Христианские добродетели

[Гость 1 058]

Признаки подлинного смирения

(Архимандрит Клеопа (Илие))

 

 

Брат: Я припоминаю, преподобный отче, что когда-то слышал, как вы говорили, что одно дело — смирение, а другое — знание себя. Потому очень просил бы вас сказать мне, если у вас еще есть время, каково различие между знанием себя и смирением, потому что мне кажется, что они одно и то же.

 

Старец: Так как ты вспомнил и об этом, то знай, что знание себя не то же, что смирение, но только ступень смирения. Чтобы понять это лучше, послушай святого Исаака Сирина, который говорит: «Не всякий, кто спокоен по природе, или благоразумен, или кроток, достиг уже ступени смиренномудрия. Но и того, кто пребывает в памятовании о своих падениях и полагает, что он смирен в мыслях, пока он не сокрушит своего сердца, вспоминая о них, и не низведет свое сердце и ум из помыслов гордыни, мы не сочтем смиренномудрым, хотя все это и достойно похвалы. Потому что у него еще есть помысел гордыни, и он не стяжал смирения, а только неким образом приближается к нему. Но истинно смиренномудрый — это тот, кто имеет в себе сокрытым что-либо достойное гордости, но все же не гордится, а считает себя землей, и прахом, и пеплом»

 

далее...

 

---

Из чего рождается смирение и какова его польза

 

Брат: Мне хотелось бы знать, преподобный отче, как рождается смирение в душе человека и каковы причины, приводящие нас к смирению.

 

Старец: По свидетельству святых отцов, брат Иоанн, у смирения много матерей: одни из святых отцов поняли, что смирение рождается из верного знания о себе; другие сказали, что смирение рождается из размышления о смерти и Страшном суде. Святой Иоанн Лествичник говорит, что путь к смирению – это телесный труд, послушание и правость сердца, а святой Исаак Сирин – что смирение рождается из скорбей и печали. Также святой Исаак Сирин говорит, что смирение рождается из страха Божия или из искушений, из богооставленности, из лютых браней с естеством и бесами и из многой молитвы.

 

Итак, брат Иоанн, как видишь из свидетельств этих святых и божественных отцов, причин, по которым рождается смирение, много. Потому я и сказал выше, что у смирения много матерей. А если ты спросишь у смирения и об отце его, то оно тебе ответит, что ты не узнаешь его, пока не стяжаешь в себе Бога.

 

далее...

[sasha 3 426]

НЕТ ОТДЕЛЬНЫХ ГРЕХОВ И ОТДЕЛЬНЫХ ДОБРОДЕТЕЛЕЙ

 

Протоиерей Андрей Ткачев

 

Есть тысячи важных вещей, которые по отдельности столь малы, что мы склонны не придавать им значения. Но собранные вместе, они приобретают силу. И если мы пренебрежем этой простой истиной, враг победит нас, поскольку он этими истинами не пренебрегает. Он прекрасно знает, что человек не станет творить большое зло, пока не оплетется по рукам и ногам мелкой ложью и «повседневными» грехами.

[sasha 3 426]

Смирение Христово
Пришел как-то в храм знакомый человек и попросил какую-нибудь книгу о Матроне Московской. Книги не было, но мы с ним с обоюдной радостью и восхищением поговорили об этой святой, похвалили ее, поохали, повосторгались.

Больше всего удивлялись тому, что человек она была, с мирской точки зрения, абсолютно немощный и бесполезный. Всего, что любит и чтит мир, в ней не было. Ни образования, ни власти, ни богатства, ни красоты. Ни-че-го. Вместо же всех желанных качеств была у нее в изобилии немощь. Точнее – слепота и бездвижность.

Только представь себя на месте неходячей и слепой старухи, только представь себе ее беспомощность и зависимость от посторонней заботы, и тебя как током передернет. О какой тут святости можно говорить? Дома престарелых у нас переполнены подобными несчастными стариками. И что, много вы там святости видели? Но в том-то и чудо, что через человека, внешне беспомощного, но молящегося и неунывающего, Христос в данном случае явил Свою великую силу.

«Сила Моя в немощи совершается», – вспоминается при этих размышлениях. И еще: «И незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, – для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом» (1 Кор. 1: 28–29).
Разговор о Матроне закончился, оставив в душе смесь радости и удивления, мы со знакомым распрощались, а ум мой, как-то сам собой, ухватился за продолжение темы. «Христос явил многократно и продолжает являть Свою силу, – говорила зашевелившаяся мысль, – через людей немощных, ничего не значащих, на которых мирскому глазу остановиться лень. Калики перехожие, юродивые, странники – это проводники силы Господней. И это потому, что и Сам Он “уничижил Себя Самого, приняв образ раба… Смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной”» (Флп. 2: 7–8).

«Он взял на Себя наши немощи и понес болезни».
Эти истины веры, формально известные давно и многим, способны, по мере углубленного размышления над ними, растопить сердце и увлечь человека на такую мысленную глубину, на которой часы пролетают, словно минуты. Среди многих мыслей думалось и о следующем.
Христос не захотел ни принимать славы от людей, ни действовать в том духе и в том стиле, которого от Него ждали, который бы непременно понравился.

Вот представим себе Его на мгновение не идущим пешком, а едущим на коне или несомым в паланкине на плечах рабов.
Вообще попробуем представить себе картину, стилистически противоположную евангельскому описанию поведения Мессии.
Его окружают толпы народа, и Ему это нравится. Кормит голодных и исцеляет больных Он с таким видом, с каким римский патриций бросает нищим мелкую монету.

В Его свите – ни одного рыбака, но только знатоки закона и высшее храмовое духовенство.
Он так же дарует зрение слепым и очищает прокаженных прикосновением, только уже не запрещает разглашать об этом. Напротив, говорит: «Пойди и всем расскажи, что сделал тебе Мессия».
Он красиво и богато одет. Всегда безупречно чиста Его кожа, всегда тонкий и изысканный аромат благовоний исходит от Него. Он благосклонно позволяет целовать Свои руки и следы Своих ног на песке.
Стол Его роскошен. Первые богачи наперебой стремятся сделать Его своим гостем, и Он дает им согласие по очереди. Цари и высшие вельможи ищут встречи с Ним. Он удаляется с ними в тайные покои, чтобы вести сложные разговоры о политических судьбах Израиля. Разговоры эти не предназначены для простых ушей.
«Это не мой Господь! – встрепенется христианское сердце. – Такому Мессии я не поклонюсь», «Христос не мог Себя так вести». Да, не мог. Да, Он не таков. Но именно такого Мессию и ожидали израильтяне. Такой вождь, соединяющий в себе черты знатока Писания и религиозной традиции, черты властного политического лидера, притом чудотворца, человека умного, сильного и бесстрашного, гордого собою, своей миссией и своим народом, – такой вождь ответил бы их ожиданиям. Ответил бы, но этот человек не был бы Христом.
Христос истинный все сделал по-другому.
Рамки человеческих представлений о Нем или велики Ему, как велик сыну отцовский пиджак, или ничтожно малы. Но всегда эти рамки Ему не соответствуют.

Мы хотим величия, а Он пренебрегает им.
Мы жаждем яркости, эффектности, а Он настолько прост, что без действия Святого Духа никто не назовет Иисуса Господом.
Мы уверены, что Он должен руководить массами и, как вождь, быть на виду. А Он уходит в пустые места и подолгу молится.
Мы хотим, чтобы Он дал ответы на глобальные вопросы, чтобы Он вмешался в мировую политику и, может, стал во главе ее. А Он говорит нам все о сердце да о сердце. И еще – о покаянии, о милости, о духовной нищете.
Нет, Мессия истинный остается загадкой для сегодняшнего человека точно так же, как был Он неразгаданной загадкой для человека прежних эпох. Мы – о, горе! – то и дело вожделеем не Христа, а антихриста; ищем всемирного политического лидера, а не кроткого Исцелителя сердца. Прямо как в Евангелии: «хотим прийти, нечаянно взять Его и сделать царем, но Он удалился» (См.: Ин. 6: 15).

Сам еврейский народ не обрадовался бы, если бы Мессия действовал в духе земных властителей. И без того вечно скорый на восстания, еврейский народ с таким вождем, как Иисус, поднялся бы как один человек на борьбу против Рима. Что было бы после, прекрасно понимали первосвященники. Рим владел миром, а Римом владел божественный, по мнению римлян, император. Два вождя с божественным достоинством не могут ужиться на одной земле. Римская империя пошла бы войной, неизбежной и беспощадной, на Мессианское царство Израиля, возглавленное Иисусом.
«Придут римляне, и овладеют и местом нашим, и народом», – говорили испуганные религиозные вожди. То есть воодушевление народа и массовое следование за Христом неизбежно приведет к бунту, а бунт приведет легионы в Святую землю, и тогда всем беда. Именно в ответ на их обоснованные страхи Каиафа произнес свое зловещее пророчество: «Лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб» (Ин. 11: 50).

Нам же, бывшим язычникам, как можно было бы уверовать в Бога Живого, как можно было бы прийти к Нему, если бы не смирение Христово? Если бы Он пришел не для всех, не как Друг всякого человека, а исключительно как Мессия еврейского народа, разве допустили бы нас евреи до «своего» Мессии?
По причине своего национального эгоизма и крайней гордости они на пушечный выстрел не пустили бы никого прикоснуться к Святому Израилеву.
Справедливости ради скажем, что на месте евреев так поступил бы любой народ, поскольку гордостью все люди больны одинаково.
Значит Христос, этот живой Путь в дом Отца, мог стать Господом всех и Славой всех только в случае отвержения Его евреями, в случае их брезгливого непонимания и слепого отказа. Но и это – милость, поскольку «они (евреи) теперь непослушны для помилования вас (бывших язычников)» (Рим. 11: 31).
Отверженный евреями, Он стал Спасителем всех, не переставая быть Исполнителем пророчеств и истинным Мессией еврейского народа. Отверженным же Он мог стать не иначе, как только через такой образ жизни и проповеди, какого от Него не ждали.
Самое время процитировать восторженный возглас апостола: «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его. Ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему?» (Рим. 11: 33–34).

Он и милостив, и силен; и крепок, и смирен. Его кротость временами мешает видеть в Нем Судью. Его простота сначала обезоруживает и лишь потом пугает.

Он благоволит распространить познание о Себе не через внешние эффекты, подобные земной славе и величию, а через силу слов и дел, которые совершаются Его слугами: апостолами, евангелистами, праведниками.
Эти друзья Христовы во все времена действуют одинаково. Будучи простыми, они, тем не менее, сильны силою Божиею.
Как Христос, избегающие шума и показного величия; как Христос, не ищущие славы себе; часто, как Христос, униженные и отверженные, – они владеют оружием, «сильным Богом на сокрушение твердынь». Этим оружием они «ниспровергают замыслы и всякое превозношение, восстающее против познания Божия, и пленяют всякое помышление в послушание Христу» (См.: 2 Кор. 10: 3–5).
Не внешним видом, но внутренней силой они влекут нас к вере в Спасителя.
Не по листьям, а по плодам мы узнаем в них угодников Божиих.
Благодаря им укрепляемся в спасительной вере.

Благодаря им время от времени радуемся, как дети, радостью чистой и в этом мире редкой. Вот так, как мы порадовались во время оно с моим знакомым о святости Матроны и о силе, которая в немощи совершается.

Протоиерей Андрей Ткачев

[sasha 3 426]

Цена добра

Сергей Мазаев

 

В первом послании апостола Павла к коринфянам есть интересные слова: «Ваша покорность вере всем известна; посему я радуюсь за вас, но желаю, чтобы вы были мудры на добро и просты на зло». О какой мудрости идет речь? Разве для осуществления добра нужно еще что-либо, кроме горячего желания его совершить?

Джеймс Кристенсен. Лепта вдовицы

Возможно, апостол предостерегает нас от поддельного добра, которого в мире найдется гораздо больше, чем фальшивых денег. Так, например, существует практика благотворительности с целью добиться освобождения от налогов. В некоторых ресторанах имеется специальное предложение: съедая особый гамбургер, цена которого намеренно завышена, вы жертвуете некоторую сумму в фонд помощи детям. Можно ли с чистым сердцем говорить здесь о добре? Быть может, это оригинальная медицинская технология улучшения пищеварения? Ведь еще от профессора Преображенского из «Собачьего сердца» известно, что настроение, с которым человек принимает пищу, влияет на его обменные процессы.

 

Мудрость, различающая подлинные и фальшивые вещи, должна бы нам подсказать, что совершить добро не то же самое, что сделать кому-то приятно. Иначе банщик или массажист окажется добродетельнейшим из смертных. Это не значит оказать кому-то услугу. В этом случае официант – праведник. И даже принести пользу – не то же самое, что сделать добро. Тогда разумные эгоисты, создающие рабочие места в беднейших регионах с целью сократить производственные издержки, должны почитаться наравне со святыми.

 

Сделать добро не так просто, как помыслить его. В Евангелии от Матфея есть слова Христа, указывающие на то, что зло получает бытие очень легко – человеку достаточно его захотеть: «Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем». Но нигде не сказано противоположное: «Тот, кто восхитился подвигом праведника, сам уже совершил подвиг». Для обретения бытия добру, в отличие от зла, требуется жертва: «И сел Иисус против сокровищницы и смотрел, как народ кладет деньги в сокровищницу. Многие богатые клали много. Придя же, одна бедная вдова положила две лепты, что составляет кодрант. Подозвав учеников Своих, Иисус сказал им: истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила больше всех, клавших в сокровищницу, ибо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила все, что имела, все пропитание свое».

 

Добро не сбывается там, где нет особой драматургической логики любви. Одно дело – снять с брюха излишки жира, и совсем другое – «положить живот за други своя». Отдавая излишнее, мы не совершаем жертвы. Не случайно указано в Евангелии, что две лепты – это все пропитание вдовицы. Отдавая их, она открывает себя страданию. Только такой ценой и сбывается в мире подлинное добро.

 

Те мелкие услуги, которые мы привычно обозначаем громким именем добра, есть не что иное, как «приобретение себе друзей путем неправедным». В Евангелии от Луки есть притча о неверном управителе, которого господин хотел отправить в отставку. Желая обеспечить свое будущее, хитрец заручился расположением должников своего хозяина, вернув им долговые расписки. «Приобретайте себе друзей богатством неправедным, – советует Христос, – чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители».

 

Что бы ни отдал друзьям человек – кроме того, что избавляет его от боли и смерти – он по-прежнему следует «путем неправедным», ибо возвращает в мир то, что ему не принадлежит. Все, чем располагает человек, в том числе, его личные силы и способности, есть дар от Бога. Отдать это – значит, отдать не свое. Вполне своим человек может считать лишь то, что уводит его от боли и смерти. Только отдавая это, можно творить настоящее добро.

 

Среди циников распространен афоризм: за зло расплачиваться не нужно – расплачиваться нужно за добро. И в этом есть доля истины: верный признак того, что удалось сделать что-то хорошее, – если зло возмутилось и обрушило на тебя удар. И наоборот: если у тебя в жизни решительно все благополучно, это подозрительно. Почему дьявол не мешает? Быть может, ты давно уже с ним заодно, просто не подозреваешь об этом?

 

Зло, в отличие от добра, не испытывается страданием потому, что оно заведомо не может быть качественным. Так пробу ставят на золото, а не на мешок с навозом. Зло совершается проще и минует этап экзистенциальной оценки, потому что каратов не имеет. В каратах оценивают бриллианты, стекло – принимают на вес. Экзистенциальная оценка добра – страдание, которое ты за него готов претерпеть. Поэтому, если ты хочешь сделать добро, то будь готов к тому, что его тщательно оценят: на сколько карат «тянет» твое добро?

 

Стоит вспомнить о раннехристианских мучениках. Жития святых свидетельствуют о том, что некоторые из них намеренно провоцировали гонителей в поисках мученичества. Зачем? Видимо, им не хватало виртуального, умного христианства. Их кредо: если уж за нас Христос распялся, нам ли не распяться за Христа? Эта вера требовала бытия для совершенства. Поэтому они публично заявляли о непризнании других богов и топтали турецкие фески в присутствии султана. Имея сокровище, они желали знать и являть его ценность в каратах боли. В противоположность им, мы, современные христиане, в большинстве случаев ищем комфорта веры и заботимся о своих «религиозных правах», не замечая того, что уже вполне свободно усвоили язык мира сего.

 

Помня о том, что добро без боли не бывает, мы, по крайней мере, сохраним одну христианскую добродетель – трезвость. Ведь как порой легко обольщается совесть привычно источаемой улыбкой и смиренно потупленными взорами. Как легко сопричислить себя ко святым, облегчив от мелочи карман подле нищей старушки. Какие чувства способен вызвать благочестивый разговор в кругу друзей с твоего прихода! Но истину о нас способна сказать лишь боль свершающегося при нашем участии добра – трагичного и торжествующего.

 

Сергей Мазаев

18 октября 2011 года

[sasha 3 426]

Елена Гаазе. Научиться страдать

 

Хочется всегда побеждать. Быть счастливой и здоровой. И, как теперь принято говорить — успешной. Но именно в такие периоды, когда все получается и вокруг тебя сплошной позитив, сердце как будто ожесточается, отходит от Бога, а мысли о неизбежности страданий кажутся особенно возмутительными. Чем больше мы воцерковляемся, тем яснее начинаем видеть то, что раньше ускользало от нашего невнимательного, закрытого собственными переживаниями, взгляда: вокруг очень много боли (а ведь еще недавно казалось, что только наша боль — самая настоящая, самая нестерпимая), но еще больше поводов для счастья. И самый главный из них — то, что мы пришли к Богу. И знаем теперь, что для спасения нужно многому научиться, в том числе — научиться страдать.

Один из первых духовных советов, который я получила, меня обескуражил: «Учитесь страдать». И первой мыслью, промелькнувшей тогда, была: «Учиться страдать — зачем это? Я не хочу. Страданий все равно не избежать, но пока все хорошо — лучше о них не думать». Большинство старается избежать даже малейшей боли, малейшего дискомфорта. Борется за личное счастье, готово на все ради сохранения здоровья и жизни. Даже святое желание иметь детей иногда за­ставляет их идти на дикие безбожные поступки. Без понятия о Промысле Божием трудно смириться не только с болезнью, безответной любовью, но даже с собственным отражением в зеркале.

 

Убегая от всех, даже самых ничтожных видов страдания, которые и страданием-то не назовешь, люди за­крывают себе путь к Богу. Если, придя в Церковь, большинство из нас ищет именно избавления от мучений — то по мере воцерковления мы начинаем понимать: настоящая духовная жизнь — это радость, невозможная без страданий. Хотя бы потому, что сердце в церкви начинает оживать, учится любить и сопереживать, а значит — болеть. И чем дальше, тем больше. Мы становимся все более открытыми для чужой беды и все чаще «подставляемся», разрушая невидимые барьеры между собой и ближними, наконец. Иначе и быть не может. Иначе, по словам религиозного писателя С.Я. Фуделя, «когда верующий человек отказывается от подвига своей веры, от какого-то узкого пути и страдания внутреннего, то Бог — если Он еще благоволит его спасать — посылает ему страдание явное: болезни, лишения, скорби, чтобы хоть этим путем он принес «плод жизни вечной».

 

С Ириной я познакомилась в паломнической поезд­ке. Вернее, видела ее и раньше, но кроме того, что она прихожанка одного из саратовских храмов, ничего о ней не знала. Ирина рассказала мне историю своего прихода к вере. У нее — достаточно редкое неизлечимое заболевание. Больные с таким диагнозом испытывают постоянную боль в ногах, унять которую невозможно никакими лекарствами. Трудно представить себе, как это: жить в постоянной боли и знать, что это, возможно, навсегда…

 

— Не буду скрывать — я пришла в церковь в надежде на исцеление,— рассказывает Ирина.— Это было главной причиной. Видимо, Бог исчерпал другие возможности привести меня к вере в Него и послал мне болезнь как последний способ меня вразумить. Шаг за шагом, благодаря отеческой заботе моего духовника, я пришла к пониманию смысла своего страдания, сумела смириться с ним и ощутить благодарность Богу за то, что Он не забыл меня. До этого были и сильнейшее уныние, и протест, и желание во что бы то ни стало избавиться от болезни…

 

Собеседница не скрывает — она и сейчас надеется на выздоровление, но теперь для нее это уже не главное.

— Мне открылся мир Православия, а это такое счастье, о котором я никогда не узнала бы, если бы не заболела,— объясняет она.— И мне очень жаль тех, кто лишает себя этого счастья, и страшно за людей, которые не слышат Божиего призыва, даже серьезно заболев…

По работе Ирине часто приходится иметь дело с творческими личностями, среди которых, по ее словам, много так называемых «странных» людей, поэтому она давно научилась быть терпимой и доброжелательной, принимая людей со всеми их достоинствами и недостатками. Но лишь придя к вере, она поняла, что существует совсем другая степень отношений.

— Хотя у меня много друзей, большинство из которых я знаю не один десяток лет, только теперь я учусь по-настоящему глубоким и теплым отношениям с людьми — гораздо большим, чем обычная приветливость и взаимная приязнь,— поясняет Ирина.— Стараюсь относиться к людям с большей сердечностью, пониманием. Хотя пока у меня это не всегда получается…

Еще одну очень важную вещь поняла Ирина: ни в коем случае нельзя себя жалеть. Жалость к себе — разрушительна. Когда жалеешь себя — это путь от Бога. Жалость и милосердие к другим — путь к Нему.

— Вокруг столько людей, страдающих гораздо сильнее, чем я,— говорит она.— Сначала я научилась их видеть, сопереживать им. Теперь учусь у них мужеству, терпению, готовности с благодарностью принять все, что посылает мне Бог.

 

Елена Гаазе

Источник: Православие и современность

[sasha 3 426]

У КАЖДОГО СВОЯ МЕРА... Беседа о смирении

Митрополит Лимассольский Афанасий

 

Мы приходим в мир сей, неся с собой тяжелый груз, – и этот факт научно доказан. Мы многое получаем в наследство, через ДНК, и каждый из нас призван бороться с тем, что есть негативного в этом наследстве. Если ты раздражителен, ты призван стать кротким, если жаден – призван стать милостивым, если разбалован – ты призван стать подвижником, закалиться. Как говорил старец Паисий, если ты говорун, тебе нужно стать святым говоруном. То есть говорить все время о Боге, стать сродни апостолу. Если ты силен – надо стать сильным святым.

Один подвижник сказал:

– Ты очень любопытен! Тебе надо сделать свое любопытство священным! Например, выучи все жития святых. Вместо того, чтобы исследовать подноготную жителей своего околотка, изучи «подноготную» святых, выясни все про их жизнь, чтобы знать, что каждый из них делал.

Каждый освящает себя тем, что ему дано. У одного есть одно, у другого другое. У одного одна немощь, у другого – другая, у одного одно дарование, у другого – другое. Всё это составляет наше собственное я. Мы призваны преобразить всё это в Иисуса Христа. Ты скажешь, что одно легче, а другое труднее? Но потому Бог и не судит по внешности, потому Христос перво-наперво и запретил нам судить. Он не позволяет нам судить людей именно потому, что мы не можем видеть сердце человека. Он говорит нам: Не судите других по наружности (Ин. 7: 24).

 

Наш старец говорил нам: тот человек, который по природе своей кроток, что бы ты с ним ни делал, не нервничает; однако ему не будет венца от Бога, потому что он кроток. А тот, кто и из-за малого пустяка вспыхивает, но целый день борется с собой и тогда, как мог бы разгневаться пятьдесят пять раз, разгневался только пять, – он человек, ведущий духовную брань.

Тогда как другого, если и захочешь вывести из себя, не сможешь сделать этого. Потому что для этого он должен быть немного поэнергичнее, а не таким апатичным: ты его и так, и эдак – а он ничем не смущается. Да пошевелись же хотя бы, сын мой, скажи и ты какое-нибудь слово, я не знаю, воспротивься там, что ли! Скажи же что-нибудь! Ничего! Он как машина, в которую вместо бензина залита вода. Ну что, загорится ли когда-нибудь вода? Не загорится.

 

В его характере есть что-то хорошее, но ему не будет особой похвалы от Бога, потому что он на самом деле кроток. А тот, кто действительно борется и проливает поты для того, чтобы не разгневаться и не смутить людей, – это подвижник, это великий борец.

В житии святого Афанасия Афонского, ктитора Великой Лавры, описан такой случай. Этот святой всегда много ел, и монахи говорили: «Да, свят наш старец, но ест много…»

 

Услышав это, повелел он однажды повару приготовить еды намного больше обычного и наказал ему: «Запри дверь трапезной, чтобы они не могли разойтись по кельям, и делай то, что я тебе скажу!»

Сели монахи и начали есть. Когда они закончили, святой Афанасий сказал повару:

– Принесите всем еще по одной порции!

Принесли вторую порцию, и монахи съели ее. Третья порция. Монахи принялись и за нее, но съели только, скажем так, одну треть. Принесли четвертую порцию. Они уже не могли есть, только двое-трое из них осилили ее. Пятая порция. Шестая порция. Седьмая. Святой Афанасий съел семь порций. Тем временем все уже отказались есть. И он сказал тогда братиям:

– Вот посмотрите: семь порций я съел и могу сказать, что только теперь я едва насытился в какой-то мере! Чувствую, что съел столько, сколько съедал бы, если бы соблюдал воздержание. Вы съедаете одну тарелку и наедаетесь, и вам этого довольно. А я съедаю с вами две тарелки и никогда не наедаюсь, ибо мне необходимо съедать семь. Съедаю только две или полторы и с великим трудом воздерживаюсь. Поэтому не судите по наружности. У разных людей разная мера.

 

Человек видит это, когда он живет среди множества людей. Действительно, есть люди, которым достаточно горсточки еды в сутки, а другой съедает целую кастрюлю и не наедается. Между ними большая разница. Есть разные люди. Поэтому мы не можем судить другого человека по внешности – поэтому суд и принадлежит одному только Богу. Поэтому дарования и харизмы, о которых предполагается, что их мы имеем или кажется, что имеем, и даже плохие качества мы должны принимать с великой любовью и большим снисхождением, предоставив суд Богу.

 

 

  Показать содержимое

На это указал Христос словами: на всякий день несите крест свой (ср.: Лк. 9: 23). Что это, то, что мы должны делать ежедневно? Бороться с собой. У меня такой характер: я завидую, обижаюсь, своенравен, строптив – значит, я должен бороться со всем этим. Что поделать? Я такой. Вижу это, сам себе ставлю диагноз, что я такой, и за этим диагнозом должно следовать лечение.

В монашестве первое, что нужно претерпеть, – это понести этот страшный диагноз, когда человек слышит о том, что он представляет собой в действительности. Что такое исповедь? Это раскрытие наших реальных духовных болячек, каковыми являются наши грехи; она – диагноз духовного отца, который говорит тебе: «Посмотри, ты…то-то и то-то». Или не говорит тебе этого, потому что ты не можешь этого понести, а знает это сам.

 

Это как когда ты идешь к врачу, он осматривает тебя и знает, что с тобой, какие лекарства и сколько прописать тебе, какое лечение тебе надо принять, чтобы выздороветь. Так же и в духовной жизни. Человек тотчас видит, что происходит, как он бывает побежден, где падает, где сталкивается с трудностями, и там он останавливается и начинает бороться смиренно, без стресса, без этих бесконечных: «Ну почему?! Ну почему?! Ну почему?!», которые нередко являются порождением нездорового эгоизма.

«Ну почему же я думаю так, почему я делаю это?!»

 

Хорошо, а ты что думал о себе? А почему бы тебе не думать так? Неужели ты считал себя таким хорошим, что удивляешься, как ты мог подумать или сказать такое? Ты человек, ты всё можешь подумать и всё можешь сделать. Если человек не внимает себе или подчиняется страстям, он может сделать всё и выдумать всё. У человеческой природы имеются возможности ниже ее и выше ее. Огромные возможности.

 

Ответим на следующий вопрос: «Вы сказали, что болезненное смирение – это самый плохой эгоизм. Что это такое, и как нам его различить в себе? Отличается ли смирение от смиренномудрия? Где проходит грань между человеческим достоинством и недостоинством, смирением и унижением?»

 

Посмотрите, дети: смирение, совершенное смирение есть совершенство человека. Совершенный человек – это смиренный человек, который может по-настоящему любить другого человека и Бога. Потому что смиренный – единственный, кто может подражать Христу: пожертвовать собой ради брата своего и действовать с абсолютной любовью. Только смиренный человек может по-настоящему любить других и Бога. Или любить соответственно своему смирению, в той же степени. Следовательно, смиренный человек – совершенный человек.

Однако пока мы достигнем этого, нам надо пройти через много ступеней, исключительно много ступеней. Через призму своего опыта, врачующего человеческую душу, отцы Церкви описывают всю эту лестницу, ведущую к совершенному смирению.

 

Совершенное смирение не означает унижения. Нет. Смирение представляет собой восполнение твоего бытия. Когда ты достигнешь его, ты уже функционируешь с благородством, без страха, без комплексов, без подозрительности, без корысти, без лукавства, без всего. В смиренном человеке нет ничего, что имелось бы в недостатке. Ни недостатка, ни излишества. Все действует в чудесной гармонии и равновесии. Поэтому смирение никак не связано со всякими нездоровыми вещами, с комплексами неполноценности и невесть еще с чем.

Но ты скажешь: «А мы? Хорошо, таково совершенство. А мы где находимся?» Мы боремся за то, чтобы стать смиренными сердцем, как повелел нам Христос, и стать подобными Христу – нашему Отцу.

 

Мы начинаем с первой ступеньки. Это, естественно, еще не совершенство, а всего лишь первая ступень. Как дитя, которое должно научиться читать и писать, начинает с яслей, пока не дойдет до университета. Да, оно не может быть совершенным в яслях. Или еще в первом классе, где, учась писать буквы, исписывают ими по полстраницы. Да, но если не будешь писать этого, ты не попадешь в университет. Ты не можешь перепрыгнуть через первый класс по той причине, что всё это – детские занятия, и сказать: «Ну что это за ребячество?» Да, это всё для детей, но это – основа, и поэтому это нужно. Ты начнешь с этого, пойдешь в первый, во второй, третий класс, подрастешь, станешь крепче и телом, и умом.

 

Следовательно, и в духовной жизни человек начинает с простых, даже внешних вещей. Когда человек хочет стяжать смирение, он начинает с того, чтобы отсечь свою волю. Например, он проявляет терпение к другому человеку, не настаивает на своем, не ругается из-за того или другого и начинает относиться к окружающим со смирением. Также и во внешнем: он пользуется мирскими вещами в меру, не вкладывает эгоизм и тщеславие даже в свой внешний вид, в свой образ жизни, в манеру говорить, смотреть и относиться к другим.

 

Авва Дорофей рассказывает, что однажды он оказался в таком месте, где поносили какого-то христианина, который слушал всё это без доли смущения. И авва подумал: браво, у этого христианина имеются добродетели: другой его ругает, а он не говорит ничего! И когда подошел к нему и спросил: «Как же ты выдержал в тот миг, когда другие тебя поносили, чтобы ничего не ответить им?» – тот сказал: «На этих собак, что ли, я стану обращать внимание?»

То есть он им не отвечал не потому, что был смирен сердцем и говорил себе: «Ладно, не буду спорить. Проявлю терпение», – а потому, что презирал их и считал собаками.

Иной советует тебе: «Да забудь ты об этом! Не обращай на него внимания!»

Пусть так, не обращай на него внимания, это лучше, чем воевать с ним, но все же тебе следовало бы смотреть на другого более добрым оком.

 

Гнев – признак эгоизма. Это одна из лампочек, которые вспыхивают, когда электричество приходит в дом. Нажимаешь на кнопку, и лампочка загорается. Итак, ты хочешь посмотреть, есть ли в тебе эгоизм?

Гневаешься ли ты? Если гневаешься и начинаешь нервничать, это значит, что что-то в тебе не так, это значит, что все эти нервы не оттого, что другой задел тебя или поставил твою репутацию под знак вопроса. Это всё признаки, это тест, по которому человек может проверить себя сам.

 

Другой приходит и оспаривает сказанное тобой или выражает к тебе презрение, не говорит с тобой или поносит тебя, унижает – и ты стараешься не ответить ему. Разумеется, сначала это трудно. Внутри себя ты можешь кипеть весь. Ладно. Но ты закрываешь рот и говоришь себе: «Стисну-ка я зубы, чтобы не ответить ему».

Ты скажешь мне: «А что же в этом хорошего?» Да, это не совершенно – совершенством было бы помолиться за того, кто тебя опорочил, – но это уже первая ступенька. По меньшей мере, не отвечай ему.

 

Это сказал Христос, но слова Его понимают ошибочно. Он сказал: «Зуб за зуб», – и говорят: «А что же это значит тогда? То есть если тебе кто-нибудь выбьет зуб, ты тоже должен выбить ему зуб?» Или око за око. Они не понимают, что Бог сказал это евреям, потому что евреи и люди той эпохи, стоило выбить им зуб, как они разбивали обидчику всю челюсть, и поэтому Бог запретил им это и сказал: «Выбил ли тебе кто зуб? Не выбивай ему все 32, а только один». Это был подвиг для тех людей.

 

Или если выбьешь ему глаз, он уже кидается отрубить тебе голову. «Один глаз, – говорит ему Господь, – у тебя есть право на один глаз. Ни голову ему не отрубай, ни обоих глаз не выбивай. Одна пощечина – за одну пощечину. А не так, чтобы ты переломал ему все кости».

Приложите это, однако, к какому-нибудь народу строптивому или к самим себе. Вот подходит к тебе кто-нибудь и бьет тебя в зубы кулаком – если ты вспылишь, то один ли только кулак отвесишь ему взамен? Или скажешь: «Извини, пожалуйста, я должен тебе буду один кулак»? Нет, ты отвечаешь ему на это десятью ударами.

 

Поэтому человек начинает с простых вещей – это подвиг и борьба. Потом в жизни ведь много такого, что кажется мелочью. Стоишь где-нибудь в очереди, а другой приходит и встает перед тобой, и ты проявляешь терпение. Отцы Церкви использовали такие мелочи превосходным образом. В «Патерике» имеется много прекрасных примеров этого.

 

Об авве Агафоне говорится, что он сказал Богу: «Боже, помоги мне сегодня исполнить волю Твою!»

Ты решаешь, что сегодня сделаешь всё, чтобы исполнить волю Божию. Мы склонны думать, что это значит – взять Евангелие и читать его с утра до вечера. Или как вопрошало меня одно духовное чадо: «Отче, должен ли я целый день читать Новый Завет, сидя в своей комнате?»

Я ему говорил до этого: «Внимай себе, чадо, не шатайся по улице!», а он подумал, что нужно сидеть с Новым Заветом в своей комнате и читать его постоянно.

Итак, что же сделал авва Агафон, чтобы исполнить волю Божию в тот день? Ничего особенного. Он встал утром, как делал это каждый день, и отправился на мельницу, чтобы смолоть свое зерно, которым ему предстояло питаться весь следующий год. Пришел он в Египет и сказал себе, что пойдет сделает свое дело. Пришел на мельницу, и тут какой-то человек сказал ему:

– Авва, ты не поможешь сначала мне смолоть зерно? Потом смелешь свое...

– С удовольствием, брат!

А вы знаете, что тогда мололи не как сейчас, машинами: насыпаешь в нее зерно, и оно мелется себе – тогда нужно было вращать каменные жернова. Я застал это на Святой Горе, потому что там, где мы жили, не было машин, и, когда мы хотели запастись елеем, нам приходилось самим вращать тяжелый камень, чтобы выжать елей. Вы понимаете, что сначала из тебя самого выжимался весь елей, а после этого уже шел тот?! Ты предпочел бы никогда не есть масла, чем… Вот так ты понимаешь, как дорога капля масла, которое сегодня человек может запросто выкинуть. Восемь маслин дают одну ложечку масла, и оно доставалось с таким трудом: нужно было тащить маслины на своем горбу, выжимать их и еще невесть что. Так было трудно…

 

Итак, авва пошел и помог тому человеку. Только он закончил и хотел уже засыпать свое зерно, как приходит другой и говорит:

– Авва, я тороплюсь, прошу тебя: пропусти меня!

– С удовольствием!

И ему помог.

 

С самого утра и до вечера он так и не смог смолоть свое зерно. Только собирался засыпать его, как приходил кто-нибудь, опережал его, и за целый день ему так и не удалось сделать это. Но в «Патерике» написано, что он не позволил себе при этом даже мало-мальски возроптать на брата своего, а под конец был извещен, что в этот день ему действительно удалось исполнить волю Божию[2].

Видите, как он в своей повседневной жизни не возмущался и не обвинял никого?

 

О другом авве говорится, как он отправился продавать свои корзины, а к нему привязался один парализованный человек. Авва продавал корзины, которые сам делал, и на эти деньги ему предстояло жить целый год, так как он подвизался в пустыне. Больной спросил его:

– За сколько ты продал корзину?

– За одну монету.

– Ты купишь мне пирог?

– Куплю!

Как только продал еще одну, парализованный тут же спросил:

– А эту за сколько продал?

– За две монеты!

– Купишь мне платок?

– Куплю!

И так продолжалось весь день – авва истратил на него все свои деньги. Ничего не оставил для себя. А напоследок тот сказал ему:

– Ты отведешь меня домой?

– А где твой дом?

– На другом конце Александрии.

– Хорошо, отведу. А как же тебя вести?

– Как? Посадишь меня на свою спину.

Взвалил он его себе на спину, хотя сам был изможден, а человек тот оказался очень тяжелым. Шел он, шел, и в какой-то момент ноша его стала легчать, обернулся он назад и что же видит? Ангела Господня, который сказал ему:

– За это имя твое будет великим пред Богом![3]

Именно за то, что он совершил такое в своей повседневной жизни.

Дети, не думайте, что совершенство христианина проявляется в специальных условиях. Мы не вырастаем в парниках. Мы живем в мире сем, каждый своей повседневной жизнью – там ты и станешь совершенным, когда будешь внимателен в этих обыденных вещах, происходящих с тобой каждый день.

 

О другом подвижнике, достигшем высокой меры, говорится, что в час смерти лицо его просияло, и его спросили:

– Но что же ты совершил в жизни своей?

А он ничего особенного не мог рассказать. Он не был великим подвижником.

– Ничего такого я не совершил в своей жизни, никаких особых подвигов. Но прожил я в монастыре вот уже 30 лет, и в одной келье вместе со мной находилась моя корова. Старец наказал мне поместить ее у себя.

Понимаете, он плел корзины, а корова жевала их и портила, они ведь были сплетены из травы… Вы представляете себе это: жить в одной комнате с животным?! Мы с людьми и то не можем ужиться никак. А монах сказал:

– Но за 30 лет я не позволил себе вознегодовать на моего старца.

 

А на его месте другой сказал бы: «Да ладно, ну в своем ли уме этот человек – повелеть жить с коровами? Неужто комнат уже не хватает?»

Однако ни на животное, ни на человека не возроптал тот монах. Проявил терпение в том, что было у него перед глазами, и это сделало его совершенным пред Богом, потому что он делал это ради любви Христовой, говоря себе: «Ради Бога проявлю я терпение и стерплю это животное, вытерплю этого человека, переживу это затруднение!»

 

Следовательно, человек начинает с малых дел. Кто не обращает внимания на малые дела, тот никогда не дойдет до великих. Кто презирает малые дела, тот падет. Поэтому в духовной жизни важно, чтобы человек начал просто, спокойно, с того, что жизнь преподносит ему каждый день.

Начинаешь ты день свой – тут приходит другой и нарушает твои планы, приходит второй, поносит тебя на чем свет стоит и говорит: «Ты виноват!»

 

Это удобные возможности, возникающие каждый день в твоей жизни. Воспользуйся ими – и увидишь, что у тебя будет много случаев к тому, чтобы усовершенствоваться, чтобы достичь совершенства. Если ты каждый раз нервничаешь и кричишь: «А вот сейчас приду и покажу тебе, кто виноват!» – то, конечно, по-человечески ты можешь оправдаться, но потеряешь все эти возможности к усовершенствованию.

Все можно обернуть на пользу, а самая большая арена для смирения – это брак, если им пользуются смиренно. В браке нет места эгоизму. Если имеется эгоизм, брак распадется, он затрещит по швам. В браке ты призван упразднить себя, служить своим детям, своему семейству. Ты трудишься каждый Божий день, идешь домой, и тут приходит сын твой или дочь и забирает у тебя деньги, говоря: «Мне нужно десять лир, чтобы пойти туда-то!»

 

А ты с таким трудом заработал эти десять лир. Но, несмотря на это, с радостью отдаешь их, чтобы доставить радость своему ребенку или купить ему что-нибудь хорошее. Или же всю жизнь из кожи лезешь, чтобы купить себе дом или что-нибудь еще, а потом с удовольствием отдаешь его своим детям – это ли не преодоление себя? Когда я отдаю своему ребенку то, что у меня есть, тогда как сам я вымучен, разбит, хочу спать, измотан… Или же когда нянчу своих малых детей: ночью хочу спать, валюсь с ног от недосыпания, я уже не выдерживаю, но иду посмотреть на них, приласкать их с любовью. Что это такое? Это повседневное преодоление себя – и для мужа, и для жены. Смирение не значит совершение нереальных вещей. Оно происходит не где-то там, а здесь, где находишься ты – на твоем рабочем месте. Например, у тебя суровый начальник, настырный коллега – посмотри на него с любовью, используй это, обрати это на пользу духовным способом.

Разумеется, это нелегко. И не все мы постоянно пребываем в состоянии такого духовного бодрствования, чтобы всегда использовать возможности и поступать как должно. Но по крайней мере там, где нам это не удалось, где уже вспыхнули лампочки и стал валить дым, там… когда погаснет это зло, смирим себя пред Богом и скажем:

– Боже мой, прости меня! Я не смог – я опять разгневался, опять вспылил, опять поругался, я упустил возможность, имевшуюся у меня.

Смирение или исповедь помогают мне поправить то, что я сделал, или вернуть ту возможность, которую я потерял. Так человек постепенно приобретает смирение через все воспитание, которое мы получаем в Церкви.

 

Смиренномудрие означает смиренно думать о себе. Приходит к тебе какой-нибудь помысел, например: «Нет никого такого, как ты!» – а ты говоришь: «Да замолчи же ты, дитя мое! Чтобы не было никого такого, как я? Да кто я такой?» Это смиренномудрие.

Или же помысел говорит: «Я знаю все!» Но ты говоришь себе: «Да откуда у меня столько уверенности? Разве я не совершал столько ошибок в своей жизни? Разве говорил так много такого, что оказывалось потом неправдой? Как я могу знать все?»

И другой тоже может быть прав. Отсюда ты понимаешь, что одно дело – смирение, а другое – смиренномудрие, которое значит, что ты пытаешься подвизаться, иметь смиренные помыслы. Не думать, что ты центр Вселенной, что ты знаешь все. Когда тебя борет помысел, что что-то якобы обстоит таким-то образом, ты должен воспротивиться ему смиренными помыслами, пока не приведешь себя в состояние равновесия.

 

Вот ты думаешь, что все смотрят на тебя, и поэтому говоришь: «Я не хожу в церковь, потому что, как только войду туда, все оборачиваются и смотрят на меня». Хорошо, дочь моя, но неужто вся церковь оборачивается и смотрит на тебя, как только ты войдешь? Да как же может быть такое? Может, зажигается какая-нибудь лампочка, что ты, мол, вошла внутрь, и все оборачиваются, чтобы увидеть тебя? Никто тебя вообще не видел. Да и желания у них такого нет. Это у тебя есть какая-то идея о себе, и ты думаешь, что ты – центр Вселенной. Кем ты себя воображаешь, чадо? Неужели ты думаешь, что, где бы ты ни появилась, ты притягиваешь взоры людей? Да другой пошел в церковь не для того, чтобы посмотреть на тебя. Что в тебе такого ценного, что другой непременно должен это увидеть? Правда заключается в том, что он даже не замечает тебя!

 

Однако если в такой ситуации вместо того, чтобы стесняться, ты скажешь себе: «Никто на меня не смотрит! Да и зачем на меня смотреть? Зачем им обращать на меня внимание?» – вот тогда ты смиряешься.

То же самое касается стыда, который у нас иногда бывает. И на нем тоже есть подобные отметины эгоизма. Почему тебе стыдно? Тебе стыдно пойти куда-то? А почему? Думаешь, что испортишь себе репутацию? Отцы решительно воевали с этим. Когда кто-нибудь приходил к ним, желая стать подвижником, они ему говорили:

– Ты не можешь им стать! Если хочешь стать подвижником, возвращайся назад, в свой родной город, одень на себя старые лохмотья, просиди 40 дней, прося милостыню, у ворот церкви, а затем приходи, поговорим!

Ты понимаешь, что это трудно, но это поражает самую сердцевину эгоизма в человеке. Разумеется, мы приводим крайний пример, чтобы увидеть, что мы можем сделать.

 

Начинаешь с того, чтобы сказать другому одно только «Извини!» Иди и скажи ему это!

– Нет, я не скажу ему этого!

Заставь себя смириться и сказать сестре своей:

– Извини меня, я была неправа!

Не жди, чтобы другой извинялся перед тобой. Не говори ему:

– Вот, мы поругались с тобой за обедом, извини меня, но ты тоже нехорошо поступил со мной.

Это не извинение, это как если бы ты сказал: «Извини, но ты тоже грешишь».

Или же мы говорим так:

– Если я тебя чем обидел…

А между тем мы растоптали его, мы смешали его, как говорится, с грязью и в то же время лицемерим: «Если я чем обидел тебя, прости!»

Нет, дети, это не испрашивание прощения. Просить прощения – значит сказать другому:

– Брат, прости меня, я был неправ, я огорчил тебя, прости!

 

И произнести эти слова осознанно. Это первое, что отталкивает от нас токсины эгоизма и помогает нам стяжать смирение.

И на этом мы с вами смиренно завершим нашу беседу!

 

[sasha 3 426]

Протоиерей Андрей Ткачев. Спасение и неосуждение

источник: Радонеж

Когда мы совершаем погребение или заупокойную Литургию, мы читаем из евангелия от Иоанна зачало 16-е. Это очень известный текст. Там есть такие слова: «Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь» (Ин. 5:24)

 

Слова о том, что верующий «на суд не приходит», особенно любимы многими протестантами. Однажды уверовав в Воскресшего Господа, они затем всю последующую жизнь стремятся убедить себя и окружающих в своей непреложной спасенности. Для православного человека, воспринимающего спасение не как одноактное событие, а как труд всей жизни, эти слова звучат иногда наивно, но чаще всего – экзальтированно и поверхностно.

 

Мы уверовали и спасены в надежде, но Царство Божие силою берется и только употребляющие усилие восхищают его. Но вспомним и еще одно слово Христово, относящееся к спасению. Он сказал: «Не судите и не будете судимы; не осуждайте и не будете осуждены; прощайте и прощены будете» (Лук. 6:37)

 

 

  Показать содержимое

Эти слова стоит вспомнить ради того, чтобы сопоставить их со словами о том, что уверовавший на суд не приходит.

Если истинно верующий не судится, и если не осуждающий не будет осужден, то не значит ли это, что перед нами слова Господа об одном и том же? Не значит ли это, что человек, истинно уверовавший, и человек, не осуждающий, это один и тот же человек?

Если это так, то истинная вера проявляется именно, как отказ от осуждения, как приход души в состояние некоей неспособности судить о любых грехах, кроме своих.

 

Стоит посмотреть на способность осуждать (и не осуждать) и на любовь осуждать (и не осуждать), как на критерий гибельности или спасительности своего состояния. Гибельно верующий (да извинят мне такое выражение) не имеет более сладких занятий, чем превозношение себя на фоне осуждения других. Спасительно же верующий видит себя одного в неприглядном виде, видит грязь свою в свете Евангелия, и отказывается выгибать грудь колесом и смотреть на других людей сверху вниз.

 

Пример человека верующего, но погибающего, при этом уверенного в своей избранности и в погибели остальных, мы видим в притче Господа о мытаре и фарисее. Нас в данном случае интересует последний.

 

Фарисей решительно отделил себя от всех людей! Это поразительно, но это правда. Он в своих благодарениях говорил Господу: «Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди» (Лук. 18:11) Вот так. Ни больше, ни меньше. (Читаем дальше и проверяем себя на «вшивость»)

Всех же людей, от которых фарисей себя мысленно отделил, он определил емко и кратко: «грабители, обидчики, прелюбодеи». Затем, не удовольствовавшись перечислением чужих грехов, фарисей ищет пищу для осуждения перед глазами, и быстро находит. «Или как этот мытарь» Далее он перечисляет свои дела, которыми искренно гордится. Это пост и десятина. Поскольку фарисей молится, то он имеет и молитву.

Имея молитву, пост и милостыню, чего не хватает ему? Да всего не хватает, поскольку то, что он имеет – никуда не годно. И невдомек этому влюбленному в свои добродетели самохвалу, что в это же самое время в душе мытаря происходит нечто трогательно-великое, благодаря чему мытарь уйдет из храма «оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится »

 

Говорить об этом стоит для того, чтобы вглядеться в евангельское зеркало. А вглядеться в него стоит для того, чтобы понять: не больны ли мы самым худшим и самым неисцельным видом недугов – религиозной гордостью? Недавно только вышедшие на ниву Господню, недавно положившие впервые руку на плуг, многие из нас уже научились поднимать брови, смотреть свысока, приклеивать ярлыки. Уже они во всем разбираются, уже знают о «подводных течениях» и «тайных движениях». Толком еще грехи свои не оплакав, мы, при таком подходе, уже делаем бесполезными все будущие труды, потому что приобретаем «мнение» о себе и не боимся судить поспешно.

 

Сложность в том, что жизнь религиозная почти всегда есть жизнь, так или иначе, законническая, протекающая внутри правил и уставов, внутри традиции. А ничто так не питает гордыню и самовлюбленность, как строгое соблюдение уставов и правил. Эта же законническая строгость сильно влияет на отношение к окружающим людям. На них наклеиваются ярлыки, вроде «свой», «чужой», «скверный», «пропащий», и картина мира в глазах ярого законника становится удивительной со знаком «минус».

 

Фарисейство – жуткое явление, и нам дано познать это не столько из книг, сколько внутри собственных сердец. Собственно и саму притчу о мытаре и фарисее Господь произнес «некоторым, которые уверены были о себе, что они праведны, и уничижали других» (Лук. 18:9) То есть Он для нас ее произнес, поскольку данный недуг свойственен всем вообще, но белее всего тем, кто стремится к праведности.

Очевидно, не просто так, а ради великой пользы и по причине крайней необходимости, мы читаем эту притчу и толкуем ее в преддверии Великого поста.

 

Учение о праведности, о простоте и чистоте, о примирении и прощении, наконец о смирении, есть тайны Божии, открытые нам для активного приведения их в жизнь. Если какому-то народу Бог открывает нечто, то затем Он же и требует действий в духе откровения. За пренебрежение тайнами и за отказ от движения в указанном направлении наказание как раз и приходит. «Истреблен будет народ Мой за недостаток ведения: так как ты отверг ведение, то и Я отвергну тебя от священнодействия предо Мною» (Ос. 4:6)

 

Нам открыто Евангелие, значит не нам судить тех, кому оно не открыто, но нам исполнять открытое. И воцерковление долгожданное, без которого не поднимется из грязи и праха страна и народ ее, должно быть правильным, глубоким, не истеричным, и не самовлюбленным.

Будем верить право, чтоб не идти на суд, и не будем судить других, чтобы не судиться в ту же меру. Но наипаче послушаем апостола, говорящего: «Испытывайте самих себя, в вере ли вы; самих себя исследывайте. Или вы не знаете самих себя, что Иисус Христос в вас? Разве только вы не то, чем должны быть» (2 Кор. 13:5)

 

 

Вот это последнее – самое горькое: быть не тем, чем должны быть; не быть, но казаться.

Но время есть еще, значит, с Божией помощью, исправляться и можно, и нужно.

[sasha 3 426]

От­че­го лю­ди гре­шат? Или от­то­го, что не зна­ют, что долж­но де­лать и че­го из­бе­гать, или ес­ли зна­ют, то за­бы­ва­ют, ес­ли же не за­бы­ва­ют, то ле­нят­ся, уны­ва­ют. На­о­бо­рот: так как лю­ди очень ле­ни­вы к де­лам бла­го­чес­тия, то весь­ма час­то за­бы­ва­ют о сво­ей глав­ной обя­зан­нос­ти – слу­жить Бо­гу, от ле­нос­ти же и заб­ве­ния до­хо­дят до край­не­го не­ра­зу­мия или не­ве­де­ния. Это три ис­по­ли­на – уны­ние, или ле­ность, заб­ве­ние и не­ве­де­ние, от ко­то­рых свя­зан весь род че­ло­ве­чес­кий не­ре­ши­мы­ми уза­ми. А за тем уже сле­ду­ет не­ра­де­ние со всем сон­ми­щем злых страс­тей. По­то­му мы и мо­лим­ся Ца­ри­це Не­бес­ной: Прес­вя­тая Вла­ды­чи­це моя Бо­го­ро­ди­це, свя­ты­ми Тво­и­ми и все­силь­ны­ми моль­ба­ми от­же­ни от ме­не, сми­рен­но­го и ока­ян­но­го ра­ба Тво­е­го, уны­ние, заб­ве­ние, не­ра­зу­мие, не­ра­де­ние и вся сквер­ная, лу­ка­вая и хуль­ная по­мыш­ле­ния...

преп. Амвросий Оптинский

 

О ЗАБВЕНИИ

Архимандрит Клеопа (Илие)

 

Бывает иногда, что ты знаешь, что ты грешник, и хочешь молиться, но у тебя нет состояния умиления, то есть ты ощущаешь ожесточение сердца. Что тогда нужно делать?

Это ожесточение сердца во время молитвы называется холодностью, сухостью или черствостью. И оно обычно, согласно святым отцам. Холодность почти всегда приходит от забвения. Причина холодности души — я ведь, грешный, каждое мгновение страдаю ею — это забвение. А забвение что такое, по святым отцам? Это первый грех рациональной части души.

 

Душа делится на три части: рациональную, раздражительную и вожделевательную, по святому Григорию Нисскому. Так их располагает и «Пидалион». Святой в точности предписывает епитимии за грехи по трем частям души. Посмотри в его правилах в «Пидалионе».

С рациональной стороны первым грехом является забвение. Затем следуют неведение, нерассудительность, нерадение, неблагодарность за благодеяния Божии и ближнего, неразборчивость, неправоверие, хула, безумие, ересь и другие. Нопервым шагом в сторону холодности, запомни, является забвение.

 

  Показать содержимое

Когда мы забываем о благодеяниях Божиих, когда забываем, что Бог здесь, когда забываем о присутствии Бога, мы впадаем в так называемую акедию. Акедия есть расслабленность души и ума. Великий Василий и другие святые отцы называют акедию «каракатицей души». Когда человек становится апатичным и лежит в унынии, расслаблении, тогда все страсти и все зло входят в его душу.

Так он называет и воображение. Аристотель в своей философии называл его общим чувством. Потому что воображение улавливает не только один грех и борет душу не только одним грехом. Ты читал книгу «О хранении пяти чувств», написанную святым Никодимом Святогорцем?

Эх, сколько еще надо сказать! Видишь, как одно с другим связывается, когда говоришь? Пять раз я прочел ее за свою жизнь, в отшельничестве. Исключительная книга, очень назидательная. И когда заканчиваешь ее, автор говорит: «Эту непотребную книгу, которую я написал». Видишь, сколько тут смирения? «Ты сделался подобным огниву, а я как кремень. Ты ударил раз и другой в сердце мое, будто кремневое, и брызнули эти малые искры». Эта книга вся содержит великую мудрость!

Ты видел, что сказано там? Там показано нам, как идти этим путем. По причине того, что ум впал в холодность из-за забвения, после того как мы забыли страх Божий, человек начинает позволять себе все что угодно. А поначалу, когда человек забыл о страхе Божием, диавол начинает приносить ему всякого рода помыслы через воображение.

Воображение, по святому Василию Великому, — это мост для бесов, через который они пробираются в душу человека. Поэтому нам нужна великая внимательность на молитве, чтобы мы не представляли себе ничего, ибо первое мытарство, которое поджидает ум на пути к сердцу, — это воображение. Ни одно злое дело, ни один бес, ни одна страсть не переходит из ума в чувство иначе, как через воображение. Потому что ты не можешь совершить грех, пока не представишь его себе. Ты не замечал этого, когда борешься с умом? Или появляется образ того, кто тебя огорчил и на кого ты был сердит. Будто напоминает тебе о нем, и как бы ты отомстил ему. «Эх, если бы он был сейчас тут! Я бы ему такое устроил, я бы ему такое сделал!» И это бесы. Но они борют тебя через воображение. «Да, но он сказал мне то-то, скажу ему и я!»

Бесы принимают образ огорчившего тебя и вводят его в твою душу через воображение и показывают его тебе: «Вот посмотри, он сказал тебе то-то, он ненавидит тебя!». Затем ум начинает обманываться, предполагая, что тот тебя ненавидит, что тот говорит так-то, что тот еще что-то делает.

Один великий духовник говорил: «Не верь им, отче, ибо это обман ума, и потом увидишь, что ничего из того, что говорил тебе ум, не было правдой». Это обманы ума, которые бесы во время искушения вводят в душу через воображение, чтобы разрушить ее. Это предположения, обманчивые мнения. Предположения, будто такой-то говорит тебе то-то, такой-то питает злобу, такой-то еще что-нибудь делает. А ничего из всего этого не верно.

Бесы, видя, что человека возмущают такие подозрения, ведут брань и с помощью их. В Псалтири сказано: мнози борющии мя с высоты (Пс. 55: 3). И святой апостол Павел говорит: наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных (Еф. 6: 12). Вот так, с воздушными князьями борется бедный ум!

Что тут происходит? О грехе ты прежде всего подумал. Если ум согласился с мыслью, он переходит к размышлению. Переходит к выбору. Бес сразу погружает его в воображение. Он начинает припоминать… (Мы не говорили с вами об искушении с восьми сторон? Увидели бы вы и там, сколько любомудрия у святых отцов!) Когда он погрузил тебя в воображение, он подбросил тебе идола и нанес тебе удар прямо в ум. Всё! Ты слышишь, что сказано: когда увидишь мерзость запустения, стоящую на святом месте, читающий да разумеет! (ср.: Мф. 24: 15).

Святой Максим говорит: "Мерзость запустения на месте святом — это грех, представленный в воображении". Ибо место святое — это сердце, потому что мы — храм Бога Живаго и Дух Божий живет в сердце нашем (ср.: 1 Кор. 3: 16). Бес, когда ему удалось через воображение водворить в уме идола, отсюда вводит его в сердце! Тогда в сердце и уме твоем есть только то лицо, которое огорчило тебя или которое ты страстно любишь! Когда он водворил в тебе идола, ты отдаешь себе отчет: «Да! Я не был трезвенным до первой приманки [прилога], — ибо здесь нам нужно сказать о двенадцати ступенях греха. — Если бы я был трезвен при первой уловке, то сразу же произнес бы: “Господи Иисусе Христе…”», — и при трезвении внимания идол не входит.

А поскольку я не был внимателен, то идол вошел: такое-то лицо, такая-то женщина, с которой мы встречались, или деньги, или слава, — всё, какого бы оттенка он ни оказался. Он его ввел в сердце через воображение. Это идол, это «мерзость запустения на месте святом». А если бы было трезвение внимания, то он не вошел бы. Оно сразило бы его с самого начала. Пришел? «Господи Иисусе Христе!..» Ты ударяешь его о камень, Христа. И знаешь, как ум привыкает к этой невидимой брани! Как написано в книге «Невидимая брань».

Блажен кто имеет трезвение ума! Потому сказал божественный Пимен Великий в «Патерике»: «Нам ничего не нужно, чтобы спастись, кроме трезвенного ума». Ясно! Столько-то всего. С трезвенным умом и с этим деланием трезвения внимания мы можем спастись легче всего.

Его называет святой Исихий Синаит «всеобъемлющим деланием всякого доброго дела и всякой добродетели», — почитайте в «Добротолюбии», ибо оттуда мы говорим, и в «Патерике».

Первый грех, рождающийся в рациональной части души, — это забвение. Из забвения рождается холодность души. Марк Подвижник говорит, что существуют три великана, убивающие душу: забвение, неведение и разленение.

Видишь? Может, кто-то и трезвен умом, да ослеплен неведением. И опять же, трезвения внимания нет и у него. Ты слышал, что неведение — это слепота души. Святой Максим говорит: «Жизнь для ума — свет ведения, а неведение — слепота души». А значит, кто-то может ослепнуть не только от забвения, но и от неведения. А если он сказал и о разленении, то ты слышал, что он поставил сначала? То же забвение. Ибо и неведение, и разленение приходят вслед за забвением.

Святой Григорий Нисский классифицирует в «Пидалионе» все грехи по трем частям души, и первым грехом, возникающим из рациональной части, является забвение. И причина нашего охлаждения к духовному, даже во время молитвы, также проистекает из забвения.

А у кого есть трезвение внимания, тот, прежде чем придет забвение, чувствует его. Почему? Трезвение рождается из страха Божия. А страх Божий — из веры в Бога. Святой Максим Иповедник говорит: «Кто верует, тот боится, и кто боится, тот трезвится»! Посмотри, пришел помысл! Теперь я должен различить его: плох он или хорош! Что делать? И кто трезвится, тот сразу должен призвать Господа Иисуса, ибо трезвение внимания состоит в трех деланиях: трезвиться умом, противиться греху, как только он вошел в ум, и взывать: «Господи Иисусе Христе…». Трезвение наше не имеет никакой силы без Иисуса Христа.

А забвение — это первый шаг к холодности, как показывают божественные отцы. Если же мы боремся против забвения, то ум всегда трезв и потому избавлен от остальных борений на следующих ступенях греха.

 

 

---

Игумен Нектарий (Морозов). Пусть враг от нас унывает

 

И уны во мне дух мой, во мне смятеся сердце мое — это из 142-го Давидова Псалма; а сложен он был Царем и Псалмопевцем, как сообщает нам Псалтирь — в страшные для него дни, когда сын его Авессалом восстал на отца и преследовал его, желая убить. Мы слышим этот Псалом за каждым Всенощным Бдением и неплохо, наверное, понимаем, что такое — уныл дух. Ведь слово «уныние» понятно любому, даже и далекому от веры человеку. Уныние — это когда человек пал духом и не находит в себе сил бороться за себя и свою жизнь. Отказывается верить в лучшее и добиваться его для себя. Но если для более или менее здорового и оптимистичного безрелигиозного сознания уныние — это неверная и болезненная психологическая установка, то верующий видит в этом состоянии прежде всего грех, т.е. преступление перед Богом.

В чем же оно, это преступление? Почему святые отцы считали уныние одной из самых страшных душепагубных страстей? Отчего человек может впасть в уныние? Какова его связь с другими грехами? Уныние и депрессия — синонимы или все же нет? И, наконец, главное: как научиться бороться с унынием? Об этом — размышления главного редактора нашего журнала игумена Нектария (Морозова).

 

Прежде, чем отвечать на все эти вопросы, нужно различить — уныние как искушение, с которым борется человек, и уныние, в которое человек уже впал. Часто бывает так: приходит на исповедь совершенно погасший человек, в котором нет уже жизни духа… и говорит о каких-то других своих грехах, но не об унынии. Понимаешь, в каком состоянии этот человек находится, пытаешься его растолкать, растормошить, а он смотрит на тебя глазами тяжелобольного… и ничего не понимает. Но бывает и иначе. Человек говорит: «Я унываю», а ты на него смотришь и не веришь ему. «Унываете?!»— «Да. Борюсь, конечно, но все-таки унываю». На самом деле человек, который борется,— не унывает. Это враг унывает от него.

 

  Показать содержимое

 

Уныние ведь может наступать от самых разных причин. Когда человек заболевает, страдает физически, душа его тоже страдает от этого, угнетается. Но человек может преодолеть это состояние — благодаря своему мужеству, терпению, надежде на Бога — а может в это состояние впасть и в нем пребывать. Что же с ним в этом случае происходит?

Уныние как греховное состояние характеризуется полным расслаблением и нежеланием, неготовностью что-то в себе изменить. Меж тем верующий знает: мы призваны вести непрестанную борьбу. Против своего ветхого человека, против искушений мира сего, против дьявола. Как только мы эту борьбу вести перестаем — мы в ней проигрываем. Либо бороться, либо проигрывать, третьего не дано. Человеку хочется от этой борьбы отдохнуть. Но злой дух — он не нуждается в отдыхе. Как говорил один старец, враг борется с нами неотдышно. А человек в состоянии уныния опускает руки. Он или совсем перестает молиться и ходить в храм, или — по инерции продолжает молиться, но с мыслью, что его молитва ничего не изменит. Продолжает ходить на службу, исповедуется, причащается, но — только потому, что так положено. Происходит угасание духа — духа христианской жизни и просто духа человеческого.

 

Уныние — грех и причина многих других грехов. Грех — потому что оно, по сути, дело неверия. Если человек верит, что есть Господь, если человек знает, что Господь печется о нем денно и нощно, и печется именно потому, что его любит,— как он может сознательно предаваться такому состоянию, которое возможно только в одиночестве и отверженности? Вот почему преподобный Иоанн Лествичник называет унывающего «клеветником на Бога, будто бы он немилосерд и нечеловеколюбив». На самом деле ведь нет никого, кого бы оставил Господь; Я с вами во все дни до скончания века (Мф. 28, 20) — это не только апостолам было сказано, это было сказано всем нам. Доверие к Богу не оставляет места унынию; когда мы унываем, мы как бы «выталкиваем» Бога из своей жизни, мы, по выражению Иоанна Златоуста, не пускаем Его дальше передней. Это и грех, и беда, это состояние страшное — безблагодатное. Изгоняя Творца, мы приглашаем в свою душу другого — того, кому нужно проникнуть в душу, чтобы разрушить дело ее спасения.

 

Почему уныние — причина прочих грехов? Потому что человек, который перестал бороться, это крепость, которая открыла свои ворота перед врагом. Человек, который перестал бороться, очень быстро впадает в тот или иной грех, а затем и во второй, и в третий, и в четвертый. Вот почему уныние нельзя изолировать от прочих грехов.

 

Уныние — страсть настолько многоликая и многогранная, что трудно выделить какое-то одно направление: чем оно порождается и что порождает. Иоанн Лествичник называет уныние исчадием «родительниц многих», среди которых — бесчувствие души, забвение небесных благ (неблагодарность), «а иногда и чрезмерность трудов». Что значит — чрезмерность? Бывает так, что человек переживает какой-то крах в своей духовной жизни — именно потому, что надеялся на себя, на собственные силы, и ему вдруг открылась та истина, что спастись собственными силами невозможно. А как спастись с Божией помощью, как смириться и возложить надежду на Бога — он не знает. И от этого впадает в уныние. Но бывает и так, что Господь Сам отходит от человека — чтоб этот человек увидел, понял, что без Бога он ничто. В этих случаях уныние — лекарство от гордости. Человек, который увидит свою немощь, поймет, что без Бога он ничто,— быстро из этого состояния выйдет. А другой, тот, который не захочет это понять, будет барахтаться и кричать: «Да что же это такое, да как же?..» По сути — это ситуация толстовского отца Сергия; показательно, что отрекшийся от Церкви писатель воспринимал состояние своего героя как истинное, а не как ложное и пагубное.

Уныние неразрывно связано с ленью — недаром соответствующая глава «Лествицы» названа «Об унынии и лености». Ленивый человек унывает, а унылый ленится. Первый бес, который приходит к нам, проснувшимся от будильника,— это именно бес уныния и лености. Лень вставать, лень молиться, охватывает жалость к себе… а тут набегают и другие бесы. Не случайно в молитвах утреннего правила есть слова, направленные именно против уныния и лени: «Бдети к песне укрепи, уныния сон отгоняюще» — это из молитвы Василия Великого к Богоматери. «…ум наш от тяжкого сна лености восстави» — его же молитва к Творцу. Эти молитвы, по сути, радостные благодарственные гимны, они призваны пробудить наши души от уныния и лени.

 

Но бывает и иначе: уныние как дьявольское искушение может постигать человека не потому, что он ленится, а напротив, потому что он ревностно подвизается — об этом также говорили святые отцы. Человек борется с врагом, и враг, не находя иных средств, выдвигает против него эту тяжелую артиллерию. Вот такому человеку можно адресовать совет аввы Исаака Сириянина «…облеки голову своею мантиею и спи, доколе не пройдет для тебя этот час омрачения». Такому человеку отдых поможет, а тому, кто живет прохладно,— только повредит.

 

Святые отцы видели спасение от уныния в чередовании рукоделия и молитвы. Но нас могут удивить слова Лествичника о том, что уныние «…подущает к странноприимству; увещевает подавать милостыню от рукоделия; усердно побуждает посещать больных… скорбящих и малодушествующих; и, будучи само малодушно, внушает утешать малодушествующих». Когда человек впадает в уныние, он обращает добрые дела против самого себя, потому что предпочитает внешнюю деятельность внутренней. Он обманывает себя, полагая, что именно таким образом справится с унынием. Враг хитер; самое опасное для него — это наша молитва, и он отвлекает человека от молитвы «полезными делами». Подчас он даже начинает помогать человеку в этих делах и утешать его за них. Крайнее выражение такого «деятельного» уныния в нашей сегодняшней жизни — пресловутый трудоголизм; человек панически боится отдыха, свободного времени, потому что свободное время поставит его лицом к лицу с его собственной душой и заставит задуматься о ее состоянии.

Доброе, полезное дело должно присутствовать в нашей жизни, но враг хочет, чтобы мы при этом деле и остались, а мы должны вытащить себя из этого состояния. В наших силах обмануть свое уныние, обмануть врага; если долгая молитва пугает нас и нам хочется убежать от нее в нашу деятельность, мы можем чуть-чуть помолиться, прочитать краткую молитву, потом что-то поделать, потом помолиться еще чуть-чуть, и еще. Таким образом, мы не будем предаваться самообману, а реально спасем себя от уныния.

 

Как же увидеть в себе этот грех — грех уныния, как он «выглядит» в нас? В нашей жизни всегда присутствует то, что нас ранит, огорчает, подавляет, пугает. В нашей жизни присутствуют трагедии, страшные потери, катастрофы. Мы с неизбежностью страдаем от всего этого. Но, помните, апостол Павел говорил: печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению, а печаль мирская производит смерть (2 Кор. 7, 10). Для верующего характерно со своим чувством печали, скорби обращаться к Богу, именно на Него уповать, именно у Него искать помощи. Если же человек безутешен и на утешение Божие не надеется, это означает, что он впал в уныние. Образно выражаясь, его поплавок ушел под воду. Пока поплавок на поверхности — уныния нет. Уныние, как уже сказано, состояние безблагодатное: когда человек находится в благодати, он знает, что молитва будет его радовать и утешать.

 

Кто-то скажет: хорошо, если речь идет лишь о преходящих неудачах, неприятностях, обидах и т.д. Но как не пасть духом от страшной трагедии, от страдания невыносимого? Как не пасть духом матери, у которой погибает ребенок, или человеку, которого ложно обвинили в жестоком убийстве и посадили в тюрьму на двадцать лет?

 

Очень трудно говорить обо всех этих случаях разом — они различны, и различны люди, которые в этих ситуациях оказались. Но, с одной стороны — Бог не по силам креста не дает, а с другой — человек часто сам, того не осознавая, приуготовляет себе свои испытания. Страшна участь человека, которого безвинно осудили и посадили в тюрьму; но, если мы посмотрим на его жизнь, не исключено, что мы увидим такую цепочку случаев, приведших его к этой, крайней трагической ситуации. Не исключено, что Господь много раз стучался в его сердце, пытался войти, а человек не впускал Господа… пока не оказался в этой беде. Вы знаете, сколько в Церкви людей, которых не страх перед возможной бедой, а именно беда, потеря, тяжелая болезнь, увечье заставили внутренне измениться и задуматься? Беда показывает человеку его немощь, ограниченность его возможностей, и его мысль начинает работать в другом направлении. И эти люди — потерявшие близких, больные, инвалиды — не впадают в уныние. Это несломленные люди, они находят в себе силы благодарить Бога за то, что Он хотя бы вот таким крайним способом, но обратил их к Себе. Так, как Господь открывается человеку в скорби, Он не открывается ему никогда и нигде. Лучшее место встречи Бога и человека — это крест; нет другого места, где можно было бы так близко оказаться к Богу. Господь встречает нас и на других путях нашей жизни, но расстояние между Ним и нами при этом другое.

 

Нас может успокаивать то, что мы благодарны Богу за блага, которые Он нам дал: близких, семью, дом, достаток, словом, то, что мы привыкли определять как благополучие. Но любовь к Богу должна быть бескорыстна, Господь попустил сатане мучить Иова для того, чтобы его любовь, его верность, величие его души стали очевидны. Всегда ведь есть какой-то риск: то, за что мы благодарим Господа, может в той или иной степени вытеснить из нашего сердца Его Самого. Поэтому нам необходимо время от времени проходить такое очищение от того, что позволяет нам успокоиться и жить — на самом деле без Бога. Когда человек всего лишается, в его жизни остается только Господь. Если мы находим в себе силы не роптать на Него, Он Сам восполняет для нас все то, чего «лишил». Ведь на самом деле даже самый близкий человек не может нам заменить Бога. Мы часто ждем от людей того, что можно только от Творца ждать — например, подлинного понимания — это одна из наших ошибок. Почему святые отцы уходили в затвор, в пустыню? Потому что людей не любили? Если бы они не любили людей, они не были бы святыми. Они уходили потому, что понимали: любое человеческое утешение отнимает у них утешение Божественное.

 

За примером того, как человек в тяжелейших жизненных обстоятельствах не падает духом, не надо подчас далеко ходить. Не так давно один наш прихожанин навещал в больнице мальчика, которому пытается помогать. Этот мальчик, во-первых, слепой, во-вторых, сирота, в-третьих, еще чем-то серьезно болен: в больнице ему делали операцию. И вот, он лежит на койке и, улыбаясь, говорит: ничего, я уже выходил на улицу, меня довели до магазина, я купил бутылку шампанского врачу, который меня оперировал, и по шоколадке медсестрам. Ему четырнадцать лет, и он очень доволен тем, что может, как это принято, отблагодарить. На этом примере мы видим качества, позволяющие человеку не впасть в уныние: мальчик, во-первых, благодарен, он умеет ценить то, что для него сделали; а это означает еще и то, что он добр. Во-вторых, он самостоятелен и ответственен, он сам разрешает свою ситуацию, не ждет, когда кто-то за него купит эти шоколадки медсестрам. Но от чего еще это зависит — впадет страждущий человек в уныние или не впадет?

 

Это зависит от внутреннего выбора. Дорога жизни ведь складывается из маленьких шагов — туда или сюда, вперед или назад. Не надо думать, что действует какая-то предрасположенность. Любой человек от природы слаб, труслив и, главное, грешен. Но один человек идет по пути преодоления, другой — по пути культивирования собственной слабости. В уныние с большой вероятностью не впадет тот, кто не гордится, не тщеславится, не осуждает, не обижается. Который ходит в храм, молится, вникает в свое сердце, исповедуется в своих грехах, причащается Святых Христовых Таин. Такому человеку хорошо, и уныние не войдет в его сердце. А тот, кто постоянно грешит — тот оттого и унывает, что грешит, и грешит оттого, что унывает, это замкнутый круг. Такому человеку даже тяжелее, чем неверующему, потому что у неверующего — своя логика в жизни, для него Бога просто нет. А для человека верующего, но при этом грешащего, Бог есть, но живет он так, будто нет Бога, и от разлада меж собственным убеждением и реальной жизнью он впадает в уныние.

 

Совершенно верно, что мы все, так или иначе, грешим. И святые грешили, они сами нам говорят об этом. Но кто из нас сделал все, чтобы перебороть свой грех, а кто — далеко не все? Это знает только Господь и наше сердце. Если человек трудился, боролся, но все-таки пал — он пал не от лености и нерадения, а от того, что выбился из сил. Такой человек не впадет в уныние, потому что его сердце, его совесть его успокоит: ты сделал все что мог. Уныние же очень часто — следствие того, что мы сами себя обманываем, мы не делаем всего, что можем, всего, что должны.

 

Создается впечатление, что уныние сегодня владеет миром. В современном мире слишком много такого, что расслабляет человека, делает его рабом комфорта. Мы слишком многое получаем, просто нажав кнопку на пульте. Считается, что это должно свести к минимуму трудозатраты человека, высвободить его силы для чего-то другого. Но на деле это приводит к тому, что воля наша ослабевает, человек превращается в дряблое, безвольное существо и, как только ему встречается какое-то испытание — такое, что нажатием кнопки его не уберешь,— человек впадает в уныние.

 

Унылому человеку современный мир предлагает индустрию развлечений и удовольствий. Она, призванная избавить человека от тоски, хандры, скуки (производных уныния), на деле загоняет его в тупик. Предаваясь развлечениям, человек на какое-то время забывает обо всем. В том числе и о Боге. Но жизнь в развлечениях — это не реальная жизнь, она не может продолжаться вечно; в один прекрасный день человек приходит в себя, возвращается в настоящую жизнь… и ощущает страшную душевную пустоту. И понимает, что «оторваться» на самом деле не удалось. И тогда приходится дозу увеличивать. Вот так спиваются, так становятся наркоманами, в лучшем случае — футбольными фанатами. Или впадают в депрессию и дальше живут на лекарствах.

 

Многим кажется, что между депрессией и унынием можно поставить знак равенства. В известной степени это так и есть. Причины, которые ввергают человека в депрессию, аналогичны тем, которые ввергают его в уныние. И не только неверующий, но и верующий человек может впасть в это состояние, потому что вера — понятие широкое; если есть только внешнее поведение, но нет веры живой, человек живет, как неверующий. И вполне может впасть в такое состояние, что его врачам приходится как-то медикаментозно из этого состояния выводить, и только потом ему можно оказать какую-то духовную помощь. Но бывает и наоборот: что человека пытаются лечить медикаментами, а ему необходима помощь духовная. Наконец, бывает и так, что человек в чисто клиническом смысле страдает депрессией, но не унывает от нее, как не унывал бы и от иной телесной немощи. Потому что духовное состояние человека не всегда зависит от клинической картины.

 

Мы все действительно грешим и повторяем одни и те же грехи сотни раз. Каемся в них и вновь совершаем. И для многих это становится поводом к унынию: я миллион раз осуждал, неужели я в миллион первый раз не осужу? Что пользы в моем раскаянии, в моей исповеди?

Следует вспомнить слова Иоанна Златоуста: «Праведник ты? Не падай. Грешник ты? Не отчаивайся. Если каждый день согрешаешь, каждый день кайся»[5]. Человеку, который падает, необходимо раз за разом вставать, и тогда Бог почтит его постоянство в раскаянии и даст ему силы победить. Мы зачастую видим, что не можем с каким-то грехом своим справиться. Это может быть по многим причинам. Если мы достаточно ревностны, мы постараемся в этих причинах разобраться. Возможно, мы увидим то, что напрямую не связано с этим грехом, но все-таки этот грех питает. И вот, мы это отсекли, убрали, но мы все-таки продолжаем падать. Мы и ревностны, и осторожны, но мы все-таки падаем, почему? Остается одна причина — гордость. Мы смиряемся, мы признаем свое бессилие… и видим, что победили. У нас на это уходят годы! Но эти годы венчаются успехом — у того, кто борется. У того, кто, по слову преподобного Исаака, потерпев кораблекрушение, ищет другой корабль.

Самая страшная вещь в жизни — это жалеть себя самого. Это связано с унынием совершенно непосредственно. «То, что происходит со мной, так несправедливо!» — это та самая клевета на Бога, о которой писал Иоанн, игумен Синайской горы; это адские муки пушкинского Сальери: «…нет правды на земле, но правды нет и выше; для меня так это ясно — как простая гамма». Вместо этого скажи, как благоразумный разбойник: достойное по делам моим принимаю (см.: .Лк. 23, 41). И живи в уверенности, что еще худшего заслуживаешь. Более того! То, что ты это, достойное по делам твоим принимаешь — залог того, что Господь к тебе милостив. Потому что только этим ты можешь спастись. Когда человек борим несчастьями, он может рассматривать их как ущерб, а может — как приобретение. У тебя что-то украли? Скажи: Господь взял от меня милостыню. Такая милостыня — когда человек не сокрушается о своей потере — считается самой действенной.

 

Унынию противостоят вера и упование. Неверующий человек подобен выброшенному в космос, в бесконечное пространство со всеми этими миллионами световых лет и скоплениями безжизненных галактик. Но на самом деле во Вселенной нет такого места, где не было бы Бога, Того, к Кому царь Давид из бездны своей скорби простирал руки. Унынию подвержен человек, который живет только в этом, земном времени и пространстве, только в этой плоскости. Но если человек находит в себе силы ко всему в своей жизни относиться духовно — он может выгнать уныние из своей жизни далеко-далеко.

Игумен Нектарий (Морозов)

[Апрель 9 365]

СВЯТЫЕ ОТЦЫ О СОВЕСТИ

СВ.ИГНАТИЙ БРЯНЧАНИНОВ

Аскетические опыты, том 1.

Отречемся от славолюбия и честолюбия! Не будем гоняться за почестями и санами, употреблять к снисканию их способы непозволительные и унизительные, сопряженные с попранием закона Божия, совести, блага ближних.

  Показать содержимое

 

***

 

Воздавай почтение ближнему как образу Божию,— почтение в душе твоей, невидимое для других, явное лишь для совести твоей. Деятельность твоя да будет таинственно сообразна твоему душевному настроению.

Воздавай почтение ближнему, не различая возраста, пола, сословия, — и постепенно начнет являться в сердце твоем святая любовь.

Причина этой святой любви — не плоть и кровь, не влечение чувств, — Бог.

 

 

***

 

Пред молитвою покади в сердце твоем фимиамом страха Божия и святого благоговения: помысли, что ты прогневал Бога бесчисленными согрешениями, которые Ему явнее, нежели самой совести твоей…

 

 

***

 

Будучи занят общественными обязанностями, а если ты инок то послушаниями, и не имея возможности уделять на молитве столько времени, сколько бы ты хотел, не смущайся этим: законно и по совести проходимое служение приготовляет человека к усердной молитве, и заменяет качеством количество. Ничто так не способствует к преуспеянию в молитве, как совесть, удовлетворенная Богоугодною деятельностью.

 

 

***

 

Ощущения, порождаемые молитвою и покаянием, состоят в облегчении совести, в мире душевном, в примирении к ближним и к обстоятельствам жизни, в милости и сострадании к человечеству, в воздержании от страстей, в хладности к миру, в покорности к Богу, в силе при борьбе с греховными помыслами и влечениями. Этими ощущениями — в которых однако же вкушение надежды спасения — будь доволен. Не ищи преждевременно высоких духовных состояний и молитвенных восторгов.

 

 

***

 

Блаженный плач. Ощущение падения, общего всем человекам, и собственной нищеты духовной. Сетование о них. Плач ума. Болезненное сокрушение сердца. Прозябающие от них легкость совести, благодатное утешение и радование. Надежда на милосердие Божие. Благодарение Богу в скорбях, покорное их переношение от зрения множества грехов своих. Готовность терпеть. Очищение ума. Облегчение от страстей. Умерщвление миру. Желание молитвы, уединения, послушания, смирения, исповедания грехов своих.

 

 

***

 

При наружном действии человеков и бесов, которые суть лишь слепые орудия Божественного промысла, совершается таинственный, высший суд — суд Божий. Если следствием этого суда есть наказание: то оно есть следствие правосудия. Если ж следствием правосудия есть наказание: то оно есть обличение виновности; обличение — от Бога. Напрасно же считаю себя праведным, несправедливо наказываемым, усиливаюсь хитрыми оправданиями, которые сам в совести моей признаю ложью, извинить себя, обвинить людей. Самозванец-праведник! обрати взоры ума на грехи твои, неведомые человекам, ведомые Богу: и сознаешься, что суды Божии праведны, а твое оправдание — бесстыдное лукавство. С благоговейной покорностью воздай славословие суду Божию, и оправдай орудия, избранные Богом для твоего наказания. Мир Христов низойдет в твое сердце. Этим миром примиришься с твоими скорбями, — с самоотвержением предашь воле Божией себя и все. Одно, одно попечение останется в тебе: попечение о точнейшем, действительном покаянии, разрушающем вражду между человеком и Богом, усвояющем человека Богу. Основание покаяния — сознание, полное сознание своей греховности.

 

 

***

 

… если кто рассмотрит себя со страхом Божиим, и исследует свою совесть: тот всячески найдет себя виноватым.

 

 

***

 

Часто случается, что тайный и тяжкий грех наш остается неизвестным для человеков, остается без наказания, будучи прикрыть милосердием Божиим; в это же время, или по истечении некоторого времени, принуждены бываем пострадать сколько-нибудь, вследствие клеветы или придирчивости, как бы напрасно и невинно. Совесть наша говорит нам, что мы страдаем за тайный грех наш! Милосердие Божие, покрывшее этот грех, дает нам средство увенчаться венцем невинных страдальцев за претерпение клеветы, и вместе очиститься наказанием от тайного греха. Рассматривая это, прославим всесвятой Промысл Божий, и смиримся пред ним.

 

 

***

 

Явно, что раздаяние имений и бегство от мира похвально и полезно; но оно одно, само по себе, без терпения искушений, не может соделать человека совершенным по Богу... Расточивший нуждающимся имение и удалившийся от мира и вещества, кичится с великим услаждением в совести своей о уповании мзды, и иногда тщеславием выкрадывается самая мзда. Кто ж, по раздаянии всего убогим, претерпевает печали с благодарением души, и жительствует посреди скорбей: тот вкушает всякую горесть и болезненный труд, а мзда его пребывает неокраденною; его ожидает великое воздаяние в этом и будущем веке, как подражателя Христовым страданиям, как пострадавшего с Ним во дни наведения искушений и скорбей.

 

 

***

 

Хочешь ли переносить скорби с легостию и удобством? — Смерть за Христа да будет вожделенна тебе. Эта смерть да предстоит непрестанно пред очами твоими. Умерщвляй себя ежедневно воздержанием от всех греховных пожеланий плоти и духа; умерщвляй себя отвержением своей воли и отвержением самооправданий, приносимых лжеименным разумом и лукавою совестью ветхого человека; умерщвляй себя, живо представляя себе и живописуя неминуемую смерть твою. Нам дана заповедь последовать Христу, взяв крест свой. Это значить: мы должны быть всегда готовы с радостью и веселием умереть за Христа. Если так устроим себя: то легко будем переносить всякую скорбь, видимо и невидимую.

 

 

***

 

Ум наш должен непрестанно устремлять взоры на духовное небо — Евангелие, из которого, подобно солнцу сияет учение Христово; он должен постоянно наблюдать за сердцем, за совестью, за деятельностью внутреннею и внешнею. Пусть этот кормчий стремится неуклонно к блаженной вечности, памятуя, что забвение о вечном блаженстве приводит к вечному бедствию. Пусть ум воздерживает сердце от увлечения пристрастием к суетному и тленному, от охлаждения ради тления к нетленному, ради суетного к истинному и существенному. Пусть присматривается он часто, как бы к компасной стрелке, к совести, чтоб не принять направления несогласного с направлением, указываемым совестью. Пусть руководит он всю деятельность благоугодно Богу, чтоб заоблачная пристань вечности отверзла врата свои, и впустила в недро свое корабль, обремененный духовными сокровищами.

 

 

***

 

При служебных твоих занятиях, посреди людей, не позволяй себе убивать время в пустословии и глупых шутках; при кабинетных занятиях, воспрети себе мечтательность: скоро изострится твоя совесть, начнет указывать тебе на всякое уклонение в рассеянность, как на нарушение евангельского Закона, даже как на нарушение благоразумия.

 

 

***

 

Благоговейно и со страхом смотрю на Бога, смотрящего на грехи мои, видящего их яснее, нежели как видит их совесть моя. Его чудное долготерпение приводит меня в удивление, в недоумение: благодарю, славословлю эту непостижимую Благость. Теряются во мне мысли; весь объемлюсь благодарением и славословием: благодарение и славословие вполне обладают мною, налагают благоговейное молчание на ум и сердце. Чувствовать, мыслить, произносить языком могу только одно: слава Богу!

 

 

***

 

Идут, идут страшнее волн всемирного потопа, истребившего весь род человеческий, идут волны лжи и тьмы, окружают со всех сторон, готовы поглотить вселенную, истребляют веру во Христа, разрушают на земле Его царство, подавляют Его учение, повреждают нравы, притупляют, уничтожают совесть, устанавливают владычество всезлобного миродержца. В средство спасения нашего употребим заповеданное Господом бегство.

 

 

***

 

Самая скрытная из всех душевных страстей есть тщеславие. Эта страсть более всех других маскируется пред сердцем человеческим, доставляя ему удовольствие, часто принимаемое за утешение совести, за утешение Божественное, и на тщеславии-то заквашен фарисей. Он все делает для похвалы человеческой; он любит, чтоб и милостыня его, и пост его, и молитва его имели свидетелей. Он не может быть учеником Господа Иисуса…

 

 

***

 

Апостол говорит, что совершающие добрые дела должны совершать их, яко добрии строителе различныя благодати Божия. Богач пусть подает милостыню из имения, не как из своего, но как из врученного ему Богом. Вельможа пусть благодетельствует из высокого положения, не как из собственного, но как из доставленного ему Богом. Тогда взгляд презрения на деятельность ближних, хотя бы она была недостаточна, уничтожится; тогда начнет являться в совести вопрос о собственной деятельности, как то было с праведным Иовом, удовлетворяет ли она требованию Божию? нет ли в ней больших иди меньших недостатков?

 

 

***

 

Кто основательно знает русское монашество в настоящем положении его, тот от полноты убеждения засвидетельствует, что те единственно монастыри, в которых развито святое чтение, процветают в нравственном и духовном отношениях, что те единственно монахи достойно носят имя монахов, которые воспитаны, воскормлены святым чтением. Преподобный Нил никогда не давал наставления или совета прямо из себя, но предлагал вопрощающим или учение Писания, или учение Отцов. Когда же, говорит Преподобный в одном из своих писем, он не находил в памяти освященного мнения о каком либо предмете: то оставлял ответ или исполнение до того времени, как находил наставление в Писании. Этот метод очевиден из сочинений священномученика Петра Дамаскина, преподобного Григория Синаита, святых Ксанфопулов и других Отцов, особливо позднейших. Его держались упомянутые мною иеросхимонахи Оптиной Пустыни Леонид и Макарий. Память их была богато украшена мыслями святыми. Никогда не давали они советов из себя: всегда представляли в совет изречение или Писания, или Отцов. Это давало советам их силу: те, которые хотели бы возразить на слово человеческое, с благоговением выслушивали Слово Божие, и находили справедливым покорить ему свое умствование. Такой образ действия содержит в величайшем смирении преподающего совет, как это явствует из Предания преподобного Нила: преподающий преподает не свое, Божие. Преподающий соделывается свидетелем органом святой Истины, и в совести его является вопрос: с должным ли благоугождением Богу исполняет он свое ответственное служение? «Божественное Писание и слова святых Отцов, пишет преподобный Нил в своем Предании: бесчисленны, подобно песку морскому; исследывая их без лености, сообщаем приходящим к нам, и нуждающимся в наставлении. Правильнее же, сообщаем не мы, — мы того недостойны, — но блаженные святые Отцы из Божественных Писаний». Все святые аскетические писатели последних веков христианства утверждают, что, при общем оскудении Боговдохновенных наставников, изучение Священного Писания, преимущественно Нового Завита, и писаний Отеческих, тщательное и неуклонное руководство ими в образе жизни и в наставлении ближних, есть единственный путь к духовному преуспеянию, дарованный Богом позднейшему монашеству. Преподобный Нил объявляет, что он отказывает в сожительстве с собою тем братиям, которые не захотят проводить жизнь по этому правилу, — так оно важно, так оно существенно!

 

 

***

 

Иноки, в новоначалии своем сделавшие навык к повседневной исповеди, стараются и в зрелые годы как можно чаще прибегать к этому врачеванию, узнав из опыта, какую оно доставляет свободу душе. Подробно и отчетливо, при посредстве этого подвига, они изучают в самих себе падение человечества. Врачуя себя исповеданием своих согрешений, они приобретают знание и искусство помогать ближним в их душевных смущениях. Упомянутые выше иеросхимонахи Оптиной Пустыни имели под руководством своим много учеников, которые ежедневно, после вечернего правила, открывали им свою совесть. Эта ученики отличались от тех, которые жили самочинно, резкою чертою. Мысль о предстоящей исповеди была как бы постоянным стражем их поведения, постепенно приучила их к бдительности над собою, а самая исповедь соделала их сосредоточенными в себе, непрестанно углубленными в Писание, систематическими, так сказать, монахами. Ежедневное исповедание, или ежедневное откровение и поверка совести есть древнейшее монашеское предание и делание. Оно было всеобщим в прежнем монашестве, что видно со всею ясностью из творений преподобных Кассиана, Иоанна Лествичника, Варсонофия Великого, аввы Исаии, аввы Дорофея, словом, из всех писаний Отеческих о монашестве. Оно, по всей вероятности, установлено самими Апостолами.

 

 

***

 

Господь заповедал нам прощать ближним нашим согрешения их против нас: аще бо отпущаете, сказал Он, человеком согрешения их, отпустить и вам Отец ваш небесный. Аще ли не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш небесный отпустит вам согрешений ваших. Из этих слов Господа вытекает само собою заключение, что верный признак отпущенных нам грехов состоит в том, когда мы ощутим в сердце нашем, что мы точно простили ближним все согрешения их против нас. Такое состояние производится, и может быть произведено, единственно Божественною благодатью. Оно — дар Божий. Доколе мы не сподобимся этого дара, будем, по завещанию Господа, пред каждою молитвою нашею рассматривать нашу совесть, и, находя в ней памятозлобие, искоренять его вышеуказанными средствами, т.е. молитвою за врагов, и благословением их. Когда ни вспомним о враге нашем, — не допустим себе никакой иной мысли о нем, кроме молитвы и благословения.

 

 

Том 2.

 

Твердость в бедствиях дается непорочной, безукоризненной совестью. Научи нас стяжать и чистоту твою и твердость - могучие опоры для сердца в превратностях жизни.

 

 

***

 

Желающий приступить к Богу для служения Ему, должен предаться руководству страха Божия.

Чувство священного страха, чувство глубочайшего благоговения к Богу, указывается нам с одной стороны необъятным величием Существа Божия, с другой - нашей крайней ограниченностью, нашей немощью, нашим состоянием греховности, падения. Страх предписывается нам и Священным Писанием, которое начало заменять для нас голос совести и естественного закона, когда они омрачились, стали издавать неясные, по большей части лживые звуки, которое вполне заменило их, когда явилось Евангелие. Работайте Господеви со страхом, и радуйтеся Ему с трепетом, научает нас Святой Дух…

 

 

***

 

Господь наш Иисус Христос, принесший пришествием Своим на землю мир от Бога и благоволение Божие человекам, соделавшийся Отцом будущего века и Родоначальником святого племени спасающихся, призывающий чад Своих в любовь и соединение с Собою, предлагает, однако во врачевание поврежденной природы нашей, между прочими средствами, страх. Предающемуся порывам гнева и ненависти Он угрожает геенной огненной; попирающему совесть угрожает темницей; увлекающемуся нечистыми вожделениями угрожает вечной мукой. Непрощающему от искренности сердца ближним согрешения их, возвещает, что и его грехи не будут прощены. Сребролюбцу и сластолюбцу напоминает смерть, могущую восхитить их в то время, как они не ожидают ее. Возвышен подвиг мученичества: и внушается он, и питается любовью. Но Спаситель мира, в наставлении, которое Он преподал мученикам, поощряет их к мужеству, воспомоществует в подвиге страхом. Не убойтеся, говорит Он, от убивающих тело, души же не могущих убити: убойтеся же паче Могущего и душу и тело погубити в геенне. Ей глаголю вам, Того убойтеся. Всем вообще последователям Своим Господь заповедал спасительный страх Божий, выражающийся в постоянных трезвении и бдительности над собой.

 

 

***

 

Печаль лишает меня нравственной деятельности, уныние отнимает силу бороться с грехом, а мрак - последствие печали и уныния - густой мрак скрывает от меня Бога, Его суд нелицеприятный и грозный, обетованные награды за христианскую добродетель, обетованные казни за отвержение христианства и его всесвятых уставов. Я начинаю согрешать бесстрашно, при молчании совести, как бы убитой или спящей на то время. Редко, очень редко выпадает минута умиления, света и надежды.

 

 

***

 

Придет то страшное время, настанет тот страшный час, в который все грехи мои предстанут обнаженными перед Богом-Судией, перед Ангелами Его, перед всем человечеством. Предощущая состояние души моей в этот грозный час, исполняюсь ужаса. Под влиянием живого и сильного предощущения, с трепетом спешу погрузиться в рассматривание себя, спешу поверить в книге совести моей отмеченные согрешения мои делом, словом, помышлением.

Давно нечитанные, застоявшиеся в шкафах книги пропитываются пылью, истачиваются молью. Взявший такую книгу встречает большое затруднение в чтении ее. Такова моя совесть. Давно не пересматриваемая, она с трудом могла быть открыта. Открыв ее, я не нахожу ожидаемого удовлетворения. Только крупные грехи значатся довольно ясно; мелкие письмена, которых множество, почти изгладились - и не разобрать теперь, что было изображено ими.

Бог, один Бог может побледневшим письменам возвратить яркость и избавить человека от совести лукавой. Один Бог может даровать человеку зрение грехов его и зрение греха его - его падения, в котором корень, семя, зародыш, совокупность всех человеческих согрешений.

Призвав на помощь милость и силу Божию, призвав их на помощь теплейшей молитвой, соединенной с благоразумным постом, соединенной с плачем и рыданием сердца, снова раскрываю книгу совести, снова всматриваюсь в количество и качество грехов моих, всматриваюсь, что породили для меня соделанные мной согрешения?

Вижу: Беззакония моя превзыдоша главу мою, яко бремя тяжкое отяготеша на мне, умножишася паче влас главы моея. Какое последствие такой греховности? Постигоша мя беззакония моя и не возмогох зрети, сердце мое остави мя. Последствием греховной жизни бывают слепота ума, ожесточение, нечувствие сердца. Ум закоренелого грешника не видит ни добра, ни зла; сердце его теряет способность к духовным ощущениям. Если, оставив греховную жизнь, этот человек обратится к благочестивым подвигам, то сердце его, как бы чужое, не сочувствует его стремлению к Богу.

 

 

***

 

Блаженнейшее соединение доставляется, когда с чистой совестью, очищаемой удалением от всякого греха, точным исполнением евангельских заповедей, христианин приобщается святейшего тела Христова и святейшей Его крови, а вместе и соединенного с ними Божества Его. Ядый Мою плоть, сказал Спаситель: и пияй Мою кровь во Мне пребывает, и Аз в нем.

Разумный образ Божий! Рассмотри: к какой славе, к какому совершенству, к какому величию ты призван, предназначен Богом!

Непостижимая премудрость Создателя предоставила тебе сделать из себя то, что пожелаешь сделать.

 

 

***

 

Любовь рождается от чистоты сердца, непорочной совести и нелицемерной веры.

Возделывай эти добродетели, сохраняя внимательность к себе и молчание, чтобы достичь любви, которая - верх и совокупность христианского совершенства.

Чистота сердца нарушается принятием греховных помыслов, в особенности блудных; непорочность совести - произвольными грехами; вера ослабляется упованием на свой разум, неискренностию и самолюбием.

Кто захочет рассуждать об истине без просвещения свыше, тот только вдастся в пустые беседы и прения, уклонится от пути, ведущего в любовь.

От безвременного, превышающего знание, тщеславного рассуждения об истине родились ереси, заблуждения и богохульство.

Постоянство в православном исповедании догматов веры питается и хранится делами веры и непорочностью совести.

Не руководствующиеся верой в своих поступках и нарушающие непорочность совести произвольным уклонением в грехи, не возмогут сохранить своего знания догматов в должной чистоте и правильности: это знание, как знание о Боге, требует необходимой чистоты ума, которая свойственна одним только благонравным и целомудренным…

Таинственное знание и ощущение веры соблюдается чистотой совести.

 

 

***

 

…те, которых не вполне погубило сребролюбие, потому что они не вполне предались ему, а только искали умеренного обогащения, потерпели многие бедствия. Они опутали себя тяжкими заботами, впали в разнообразные скорби, принуждены были нередко нарушать непорочность совести, потерпели большой урон в духовном преуспеянии и видели в себе значительное уклонение от веры и духовного разума. Для христианина нищета евангельская вожделеннее всех сокровищ мира, как руководствующая к вере и ее плодам. Подвижник Христов чем свободнее от мира, тем безопаснее, а сколько связался с миром, столько уже победился.

 

 

***

 

Признак разумной души, когда человек погружает ум внутрь себя и имеет делание в сердце своем. Тогда благодать Божия приосеняет его, и он бывает в мирном устроении, а посредством этого и в премирном: в мирном, то есть, с совестью благой; в премирном же, ибо ум созерцает в себе благодать Святого Духа…

 

 

***

 

«Благодатные дарования, - утверждает Серафим, - получают только те, которые имеют внутреннее делание и бдят о душах своих . Истинно решившиеся служить Богу должны упражняться в памяти Божией и непрестанной молитве ко Господу Иисусу Христу, говоря умом: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Таковым упражнением, при охранении себя от рассеянности и при соблюдении мира совести, можно приблизиться к Богу и соединиться с ним. Иначе, как непрестанной молитвой, по словам святого Исаака Сирина, приблизиться к Богу мы не можем».

 

 

***

 

В духе человеческом сосредоточены ощущения совести, смирения, кротости, любви к Богу и ближнему и других подобных свойств, нужно, чтобы при молитве действие этих свойств соединялись с действием ума.

 

 

***

 

Святой Иоанн Лествичник в слове о духовном рассуждении и о помыслах, страстях и добродетелях говорит, что оно является от непорочной совести и чистоты сердечной; что оно в новоначальных по преуспеянию есть познание падения и греховности своей; что оно в средних (по преуспеянию) отделяет истинное добро от естественного и от зла, как открытого, так и прикрытого личиной добра; наконец, что оно в совершенных есть духовный разум, воссиявший от Святого Духа, и видящий образ действия зла в других человеках. Так святой Апостол Петр сказал Симону Волхву: в желчи бо горести и союзе неправды зрю тя суща. Святой Иоанн говорит, что Святые Божии имеют точное и подробное знание греха по откровению Святого Духа. Начало просвещения души и признак ее здравия заключается в том, когда ум начнет зреть свои согрешения, подобные множеством своим морскому песку, сказал святой Петр Дамаскин

[Апрель 9 365]

О совести

священномученик Сергий (Мечев)

• Беседа первая
  
• Беседа вторая
  
• Беседа третья
  

 

иеромонах Иов (Гумеров):

Славянское слово совесть значит со-весть, т.е. со-вестник, который ведает наши добрые и злые дела. Святые отцы называют совесть голосом Бога в человеке. Св.Авва Дорофей говорит:

Когда Бог сотворил человека, то Он всеял в него нечто Божественное, как бы некоторый помысл, имеющий в себе, подобно искре, и свет и теплоту; помысл, который просвещает ум и показывает ему, что доброе, и что злое: сие называется совестью, а она есть естественный закон. Это те кладези, которые, как толкуют святые Отцы, искапывал Исаак, а Филистимляне засыпали (Быт. 26). Последуя сему закону, то есть совести, патриархи и все святые прежде написанного закона угодили Богу. Но когда люди, чрез грехопадение, зарыли и попрали её, тогда сделался нужен закон написанный, стали нужны святые пророки, нужно сделалось самое пришествие Владыки нашего Иисуса Христа, чтобы открыть и воздвигнуть её (совесть), чтобы засыпанную оную искру снова возжечь хранением святых Его заповедей. Ныне же в нашей власти или опять засыпать её, или дать ей светиться в нас и просвещать нас, если будем повиноваться ей. Ибо когда совесть наша говорит нам сделать что-либо, а мы пренебрегаем сим, и когда она снова говорит, а мы не делаем, но продолжаем попирать её, тогда мы засыпаем её, и она не может уже явственно говорить нам от тяготы, лежащей на ней, но, как светильник, сияющий за завесою, начинает показывать нам вещи темнее. И как в воде, помутившейся от многого ила, никто не может узнать лица своего, так и мы, по преступлении, не разумеем, что говорит нам совесть наша, так что нам кажется, будто её вовсе нет у нас. Однако нет человека, не имеющего совести, ибо она есть, как мы уже сказали, нечто Божественное и никогда не погибает, но всегда напоминает нам полезное, а мы не ощущаем сего, потому что, как уже сказано, пренебрегаем ею и попираем её (Душеполезные поучения).

[sasha 3 426]

Антоний и сапожник

Протоиерей Андрей Ткачев

 

Приобретение правильных мыслей сопровождается низвержением с постаментов мыслей ложных. Подобное низвержение равноценно сокрушению идолов.

Преподобный Антоний беседует с людьми.

Фрагмент иконы XVI в.

Нося в себе ложную мысль, некую ложную жизненную установку, человек рискует прожить всю жизнь идолопоклонником. Или, по крайней мере, не достичь того, на что потенциально способен. Вот Антоний, этот житель пустыни, к которому, в ответ на его просьбу, даже являлся Моисей, чтобы объяснить темные места в Писании; этот человек, «объятый Богом и посвященный в тайны», слышит голос. И голос говорит ему, что он, Антоний, не вошел еще в меру некоего сапожника, живущего в Александрии. Антоний покидает пустыню и, водимый Богом, приходит в подлинный муравейник к одному из муравьев, имеющему в сердце правильные мысли.

 

Александрия – одно из детищ Александра Македонского, этого первого подлинного глобалиста, мечтавшего о всемирной империи. В Александрийский порт приходят сотни кораблей. Сюда приплывают и по суше приезжают люди, чтобы купить и продать товары. Сюда приходят, чтобы послушать известных проповедников или философов. Здесь можно найти во множестве тех, кто прожигает жизнь в удовольствиях и тратит то, что получил в наследство или заработал. Здесь иностранцы прячутся от наказания за преступления, совершенные на родине. Здесь можно встретить все, увидеть все и узнать все. Монаху сюда приходить не стоит, разве что в каком-то особом случае.

 

И вот Антоний стучится в дверь, к которой привел его Бог. Стучится и слышит позволение войти.

Старец просит хозяина открыть секрет: «Чем ты угождаешь Богу? В чем твое делание, то есть тот тайный сердечный труд, который никому, кроме Бога, не виден?» Сапожник в страхе и недоумении. У него нет подвига. Монах его с кем-то перепутал. Он просто работает. Садится у окна, временами смотрит на улицу и работает. Вот и все. «Я ничего не перепутал, – говорит Антоний, – молю тебя, открой мне твое делание».

Тогда сапожник в простоте сердца рассказывает о том, что наполняет его душу.

 

Работая, он смотрит то и дело на улицу, по которой проходят толпы самых разных людей. Это люди обоих полов и всех возрастов, одетые роскошно и едва прикрытые лохмотьями, местные и приезжие, праздно гуляющие и спешащие по делам. Их очень много, и все они кажутся сапожнику хорошими. Сапожник видит их лучшими, чем он сам. Их, думает он, любит Господь. Склоняясь к работе, он то и дело говорит себе, что все эти люди спасутся, ибо они хороши и любит их Бог. «Видно, я один погибну за грехи мои», – думает он и, творя молитву, продолжает трудиться.

 

 

  Показать содержимое

После этих слов Антоний в землю кланяется хозяину и идет обратно. Он услышал то, ради чего приходил. Воистину не зря он приходил. Уходят из Александрийской гавани корабли, груженные разнообразным товаром. Уходит из города и монах, уносящий в сердце подлинное сокровище – мысль, рожденную от Духа Святого, мысль, ведущую к спасению. «Все лучше меня. Все спасутся, один я достоин гибели за грехи мои».

«Все погибнут. Я спасусь», – говорит гордая ложь.

«Все спасутся. Я погибну», – говорит совесть, просвещенная Духом.

 

Таков урок истории, и если рассказывать истории, то лишь ради смысла, из них извлекаемого.

Но у меня есть вопрос. Или два вопроса. Или сто вопросов. В любом случае, это очень непонятное учение, хотя душа моя чувствует, что она прикоснулась к правде. Прикоснулась к парадоксальной правде Божией и тут же отпрянула, испугавшись прикосновения.

Во-первых, как это «я погибну»? Пусть «спасутся все», я согласен. Но я? Почему погибну? И как не отчаяться при этом?

И потом, разве не выбирают себе люди религию по признаку истинности? Разве не гордятся люди своим выбором и не доказывают всем и постоянно свою религиозную правоту? «Я прав, а вы заблуждаетесь», – вот первый ход той шахматной партии, которая зовется религиозным спором.

 

И ищем мы религию, ищем мучительно, и выбираем, именно чтобы спастись, а не погибнуть. Так что же это такое, я вас спрашиваю? Можно ли стоять в истине и быть готовым умереть за нее, считая при этом всех людей чуть ли не ангелами, а себя одного на целом свете достойным погибели?

 

Оказывается, что только так и можно стоять в истине. Может быть, компьютерный мозг этого и не поймет, но человеческая душа обязана постигать подобные благодатные парадоксы.

 

Я не знаю других душ, знаю только, что они таинственны и бездонны. И еще знаю, что любит их Господь.

Из всех душ в мире я знаю только свою одну, и то – отчасти. Но и того, что я знаю о себе, мне достаточно, чтобы сказать: «Я – дитя погибели».

Как раб, выставленный на продажу и купленный новым хозяином, я принадлежу катастрофе грехопадения. Никакие мои усилия не дают мне свободы. Пробовал я уже не раз. Вывод жуток: я клеймен и закован.

 

Христос пришел выкупить меня. Он велел расклепать мои кандалы, а в уплату позволил пробить гвоздями Свои раскинутые по краям Креста руки.

 

Разве я способен рассуждать о чужих грехах и думать о том, кто кого грешнее, если следы, натертые кандалами, все еще на моих руках, а Сам

Господь предначертан пред глазами, как бы у нас распятый (см.: Гал. 3: 1)?

Это и есть признак принадлежности к истине – нежелание думать о чужих грехах, отказ от того, чтобы взвешивать, сравнивать и оценивать чужие грехи. Я погибаю – меня исцеляет Бог; я попал в рабство – за меня заплачен выкуп.

Вера – это погружение в свою боль и оплакивание себя, как мертвеца. И если прольются об этом мертвеце слезы, то очищенные слезой глаза способны видеть мир по сказанному: «Для чистых все чисто; а для оскверненных и неверных нет ничего чистого, но осквернены и ум их и совесть» (Тит 1: 15).

 

И не осуждать может душа только тогда, когда носит пред собою свою собственную немощь и видит ежеминутно, что хвалиться ей нечем.

А раз не судит душа других, то сама судима не будет. Вот что значит: на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь (Ин. 5: 24).

Только как не отчаяться при таком образе мыслей? Как не ослабеть, и не тосковать, и не убивать себя печалью?

Что ж, скажем и об этом.

 

Это гордость наша пищит, и скулит, и изворачивается, и умирать не хочет. Это она рождает тоску убийственную и печаль беспросветную.

Но Тот же Дух, Который открывает нам внутреннюю нашу порчу, Тот же, говорю, Дух шепчет и утешение, ибо Он – Утешитель.

Тем избранным сосудам, которые способны вместить Его слово, Дух говорит краткие слова и дает большую силу. Так Силуан Афонский посреди великой борьбы, страданий и испытаний услышал: «Держи ум свой во аде и не отчаивайся». Слова эти и сила, им сопутствующая, нужны всем, кто ощущает себя погружающимся по временам в ад отчаяния и безнадежности.

 

Так опыт подвижников и пустынников оказывается востребован и полезен; да что «полезен» – спасителен для многих живущих в миру.

Сам опыт этот пустынники способны получать от мирян, как Антоний – от сапожника, потому что не на лица зрит Бог, а на сердце. И там, в сердце, в страшной его глубине, которую хочет наполнить Собою Дух, блекнет все, что составляет отличия людей в земной жизни.

Причастный Богу человек не гордится ничем.

 

Причастный Богу человек никого не хочет осуждать, чтобы не похищать власть у Единого.

Этот человек смиренно молится и благодарно помнит о Христовых страстях и Воскресении.

«В вас должны быть те же чувствования, что и во Христе Иисусе» (Фил. 2: 5), – говорит Писание.

А что чувствовал Иисус, идя на искупительную смерть? Можем ли мы приблизиться к образу Его мыслей?

Оказывается, можем и должны.

 

Эти слова означают, что мы должны однажды дорасти до желания распяться за ближнего, лишь бы он был спасен! И только это есть подлинная святость и последование стопам Иисусовым. Если же нет этого и не предвидится, то чем гордиться? Нечем, но ведь гордимся, и еще как!

Не значит ли это также, что мы должны дорасти и до молитвы Моисея, просившего однажды изгладить его из Книги жизни, только бы Бог не погубил народ?

 

В любом случае, слова, процитированные выше, ведут нас в сторону жертвы. Не той, что требуют себе и ради себя, а той, что приносят за других. И один из отцов пустыни сказал, имея Дух Христов, что с радостью, если бы мог, поменялся бы кожей с любым прокаженным.

Так вот оно – Православие, на тех запредельных высотах, на которых дышать тяжело!

 

Нести крест и не ждать похвалы; терпеть и жалеть других, не ожидая к себе снисхождения. Разве не так поступал Начальник веры – Христос?

Нужно, по крайней мере, знать об этих сияющих высотах подвига, чтобы не осуждать никого и собой не гордиться. Ведь особенно в напоминании о необходимости смирения нуждаются те, кто отсек (вроде бы) от себя грубые страсти и начал молиться регулярно и стал что-то святое узнавать и (вроде бы) понимать. Такие люди особенно способны (по причине любования собою) превратить христианство в чудовищную пародию, в насмешку над святостью и в издевательство над ближним.

Именно таким людям свойственно думать, что все погибнут, а они – спасутся.

Тогда как в действительности все может совершиться с точностью до наоборот.

 

Протоиерей Андрей Ткачев

16 ноября 2011 года

[Апрель 9 365]

Митрополит Сурожский АНТОНИЙ: О ЛЮБВИ ХРИСТОВОЙ

 

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Любите друг друга так, как Я вас возлюбил... Эти слова доходят до нашего сердца, радуют нашу душу, а вместе с этим их выполнить, воплотить в жизнь нам кажется таким трудным подвигом. О любви можно сказать на разных плоскостях. Есть простой, обычный опыт любви — как друг друга любят члены одной семьи, как отец и мать любят своих детей, как дети ответно отзываются на эту любовь, как соединяет любовь, радостная, светлая любовь, жениха и невесту; это любовь, которая является радостью, светом, которая пронизывает всю тьму обычной жизни. Но и в ней есть хрупкость и несовершенство. Вы, наверно, знаете о том, как дети бывает любимы родителями, но отозваться на эту любовь дети бессильны; мгновениями — да, но не постоянно. Вы знаете, как между братьями и сестрами есть основная любовь, а вместе с этим она не охватывает их до конца. И поэтому говорить о том, что такая простая, естественная человеческая любовь является исполнением заповеди Христовой, что она является уже на земле Царствием Божиим, пришедшим в силе, еще нельзя.

О чем же речь идет? Христос нам говорит о том, что мы должны любить друг друга. Он не делает никаких различий. Что Он этим хочет сказать? Он, мне кажется, хочет сказать, что мы должны каждого человека, каждого встречного и поперечного, знакомого и незнакомого, чужого, привлекательного или нет, оценить: это человек с вечной судьбой. Это человек, которого Бог из небытия призвал к жизни с тем, чтобы он сделал свой неповторимый вклад в жизнь человечества. Этот человек может нам по-человечески не нравиться, он может быть нам чужд, он может нам быть непонятен — но он Богом был вызван и поставлен в мир, чтобы внести в этот мир что-то, чего мы не в состоянии внести. И больше того: он поставлен на моем пути жизни для того, чтобы мне нечто открылось. Открылась бы мне, во-первых, моя неспособность видеть всякого человека как икону... Умеем ли мы друг на друга так смотреть? Я боюсь, что мы не умеем, что есть люди, которые нам близки, дороги, а другие, в лучшем случае, просто чужды.

И вот на этих «чужих» людей нам надо обратить особенное внимание. Ведь они перед нами ставят вопрос: ты со Христом или без Него? Потому что этого человека, которого Христос возлюбил до смерти крестной, ты знать не хочешь. Он тебе чужд, он тебе непонятен, тебе нет дела до него; если бы его не было на свете, тебе было бы так же просто и хорошо. Разве это христианская любовь? Мы должны научиться на каждого человека, который встречается нам, посмотреть и сказать: это — икона Христова, это — образ Божий, этот человек — посланник Божий. Он послан для того, чтобы чему-то меня научить, чтобы мне принести нечто, чтобы передо мной поставить вопрос, требование Божие. Иногда мы это умеем делать через некоторое время; а иногда мы не умеем это делать до момента, когда уже как будто и поздно.

Мне вспоминается разговор с одним русским священником ранней эмиграции, который был воином в белой армии, который все годы своей эмигрантской жизни посвятил борьбе с большевизмом, который всей душой отвергал Сталина. В какой-то момент он узнал, что Сталин умер. И в тот момент с ним случилось что-то, чего он не ожидал; он подумал: а вдруг Бог судит Сталина так, как я его судил и до сих пор не могу перестать судить?! Я его ненавидел. Неужели Бог, когда он станет перед Ним, его встретит ненавистью, отвержением, и это не на время, а на вечность!? И я помню, как он мне сказал, что он пришел в такой ужас о себе, что он бросился в алтарь, бросился на колени и сказал: Господи, прости за ненависть, которую я имел к этому человеку! Он теперь перед страшным судом. Господи, не прими мое осуждение против него... Это — крайность; это такое положение, в котором никто из нас не находится и в которое, даст Бог, не попадет; а кто знает? Сколько есть людей, которых мы не любим, не принимаем, отвергаем, хотя не в такой мере...

И вот подумаем о том, на каком уровне любви мы находимся. Находимся ли мы на уровне любви детей к родителям, невесты и жениха друг ко другу, неразлучных друзей, которым никогда не пришлось столкнуться с болью и с отрицательными свойствами любимого? Или находимся мы в положении тех людей, которые окружены чужими, для которых мой ближний не существует, которого я люблю, поскольку он мне не мешает жить, которого я отвергаю в тот момент, когда он становится на моем пути... Если мы так можем думать о ком бы то ни было (и я уверен, что мы можем думать так о многих людях вокруг нас), то мы еще не научились тому, что значат Христовы слова: любите друг друга, как Я вас возлюбил... Он каждого из нас возлюбил не за его добродетель, не за его красоту, не за то, что он так хорош, а за то, что ему так нужна любовь для того, чтобы стать человеком, для того, чтобы опомниться, для того, чтобы стать новой тварью, чтобы жизнь в него вошла...

И вот посмотрим друг на друга, хотя бы в нашем храме, хотя бы среди наших знакомых, и поставим вопрос: люблю ли я этого человека такой любовью? А если нет, то я еще не начал любить любовью Христовой. И как это страшно! Как страшно подумать, что когда-то я встану перед Богом, вокруг меня будут люди, которых я знал всю жизнь, и я скажу: этих людей — никогда не любил, и не люблю, и знать не хочу. Я хочу войти в Твой рай, Господи, там им места нет, так же как нет места им в моем сердце на земле!.. Подумаем, потому что эта заповедь Христова: любите друг друга, как Я вас возлюбил, — не простая заповедь; она требует от нас совершенно нового оборота в жизни. Подумаем, подумаем даже просто о том человеке, который рядом с нами сейчас стоит: он нам свой или он нам чужой? Он существует для меня или просто не существует? А если существует, то в какой мере? Как?

Подумаем об этом. Потому что рано или поздно мы станем перед Христом, Который скажет нам: Я для этого человека пришел в мир, Я для этого человека умер на Кресте. И если ты его отвергаешь, то ты весь Мой подвиг любви отвергаешь; ты делаешься чужим Мне по собственному выбору. Аминь!

[Апрель 9 365]

Без любви покаяние не будет принято Богом. Слово на Прощеное воскресенье

Архиепископ Серафим (Соболев)

Портал

«Православие и мир» публикует «Слово на Прощеное воскресенье. О покаянии как цели всей нашей жизни» – проповедь архиепископа Серафима (Соболева), сказанную им в прощеное воскресенье 1946 года в Софии.

 

Некогда книжники и фарисеи осуждали Господа и упрекали Его за то, что Он ест и пьет с мытарями и грешниками. На это Спаситель сказал: Не приидох бо призвати праведники, но грешники на покаяние (Матф. 9:13). Из этих слов Христа видно, что целью Его пришествия в мир было наше покаяние. Но если это покаяние было целью пришествия Иисуса Христа в мир, то ясно, что и мы должны считать целью всей своей жизни, всех своих трудов, наше покаяние.

Фото orthphoto.net

Это понятно, ибо только через

покаяние Господь дарует нам самое великое небесное сокровище: возрождающую благодать Святаго Духа, которую мы получаем в Таинстве Миропомазания при святом Крещении. А эта благодать в нас есть источник божественного ведения. Она помогает нам отличать добро от зла. Она указывает нам истинный путь ко спасению для соединения со Христом. Она сообщает все познания, необходимые нам для временной счастливой жизни и для жизни будущей. Вот почему св. Иоанн Богослов, имея ввиду благодать Миропомазания, получаемую при св. Крещении, сказал: И вы помазание имате от Святаго, и весте вся… и не требуете, да кто учит вы; но яко то само помазание учить вы о всем (1 Иоан 2:20, 27).

Эта благодать есть ничто иное, как божественная сила, которая помогает нам на самом деле отрекаться от сатаны и всех его дел – греха и страстей, жить по заповедям Божиим и через то предвкушать еще здесь будущее блаженство Небесного Царствия Христова. Вот почему другой великий апостол, Павел, назвал сию благодать залогом (обручением), или частью будущего наследия – неизреченного вечного блаженства рая (2 Кор 1:22; 5:5).

 

Ясно, что и покаяние, и благодать суть два необходимых для спасения блага, ибо без покаяния нельзя получить возрождающей благодати при святом Крещении, почему апостол Петр, на вопрос слушателей его первой миссионерской и мировой проповеди: Что сотворимъ?, – сказал: Покайтеся, и да крестится киждо вас во имя Иисуса Христа во оставление грехов: и приимете дар Святаго Духа (Деян. 2:38). И насколько велико бывает в нас покаяние, настолько велика бывает у нас в ее дивных действиях благодать Святаго Духа.

 

Мы знаем с вами, возлюбленные, как велико было покаяние

св. Марии Египетской. Но смотрите, какую же благодать она имела от Бога. Когда преподобный Зосима ожидал Марию у Иордана со Святыми Дарами, чтобы причастить ее, и недоумевал, как она подойдет к нему с другого берега реки, то увидел, что она подобно Иисусу Христу пошла по воде, как по суше, и таким образом перешла Иордан. Когда преподобный Зосима попросил Марию помолиться за весь мир, то она, вознося горячие молитвы к Богу, поднялась на воздух. Этим поразительным чудом Господь показал преп. Зосиме, что молитва великой праведницы о сохранении и спасении мира принята Богом. Не знал, и до сих пор не знает мир, что он сохраняется от гибели благодатью немногих великих праведников.

  Показать содержимое

 

Так некогда Господь хранил мир молитвами одного Своего угодника – преподобного Марка Фраческого. Так хранил Господь от гибели мир молитвами двух преподобных Своих – Макария Великого и Макария Александрийского, ибо слишком велик был их подвиг покаяния; велика была и их благодать.

 

Дивный угодник Божий

св. Серафим не имел тяжких грехов. Он испытывал только неизбежную мысленную брань от нечистых духов. И когда однажды ему предложено было занять место настоятеля одной из выдающихся у нас в России обителей, с возведением его в сан архимандрита, преп. Серафим отказался от этого весьма почетного назначения. Тогда в нем возникла жестокая борьба от тщеславного помысла.

 

И что же сделал великий избранник Божий? За одни только тщеславные помыслы он начал каяться как за великие, тяжкие грехи. Он стал на камень, и с воздетыми к небу руками простоял на нем три года, молясь молитвой мытаря: Боже, милостив буди мне грешному. В течение всего этого времени он питался только одною травою и пил одну только воду. Так поразительно было его покаяние.

 

Но настолько же поразительна была у него и благодать в ее дивных проявлениях. Подобно Спаси телю, он одним своим словом исцелял всевозможные недуги людей. Он также молился однажды в воздухе об исцелении безнадежно больного отрока. А сестры Дивеевской обители видели, как он, направляясь к своей пустыньке, шел сзади них по воздуху – выше аршина от земли. Лицо его блистало после Св. Причастия божественным светом и в особенности тогда, когда св. Серафим беседовал о благодати Святаго Духа с Мотовиловым. В этом свете душа преп. Серафима вышла из тела, и Ангелы возносили его душу к престолу Святой Троицы.

 

Однако, если мы не будем иметь истинной любви к ближним, то наше покаяние не будет принято Богом и возрождающая благодать Святаго Духа не возгорится в нас и не только никогда не будет проявляться, как она проявлялась в жизни препп. Марии Египетской и Серафима Саровского, но совсем не будет действовать в нас. Свет ее погаснет и мы не войдем в Небесный чертог Христа, нашего Спасителя. Эту истину раскрыл Господь в Своей притче о десяти девах. Юродивые девы не имели в своих светильниках елея, т.е. они не имели любви, и свет благодати, данный им при Крещении, погас, почему они оказались вне Небесного чертога своего Жениха. Эту истину показал нам Господь и в Своей притче о милосердном царе и безжалостном заимодавце.

 

Святая Церковь, как чадолюбивая наша мать, всегда заботится о нас. Она опасается, как бы Господь не отверг нашего покаяния. Поэтому перед самим наступлением

дней Великого поста обращается к нам за литургией со словами Иисуса Христа: Аще бо отпущаете человеком согрешения их, отпустить и вам Отец ваш Небесный: аще ли не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш отпустить вам согрешений ваших (Матф. 6:14-15).

 

Поэтому будем стремиться к тому, чтобы подвиг нашего покаяния – поста и молитвы, не был лишен в очах Божиих своих благотворных плодов, чтобы нам достойно причаститься Св. Христовых Тайн и навеки соединиться со Христом в Его Небесном Царствии. Для этого пусть неизменным спутником нашего покаяния будет всегда наша искренняя любовь к ближним.

 

Правда, мы знаем, что распятый благоразумный разбойник через один час своего покаяния вошел в рай, хотя вся его земная жизнь отличалась жестокостью, вплоть до убийства. Но церковное предание свидетельствует, что во время бегства святого Семейства во Египет, на него напала шайка разбойников. Разбойники хотели убить святую Семью, но атаман, пораженный неземною красотою Богомладенца, остановил их от страшного преступления. За это Пречистая Матерь сказала ему: «Сей Младенец в свое время воздаст тебе за твою милость и любовь к Нему». Этим атаманом и оказался благоразумный разбойник. Впрочем, и на кресте он явил сострадание и любовь ко Христу, ибо унимал другого разбойника от злословия Божественного Страдальца, почему и сказал: Помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствии Си. За это он услышал от Христа такие слова: Днесь со Мною будеши в раи (Лука 23:39-43).

 

Из жизнеописания преп. Таисии мы также знаем, что и она во едином часе своего покаяния вошла в Рай. Но тоже самое церковное предание сообщает нам, что до своей развратной жизни она все свои огромные богатства расточила бедным и построила странноприимный дом для иноков. Она отличалась изумительной красотой, и, сделавшись добровольно нищей, под влиянием тяжких условий жизни, стала блудницей. Однако же, Господь милосердный не допустил гибели Таисии ради прежде явленной ею любви к ближним. Он внушил великому из святых Своих угодников Иоанну Колову пойти к Таисии и призвать ее к покаянию. Повинуясь Святому Духу, преп. Иоанн Колов, придя к Таисии, такую возбудил в душе ее огненную решимость исправиться, что она тут же оставила все нажитые блудом богатства и все в мире, и попросила преп. Иоанна сейчас же увести ее в один из монастырей, в котором она могла бы покаянием искупить свои тяжкие грехи.

 

Св. Иоанн исполнил ее просьбу и отправился с нею из города в пустыню. На дороге их застала ночь. Он сделал из песка возглавие и велел ей немного уснуть, чтобы рано утром опять продолжать путь. Удалившись на некоторое от нее расстояние, он хотел также почить, но вдруг увидел, что божественный свет облистал все небо, и в этом свете Ангелы возносили душу Таисии к престолу Божиему. Преп. Иоанн подошел к ней и нашел ее уже умершею.

 

Вот какое великое спасительное значение имеет глубина покаяния. Вот как скоро иногда Господь принимает души за решимость переменить жизнь и удостаивает их Своего Небесного Царствия.

 

Нашему великому русскому народу искони была присуща истинная любовь к ближним. Ее он обнаруживал всегда, а в особенности перед Великим постом в день Прощеного воскресенья. Тогда русские православные люди стремились от всего своего сердца ко взаимному примирению, причем прощали всех своих врагов и даже тех из них, которые их обидели; они даже первыми испрашивали у них себе прощения, не дожидаясь в деле примирения почина с их стороны.

 

Вы, мои милые дети – плоть от плоти, кость от кости, и кровь от крови русского народа. Поэтому и вашим сердцам также присуща истинная и великая любовь к ближним. Эта любовь побуждает вас всегда и неизменно во множестве стекаться в свой русский храм в Прощеное воскресенье для присутствия на прощальном обряде, чтобы здесь испросить друг у друга прощения и простить каждого кто вас оскорбил. Да укрепит Господь вас в сей христианской любви, в стремлении к взаимному примирению. Сделайте и ныне то, что вы делали всегда в сей день. Зная, что без любви нет покаяния, нет и благодати, испросите друг у друга прощение и даже у тех, которые вас оскорбили.

 

Но прежде чем вы это сделаете, я должен сие сделать по отношению к вам, как ваш архипастырь. Поэтому прошу вас, ради Христа, простить меня во всех моих согрешениях, которые я совершил против вас или мыслью или чувством, или волею или неволею, или словом или делом. Со своей стороны прощаю вас за все против меня содеянные вами грехи и призываю на вас, мои милые дети, возлюбленные о Христе, благословение Божие. Аминь.

 

Произнесено в русской церкви св. великомученицы Параскевы г. Софии 18 Февраля/3 марта 1946 г.

[Апрель 9 365]

Бог есть любовь

Профессор А. ОСИПОВ

Первое, что присуще только христианству, а не другим религиям, – это утверждение, что Бог есть любовь. В других религиях то высшее, чего достигло религиозное сознание в естественном порядке, есть представление о Боге как о праведном, милостивом Судии, справедливом, но не более. Христианство утверждает нечто особенное: что Бог есть любовь, и только любовь.

К сожалению, это христианское понимание Бога с трудом находит себе путь к сознанию и сердцу человека. Бог-Любовь никак не воспринимается "ветхим" человеческим сознанием. Тем более что образ Бога-Судии встречается и в Евангелии, и в посланиях апостольских, и в святоотеческих творениях. Но какова специфика употребления этого образа?

Он имеет исключительно назидательно-пастырский характер и относится, по слову святителя Иоанна Златоуста, "к разумению людей более грубых". Но как только вопрос касается изложения существа понимания Бога, мы видим совершенно иную картину. Утверждается с полной определенностью: Бог есть любовь, и только любовь. Он неподвластен никаким чувствам – гневу, страданию, наказанию, мести и т.д. Эта мысль присуща всему преданию нашей Церкви. Вот хотя бы авторитетное высказывание преподобного Антония Великого: "Бог благ и бесстрастен и неизменен. Если кто, признавая истинным то, что Бог не изменяется, недоумевает, однако, как Он, будучи таков, о добрых радуется, злых отвращается, на грешников гневается, а когда они каются, является милостив к ним, – то на сие надо сказать, что Бог не радуется и не гневается, ибо радость и гнев суть страсти. Нелепо думать, чтобы Божеству было хорошо или худо из-за дел человеческих. Бог благ и только благое творит. Вредить же никому не вредит, пребывая всегда одинаковым.

А мы, когда бываем добры, то вступаем в общение с Богом по сходству с Ним, а когда становимся злыми, то отделяемся от Бога по несходству с Ним. Живя добродетельно, мы бываем Божиими, а делаясь злыми, становимся отверженными от Него. А сие значит не то, что Он гнев имел на нас, но то, что грехи наши не попускают Богу воссиять в нас, с демонами же мучителями соединяют. Если потом молитвами и благотворениями снискиваем мы разрешение во грехах, то это не то значит, что Бога мы ублажили или переменили, но что посредством таких действий и обращения нашего к Богу, уврачевав сущее в нас зло, опять соделываемся способными вкушать Божию благость. Так что сказать: "Бог отвращается от злых" есть то же, что сказать: "Солнце скрывается от лишенных зрения".

Таких цитат можно привести сколько угодно. Все они говорят о том же, что и апостол Иаков: В искушении никто не говори: Бог меня искушает; потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого, но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью (Иак. 1, 13, 14).

Это совершенно новое, уникальное в истории человечества понимание Бога. Поистине, только Откровение Божие могло дать такое учение о Боге, ибо нигде в естественных религиях мы не находим такого. В естественных религиях это было немыслимо. И хотя две тысячи лет существует христианство, даже среди христиан это малоприемлемо. Ветхий, страстный человек, господствующий в нашей душе, ищет земной правды, карающей злодеев и награждающей праведников, и потому величайшее Откровение Божие о том, что Бог есть любовь, и только любовь, никак не принимается человеческим сознанием.

[Апрель 9 365]

ЕСЛИ БОГ ЕСТЬ ЛЮБОВЬ...

Диакон Андрей Кураев

ПРЕДИСЛОВИЕ

"По причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь". Трудно судить другие времена, но то, что мы очень хорошо знаем о нашем времени, принуждает думать, что именно о нем сказал Христос эти слова. Слишком многое они объясняют в современном состоянии человека и мира. Объясняют они и самое главное - отношение человека к Богу и состояние нашей духовной жизни. Горение "первохристианства", средневековый "фанатизм", "серьезность" первых столетий Нового времени сменились у нас, "христиан", тупым равнодушием и потрясающим невежеством, которые компенсируются самым поверхностным любопытством ко всему на свете, в том числе и ко всевозможным религиозным "традициям". Это любопытство, довольствующееся, как правило, уровнем двух любимых журналов советского интеллигентного обывателя, "Наука и жизнь" и "Наука и религия", поддерживает жесткую идеологию, которая, продолжая и развивая законодательную доктрину равенства всех религий, требует безусловного признания их равнозначности. Для подавляющего большинства "интересующихся" дело представляется безобидным блужданием "в мире идей", тем более интересным, чем больше экзотических маршрутов предложит соответствующий "туристический бизнес". Но - гони природу в дверь, она войдет в окно. Попытка изгнания религии из человеческой жизни, хоть и была предпринята лучшими умами, не могла не кончиться провалом, потому что по природе своей человеческая душа ищет поклонения Богу. И когда она утрачивает истинное поклонение Истинному Богу, кому только она не начинает поклоняться. И наш "блестящий" XX век, когда человечество, кажется, готово лопнуть от надмения самодовольством, начинался как век решительного падения христианства, что отождествлялось с торжеством рационализма и безбожия, а заканчивается повсеместным распространением самых чудовищных сект, в которых оживают давно, казалось, поверженные христианством формы язычества.

К такой современности и обращается своей книгой отец диакон Андрей Кураев. Книга эта не только высокоталантлива по писательскому мастерству. Отец Андрей являет силу верующего разума и живую жизнь верующего сердца. В простых, сильных и проникновенных словах проповеди он являет - Самого Христа, Спасителя мира, Богочеловека, пролившего за нас Свою Кровь. Христианство - не просто "учение", одно из многих. За уникальностью этого учения стоит уникальность Личности Сына Божия, уникальность и универсальность Его мироспасительной Жертвы. Но о. Андрей находит точные и верные слова также и для выражения другой истины - той, что за различными внехристианскими, нехристианскими и антихристианскими идеями и учениями, которые так беззаботно-плюралистически коллекционируются в наше смутное время, тоже стоит определенная духовная реальность, та реальность, о которой сказано: "Вси бози язык - бесове" (Пс. 95, 5). Если даже эти слова Писания (что отмечает и сам автор книги) не исчерпывают всей истины о язычестве, они сообщают самое существенное для тех, кто хочет правильно ориентироваться в духовном мире, чтобы, отряхнув прах наивного материализма и вступив в эту "зону повышенной опасности", не сделать роковой ошибки, которая может стоить не короткой земной жизни, а целой вечности.

В трудном более всего на свете, но и радостном превыше всего пути ко Христу, пути во Христе в Царство Отца Небесного да будет в помощь всем честно ищущим Бога и эта новая книга о. диакона Андрея Кураева.

Протоиерей Валентин Асмус

 

 

Завет Новый и последний

Если правы "свидетели Иеговы"

Можно ли спастись вне церкви?

Жертва человеческая и божественная

[Апрель 9 365]

Научимся молиться Пересказ советов святителя Феофана Затворника о молитве

 

Как возгревать в себе молитвенное настроение

Молитва, будучи дыханием души, есть важнейшее дело в христианской жизни. Если молитва есть – значит, человек – духовно жив, а если ее нет, значит, мертв.

  Показать содержимое

 

Стоять перед иконами и класть поклоны – это еще не молитва, а только атрибуты её. Равным образом и чтение молитвы, будь то по памяти или по книге, – не молитва еще, а только орудие молитвы или пособие к ее начатию. Главное в молитве – это возникновение в нашем сердце благоговейных чувств к Богу: чувства сыновней преданности, благодарности, покаяния, покорности воле Божией, желания славить Его – и подобных чувств. Поэтому вся наша забота должна быть направлена на то, чтобы во время молитвы эти чувства наполняли нас и чтобы наше сердце не было сухо. Когда наше сердце устремлено к Богу, то исполняемое нами молитвословие (т.е. молитвенное правило: чтение вечерних или утренних молитв) становится молитвой, а когда нет – то это еще не молитва.

Молитву – устремление нашего сердца к Богу – нужно возбудить и укрепить, нужно воспитать в себе молитвенный дух.

Первый способ к этому есть наше молитвословие, совершаемое чтением или слушанием молитв, написанных в молитвеннике. Внимательно читай или слушай молитвословие, и непременно возбудишь и укрепишь в твоем сердце восхождение к Богу, то есть войдешь в молитвенный дух. В молитвах святых отцов (напечатанных в молитвенниках и других церковных книгах) движется великая молитвенная сила, и кто со всем вниманием и усердием вникает в них, тот в силу закона взаимодействия непременно вкусит молитвенной силы по мере сближения своего настроения с содержанием этих молитв. Чтобы сделать свое молитвословие действенным средством к воспитанию молитвы, необходимо совершать его так, чтобы и мысль, и сердце воспринимали содержание читаемых молитв.

Вот три самых простых приема, как достичь этого:

• Не приступай к молитве без должного приготовления.

• Совершай её не кое-как, а со вниманием и чувством.

• После окончания молитвы не спеши переходить к обычным занятиям.

Приготовление к молитве: Приступая к молитвословию, когда бы то ни было, постой немного или посиди и потрудись за это время отрезвить свою мысль, освободив ее от всех посторонних дел и забот. Затем подумай, Кто Тот, к Кому ты собираешься обратиться в молитве, а кто ты, обращающийся к Нему, – и возбуди в душе своей соответственное тому настроение смирения и благоговейного страха Божия. Здесь – начало молитвы, а доброе начало – половина дела.

Само совершение молитвы: Подготовившись так: стань перед иконами, перекрестись, поклонись и начинай обычное молитвословие. Читай не спеша, вникая в каждое слово и доводя его до сердца. Иными словами, понимай, что читаешь, и понятое чувствуй. Сопровождай это крестными знамениями с поклонами. В этом все дело приятного Богу и плодоносного чтения молитвы. Читая, например: "Очисти мя от всякия скверны" – почувствуй свою оскверненность, пожелай чистоты и с полной надеждой проси её у Господа. Читая: "Да будет воля Твоя" – и в сердце своем совершенно предай свою участь Господу, с полной готовностью благодушно встретить всё, что, Он пошлет тебе. Читаешь: "И остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должником нашим" – и в душе своей прости всех, огорчивших тебя.

Если так будешь действовать при каждой фразе молитвы, то ты будешь правильно совершать молитвословие. При этом вот еще о чем порадей:

• Первое, назначь себе известное молитвенное правило – небольшое, чтобы при обычных делах исполнять его неспешно.

• Второе, в свободное время вчитывайся в молитвы твоего правила, пойми каждое слово молитвы и прочувствуй его, чтобы заранее знать при каком слове, какие мысли и чувства нужно возбудить в душе, дабы во время молитвы было все легко понимать и чувствовать.

• Третье, если твоя летучая мысль во время молитвы начнет отбегать на другие предметы, напрягайся и сохраняй внимание, возвращая свою мысль к предмету молитвы. Опять мысль отбегает, опять возврати её. Повторяй чтение, пока каждое слово молитвы не прочтешь с пониманием и чувством. Этим ты отучишь себя от рассеянности на молитве.

• Четвертое, если какое слово молитвы сильно подействует на душу, то остановись на нем и не читай далее. Остановись и со вниманием и чувством, и производимым этим словом помыслами напитай им свою душу; держись этого состояния, пока оно само не пройдет. Это знак, что молитвенный дух начинает внедряться в тебя. Такое состояние есть самое надежное средство к воспитанию и укреплению в нас молитвенного духа.

Что делать после молитвы: Когда закончишь молиться, не спеши переходить к своим занятиям, но, хоть немного, постой и подумай: что ты почувствовал, и к чему это тебя обязывает, и сохраняй особенно то, что на тебя крепко подействовало. Само свойство молитвы таково, что если хорошо помолишься, то не захочешь скоро приниматься за обычные дела, ибо кто вкусит сладкого, не захочет горького. Вкушение же молитвенной сладости есть цель молитвословия, которым воспитывается молитвенный дух.

Следуя этим простым правилам, скоро увидишь плоды молитвенного труда. Всякое молитвословие оставляет благодатный след в душе; продолжение его в том же порядке углубляет этот след, а терпение в молитвенном труде привьет и молитвенный дух.

Вот первые шаги воспитания в себе молитвенного духа! Для него-то и установлено молитвенное правило. Но это еще не конечная цель, а только начало в молитвенной науке. Надобно идти далее.

 

Дальнейшее преуспеяние в молитве

Привыкнув умом и сердцем обращаться к Богу с помощью молитвенников, необходимо затем пытаться делать и свои собственные обращения к Богу. Надо дойти до того, чтобы душа сама, так сказать, своей речью вступала в молитвенную беседу с Господом, сама возносилась к Нему и Ему себя открывала и исповедовала, что в ней есть и чего она желает. И этому надо учить свою душу.

Что же надо делать, чтобы преуспеть в этой науке? К этому, во-первых, приводит навык молиться по молитвеннику с благоговением, вниманием и чувством. Ибо из сердца, исполненного святых чувств посредством молитвословий, само собой начнет исторгаться своя молитва к Богу. Но есть и особые способы, ведущие к должному успеху в молитве.

Первый способ обучения души частому обращению к Богу – это богомыслие, или благоговейное размышление о Божественных свойствах и действиях: размышление о благости Божией, правосудии, премудрости, о творении и промышлении, об устроении спасения в Господе Иисусе Христе, о благодати и слове Божием, о святых Таинствах, о Царстве Небесном. Размышление на эти темы непременно исполнит твою душу благоговейным чувством к Богу, – оно прямо устремляет к Богу все существо человека и потому есть самое прямое средство к тому, чтобы приучить свою душу возноситься к Богу. Окончив молитвословие, особенно утром, сядь и начни размышлять – ныне об одном, завтра о другом Божием свойстве и действии, и производи в душе соответственное тому расположение. Говори со святителем Димитрием Ростовским: "Приди, святое богомыслие, и погрузимся в размышление о великих делах Божиих," – это растрогает сердце, и душа начнет изливаться в молитве. Труда здесь мало, а плода много. Нужны только желание и решимость. Например, начни размышлять о благости Божией, – увидишь, что ты окружен Божиими милостями и телесно, и духовно, – и падешь перед Богом в излиянии чувств благодарности. Начни размышлять о Божием вездесущии и поймешь, что ты всюду перед Богом, и Бог перед тобой. Тогда ты не сможешь не исполниться благоговейным страхом. Подумай о правде Божией и уверишься, что ни одно плохое дело не останется без наказания. Тогда ты непременно решишь очистить все свои грехи сердечным сокрушением перед Богом и покаянием. Стань размышлять о Божием всеведении, и познаешь, что ничто в тебе не сокрыто от ока Божия. Тогда ты непременно положишь быть строгим к себе и внимательным во всем, чтобы как-нибудь не оскорбить всевидящего Господа.

Второй способ обучения души частому обращению к Богу приходит от направленности всякого дела, большого или малого, во славу Божию. Ибо, если положим себе за правило, по заповеди Апостола (1 Кор. 10:31), все творить, даже есть и пить, во славу Божию, то непременно при каждом деле вспомним о Боге, и не просто вспомним, но и станем опасаться, как бы каким-либо недостойным поступком не огорчить Бога. Это заставит нас обращаться к Господу со страхом и молитвенно просить о помощи и вразумлении. А так как мы почти непрестанно что-нибудь делаем, то и будем постоянно молитвенно обращаться к Нему и, следовательно, почти непрестанно будем проходить науку молитвенного обращения к Богу. Так мы опытно научимся почаще, в продолжение всего дня, обращаться к Богу.

Третий способ обучения души молитве есть частое, в продолжение дня, взывание из сердца к Богу краткими обращениями – судя по нуждам души и текущим делам. Начинаешь ли что-либо, говори: "Господи, благослови!" Кончаешь ли дело, говори с чувством благодарности: "Слава Тебе, Господи." Если загорится в тебе какая-нибудь страсть, припади в сердце к Богу со словами: "Спаси меня, Господи, погибаю!" Находит ли тьма смущающих помышлений, взывай: "Изведи из темницы душу мою!" Влечет ли грех к неправым делам, молись: "Настави меня, Господи, на путь," или: "Не даждь во смятение ноги моея." Подавляют ли грехи тебя и приводят в отчаяние, воскликни с мытарем: "Боже, милостив буди мне, грешному!" – И так во всяком случае. Или просто повторяй: "Господи, помилуй!" "Владычице Богородице, спаси меня!" "Ангеле Божий, хранителю мой святый, защити меня!" Или другими подобными словами взывай – только почаще, стараясь, чтобы они исходили от сердца, как бы выжатые из него. Когда будем так делать, тогда будут совершаться у нас частые восхождения из сердца к Богу, частые обращения к Нему, частая молитва, и это сообщит нам навык умного собеседования с Богом.

Итак, кроме молитвенного правила, существуют еще три способа, вводящие в молитвенный дух. Это:

• посвящать утром несколько времени на богомыслие,

• всякое дело обращать во славу Божию

• и почаще взывать к Богу краткими обращениями.

Когда утром хорошо поразмыслим на духовную тему, то эти святые мысли расположат нас и в течение всего дня вспоминать о Боге. Эти мысли, в свою очередь, будут располагать каждое наше действие, внутреннее и внешнее, направлять к славе Божией. При этом душа придет в такое расположение, что из нее часто будут исходить краткие молитвенные воззвания к Богу. Эти три – богомыслие, творение всего во славу Божию и частые воззвания к Нему – являются самыми действенными способами развития умной и сердечной молитвы. Кто будет упражняться в них, тот скоро приобретет навык восходить в своем сердце к Господу. Так, отрываясь от земли, душа начнет входить в свойственную ей область горнего мира: в этой жизни – сердечно и мысленно, а в той – и существенно сподобится пребывать перед лицом Бога.

 

О молитвенном правиле

Молитве надо учиться. Надо приобрести навык к молитвенным оборотам мыслей и к движениям чувств, – не только, чтобы вычитать все положенное, а чтобы в душе возбудить и укрепить молитвенное настроение.

Чтобы это успешно получилось надо:

• Первое: никогда не читайте с поспешностью, а как будто нараспев, растянуто. В древности, когда все молитвы брались из псалмов, они не читались, а пелись.

• Второе: вникайте во всякое слово и не только мысль понимайте сознательно, но возбуждайте и соответствующее чувство.

• Третье: чтобы присечь желание читать поспешно, положите себе за правило вычитывать не то или другое, а простоять на молитве определенное время, скажем, четверть часа, полчаса... сколько обычно выстаиваете. И не заботьтесь, сколько прочитаете молитв, а как пришло время, если нет охоты стоять далее, то и переставайте читать.

• Четвертое: расположив себя так, на часы не посматривайте, а становитесь, чтобы стоять без конца: тогда мысль не будет забегать вперед...

• Пятое: чтобы помочь движению молитвенных чувств, в свободное время перечитайте и передумайте все молитвы вашего правила и перечувствуйте их, чтобы, когда станете читать на правиле, вы бы знали наперед, какое чувство должно быть возбуждаемо в сердце.

• Шестое: никогда не читайте положенные молитвы подряд, а всегда прерывайте своеличной молитвой с поклонами. Как только придет что на сердце, тотчас останавливайтесь читать и кладите поклоны... Это последнее правило самое нужное и необходимое для воспитания молитвенного духа... Если какое-нибудь чувство будет очень сильным, вы с ним оставайтесь и кладите поклоны, а читаемо оставьте... так до конца положенного времени.

Молитвы творите не только утром и вечером, но, если будет возможность, и в любое время дня, и кладите по несколько поклонов.

Когда дела не позволяют полностью совершить молитвенное правило, то сократите его, а спешить никогда не нужно. Бог всюду есть. Встав, поблагодарите Его и своими словами испросите у Него благословения на труды – несколько поклонов и довольно! К Богу никогда не обращайтесь кое-как, а всегда с великим благоговением. Ему не нужны ни наши поклоны, ни многословные молитвы... Краткий, но сильный вопль из сердца – вот что доходит к Нему! А это всегда можно сделать.

Молитвенное правило можно себе и самому составить. Заучите напечатанные в молитвенники молитвы и читайте их на память с пониманием и чувством. Тут же и от себя вставляйте свою молитву; чем меньше будете зависеть от книжки, тем лучше. Заучите несколько псалмов и, когда идете куда-либо или что-то делаете, а голова не занята, читайте их... Это – ваше беседа с Богом. Правило существует для руководства им, а не для рабского выполнения.

Всячески надо избегать формальности и механизма в молитве. Пусть это всегда будет делом обдуманного, свободного решения, и совершайте его с сознанием и чувством, а не кое-как. При надобности надо уметь сокращать правило. Мало ли в семейной жизни случайностей?... Можно, например, когда нет времени, прочитать утром и вечером на память только положенные молитвы. Допустимо даже и не все читать, а только несколько из них. Или совсем ничего не читать, а положить несколько поклонов, но с истинной сердечной молитвой. С правилом нужно обращаться свободно и быть господином правила, а не рабом. Рабом же быть только Бога, обязанным каждую минуту своей жизни посвящать Ему.

Правило молитвенное есть безопасная ограда молитвы. Молитва есть внутреннее дело, а молитвенное правило – внешнее. Но как без тела человек не полный человек, так и без молитвенного правила молитва не полна. То и другое надо иметь и по силе исполнять. Неотложный закон: внутренне молиться всегда и везде. Молитвословие же не может быть без определенного времени, места и меры. Сочетание этих трех элементов молитвы составляет молитвенное правило.

И тут руководителем должно быть благоразумие. Когда, где, сколько стоять на молитве, и какие употреблять молитвы, – это всякий может определить по своим обстоятельствам: увеличить ли, уменьшить ли, передвинуть ли время и место... Главное, все направлять к тому, чтобы как следует совершать внутреннюю молитву. Относительно же внутренней молитвы, надо стараться непрестанно молиться.

Что значит непрестанно молиться? Быть непрестанно в молитвенном настроении – это значит обращать свою мысль и чувство к Богу. Мысль о Боге – о Его вездесущии, что Он везде есть, все видит и все держит в Своей власти. Чувство к Богу – страх Божий, любовь к Нему, ревностное желание во всем угождать Ему одному и избегать всего неугодного Ему, а главное – беспрекословное предание себя Его святой воле и принятие всего, случающегося с нами, как от руки Его непосредственно приходящего. Чувство к Богу можно иметь при всех наших делах, занятиях и обстоятельствах – если оно не ищется только еще, но уже водружено в сердце.

Мысль может отвлекаться на разные предметы, но и тут возможен навык не отступать от Бога, а заниматься всем, сознавая при этом присутствие Божие. Всю заботу надо направить на эти два предмета: мысли и чувство к Богу. Когда они есть, есть и молитва, хоть и без слов. Утреннее молитвословие для того и установлено, чтобы водрузить в сознании и сердце эти две вещи, а потом с ними выходить на все свои дальнейшие дела. Если утром положите это в душе, то и помолитесь как следует, даже если и не прочтете все написанные молитвы.

Положим, что вы утром настроились так и начали дела. С первого шага начнутся впечатления от дел, вещей и лиц, отвлекающих душу от Бога. Как быть? Надо обновлять мысль и чувство внутренним обращением ума и сердца к Богу. А для этого надо привыкнуть к коротенькой молитвочке и повторять ее как можно чаще. Любая короткая молитва ведет к этому. Самая лучшая из всех молитв – это к Господу Спасителю: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя!" Надо потрудиться привыкнуть к ней и не оставлять её. Укоренившись, она будет непрестанным двигателем и предстоянием Богу мыслью и чувством. Вот вам вся программа молитвенного дела.

Начинающим надо прежде всего научиться молиться, как следует, готовым молитвам, чтобы они усвоили себе мысли, чувства и молитвенные фразы. Ибо слово, обращаемое к Богу, должно быть благолепным. Когда учащийся молитве достаточно в этом преуспел, тогда пусть молится не только чужими, но и своими словами.

Образец коротеньких обращений к Богу можно найти в 24-х молитовках святителя Иоанна Златоуста, находящихся в конце вечерних молитв. Можно подбирать и другие коротенькие молитвы из псалмов, церковных молитв или даже самому составлять их.

 

Молитва св. Иоанна Златоуста

Господи, не лиши мене Небесных Твоих благ. Господи, избави мя вечных мук. Господи, умом ли или помышлением, словом или делом согреших, прости мя. Господи, избави мя всякаго неведенiя, и забвения, и малодушiя, и окамененнаго нечувствiя. Господи, избави мя от всякаго искушенiя. Господи, просвети мое сердце, еже помрачи лукавое похотенiе. Господи, аз яко человек согреших, Ты же, яко Бог щедр, помилуй мя, видя немощь души моея. Господи, посли благодать Твою в помощь мне, да прославлю имя Твое Святое. Господи Iисусе Христе, напиши мя, раба Твоего, в книзе животней и даруй ми конец благiй. Господи Боже мой, аще и ничтоже благо сотворих пред Тобою, но даждь ми по благодати Твоей положити начало благое. Господи, окропи в сердце моем росу благодати Твоея. Господи небесе и земли, помяни мя грешнаго раба Твоего, студнаго и нечистаго, во Царствии Твоем. Аминь.

Господи, в покаянии приими мя. Господи, не остави мене. Господи, не введи мене в напасть. Господи, даждь ми мысль благу. Господи, даждь ми слезы, и память смертную, и умиление. Господи, даждь ми помысл исповеданiя грехов моих. Господи, даждь ми смиренiе, целомудрiе и послушанiе. Господи, даждь ми терпенiе, великодушiе и кротость. Господи, всели в мя корень благих, страх Твой в сердце мое. Господи, сподоби мя любити Тя от всея души моея и помышленiя и творити во всем волю Твою. Господи, покрый мя от человек некоторых, и бесов, и страстей, и от всякiя иныя неподобныя вещи. Господи, веси, яко твориши, якоже Ты волиши, да будет воля Твоя и во мне грешнем, яко благословен еси во веки. Аминь.

 

Молитва, подаваемая Богом

Что же сказать еще о молитве? – Есть молитва, которую человек сам творит, а есть молитва, которую Бог дает молящемуся. Кто не знал первой? Должна быть вам известна и последняя, хоть бы в начальной стадии. Поначалу, когда человек приступает ко Господу, первым его делом должна быть молитва. Начинает он ходить в церковь и дома молится по молитвеннику и без него. Но мысли всё разбегаются, и он никак не может с ними справиться. Впрочем, чем больше он трудится в молитве, тем больше его мысли уравновешиваются, и молитва становится чище.

Однако ж атмосфера души не очищается, пока в ней не затеплится духовный огонек. Этот огонек есть дело благодати Божией, но не особенной, а общей всем. Он появляется вследствие известной меры чистоты во всем нравственном строе человека ищущего. Когда этот огонек затеплится и в сердце образуется постоянная теплота, тогда бурление помыслов останавливается. Бывает с душой то, что с женой кровоточивой: "Течение крови у нее остановилось" (Лк. 8:44). В этом состоянии молитва, более или менее, делается непрестанной. Посредницей ей служит молитва Иисусова. И это есть предел, до которого может доходить молитва, самим человеком творимая.

Далее, в этом состоянии, дается молитва находящая, а не самим человеком творимая. Находит молитвенный дух и увлекает внутрь сердца, – все одно, как если бы кто взял другого за руку и своей силой увлек его из одной комнаты в другую. Душа тут связана посторонней силой и держится охотно внутри, пока над ней веет нашедший Дух. Знаю две степени такого нахождения. В первой – душа все видит, сознает себя и свое внешнее положение, может рассуждать и управлять собой, может даже, если захочет, нарушить это состояние.

У святых отцов, и особенно у святого Исаака Сирианина, указывается и другая степень подаваемой свыше, или находящей, молитвы. Тут тоже находит молитвенный дух, но увлекаемая им душа заходит в такие созерцания, что забывает свое внешнее положение, не рассуждает, а только созерцает, и невластна править собой или разорить свое состояние. Такое состояние упоминается в Отечнике, где рассказывается, как некто стал на молитву перед вечерней трапезой, а опомнился уже утром. Вот это и есть молитва в восхищении, или созерцательная. В иных она сопровождалась просветлением лица, светом вокруг, в иных – поднятием от земли. Святой апостол Павел в этом состоянии был взят в рай.

 

Разъяснение некоторых затруднений

Вы пишите: "Я стал хуже молиться по молитвенникам". – Это не ущерб: хоть и никогда не берите молитвенника в руки. Молитвенник – это, например, как французский разговорник. Заучиваете разговоры, пока не научитесь свободно выражаться, а когда привыкнете говорить, разговоры забываются. Так и молитвенник нужен, пока сама душа не начнет молиться, а потом его можно отложить. Когда же своя молитва не идет, тогда чтобы расшевелить ее, хорошо молиться печатными молитвами.

Состояния прелести бояться нечего. Оно случается с возгордившимися, которые, как только пришла теплота в сердце, думают, что они уже достигли верх совершенства. А тут ведь только начало, и то – непрочное, ибо и теплота, и умиротворение сердца бывают и естественные, как результат сердечного внимания. А надо трудиться и трудиться, ждать и ждать, пока естественное будет заменено благодатным. Никогда не надо почитать себя достигшим чего-либо, а всегда видеть себя нищим, нагим, слепым и никуда не годным.

Жалуетесь на скудость молитвы. – Да ведь можно молиться и не стоя на молитве, ибо всякое возношение ума и сердца к Богу есть настоящая молитва. Если вы это делаете между делом, то и молитесь. Святитель Василий Великий вопрос о том, как Апостолы могли непрестанно молиться, решает так: они при всех своих делах всегда помышляли о Боге и жили в непрестанной преданности Ему. Это настроение духа было их непрестанной молитвой. Вот вам и пример. Как я вам прежде писал, что от деятельных людей нельзя требовать того же, что от сидящих дома праздно. Главной их заботой должно быть то, чтобы не допускать неправых чувств при делах, и всячески стараться все чувства посвящать Богу. Это посвящение потом превратится в молитву. Пишется, что кровь Авеля вопиет к Богу. Так и дела, Богу посвящаемые, вопиют к Нему. Один старец, когда ему принесли от кого-то нечто съестное, сказал: "Как это дурно пахнет!" А принесенное было по содержанию очень хорошим. Когда его спросили: "Как так?" Он разъяснил, что прислано не с хорошими чувствами и от нехорошего. Так всякое дело пропитывается теми чувствами, с какими совершается. И те, которые имеют очищенные чувства, ощущают то. Выходит, что как от хороших цветов исходит хороший запах, так и от дел, с хорошим расположением делаемых, исходит свое благоухание, которое восходит горе, как фимиам кадила.

Пишите о духовном охлаждении в деле молитвы. – Это большой ущерб! Потрудитесь встрепенуться. Хозяйственные дела извиняют только недолгое стояние на молитве, а оскудение внутренней молитвы – не извинительно. Господу угодно немного, но хоть немногое, но от сердца. Вознестись умом к Нему и с сокрушением сказать: "Господи, помилуй! Господи, благослови! Господи, помоги!" – есть молитвенный вопль. А если возродится и будет в сердце чувство к Богу, то это будет непрестанная молитва, без слов и без стояния на молитве совершаемая.

Беспокоит вашу совесть поспешное совершение молитвословий? – И праведно! Зачем врага слушаете? Это враг погоняет вас: "Скорей, поскорей..." От этого вы и никакого плода от молитвы не ощущаете. Но положите себе законом не спешить, но так произносить молитву, чтобы ни одного слова не произносилось без сознания смысла, а, по возможности, и чувства. Наложите на себя этот труд с решительностью главнокомандующего, чтобы отнюдь никакого не порождалось возражения против него. Враг внушает: то надо, и другое надо, а вы говорите себе: "Без тебя знаю, иди прочь..." И увидите тогда, как успешно пойдет молитва. А то у вас есть только молитвенное правило, а самой молитвы нет. Душу же питает одна молитва.

По часам сверяйте, сколько времени провели в молитве, которую читали не спеша, и увидите, что всего лишь несколько минут. А ущерб от поспешности большой.

Когда неожиданно приходит в голову недобрая мысль, то это вражья стрела. Враг пускает ее, желая отвлечь внимание от молитвы и занять ум чем-либо житейским. Если остановить внимание над этой мыслью, тогда враг начнет строить в голове разные истории, чтобы осквернить душу и разжечь в человеке какие-либо нехорошие страстные чувства. Поэтому тут закон один: поскорее отбросить помысел и возвратить внимание к молитве.

Все ли молитвы доходят до Господа? – Молитва никогда не пропадает даром, исполнит ли Господь прошение или нет. По неведению мы часто просим неполезного и вредного. Не исполняя этого, Бог за труд молитвенный подаст другое что, незаметно для нас самих. Поэтому речь: "Вот и Богу молитесь, а что получили?" – бестолкова. Молящийся просит блага себе, указывая на него. Видя, что просимое не поведет к благу, Бог не исполняет прошения и этим творит благо; ибо если бы исполнил, худо было бы просителю. Блюдите, како опасно ходите среди века сего лукавого!

 

Об Иисусовой молитве

С незапамятной древности усердные христиане повторяли коротенькие обращения к Богу, чтобы пребывать в непрестанной молитве и разгонять праздное блуждание помыслов. Эти коротенькие молитовки были разные. Святой Кассиан говорил, что в Египте у всех такая: "Боже, в помощь мою вонми ми, Господи, помощи ми потщися". Святой Иоанникий непрестанно творил: "Упование мое Отец, прибежище мое Сын, покров мой Дух Святый, Троица Святая, слава Тебе". Еще некто: "Аз яко человек согреших, Ты же яко Бог щедр, помилуй мя".

Нет сомнения, что существовали и другие подобные молитовки. Со временем установилась и вошла в общее употребление молитва Иисусова: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного". Назначение её то же, что и других коротеньких молитв: держать ум обращенным к Богу. При этом надо помнить, что творение молитвы Иисусовой есть только орудие или труд, показывающий сильное желание души обрести Господа.

Творить Иисусову молитву полезно всем. Для монашествующих повторение её – обязательно. Стало быть, в самой молитве, творимой в благоговении, опасности нет. Однако опасным является то "художество" (т.е. технические приемы), которые некоторые придумали и прилагают к этой молитве. Некоторые, например, совершители молитвы Иисусовой кладут руку на стол и под пальцами собирают внимание – это является неуместной причудой. Или другая причуда: пальцами правой руки ударять по ладони левой и так собирать ум в молитве.

О "художественном" делании молитвы Иисусовой первым стал писать Григорий Синаит в 13 веке... Именно эти приемы некоторых ввергали в мечтательную прелесть, а иных, странно сказать, в постоянное похотное состояние. Поэтому эти приемы надо отсоветовать и запрещать со всей решительностью. Само же сладчайшее имя Господа в простоте сердца призывать, всем надо внушать и всех к тому располагать.

Дело молитвы разъяснить легко. Стань умом и сердцем перед лицом Господа и взывай к Нему: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного!" Это будет молитвенный труд. Смотря по тому, как кто усердно будет трудиться, Господь, видя его усердие, даст ему духовную молитву, которая есть плод благодати Святого Духа. Вот и все, что следует сказать о молитве Иисусовой. Все же прочее, придумываемое, к делу не идет: это враг отвлекает от настоящей молитвы.

 

Заключение

Итак, сущность молитвы состоит в сосредоточенном предстоянии Господу со взыванием к Нему в теплем, сердечном чувстве – будь то благодарения, покаяния или каком-либо другом. Когда же такого чувства нет, то и настоящей молитвы нет.

Чтобы научиться молитве, молитесь почаще и поусердней, и научитесь: ничего другого и не требуется. Если потрудитесь терпеливо, то со временем у вас появится и непрестанная молитва. Поставьте себе целью это искание и ищите. Господь близко. Имейте память Божию, и всегда старайтесь видеть перед собой Господа и держать себя с благоговением перед Ним.

Когда при молитве лезут посторонние мысли, надо отгонять их, опять лезут – опять отгонять... и всё так. Это и есть подвиг трезвения. Трудитесь над тем, чтобы сердце ваше было в подобающем религиозном настроении. Когда сердце в чувстве, суетные помыслы не беспокоят его.

Мы все начинали писать, занимаясь трудом писания и желанием писать исправно, так и молитве надо учиться трудом и постоянством. Сама молитва не придет, учиться ей надо. Тереть надо душу, и согреется. Когда придет теплота, тогда и мысли улягутся, и молитва станет чистой. Все от Божией благодати. Поэтому и надо молиться Господу, чтобы Он дал молитву.

Что касается молитвенного правила, то какое ни избери человек себе правило, всякое будет хорошо, коль скоро держит душу в благоговении пред Богом.

Хорошо навыкнуть в продолжение дня взывать ко Господу коротенькими молитвами? – Главная из них есть молитва Иисусова: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного." Заучите с пониманием и чувством 24 молитвы св. Иоанна Златоуста, и потом взывайте ими ко Господу. Моление краткими молитвами собирает внимание и просматривает все духовные нужды.

Не забудьте, что сила молитвы – это "дух сокрушен," т.е. когда сердце исполнено чувствами покаяние и смирения. Предайте себя в руки Божии, и Он не оставит вас. Молясь, не надо воображать ни Бога, ни Божией Матери, ни святых, ни ангелов, ни каких-либо других видений, а молиться в том убеждении, что Бог и святые Его слышат. Как слышат? – Что об этом рассуждать. Слышат, да и только! Если начать строить в уме разные образы, то возникнет опасность молиться мечте. Как мы можем строить образы того, чего не видели! Да и состояние святых в том духовном мире настолько отличается от всего знакомого нам, что все наши образы безнадежно обречены на фальсификацию и лживость. Поэтому надо привыкать молиться, не создавая себе никаких образов.

 

[Апрель 9 365]

Гармония Рождественского поста

 

Была очередная наша программа по местному телевидению. Прямой эфир. Тема, естественно, о грядущемРождественском посте. Договорить об истории поста, его необходимости и святоотеческом происхождении по существу не дали. Пошли звонки…

Вопросы именно те звучали, которые ожидались, о том, что уже говорилось и для того, что бы позволить себе не поститься. Или, по крайней мере, исключения для себя любимого сделать.

  Показать содержимое

 

Из года в год практически одно и то же. Одна лишь радостная разница – звонков больше. Значит, семена проповедей прорастают и уже не вызывает неподдельный ужас сознание того, что Новый год – это день постный. Вот только ростки эти сорняками суеверий и камнями незнания окружены, поэтому и силы в них мало, и сомнения «выживем ли» одолевают.

Сколько не говори о том, что пост два крыла имеет: телесное и духовное, все едино, большинство вопрошений: что кушать, когда кушать и почему не кушать.

Любим тело, просто обожаем. Холим его, мазями и благовониями удобряем, модными одеждами и драгоценностями украшаем….

И правильно делаем!

Бог человека красивым создал. Только вот двусоставен человек, кроме тела Господь еще и душу дал, не менее прекрасную. И если гармонии или симфонии (кому как нравится) между телом и душой не будет, то и красоты не останется. В этом мире тебя любить люди не будут, так как душа гнилая, и в «том» не примут, кому среди райского творческого блаженства грязная и мерзкая душа нужна?

photosight.ru

Именно для того и благословила веками своими Церковь четыре поста многодневных, по четырем граням года расположенных, что бы гармонию тела с душою выправлять и ужас разделения между ними ликвидировать.

Невозможно в постовой практике разделять телесное и духовное. Можно благополучно прожить на хлебе и воде рождественскую четыредесятницу, похудеть и очистить организм от шлаков, стать статным и гибким, поразить воображении сослуживцев и приобрести новых поклонников, но в итоге потерять себя как человека. Ведь сослуживцы отвернутся, а поклонники сгинут, когда из прекрасного тела начнет струиться зловоние неочищенной души…

Знаете, как трудно разговаривать или исповедовать молодого красивого человека изо рта которого неприятно пахнет, а на языке лишь злословие? Именно так и выглядят те, кто видит в посте лишь диету и телесное воздержание.

Тело преобразится и станет достойным встретить рожденного младенца Христа лишь тогда, когда его смиришь постом и омоешь молитвой покаяния. Удивительно это преображение! Оно даже наименование имеет библейское – «паче снега убеленное». Не белее белого и не чище чистого, а ярче и прекраснее блестящего на солнце первого снега. Его цветового определения и в языке нашем не существует, так же, как не можем мы языком человеческим райские пажити описать. Только псалмопевец Давид и смог определить: «паче снега убеленное».

Итак, пост восстанавливает в человеке – человеческое, соединяет внутреннее и внешнее, но это, отнюдь, не означает, что для всех должно быть единое правило и абсолютно равный регламент.

Разные мы все. И по силе. И по духу. Крест у каждого свой, да и таланты по численности не одинаковы. Помните апостольское: «по мере удела, какой назначил нам Бог в такую меру, чтобы достигнуть и до вас.» (2Кор.10:13)? Именно поэтому самостоятельно взваливать на себя «неудобоносимое», как и ограничивать «в подвигах постовых» не нужно, да и опасно.

Опасно потому, что за самочинным рвением к «сплошному аскетизму» и монашескому посту по канонам афонской обители веков минувших, стоит гордое «я смогу» и преувеличение собственных сил. Обычно это заканчивается срывом не только установленного самим собою постового правила, но и всего поста в целом. Разочарование в себе в подавляющем большинстве случаев сопровождается безнадежным: «все едино, толку с меня нет», унынием и бросанием во все тяжкие…

Не менее опасно и противоположное: «Я немощен, слаб, болен и у меня работа нервно-тяжелая». Результат – постоянное потакание своим греховным наклонностям и калейдоскоп страстей, которые пляшут за скорбно-постным выражением лица.

Так как же поститься? Это отнюдь не риторический вопрос, хотя ответ прост: «Посоветуйтесь с батюшкой». Ведь он знает вашу меру и ваши возможности. Он ведает, что с вашим, например, гастритом никак без елея (масла) нельзя, а со здравием другого и его предрасположением к блуду, можно и понедельник сухоядным сделать.

Особое отношение правил постовых к больным и детям. Нам известно, что болящим пост ослабляется, а иногда вовсе отменяется. В далеком далеко мне пришлось наяву с этим примером столкнуться в одном из великих монастырей нашей Церкви.

В первые годы возрождения обители ее наместником был удивительный по своим душевным и духовным качествам архимандрит, ныне он уже архиепископ. В этом пастыре душ монашеских было особое качество (наверное, и сегодня оно присутствует), он всех любил строго. Обычно наша любовь подразумевает попущение и особое прощение. Наместник прощал всех, а вот попускать грех не позволял, как не разрешал и самочинно брать на себя «повышенные молитвенные обязательства». Это касалось не только монахов и послушников, но даже постоянных трудников при монастыре, и тех, кто стремился в братию.

В те годы доставалось монахам. Службы велись практически под открытым небом или в холодном летнем соборе. Плюс тяжелейшие физические нагрузки. Монастырь тогда представлял собой одну сплошную руину. Естественно, простывали многие, да и старые болячки одолевали. Некоторые в больницу попадали. И однажды я стал свидетелем, как поехал отец наместник в городской лазарет проведать болящего инока. Увидев в палате не поправляющиеся худое и немощное монастырское чадо, отец наместник слезно сокрушался и даже начал сетовать на медицинских работников.

Тут доктор в палату вошел и также возмущаться начал:

- Так, отказывается он от пищи нашей. Монах ваш. Пост, говорит, у него.

И добавил:

- Так и я помру, если есть ничего не буду.

Знаете, что такое праведный гнев? Вот в тот момент я его видел на лице наместника.

- Как не ест?

И уже обратившись к больному иноку, продолжил.

- Значит, так, отец. Здоровье – дар Божий. Его беречь надо, что бы свое предназначение исполнить.

И в сердцах добавил:

- Нет, для тебя поста!

Конечно, болезнь болезни рознь, поэтому паки и паки призываю тех, у кого что болит, что-то колет, где-то стреляет, щемит или крутит, перед постом сходите к своему священнику и вместе с ним решите, какова мера телесного поста будет полезна и благодатна для вас.

Детский же пост дело сложное и он имеет прямое отношение к тому воспитанию, которое вы дали своему дитяти. Ребенок сам должен желать поститься, то есть его пост возможен лишь тогда, когда он им осознан и, конечно, если он не вредит его здоровью.

Есть еще одна грань поста, которую за рассуждениями о еде, как то и не видно.

Все мы обладаем некоторыми не очень хорошими привычками, в обиходе называемыми «страстишками». Очень часто попуская их существование «по немощи нашей» мы привыкаем к ним и уже даже за грех не признаем.

Пост именно и есть то время, когда от них можно избавится. Вот тогда действительно можно говорить о «постовом подвиге» и именно при этом условии и при благом стремлении стать внутренне и внешне чище, Господь увидит наше желание достойно встретить Его Рождество.

Увидит и помилует.

Увидит и дарует несравненно больше того, что мы заслужили.

С Рождественским постом!

 

[Апрель 9 365]

Слово для радующихся наступлению Рождественского поста

 

Мать-Церковь, дорогой читатель, имеет обыкновение загодя, то есть задолго до наступления самого празднества, готовить своих детей к событиям чрезвычайным, составляющим центральную ось земного и вечного бытия. К таковым, без сомнения, принадлежит Христово Рождество, или явление Бога во плоти.

  Показать содержимое

Вся история человеческого рода, начатая грехопадением праотцев, Адама и Евы, продолженная историей их потомков, историей народов и царств (а преимущественно историей древнего Израиля), — вела и привела к Вифлеему, к таинственному вертепу, где впервые явил нам Свой дивный младенческий лик Спаситель мiра, Христос!

Нет ничего удивительного, что и два с лишним тысячелетия спустя, мы, питомцы Церкви Христовой, не вдруг и не сразу празднуем Господне Рождество, но прежде вступаем в сорокадневный пост (как определено святыми отцами издревле), чтобы мало-помалу озариться и просветиться чудным светом Рождественской ночи…

Начинается это постническое поприще тотчас после празднования памяти святого апостола Филиппа, 15 ноября по церковному календарю {28 ноября по н. ст.), а завершается самим празднеством, ночью 25 декабря (7 января по н. ст.). Заговенье, то есть вкушение в последний раз скоромной пищи, падает в этом году на четверг, 26 ноября, день памяти святителя Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского. Устав постнических трудов не столь строг, как во дни Великого и Успенского постов: рыба вкушается неотменно по субботам и воскресным дням, равно и в праздничные дни церковного календаря, за исключением среды и пятницы (если накануне не совершается всенощное бдение). Устрожение поста начинается с предпразднства Рождества Христова 2 января, дня памяти священно-мученика Игнатия Богоносца, когда рыбная трапеза исключается полностью для радеющих о соблюдении церковного Устава во всей строгости.

Следует особо упомянуть о сочельнике, или навечерии праздника (24 декабря/ 6 января). В этот день с глубокой древности христиане вкушали сочиво (отсюда и само наименование «сочельник») — разваренные в собственном соку овощи. Трапеза поставлялась после того, как священнослужители, встав пред зажжённой на свещнике свечой, споют тропарь и кондак праздника, устремив взор на вынесенную посреди храма икону Рождества Христова. Русский благочестивый народ отлагал вкушение пищи до явления на небе первой звезды, напоминающей о звезде Вифлеемской, символом которой и является горящая свеча, поставленная пред Рождественским образом… Но довольно о «столах»…

Обратим внимание, дорогой читатель, на существенную сторону пощения, или, как говорили в старину, «говения», то есть подготовки к приобщению Святых Христовых Тайн (и не один раз) в течение Рождественского поста. Навстречу каким мыслям и чувствам отворим, раскроем ум и сердце наши, если только те окажутся послушны велению нашего духа, просвещённого благодатью?

Опору для этих мыслей и чувств обретём в Евангелии, в повествовании святых апостолов Матфея (1 и 2 гл.) и Луки (2 гл.), составляющих содержательную основу текста Рождественской службы. Заблаговременно прочитав и не раз перечитав эти евангельские главы, соединив с чтением и усердное выполнение молитвенного утреннего и вечернего правил (заповеданных христианину Церковью), усердно посещая предрождественские службы, мы призваны воспарить умом «в области заочны», сообщив самому сердцу способность проникаться и насыщаться этими светлыми размышлениями. Не будем забывать, читатель, что чистосердечное исповедание грехов и приобщение, «со страхом и трепетом», Пречистого Тела и Крови Христовых, соединённое с посильным исправлением жизни, осеняет всю жизнь христианина Божественной силой. Благодать делает невозможное возможным, а помрачённого умом и сердцем грешника изменяет в светлое и кроткое чадо Божие; полагает в уме и сердце новые мысли и новые чувства; раскрывает пред искренним и истинным учеником Христовым мiрдуховный…

Итак, отбросив и оставив позади себя все колебания и сомнения, доверчиво подай мне свою руку, читатель, и мы, под невидимым руководством святых отцов, вступим в священный мир Евангельского Откровения, сокрывшись от утомительного шума окружающей нас суеты…

Я покажу тебе далеко не всё, но ты увидишь главное, увидев, постарайся запомнить увиденное, чтобы затем, в уединении, поразмыслить и над всем прочим, составляющим историю рождения Господа нашего Иисуса Христа.

Вот перед тобой мудрецы Востока, которые оставили свои дома, сродников и родную землю — ради следования за таинственной звездой, воссиявшей им «от Иакова… Сколько опасностей преодолели они, какие явили мужество, целеустремлённость, покуда не достигли заветной цели своего странствия и не положили, наконец, дивные дары — золото, ладан и смирну — пред Богомладенцем Христом, Повелителем тех звёзд, которым некогда неразумно служили! Готов ли ты, готовы ли мы с тобой отринуть служение обманывающим и губящим нас идолам, собственным страстям гордости, похоти, сребролюбия, чтобы не оставить в душе ничего, кроме златой веры в Искупителя, благоуханной надежды на Его попечение о нас и крепкой, «как смерть», любви, побеждающей самую смерть? Окажемся ли столь сильными, как Гаспар, Валтасар и Мельхиор (Священная история сохранила для нас их имена, как и самые мощи волхвов, которые почивают в золотом ларце в алтаре знаменитого готического Кёльнского собора в Германии), чтобы не испугаться прещений Ирода — мiра, во зле лежащего, — и уйти от него «иным путём» в «страну свою», в страну священного безмолвия и сердечной молитвы, составляющих лучшее украшение боголюбивой души?..

А теперь переведи свой взор, благосклонный читатель (надеюсь, не нанесу тебе оскорбленья этим наименованием и не вызову иронической усмешки), на известное всякому современному паломнику в Святую Землю «поле пастушков»… Вот они, смиренные и незлобивые пастыри овец, чистосердечные, как дети, бодро и зорко несущие свой дозор в холодную зимнюю ночь… Им, им, а не завистливым фарисеям и не надменным книжникам, закоснелым в их холодной учёности, которая не давала ничего ни уму, ни сердцу израильского народа, явился Ангел Господень со словами: « …не бойтесь; я возвещаю вам великую радость.., ибо ныне родился вам в городе Давидовом Спаситель, Который есть Христос Господь; и вот вам знак вы найдёте Младенца в пеленах, лежащего в яслях» (Лк. 2,10—12).

Похвалимся ли мы с тобой подобными чистотой сердца и ясностью ума, которые позволили вифлеемским пастухам не только воспринять откровение, но и тотчас выполнить, не медля ни секунды, поведенное Ангелом? Находим ли в себе спасительное самоотвержение пастухов, не позволившее им забыться глубоким, тяжёлым сном, в который был погружён весь город, так и не узнавший, не приметивший «времени посещения своего»? Познай, читатель, из примера пастырей, как важно для спасения души «внимать себе», то есть всегда нести духовный дозор на поле сердца своего, не допуская волков (хищные и злые помыслы) до стада. Кроткие овцы — это мир и покой сердца, уравновешенные душевные силы, взбаламутить которые только и тщится враг нашего спасения, душегубец дьявол…

Если имеешь ещё силы и решимость, взгляни, мой читатель, на страшную картину избиения невинных детей вифлеемских, первых мучеников Христа ради, проливших свою младенческую кровь, по злобе Иродовой, поистине сатанинской… Убиты не согрешившие, окончили свою земную жизнь те, кто не успел ее начать!.. Уверуй же вместе со всею Церковью в таинственный, не вмещающийся в рациональное постижение провиденциальный, вещий смысл этих страданий… Скажем вместе с поэтом XIX столетия:

Премудрость Вышнего Творца

Не нам исследовать и мерить:

В смиреньи сердцем надо верить

И терпеливо ждать конца…

Подобно звёздам на небосводе, безсмертные души вифлеемских младенцев светят нам, сущим в ночи века сего («в котором часто правды не бывает»), и свидетельствуют, что «правда на небеси живет» (выражения заимствованы из ветхозаветных Писаний), там, где нет «ни болезни, ни печали, ни воздыхания, но жизнь безконечная»… И да укрепляется наша с тобой вера во всеблагой и всемогущий Промысл Божий, обращающий самые страшные деяния преступных рук человеческих в благие для их невинных жертв последствия…

Чем ближе мы подходим к завершению поста, тем ярче разгорается над нашими главами чудная Вифлеемская звезда, возвестившая волхвам и время рождения Младенца, и место Его обитания… Лучи этой разумной звезды (по изъяснению святых отцов, она была ангельской силой, а не мёртвым космическим телом) озаряют своим нетленным, немерцающим светом сумрак пещеры — сердечной клети каждого из нас… Лучи этой звезды приводят душу, едва коснутся её, в неизъяснимый трепет и небесную радость, подобие которым мы не найдём здесь, на грешной земле, с её чувственными, скоротечными, исчезающими, как дым, удовольствиями. «Я есмь.. звезда утренняя, — вещает Господь (Отар. 22, 16). — Кто побеждает и соблюдает дела Мои до конца, тому дам… звезду утреннюю. Имеющий ухо [слышать] да слышит, что Дух говорит церквам» (Откр. 2, 26, 28—29). – М вы хорошо делаете, — вторит Господу святой апостол Петр, — что обращаетесь [к слову Божию], как к светильнику, сияющему в темном месте, доколе не начнет рассветать день и не взойдет утренняя звезда в сердцах ваших* (2 Пет. 1,19).

Утренняя звезда — это сердечная, сокровенная молитва! Она совершается не устами и перстами, а умом и сердцем, она обращает всё существо человека ко Господу, поставляет ученика пред пресветлым ликом Учителя своего…

Озаряемые невечерним светом Рождественской звезды, войдём же, послушный читатель, под своды самого Вифлеемского вертепа… и остановимся вовремя, дабы не преступить положенной нам, грешным, черты и не опалиться тем сиянием, которое исходит от дивного Богомладенца, почивающего в воловьих яслях…

Вот Он, Великаго Совета Ангел, Царь мiра, Отец будущаго века, как воскликнул о Нем в пророческом трезвенном упоении «ветхозаветный евангелист», святой пророк Исайя! Вот Он, Чаяние языков, Ожидание всех народов, Свет велий, пришедший в этот мiр для того, чтобы просветить во тьме сидящих! Уже предпразднуя светлую, как день, Рождественскую ночь, воспоём, читатель, со всею Церковью: «Христос раждается, славите… Христос на земли, возноситеся. Пойте Господеви, вся земля…».

Завершая это повествование, оставляю тебя, полюбившийся мне читатель, и вверяю действию Божией благодати, которая, по слову апостола, может назидать своих наперсников (друзей) лучше, нежели слабое, хотя и произносимое от души, человеческое слово…

Протоиерей Артемий Владимиров

Русский дом

[Апрель 9 365]

Рождество Христово. Икона из одноименной
пещеры в Вифлееме.
Фото: А.Поспелов / Православие.Ru

Подвиг постный: значение и важность Рождественского поста
Игумен Нектарий (Морозов)28 ноября 2011 г. Источник: Воцерковление.ru

Время самоограничения и время молитвы, время искушений и время радости. Все эти определения относятся к посту — особому периоду в жизни каждого православного христианина. О значении наступившего Рождественского поста, о важности даже самого малого аскетического подвига и о предощущении торжества рассказывает игумен Нектарий ( Морозов ), настоятель Архиерейского храма в честь иконы Божией Матери "Утоли моя печали".

  Показать содержимое

— Мы привыкли к тому, что праздник — время радости. Почему у православных христиан перед самыми значительными торжествами установлен пост?
— Праздник в понимании светского человека и в понимании человека церковного — вещи совершенно различные. В миру подготовка к празднику — это поход по магазинам, забота о разнообразно накрытом столе, о том, как занять, развлечь гостей. Такое отношение — чисто земное. Праздник же церковный — торжество другого, духовного порядка, дающее верующему возможность через воспоминание тех или иных событий Священной истории прикоснуться сердцем к иной, небесной, реальности и пережить во всей полноте радость от этого удивительного, ни с чем не сравнимого прикосновения.
Но человек состоит из духа, души и тела. И дух и душа в его повседневной жизни оказываются в угнетенном, подавленном состоянии — властвует тело с его потребностями, привычками, удовольствиями. Для того, чтобы дать духу свободу в его устремлении к Богу, необходимо "утеснить" свою плоть, хотя бы в чем-то ограничив ее подчас весьма прихотливые требования. Таким способом самоограничения и является пост. В той или иной форме, как воздержание от излишеств, он всегда должен присутствовать в жизни православного христианина. Но на протяжении церковного года существуют отдельные периоды, специально посвященные воздержанию большему, это так называемые "многодневные посты", одним из которых является Рождественский.
— Его также называют "Филиппов" пост…
— Да, поскольку начинается он на следующий день после празднования святому апостолу Филиппу, 28 ноября (н.с.). А заканчивается уже на Рождество, которое празднуется 7 января (н.с.), продолжаясь, таким образом, 40 дней. По своему Уставу о пище он не самый строгий. В субботние и воскресные дни, а так же в дни праздников с полиелеем, если они не приходятся на среду и пятницу, Рождественским постом разрешается вкушение рыбы, в остальные дни — пища только растительного происхождения. Наиболее строгий период поста — последние его дни, время предпразднства — со 2 по 6 января включительно. В эти дни, хотя бы на них и выпадали воскресенье, суббота или какой-то праздник, рыба на трапезе уже не допускается. А день самого строгого поста — канун Рождества, Рождественский сочельник, когда по церковным правилам пищу принято вкушать лишь вечером, с появлением на небе "первой звезды" (приблизительно в 16-17 часов).
— Мы говорим сейчас о "телесной" стороне поста. Но, наверное, пост столь же необходим и для души человека?
Да, конечно, постясь телесно, необходимо помнить, что главное — пост духовный. Поэтому если человек ограничивает себя в пище, но при этом не посещает храм, участвует в каких-либо развлечениях и увеселениях, то ощутимой пользы его пост не принесет, станет чем-то вроде своеобразной "диеты", не более того. Без молитвы за богослужением внутренний смысл поста понять вообще невозможно. Пост для христианина — время, когда он может более основательно потрудиться над своей душой: побороться в себе с теми недостатками, с которыми обычно он по малодушию мирится, постараться возделать в себе добродетели, в которых сознает себя недостаточно преуспевшим. Тогда и день праздника, как венец его поста, становится для него днем подлинной радости, подлинного духовного торжества.
— Что такое для верующего человека день Рождества?
— Рождество для нас — это завершение Ветхого Завета и начало Нового. То, чего ожидали ветхозаветные праведники и все, сохранившие веру в истинного Бога, с того момента, как наши праотцы переступили ту единственную заповедь, которая была дана Богом первозданному Адаму. Это событие, которое изменило судьбу человеческого рода, начало нашего спасения.
Само церковное богослужение готовит человека к такому пониманию Рождества. В дни предпразднства (2-6 января) в стихирах, канонах на утрени и повечерии, удивительных по своей глубине и умилительности, звучит, все более нарастая, одна и та же мысль: "Христос рождается, Христос приходит". И это ощущение — того, что "Господь приходит", становится совершенно реальным. Приведу пример немного личный, но очень яркий. Достаточно уже давно один мой друг, верующий, но живший в то время не вполне церковной жизнью человек, служил в армии. Рождественской ночью он находился в дозоре, и вдруг в какой-то момент, абсолютно без видимых причин, вдруг почувствовал, что… родился Господь. Его сердце наполнила поразительная, совершенно неожиданная радость. Очевидно, в ночь Рождества происходит какое-то таинство — таинство воспоминания мира о самом удивительном моменте его истории: о том, как Бог стал человеком для того, чтобы человек стал Богом.
— Как осознать для себя необходимость поста?
— Заповедь поста является самой древней: первой, данной первозданному человеку в Эдеме. И подвиг постный занимает в церковной истории место очень видное. Прежде всего, памятен пост пророка Моисея, предшествовавший вручению ему богоначертанных скрижалей. Удивительный контраст: с одной стороны — Моисей, не вкушающий пищу в течение сорока дней для того, чтобы принять от Бога Его Завет. С другой — израильтяне, которых он ведет по пустыне: из-за того, что им не хватает мяса, лука и чеснока в той мере, к которой они привыкли в Египте, они готовы вернуться туда, где убивали каждого первенца, родившегося в еврейской семье!
Замечательно об этом говорит святитель Игнатий (Брянчанинов): гордый человек в самообольщении почитает себя чем-то значительным, но как только оказывается стесненным его чрево, становится очевидным, что он является его рабом. Пост — одно из средств от этого рабства освободиться.
Но самое важное здесь для нас — пример Спасителя, который, готовясь к Своему служению, подъял такой же сорокадневный пост. Не нуждаясь в такой подготовке Сам, он показал нам образ того, как необходимо готовиться к важным событиям в нашей жизни.
— Пост сложен для современного человека, живущего не в монашеском общежитии, а посреди мира. Окружающим пост представляется иногда странным анахронизмом, а иногда — попросту мракобесием. Возможны ли в связи с этим какие-то послабления для постящегося?
— Безусловно, поститься посреди мира труднее, чем в монашеской обители. Порой и в семье кто-то пришел к Богу, а кто-то церковной жизни и ее правил не понимает и не принимает, и постная кухня как таковая отсутствует. Трудно и когда человек большую часть дня проводит на работе, где нет возможности приобрести качественную постную пищу. Но трудно — не значит невозможно. Опыт неопровержимо свидетельствует: когда христианин решается поститься, то ему это удается, все препятствия преодолеваются.
Есть и еще один очень существенный аспект поста для человека, живущего посреди мира. В этом мире, расцерковленном, не знающем Бога, в его событиях и делах мы очень часто "растворяемся", "теряемся", он заставляет нас забывать, кто мы. И в этом смысле пост — очень действенное средство для того, чтобы помнить о том, что ты верующий, православный человек. И в то же время это проповедь без слов, потому что люди, видя того, кто от чего-то отказывается ради Бога, поневоле начинают относиться к его вере с уважением. Часто это становится для них поводом задуматься, а потом и спросить о чем-то важном для себя.
Но, конечно, отступления от принятого устава поста возможны, если человек болен и не имеет физических сил для его соблюдения. Однако лучше всего это согласовывать со священником, испрашивая его благословения и совета.
Знаете, физически мы действительно намного слабее своих предков, показывавших удивительные примеры воздержания, и не можем брать на себя их меру подвижничества. Но мы немощнее их и душевно, и духовно. И потому сегодня священнику приходится снисходить не только к тем, кто болен телесно, облегчая для них воздержание какими-то послаблениями. Современный воцерковляющийся человек может быть не готов к посту и чисто психологически. Мысль о том, что надо отказываться от привычной пищи на протяжении 40 дней, приводит его в ужас. И когда видишь, что человек поститься не решается однозначно, то, чтобы не оттолкнуть его совсем, можно предложить некий "обучительный" пост: чтобы на первый раз постящийся отказался хотя бы только от мяса и еще от чего-либо скоромного. И есть надежда, что следующим постом он созреет для воздержания более строгого.
— Стоит ли верующему человеку отмечать Новый год, который приходится на время поста? Как поступить, если для его близких этот праздник очень важен?
— Здесь необходимо духовное рассуждение. Если рядом люди церковные, то здесь все просто: по собственному произволению верующему человеку не стоит включаться на всю ночь в телепространство развлечений, участвовать в увеселительных мероприятиях. Если не все члены семьи верующие люди, то нужно выбирать достойную меру: не отступать от поста телесного, но постараться делать это насколько возможно незаметно и не предаваться чрезмерному веселью. Полного компромисса здесь быть не может. Скорее, мы мягко и с любовью к своим близким должны делать то, к чему нас обязывают и закон Божий, и церковные каноны.
— На что бы вы еще посоветовали обратить внимание постящемуся человеку?
— На то, что пост не только время посильного аскетического подвига, но и время искушений. Выявляется такая духовная закономерность: начиная пытаться жить собраннее, человек выходит на линию борьбы. Наступает время военное: на него ополчаются те силы, которые противятся всему доброму в нашей жизни. Но это происходит не без попущения Божия. Как говорит преподобный авва Дорофей, каждому доброму делу или предшествует, или последует искушение.
А чаще всего искушения постом проявляются в обострении существующих конфликтов или возникновении новых. Вообще человек постящийся, к сожалению, становится иногда гораздо более раздражительным, нервозным... Но зная заранее о том, что пост — время искушений, можно лучше приготовляться к ним и переносить их более благодушно. Главным образом в этом должна помогать молитва. Вообще постом верующие обычно увеличивают свое молитвенное правило: читают псалтирь, полагают земные поклоны, стараются не допускать в правиле каких-то упущений или сокращений.
И вот о чем бы хотелось сказать еще. Человек — и человек верующий также — с очень большой легкостью забывает о должном. Мы постоянно нуждаемся в стимулах, поводах для того, чтобы обратить внимание на то важное, мимо чего проходим в своей повседневной жизни. И именно таким поводом, стимулом для самособирания становится пост. Но, к сожалению, очень часто с его окончанием происходит некий "откат" назад, человек быстро теряет то немногое, что собрать удалось. И очень важно этого избежать, чтобы пост стал для нас очередной, пусть совсем небольшой, но ступенькой в нашем восхождении к Богу. Чтобы с этой ступеньки мы не соскользнули вниз.

Игумен Нектарий (Морозов)

[Елена г.Тула 692]

Клеть ума – сердце

Архимандрит Клеопа (Илие)

Не будем искать ступеней высокой молитвы, ибо это гордыня! Мы молимся, как можем, а Бог, видя, что душа наша старается научиться молиться, когда Его благодати ведомо, удостаивает ее моментов чистой молитвы.

И тогда человек тот ищет уединения, чтобы быть с одним только Богом. Как говорит божественный Иоанн Лествичник: «Кто вкусил сладость молитвы, тот всегда желает быть один». И святой Исаак Сирин говорит: «Кто вкусил сладость молитвы, тот будет убегать от многолюдства, как дикий осел!Он хочет оставаться в этой сладости и в беседе с Богом всегда. И разговоры, и дела, и прочее отрывают его от молитвы, а ему этого жаль».

Очень тяжело человеку достичь того, чтобы молиться подобным образом, чтобы его не притягивал назад, к себе многий шум и вид происходящего и слышание о стольких делах. Совершенной молитвы достигают немногие люди.

Уединение внешнее – это когда я ухожу в лес и живу в землянке, в шалаше, в какой-нибудь в пещере и молюсь. И это очень содействует молитве, но если у тебя не будет уединения в самого себя, это не поможет: ты можешь находиться там и скитаться умом по всем городам, по всему Бухаресту и всем базарам. Напрасно ты убежал в пустыню телом, ведь умом ты в пустыню не убежал. А между тем что значит «монах»? Святой Иоанн Лествичник говорит: «Кто умом своим стоит всегда вне мира и все время молится Богу, тот монах».

 

  Показать содержимое

Бог требует не того, чтобы мы одним только телом вышли из мира и убежали в лес, а чтобы умом вышли из мира. Я мог бы оставаться в шуме мира, как делал это святой Феодосий, зачинатель общежительного монашества, но его видели молящимся, подобно огненному столпу, посреди мира. У него за трапезой питалось по три тысячи нищих в день, и он прислуживал им за столом. И его видели посреди мира таким, словно он был в самой глухой пустыне, ибо он был совершенным. Он уже не обращал внимания на относящееся к миру сему, а смотрел только на горнее.

Но это касается совершенных. А нам, нуждающимся в том, чтобы научиться молиться, необходимо прежде всего уединение в себя. Заперся в четырех стенах своего дома – и можешь уединиться. Закрыл дверь – и входишь в клеть сердца. Только там ты можешь спрятаться, чтобы молиться Богу втайне.

Святой Симеон Новый Богослов говорит: «Ум не может скрыться нигде среди творений! Ты можешь и в пустыню уйти, и в скалах спрятаться, можешь уйти куда угодно, но не можешь спрятать его в творениях. Самое глубокое место, где ты можешь сокрыть ум от мира, это его клеть – сердце! Только в сердце ты можешь его сокрыть, ибо там он беседует с Иисусом, с Женихом-Словом, Который имеется у тебя с Крещения. Если там ты его скроешь, ум должен войти в сердце немым, глухим и слепым. Чтобы он более не говорил, чтобы не слышал и не видел ничего из мира сего. А только Иисуса видел бы, и к Нему прилепился, и с Ним соединился в Духе Святом. Там, в сердце, – Жених с невестой! Души наши – это невесты Христовы, как говорит святой апостол Павел: я обручил вас единому Жениху бессмертному и очень боюсь, чтобы сердца ваши не преткнулись, как ум Евы из-за хитрости сатаны (ср.: 2 Кор. 11: 2–3). Не сказал “умы”, а сердца, ибо знал, что истинное соединение души нашей со Христом совершается в сердце, а не в другом месте».

А если мы молимся, как можем, то будем молиться часто, ибо благодать – общая всем нам матерь. Ты видел добрую мать с малым ребенком? Если она видит, что он не умеет ходить ножками, отпускает его, чтобы он попробовал походить сам, и он тут же падает и начинает плакать, ибо ножки у него слабенькие, и он не может ступать ими. И мать сразу же подхватывает его: «Погоди, дай-ка я научу тебя». И берет его за ручку, поведет немного и снова отпускает его. Чтобы он научился ходить. Так поступает и благодать с нами во время молитвы, когда мы не умеем молиться.

Когда приходит благодать к тебе, ты чувствуешь чистую молитву, чувствуешь молитву ума, сердца. А затем, когда тебя оставляет Дух Святой по причине гордости твоей и лени, ты снова падаешь, а ум уносится в мир, в смятение. Затем [благодать] снова поднимает тебя, пока ты не научишься идти этим путем и держаться на ногах. И так Бог, видя, что душа хочет молиться, мало-помалу ведет ее по ступеням молитвы. А когда она научилась молиться, ей уже не нужно, чтобы кто-нибудь вел ее за руку. Она знает, что истинную молитву она найдет в сердце своем, соединившись с Иисусом Христом.

Итак, нужно молиться, как можем. То устами, то умом, то сердцем, то превыше молитвы сердца. Кто удостоится прочих ступеней молитвы, как я сказал вам: самодвижной, видящей, молитвы в экстазе, в восхищении, вплоть до духовной молитвы, – тому дана великая благодать от Бога; но я не знаю, достиг ли этого кто-нибудь из нынешнего рода нашего. Один Бог знает такового. Может, он обитает в какой-нибудь потаенной пещере, где-нибудь в горах или кто знает где еще, ибо один Бог ведает это. Человек тот – огненный столп! Он, когда молится, делается, подобно старцу из «Патерика», огненным столпом!

 

Архимандрит Клеопа (Илие),

Перевела с румынского Зинаида Пейкова

[Татиана. 1 985]

Милосердие

 

Мир души

Благодарю Тебя, Христос,

За все отрадные мгновенья,

За мир души, за сладость слез,

За дар небесный вдохновенья.

Благодарю, что Ты открыл Мне,

Боже, внутренние очи

И вывел в свет из мрака ночи,

И благодатью освятил;

Что Ты помог постигнуть мне

Тщету и прах всего земного

Чтоб тайно в сердца глубине

Искать сокровища иного.

Благодарю, что выносить

Мне помогаешь испытанья...

О, научи благодарить

Тебя за самые страданья!

 

Душа!.. Что такое душа? На этот вопрос преподобный Макарий Великий так отвечает: "Душа есть тварь умная, великая и чудная, исполненная красоты, подобие и образ Божий".

Душа – это разум человеческий, это то, что апостол Павел называет помышлениями плотскими (Рим. 8, 67). Душой мы размышляем, рассуждаем. Душа находится в беспрерывном процессе изменчивости. Все существо человека состоит из духа, души и тела. Дух – это разум божественный; сокровеннейшая, истинная сущность наша, неизменяемая часть нашего существа, частица Божества.

Тело – видимая, внешняя, материальная часть нашего существа.

Душа является как бы оболочкой для духа, а тело наружным покровом души. Но, по сути дела, дух, душа и тело едины, как едина вода, бывающая в разных степенях уплотнения: пар, жидкость, лед.

Душа сама по себе не может отличить истину от лжи, добро от зла.

Апостол Павел пишет: "Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно" (1 Кор. 2, 14).

Душа, не имеющая в себе Духа Божия, мертва так же, как мертво тело, не имеющее в себе души (по смерти).

"Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные – жизнь и мир" (Рим. 8,6), т.е. вера в то, о чем нашептывают нам греховные чувства и страсти, приводят к болезням душевным и телесным, к всевозможным заботам и скорбям и, в конечном итоге, к смерти души, т.е. к вечным мучениям в загробной жизни. А помышления духовные, т. е. вера в Бога, заставляющая плотский разум молчать, а духовный разум говорить, есть жизнь вечная и блаженство.

У несовершенных христиан плоть и дух постоянно враждуют. Апостол Павел говорит: "Плоть желает противного духу, а дух – противного плоти: они друг другу противятся, так что вы не то делаете (плотию), что хотели бы (духом)" (Гал. 5, 17).

"Я говорю: поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти...

Дела плоти известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, (соблазны) ереси, ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное... Поступающие так Царствия Божия не наследуют.

Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. На таковых нет закона" (Гал. 5, 16-23). – "Сеющий в плоть свою от плоти пожнет тление, а сеющий в дух от дха пожнет жизнь вечную" (Гал. 6, 8).

Кто живет по духу, а не по плоти, у того душа чистая, светлая, благодатная, благоухающая добродетелями... ароматная! У такого человека и тело благодатное. Когда этот святой (совершенный в добродетели) христианин умирает, то тело его не подвергается тлению [1], а у некоторых даже постоянно источает миро благовонное, т.е. такую благоухающую жидкость, которая ароматнее всяких духов. Это свидетельствует о том, что Дух Святой неотлучно пребывал в душе сего христианина.

Кто живет по духу, исполняя заповеди Божий, тот наслаждается глубоким миром души. Пророк и псалмопевец Давид говорит: "Велик мир у любящих закон Твой (Господи), и нет им преткновения" (Пс. 118, 165),потому что "соединяющийся с Господом есть один дух с Господом" (1 Кор. 6,17).

Епископ Игнатий Брянчанинов пишет: "Дверь в страну духа – мир Божий, превосходящий всякий разум, потопляющий все помышления человека в несказанной сладости своей. Этот мир Христов уничтожает все смущения и страхи, так сильно действующие на человека плотского...

Есть действие от крови, кажущееся для неопытных действием благим, духовным, а оно не благое и не духовное, оно из падшего естества нашего и познается нами, потому что порывисто, горячо и нарушает мир в себе и ближних. Действие духовное рождается из мира и рождает мир. Тот мир, о котором Христос сказал: "Мир оставляю вам, мир Мой даю вам" (Ин. 14, 27).

Мир души – это один из важнейших показателей, по которому мы определяем: духовные мы или Плотские. Если мир в душе нашей не нарушается ни при каких обстоятельствах, даже при самых сильных переживаниях, то, значит, мы в духе. Как бы нас ни огорчили, какое бы зло нам ни сделали, какую бы потерю мы ни понесли, – мы всегда должны быть духом мирны и спокойны. А это возможно только в том случае, если мы будем искренно любить Бога и ближних, если у нас будет глубочайшая вера и преданность Промыслу Божию, если мы благодушно будем переносить всякое зло, всякие скорби и болезни.

Как после сильной бури бывает великая тишина, после темной ночи радостное утро, так и после великого огорчения и глубокой печали наступает в сердце призывающего Бога мир Божий, превосходящий всякий ум (Фл. 4,7).

Старец Силуан пишет: "Если постигнет тебя какая неудача, то думай: Господь видит мое сердце, и, если Ему угодно, то будет хорошо и мне и другим. И так душа твоя всегда будет в мире. А если кто будет роптать: это не так, а это нехорошо, то никогда не будет мира в душе, хотя бы он и пост держал, и много молился.

Когда мир Христов придет в душу, тогда она рада сидеть, как Иов на гноище, а других видеть в славе; тогда душа рада, что она хуже всех. Тайна сия смирения Христова – велика и невозможно ее объяснить. От любви душа всякому человеку хочет добра больше, чем себе, и радуется, когда видит, что другим лучше, и скорбит, когда видят, что они мучаются.

Святые апостолы и все святые желали народу спасения и, пребывая среди людей, пламенно молились за них. Дух Святый давал им силу любить народ, и мы, если не будем любить брата, то не сможем иметь мира. Пусть каждый подумает об этом. Если брата укорил или осудил, или опечалил, то значит, свой мир потерял.

Для мира душевного нужно душу свою приучить, чтобы она любила оскорбившего и сразу молилась за него. Если брата возненавидим или осудим, то ум наш омрачится, и мы потеряем мир и дерзновение к Богу. Невозможно душе иметь мир, если не будем всеми силами просить у Господа – любить людей. Кто носит в себе мир Духа Святого, тот и на других изливает мир, а кто носит в себе злого духа, тот и на других изливает зло.

Невозможно сохранить мир душевный, если не будем следить за умой, то есть если не будем отгонять мысли, неугодные Богу, и, наоборот, держаться мыслей, угодных Богу.

Надо умом смотреть в сердце, что там делается: мирно или нет. Для мира душевного нужно быть воздержанным, потому что и от нашего тела теряется мир.

Мир теряется, если душа потщеславится и вознесется пред братом, или осудит кого-либо, или брата будет вразумлять, но не кротко и не с любовью, если будем много кушать или вяло молиться – за все сие теряется мир.

Не может душа иметь мира, если она не будет поучаться в законе Божием день и ночь, ибо закон сей написан Духом Божиим, а Дух Божий от Писания переходит на душу, и душа чувствует в этом услаждение и уже не хочет любить земное, потому что любовь к земному опустошает душу, и тогда она бывает унылая и дичает, и не хочет молиться Богу".

Мир душевный – такое сокровище, ради которого надо жертвовать всем житейским.

Неустроение душевное, т. е. раздражение, говорит о болезни души и о том, что нет в ней Духа Святого.

Святой Паисий Великий вопросил Господа: "Как победить раздражение?"

Господь ответил ему: "Если хочешь не раздражаться, то ничего не пожелай, никого не осуди и не возненавидь, и не будешь раздражаться".

Не пожелай – это значит: отсеки свою волю и живи по воле Божией, потому что мы часто желаем того, что нам во вред и в погибель души.

О причинах раздражительности и потери мира душевного архиепископ Арсений Чудовский так пишет: "Иногда вдруг у тебя появляются какая-то раздражительность, недовольство окружающими тебя людьми, а то и просто дурное, угнетенное состояние духа, тоска, разочарование. Малейший повод – и твое настроение испортилось. Отчего это? Очевидно, ранее душевная твоя почва была подготовлена к такому настроению. Раздражительность, недовольство людьми вызываются завистью, недоброжелательством к ним.

Тоска, уныние, угнетенное состояние духа вызываются предшествующими греховными помыслами, чувствами, делами.

Благодать Божия, как утренняя роса, прогоняет все это, освежая сердце и все внутреннее существо человека.

Счастлив тот, кто умеет или, лучше сказать, способен быстро привлекать к себе эту благодать Божию: тот легко освобождается от тех душевных страданий, о которых мы говорим".

Мир душевный достигается разными путями. Преподобный Серафим Саровский поучает: "Ничто так не содействует стяжанию внутреннего мира, как молчание и, сколько возможно, непрестанная беседа с собой и редкая – с другими. Надобно чаще входить в себя и спрашивать: где я? (т. е. анализировать свое душевное состояние в данный момент). Признак духовной жизни есть погружение человека внутрь себя и сокровенное делание в сердце своем".

Преподобный Никодим Святогорец говорит, что "смирение, мир сердечный и кротость так тесно соединены между собой, что где есть одно, там есть и другое".

А преподобный Варсонофий поучает так: "Считай себя самым грешным и последним из всех и будешь иметь покой. Узнай, что служит к успокоению брата, делай это и получишь и ты покой от Бога".

Апостол Павел учит: "Старайтесь иметь мир со всеми и святость, без которой никто не увидит Господа" (Евр. 12,14).

Архиепископ Арсений Ч. дает совет для сохранения мира. Он пишет: "В духовной жизни большое значение имеет самоукорение. Оно облегчает, прежде всего, нести скорби. Случилось со мной что-либо скорбное: если я не стану укорять никого, возлагать вину на другого, а сам себя обвиню, внутренне скажу, что я достоин всего скорбного, то этим самым обличу себя и без смущения, с некоторым спокойствием, перенесу для меня трудное, тяжелое, так что можно сказать: укорение себя доставляет успокоение, умиротворение нашего духа. Самоукорением подавляются, так сказать, притупляются наши страсти, наши грехи. Самоукорение для страсти то же, что вода для огня: водой заливается огонь, самоукорением – страсти. Самоукорение развивает тонкость различения нравственного: доброго от скверного и дурного, так что у кого нет самоукорения, у того притуплено познание доброго. Самоукорение развивает и укрепляет смирение, ибо кто укоряет себя, тот все, что Ни случается с ним доброго, будет считать делом Божия Промысла, а злое – за грехи наши. Самоукорение ведет к взаимному миру. Если бы все укоряли себя, то водворился бы мир, все бы мирствовали друг с другом, и наоборот: укоряя друг друга, мы посеваем вражду и неприязнь. Самоукорение дает нам спокойно переносить оскорбления, не чувствовать их. Самоукорение есть узда, сдерживающая проявление, движение в нас всего дурного. Самоукорению противоположно самооправдание, которое развивает в нас тщеславие, самомнение и гордость".

Умиренный духом христианин всегда и везде неизменен. Он мирен со всеми людьми, со своей совестью, а главное – с Богом. В нем почивает Бог.

[Татиана. 1 985]

[Татиана. 1 985]