OptinaRU

Вы недоумеваете, как там поступать, если бы начались разговоры, особенно о Церкви; и желали бы знать наше о сем грешное мнение. Поэтому, среди недосугов и недугов, нахожу опять нужным писать к вам вскоре, и объяснить, как я о сем думаю… Если бы по какому-нибудь случаю, паче же по смотрению Божию, начались разговоры о Церкви, особенно же о предложении каких-либо перемен в ней, или нововведений, тогда должно говорить истину, по соображению, как требует того Истина, Которой именует Себя Сын Божий, Господь наш Иисус Христос, глаголя во Евангелии (Ин. 14: 6): Аз есмь путь и истина и живот. Держась этой истины, можете сказать не обинуясь: «Судьбы Церкви земной воинствующей и Небесной торжествующей объявлены в Откровении Иоанна Богослова. Обо всем, что говорится в этом Откровении, говорить я не могу, потому что не понимаю всего таинственного смысла, там содержащегося. А что понимаю, то скажу». Тут можете потребовать Новый Завет, и прочтите подлинником 18-й и 19-й стихи 22-й главы Откровения: Сосвидетельствую бо всякому слышащему словеса пророчества книги сея: аще кто приложит к сим, наложит Бог на него язв написанных в книге сей: и аще кто отъимет от словес книги пророчествия сего, отъимет Бог часть его от книги животныя, и от града святаго, и написанных в книзе сей. Что Дух Святый через истинных рабов Своих и служителей, угодников Божиих, постановил и узаконил в Церкви, то изменять людям обыкновенным невозможно и страшно, потому что страшно впасти в руки Бога жива. Ежедневно в церкви повторяются Богодухновенные слова Псалмопевца: Не уклони сердце мое в словеса лукавствия, непщевати вины о гресех (Пс. 140: 4). Если грешны мы и немощны, то должно себя за таких и признавать, а не искать извинения и самооправдания в каких-либо недозволенных послаблениях. Господь, в Откровении Иоанна Богослова, во 2-й главе, говорит к семи Асийским церквам, обличает прямо и строго, что Он ненавидит и не терпит в Церкви дел Николаитских, то есть каких-либо благовидных послаблений, носящих печать язычества. Впрочем, об этом великом и важном предмете должно быть осторожным, и умерять свои убеждения опасением, как бы в чем-нибудь и нам не согрешить, особенно неуместным обвинением других. …Доказательств ваших о Вселенской Церкви, кажется, не поймут и не примут, тем более, что в откровении к семи Асийским церквам, ни одна из них за другую не упрекается, а упрекается только каждая, за собственные недостатки. Действительно, хорошо и полезно вселенское единение Церкви, но это возможно только при внешних условиях; не говорю уже - при духовном согласии и единомыслии. Прибавляю еще. Положим, что у кого-либо мать не так хороша, как бабушка, и он более преклоняется уважать и почитать бабушку за ее достоинства, нежели матерь свою. Но если это рассмотрите поближе и повнимательнее, тогда окажется, что бабушку он должен почитать по собственному сознательному долгу; но и матерью не должен пренебрегать, а обязан почитать, по заповеди Божией, глаголющей: Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет, и да долголетен будеши на земли (Исх. 20: 12). На исполнение заповедей Божиих должно понуждать себя и вопреки нехотению, так как в Евангелии сказано: Царство Небесное нудится и нуждницы восхищают е (Мф. 11: 12).Сокращенно скажу: прежде, нежели начнете свои доказательства о Церкви, должно поверить свои мнения и убеждения со словом Божиим и с учением православных и духовных отцов Церкви; а на что не найдете такого свидетельства, о том полезнее умолчать. Иное есть, что нам кажется по нашему умозаключению; и иное есть самая истина, непреложная, подтверждаемая Священным Писанием. Из писем прп. Амвросия Оптинского

Вы описываете свои смущения и хотите найти покой там, где вас никто не будет знать, или удалиться так, чтобы никого не видеть, кроме Божия света, как бывают схимники. Я должен вам сказать, что ваше мнение очень ошибочно; куда вы ни поезжайте, куда ни скройтесь, нигде не найдете спокойствия при вашем теперешнем устроении. Не места, не люди вас беспокоят, а сами себя мнением своим беспокоите. Вы везде будете сами с собою и не уйдете от смущения, пока не смиритесь и не оставите мнения, что на вас все смотрят и думают что об вас. Это вам искушение вражие, но оно на вас сильно действует от вашей духовной гордости; вы, может быть, прежде и проходили подвиги и труды, и полагали, что сим угождаете Богу, и не смирялись, считая себя последнею всех, как и Господь повелел: егда сотворите вся поведенная вам, глаголите, яко раби неключими есмы: яко, еже должны бехом сотворити, сотворихом (Лк. 17, 10). Чрез это обольстившись, вместо благого, мирного и спокойного устроения, улучили смущение и беспокойство... Теперь весь ваш труд и подвиг должен быть обращен на смирение, и когда оно будет с вами неотлучно, то будете совершенно спокойны. Что вас беспокоит? Вам кажется, что об вас худо думают; что вам до сего дела? Вы имейте сами себя хуже всех, то сие мнение вас и будет успокоивать; а вы, вместо того, беспокоитесь от самолюбия и тогда, как никто не думает ничего об вас; всякому есть о чем подумать — о своем спасении. Вам одно средство к спокойствию: самоукорение и смирение; впрочем, уединение не только вам не поможет, но еще более повредит, как учит святой Иоанн Лествичник, — таковым, как вы, «ниже след безмолвия видети» не попускает. Когда уже вы с людьми не можете себя устроить по заповедям Божиим, то как будете бороться в уединении с невидимыми врагами? Из писем прп. Макария Оптинского

Необходимость исповеди подробной доказывается не только внутренними переживаниями человека, но и самим чином исповеди, изложенным в Требнике церковном. …Некоторые, стыдясь духовника, по различным причинам ищут способа не сказать на исповеди всего подробно, говоря в общих словах или так, что духовник не может ясно понять, что сделано, или даже совсем утаивая, думая успокоить свою совесть различными рассуждениями с собою в своей душе. Тут враг нашего спасения умеет в извращенном виде напомнить слова свв. отцов и даже Св. Писания, чтобы не допустить человека до спасительной и необходимой исповеди грехов перед духовником в том виде, как они были сделаны. Но если совесть у человека не потеряна, она не дает ему покоя до тех пор, пока на исповеди не сказано все подробно. Не следует лишь говорить подробности лишние, которые не объясняют сути дела, а только живописно рисуют их. Такую живопись картин греха, не чуждую услаждения воспоминанием греха, особенно в блудных делах, отцы не советуют дозволять себе, чтобы сердце, еще любящее грех, не умедлило и не усладилось грехом. Епископ Феофан Вышенский затворник дает прекрасное наставление об исповеди и, между прочим, говорит: «Надо на исповеди раскаивание греха или грехов довести до такой степени, чтобы духовник определенно и точно понял, что сделано, и возымел о тебе правильное понятие, каков ты, чтобы ты изворотами исповеди не представился духовнику не тем, что ты есть на самом деле. Особенно не следует дозволять себе сваливать вину на других, а себе подыскивать извинения и оправдания. Такая исповедь не дает мира духовной жизни. Оживляется душа искренним покаянием, чуждым лукавства. Истинно кающийся готов бывает потерпеть и всякое наказание от духовного отца и все, что Господь попустит ему скорбного и смирительного, лишь бы получить прощение». Свойство истинного покаяния открывает глаза на свою греховность и грех вообще. Из завещания прп. Никона Оптинского духовным детям

В мире Герасим Иванович Туманов, сын государственных крестьян Тверской губернии, Бежецкого уезда Ивана и Евдокии Тумановых. Он был единственный сын у родителей и любимец отца. Жил несколько времени в Петербурге в услужении по найму у одного богатого немца-лютеранина, в доме которого постов никто не соблюдал. Потому и Герасиму Ивановичу, как после вспоминал он, по необходимости приходилось нарушать установленные Святой Церковью посты, и говел он только на первой и Страстной седмице Великого поста. Но скоро наскучил ему этот, вводящий в соблазн, широкий путь жизни, и он решился с одним единодушным товарищем покинуть веселую столицу и повседневный разгул. Ему в то время было приблизительно лет 25. Пошли они постранствовать по святым русским обителям, и так как у них было одно доброе намерение – подвизаться ради душевного спасения, то с самого же начала пути они и стали преследовать эту цель. В 1838 году Герасим Иванович прибыл в Оптинский скит, товарищ же его с этого времени теряется из виду. Скитоначальником тогда был иеромонах Антоний, родной брат настоятеля обители отца Моисея. Заметив в молодом Герасиме детскую простоту, он стал уговаривать его по-детски остаться в скиту. «Идет со мною мимо тополя по дорожке, – вспоминал после отец Геннадий, – поднял тополевый сучок и, показывая его мне, говорит: «Оставайся у нас, Герасим: посмотри-ко, какие у нас деревья-то: понюхай-ко, как пахнут-то!» Привлеченный любовью скитоначальника, Герасим остался и определен был в кухню помощником повара. Через год по поступлении в скит Герасима прибыл в пустынь Александр Михайлович Гренков (впоследствии известный старец Амвросий). Поживши несколько времени на монастырской гостинице, а затем в монастыре, он, наконец, в ноябре 1840 года переведен был в скит и определен на место Герасима помощником повара, а Герасим сделан был главным поваром. Общим их удовольствием было на досуге побеседовать. Беседы эти, впрочем, не препятствовали их благочестивой жизни, и они мирно проводили свои дни. Но вот Герасиму нужно было сходить в свой губернский город Тверь, чтобы выручить из казенной палаты засвидетельствованный увольнительный приговор свой от общества, который почему-то очень долго не высылался из палаты. Сурово принял его секретарь палаты: «Эти мне монашествующие, как нож по горлу, только чай пить и калачики есть. Ты, брат, подожди!» А так может каждый рассудить: если бы самого секретаря-то посадить в монастырь да заставить его неопустительно к службам церковным ходить, да пищу на братию готовить, да помои выносить – так не рад бы был и калачикам. Да еще откуда взять-то их монаху в общежительном монастыре, где доходов монахам никаких нет? Впрочем, как бы там ни было, а просьба Герасима увенчалась успехом. Ему выдали из палаты увольнение, и он в радости возвратился в скит. Но тут встретило его новое горе. В его отсутствие Александр Михайлович занял место главного повара, и когда возвратился Герасим, его определили быть помощником повара, значит, понизили. Расстроился Герасим. Придет в кухню, сядет на лавку, болтает ногами и ничего не делает. «Что же ты ничего не делаешь?» – спрашивает повар. – «Я не мирен», – отвечает помощник. Впрочем, немирство это длилось недолго. Сходил он к старцу Макарию, открыл ему свою немощь и, получив от него душеспасительное наставление, стал по-прежнему в мирном устроении духа трудиться в кухне в качестве помощника. 29 марта 1844 года Герасим определен был в число скитского братства указом Духовной Консистории. Затем он несколько времени исправлял послушание пономаря в скитской церкви. Но еще в молодых летах заболел и отставлен был от всех послушаний. <…> В характере отца Геннадия заметна была детская простота и искренняя ко всем любовь. Он не стеснялся высказывать старцу свои немощи и недостатки даже и при посторонних людях. Бывало, старец батюшка отец Макарий, желая побудить братий к откровению помыслов, спросит при всех скитянах: «Геннадий! Что ты там наделал?» И отец Геннадий, если с кем, например, повздорил, все выскажет без утайки, нисколько не стесняясь присутствием других. Ко всем старшим братиям он относился с почтением и смирением, и вообще ко всем с братскою любовью. За такие качества душевные любили отца Геннадия все старцы, начиная с отцов Льва, Макария, Амвросия. Сам же отец Геннадий при своей евангельской простоте и незлобии всегда был в мирном и веселом настроении духа. Иногда при случае говаривал: «У меня нет скорбей; кроме шуток, – у меня нет скорбей». Так исполнились на нем слова старца батюшки Амвросия: «Кто из поступивших в монастырь прямо пойдет путем смирения, во страхе Божием и охраняя по совести очи, и слух, и язык, а в ошибках прибегая к самоукорению, тот мало увидит неприятных случаев». За несколько месяцев до кончины Московского митрополита Филарета отец Геннадий имел знаменательное сновидение. Так он рассказывал о сем: «Стою будто я в каком-то чудно украшенном месте, наподобие храма, наполненного обильным светом, у стены. Вдруг отверзаются совне двери, входят два Ангела и ведут как бы некоего отрока. Слышу чей-то голос: «Это Филарет, митрополит Московский». Всматриваясь в черты отрока, я припоминал, как будто видел его, и находил сходство с портретом митрополита Филарета. Когда же идущие приблизились ко мне, я ощутил какое-то неизъяснимо-радостное чувство. Потом Ангелы провели отрока в противоположную сторону, которая в особенности была украшена и сияла чудным обильным светом». Тем сновидение окончилось. Об этом сне, до кончины митрополита, отец Геннадий никому не говорил, считая его сомнительным, так как слышал, что митрополит здравствует, между тем как сон, по мнению отца Геннадия, предвещал его кончину. По получении же известия о кончине владыки отец Геннадий уже рассказал свой сон некоторым скитским отцам и братиям. Несмотря на то, что отец Геннадий не пользовался хорошим здоровьем, Господь судил ему прожить долгое время. Интересно было его свидание с Калужским Преосвященным митрополитом Макарием. За год до кончины отца Геннадия, именно летом 1898 года, Владыка прибыл в Оптину Пустынь и по обычаю, отслуживши в монастыре Литургию, посетил скит. Нужно было ему проходить мимо геннадиевского корпуса, и больной отец Геннадий пожелал получить от Владыки благословение. Вот вывели его под руки два монаха на крыльцо. Когда приблизился Преосвященный, отец Геннадий, с детскою любовью и благоговением взирая на святителя Христова, протянул к нему руки и, приняв благословение, проговорил: «Ножку бы, ножку бы вашу поцеловать!» А где там ножку поцеловать, когда спина не гнется и двое держат под руки? «Сколько тебе, старец, лет?» – милостиво спросил Преосвященный. «Восемьдесят шестой», – ответил с детскою улыбкою отец Геннадий. – «Ну, это еще что за старость?» – шутливо сказал Владыка и пошел далее. <…> В предсмертное время он ежедневно сообщался Св. Христовых Тайн. Настало, наконец, 2-е число сентября 1899 года – празднование чудотворной Калуженской иконе Божией Матери, и в три часа пополудни старец мирно почил о Господе, на 87 году своей жизни, проживши в скиту более 60 лет. На третий день после его кончины было в скиту соборное служение Литургии и затем погребение. На надгробной чугунной плите его изображены следующие стишки: По летам был старец древний, Дитя душою был, Молебник к Богу теплый, Он равно всех любил. Из книги «Жизнеописания почивших скитян»

Вы просите наставления, как вам избавиться от находящих помыслов, прелестей и коварства бесовского. Поистине, велика брань диавола: он имеет крепкие луки, пламенные стрелы, многоразличные сети, бесчисленные ухищрения и оружия, посредством коих ищет всячески нанести вред душе человеческой. Вы хотите совершенно и скоро вступить в воинство Царя Небеснаго, не устрашайтесь врага противляющегося всему доброму, но послушайте, сколько ободряют нас примеры Священнаго Писания. Рассмотрите воинов царей земных и сделайте из того полезные заключения. Земные воины имеют при себе таких помощников, которые сильнее и искуснее неприятелей их, не мало не страшатся врагов своих. Ежели они уверены, что помощники их непреоборимы, то забыв все ужасы, идут храбро на поле сражения, бьются мужественно и дотоле не оставляют места сражения, доколе победят врага своего и увенчаются лаврами. Но мы, когда идем по пути добродетели, то Бог сам сопутствует нам и обещается до скончания века утверждать нас в подвигах добродетели, «и се Аз с вами есть во вся дни до скончания века. Аминь». (Мф. 28, 20). Так вы, не боясь отнюдь нападений вражиих «Восприимите щит веры, в нем же возможете вся стрелы лукаваго разженныя угасите и шлем спасения восприимите, и меч духовный иже есть глагол Божий» (Еф. 6, 16-17). Из писем прп. Льва Оптинского

…Старец мой много трудился, много постился, много сеял спасительнаго семени, но нива моя сердечная от нечувства совершенно окаменела, а потому не точию плодов, но и листу зеленеющаго поне для внешняго вида не имею, и как был, так и есмь, с голыми руками и окаменелым сердцем. А потому в правду должен сказать, что душа моя пред Богом, яко земля безводная! Отчего часто унывает дух мой и смущается сердце от обошедших меня зол. Но слава премногому долготерпению Божию ко мне! Яко Он меня за беззакония мои еще не казнил. Еще вид мой в звериной не претворил. И действительно, кто из дали на меня посмотрит, то и я похож еще на человека, а есть ли разсмотреть поведение, заглянуть в сердце, то – ей! плача многаго достоин, и сие то есть бедственное мое положение, о коем донеся Вам, прошу Вас, батюшка, с болезнию сердца воздохните о моем окаянстве пред Богом и излейте к Нему слезу Вашу – да исцелею. Многия Угодники Божии постом смиряли душу свою, от котораго и у святаго Давида изнемогали колена, а потому Они изобиловали и плодами духовными; а у меня от одного воображения о воздержании заразее делается уныние. Из сего можете Вы заметить, что я с больщим усердием работаю чреву, так что и мои колена изнемогают, но не от поста, а от излишия, и из трапезы как будто бы с кулашнова бою с ноги на ногу едва дотащусь до келлии, пришедши же, абие предаюсь сну, и столь сладко, что проснувшись едва распознаю: утро или вечер есть. Сие Вы, батюшка любезный, не примите за кощунство, ей – истину говорю, пусть иныя величаются как хотят своими исправлениями, а я хоть несладще, да должен о немощах своих пред Вами правду сказать, коими к несчастию и к вечному стыду моему я изобилую очень довольно, а всему сему злу корень, есть страсть обжорства, от порабощения которой да избавит меня Господь Бог Вашими молитвами. Многия хвалятся, – кто чем! – а я не точию хвалюсь и сердечно утешаюсь, что я недостойный благочестивых родителей сын и имею у себя весьма добрых и благоговейных братьев!.. При таковом же утешении моем еще и печаль имею, что я не по внешнему, а по внутреннему образу нисколько на них не похож, и сим не точию своей душе, но и всему сродству безчестие наношу и так, любезный батюшка, инова способа ко исправлению своему не обретаю, кроме надежды на Ваши Святыя молитвы, кои меня, грешное козлище, сильны соделать Христовою овцею, почему со слезами молю и прошу Вас о исправлении моем умолить Премилосердаго Господа Бога. Хотя Св. Апостол и учит: не дети бывайте умы, – но я уже довольною и бородою обросший, но не могу детских обычаев измениться, а именно: пришло мне детское желание попросить у вас. Из писем прп. Антония Оптинского

Мне приходилось не однажды слышать примеры предвидения и как бы пророчеств обыкновенных людей относительно самих себя, а также других людей, хотя говорившие и не сознавали, что они пророчествуют. Рассказывал мне о. Иов, мантийный монах нашего Скита, следующее. «Когда, – говорит, – я еще был в миру, мне приходилось караулить лес. Однажды я заснул, лежа на траве, и это было днем, и вижу: подходят ко мне два монаха и говорят: «Хочешь, пойдем с нами, мы тебе покажем церковь!» – «Хорошо, – отвечаю я им, – пойдем посмотрим». Встал и пошел с ними. Пройдя некоторое расстояние, вижу, что подходим к церкви, которую мы затем кругом обошли. В это время в ней шла служба и пели «Ныне Силы Небесныя с нами невидимо служат». Пели очень хорошо. Мне хотелось войти в церковь, чтобы послушать таких прекрасных певчих, но сопровождавшие меня монахи сказали мне: «Теперь нельзя, а ты войдешь в эту церковь чрез шесть лет. В это время я проснулся. О поступлении в монастырь я тогда и не помышлял. Ровно чрез 6 лет я сподобился поступить в Скит Оптиной Пустыни, который я видел во сне. Это было Великим постом, т.е. когда поют на Преждеосвященной обедне «Ныне Силы Небесныя». Тот же монах Крискент рассказывал мне про другое событие, бывшее в той же Глинской Пустыни: Один монах говорил ему и о. Казначею Пустыни, что умрет непременно в Софрониевой Пустыни, а не в здешней, т.е. не в Глинской. После трапезы часа через два у вышеупомянутого монаха вдруг пошла кровь гортанью, и он чрез несколько минут скончался. Таким образом ему пришлось помереть не в той Пустыни, в которой он предполагал, а в той, в которой он жил тогда. Во всяком случае, он предсказал скорую свою смерть. Часто люди пророчествуют, сами того не зная. Вот, например, сейчас, мы беседуем, но ни я, ни вы не знаем, для чего и почему. Но я уверенно говорю: значит так надо. Говорят, что все события нашей жизни откроются нам в час нашей смерти, и мы тогда все поймем. Перед нами вся наша жизнь явится, словно написанная в книге. Из бесед прп. Варсонофия Оптинского

Помнится, что наш Старец Батюшка игумен Антоний, когда его спрашивали о молитвенном правиле, говорил, что много было у него за всю его жизнь иноческую различных правил, но осталось лишь одно: «Боже, милостив буди мне грешнику» (Лк. 18, 13), т.е. смиренная мытарева молитва, приносимая Богу из сознания своих немощей и греховности... За то, что ты принесла Господу искреннее покаяние – Господа и благодари. Человек в этом деле лишь орудие в руках Божиих. Чтобы укрепить тебя в памяти о грехах, я и сделал прилагаемую выписку из книги: «Православное Исповедание», ибо книга эта весьма важна, в ней изложены истины неоспаримые, взгляды и понятия не единичных людей, могущих лукаво и превратно толковать слова Священного Писания, а всей Вселенской Церкви. Поэтому, чадо мое, «мужайся, и да крепится сердце твое» (Пс. 26, 14). А взгляд на приобретение смирения истинного, взгляд свв. отцов, можешь узнать из поучений прп. Аввы Дорофея «О смиренномудрии». Покаяние, по учению свв. отцев, открывает глаза, открывает зрение на грехи. Покаявшись в одних, человек начинает видеть другие, третьи, и т.д., начинает считать грехами то, что прежде не считал грехом; вспоминает нераскаянные грехи, давно минувшие, давно забытые. Поэтому не удивляюсь, что ты еще и еще вспоминаешь. Советую получше все припомнить и не медлить принесением покаяния на исповеди. Между прочим ты пишешь, что мучаешься в совести за свои поступки при смерти мамаши, т.е. чувствуя себя виноватой перед ней. Молиться о мамаше необходимо всю жизнь до смерти, но чтобы успокоить совесть, необходимо еще сказать о сем на исповеди, и если совесть не успокоится, то хорошо понести какую-либо епитимию по определению духовника. Покаяние – великая сила! Из писем прп. Никона Оптинского