ОльгаО

У вас тоже что-то связано с этим временем? Единственное, я когда-то давно читала, что в этот час больше всего суицидов. Наверное, в это время лукавый чаще действует.(((

Ромашечка, храни вас Господь. Вам нужно было молиться и просить Господа. А батюшки люди. Разные. Кто-то более строг. Я уверена, что если бы я не взывала к Господу, то и батюшку бы не увидела. А взывала потому что искушения начались. Долго писать, но...на светлой седмице лишь один раз причастилась, хотя можно не один. И тоже было искушение - ночью перед причастием проснулась: есть хочу, сил нет. В три часа ночи. Хотя не должна быть голодной - пост кончился: ешь что хочешь. А тут прямо желудок крутит. Я и время посмотрела, чтобы знать долго ли терпеть. Перетерпела и потом и не хотела есть. И утром не хотела. Считаю, что искушение. А сегодня ночью в три часа утра(!) я даже не вспомнила ни о чем! Просто вдруг решила чаю попить. В три часа ночи!!! Я потому и нервничала - раз такие искушения - без разрешения батюшки нельзя к чаше идти. Слава Богу за все!

Вчера исповедовалась - приготовилась сегодня причаститься. Ночью встала в три часа, вроде пить хочу - выпью чашку чая. И совсем вон из головы - НЕЛЬЗЯ! Выпила и вспомнила - нельзя. Что делать? В храм пришла, оба батюшки уже в алтаре. Тут и служба началась. Батюшки службу ведут Я стою, нервничаю, что делать не знаю: и причаститься хочется в праздник, и грешить и самовольничать не хочется. Взмолилась: "Господи, дай мне возможность батюшку спросить!" И понимаю, что никак не спросишь, вот уже хор поет, детки впереди построились, скоро чашу вынесут. Выходит Батюшка с чашей причащать. Я стою в сторонке, но близко. И...вдруг вижу наш второй батюшка стоит около клироса и подпевает:"Тело Христово..." Подошла: " Батюшка, что делать?" Объяснила про свой чай. Батюшка кивает - "Причащаться." Так мне радостно стало. Слава Богу за все! Спаси Вас Господи, Батюшка.

Почитайте рассказ Л. Селенской о мудрой маме. Пасха детства Людмила Селенская В детстве я не считала себя верующей, в церковь ходила раз в году для бабушки и церковных праздников не праздновала. И, тем не менее, Пасха в моем детстве была. Она приходила тихо – в виде освященных куличей, крашеных яиц, чистого, белоснежного, хрустящего белья, вымытых окон и идеального порядка в доме. И хотя мы не приветствовали друг друга и ели кулич словно украдкой, притворяясь, что ничего особенного не происходит, особенное все же происходило: тихо, солнечно, незаметно в дом просачивалась радость – я не понимала, почему мне радостно, не от занавесок же. В 13–14 лет я очень увлекалась рок- и поп-музыкой. Часами могла слушать «Modern Talking» и подобное, даже стояла в очереди на их концерт (не попала) и однажды коряво вышила на футболке слово «Thomas». На Новый год всю ночь проводила у телевизора в ожидании своих кумиров. И вдруг – удача! Не одна-две песни, а целый ночной концерт любимой группы. Я заранее узнала о концерте, оповестила подруг, что не буду спать, и мы с братом с нетерпением ждали вечера. Мы не учли одного нюанса – ночь была пасхальная. Но меня это совсем не беспокоило. И вдруг – за несколько минут до ожидаемого концерта – в квартире погас свет. Свет в доме нередко отключали на час-два. Мы зажгли свечи и смотрели в неживой экран телевизора в надежде, что свет дадут. Возмущению моему не было предела. Посидев так полчаса, разочарованные легли спать. Утром был кулич, солнце и опять эта мирная тишина, имени которой я не знала. Я забыла о своем разочаровании накануне и радовалась новому дню. Через 20 лет мама призналась, что это она отключила электричество в тот день. Не стала спорить с подростками, но и не могла допустить, чтобы дети провели святую ночь у телевизора. Спасибо маме! Людмила Селенская 7 мая 2013 года

Вряд ли. Я имела в виду батюшек здесь с форума - отец Даниил отвечает на вопросы и насельник A lost sheep.

Кажется, нет. Но я не знаю всех тонкостей. Так в общем. Лучше все-таки спросить кого-то из отцов.

Если человек не монах и не послушник, то он действительно может уйти, а потом вернуться (возможно по благословлению). Монахи и послушники по делам и по необходимости также покидают монастырь на время с разрешения старших и по благословлению. Если вы хотите узнать в монастыре ли он, позвоните по контактным телефонам, изложите ситуацию - вам подскажут куда обратиться. Я не знаю, как ведется учет трудников. В любом случае ведется. Т.к. никого не берут без паспорта.

Селена, трудниками принимают многих, главное чтобы был паспорт. Быть трудником и даже послушником - это еще не постриг. Но если есть маленькие дети обычно не постригают. Поточнее могли бы ответить кто-то из отцов...

"И тут они повернулись к нам. «Христос анэсти!» — сказали они черной, тревожной и настороженной толпе советских людей, плотно их окружавшей. Никто из нас им не ответил. «Христос анэсти!» — повторили они. А мы молчали. Не веря своим глазам, не веря своим ушам, они почти уже кричали — с надеждой, и с негодованием, и растерянно, и требовательно, и даже грозно, и с мольбой: «Христос анэсти! Христос анэсти!». Как мне хотелось им ответить! И я даже знала слова. Но язык одеревенел у меня во рту. И вдруг из толпы, из черного круга вывернулся какой-то мужичонка. Невзрачный, мелкий, суетливый, даже, кажется, пьяненький, он решительно шагнул к грекам и крикнул: «Воистину воскресе!». Они бросились к нему все. Они ликовали. Они целовали его. Они тискали его в объятьях. Сколько любви обрушили они на него! Не помню, горели ли еще их свечи, но что из нашего, черного, он перешел в их, светлый круг — это ощущение было явственным." http://www.pravoslavie.ru/smi/37419.htm

Как радостно мы восклицали в храме - Воистину воскресе!

Пасхальные истории Ольга Круглова Источник: «Благовест», Самара Теория невероятности Вечерело. В Крестовоздвиженском храме (в котором располагается редакция «Благовеста») начиналось Всенощное бдение на Благовещение, в эти часы решено было не работать… – Представляешь, – сказала мне Наталья, – сейчас пойдешь домой и в трамвае найдешь свою перчатку… Будет о чем написать статью… Наталья отвечает в редакции за распространение газет. Ей хочется, чтобы тираж все время увеличивался. …Утром я бежала на работу и потеряла перчатку. Вошла в тринадцатый трамвай с двумя перчатками, а вышла с одной. Весь рабочий день я переживала, охала, вздыхала… «Как же могла потерять, да как же не усмотрела…» Пожалуй, в редакции не осталось ни одного человека, кто не узнал бы про потерю перчатки. Я показывала всем вторую, и все убеждались, что перчатки действительно красивы и лучше было бы их не терять. Настоящая лайковая кожа, стильный фасон и цвет – все говорило о том, что вещь штучная и дорогая. Мои хорошие друзья купили их в модном бутике и подарили мне на Рождество. Теперь я складывала в сумочку оставшуюся перчатку и слушала Наташу: – Вот представь: ты подходишь к остановке, а там тринадцатый трамвай, и ты в нем находишь свою перчатку… – Да ладно тебе, – скептически протянула я, – такого быть не может. На остановке друг за другом стояли пустые трамваи. Проезд был закрыт из-за поломки на линии – отсутствовало электричество. Люди шли пешком… Я тоже влилась в их поток, но потом оглянулась и посмотрела на глазеющий на меня огромными фарами трамвай тринадцатого маршрута. «Нет, я ехала не в этом трамвае. Точно не в этом – вон водитель мужчина, а в том вроде была женщина… Нет, не пойду спрашивать. Глупо… По теории вероятности, моя перчатка уже затоптана пассажирами и выпихнута из вагона». Все это я так раздумывала, но, к своему удивлению, при этом возвращалась на остановку к трамваю. – Простите, – сказала я дремлющему кондуктору, – а вы перчатку не находили?.. – Эта, что ли?.. На верхней перекладине висела моя перчатка, целая и невредимая, даже не затоптанная… Потом многие проходящие наблюдали странную картину: в пустом трамвае перед кондуктором я неистово отплясывала лезгинку… – Как вас звать-то? – Ну, Роза… – сказала совсем растерявшаяся от моей бурной радости кондукторша. Я выпрыгнула из вагона, натягивая на руки перчатки. А говорят, что число тринадцать несчастливое – да оно самое чудное, самое лучшее… В трамвае с тринадцатым номером закончилась вся моя теория вероятности, теория неверия в чудо…На все наши теории вероятности Господь отвечает одной самой главной теорией Невероятности… Любовью…

Пасхальные истории Ольга Круглова Источник: «Благовест», Самара Под самой крышей Квартира на верхнем этаже нам сразу приглянулась: широкая, светлая, возле балкона – деревьев как в лесу, а из окон видны Жигулевские горы. Наблюдаешь, как они утопают в облаках или играют на солнце разными красками. А еще прямо в окошко можно увидеть, как за широкой Волгой туча набирает свинцовость и несется с дождем на город… Зимой высоченный тополь часто весь усыпан снегирями. Как спелые россыпи малины, они взрывают своей яркостью серые городские краски, взрывают нашу повседневность Божьим чудом… За всю свою жизнь мне столько птиц не удалось увидеть, сколько за несколько лет из окошка своей новой квартиры. То щеглы, то чижи… В первые летние дни прилетели стрижи. Каждое утро и каждый вечер они кружили и кружили возле окна, будто водили в небе хоровод радости. Одна семейка стрижей свила гнездо возле нашего балкона. Появилась под козырьком крыши такая маленькая плетеная корзиночка величиной не больше ладони. Мы с трепетом рассматривали эту птичью жизнь, она так далека от нашей городской суеты… – Жалко их, мам, – сказала дочка, – при дожде-то гнездышко затопит. – Может, там не промокает… – с надеждой в голосе ответила я. На крыше балкона прохудилась кровля, и при каждом дожде его заливало. Маленькие дыры в швах балконного навеса рассмотреть невозможно, мы пробовали их заделывать, но в очередной дождик из невидимых нам щелей лилась вода. А домоуправление не торопится с ремонтом. – Эх, – печально вздыхала дочка, – теперь не только нас, но и птичек намочит… Как-то вечером прозвенел домофон. – Мама, это я, – прозвучал веселый голос сына, – открывай, щей наливай… Приходя со спортивных занятий и тренировок, мои дети говорят только одно: «Есть хочу…» Меня это радует, и теперь, только открыв входную дверь, я побежала на кухню подогревать ужин. – Хозяйка, здравствуйте… На пороге вместо ожидаемого сына выросла фигура пожилого мужичка. – Хозяйка, вам крышу покрыть не надо? Нигде не течет? Мы покрываем на вашем доме, кусок небольшой остается, зачем его обратно таскать… Может, вам залатать что-нибудь? От такого неожиданного поворота событий я просто потеряла дар речи, понимаю, что надо что-то ответить, но не верю в реальность происходящего. – Здрасьте… – проговорил сын, который зашел в квартиру и немного вывел меня из столбняка. – Сынок, – я почему-то стала говорить с сыном, а не с мужичком, который так странно появился в нашем доме. – Вот, сынок, мастер предлагает залатать дыры на крыше балкона. – Да я с вас недорого возьму, – продолжал странный гость, – так, за работу… Если что, я на крыше. …Этот дождь наступил как-то неожиданно, твердо забарабанили тяжелые капли, и уже только грохот по окнам и крыше стоял от потоков воды. Мы, не сговариваясь, выбежали на балкон, который три дня назад починил нам мастер. За стеклом так бушевала стихия, что от ливня все сливалось в серой мгле, будто этой сильной массой воды наша новенькая крыша проходила проверку. Мы смотрели друг на друга и ожидали потеков, ну хоть маленьких капель, но их не было. Для нас это было чудом! – Красота… – сказал сын, – не течет. – А ты боялась, что схалтурят, – выговорила мне дочь. – Фьють-фьють, – послышалось из гнезда стрижей. «Они тоже радуются», – подумала я. Как странно получилось, прямо ожили строки из Евангелия – положиться всецело на волю Господа, как птицы небесные, что не сеют, не жнут… Я именно к этим строкам всегда относилась с некоторым недоверием: как так – не сеять, не жать, не работать, не суетиться?.. Но велика милость Господа к нам, таким сильным и современным, считающим, что все в этой жизни зависит от нас…

Скоро Пасха Рассказ Елена Гаазе За окном медленно проплывали поля, бедные лесочки, деревеньки. Под стук колес хорошо дремалось. Апрельское солнце приятно согревало лицо девушки, уютно устроившейся на верхней полке, и хорошо ей было думать, что вот – скоро Пасха, а там и лето со всеми его чудесами… Пассажиры на нижних полках еще и познакомиться не успели, а речь уже, как водится, шла о судьбе России. Бледные и слегка взвинченные от весеннего авитаминоза, они видели всё соответственно – мрачно и безнадежно. Говорили о потере нравственных ориентиров, которые передавались когда-то от бабушек внукам. – Да чего там! Включите телевизор, и все понятно, – махнула рукой учительница истории, сидевшая слева у окна, и сердито отвернулась от собеседников. В купе стало как-то особенно тягостно, даже зубы заломило. Все уставились в окно, а там как нарочно – оголившийся из-под снега прошлогодний мусор да неухоженные убогие деревни… Так в тишине прошло несколько минут. Вдруг с верхней полки раздался чистый и сильный девичий голос: – И все-таки я с вами не согласна! Не согласна, и всё! Девушка, которая с самого начала пути вела себя совершенно незаметно, села на своей полке, и теперь все удивленно разглядывали её. Она аккуратно спрыгнула вниз, достала из-под своей подушки ажурный вязаный платочек и, уютно укутавшись в него, удобно уселась рядом с учительницей истории. И всё как-то сразу изменилось в крохотном пространстве купе. Неуловимо. Как будто перспектива унылого путешествия с неприятными людьми вдруг обернулась обещанием интересного и тёплого разговора с давним другом. Девушка, слегка смущаясь, обвела взглядом своих соседей и радостно представилась: – Ася. Давайте познакомимся! Игорь Викторович с симпатией смотрел на попутчицу – она ему сразу понравилась. Учительница поглядывала ревниво и неприязненно. Девушка была свежа и хороша, но дело было не в этом. Главное – в ней было нечто, что возвышало её над всеми красавицами и мудрецами, если в них этого не было. Что это такое, учительница не могла понять, и потому была раздражена. Четвёртой попутчицей была скромная полноватая женщина с виноватой улыбкой на лице. Её участие в разговоре ограничивалось этой улыбкой и согласным киванием – она будто боялась, что поинтересуются её мнением, поэтому заранее со всеми соглашалась. На Асю она уже смотрела с обожанием и как-то сразу расслабилась: перестала стыдиться своего фланелевого, черного с синими восточными «огурцами» халата и отсутствия прически. – Я, знаете, слушала ваш разговор, – продолжала Ася, – всё вы правильно говорите, и для уныния вот такого, конечно, имеются причины. Но вот ведь у всех вас, наверное, есть дети. И вы хотите их вырастить, или там внуков уже поднимаете, – девушка взглянула на Игоря Викторовича, – И никогда руки в этом деле у вас не опустятся. И если бывают особенно тяжёлые моменты, отчаяние даже, вы это всё переживаете, а потом всё сначала. А почему? Да потому, что вы их любите и надеетесь, несмотря ни на что… Так и со страной, с Россией нашей… Девушка помолчала и как бы не замечая, что никто не проронил ни слова, продолжала: – Не знаю, веруете ли вы. А я точно знаю – не оставит нас Господь и детей наших не оставит. И деревни эти… – Ася кивнула в окно, – А что до того, будто некому традиций передать, так неправда это. То есть правда, конечно, но ведь их не только люди могут передавать. Было видно, что девушка волнуется, хочет сказать что-то очень важное для себя и боится, что её не поймут. Говорила она быстро, сбивчиво – ситуация была для неё явно непривычная. Попутчики смотрели на Асю напряжённо, будто боялись пропустить хоть слово. – Может вам покажется глупым, что я скажу сейчас, или мелочным, но я всё равно скажу. Ну, вот хоть мужики наши бородатые, православные, которых в каждом храме сейчас встретить можно. Я всё любуюсь, как они друг друга целованием встречают. Красиво как! Как естественно – не учились же они этому, а вспомнили! Как в храмах крестятся, молятся те, кто от родителей и бабушек своих ни слова о Боге не слышал! Как они всё там быстро понимают, запоминают – нет, вспоминают! Я, между прочим, в детском доме выросла, подкидыш я. Но это не важно. Важно, что ни о каких традициях православных или хотя бы русских там речи не было. Скудно и тоскливо, грубо очень, и еще стыдно… Но вот попалась мне в нашей библиотеке книга, которую никто никогда не брал читать. Вы её знаете, конечно, – это «Идиот» Достоевского. Я тогда еще совсем девочкой была, но как-то сразу поняла: князь этот, Мышкин – идеал человека. Все такими мы должны стать, тогда и счастье на земле будет. Как мне хотелось о нем всем людям рассказать. Объяснить! Никто меня слушать не стал, посмеялись только. Сказали, своих идиотов полно. А я не обиделась. Главное – князь этот со мной на всю жизнь остался, вместо отца и матери. А когда я к Богу пришла, тогда и поняла, про Кого Фёдор Михайлович свой роман написал, и для чего книгу эту мне в нужный момент Господь послал. Я ведь тогда после очередной «тёмной», которую мне девчонки устроили, всё обдумывала, как мне в реку броситься… – И что же, передумали? Про идиота прочитали и передумали? – не скрывая насмешки, поинтересовалась учительница. – Ага, передумала, – просто ответила Ася, не замечая иронии собеседницы и даже не взглянув на неё. – А главное, вы мне объясните, как я это в 13 лет понять-то смогла, это ведь первая толстая книжка, которую я прочитала. Значит, Бог всё устроить может. Всё. – А потом со мной ещё чудо произошло. Года примерно через два, и жила я уже в интернате, где много «родительских» детей было, неблагополучных, а все-таки у них были семьи. И их на праздники по домам разбирали – родители или родственники. А я одна оставалась. Тоска, конечно, наваливалась. И вот, помню, сижу на своей кровати в спальне, плачу. Книжку маленькую листаю. Как она ко мне попала, уже не помню. На обложке написано: «Кустодиев. Жизнь и творчество». Книжка, хоть и маленькая, но издана хорошо – на глянцевой бумаге, репродукции отличные, яркие. Листаю машинально: купчихи какие-то, самовары… К моей жизни – никакого отношения, я ведь и в музеях тогда еще ни разу не бывала. Нас в цирк только водили и в кино. Так вот, просматриваю книжку вскользь, думаю о другом. И вдруг – «Масленица»! Жемчужный зимний город в низине, а на переднем плане – сани с нарядными яркими людьми, как гладью на шёлке вышиты. И такая радость вдруг меня охватила! У меня и сейчас мурашки по спине. Я даже иголочки льдинок, что из-под копыт летят, на лице почувствовала. Меня как вихрем понесло туда, в город – услышала праздничный гул, звон колокольный и бубенцов каких-то. И смех такой, для меня тогда еще незнакомый, беззаботный, открытый, радостный и счастливый! И все для меня вдруг знакомо стало. Я поняла, что это всё моё, родное, я даже тяжесть русой косы вокруг своей головы почувствовала, лицо своё румяное в самоваре увидела, холод ледяной воды в проруби – будто бы я белье выполаскиваю… И движение это сильными руками, размашистое – все мне знакомо…Здоровый запах простыней, которые «колом» стоят, как их с мороза заносят. И как полы на террасе в жару пахнут, когда их холодной водой вымоешь… Да много всяких таких ощущений, которых мне в жизни негде было испытать. А запахи Пасхи! Я тогда же услышала и узнала его – сладкий, смиренный, тишина в нем и покой… И как борода христосующегося со мной приказчика махоркой пахнет! – Ася смущенно рассмеялась. – Я эту радость всю до сих пор в душе несу. Ответьте мне – откуда это всё на меня обрушилось прямо-таки?! Думаю, мне это Господь авансом тогда дал, чтобы не отчаялась. И каждому может дать. Нужно только попросить. Сказать: я – Твоя, Господи, не оставляй меня никогда, ничего мне больше не нужно – только о Тебе порадоваться! Учительница слушала всё это, сначала снисходительно улыбаясь, а потом, даже как-то испуганно отпрянув. Игорь Викторович смотрел на Асю пристально и напряженно. А полноватая простая женщина, Татьяна, с пониманием. И когда девушка замолчала, Татьяна робко, сильно волнуясь, заговорила: – Всё, что вы сейчас рассказали, и мне немного знакомо. Только я это словами, как вы, ни за что бы не сумела объяснить. Вам спасибо. Я вот когда первого ребеночка своего носила и первый толчок в животе услышала, то мне это ощущение знакомым показалось, и еще, как молоко в груди прибывает, покалывает, я это ощущение всегда-всегда знала. Да, точно, – Татьяна прислушивалась к своим воспоминаниям о первенце, смущаясь своего признания. Сомневалась, прилично ли о таком рассказывать. Но робкая улыбка счастья уже светилась на её разрумянившемся лице. – Сколько же у вас детей? – поинтересовался Игорь Викторович – Пятеро,– просто ответила Татьяна. По купе пронесся выдох – изумления или восхищения? Ася сказала: – Какая же вы… Какая красивая и счастливая… Татьяна, до этого казавшаяся забитой и замученной, сейчас действительно выглядела счастливой красавицей – сильной, спокойной и ладной. – Куда же вы едете одна-то? – учительница из всех сил старалась вернуть ироничный снисходительный тон. – В монастырь, – Татьяна назвала монастырь, – К мужу. Он там на строительстве помогает. Руки у него золотые – вот нам и предложили туда всей семьей перебраться. – Вы что, в монастырь уходите, с детьми? – поперхнувшись, спросила учительница. – Ну, нет, – засмеялась Татьяна, – Будем рядом в деревне жить. Вот еду дом смотреть. Детей с сестрой оставила – вместе нам дорого ехать, а сестра должна справиться, не в первый раз. А что? На нашу квартиру покупатели есть… В городе нам делать нечего. Я это давно поняла… – Как же вы там детям образование давать собираетесь? – уже совсем недоброжелательно спросила учительница. – Спасать их надо, – просто ответила Татьяна и отвернулась к окну. В купе стало тихо. Каждый думал о своем. Татьяна старалась заглушить беспокойство о детях мечтой о шестом ребенке, которого уже подозревала в себе. Пыталась представить дом, в котором они все будут жить. Как там будет ладно и уютно. Как они всей семьей будут ходить в храм – все девочки в белых платочках. Такого счастья в городе у них не было – все так далеко и неудобно. В деревне не будет этих ужасных врачей, которые каждый раз находят у неё все новые болезни, пугают смертью, уговаривают избавиться от очередного ребёночка. А сами давно уже мертвые… Там, на свежем воздухе она поправится, кровь войдет в норму, не будет этих обмороков, которые так пугают детей… А Игорь Викторович вдруг вспомнил… Рыжика. Рыжик – это маленький, похожий на белку крольчонок, которого он так любил, когда ему было лет пять. Тогда, у бабушки в деревне, он взял его от крольчихи в большую корзину. Разместил под кроватью, кормил травой и наблюдал, как он прыгает по комнате. У Рыжика была поразительно умная мордочка и выразительные большие черные глаза. Игорь Викторович вдруг отчетливо ощутил нежность его пушистой шкурки на своей щеке и как он пахнет – ребеночком, валеночком, молочком. Когда он смотрел на эту, еще такую наивную, девочку Асю, то чувствовал нечто подобное, и был так благодарен этой девочке за её фантазии, в которых что-то такое было. Настоящее, что ли, очень красивое и пронзительное. И снова вспомнился Рыжик. Однажды он, тогда еще Игорёк, целый день провел на речке и ни разу не вспомнил о крольчонке, не покормил и не напоил его. Вспомнил только ночью. Вскочил, зажег свет, достал из-под кровати корзину… Кролик был мёртвый – еще теплый, но совсем мёртвый. Мальчик сразу понял, что не сможет пережить этого, не сможет пережить своей вины. Онемевшими губами он звал бабушку, и та услышала его немой зов, проснулась. Потом завернула Рыжика в свой платок и подошла к иконам. Игорь Викторович вспомнил, как он молился – первый и последний раз в жизни – громко рыдая и прижимая руки к груди. А потом прижимал ожившего кролика к себе, наслаждаясь сильными толчками его задних лап, которыми тот расцарапал тогда ему весь живот. Позднее мама объяснила, что на самом деле кролик не умирал, а просто был в обмороке, а когда бабушка согрела его – то пришел в себя, а мёртвые не оживают. Тогда ушло от мальчика ощущение чуда, с которым он уже, было, свыкся, и которое сделало его жизнь такой полной и необыкновенной. Зачем мама это сделала? Потом Игорь Викторович вспомнил сына с невесткой и внука, которого не видел уже год. Вдруг понял, почему ему так неприятна эта учительница, соседка по купе, она чем-то напоминала его жену, была из тех кто, может, как его жена, спросить сына, приведшего впервые свою девушку в дом: «Где ты это откопал?», хорошо, что хоть не при девушке спросила. А могла… Просто невеста была из той же породы, что и эта Ася, да и Татьяна. Пришлась не ко двору. Он, Игорь Викторович, крупный начальник, занятый целый день на заводе, старался не вникать в конфликт с семьей сына, хотя и скучал по ней. Теперь все будет по-другому. Слава Богу, что он из упрямства отказался ехать в спальном вагоне, а купил билет в обыкновенный, познакомился с Асей. Слава Богу. Учительница сидела, стараясь ни о чем не думать, разглядывая кисти своих рук. Она всегда гордилась ими – узкими, с длинными породистыми пальцами, с прекрасным маникюром. Теперь они казались ей когтями хищной птицы. А внизу живота толкались все пятеро, не рожденных ею детей. Такое уже было однажды, тогда это закончилось больницей. Неужели опять? И еще она чувствовала, как её захлёстывает волна тяжелой ненависти к этим двум женщинам, соседкам по купе. Это всё из-за них, зачем они? А Ася, полная любви ко всем этим почти незнакомым ей людям, смотрела на проплывающее мимо русское кладбище – такое нарядное, даже весёлое перед Пасхой. Свежевыкрашенные ограды, привязанные к ажурным крестам бумажные нежные цветы – трепещут на ветру. Хотя кладбище было довольно далеко, и всего этого увидеть было, конечно, нельзя, Ася, никогда еще не бывавшая на кладбище, точно знала всё про эти цветочки. И ей казалось, что так ощутимые ею волны любви, что текут от убогих домиков деревни к ухоженным могилам и обратно – от усопших к живым – захлёстывают и её, и Татьяну, и Игоря Викторовича и даже противящуюся им учительницу истории… Елена Гаазе 30 апреля 2013 года

Николай, прочитала ваше сообщение и очень захотелось задать вам вопрос. Весь пост я нормально постилась. И часто даже и есть не хотела. Ела просто потому что время обеда или завтрака. Но вот началась страстная седмица...Я и поем и через некоторое время снова есть хочу. И прикидываю сколько дней еще осталось и мне кажется много. Когда до конца поста было 3-4 недели, мне не казалось это много. А сейчас даже боюсь пост нарушить. Что делать?

Почему-то убрали мое второе сообщение из этой темы. Я писала, что можно просто писать о людях, которые рядом с вами - соседях, бабушках-дедушках, батюшках и т.д. О наших замечательных людях. А то когда новости посмотришь, настроение уж очень падает.

Дорогие сестры и братья о Господе! Давайте прекратим бессмысленные споры и не будем сыпать соль на раны человеку. Никто никого не заставляет и не обязывает. Хотите помочь - хорошо. Нет, на нет и суда нет. Хотите что-то спросить, спросите в личку. Не надо делать шоу из горя человека.