Таблица лидеров

Что значит любить ближнего «Возлюби ближнего, как самого себя». В XXI веке люди начали думать, что, чтобы возлюбить ближнего, надо сначала возлюбить себя. И вот, пока я себя не возлюблю, я никак не могу возлюбить ближнего. Это психологи так придумали. Они же не верят во Христа. И исходят из той точки зрения, что если ты счастливый человек, то тебе легче делать счастливыми других…Это работает, только к заповеди это не имеет никакого отношения… Это не касается любви. Это ж не любовь. Это просто нормальное отношение, которое целиком зависит от твоего состояния. А от меня не требуется жить по настроению. Христианство не предполагает, что ты должен жить по настроению. И должен исправлять свое настроение каким-то образом. Про это Христос тоже говорит: «Если вы любите любящих вас, какая вам награда?» Попросту говоря, если вам хорошо с людьми, и им хорошо с вами, ну и что из этого, какой в этом толк. Все люди так делают: когда у них хорошее настроение, они бодры и веселы, и улыбаются другим, и им с ними хорошо. Но христианства в этом нет, благодати в этом нет. А заповедь о любви к ближнему, как к самому себе предполагает, что человек это может делать только по благодати. Только. Сам он не может это делать. У него есть эта благодать. Она ему дается за то, что он решился исполнять эту заповедь. И он получает благодать, и по благодати оказывает любовь ближнему… В христианской практике забота [о ближнем] постепенно приведет к любви. Но поначалу речь идет не о большой и сильной любви, а просто ты должен позаботиться о человеке. Но в момент, когда ты заботишься о человеке, ты же перестаешь заботиться о себе. Когда начинается процесс заботы о другом человеке? Когда услышал заповедь, и должен теперь заботиться о другом. Но мне предлагают сначала позаботиться о себе. А потом, когда узнаешь, как о себе заботиться, потом пойдешь заботиться о другом… И пока я так учусь заботиться о себе, я, чисто объективно, заповедь Божью не исполняю. Я только готовлюсь когда-то ее исполнить. А смысл? Когда я, наконец, почувствую, что я могу начать заботиться о других (думаю, что я готов). И что я должен делать: я должен разрушать все то, что лет пятнадцать я созидал. Потому что забота о другом предполагает, что в этот момент о себе я должен забыть. И то, что я пятнадцать лет в себе культивировал, я должен теперь от этого отречься. Получается, что те навыки, которые я нарабатывал в течение пятнадцати лет, я теперь должен забывать, я зря их нарабатывал, потому что теперь я все то, что делал для себя, я должен делать для другого. То есть, кормить не себя, а другого, а значит, голодать, одевать не себя, а другого, в дом водить не себя, а другого, а самому жить на улице, машину покупать не себе, а другому – то есть должен думать о других. Я пятнадцать лет думал о себе, теперь мне надо думать о другом. И человек понимает, что пятнадцать лет он занимался ерундой. Потому что от всех навыков, которые были наработаны, приходится отказываться. По сути дела, [человек] мог все это делать с первого дня, когда услышал заповедь. Не надо ничего в себе культивировать, чтобы исполнить заповедь. И, заботясь о другом, ты стяжешь эту любовь… Когда у меня позитивное настроение, любить людей мне легче, это правда. Но в том-то и дело, что я должен любить людей и тогда, когда у меня негативное настроение, когда я в отчаянии, когда я в депрессии, когда я на грани нервного срыва, я должен заботиться о другом. Я должен. И если я этого не делаю, я укоряю себя в том, что я думаю только о себе. О своей боли, а не о чужой. На самом деле, я должен это делать (заботиться о другом и любить другого) всегда, двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, триста шестьдесят пять дней в году, я должен думать о другом больше, чем о себе. В этом и рождается покаяние, когда я понимаю, что я не могу думать о другом не то что двадцать четыре часа в сутки, но даже и два часа в сутки не могу думать о другом, не могу молиться о другом (потому что молиться за ближнего – кровь проливать, я за себя-то не могу молиться, куда мне уж за другого), я не могу безостановочно растрачивать свою жизнь, мне становится себя жалко, я устаю, а человек звонит и просит помощи. Я понимаю, что по заповеди я должен оставить свою усталость, забыть о своих проблемах и пойти помогать другому, но у меня нет сил. И тогда я, доведенный до такого состояния, прошу помощи у Бога: «Господи, помоги, у меня нет сил». Я жалею себя, я люблю себя, мне жалко себя. А когда, конечно, у меня хорошее настроение, тогда все легко. Но христианство не зависит от настроения. Ведь, на самом деле, наша верность проявляется не тогда, когда мне легко исполнять заповедь Божью, а тогда, когда ее для меня исполнять невозможно… Если нет никакого подвига, в этом нет никакой благодати. Ты легкий на подъем, но благодати у тебя нет… Награду получит тот, кому трудно, «Царство Божье силою берется, и употребляющие усилие достигают его». Терпение является мерой нашего подвига. Так и любовью: если мы в хорошем настроении, позитивном настрое, мы любим других (нам кажется, что мы их любим), то да, это все легко, но надо культивировать не это хорошее настроение, при котором нам легко любить людей (потому что это не любовь). Любовь проявится, когда у меня плохое настроение, когда я жить не хочу, когда у меня ребенок любимый умер, а я иду и делаю то, что должен делать, потому что другому хуже, чем мне. Потому что Христос сказал: думай не о своем горе, а о горе другого человека. Вот тогда это и будет любовь, когда тебе трудно, не хочется, тебе хочется, чтобы весь мир исчез, а ты идешь и делаешь то, что велит делать Бог. Вот тогда это и будет, тогда ты поймешь, что такое любовь, когда тебе не хочется любить. Когда мы сводим Евангелие к одной строчке, и на этой строчки начинаем строить какое-то мировоззрение, какую-то позицию, какое-то богословие, мы всегда впадаем в нехристианское сознание. Христианство должно принимать Библию целиком. И если мы не можем принять ее целиком, мы обязательно породим сектантское мировоззрение. Не православное. Сектантское, потому что из целого вырезан кусок – сектор. А все остальное отвергнуто. Если мы рассматриваем какой-то вопрос, и строим на нем какое-то законченное мировоззрение, мы должны учитывать и другие места Священного Писания, чтобы не вырезать из контекста Евангелия только одно слово. Что мы читаем в Евангелии (от Луки): «Если кто приходит ко мне, и не возненавидит отца своего, и матери, и жены, и детей, и братьев, и сестер, а при том и самой жизни своей, тот не может быть моим учеником». То есть, мы должны возненавидеть себя, а не возлюбить себя. Оно так и есть. Потому что любовь к себе, которая в нас есть – это эгоизм и гордыня, самоугодие, саможаление, самоволие – она-то и мешает любить других. И мы, начиная заботиться о других, приходим в столкновение внутри себя: любить-то другого мешает мое «я». Я бы любил бы кого-нибудь, но мне противно, мне жалко себя, мне трудно выйти навстречу другому человеку, мне трудно его понять, трудно принять – мое «я» мешает мне быть с другим. И это глубоко сидит в нас, это проросло все наше, это и есть самоугодие, это и есть первородный грех – любовь к себе. Ведь Бог себя не любит. Он любит других, поэтому Он и есть полнота жизни – Он изливает Себя на других, а не Самого на Себя. Это избыток жизни, потому она и есть жизнь, потому что она не в себе. Она всегда из себя. Это и есть то, что мы называем человеколюбие, щедрость, благость, милость. Потому что Он всегда за пределами собственного бытия, Он изливается преизбытком жизни. Это и есть жизнь, когда ты зациклен не на себе, а на всем вне себя. Ты не думаешь о себе. А наоборот, греховное состояние, это когда ты на себе замкнут, когда ты думаешь о себе, творишь волю свою, заботишься о себе. И для того, чтобы стать учеником Христа, ты должен отвергнуться себя, взять крест, «возненавидеть саму жизнь свою». Потому что она мешает мне быть со Христом, любить Христа, любить другого человека. Я должен возненавидеть себя. И эта ненависть к себе и разрешается покаянием. Сам Христос-то как жил: разве где-то Он подумал о Себе? Он не спал, не ел, Он все делал так, как велели Ему люди, и велел ему Бог. Он всегда в других, вплоть до креста своего. И к этому призывает нас. Да, мы не можем. Но в этой попытке служить другим мы и должны осознать, как мы далеки от Христа, как мы далеки от Его заповедей. Не культивировать любовь к себе, не повышать себе жизненный тонус и настроение, а наоборот, думать о другом в ущерб себе. Это будет мучительно, трудно, больно, но тогда это и будет именно служением Богу. Это и будет трудностью, которую мы преодолеваем, это и будет тем путем, который приведет нас к покаянию. Евангелие от Иоанна: «Истинно, истинно говорю вам, если пщеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода. Любящий душу свою погубит ее, а ненавидящий душу свою в мире сем, сохранит ее в жизнь вечную». Если мы будем любить себя, то мы проиграем, мы погубим свою душу. И это все прекрасно понимали две тысячи лет. И поэтому учились не любви к себе, а учились умирать ради любви к другому. Мужчина, выходящий на бой, на Куликовскую битву, например, он идет умирать. Он знает, что он идет умирать, но он отдает свою жизнь за други своя, за ближних своих. Он отдает эту жизнь, самое ценное, что у него есть, он умирает, потому что не себя он любит. И он даже не думает в этот момент о том, что он пойдет в рай, и ему там будет хорошо. Нет, он думает о близких своих, что, если он не выдержит и сойдет с места, то, значит, близкие погибнут, значит, друг, который за его спиной, погибнет, значит, дети, которые остались дома, будут сожжены. Поэтому он должен стоять, как можно дольше, чтобы остановить это зло. Это и было заботой и любовью, именно поэтому они и могут попасть на небеса. Когда мы возвращаемся в контекст Евангелия, когда мы рассуждаем здраво, мы же понимаем, что это так. Что для того, чтобы любить другого, я должен возненавидеть себя. Я должен кусочек своей жизни отрезать, и отдать ему. Я могу пройти мимо, у каждого человека есть свои дела. Это его жизнь. И, вместо того, чтобы делать свои дела, он отвлекается и делает чужие дела, в ущерб своим собственным. Молодежь этого не понимает, но люди зрелые понимают, как коротка жизнь, как коротко время, нам отпущенное. Только зрелые люди начинают понимать, как мало живет человек, очень мало. Вот эти двадцать четыре часа, из которых большая часть людей тратит на сон восемь часов, треть своей жизни, из этих суток остается только шестнадцать-восемнадцать часов, и мне нужно сделать кучу дел, мне жизненно важных. И вдруг кто-то приходит, обращается, требует от меня что-то. Нужно ему что-то. И, вместо того, чтобы делать дела, жизненно важные для меня, человек делает дела, жизненно важные для другого. Он при этом испытывает раздражение, быть может, внутреннюю скорбь, потому что он хотел другое сделать. Но он делает то, что нужно людям, которые его просят. Он не испытывает от этого эйфории, радости, ничего не испытывает, потому что он понимает: моя-то жизнь кончается, я трачу ее на других. Ну ладно бы на семью, истратил на ребенка, он может, по крайней мере, можно надеяться, он тебе вернет когда-нибудь. А на чужого человека, которому что-то надо. С которым нужно куда-то пойти, что-то заплатить; деньги, которые ты мог потратить на себя, [на них] ты покупаешь для него. Ты не испытываешь от этого радости. Но ты делаешь это, потому что так велит Бог. И вот это и является любовью. И в этом терпение и подвиг. И поэтому это созидает душу. Но как это трудно… Христос сказал любить ближнего своего, и ты вслушиваешься, потому что хочешь, чтобы Бог вслушивался в трепет твоего сердца. Ты жалеешь, потому что хочешь, чтобы Бог пожалел тебя. Ты заботишься, потому что хочешь, чтобы кто-нибудь когда-нибудь о тебе позаботился…Потому что вы терпели и страдали ради Христа. Не надо никакой другой любви учиться, потому что уже все есть нашей душе. Учиться надо не любви к себе, а ненависти к себе, искусству умирать, как говорят святые. Искусству думать не о своих желаниях, а о желаниях других людей.