Таблица лидеров

http://www.pravmir.ru/prezhde-chem-postigat-vysoty-dobrodetelej-nauchites-zdorovatsya-s-lyudmi-na-ulice/ Прежде чем постигать высоты добродетелей, научитесь здороваться с людьми на улице! 30 октября, 2012 • Протоиерей Андрей Ткачев «Бог стал человеком, чтобы человек мог стать Богом», — учат отцы Церкви. А что нужно сделать, чтобы человек стал человеком? Социальные Маугли Человек рождается дважды — сначала как физическое тело, как яйцо, потом — как цыпленок. Описанный Киплингом Маугли имел прототипов в той же Индии. Там очень часто в джунглях пропадали украденные обезьянами или волками дети, причем английскими или индийскими учеными в 50-х годах прошедшего столетия были зафиксированы случаи, когда животные не ели, а воспитывали украденных младенцев. Дети не превращаются в красавцев типа Маугли. Они превращаются в ни то, ни се. Они чешут задней ногой за ухом, рвут мясо зубами, воют на луну, и если их возвращают в человеческие жилища, тоскуют, чахнут и умирают, так и не научившись разговаривать и есть вилкой и ложкой. Потому что ими пропущены какие-то важные этапы воспитания. А самые важные этапы воспитания — это внутриутробное развитие и первые несколько лет жизни. Как говорил Толстой, между мною трехлетним и мною семидесятилетним разница очень небольшая, но между мною только что родившимся и мною трехлетним — разница огромная. Самое важное закладывается тогда, когда дается младенцу в рот материнский сосок или соска, что поет над колыбелькой молодая мама: «Богородице Дево, радуйся» или «Я буду вместо, вместо, вместо нее, твоя невеста, честное ё». Пока носит дитя, мама курит папиросу или причащается раз в месяц. За каждый день внутриутробного развития проходят астрономические периоды, в строении земли они называются геологическими эрами. Упущенные вопросы внутриутробного, сразу после рождения, ближайшего дошкольного или первые годы школьного воспитания — я боюсь, невосполнимы. То, чему я не научился в двенадцать-тринадцать лет — я уже в двадцать четыре года не научусь или научусь но с титаническими усилиями, и хуже, чем мог. Навыки, которые я в четырнадцать-пятнадцать лет не обрел в части труда, терпения, физической выносливости, перенесения боли — 14-15 лет — в тридцать-сорок лет уже поздно нагонять. Есть необратимые изменения в человеке, из-за которых не сделанyые вовремя вещи позже не нагоняются. Духовные паралимпийцы Мы традиционно говорим об обожении человека, о том, что Церковь существует, чтобы довести его до Царствия Божьего и на земле сделать его сыном Неба, гражданином Небесного Царства, чтобы он был благодатен и жил не по природе. Чтобы, как говорится в молитве оглашения, «он не был чадом тела, но чадом Твоего Царствия». Но мы накопили столько ошибок и пропусков в гражданском, общественном, личном воспитательных процессах, что когда мы начинаем обоживать этого калеку, он вообще разваливается. Получается жуткое зрелище, наподобие Параолимпийских игр, когда одноногие люди метают молот или диск, а слепой бежит кросс. Это памятник человеческому мужеству, но смотреть на него очень больно. Наша духовная жизнь похожа на параолимпийские состязания, потому что мы изначально искалечены и одновременно пытаемся совершать какие-то подвиги. Дохристианские добродетели Прежде, нежели упражняться в христианских добродетелях, нужно поупражняться в добродетелях дохристианских, которыми был богат мир до Рождества Христова: еврейский — сознательно ожидавший Мессию, нееврейский — не ожидавший, но предчувствовавший. Евреи упражнялись в Писании и пытались хранить то, что Бог им заповедал. Язычники ценили другие вещи: храбрость на войне, простоту в быту, мудрое слово, умение слушать другого и сдерживать свой гнев (такого человека чтили выше полководцев), не порабощаться богатству и терпеть превратности судьбы. Они выстраивали целые богословские школы, учившие, как прожить жизнь достойно и правильно с минимальным количеством грехов. Трудолюбие — не христианская добродетель, а общечеловеческая. Приход к больному в больницу — не только евангельское дело, но и общечеловеческое. Для христиан евангельское в нем только одно: ты приходишь сознательно ко Христу, который учит в больном видеть Себя. Если же ты Христа в больном не видишь, но все равно к нему идешь, потому что он больной и нуждается в твоей помощи, то это добродетель общечеловеческая. Это простейший способ стать человеком — пойти к тому, кому больно и по возможности облегчить его страдания теми средствами, которые у тебя есть под рукой или в сердце. Кто-то из историков подсчитывает, что первые семьсот с лишним лет после основания Рима у римлян не было ни одного развода. Кажется, об этом пишет Честертон. Почему Бог дал власть над миром римлянам? Потому что они были добродетельнее, чем все народы земли. Они были храбры на войне, просты в быту — спали на земле и пили простую воду, не боялись терпеть, страдать и умирать в период опасности, были целомудреyны в браке, гнушались половыми перверсиями, которыми цвел весь Восток (персы, финикийцы и даже греки). Они были естественно добродетельны. Духовный эгоизм Нам сейчас не хватает не только христианских добродетелей, но и вообще человечности. Классическая литература поставила нам горький диагноз: на Руси легче найти святого, чем порядочного. Святых на Руси было много, негодяев тоже хватало, а вот простых порядочных людей — маловато. Нехватка среднего звена. Качка из стороны в сторону, «из глубины воззвах к Тебе» (из бездны — вверх, и сверху — вниз) — расшатает любого. Как пелось в старой песне «надо быть спокойным и упрямым, чтоб порой от жизни получать радости скупые телеграммы». Я склоняюсь к тому, что эти «плюс» и «минус» нашей души, качка справа налево — просто отсутствие воспитания и недисциплинированность, просто разболтанность души. Сначала нагадить, так что стыдно людям в глаза смотреть, а потом слезы лить неделями, а потом, когда устанет лить слезы или они закончатся — опять нагадить и опять слезы лить. В таком режиме жить нельзя. Нужно воспитывать в себе аккуратность, честность, исполнительность, нужно исполнять то, что пообещал, нужно учиться думать о ком-то, кроме себя, а не превращать христианскую жизнь в торжество эгоизма: раньше думал только о своих карманах, а теперь — только о своих грехах. Некоторые христиане носятся со своими грехами, как курица с яйцом. Это тончайший вид мерзкого эгоизма, а не духовная жизнь. О Христе человек не думает, о ближнем не думает — думает только о себе, о своих добродетелях, которых в принципе нет и быть не может при таком состоянии ума. От меньшего к большему Резюме. Прежде, чем идти на сияющие высоты христианских добродетелей, необходимо научиться здороваться с людьми на улице. Прежде, чем бросить курить, необходимо научиться окурки бросать в урну, а не под ноги. Прежде, чем научиться читать Иисусову молитву устами и в уме, надо постараться сморкаться в платок, а не, зажимая одну ноздрю пальцем, ближнему на ботинок. Закон духовный гласит нам, что без маленького большого не существует. Нужно заточиться, препоясаться и застегнуться, приготовившись к длиннейшей незаметной работе, начиная с самых простых вещей. Тогда начнется постепенный путь к обретению смысла и глубины во всем остальном. По сути, рецептура дана в одной из латинских пословиц: научись сначала делать то, что ты уже умеешь — и тебе откроется неизвестное. Научись, например, слушать людей. Кажется, такая простая вещь — а научись не перебивать, сидеть и слушать. Научись не выбалтывать чужие тайны и не радоваться чужим грехам. И так далее. Так, от меньшего к большему — глядишь, до чего-то человек перед смертью и дойдет. Записала Мария Сеньчукова

Высказывания о жизни и любви Какой победитель наилучший? — Победивший правдой. Какой победитель наихудший? — Победивший силой. Какой человек самый слабый? — Победивший других. Какой человек самый сильный? — Победивший самого себя. Какая борьба опасная? — Фанатичная. Какой учитель самый лучший? — Страдание. Какой учитель самый плохой? — Наслаждение. Как стать добрее? — Разделить с ближним его беду. Как стать скромнее? — Разделить с ближним свою славу. Как стать смиреннее? — Разделить с ближним его немощь. Как стать честнее? — Не забывать о своих долгах. Какое умение самое редкое? — Умение отдавать. Какое умение самое лучшее? — Умение прощать. Какое умение самое трудное? — Умение молчать. Какое умение самое важное? — Умение спрашивать. Какое умение самое нужное? — Умение слушать. Какая привычка самая неприятная? — Спорливость. Какая привычка самая вредная? — Болтливость. Какой человек быстрее приходят к Богу? — Милосердный. Какой человек самый сильный? — Который способен постичь Истину. Какой человек самый слабый? — Который надеется на свою силу. Какой человек самый разумный? — Который следит за своим сердцем. Какая привязанность самая опасная? — Привязанность к своему телу. Какой человек самый бедный? — Который больше всего любит деньги. Чем противостоять беде? — Смирением. Чем противостоять страданию? — Терпением. Каков признак здоровой души? — Вера. Каков признак больной души? — Безнадежность. Каков признак неправильных действий? — Раздражение. Каков признак добрых поступков? — Мир души. Какой человек заживо умер? — Равнодушный. Какой человек никогда не умрет? — Любящий Бога и ближних. Монах Симеон Афонский

Грехи каждого из нас единому Богу известны, и не можем судить того, чего не знаем; но есть грехи, которые и не почитают грехами: это есть гордость, названная в свете — «благородное самолюбие». Исполняя дело по должности и в обществе очень хорошо и похвально, самолюбие имеет первое место и служит побуждением, а свое мнение дает им цену, и гордится, нимало не считая это за грех, а смирения нет... Многие есть примеры, что за гордость Господь наказывает людей различными наказаниями. Навуходоносор царь, когда вознесся сердцем и изрек слово: несть ли сей Вавилон великий, егоже аз соградих в дом царства (Дан. 4, 27), и вдруг исступил умом и превратился в зверя и семь лет был в таком положении. И в наше время знаю бывшие примеры: один майор, командовавший полком, с большими достоинствами, но услышав одно слово от бригадного генерала: «Господин майор, вы не так командуете!» — сошел с ума; и много, много есть подобных случаев и различных наказаний. Как же гордость ослепляет, что и не дает видеть и познать свои немощи. Мы читаем, что нужно во всяком случае смирение и слово «прости». Св. Лествичник пишет: «Правильное или неправильное обличение отвергши, своего спасения отвергся»... Впрочем, от этого нечего робеть, ты находишься в сражении, пала и восстала, падениями же наказуемся к смирению. Ибо знай, что где последовало падение, там предварила гордость. Я тебе напоминал, что нельзя всегда быть на Фаворе, нужна и Голгофа; а то не полезно иметь одни духовные наслаждения, без огорчений; это путь опасный! Скажи мне, чего ты хочешь в себе видеть? Каких-нибудь благодатных дарований? утешений духовных? слез? радости? восхищения ума? Видишь, как мы горды, все хочется видеть, что мы «Я», а не ничто. Этого мало, что будет пустота, но еще и много падений постраждем, пока не смиримся. Как мало еще твое понятие в духовном разуме; ты делай, а не ищи дарований; паче же смотри свои грехи, как песок морской, и болезнуй о них... Наше ли дело искать в себе плодов не вовремя; это знак гордости; а даже в пустоте и в душевной горести должно нисходить во глубину смирения, а не говорить: «где ж искать спасения?» То-то и горе, что мы все хотим видеть в себе святыню, а не смирение; на словах же будто смиряемся. Не начало, но конец венчает дело. Иди тише, скорее дойдешь. Из писем прп. Макария Оптинского

Святитель: "Владыка мой! Отец мой! Учитель мой!.." эти слова последнего келейника Свт. Игнатия непрестанно крутятся в голове с 6 мая. Я ехала к нему с последствиями жуткого нервного срыва, от которых ничего не помогало, ни валерьянка, ни пустырник, на таблетки.. Ехала и чувствовала, что меня там ждут, я никого там не знаю, но меня ЖДУТ!!! Перед глазами всю дорогу стоял вход в монастырь.. У меня такое было во второй раз, первый был еще в школе, когда я ехала к о. Василию в Оптину после первого своего приезда к нему. Тогда тоже было это ощущение, я всегда считала, что это была моя детская впечатлительность, а теперь думаю, что, наверно, все Святые вот так стоят у входа в свои обители и ждут нас, своих неразумных детей, просто от частых приездов, чувство благоговения и трепета перед святыней теряется и Господь не дает нам почувствовать, КТО нас ждет и встречает на самом деле у стен монастырей... Я приехала в Толгу с такой жуууткой раной в сердце, что мне казалось, еще чуть-чуть я подожди с отъездом и я бы не пережила. В монастырь я приехала к вечерней службе, первым делом конечно же направилась к мощам Святителя и такое невероятное чувство, будто в этот же момент он всю эту боль взял у меня и больше ее нет, а он вот рядышком-рядышком, кажется руками можно будет прикоснуться.. Все дни меня не покидало ощущение, что я приехала к родному отцу, который не отходит от меня ни на минуту и слушает каждое слово. В первый вечер сестра по келье сказала, что иногда на полуношнице открывают мощи Святителя, но она с Великого поста послушается и так ни разу и не попала. Я прочитав как обычно акафист Святителю, наряду со всем "обычно просимым", прошу, чтобы он сподобил приложиться к его открытым мощам и приложить к ним его икону. На следующий день мощи Святителя были открыты!!! 8-го меня сразу же после литургии забрали на послушание и я очень скорбела, что не успела как обычно почитать акафист Святителю, потому что после литургии храм с его мощами закрывается, а если тихонько спрятаться сразу же после окончания литургии около его мощей, никто не выгонит и можно спокойно молиться. Весь день я молилась и мучилась, как же почитать акафист прям в храме, спрашивала у всех сестер, на что получала один ответ: "Правила такие у монастыря, ну что ж поделаешь?" После послушания иду все же к храму с акафистом, в надежде, что Святитель услышит меня и одновременно со мной к храму подходит экскурсия, для них, конечно же, храм открывают, проводят к мощам Святителя, я снова прячусь около его раки и пока идет экскурсия успеваю прочитать акафист!!! Чувства были непередаваемые, действительно он был настолько близко, что казалось, сейчас можно будет увидеть его святительскую мантию! Матушка-игуменья Варвара: Бывает так, видишь человека и влюбляешься в него с первого взгляда, вот так же у меня было с матушкой. Увидела ее после службы в день своего приезда и влюбилась. Так получилось, что мы с ней столкнулись вечером, когда я приехала, она меня тогда благословила на послушание и приказала келейнице, чтобы та меня отвела к кому следует и куда следует. И в последний день мы снова столкнулись с ней, я взяла благословение и пришлось отчитаться, где я послушалась и как. Удивительная матушка, с удивительно-красивыми, добрыми темными глазами, с теплой улыбкой! Удивительная!!! Послушания: После Оптиной ничего не страшно! Все было достаточно легко, в первый же вечер меня отправили помогать в паломническую трапезную мыть посуду. Вспомнилось зимнее послушание в Оптиной, только посуды в Толге в три раза меньше, а паломников в 10 раз )) На следующий день помогала убирать в гостинице, очень понравилось послушание, наедине, сам с собой в комнате, никто не трогает и не мешает. А главное, в Толге никто не проверяет, как ты что сделал, делаешь по совести, от чего возникает чувство еще большей ответственности. А последний день послушалась в сестринской трапезной, мыла посуду, потом помогала сестрам порезать картошку на посадку. Картошку резали около кедровника и одна инокиня провела меня к павлину, который горланил так, что у нас было ощущение, что мы в джунглях)) Павлин по рассказам инокини только сестрам показывает свой хвост, пришел как-то батюшка посмотреть на него, так птица отвернулась от него и никаких уговоров слушать не стала)) Мне конечно, как сестре, павлин свой хвост показал и от моих восторгов заважничал, по-моему, еще больше)) Сестры: Удивительно добрые, отзывчивые сестрички. Полностью разрушили мои представления о суровых и грозных монахинях)) помоги им, Господи! В последний вечер моего пребывания в монастыре, ко мне подошла знакомиться рясофорная послушница, спросила, когда я уезжаю, я ответила, что завтра. Она с грустью вздохнула, а потом сказала: "Ну ничего, по тебе видно, что ты еще вернешься, и не раз..." Фотографии

Всякое благо, какое имеем, и всякое добро, какое делаем, есть Божие и от Бога. Посему на нас лежит долг благодарить Его за все, за всякое благо, от всещедрой десницы Его получаемое, явное ли то или неявное, за всякое доброе деяние, за всякий добрый подвиг и за всякую победу над врагами нашего спасения, как нам и заповедано: о всем благодарите: сия бо есть воля Божия о Христе Иисусе в вас (1 Сол. 5, 18). Позаботься же возгревать в себе чувства благодарения к Богу с первого момента по пробуждении от сна, во весь день и засыпай со словами благодарения на устах; потому что ты погружен в Божии благодеяния, в числе которых есть и самый сон. Богу не нужны твои благодарения, но тебе неотложно нужны Божии благодеяния. Приятелище же и хранилище сих благодеяний в тебе есть благодарное сердце. "Наилучшее средство сохранить благотворительность к себе благодетеля,- говорит св. Златоуст,- есть памятование о благодеянии и благодарение непрестанное". И св. Исаак пишет: "Благодарность приемлющего побуждает дающего давать дары, большие прежних. Кто не благодарен за малое, тот и на большее обманется в надежде. Дар не остается без усугубления, разве только когда нет за него благодарности" (сл. 2). Святой же Василий Великий прилагает к сему и некое устрашение, благотворное, однако ж, говоря: "Поелику не благодарим за блага, подаваемые Богом, то необходимым делается отъятие благ для приведения нас в чувство. Как глаза не видят слишком близкого, но требуют соразмерного некоторого расстояния, так и неблагодарные души, обыкновенно, с лишением благ начинают чувствовать прежнюю милость; и, не знав никакой благодарности к Давшему, пока пользовались дарами, по утрате ублажают прошедшее" ("Слово о благодарении", т. 4, с. 74). Вняв сказанному, всяко вопросишь, как же мне возгреть в себе чувство благодарения Богу и всегда хранить его? Рассмотри все благодеяния Божии к роду человеческому - нашему роду - и к тебе самому и чаще проходи их мыслию своею и вращай в памяти своей, и если есть у тебя сердце, то не возможешь не возносить к Богу благодарных песней. Образцы сему найдешь в молитвах и в писаниях святых. Вот как живописует св. Василий Великий Божию к нам великодаровитость: "Мы из небытия приведены в бытие, сотворены по образу Создавшего, имеем и разум, и слово, которые составляют совершенство нашей природы и которыми познали мы Бога. Тщательно же изучая красоты творения, по оным, как по некоторым письменам, объясняем себе великий Божий о всем промысл и Божию премудрость. Мы можем различать доброе и худое; самою природой научены избирать полезное и отвращаться от вредного. Будучи отчуждены от Бога грехом, снова воззваны мы к общению с Богом, освобождены будучи Кровию Единородного от бесчестного рабства. А надежда Воскресения и наслаждения ангельскими благами, Царство на небесах, обетованные блага, превосходящие силу разумения и слова!" (там же, с. 51) - Прочитывай это изображение Божиих к нам благодеяний или другое какое избери, или сам составь, включив сюда и лично тебе данные Богом блага. И повторяй это чаще мыслью и словом, не только каждый день, но многократно на всякий день, и пребудешь в чувствах благодарения Богу. Но чувство возбужденное не любит оставаться в сокровенности, а ищет обнаружения и изъявления. Чем же прилично нам изъявить пред Богом свои чувства благодарения Ему? Делай то, что хочет от тебя Бог, окружая тебя Своею щедродательностью. Чего же хочет Бог? Окружая тебя Своими благами, Бог хочет, чтоб ты, видя их, непрестанно воспоминал о Нем,- и помни; хочет, чтоб ты прилепился к Нему всей любовью,- и прилепись; хочет, чтоб ты ни в чем не отступал от воли Его и всем благоугождать Ему старался,- и делай так; хочет, чтоб ты во всем на Него единого полагался,- и положись; хочет, чтоб ты, поминая, как многократно оскорблял Благодетеля своего злыми и срамными делами своими, сокрушался о том, каялся в том, оплакивал то, пока не умиротворишься со своей совестью и не примешь удостоверения, что и Бог простил тебе все,- и делай так. Видишь, как обширно поле благодарения и как обильны способы исполнения сего долга? Познай из сего, как неизвинительно погрешает, кто оказывается неисправным в сем, и поревнуй не пятнать себя грехом сим. Между людьми неблагодарность обзывается черною. Какое приберешь слово для обозвания неблагодарности к Богу? Возгревай же в себе всегда чувства благодарения Богу, особенно попекись о сем в храме во время литургии, на коей приносится Богу Бескровная Жертва, именуемая Евхаристией, что значит "благодарение". Не забудь, что здесь ты ничем другим не можешь достойно изъявить благодарение Богу, как полной готовностью все свое и себя самого принести в жертву Богу во славу всесвятого имени Его. Преподобный Никодим Святогорец. Из книги "Невидимая брань".

О борьбе с главными грехами человека по учению Православной Церкви в древние времена у восточных деспотов, особенно в Персии, существовали две страшные отвратительные казни. Одна состояла в том, что к казнимому привязывали разлагающийся труп и руки трупа обхватывали плотно шею преступника. В его глаза постоянно глядели провалившиеся очи мертвеца, он всегда обонял зловоние разлагающегося тела; шел он, за его плечами была страшная ноша, он садился с трупом, он не мог ложиться спать, не чувствуя этих страшных объятий. Другая казнь заключалась в том, что осужденного, обнажив, клали на доску и крепко привязывали по рукам и ногам, потом ему на живот клали мышь, накрывали ее глиняным горшком и на горшок клали раскаленное железо. Горшок нагревался, мышь начинала задыхаться от жажды и, не находя выхода, прогрызала живот казнимого, забиралась в его внутренности и причиняла страшную боль. Други мои, и в наш век культуры и цивилизации, в век открытий великих, сохранилась и та, и другая казнь. Многие из нас носят за плечами страшный труп, этот мертвец нашего времени - безбожие. Оно же есть и тот гад, который грызет внутренности наши, и с этими ужасными ношами ходят люди, потому что страшный палач-дьявол - творит над ними казнь. О, какая это отвратительная, какая невыносимо ужасная пытка! Если бы, други мои, пошли вы на кладбище, и все похороненные там встали бы из могил и окружили бы вас, бродили бы бледными тенями вокруг вас, не дрогнуло бы ваше сердце? Не захотелось бы разве вам убежать от этого зрелища? А мы часто ходим среди живых мертвецов. Разве неверующие не мертвы? Но мы должны заглянуть в свои души, не мертвы ли и они тоже? Не приложимы ли к нам слова апокалипсиса Иоанна Богослова: "Ты думаешь, что ты богат, а Я говорю тебе, что ты нищ и убог и мертв". Так и нам кажется иногда, что мы живы, а на самом деле душа наша мертва от грехов, потому что грехи умерщвляют дух Божий в нас. Вот почему нам всем нужно взывать: Иисусе воскресший, воскреси души наша! Святой апостол Павел в Послании к Галатам говорит: "А я не желаю хвалиться, разве только Крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят и я для мира". Каждый христианин должен распинаться миру, быть распятым на кресте. Есть у него и гвозди, четыре гвоздя, которыми пригвождается он к кресту; есть и копие, которым прободается его сердце. Что же это за крест у христианина? Крест этот называется мироотречение. Мира нужно отвергнуться, не того мира, в котором светит яркое солнце, не того, в котором цветут прекрасные цветы,- нет, через этот мир мы только познавать можем Творца, прославлять. От другого мира нужно отвлечься, от того, который апостол Иоанн называет "мир прелюбодейный и грешный". Мир этот движется на адской колеснице, у которой три колеса, о которых тоже говорит святой апостол. Колеса эти - похоть плоти, похоть очей и гордость житейская. Этими тремя колесами колесница мира и движется прямо в пропасть адову, в царство сатаны. Первое колесо - похоть плоти: кто живет в нечистоте, кто нарушает узы брачные (а к великому горю в наше время это часто делают), кто обещал хранить девство, а потом нарушает его - вот кто держится за первое колесо этой страшной колесницы. Похоть очей - вот второе колесо. Похоть очей - это когда грешат взором, очами нарушают чистоту души, например, когда любуются чужою красотой, не Бога прославляя, а самоуслаждаясь, с нечистыми помыслами и желаниями. Всякие зрелища, которые действуют на страстную сторону души, тоже похоть очей. Так, на дверях театра нужно было сделать эту надпись: "похоть очей". Когда любуются на танцы, идут за колесом этим. Гордость житейская, когда человек все сам хочет сделать, все по-своему, раздражается, когда ему возражают: "Как, меня не слушают? Я ошибаюсь? Да быть того не может!" Часто, часто хватаемся мы за это третье колесо. Вот на какой колеснице едет прелюбодейный и грешный мир. И когда человек пойдет по пути мироотречения,- эта адская колесница обязательно попадается ему навстречу, чтобы соблазнить его, чтобы заставить идти за собой, перережет ему путь, чтобы остановить его. Колесница пойдет в одну сторону, а человек, отрекшийся от мира, в другую, и каждый христианин обязательно должен быть распят на кресте мироотречения; не только монахи отрекаются от мира, но всякий, носящий имя христианина, потому что он не может любить мира, ни яже в мире. Есть у христианина и четыре гвоздя, которыми он пригвождается к кресту. Первый - это самоотвержение. Десную руку пронзает этот гвоздь, потому что именно правая наша рука, главным образом, творит, действует. Ее-то, образ действующего начала, и пригвождает гвоздь самоотвержения. Что же значит - отвергнуться себя? Не обращать внимания, не замечать себя; бранят - не огорчаться, хвалят - не радоваться, как будто и не о нас речь. Второй гвоздь - терпение, им пригвождается левая рука, потому что левая рука считается символом злого начала, протеста. Правую ногу христианина прибивает ко кресту гвоздь бдения молитвенного, стояния молитвенного. "Непрестанно молитесь",- говорится в слове Божием. Нужно, чтобы даже когда тело спит, отдыхает, душа бы бодрствовала, молилась. Четвертый гвоздь, которым пронзается левая нога христианина,- это труд молитвенный. Неправильно говорят, что молитва легка, что молитва - радость. Нет, молитва есть подвиг. Святые отцы говорят, что когда человек молится легко, с радостью, это не он молится сам, а ангел Божий молится с ним, вот ему и хорошо так. Когда же молитва не ладится, когда ты устал, хочешь спать, когда не хочется тебе молиться, а ты все молишься, вот тогда-то и дорога для Бога твоя молитва, потому что ты тогда молишься сам, трудишься для Бога, Он видит этот твой труд и радуется твоему усилию, этой работе для Него. Многие говорят: я не молился сегодня утром, настроения не было. Так может говорить только христиански необразованный человек. Вот когда у тебя нет настроения, тогда-то ты и иди в храм и становись на молитву, чтобы ноги твои были, как пригвожденные к кресту. Распятый никуда двинуться не может, так и твои ноги пусть будут пригвождены молитвостоянием и молитвенным трудом. На главе христианина всегда возлежит терновый венец - это помыслы наши, христианину они непрестанно дают себя знать, они, как терн, больно колют. Стоит человек на молитве, помыслы набегают и смущают в храме; даже пред Чашей Животворящей беспокоят эти помыслы, часто они бывают ужасные, пугают они человека, и он должен их вырывать. Больно от них делается человеку. Копие, которым прободается сердце христианина,- это любовь ко Христу. У кого есть эта любовь, тот всегда видит пред собою Сладчайшего Господа; кто имеет эту любовь, у того всегда в сердце звучит: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас". Такому человеку уже некогда думать о мире, о мирском, его мысль всегда занята образом Спасителя его, ему некогда судить других, разбирать их поступки - он только себя судит, чтобы не обидеть возлюбленного Господа. Святой Игнатий Богоносец имел такую любовь, он так восклицал: "О, любовь моя..." ...Молю Бога, чтобы никто из вас не воссел на колесницу мира, чтобы ни одно колесо не коснулось вас, чтобы всегда вы были пригвождены ко Кресту, носили раны Спасителя. Господи, Иисусе Христе, молим Тя, сподоби нас сраспинаться и спогребаться Тебе, чтобы и воскреснуть для вечной жизни с Тобою. ...Душа наша может умирать и делаться пищей червей. Черви, терзающие душу нашу,- это страсти и грехи наши, бесконечно много этих червей на душе нашей, потому что много, много у нас грехов: и словом, и делом, и мыслию - всем мы согрешаем. Как псалмопевец говорит: "Беззакония моя превзыдоша главу мою" - вот какое множество у нас грехов! Но главных грехов святые отцы считают восемь, остальные же грехи только языки этих восьми змей, только ядовитые зубы их. Первая змея - чревообъядение. Это прежде всего всякого рода излишества в пище и питье, объядение, пьянство, лакомство. У этой змеи много языков и зубов, часто очень тонких и малозаметных. Всякого рода забота о плоти, самоуслаждение - вот языки этой ядовитой змеи. Но самый главный из них - самолюбие, когда человек думает и заботится слишком много о себе, о своем покое. Вторая змея - любодеяние. О зубах ее и говорить, по словам апостола, "срамно есть", но по долгу архипастыря я назову и покажу вам эти страшные зубы: один из них - блуд, нарушение целомудрия; второй- прелюбодеяние. Этот зуб разрывает хитон супружества, когда муж нарушает верность жене или обратно- тогда, знайте, что это действие зуба второй змеи. Но у нее еще есть зубы - пороки противоестественные, о них мы и говорить не будем, потому что срамно есть. Отвратительны все эти змеиные зубы. К тем, которые отдаются в их власть, апостол обращается со словами: "Разве вы не знаете, что вы есть Христовы и тело ваше храм Божий есть?" Кто отдает себя во власть второй змеи, тот разрушает и оскверняет этот храм. У второй змеи есть и более тонкие зубы, о них сказал Христос: "Всякий, кто взглянет на женщину с вожделением, уже прелюбодействует вместе с ней". Вот как строго относится к чистоте Христос, и труднее нет борьбы, как с этими злыми детенышами страшной змеи. В этой борьбе нужно просить помощи у Пречистой Девы Марии, честнейшей херувим и славнейшей серафим, чистейшей светлостей солнечных. Третья змея- сребролюбие, любовь к деньгам, страсть к наживе. У человека, одержимого этой страстью, уже не остается в душе места для Христа, ему некогда подумать о спасении, потому что он всегда в смятении, в тревоге, как бы не упустить какого-либо сокровища. У этой змеи есть один очень острый зуб, который теперь очень часто кусает: многопопечительность. Да что я буду делать в будущем году? Да как я проживу? Как придется жить под старость? Не думают люди, что Господь прежде нашего прошения знает наши нужды. С третьей змеей тесно связана четвертая - гнев. Много зубов у этой змеи. Первый из них - раздражительность. Не согласятся с нами - и мы гневаемся, кричим, укоряем, дальше раздражение усиливается, заставляет нас браниться, часто злыми, отвратительными словами; мы забываем тогда, что за всякое слово гнилое воздадим ответ в день суда. Бывает и хуже: мы не только браним своего брата, а еще дальше и убиваем или словом, или взглядом. Да, други мои, и взглядом можно убить человека. Тяжко, когда в душу вонзается зуб этой змеи, мрачно делается на душе, холод схватывает ее, радость оставляет душу человека в гневе. Пятая змея- печаль. Есть печаль о Боге, та печаль, которая заставляет сокрушаться и плакать о грехах,- печаль святых угодников, но есть и другая печаль - печаль о благих мира сего. Два острых зуба имеет эта змея - ропот и тоска. Всем людям живется хорошо, только мне тяжело, вот ропот и печаль. Да разве ты знаешь, почему так живешь? Еще страшнее зубы тоски, которая доводит до отчаяния в милости и силе Господа. Отчаяние - грех Иуды Искариота. Уныние- шестая змея, ее можно назвать параличом души. При параличе тела отдельные члены его теряют способность действия: глаза не смотрят, уши не слышат, ноги не ходят, руки не действуют, словом, почти прекращается жизнь. Так же бывает при параличе души: вся жизненная сила ее оскудевает, молитва не ладится, работать над собой не хочется, душа как бы впадает в тяжелый сон. Могущественная седьмая змея, многочисленны ее детеныши, тонки, удивительно тонки ее зубы. Тщеславие - имя ее. Почти нет человека на земле, который мог бы сказать о себе: "Я не тщеславен, потому знаю, что я хуже всех". Тщеславие - тщетная, напрасная слава. Тщеславится человек умом, талантом, красотою лица, богатством одежды и обстановки, умом, знанием, ученостью. Ужаснее всего, что даже великие подвижники от этого зуба страдали, потому что можно превозноситься и подвигами. Вдруг во время молитвы скажет сам себе: "Люди видят, какой я молитвенник". Вот уже превознесся и был укушен змеей тщеславия. Даже, повторяю, и великие подвижники не были свободны от помыслов, правда, помыслов только, как преподобный Серафим. Когда он отказался оставить Саровскую обитель и принять сан игумена и возвратился в убогую келейку в пустыне, почувствовал, что тщеславный помысл возникает в душе. Великий, полный смирения старец наказал себя за этот помысл: тысячу дней и тысячу ночей отмаливал он этот помысл. Забывает тщеславный, что все, что имеет он, не его, а Создателя. С пренебрежением часто относится человек тщеславный к другим людям, с раздражением встречает всякое сопротивление. С осторожностью смотрите, как опасно ходите. Восьмая змея - гордость. Самого сатаны грех этот. Гордость ведет ко многим грехам, страшнейший из них - безбожие, за которым наступает смерть души. Мы рассмотрели восемь змей души нашей, грехи эти смертные, потому что душа, ими одержимая, умирает медленной смертью. ...Если есть змеи в душе, то там же растут и цветы небесные, которых боятся змеи. Первая змея - чревообъядение - боится цветка воздержания. Любодеяние не выносит крошечной росинки с цветка целомудрия, чистоты. Сребролюбие боится милосердия. Гнев убивается чудным цветком кротости. Печаль- неизреченною, неизглаголанною радостью о Духе Святе. Уныние - цветами терпения. Тщеславие не выносит небесной красоты цветка смирения. Что же касается последнего небесного цветка, малейшая росинка с которого, как страшный яд, убивает гордость со всеми ее змеенышами, имя этого дивного цветка - любовь. Любовь ко Христу - самый дивный, самый прекрасный цветок души нашей. У кого расцвел этот цветок, у того вечная радость. Чтобы найти этот цветок, трудятся подвижники, отрекаясь от всех благ мира, для этого цветка проливалась кровь святых мучеников. Кто понимает, как прекрасен этот цветок, тот ничего не пожалеет на приобретение его, отдаст все силы души. Один подвижник тридцать лет взывал ко Христу: "Дай мне каплю любви". И через тридцать лет молитву его услышал Господь; старец впал в тяжелую болезнь, во время очень тяжелых испытаний упала в его сердце чистейшая капля с небесного цветка, и такое блаженство охватило душу старца, что он благословлял свои страдания. Господи, и мы тебя умоляем, урони каплю любви и в наши души, зажги в них огонь с цветка Твоего Божественного. ...У каждого из нас есть свой кремль, освященный, Божественною силою воздвигнутый кремль души нашей. Этот кремль нужен для того, чтобы сохранить от врагов внутреннее духа нашего. У нашего священного кремля тоже, как и у всякого, четыре стены. Первая стена, обращенная прямо ко внешнему миру, самая большая, самая важная, называется смирение. Вторая стена - самоукорение. Если первая учит не превозноситься, считать себя хуже всех людей, то вторая гласит - "что бы ни случилось с тобой, помни, что ты один во всем виноват". Третья стена - страх Божий. У кого воздвигнута эта стена, тот будет избегать греха, чтобы не оскорбить Господа. Четвертая стена - память Божия. Когда есть эта стена, человек ни на одну минуту не забывает, что он ходит пред лицом Бога, который видит не только его дела, но и мысли. Но кроме стен, кремль божественный защищают четыре стража, у каждой стены по одному. У первой стены страж - внимание. Этот страж следит за входящими и допускает только тех, кто имеет билет добродетели, остальных же не допускает. У второй стены страж, на долю которого выпало очищать кремль, если врагам все же удалось проникнуть. Страж этот- покаяние. У третьей стены на страже ревность по Боге, грозный этот страж избивает врагов, которые все же проникли в кремль. И четвертый страж бичом изгоняет и поражает своих врагов, которые сумели спрятаться от первых трех стражей. Имя четвертому стражу - молитва Иисусова. Вот как укрепляется кремль, в такой не проникнут никакие враги, потому что их не допустят стражи и каждый из нас посмотрит: в порядке ли стены? Не обрушились ли где? На месте ли стража? Если так, то будь спокоен за дом души твоей, кремль охранит ее, и дом этот станет жилищем Самого Бога, а кремль будет подобен дому, построенному на камне, ни бури, ни волны житейские не обрушат его. Я хочу вам подарить... драгоценную цепочку из золотых колечек, пусть она будет у вас на сердце, а еще лучше, пусть она хранится у вас в сердце - эта драгоценная цепочка. Семь колечек имеет цепочка, семь прекрасных золотых колечек, вот они, запомните их хорошенько! Первое колечко - память Божия. У кого есть это колечко, тот постоянно, каждую минуту помнит о Боге, видит Его пред собою. Второе колечко тесно связано с первым - это страх Божий. Кто помнит Бога, тот не сделает дурного, потому что побоится, не захочет обидеть Господа, Которого зрит пред собою. А если есть страх Божий, то и третье колечко уже должно быть - покаяние, потому что страх Божий покажет вам все ошибки вашей совести. С покаянием тесно связан самоконтроль: наблюдение за собою - это четвертое колечко золотой цепочки. Кто искренно раскаивается в своих грехах, тот всегда будет следить за собою, избегать всего, что может оскорбить Христа. Пятое колечко, самое драгоценное, оно усыпано бриллиантами - это колечко называется смирение. У кого имеются первые четыре, тот имеет и пятое, потому что такому человеку некогда превозноситься над людьми, нечем гордиться, он только занят своими грехами, он только внимательно следит за собою, за своими поступками. А кто помнит и боится Бога, раскаивается в грехах своих и контролирует, наблюдает за собою, у того есть смирение, тот обрел мир совести, мир души - это шестое колечко. Седьмое колечко, наверное, вы сами мне подскажете: у кого светло и мирно на душе, тот не станет сердиться или обижать другого, потому что у него есть седьмое колечко - мир с людьми, тот любит людей. Я повторяю еще раз: память Божия, страх Божий, покаяние, самоконтроль, смирение, мир совести и мир с людьми. Возьмите же этот подарок, сберегите его и отнесите в свои дома.

Сам я не монах и, присутствуя на постригах, только со стороны мог наблюдать, что происходит с людьми, которых я хорошо знаю и люблю. Я увидел, что на самом деле происходит великое Таинство: в монашестве умирает человек, но рождается ангел. И один из первых вопросов, который задается при постриге, звучит так: «Желаешь ли сподобиться ангельскому образу инокующих?» Монах - это ангел во плоти. Вы можете улыбаться, потому что монахов видели и знаете, можете говорить: «Рассказывай нам, батюшка, рассказывай, мы про них все знаем». Но я вам хочу сказать, что плотская природа остается, духовная брань не упраздняется: мир борется с ангелом внутри монаха, но мир никогда этого ангела уже не победит. Рано или поздно, пройдет десять лет, двадцать, но все равно ангел победит природу. Ангельское в монахе возьмет вверх, оно неистребимо уже, как образ Божий в человеке. «Невидимая брань монаха состоит в том, - по словам старца Ефрема Катунакского, - чтобы победить внутренние страсти, самого себя. Вначале встретишь ветхого человека, подобно Голиафу, но дерзай! Придет благодать, и поднимешься над страстями, над самим собой и увидишь другого человека, подобного новому Адаму, с другим духовным горизонтом, другим духовным одеянием, другой духовной пищей».На первый взгляд любой верующий человек мало чем от монахов отличается, но вы заметьте, как они молчат. Они уже умеют молчать, в отличие от нас. Монахи получают дар молитвы. У них лик обращен к Богу, а не к миру. Они стремятся к уединению, им хочется закрыться, у них уже идет молитва. Вы всмотритесь в монахов: их сразу можно узнать, они от нас отличаются. Есть еще одна тайна: человек не может сам выбрать монашество. Кто благословляет на монашество? Опять монахи. Ангелы выбирают себе восполнение. Только они могут говорить: «Идем, вот ты! Идем к нам - ты готов». Ни один человек из мира, даже особо духовный, не в состоянии благословить на монашество, он может согласиться, понять, но благословить... Благословение родителей имеет большую духовную силу, но даже православные родители теряются перед тайной монашества. При постриге не требуется согласие и благословение родителей, точнее, этот вопрос даже и не возникает. Жития святых и жизнеописания подвижников Православия свидетельствуют о том, что большинство из них шли на монашеский постриг без благословения родителей. Родители удивляются: «Как такое может быть?» Воюют часто. Но ведь чадо к Богу идет! Радоваться надо! Когда человек готов к монашеству? Когда он не откажется. Не потому, что он осознает, что готов, не оттого, что он собрался, а готов тогда, когда пришли к нему и сказали: «Идем!», и он ответил: «Иду!» Именно в этот момент и происходит выбор. Это удивительно! А потому, что неделей раньше человек сказал бы: «Нет!», - он побоялся бы. Через неделю он решит: «Я и без этого проживу». А нужно человеку в такой момент предложить, когда он твердо скажет: «Да!», - а потом, получив этот ангельский образ, он никогда от него не откажется. В монашестве есть дар, который человек, как драгоценную жемчужину, уже никогда ни на что не променяет. Если бы все это узнали, мы бы все туда побежали. Но Господь не всем это дает понимать. Почему Православной Церковью руководит монашество? Потому что Церковь можно доверить только ангелам, а не людям. Вот ангелы и руководят. В Православии архиереев так и называют - Ангелы Церкви. У каждого человека есть два пути, и оба спасительные: путь Марфы и путь Марии. Путь Марфы - это деятельное служение ближним, таково призвание «белого» духовенства. Путь Марии - это выбор «единого на потребу», жизнь монашеская. Монах внимает Господу, сидя у Его ног. Оба пути спасительны, второй - выше, но не нам выбирать. И в монастыре погибнуть можно, и в миру спастись. Монашество - это лицо Церкви, которое всегда обращено к Богу, а священство - лицо Церкви, обращенное в мир, к людям. Вот такие у Церкви два лица радостных. Архимандрит Георгий (Шестун)

Здесь все мне враждебно, все смерти тлетворным дыханием дышит: Пронзительный ветер, тяжелые воды, пары из болота, Измены погоды и вечно пасмурно-грозящее небо. Как бледен луч солнечный, Бельта повитый туманом и мглою! Не греет он, — жжет!.. Не люблю, не люблю я сиянья без жизни! Сражен я недугом, окован как цепью, к одру им прикован, Им в келлии заперт. Затворник невольный, влачу дни ко гробу. А сердце мое?.. Ах! убили его!.. Оно жило доселе, Страданьями жило, но жило. Теперь — тишина в нем могилы. Его отверзал я с любовью и верой, открытой всем ближним. Вонзили мне в сердце кинжалы; и были кинжалы наградой За дружбу, за слово прямое, за жизнь, принесенную в жертву!.. Уйду я, убитый, уйду от людей я в безвестность пустыни!.. Я вижу, что людям приятно и нужно: им нужны лесть, подлость, Тщеславие, чуждое истинной славы. Забыли, что слава — от Бога, От совести чистой. Но Бог им не нужен, и совесть — им бремя; Не нужны им в слуги наперсники правды с общественной пользы желаньем: Им нужны рабы — орудья их воли развратной... Уйду от людей и в глубокой пустыне предамся рыданьям: Там в пищу мне будут лишь стоны, и слезы — напитком. Оплачу себя, мое сердце убитое, мiр, в зло погруженный, — И сниду в могилу печальный, в надежде отрады на небе. Свт. Игнатий Брянчанинов

"Вот, сестры, прошло уже 40 дней с тех пор, как вы произнесли обет посвятить Господу свою жизнь, нареклись невестами Христа, и в течение этих дней вы старались нести подвиги, какие кто мог: воздерживались от пищи, от сна, переносили с терпением оскорбления, одним словом, старались охранять себя от греха во всех его видах. Не думайте же, что теперь, по окончании сорокоуста, все кончено, можно покончить и с подвигами. Не кончить, а усугубить нужно теперь ваш подвиг. Все эти дни вы только, так сказать, приучали себя к подвигам, делали первые уроки, теперь нужно идти далее. Я сказала, и вы сами знаете это, что вы получили название невест Христовых. Как же мы должны вести себя, чтобы быть достойными этого названия?.. Возьмем в пример невесту, обрученную земному жениху. Какая ее главная забота? Она постоянно занята мыслью о своем женихе, постоянно заботится о своем туалете, чтобы все на ней было чистенькое, хорошенькое, идущее к ее лицу, чтобы когда он придет, то любовался бы на нее. Что же возбуждает в ней такую заботу? Конечно, любовь! Итак, если невеста, обрученная земному, равному ей человеку, так заботится о своей красоте, то какова же должна быть забота ваша, забота невест, обрученных Нетленному, Вечному, Прекраснейшему Жениху? Во-первых, нужно приучать свои мысли не носиться туда и сюда, не заниматься мелким, ничтожным, а постоянно иметь в уме Его - Жениха. Нужно постоянно, ежечасно, каждую минуту возносить к Нему свою мысль. Ему мы обещали всецело свое сердце. Он - наша жизнь, Он - цель нашей жизни, Он - наш свет. Что выше, что прекраснее Его? К чему будем стремиться? Что искать, кроме Его? Постараемся же украсить добродетелями нашу душу для Вечного Божественного Жениха... Если же нет такой горячности любви (что очень может быть вследствие прежней рассеянной жизни), то поставьте себя в положение должника. Когда вы должны кому-нибудь, то долг тяготит вас; вы заботитесь о скорейшей уплате, во многом откажете себе, говоря: "Нет, уж лучше я обойдусь как-нибудь без этой вещи, лучше употреблю эти деньги на уплату долга!" Иногда откажете себе в покое и сне, думая: "Что же? Я просплю, и время пропало; лучше посижу лишний час за работою, за которую получу плату, развяжусь с долгом". Так же и в пище, и во многом другом. Как же велик наш долг пред Господом! От Него мы получили жизнь; земля, на которой мы живем, - дело рук Его; воздух, которым дышим, все, чем питаемся и одеваемся, мы получили от Него. Мало этого, мы избраны Им из суетного мятежного мира и приведены в это тихое пристанище. Не подорожим же, ради Господа, нашим покоем. Отделим час или кто сколько может от времени, определенного на сон, и употребим его на молитву, чтобы, отрешившись от всех забот, всеми силами ума и души поблагодарить Пекущегося о нас постоянно. Откажем иногда себе в пище, чтобы что-нибудь потерпеть ради Господа, считая этот свой ничтожный труд платою за неисчислимые благодеяния Божии". "Игумения Арсения"

1. Помяни Христа в вертепе и в темнице - и тебя не будет прельщать великолепно украшенный дом. 2. Помяни Христа, обнаженного и облекаемого в одежду поругания - и для тебя не желательна будет изящная одежда. 3. Помяни оцет и желчь, вкушаемые Христом: и ты не взалчешь роскошного пиршества. 4. Помяни Христа, пролившего Свою кровь и за тех, которые проливали ее; помяни Его, возносившего с креста молитву и за тех, которые вознесли Его на крест: и ты не станешь думать о мщении врагам своим, но великодушно простишь им. Святитель Филарет, митрополит Московский

... как всегда нашлись у Святителя Игнатия )) Ученик. Имеется ли какое верное средство к предохранению себя от прелести вообще, при всех подвигах монашеских, и, в частности, при упражнении молитвою Иисусовою? Старец. Как гордость есть вообще причина прелести, так смирение — добродетель, прямо противоположная гордости — служит верным предостережением и предохранением от прелести. Святой Иоанн Лествичник назвал смирение погублением страстей. Очевидно, что в том, в ком не действуют страсти, в ком обузданы страсти, не может действовать и прелесть, потому что прелесть есть страстное или пристрастное уклонение души ко лжи на основании гордости. При упражнении же молитвою Иисусовою, и вообще молитвою, вполне и со всею верностью предохраняет вид смирения, называемый плачем. Плач есть сердечное чувство покаяния, спасительной печали о греховности и разнообразной, многочисленной немощи человека. Плач есть дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно, которое Бог не уничижит, то есть не предаст во власть и поругание демонам, как предается им сердце гордое, исполненное самомнения, самонадеянности, тщеславия. Плач есть та единственная жертва, которую Бог принимает от падшего человеческого духа, до обновления человеческого духа Святым Божиим Духом. Да будет наша молитва проникнута чувством покаяния, да совокупится она с плачем, и прелесть никогда не воздействует в нас. Святой Григорий Синаит, в последней статье своего сочинения, в которой изложены им для подвижников молитвы предостережения от душепагубной прелести, говорит: “Не малый труд — достигнуть точно истины, и соделаться чистым от всего, сопротивного благодати, потому что обычно диаволу показывать, особливо пред новоначальными свою прелесть в образе истины, давая лукавому вид духовного. По этой причине подвизающийся в безмолвии достичь чистой молитвы, должен шествовать мысленным путем молитвы со многим трепетом и плачем, с испрошением наставления у искусных, всегда плакать о своих грехах, печалясь и боясь, как бы не подвергнуться муке, или не отпасть от Бога, не отлучиться от Него в этом или будущем веке. Если диавол увидит, что подвижник живет плачевно, то не пребывает при нем, не терпя смирения, происходящего от плача... Великое оружие — иметь при молитве и плач. Непрелестная молитва состоит в теплоте с молитвою Иисусовою, которая (молитва Иисусова) и влагает огнь в землю сердца нашего, в теплоте, попаляющей страсти, как терние, производящей в душе веселие и тихость. Теплота эта не приходит с правой или с левой стороны, и не сверху, но прозябает в самом сердце, как источник воды от Животворящего Духа. Возлюби ее единую найти и стяжать в сердце, соблюдая твой ум присно-немечтательным, чуждым разумений и помышлений, и не бойся. Сказавший: Дерзайте Аз есмь, не бойтеся, Он — с нами. Он — Тот, Кого мы ищем. Он всегда защитит нас, — и мы не должны бояться или воздыхать, призывая Бога. Если некоторые и совратились, подвергшись умоповреждению, то знай, что они подверглись этому от самочиния и высокомудрия”. Ныне, по причине совершенного оскудения духоносных наставников, подвижник молитвы вынужден исключительно руководствоваться Священным Писанием и писаниями Отцов. Это — гораздо труднее. Новая причина для сугубого плача! Свт. Игнатий Брянчанинов "Аскетические опыты, том 1"

Простите, но пост снова про Святителя Игнатия Брянчанинова Честно сказать до того, как прочитала эти воспоминания, Святитель Игнатий представлялся мне строгим и суровым аскетом, каким он мне виделся в свете своих трудов, а тут оказалось и он мог быть "чуднЫм" Архимандрит Игнатий Брянчанинов умел любить чад своих духовных, но умел и учить их; много пострадал он за них, много вынес на своих плечах клеветы и порицаний. Архимандрит Игнатий душу свою полагал за учеников своих: он прощал всякую немощь – лишь бы человек сознал ее с покаянием; но ненавидел лукавство и фарисейство; гордость и тщеславие обличал и искоренял ежедневно. Каких, бывало, унизительных качеств не навяжет старец своему послушнику и заставит говорить: я ленивый, нерадивый, гордый, самолюбивый, нетерпеливый, малодушный и проч., и непременно заставит все сие сознать в себе и за все просить прощения. В особенности доставалось много подобных испытаний келейнику его Игнатию, известному под названием Маленького, проходившему различные послушания, и между прочими послушание свечника. Эта должность в летнее время требовала безвыходного пребывания в церкви: свечник увольнялся только чтобы пообедать или напиться чаю, который первое время братия собиралась пить в келье настоятеля. Игнатий обыкновенно приходил, когда все уже отопьют, и в чайнике оказывался не чай, а, как они выражались, "ай". И такого-то чаю Маленький Игнатий нальет себе чашку, а в эту минуту, случалось, войдет архимандрит, возьмет его за ворот и гонит в шею из комнаты вон, приговаривая: "Ах ты окаянный, сластолюбец! Разве ты за тем пришел в монастырь, чтобы чай пить? Вон пошел". И идет послушник на свое место к свечному ящику. Товарищ его, о. Феофан Комаровский, впоследствии бывший архимандритом Соловецкого монастыря, бывало, спросит: "Что, родименький, напился чаю?" "Напился", – ответит Игнатий. В таком роде уроки бывали ежедневно, особенно первое время, когда о. архимандрит был еще помоложе и поздоровее. Но он учил и воспитывал каждого ученика по его силам и способностям, не щадя своих сил, не жалея времени, и, если его ученикам бывало нелегко принимать его учения и усваивать себе его правила, то и ему не мало трудов стоило каждого отдельно воспитать, внушить любовь к урокам и возводить в духовное состояние. Система воспитания новоначальных у настоятеля была такова: он приучал их быть откровенными с ним, не только в делах, но и в помыслах. Такая откровенность и близость отношений не допускала учеников до грубых погрешностей: как-то было стыдно и жалко оскорбить своего отца и благодетеля, который старался не стеснять их и не воспрещал веселости в обращении между собой, даже в его присутствии. Архимандрит Игнатий ненавидел несогласия и ссоры: если случалось кому поссориться, он немедленно призывал их к себе и мирил, чтобы не оставалось неприязни до другого дня. Простой старец по имени Антоний так усвоил себе это правило, что, бывало, вечером, ходит всюду, ищет брата, с которым размолвился, и всех спрашивает: "Не видал-ли такого-то?" И на вопрос: "На что тебе его?" – отвечает: "Да видишь-ли, голова, давеча с ним поразмолвил, а отец говорит: солнце да не зайдет во гневе вашем; надо прощенья попросить". И непременно отыщет брата и исполнит свое благое намерение. Этот старец готовился к пострижению и, во время сенокоса, сушил сено вместе с рабочими. Архимандрит пришел на сенокос и сказал: "Бог помощь", – и, обращаясь к Антонию, спросил: "Что ты тут делаешь?" Старец по простоте отвечал: "Тружусь, как преподобный Сергий". "А я тебе припомню, как трудился преподобный Сергий", – отвечал настоятель. Когда Антоний принял пострижение, то пришел к настоятелю просить монашеского правила, какое благословит ему держать. "А помнишь, что ты сказал мне на сенокосе, – говорит настоятель, – что ты трудишься, как преподобный Сергий? Преподобный Сергий клал по тысяче поклонов в сутки, клади и ты". – "Ой, батюшка, не могу, стар". – "Ну так смирись, клади двенадцать поклонов". Антоний упал к ногам настоятеля и говорит: "Батюшка, мало, благослови класть триста". – "Много, старец, не выдержишь". – "Нет, благослови: Бог поможет за твои молитвы". И исполнял старец это правило до самой смерти. Еще подобный сему пример представляет бывший Нижегородский протодиакон Василий Петрович Малев. Это была личность такая солидная и разумная, что совестно бывало и вспомнить об его слабости. Однажды, по немощи, был он заперт в своей кельи, когда поправился, говорит приставнику: "Поди к архимандриту и скажи, что мне нужно поговорить с ним". Архимандрит благословил придти. Малев входит к настоятелю и, чинно помолившись пред св. иконами, говорит: "Вот что, батюшка, вам известна моя немощь и скверное житие мое; но я и в таком положении имею обычай ежедневно пред образом преподобного Сергия, который находится у меня в келье, читать акафист. Вот, на этих днях стою я пред иконой преподобного Сергия и читаю, а образ как бы говорит мне: "Поди к твоему настоятелю и скажи ему, чтобы он тебя высек". Так, батюшка, как же благословите, публично или наедине?" – "Вот видишь, Василий Петрович, – сказал настоятель, – преподобный Сергий сам о тебе заботится. Я нахожу, что лучше наказать публично, чтобы другие имели осторожность". – "Как благословите, батюшка, так и исполните", – спокойно отвечал кающийся. Конечно, это не было исполнено. Другой послушник, Николай, заболел тяжкою болезнью и до того высох, что ему казалось, будто желудок его прирос к спинной кости. Больной имел обычай открывать помыслы настоятелю, который поместил его близ себя, чтобы наблюдать за ним поближе. Когда Николай стал поправляться, ему стали приходить помыслы о самоубийстве, к нему приставлен был человек, и в келье все опасное было прибрано. Но он усмотрел как-то гвоздь над дверью, и помысл стал говорить ему сделать тесемку из простыни и удавиться на этом гвозде. Но обычное откровение помыслов спасло его и на этот раз, он сейчас же исповедал преступное намерение своему старцу и тем сохранил жизнь свою. Когда он значительно стал поправляться, о. архимандрит начал несколько развлекать его, однажды дал ему бумагу и велел отнести в канцелярию, но нигде не останавливаться, а скорее возвращаться обратно. Николай пошел и пропал. Настоятель послал за ним: в канцелярии его не оказалось; послали верхового по дорогам и к морю, и около монастырских прудов отыскивать его, но Николай нигде не находился. Архимандрит стал на молитву... Через два часа приходит к нему сам больной. "Где ты был?" – спрашивает его настоятель. "На колокольне", – отвечает больной. "Зачем же ты туда ходил?" – "Помысл сказал мне: иди на колокольню и соскочи оттуда". – "Отчего же ты не соскочил?" – "Я долго думал, а другой помысл говорил мне: как же ты соскочишь без благословения батюшки? Я думал, думал, да и сошел с колокольни".На прием светских лиц архимандрит был не ровен; редким удавалось понять его. Иногда он, как юродивый, бывало, раскричится, а иногда молчит, слова не дождешься, посетители не знают, как и уйти из гостиной. А зато, как разговорится, то слушал бы его не отходя несколько суток. Маленький Игнатий всегда торчал при нем и часто, по сыновней любви, делал ему замечания: "Зачем, батюшка, сказали то, или это? Вот и будут делать об Вас ложные заключения". А он, бывало, махнет рукой, говоря: "Я не светский человек, не умею рассчитывать", – пойдет к себе в кабинет и ляжет в угол, прибавив: "Вот мое место". И здесь-то он был истинный аскет, не отошел бы от него: речи его, как гусли, сладкозвучно услаждали ум и сердце. Еще говорит о. Игнатий Маленький, что в продолжение двадцати четырех лет он не помнит случая, чтобы о. архимандрит отказал в приеме братии: дверь его для всех была открыта, и он любил, чтобы приходили к нему. Отец Игнатий припоминает, как он в новоначалии надоедал своему старцу ежеминутным испрашиванием благословения, имея обычай не приступать без этого ни к какому делу. Бывало, в пятом часу утра послушник будит своего настоятеля, чтобы получить благословение идти к утрени, и о. архимандрит никогда не прекращал такого порядка и не отягощался им. Ему не нравилось, когда кто-либо из братий уклонялся от него или боялся его. Все ближайшие ученики всегда находились около него, как пчелы около матки. Он приучал их к чтению Св. Писания, часто приглашал к себе и заставлял читать, как бы нужное для него самого, и усматривал, кто как читает, с какою верою и любовью к слову Божию. Келейников своих он заставлял читать каждый день утреннее и вечернее правило. Многие из них ежедневно вечером приходили исповедовать грехи свои, не оставляя до другого дня никакого греховного помысла, и получали разрешительную молитву. Вследствие чего они были веселы и легки, как на крыльях летали. Старец не любил уныния и, если замечал в ком уныние, спрашивал причину и разбивал словом утешения, прибавляя: "Уныние не от Бога, исповедуй грех и будь весел". Ученики о. архимандрита Игнатия, в союзе любви между собою, ревновали о деле Божием: бывало, кто из богомольцев попросит отслужить молебен или панихиду, все стремятся без очереди исполнить, как можно лучше, так что сами монашествующие, проходя мимо, остановятся и слушают с наслаждением. Архимандрит Игнатий был широкой, возвышенной натуры, пылкий, восприимчивый, всему хорошему радовался, как младенец, и эта радость обыкновенно выражалась быстрым хождением, почти беганьем по залу и потиранием затылка. Когда в это время входили ученики, он не замечал их, продолжая бегать и непритворно радоваться. В таких же формах выражались у него и скорби, с тою разницею, что тогда потирал он не затылок, а лоб. Ученики в это время не смели входить, а смотрели в дверные щелки. :) Много приходилось о. архимандриту переносить оскорблений, тогда как сам он был необыкновенно добр и благожелателен к ближним. Он глубоко сочувствовал всякому доброму делу, а его грубо, невежественно оскорбляли, кто несправедливыми притязаниями по службе, кто дерзкими и лживыми порицаниями, – и все это делалось по бесовской зависти, незаслуженно. Тогда, взволнованный скорбию, он обвинял антихриста и его сотрудников; но вскоре успокаивался и, если оскорбление было велико, то удалялся в спальню, спускал густые занавеси на окнах, делал из кельи темницу и запирался на неделю и на две, объявляя себя больным. В такое время никто не входил к нему, он предавался молитве и плачу, до тех пор, пока не придет благодатное посещение свыше и не осенит его неизреченною радостию. Вот тогда-то и совершалось преображение из врагов во Ангелов светлых; об этом он сам выражается в своем "Плаче": "Я встречал врагов, ищущих головы моей, как Ангелов светлых". В таком настроении духа архимандрит Игнатий занимался сочинением своих поучений. После долгого затвора всегда являлись на столе поучительные его творения, и сам он выходил из своей темницы со светлым, необыкновенно радостным лицом. Он не скрывал своих творений от учеников: всегда, бывало, прочитает, не из тщеславия, а как будто для проверки. Весьма редкие понимали высокие душевные качества архимандрита: кроткий сердцем, простой, безмерно милостивый и любвеобильный, бывало, вспылит на минуту и гасит эту вспышку слезами покаяния. Архимандрит Игнатий был замечательно нестяжателен и несребролюбив; бывало, казначей принесет ему жалованье или долю по разделу братской кружки, – он и в руки не возьмет, и даже не сосчитает, а скажет казначею: "Положи, батенька, в налойчик", – и из этого налойчика брали келейники и расходовали по его распоряжению. Стол его был неприхотлив, он употреблял более растительную пищу и какие-либо кашицы, и то весьма умеренно, тогда как на вид он не представлял из себя постника или больного. Полный, румяный, он казался пользующимся совершенным здоровьем и, по мнению многих, изнеженным, а в сущности был изможден болезнями. В зимнее время он почти никуда не выходил; в кельях устроены были тройные рамы, в небольшой гостиной стояли две печи, так что здоровому человеку невыносимо было сидеть в ней, а он входил в эту гостиную в рясе, ваточном подряснике и в катанках на ногах. Келейники часто надоедали ему советами держать температуру попрохладнее, уверяя, что будет для него здоровее. Старец покорится, бывало, своим попечительным чадам и непременно простудится: "Ну вот, послушал вас и простудился, болен. Тело мое, истомленное болезнями, требует большего тепла". Уйдет и затворится в своей теплице – в спальне. Келейная его одежда была также незатейлива: мухояровый подрясник, не застегнутый на груди, на ногах катанки. Так и видишь его: ходит, бывало, по келье и потирает затылок или пишет у стола, или лежит в углу и читает книгу; вот постоянные занятия подвижника. Всегда приветливый, ласковый, в особенности со своими любимыми келейниками; он иногда шутил с ними и давал наименования каждому по его способностям. Из воспоминаний архимандрита Игнатия (Малышева), первого келейника Свт. Игнатия Брянчанинова