Ответы Святейшего Патриарха Кирилла на вопросы участников V Общецерковного съезда по социальному служению

[OptinaRU 11 513]

Ответы Святейшего Патриарха Кирилла на вопросы участников V Общецерковного съезда по социальному служению

3 сентября 2015 года в Зале церковных соборов кафедрального соборного Храма Христа Спасителя Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл выступил на пленарном заседании V Общецерковного съезда по социальному служению, а затем ответил на вопросы участников форума.

Каменская епархия, Галахова Людмила Александровна, руководитель отдела социального служения.

 

— Ваше Святейшество, Вы в своем докладе отметили, какую роль играет работа с семьей и особенно с женщинами, которые приняли решение совершить аборт. Также Вы назвали то небольшое количество городов, в которых открыты приюты или дома для мам. Мы видим, какое пристальное внимание Вы лично уделяете теме пагубности абортов. И мы в Каменской епархии тоже сейчас принимаем решение о том, чтобы открыть такой дом для мам. Можно ли епархиям надеяться на дополнительное финансирование, если будут открываться такие приюты и дома для мам? Спасибо.

 

— Я исхожу из того, что нужно всегда проявлять инициативу, даже несмотря на неясность финансовой ситуации. Этот подход, конечно, не очень прагматичный, в светском мире так не поступают, но я всю свою жизнь поступал именно так. Я начинал строить храм, не имея ни копейки денег, и построил — не я лично, а возглавляемая мной епархия — десятки храмов, больше сотни. Никто никогда не приходил и не говорил: «Вот у меня деньги, давайте храм построим». Более того, если такое и бывает, то всегда плохо кончается. Потому что наши церковные проекты важны не только на этапе, когда все уже завершено, но и по мере реализации проекта. Важен не только храм — важно строительство храма. Я вижу, что сейчас происходит в Москве. Еще нет храма, еще только сарайчик, а уже сотни людей собираются. Посещая в Великую Субботу один из наших новых районов, я видел перед собой дивную картину: сотни людей со светлыми лицами пришли к строящемуся храму. Тогда я пожалел, что не взял с собой никого из тех критиков, которые выступают против строительства новых храмов в Москве. Надо было видеть этих людей! Само по себе строительство является очень важным фактором мобилизации. Эти проекты нужно в первую очередь использовать для вовлечения людей, а потом (или параллельно) ставить задачи перед епархиальным руководством.

Думаю, что до всего епископата Русской Церкви сегодня дойдут и те слова, которые я сказал, и ваши резолюции. Кроме того, у нас есть Синодальный отдел, который всегда может соответствующим образом воздействовать на местную ситуацию, порекомендовать правящему архиерею какие-то действия. И теперь, как вы слышали, принятый в Российской Федерации закон открывает новые возможности взаимодействия с государством, в том числе в получении финансовых средств.

 

Никогда не надо ставить телегу впереди лошади. Мы должны начинать работать и параллельно решать финансовые вопросы, но никогда не говорить: «Когда у нас появятся деньги, вот тогда мы приют для мам и откроем». Уверяю вас, в этом случае у нас в течение долгих лет никаких приютов не будет. А начинать надо с малого. Нет денег — нужно использовать какое-то небольшое пространство, несколько комнат. Начнут несколько энтузиастов работать — добрые дела привлекут других. Поэтому я глубоко убежден в том, что на такую деятельность, как социальная работа, средства найдутся.

 

Приведу пример. Мы собрали 120 миллионов в помощь беженцам с Украины. Может, в масштабах государства деньги небольшие, но в масштабах Церкви сумма серьезная, причем это не какие-то фирмы и банки, а просто каждый человек жертвовал от себя. Сам сбор этих средств имел очень большое значение, потому что человек жертвующий солидаризируется с теми, кому направляются его средства. Вспомните притчу о милосердном самарянине: кто твой ближний? Тот, кто сделал тебе добро. Мы становимся ближними друг для друга, когда делаем другим добро. Вот почему я убежден в том, что средства найдутся, если у нас будут сильная вера и достаточная решимость осуществить намеченное.

Евгений Попиченко, руководитель социального отдела Екатеринбургской епархии.

 

— Ваше Святейшество, Вы говорили о важности правильной организации социального служения в Церкви. Как Вы думаете, улучшится ли организация социальной деятельности, если епархиальные социальные отделы будут самостоятельными юридическими лицами при епархиях, и службы милосердия будут зарегистрированы как некоммерческие организации, что, возможно, позволило бы лучше маневрировать во взаимоотношениях с государством, в том числе в привлечении средств, грантов на социально-церковные проекты?

 

— Отделы точно не должны быть юридическими лицами, иначе они перестают быть отделами. Отделы должны быть в структуре епархии. Мы проходили через опыт создания таких юридических лиц — все довольно плохо кончалось. Во главе этих юрлиц становились какие-то миряне, а потом нужно было проводить ревизии и в результате гнать всех этих руководителей и всё переформатировать. Не хочется второй раз наступать на те же грабли. Важно, чтобы главную ответственность нес все-таки правящий архиерей. Это его ответственность перед Богом, перед Церковью, перед народом. А социальный отдел — это не что иное, как структура, которая помогает архиерею осуществлять эту миссию.

Что касается разного рода организаций, в том числе служб милосердия, то они, конечно, могут быть юридическими лицами. Они могут участвовать в грантах. Иногда государству проще иметь дело с такого рода НКО, чем с религиозной организацией. Поэтому сейчас при наших синодальных отделах созданы некоммерческие организации, которые имеют свои собственные программы и часть из них финансируется через гранты, получаемые от государственных структур.

 

Иерей Владимир Ринкевич, Виленская и Литовская епархия.

 

— Ваше Святейшество, Вы уже сказали, что алкогольная угроза очень актуальна и что в деревнях, в малых городах люди буквально спиваются. У людей нет работы, люди, особенно нецерковные, не видят никаких перспектив, и алкогольная угроза на самом деле, как Вы сказали, является одной из самых актуальных как в России, Литве, так и в других странах канонической территории Русской Православной Церкви. И вот такой вопрос, скажите, пожалуйста, как начать, с чего начать работу с такими людьми и как Вы видите перспективы общецерковного служения таким людям?

— Мы все в самом начале — и в Литве, и в России, в том числе в Москве, и везде, — потому что 50 реабилитационных центров — это капля в море. Но какой-то опыт построения такого рода общин уже есть. Я знаю, что в этой области замечательно трудится присутствующий здесь владыка Мефодий, у него большой опыт. Думаю, что и съезд наш был организован для того, чтобы его участники могли обменяться опытом и понять, как то или иное направление социальной работы осуществляется в разных местах. Я не могу вам дать какой-то готовый рецепт, потому что все зависит от местности, от финансовых возможностей, от того, с каким количеством людей придется работать. Но соответствующие направляющие указания разработаны и разрабатываются постоянно нашим социальным отделом, и вся методика создания такого рода организаций уже существует.

Главное, что бы я посоветовал, — начинать не в одиночку, а с группой единомышленников. Создайте группу единомышленников, людей, «больных» этой темой. А потом обратитесь к владыке Пантелеимону, к владыке Мефодию, и когда те, к кому вы обратитесь, поймут, что имеют дело с людьми, готовыми реально работать, — несомненно, вам помогут. В этом и заключается их служение.

 

Священник Владимир Духович, настоятель Патриаршего подворья свт. Алексия, митрополита Московского, в Рогожской слободе города Москвы.

 

— В нашей общине уже пять лет действует программа против абортов. Это то, о чем Вы говорили. Еще до официальной регистрации подворья мы начали заниматься этой деятельностью и помогать материально девочкам, отказавшимся от аборта, который они собирались сделать из-за тяжелого материального положения. За пять лет через эту программу прошло чуть меньше 50 человек — 50 спасенных жизней. Говорили про 27 организаций, но ведь при каждом храме очень просто организовать такую программу: она ничего не требует, потому что люди на это жертвуют с гораздо большей радостью, чем на все остальное. Многие потом становятся воспреемниками детей, которые родились благодаря их участию. Женщины, о которых вы говорили, которые приходят с тяжестью совершенного ими когда-то греха аборта, тоже с радостью включаются в такую программу и помогают мамам. Это позволило создать общину единомышленников вокруг подворья, и мне кажется, что стоит в любом храме только попробовать начать с малого (мы тоже начинали с пяти человек), как все это станет абсолютно возможным. А главное, если эта работа будет организована во многих храмах, то она станет общецерковной программой и получит очень большую известность. К счастью, мы никому не отказали, так получилось, — сколько обращалось, всем нашли помощь, — но обращались немногие. А если это направление сделать, хотя бы начав с Московской епархии, общеепархиальной программой, тогда и известность будет значительно выше, и обращений больше.

— Совершенно верно. Спасибо Вам, во-первых, за то, что Вы рассказали нам о делах, которые Вы совершаете. Здесь я вижу необходимость связывать работу таких приютов с консультативной деятельностью учреждений, куда обращаются с просьбой об аборте, потому что у нас должен быть выход на тех, кто собирается сделать аборт. Если же наши группы будут жить своей жизнью, если туда будут обращаться отдельные особы, которые случайно узнали о них от соседей, от бабушек, от матерей, то большого охвата у нас не получится.

Я согласен, что должны быть разные организации: и более крупные, и такие, как у вас. 10 человек в год — это очень хороший показатель для прихода. Это святое дело — действительно, 50 жизней! По моей статистике, за последний год во всей Русской Церкви было спасено 15 тысяч жизней. Это тоже небольшой вклад в демографию, но ведь 15 тысяч — это целая дивизия, это действительно много. Значит, уже сейчас нужно низко поклониться всем тем, кто работает в этой области. Но мы хотим, чтобы было не 15 тысяч, а на порядки больше. Согласен, и при храмах должны быть группы поддержки, но должны быть и епархиальные центры, которые получали бы финансирование из епархии, чтобы и государство или местные власти немножко помогали, и чтобы у этих центров была связь с учреждениями, где производят аборты.

 

Протоиерей Кирилл Шолков, председатель Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению Белорусской Православной Церкви.

 

— Ваше Святейшество, часто приходится сталкиваться с синдромом эмоционального выгорания в социальном служении. Люди активно помогают, днем и ночью отдают себя ближним, но не рассчитывают свои силы, берут на себя слишком много, и в какой-то момент желание у них пропадает. Из опыта своего служения я вижу это по добровольцам, которые помогают онкобольным. Когда они видят своих пациентов, которые уходят, они прилагают колоссальные усилия, но ничего не получается — они теряют веру. Это большая проблема. Что делать, чтобы не допустить такого выгорания? Как помочь людям, которые попадают в такую ситуацию? И хочется попросить, пользуясь случаем, Первосвятительских молитв о строительстве храма иконы Божией Матери «Всецарица» в городе Минске, в котором мы помогаем онкобольным.

 

— Спаси Господи! Во-первых, желаю вам, конечно, успехов в строительстве, чтобы Царица Небесная Сама соучаствовала в этом святом деле, потому что перед образом Всецарицы люди получают исцеление, — я был свидетелем таких чудес.

Теперь к теме выгорания. Это сложная тема. Я размышлял над ней, и не только в отношении социальных работников, но и в отношении некоторых священников, которые через какое-то время теряют энтузиазм, особенно сталкиваясь со скромными материальными возможностями, иногда под влиянием семьи, когда им говорят: «Смотрите, как сосед живет, а что же мы тут в нищете». Все это действительно происходит. И я думаю, для того чтобы не выгорать, не нужно слишком сильно и ярко гореть.

Я вспоминаю своего духовного отца, митрополита Никодима, который говорил, что есть две возможности освещать пространство: вспыхнуть, как лампочка, на которую подают высокое напряжение, и тут же потухнуть; или гореть — не очень ярко, но долго. К сожалению, сам он пошел по первому пути, как вы знаете, и умер в 48 лет от шестого инфаркта, находясь на рубеже церковно-государственных отношений, защищая нашу Церковь от всех тогдашних внешних напастей. Но вообще-то нужно не тлеть, а гореть, но светить таким светом, которого бы хватило надолго.

 

Если человек себя отдает слишком эмоционально, то он быстро себя и расходует. Кстати, я задавал этот вопрос профессиональным врачам: «Как же вы все время оперируете? У вас же неизбежно есть какой-то процент погибающих. Как вы все это переживаете?» Ответ был такой: если включаться максимально эмоционально, то всего этого пережить невозможно. Нужно немножечко дистанцироваться. Это не значит терять чувствительности. Сам факт участия человека в социальной работе свидетельствует о его добром сердце, ведь социальная работа не приносит ни больших денег, ни какого-то сверхпочета. Это уже определенный подвиг, свидетельствующий о расположении человека, о его жертвенности. Но не нужно сгорать на этой работе, потому что у всех нас ограниченные возможности. Это, я думаю, справедливо не только по отношению к социальным работникам.

 

И вот еще что я бы посоветовал. Выгорание связано еще и с привыканием. Откуда энтузиазм на первых шагах? Человека захватывает новая тема, открылись горизонты, и он начинает это пространство от своей личности до вновь появившегося горизонта максимально заполнять реальными делами. У него яркая повестка дня. А потом он вроде как сделал все, и начинается рутина. Так вот, для того чтобы не было рутины, нужно всегда ставить перед собой новые цели. Появление новой цели мобилизует человека. Это очень важно для руководителей, но важно и для исполнителей, потому что всегда есть пространство для развития. Никто не может сказать, что достиг всего. Если покопаться в самом себе, то какое там достижение всего! Столько слабостей и неправильностей в жизни, ошибки в профессиональных делах... Но в плане определения новых целей решающую роль должен играть руководитель — в первую очередь правящий архиерей. У него должно быть видение ситуации. Он должен чувствовать атмосферу в регионе, знать, чем живет народ, какие проблемы существуют. Он должен свое видение передавать своим помощникам. А помощники, добавляя собственное понимание ситуации и внося собственную экспертизу, должны мобилизовать своих подчиненных, с тем чтобы решать все новые и новые задачи. Если есть динамичное развитие, никакого выгорания быть не может.

Кемеровская епархия, Елена Ушатая, помощник руководителя социального служения.

 

— Ваше Святейшество, Вы хорошо сказали о необходимости централизованной структуры в социальной работе, которая действительно повышает профессионализм среди социальных работников. Но есть другая сторона медали. Так как мы координируем социальную работу в нашей епархии, многие настоятели храмов и социальные работники говорят: «Добавилось очень много бумажной работы, которая отвлекает от действительно важных социальных дел». А также: «Не противоречат ли отчеты заповеди Христа о правой и левой руке, о том, что добрые дела должны быть втайне?» И третье: зачастую «добрые дела» совершаются для отчетности, ради формальности. Что бы Вы посоветовали отвечать на эти вопросы?

 

— Одно из самых слабых мест нашего Отечества — это статистика, и эта слабость обнаружилась не в советское и не в постсоветское время, а еще во времена государя императора. Отсутствие реальных фактов и цифр мешает руководству, в том числе, и в планировании. Не видя цифр, не видя фактов, вы не знаете, что происходит. Я отдаю себе отчет в том, что не все цифры, которые поступают на стол Патриарха, адекватно отражают реальность. Но у меня есть возможность смотреть на эти цифры в динамике. И даже если я учитываю коэффициент, как бы это помягче сказать, приближения цифр к реальности, то я вижу, что происходит в динамике: идем ли мы вперед, стоим на месте или отошли назад. Это очень важно. Если отошли назад — нужно проанализировать, почему, если стоим на месте — почему. Если нам нужно идти вперед, что для этого нужно? Нужны люди, нужны средства, нужны ноу-хау — или просто у нас организация буксует?

Поэтому я вас очень прошу серьезно относиться к отчетам. Без этого ни Патриарх, ни правящий архиерей не могут справиться. Я знаю, что особенно отцы настоятели ужасно не любят отчетов, но, тем не менее, мы не будем снижать эти требования, потому что без знания происходящего на приходе, как я уже сказал, очень трудно ориентироваться.

Что же касается правой и левой руки, то отчеты не имеют к этому никакого отношения. Отчеты о вашей работе являются важным фактором, помогающим другим людям понимать, что происходит. А вот если кто-то, выступая в общественном пространстве, в социальной сети или просто беседуя с людьми, говорит, какой он хороший, что все делается только благодаря ему и вообще неизвестно, что бы произошло, если бы не он, — вот тогда он согрешает. Никогда не нужно рекламировать самого себя — нужно ждать, когда о тебе скажут другие. И тогда заповедь правой и левой руки точно будет соблюдена.

 

Давыдова Елена, руководитель патронажной службы Свято-Димитриевского сестричества города Москвы.

 

— Помощь ближним — это, безусловно, тоже проповедь. Помогая ближним, нуждающимся, видишь очень много боли и горя. Видишь немыслимые страдания, порой тяжелобольных, видишь горе родителей по гибели невинных младенцев. Для верующего человека ответ более или менее ясен. А для тех людей, которые еще не пришли ко Христу, бывает сложно понять, зачем это все попускается свыше, и это становится препятствием на пути к Богу. Как мы можем помочь этим людям? Что нам отвечать на эти вопросы, порой задаваемые, порой не задаваемые вслух?

— Тема человеческого страдания является для очень многих камнем преткновения на пути к Богу. А почему так происходит? А потому что часто на пути к Богу мы отыскиваем интеллектуальные ответы на наши вопросы. Почему этих вопросов нет у глубоко верующего человека? Ведь он тоже из плоти и крови, у него тоже нервная система, ведь он тоже наблюдает страдания, в том числе страдания собственных детей и своих ближних. Почему у глубоко верующего человека нет кризиса веры при соприкосновении со страданием? Потому что у него есть реальный опыт общения с Богом. Этот реальный опыт общения является доказательством Божиего присутствия в жизни. Этот опыт общения с Богом, в первую очередь через молитву, — а мы получаем ответ на наши молитвы, — укрепляет нас. Человеку, который не молится и просто говорит: «Я не могу понять, почему этот ребенок страдает, а значит, Бога нет», очень часто невозможно ничего объяснить. Но нередко такие люди, проходя через собственные страдания, соприкасаются с Божиим присутствием и становятся глубоко верующими.

Ответы на эти вопросы, я думаю, в рамках нашей земной жизни найти невозможно. Можно только вот что сказать: Бог не создал мир, который работает, как заведенный будильник. Он создал мир, в котором все происходит на основе определенных законов, и этот мир существует с высокой степенью автономности от Бога. Ведь не Бог водит по орбитам планеты, звезды и галактики. Заложены законы, заложена определенная программа развития Вселенной, и Бог присутствует в нашей жизни настолько, насколько мы этого хотим. Вот в чем религиозный феномен. Если кто-то говорит: «А я не верю ни во что», то ответ ему: «Не веришь — живи как хочешь». А другой говорит: «А я верю, Господи, помоги моему неверию», и вступает в общение с Богом и чувствует Божию помощь.

 

Все, что происходит в мире, происходит на основе существующих законов, включая катаклизмы и страдания людей. Но если мы будем смотреть на этот мир только в рамках физического бытия, мы ничего не поймем. Тогда вообще невозможно понять, чем мы с вами тут занимаемся. Вообще зачем все делать? 70 лет прожил, и все. Да получи ты от жизни все, что нужно, ведь дальше ничего нет, только лопух на могиле, как говорил тургеневский нигилист Базаров. Но если ничего нет, тогда зачем мы все это делаем? Некоторые говорят: «Во имя жизни следующих поколений». А почему жизнь следующего поколения более важная, чем твоего собственного? Во имя существования человечества? А почему оно должно существовать, когда я умру? Материалистическая картина мира абсолютно нелогична, потому что исключает из жизни самое главное — перспективу вечности. И все проблемы, связанные с человеческим страданием, решаются в этой перспективе вечности.

Поэтому для меня гораздо логичнее быть верующим человеком и признавать факт Божиего присутствия, одновременно признавая высочайшую степень человеческой автономии от Бога, потому что Сам Бог пожелал, чтобы мы были автономны. Эту автономность мы преодолеваем только молитвой. Мы не верим, что все существует механически, само по себе, и со смертью человека прекращается. А если все прекращается, то я не согласен жить в таком мире, этот мир мне не нужен, он неинтересен. В молодом возрасте еще может быть, но если до 70 лет дожить — что там еще будет? Я уже почти дожил до этого срока, и скажу, что вся жизнь пролетела как одно мгновение. И что теперь без этой перспективы? Но вера дает человеку правильное мировоззрение, огромную внутреннюю силу и способность совершать добро. А основываясь на материалистическом гуманизме, совершать добро невозможно. Даже когда неверующий человек, называя себя гуманистом, творит добро, он совершает его потому, что Бог в его природу вложил эту способность. Спасибо за Ваш вопрос.

 

Пресс-служба Патриарха Московского и всея Руси

ФОТО: Пленарное заседание V Общецерковного съезда по социальному служению