счастлив, а вот бывает: родится бессчастный, так и нет ему счастья во всей его жизни… Вот я… Никто не любит меня… Сашка с Танькой выросли и почти не нуждаются во мне. Зачем я живу? – думала Зинка, а потом не заметила, как уснула. Уснула крепко, и проснулась, будто подтолкнул кто под локоть.

 

В грязном окне брезжил серый тусклый рассвет, и Зинка подхватилась, спрыгнула с кровати, на цыпочках прокралась к двери.

Достала из-под шкафа спрятанный, заранее собранный рюкзак, тихонько выскользнула в прихожую, накинула шаль и пальтишко. Кровать тяжело заскрипела, раздался громкий мат. Выскочила Катерина, оглядела застывшую Зинку, схватила шаль, потащила с головы, сорвала вместе с прядью волос, кинула вместо шали старый платок:

– Ишь! Шаль ей подавай! А ты её заработала – шаль-то?! Вот поработай-ка – узнаешь, как кусок хлеба достаётся!

 

Зинка скривилась от боли, вылетела на лестничную площадку, постояла на улице, глядя на свой дом: загорались окна, народ просыпался на работу, шумели чайники, текла вода в кранах, кто-то пил ароматный кофе, прощался до вечера и целовал на прощанье. Дом жил своей жизнью, а она, Зинка, больше ему не принадлежала. В животе заурчало, и Зинка представила, как там, на кухнях её дома, пьют горячий сладкий чай и едят бутерброды: большой такой кусок батона, а сверху масло или вот ещё – кусок ржаного хлеба и рядом – горячая сосиска! Она сглотнула слюну и покосилась на окна Надьки.

 

Небось, тётя Маруся уже проснулась, картошку, небось, чистит. Зинка представила большую сковородку, полную поджаристой горячей картошки и стакан холодного молока – и засомневалась: может, не ехать никуда? Пойти к тёте Марусе и сказать: «Я согласна пожить у вас! Буду вам полы мыть и бельё стирать! Борщ варить! Десятый класс закончу, а там уже с Надей в институт поступим, в общежитие переедем… Можно на вечернее или заочное отделение поступить, тогда и работать сможем! Сами вам тогда помогать будем с зарплаты!»

 

Зинка представила себе однокомнатную квартиру подружки: кровать тёти Маруси и её больного мужа-сердечника дяди Вити в углу, маленький диванчик Надьки за шифоньером… Нет, нельзя к Надьке… Дядя Витя – инвалид, Тётя Маруся одна семью тянет, а сколько там зарплата у неё… Картошку и жарят без конца… Заведующая толстая себе наворует, а тётя Маруся отдувайся – все шишки на продавца. А тётя Маруся – она добрая, людей жалеет обманывать. Нет, к Надьке нельзя…

 

Да и решила ведь она – отца найти. Спросить, почему он бросил её. Знал ведь, что дочка растёт, раз алименты посылал и на свою фамилию записал. Может, увидит её папка – и полюбит? Ведь она на него похожа, так мать всегда говорила! А если не полюбит? Куда тогда?

Зинка тряхнула головой, отгоняя печальные мысли и пошла на вокзал. Вокзал небольшой, грязный, дышал холодом и сыростью. Из окошка кассы шло тепло, горел яркий свет, и Зинка протянула деньги, сказала уверенно:

– Один билет на электричку до Уфы, пожалуйста.

Взяла сдачу и пошла в закуток, в привокзальную забегаловку, на запах беляшей, купила один горячий смятый беляш и стакан мутного кофе, съела жадно, и внутри потеплело, Зинка согрелась. Вышла на перрон, электричка уже стояла – пустая, холодная. Зинка села в первый вагон, скинула сапоги, поджала ноги под себя, так было теплее. Вагон дрогнул, затрясся, и электропоезд тронулся, набирая ход, оставляя за собой малолюдные полустанки и одинокие станции. Зинка ехала к отцу.

 

Незаметно для себя заснула, проспала часа два и, проснувшись как от толчка, испугалась: не проехала ли свою станцию. Ей нужно было выйти в Макеевке, а потом на автобусе доехать до села Матырино, маршрут Зинка старательно изучила заранее. Нет, не проспала, заскрежетал динамик, и хриплый голос объявил остановку, от которой до Макеевки было ещё два длинных перегона.

 

День перевалил вторую половину, когда Зинка вышла на покрытый ледком перрон. Дул сильный ветер, и она, скользя своими резиновыми сапогами по льду, неуклюже вкатилась в маленькое, приземистое здание вокзала. Здесь одновременно был и автовокзал: два маленьких окошечка, из которых шёл свет и уют. Кассирша молодая, густо накрашенная, не глядя на Зинку, рявкнула:

– До Матырино в шесть утра и в час дня! Сегодня автобусов больше нет!

 

Зинка не струсила и громко сказала:

– Мне тогда на завтра билет дайте! На шесть утра!

 

И протянула деньги в окошечко. Билет оказался очень дорогим, Зинка рассчитывала, что он обойдётся ей дешевле. Взяв билет, отошла от кассы и стала прикидывать: получалось, что денег остаётся в обрез, больше тратить нельзя, иначе на обратную дорогу не хватит. А ведь ещё неизвестно, как встретит её отец, может, и не обрадуется… Может, и в дом не пригласит… Может, у него там семеро по лавкам…

Да нет… Если б у него были дети кроме Зинки, мать бы об этом ей обязательно съязвила: дескать, не нужна ты своему папаше, уроду, у него другие дети есть. Но мать никогда о других детях не упоминала, значит, одна у него дочь, она – Зинка.

 

Тихая надежда таилась в душе: может, возвращаться и не придётся… Вот приедет она к папке, а он увидит дочь, да ещё на него похожую – обрадуется… Обнимет её крепко, прижмёт к груди и скажет:

– Я тебя так долго ждал, доченька! Так долго! Что ж ты раньше-то не приезжала! А и хорошо, что наконец собралась! Я теперь тебя не отпущу никуда – будем вместе жить-поживать!

И станет смешно суетиться и накрывать на стол… А она, Зинка, ответит:

– Пап, ты посиди, отдохни… Ничего, я тебе теперь все дела домашние буду сама делать!

И она сама накроет на стол, и там будет горячая дымящаяся картошка с укропчиком и ядрёная квашеная капустка, хрустящая на зубах, и большие ломти ароматного хлеба и, может, даже розовые ломтики сала, тающие во рту. А потом они будут пить горячий чай, прикусывая кусочками сахара, а, может, папка достанет баночку варенья.

Фото: Геннадий Михеев

И они будут смотреть друг на друга, и узнавать друг друга, и тихо разговаривать обо всём. И Зинка расскажет про бабу Веру и про речку, про Дружка, про ёжиков, про Надьку и тётю Марусю, и пустырь за домом, где можно найти много интересного, и как Сашка был рад, когда она нашла для него зайца и пришила надорванное заячье ухо. Сашка – он вырос уже почти, а зайца прячет под одеялом, спит с ним. Прячет, чтоб не смеялись над ним, дескать, такой большой, а спит с зайцем… А она, Зинка, геологом хочет стать…

И папка будет внимательно слушать, а потом тоже расскажет ей о себе, как он жил без неё все эти годы… И ждал, когда же она наконец приедет к нему…

 

Зинка незаметно для себя всхлипнула. Посмотрела по сторонам: никто не слышал? Но до неё никому дела не было: маленький вокзал жил своей жизнью, люди заходили и выходили, суетились, несли сумки, авоськи, баулы. Зинка села в обшарпанное синее кресло и достала книгу. Долго читала. За окнами стало смеркаться, включили яркий электрический свет, и всё вокруг стало немножко ненастоящим. Зинка огляделась: на самом деле она здесь, в этом чужом городе, на чужом вокзале, и это всё правда, не сон? Почувствовала, как сильно хочется есть. Встала, разминая затёкшие ноги и пошла на запах кофе.

 

Привокзальная столовая не отличалась разнообразием: шницели, пюре, тушёная капуста, такие же помятые беляши, какие Зинка уже покупала сегодня. Она посмотрела на цены и ахнула: всё это было ей не по карману. Может, всё же разориться, может, и обратной дороги не будет, папка оставит её у себя?

 

Зинка колебалась, потягивая носом горячий мясной запах. Потом увидела, как на одном из столиков оставили поднос с совершенно целыми, даже не надкушенными кусочками хлеба. Ей вполне хватит этой пары кусочков… И Зинка незаметно придвинулась к столику, протянула руку… Оплеуха была неожиданной и болезненной.

 

Зинка почувствовала, что её берут за шиворот, как котёнка, оттаскивают от столика и тащат к выходу. Дородная рыжая тётка злобно прошипела:

– Нам тут своих побирушек девать некуда! Пшла вон отсюда, голь перекатная!

Её больно толкнули в спину, и Зинка чуть не упала от толчка. Молча пошла к креслам, села, как ни в чём не бывало в одно из них, загородилась книжкой. Слёзы закапали сами собой, и она пыталась изо всех сил вчитаться, чтобы отвлечься от обиды, и чтобы эти непрошеные слёзы перестали течь, и никто не заметил, как она плачет.

 

Рядом раздался тихий женский голос:

– Да ты не плачь, девонька… На-ка вот, я тебе беляш принесла, давай-ка съешь… Я тебе потом ещё шницель с хлебом раздобуду… Вот уйдут с раздачи и кассы, я тебя позову… Ты – смотри – не уходи… Едешь, чай, куда?

 

Пожилая мойщица в видавшем виды фартуке ласково смотрела на Зинку, глаза у неё были большие, круглые и очень добрые. Она протянула Зинке беляш в серой обёрточной бумаге. Зинка взглянула на большие распаренные красные руки, протягивавшие ей своё подношение, осторожно взяла, откусила кусок и улыбнулась сквозь слёзы мойщице. И та улыбнулась ей в ответ:

– Ну вот… Не плачь, девонька… И зла не держи на Галину… На кассиршу нашу… Она, конечно, сердитая, но у неё есть причины… Смягчающие обстоятельства… Она, вишь, завсегда жила мирненько, спокойненько, родители хорошие… Потом замуж хорошо вышла. Без скорбей живёт…

Голодной не бывает… Как же ей чужую беду понять?! Не… Сытый – он голодного не разумеет… Так что не серчай… Вот ты – голодной бывала? Не так, чтобы просто проголодаться, потому что – время обеда наступило, а так – когда есть нечего и денег нет и не предвидится? И неделями, месяцами – полуголодной ходить? Бывало у тебя так?

 

Зинка покивала головой:

– Да. И не раз.

– Вот с тебя, ежели что, спрос другой будет. Потому что ты знаешь: каково это – человеку голодному живётся. Ежели ты это на себе испытала, а потом человека обидишь – спрос-то строже! Понимаешь ли?

– Кажется – да…

– Ну вот… Сиди здесь. Едешь-то когда?

– Завтра в шесть утра.

– Ночевать негде?

– Нет…

– Ладно, придумаем… Сиди пока…

 

Когда столовая опустела, мойщица, которую звали тётя Даша, накормила Зинку супом. И – не обманула, оставила плоский холодный шницель с хлебом, может, свой отдала… Зинка съела котлету с чудным названием в два приёма, потом, уже медленнее, стала хлебать гороховый суп. Ночевать пошли к тёте Даше, жила она недалеко от вокзала в угловой комнате барака.

 

Комната была небольшая, тёплая, печь занимала большую часть жилья. Высокая и широкая кровать была нарядно покрыта покрывалом и большими подушками с кружевными накидками, в серванте стояло семейство слоников, а в углу – иконы, украшенные белоснежными рушниками, и зелёная лампадка. У Зинки затрепыхалось сердечко: всё было так, как в доме у бабы Веры, и даже рукомойник в углу – точь-в-точь…

Вечером пили чай, и Зинка рассказала, что едет к отцу. Тётя Даша смотрела внимательно, слушала так, что хотелось ей рассказывать обо всём: о том, что она одна у папки, и он, наверное, будет ей очень рад, о том, как тётя Маруся кормила её жареной картошкой и дала денег на дорогу – да мало ли что интересного можно рассказать человеку, который умеет так хорошо слушать!

 

И ещё тётя Даша сказала, что у неё, у Зинки, – красивое имя. Первый раз в жизни её имя назвали красивым, и она просто не поверила: что красивого-то?

– У тебя, Зин, имечко – весеннее, звонкое, синичка ты маленькая – зинь-зинь!

Зинка улыбнулась. Синичкой – оно, конечно, приятнее, чем поросёнком…

Ещё тётя Даша задумчиво спросила:

– А мать тебя обижала сильно, да? Что ж ты про обиды свои ничего не рассказываешь? Обижаешься на маму и отчима?

– Не… Не знаю… Чего про них, про обиды-то рассказывать?!

– Вот это правильно ты смекаешь. Вот наш уральский старец был, отец Николай Рагозин, батюшка мой милый… Он, знаешь, любил повторять: «Добро записывай на меди, а обиды на воде». Поняла?

Протоиерей Николай Рагозин

Когда Зинку сморило, и она начала позёвывать, тётя Даша уложила её на свою кровать к стенке, укрыла тёплым одеялом, и Зинка, совершенно счастливая, уснула. Ночью проснулась, но тёти Даши рядом не было, Зинка с трудом подняла тяжёлую голову от подушки: тётя Даша стояла на коленях перед иконами и молилась. Лампадка горела зеленоватым огоньком, пахло очень приятно, и Зинку охватило чувство покоя и уюта. Она подумала, что надо будет также всё устроить в доме, когда у неё будет свой дом: чтобы такая же большая кровать, и слоники, и лампадка.

 

Утром Зинка проснулась рано, а тётя Даша уже возилась у печки – ложилась ли она вообще? Когда только и успела – оладушек нажарила, с собой целый пакет дала. Попили чаю, а потом пошли на вокзал. Тёте Даше было ещё рано идти на работу, но ей почему-то очень захотелось проводить Зинку, и она ради неё пошла на вокзал. Шли, держась за руки по скользкой обледеневшей дорожке в синем апрельском сумраке, и им было хорошо рядом.

 

Тётя Даша очень походила на тётю Марусю, не внешне, а так – Зинка не умела сказать, но чувствовала это душой.

Прощаясь, тётя Даша сказала:

– Ты ведь запомнила – где я живу – так? Если что – ко мне придёшь… Чего-нибудь придумаем… Ну, не грусти, чего-то? Милая ты моя… Ничего… Яко отец мой и мати моя остависта мя, Господь же восприят мя… Господь хранит младенцы, сира и вдову примет… Не поняла? Ничего… За битого трёх небитых дают… Это-то поняла?! Ну, вот – улыбнулась наконец… С Богом, девонька милая моя!

 

Матырино было довольно большим селом. В центре автобусная остановка, магазин, школа, а от центра шли несколько улиц: Мира, Сельская, Щербакова. Зинка не хотела ни у кого спрашивать дорогу, не хотела, чтобы знали, к кому она приехала, вдруг – назад придётся тут же топать, чтобы не глазели… Но и так никто не глазел, улицы были пустынными, рабочий день, все на работе, наверное.

 

Она довольно долго искала улицу Лесную, наконец, нашла: это была крохотная тупиковая улица на окраине домов в двадцать. Несколько домов стояли заброшенными, с забитыми досками окнами. Наличие жизни в других можно было понять только по лаю собак, доносившемуся из-за заборов. Собаки лаяли лениво, брехали, видимо, не чувствовали угрозы в ней, Зинке. Просёлочная дорога от этой крайней улицы уходила вверх, в гору, а на горе виднелись кресты – кладбище и дальше – лес.

 

Двадцать второй дом – последний на улице, приземистый, крепкий, с зелёными наличниками и цветами на окнах – выглядел живым и обитаемым. Лай не слышен, но, подойдя ближе, Зинка увидела лохматую собачью морду, торчащую из-под забора. Собака внимательно смотрела на Зинку.

– Дружок-Дружок! – тихонько позвала она.

Собака задумчиво гавкнула – откликнулась, значит.

 

Зинка подошла ближе. Сердце превратилось в маленькую точку, но точка эта билась так часто и громко, что казалось, биение раздавалось на всю округу. На заборе была кнопка звонка. Зинка нажала на кнопку, подождала и нажала ещё раз. Дружок смотрел из-под забора и не лаял – умный пёс. Звук звонка был слышен на улице. Дверь дома скрипнула, и на порог вышла женщина лет пятидесяти. У неё были светлые волосы как у Зинки. Она прищурилась, глядя на нежданную гостью, потом молча подошла к калитке, открыла, молча впустила Зинку и молча пошла в дом.

 

Зинка пошла за женщиной.

Внутри было просторно и уютно, на стенах фотографии. Зинка не могла рассмотреть фотографии, она смотрела на светловолосую женщину. А та села на стул и сделала знак рукой гостье – тоже присесть. Долго смотрела на неё тяжёлым взглядом, а потом сердито сказала:

– Вот и Зина явилась. Я тебя сразу узнала. Я сестра твоего отца. Ну что? Зачем пожаловала?

У Зинки сильно пересохло во рту, и она с трудом смогла выговорить – прошелестеть:

– Я к папке приехала.

– Помер твой папка. Вот уж год как помер. Инфаркт. Жизнь у него была нелёгкая и скорбей много. А ты о нём никогда и не вспоминала, так ведь? Небось, как денежки перестала получать, тогда и про папку вспомнила?! Наследство приехала делить?!

Фото: Геннадий Михеев

Зинка почувствовала, что ноги у неё совсем отнялись, но она поняла, что нужно как-то встать и уйти. С трудом поднялась и, еле-еле переставляя ноги, поплелась к выходу. У выхода так же тихо прошелестела:

– До свидания…

Потянула дверь на себя.

– Ну-ка, постой! Да стой же – тебе говорю!

 

 

Женщина подбежала к Зинке и еле успела её подхватить, потому что ноги Зинкины совсем отказались ей повиноваться и стали как-то странно подгибаться, а пол подозрительно закачался.

Опомнилась она в большом мягком кресле. Женщина сидела на стуле рядом, держала в руках стакан с водой. Взгляд её изменился – стал добрее.

– Ты очень похожа на Федю. Я тебя сразу узнала: и глаза Федины, и волосы. Он ведь тебя любил … И денег всегда посылал гораздо больше, чем положено… Мечтал увидеть тебя. У него с мамкой твоей договорённость была: она ему в обмен на деньги твои фото обещала посылать. Посылала иногда…

 

Женщина встала, подошла к комоду, достала коричневый плюшевый альбом со смешным медвежонком на обложке. Открыла. В альбоме было мало фотографий, но все любовно разукрашены нарисованными акварелью цветами, бабочками, листочками: маленькая Зинка, ещё маленькая у бабы Веры на руках, Зинка побольше, Зинка с тощим портфелем…

– Он так мечтал тебя увидеть… Что ж ты ему письма такие нехорошие писала, а? Как рука твоя только поднялась?

– Я не писала… У меня и адреса-то не было, год назад вот достала…

Зинка медленно достала потёртую на сгибах квитанцию.

 

Женщина бросилась к комоду, порылась, принесла два листочка бумаги:

– Вот письма твои, читай: «Живу я хорошо, и у меня есть отец, а ты мне не отец никакой, урод ты и есть урод, атомную бомбу на твою башку! А откажешься алименты платить – я на тебя в суд подам!»

Почерк был Катерины, только уж очень криво и коряво написаны буквы. Должно быть, сильно пьяная писала…

– Не я это… Матери почерк…

 

Женщина ахнула.

– Да за что ж она так-то? Он ведь ей ничего плохого не сделал. Сама она к нему бегала. На маслозавод устроилась, романтики что ли захотелось ей, а Федя – он всю жизнь пастухом работал… Бегала к нему сама в поле, а как забеременела, он её уговаривал ребёнка оставить. На коленях просил… Я ведь всё это знаю, всё, почитай, на моих глазах было… Жениться хотел, а у него ж руки золотые, и характер добрый очень, потачливый такой, покладистый… Феденька, братик милый…

 

Женщина всхлипнула.

– У тебя папка был очень-очень хороший! Веришь мне?

– Верю, – сказала Зинка. Голос у неё дрожал.

– Не ты письма писала, правда?

– Правда. Не я.

 

 

Женщина обняла Зинку, прижала к себе:

– Зина к нам приехала… А Феденьки нет больше. Ах, детка, что ж ты раньше-то не приехала… Как он ждал-то тебя, как увидеть хотел! Жизнь у твоего папки не сложилась… Он, когда маленький был, мы жили в Подмосковье, а там в войну бои шли. Война-то кончилась давно, ему уж лет двенадцать было – огород отодвигать стали, а он копал. За мужика уж работал… Друг ему помогал с изгородью. На мину наткнулись. Дружок – насмерть, а он выжил, но вся левая сторона лица изуродована, и глаза лишился. Твоя мать его уродом за это звала. И замуж не пошла, стыдилась его недостатка. А так – он красавец был – твой папка. Сейчас я покажу тебе! Меня Татьяна зовут, тётя Таня я тебе, поняла? Вот смотри – это его фотография. А рядом – видишь, это ты маленькая.

 

 

Зинка с трудом встала, ноги всё ещё были ватными, подошла ближе, вгляделась: из рамочки чёрно-белой фотографии на стене внимательно смотрел на неё красивый широкоплечий мужчина с добрым открытым взглядом. А рядом, в искусно выпиленной рамочке, красовалась фотография маленькой смешной Зинки.

 

На её недоумение тётя Таня улыбнулась сквозь слёзы:

– Незаметно, да? Он так специально фотографировался – сбоку, чтобы левую сторону лица не видно было. А так – что ж? Ни в армию не взяли, ни на работу хорошую не устроишься. Пенсию получал… Да и стеснялся он незнакомых-то. Это здесь, в Матырино его все любили, а в чужом-то месте зеваки всяко обозвать могли… Так всю жизнь пастухом работал… Любил один – на природе… Дом вот в порядке содержал, и соседям завсегда помогал, ничего взамен не требуя. За то и любили – безотказный… Так он всю пенсию тебе отправлял, когда и от зарплаты ещё добавит… Ты у него единственная ведь была. Сядет, бывало, уж не налюбуется на твои фотографии. Каждую рисунком изукрасит, или рамочку сам сделает… У меня-то и муж был, и детишек трое, взрослые уже, в городе живут. А у Феденьки ты одна – как есть одна. Постой, что ж я, окаянная, тебя за стол-то не сажаю, ты ж с дороги – голодная поди-ка? Погодь, я тебе всё-всё про отца расскажу, давай-ка сначала стол накрою…

 

 

Тётя Таня вскочила и стала хлопотать по хозяйству. Зинка спросила тихо:

– Почему он умер?

– Ребятишки в речке купались, озоровали, один пацанёнок тонуть стал. Они испугались – орут как оглашенные, а рядом – никого. Федя у речки пас, на лошадке был, подскакал и вытащил его. Откачал мальчонку, а сам лёг на песок и… Ребятишки взрослых привели, мальчонка кашляет, а Феденька лежит рядом как будто спит… И хоронили его – я не верила – лежит как живой, чуть улыбается вроде… Плакали все…

– А где папка похоронен?

– Что? А… Так я свожу тебя после обеда… Что молчишь? Одна хочешь? Ну иди, сходи, а я пока приготовлю обед. Ближний к лесу ряд, там сосна такая ещё приметная – с одного краю веток нет. Ванечкин Фёдор Иванович. Не боишься одна на кладбище? Ну сходи… Только потом сразу ко мне – назад. Поняла? Прости, что неласково встретила.

 

Тётя Таня проводила Зинку до калитки, лохматый Дружок привстал, внимательно и грустно посмотрел на неё, но лаять не стал. Тётя Таня сказала, открывая калитку:

– Ты не бойся – я на тебя поглядывать буду из окошка… Да у нас тут спокойно так-то, не балуют – все свои… А и некому уже баловать – почитай вся молодёжь разъехалась… Ну, иди-иди, да недолго, я быстро сготовлю, завтра ещё вместе сходим – подольше посидим, пирогов напечём и сходим…

 

И Зинка медленно пошла на гору, к папке.

Она поднималась по горе, скользя своими резиновыми сапожками по обледеневшей дороге, и дорога казалась ей бесконечной. Поднялась до кладбища, прошла к последнему ряду могил у леса, сосну увидела сразу – она была большой, сильной, но изогнутой, и ветки росли только с одной стороны. Сразу увидела могилу, на ней – деревянный крест, на кресте табличка: «Ванечкин Фёдор Иванович». И годы жизни. Рядом с могилой врыта скамейка и небольшой столик.

 

Зинка села. Посмотрела вокруг: с горы видна речка, поле, село Матырино и домик тёти Тани. Даль открывалась такая, что дух захватывало. Зинка прикоснулась к могиле рукой – и ничего не почувствовала. И это всё? Вся поездка к отцу? Она тихо сказала:

– Папка, здравствуй… Это я, Зина, твоя дочка. К тебе приехала… А ты умер…

 

И почувствовала. Ощутила вдруг сильную боль, болело где-то внутри, может, это душа так болит? Она почувствовала, что папка видит и слышит её. И что он очень долго её ждал. Ей внезапно стало ужасно страшно, что он поверил, будто это она написала злые письма, назвала его уродом и причинила ему боль. Зинка опустилась на колени перед могилой и сказала громко:

– Папка, это не я письма писала! Я бы никогда не стала тебя обижать! Ты мне веришь? Я так давно хотела к тебе приехать, так давно! У меня не получилось раньше это сделать, прости меня, пожалуйста! Если бы я сделала это раньше, то всё было бы иначе… Я бы осталась жить с тобой, и, может, ты бы не умер… Папочка, прости меня, пожалуйста, что я не смогла с тобой встретиться! Видишь, как всё получилось… Я приехала – а тебя нет…

 

 

 

Зинка неожиданно для себя самой заплакала в голос. Ей стало так жаль, что ничего нельзя вернуть, ничего нельзя исправить, и она никогда уже – никогда – не увидит папку. Никогда в жизни. А он её любил. Он её фотографии берёг. Он был её родным отцом. И вот – они уже никогда не встретятся. Зинка плакала, и всё расплывалось перед глазами, и непонятно уже было, где речка, где поле, где домик тёти Тани.

 

Куда ей теперь идти? Она устала, слишком устала. И никуда она больше не пойдёт. Она останется здесь, просто ляжет на холодную землю у этой могилы и уснёт. Как уснул её папка. А потом её похоронят вместе с ним. И они будут тихо и спокойно лежать вместе, а рядом – течь река и шуметь лес. И не будет скорбей, слёз, боли, всё будет тихо и радостно, мир и покой. Зинка села на землю рядом с могилой, закрыла глаза. Слёзы текли по её лицу всё медленнее, и наконец, утихли, лицо разгладилось. Она чувствовала, как холод земли постепенно проникает в её тело, но даже радовалась этому: она просто тихо уснёт здесь, рядом с папкой.

 

 

 

Внезапно она почувствовала, как будто отец говорит ей что-то. Вслушалась, и ей показалось, что она слышит голос папки:

– Доченька, радость моя, вставай! Поднимайся, солнышко моё! Нельзя сидеть на холодной земле – простудишься… Сейчас ты встанешь и пойдёшь в дом. Ты ведь знаешь, как много хороших людей вокруг! И они любят тебя! И тётя Маруся, и Надька, и Сашка, и тётя Даша. И тётя Таня тоже полюбит тебя! Так, как любил тебя я… И не переживай про письма – я знал, что моя дочь никогда не напишет таких писем и не обидит человека… Не плачь, солнышко моё! В жизни бывают скорби и радости… И ты обязательно станешь геологом, и пойдёшь по тайге, а рядом побежит лохматый Дружок. А я буду рядом с тобой, и ты будешь чувствовать мою любовь так, как сейчас. Я очень люблю тебя, доченька, всегда любил тебя… Вставай, пожалуйста!

 

И Зинка послушалась отца. Она с трудом встала с земли, приложилась лбом к кресту, а потом прошептала:

– Я тоже люблю тебя, папа!

И тихонько пошла, скользя по обледеневшей дорожке. И впереди расстилался простор, от которого дух захватывало: поле и река, и бесконечное небо. Впереди была целая жизнь.

 

 

Ольга Рожнёва

27 июня 2012 года