OptinaRU

За советом надо обращаться к одному кому-нибудь. То, что я сейчас говорю, чрезвычайно важно, и блаженны те, кто это знает. Бывает так, что придет кто-нибудь в Оптину, например, посоветуется с одним, потом с другим, иногда у трех-четырех побывает. Каждый советует по-своему, и у вопрошающего получается смущение: он не знает, как поступить, чьему совету последовать. А нужно было спросить у того, к кому он первому пришел, и что тот посоветует, принять во внимание, считая это за волю Божию. Враг ненавидит, когда один относится к другому с искренними чувствами и любовию о Христе. Он всегда старается посеять вражду и разъединение, как ненавистник добра. Вот и я говорю вам, что враг не оставит наших добрых отношений, искренних и прямых, как отца к сыну. Ведь он нередко разъединял святых. Но я говорю, если между нами будет сохраняться откровенность, простота и искренность, то ничего не сможет он сделать, ибо нашей друг ко другу откровенностию будет разрушаться всякая его злоба. Веруйте, что на пользу говорю вам то, что исполняете за послушание. По вере вашей я и говорю то, что для вас потребно. Вот, приходят ко мне с верой, и я сам удивляюсь, откуда что берется, вспоминаю прочитанное и слышанное и говорю на пользу по вере вопрошающих. А бывает так, что приходят просто из любопытства или вообще, когда не имеют цели – для пользы душевной, и тогда я положительно ничего не могу сказать, говорю: «Молись!» и больше ничего. Из бесед прп. Варсонофия Оптинского

Подобно тому, как древле Господь призывал Своих учеников, так и ныне не перестает звать к Себе каждого из нас. Но души наши ожесточились и прилепились к земле, и мы не слышим гласа Господня, остаемся и пребываем в нераскаянном своем состоянии. Каждый человек есть дом Божий, он предназначен на то, чтобы в нем обитал Святой Дух, чтобы в нем непрестанно возносились славословия Богу. А Бог может быть только в чистом сердце, место надо приготовить для Него. Как это сделать? – Очищать себя от страстей и молиться. Тогда сердце наше будет храмом – домом Божиим, мы будем видеть тогда попечение Божие о нас и будем непрестанно славословить Его. Если мы всегда будем с Господом, то и мы будем иметь силу и мощь свидетельствовать о Нем, и мы будем иметь мужество, твердость и крепость исповедовать Его, и исповедовать не только языком, но и самою жизнью своею. Когда человек во всем живет непорочно, когда единственное желание его – соединение с Господом в молитве и вообще в духовной жизни. Если мы будем со Христом и во Христе, то никакая скорбь нас не смутит, а радость наполнит наше сердце так, что мы и при скорбях, и во время искушений будем радоваться. Из поучений прп. Никона Оптинского

Надобно, познавши суету мира, воистину бесполезную, уклоняться от нее и искать в себе средств к исполнению воли Божией. Но пока мы служим миру, мы не видим тьмы страстей, помрачающей наш смысл, и, находясь в таком усыплении, не заботимся о том, что, угождая миру, являемся преступниками заповедей Божиих; и еще от некоторых малых исправлений мним быть себя истинными христианами; а сим прельщаемся ложно, не занимаясь учением Спасителя нашего, Господа Иисуса Христа... Прелесть мира сего и рассеянная жизнь есть пространный путь, вводящий в пагубу, а удаление от оных и сопряженные с сим скорби, поношения и гонения суть тесный путь, вводящий в жизнь вечную (Мф. 7, 14). Господь наш Иисус Христос пречистыми устами Своими в учении Своем изрек: аще мир вас ненавидит, ведите, яко Мене прежде вас возненавиде. Аще от мира бысте были, мир убо свое любил бы: якоже избрах вы от мира, сего ради ненавидит вас мир (Ин. 15, 18—19); а святые Апостолы учат христиан — св. Иоанн: не любите мира, ни яже в мире; аще кто любит мир, несть любве Отчи в нем. Яко вся еже в мире: похоть плотская, и похоть очес, и гордость житейская; несть от Отца, но от мира сего есть (1 Ин. 2, 15—16). Св. апостол Иаков: не весте ли, яко любы мира сего вражда Богу есть: иже бо восхощет друг быти миру — враг Божий бывает (Иак. 4, 4); и св. Павел научает, что мудрование плотское вражда на Бога есть; закону бо Божию не покоряется, ниже бо может (Рим. 8, 7). Должно же знать, что учение сие не только к монахам относится, но и ко всем православным христианам, в мире живущим. Мир, столько для нас вредный, борется в отношении к страстям и к обычаям, принятым в мире за правило, но не богоугодным. Те, кои следуют оным, вредят себе, хотя и думают быть премудрыми; но премудрость мира сего буйство у Бога есть (1 Кор. 3, 19). Те, кои пользуются Его учением и исполняют оное, получают спасение. Но и тех, кои, хотя предаются миру, т. е. страстям и обычаям его, ежели они имеют доброе сердце, силен Бог исторгнуть из челюсти его судьбами Своими и привести в чувство. Из писем прп. Макария Оптинского

Сейчас я пришел от всенощной и заканчиваю это письмо… Господи, какое счастье! Какие чудные глаголы вещаются нам в храме! Мир и тишина. Дух святыни явственно чувствуется в храме. Кончается служба Божия, все идут в дома свои. Выхожу из храма и я. Ночь чудная! Легкий морозец. Луна серебряным светом обливает наш тихий уголок. Иду на могилки почивших старцев, поклоняюсь им, прошу их молитвенной помощи, а им прошу у Господа вечного блаженства на небе. Могилки эти много вещают нашему уму и сердцу – от этих холодных надгробий веет теплом. Пред мысленными взорами встают образы почивших исполинов духа. Эти дни я неоднократно вспоминал батюшку Варсонофия. Мне вспоминались его слова, его наставление, данное мне однажды, а может быть, и не однажды. Он говорил мне: «Апостол завещает: «Испытывайте себя – в вере ли вы?» – и продолжал: «Течение скончах, веру соблюдох, а теперь мне уже готовится венец». Да, великое дело – сохранить веру. Поэтому я и вам говорю, испытывайте себя, в вере ли вы? Если сохраните веру – можно иметь благонадежие о своей участи». Когда все это говорил мне почивший старец, а говорил он хорошо, с воодушевлением, насколько помнится, вечером, при тихом свете лампы в его дорогой, уютной старческой келлии, я почувствовал, что он говорит что-то дивное, высокое, духовное. Ум и сердце с жадностью схватывали его слова… Я и прежде слышал это апостольское изречение, но не производило оно на меня такого действия, такого впечатления. Мне казалось, что особенного – сохранить веру? Я верую, и верую по-православному. Никаких сомнений у меня нет. Но тут я почувствовал – не скажу, что понял, а именно почувствовал , что в изречении этом заключается что-то великое, – несмотря на все искушения, на все переживания житейские, на все соблазны, сохранить в сердце своем огнь святой веры неугасимым, и неугасимым даже до смерти, ибо сказано: «течение скончах». …Ведь надо знать и то, что веру соблюсти может тот, кто горячо и искренно верит, кому Бог дороже всего. А это, последнее, может быть только у того, кто хранит себя от всякого греха, кто хранит свою нравственность. О Господи! Сохрани меня в вере благодатию Твоею!.. Оптина Пустынь, 15/28 ноября 1922 года (из письма прп. Никона Оптинского матери)

Когда я был уже офицером, то в моде были сочинения Шпильгагена. Однажды уговорили меня прочесть «От тьмы к свету». Начал я читать и разочаровался. Все там только тьма, герои и героини тоже исполнены мрака; когда же явится свет-то, думал я, но читал, читал, так до света и не дочитал, все только одна тьма. Оставил я эту книгу недочитанной. Вхожу я однажды в комнату денщика, дать ему некоторые распоряжения: вижу, он спит, а на столе рядом с ним пятачковая книжечка о Филарете Милостивом. Заинтересовался я ею, разбудил денщика, чтобы он открыл двери, если кто придет, а сам взял книжечку и вышел в сад. С первых же страничек я не мог удержаться от слез и с большою охотою прочитал (я вообще читал скоро) всю повесть. Отдал книжечку денщику. Он улыбается: – Понравилась ли вам моя книжечка? – Очень понравилась, – отвечаю, – читал с удовольствием. – А я, барин, вашу книгу пробовал читать, как ее… Шпиль… Шпиль… не могу выговорить… – Шпильгагена? Ну, что, понравилась? – Где уж нравиться, прочел одну страничку, ничего не понял, прочел другую – тоже, ну и бросил. – Да и мне она не по вкусу, твоя лучше. – Так зачем же вы читаете? – Начал читать с чужого голоса, а теперь бросил. – Да, – заключил глубокомысленно мой денщик, – там одна пустота. И он был прав. Я читал много и светских книг, и большею частию в них, действительно, одна пустота. Правда, блеснет иногда что-то, как будто отдаленная зарница, и скроется, да и опять мрак. Нынешняя же литература Андреевых и Арцыбашевых совсем уж ничего полезного и утешительного не дает ни уму, ни сердцу. Страшно становится за молодое поколение, которое воспитывается на подобных литературных отбросах. И поэзия, и художество сильно влияют на душу человека и облагораживают ее. Например, талантливо исполненная картина, особенно если имеет сюжетом что-либо высокое, случается даже, что перерождает душу – конечно, по благодати Божией. Из бесед прп. Варсонофия Оптинского

Одной из главных причин всегда мирного устроения о. архимандрита Моисея и вместе с тем одной из отличительных и замечательных черт его составляло то, что он никогда не желал настойчиво, чтобы исполнялась его воля, но напротив, с совершенною покорностью и в малом, и в великом предавался воле Божией. Как и что не случись, он никогда ничем не возмущался. Случалось, что дает он кому-либо из братии поучение, а по обстоятельствам оно исполняется не так, как он предполагал. «Видно, не было на то воли Божией», – говорил он в подобных случаях и спокойно отказывался от прежнего своего предложения. «На все потребно иметь готовое терпение», – еще говорил он, – и хотеть не иначе как будет, дабы не нарушилось спокойствие духа». Всем советовал он держаться, как он выражался, мирного правила преподобного аввы Дорофея: «Не желай, чтобы все делалось так, как ты хочешь; но желай, чтобы оно было так, как будет, и таким образом будешь мирен со всеми». И сам среди труднейших обстоятельств в исполнении этого правила находил себе спокойствие духа. На нем во всей силе исполнились слова святого Дорофея: «Кто не имеет своей воли, того желание всегда исполняется. Поелику таковой не имеет своего желания, то, что бы не случилось с ним, он всем бывает доволен, и так оказывается, что он всегда исполняет свои желания…». Дальних предположений на будущее о. Моисей никогда не любил делать. Случалось, что рабочие, не окончив еще начатого дела, испрашивали его распоряжений относительно другого дела, которое еще имелось ввиду впереди, но Старец никогда не соглашался толковать о чем-либо вперед, а приказывал вопрошавшим приходить в свое время или по окончании дела. «Утре воля Божия да будет», – говаривал он. Спокойно делались все дела, потому что он никогда не покушался переделывать обстоятельства по своим предположениям, а напротив, предположения свои приноравливал к обстоятельствам, усматривая в последних волю Божию. Из жития прп. Моисея Оптинского

Про Оптину Пустынь писать и легко и сложно одновременно.Легко потому, что Бог благословил этот островок молитвенной тишины в бушующем мирском море страстей быть особо наполненным Своей благодатью. Потому, что есть в этом благодатном месте неповторимые особенности в духовных переживаниях, от присутствия в нем. Радостно наблюдать пользу и внутри себя, и в окружающих от посещения этого святого места. С трепетом и восторгом воспринимать неземную благость молитвенного общения с преподобными старцами и братьями – новомучениками. Чувствовать живую, духовную связь с Церковью Святых, удаляясь от обжигающего, страстного мира, уносясь мыслями к чистым и непорочным истокам праведной жизни во Христе Иисусе, Господе нашем. Легко и радостно делиться со всеми счастьем обретения единомышленников среди братии и паломников. Светло на сердце от возможности молитвенного единения и взаимной поддержки. Сложно писать об Оптиной Пустыни потому, что трудно подобрать слова для описания всей этой необъяснимой красоты, благодати и святости, которая царит в этом Богом избранном месте. Как немощен наш язык в прославлении Творца, как немощен наш разум в Его постижении, как немощно человеческое естество в противостоянии злу, так несовершенна и любая попытка раскрыть в словесных формах тайну обители. Оптина Пустынь познается сердцем, на столько, на сколько благословит милостью Своею Господь! Источник: Кто был в Оптиной

Мир и спасение от Господа, чадо мое Любовь!Давно не писал тебе, потому что переезжал опять на новое место. Такова моя жизнь… не имати зде пребывающего града, да взыщу грядущего, по слову святого апостола. Из Кирова выехал (по случаю ликвидации колонии) в Великую среду, – праздник Светлого Христова Воскресения встречал за замком и решеткой центральной пересылки в жуткой обстановке и в еще более жуткой человеческой среде: одних – не познавших благодатной радости Светоносных Пасхальных Дней, других – утративших это святое Животворное чувство, а порой как тех, так и других теряющих образ не только Божий, но и человеческий… Но непреложна истина, что с Господом в душе и сердце и во аде – рай. Ибо Воскресый из мертвых Сын Божий, осветивый блистанием Своего Божества мрачные юдоли ада преисподнего, праотцем и всем праведным душам избавление даровавый, милостию Своею ниспослал и мне, грешному, в скорби сущу, Свое благодатное Пасхальное утешение, перед которым все сокровища земли и утехи мира сего меньше, чем ничто! На днях видел себя во сне в подобающем иноческом виде, повержена долу пред могилками честных оптинских старцев, сокрушенно молился, умиленно лобызал надгробия их. Проснулся, радуясь, – Господи, не лиши мя, отрока Твоего последнего, от оной святой дружины! И их молитвенным заступлением спасение ми даруй!.. На новое место приехал 20 апреля нового стиля. Устал неимоверно, не только в тягость узел и палка, с которой не расстаюсь, но даже и бренное, грешное тело. Кто даст ми крыле, яко голубине, да полещу и почию в Господе и только для Господа!.. Преподобноисповедник Рафаил (Шейченко), письмо духовной дочери из заключения, 1955 год

Борис Петрович и Тамара Петровна Розановы – мои друзья – жили около Оптиной в начале тридцатых годов. Каждый рассказывает о своем. Борис Петрович ходил в Березичи играть в биллиард. В Жиздре ловили стерлядь и огромных жирных лещей. Рыбу били острогой. И был еще способ ловли, оставшийся от монахов. Называлось – ловить «на сежу». Очень сложный способ с перегораживанием реки еловым лапником, но рассказано мне в подробности. Тамара Петровна говорит, что все тогда в Оптиной было еще цело (то есть здания), только во всех помещениях Дома отдыха сильно пахло ладаном. Никак не могли этот запах выветрить. Но могилы все около собора были целы. Внутри помещений и в церквах ничего монастырского не оставалось. Все было повыброшено. Кое-что разобрано местными жителями. Некто Захаров, принимавший участие в изъятии монастырского имущества, навешал у себя дома ковров. А это оказались не ковры, а попоны с монастырской конюшни. Курьез. Сразу после ликвидации монастыря прямо на папертях собора был устроен аукцион по продаже имущества: мебели, посуды, одежды… Пафнутьев колодец, считавшийся святым и целебным, забили бетоном, потому что к нему продолжалось паломничество за водой. Но родник пробился в новом месте и нашел себе выход на самом берегу Жиздры, в нескольких метрах от воды, в маленьком овражке, в густых кустах… <…> У обширных и все еще светлых бывших монастырских прудов сидела на зеленом бережку пожилая женщина в белом платочке. Мои товарищи – Володя Десятников и Василий Николаевич – пошли вперед, к монастырской стене, а я задержался около женщины и разговорился с ней. Оказалось, она помнит монастырь до его ликвидации и видела, как его закрывали. – Интересно? – спросил у меня Володя, когда я догнал и присоединился к ним. – Захватывающе. Вернусь в Москву, обязательно пошлю проект, чтобы молоко нам за вредность… А пока дай мне таблеточку валидола. … Как сказать одним словом про то, что представляет из себя сейчас Оптина Пустынь? Слово такое сеть – обломки. Остатки красной кирпичной стены как бы размыты сверху, как бы обтаяли. Точно так же размыты сверху и обтаяли монастырские башни. Про главы Введенского собора, что он «обтаял» сверху, сказать нельзя, это было бы слишком слабо. Он обезглавлен и торчит в небо бескупольными барабанами. Точно также обезглавлена Казанская церковь к югу от собора. Владимирская церковь (больничная) исчезла совсем. Растаяла. От церкви Марии Египетской остался бесформенный остов, обрастающий кустами неприхотливой бузины. <…> Можно ли вообразить, как выглядело это место до разорения? Можно, потому, что приходилось видеть в других местах нетронутые монастырские кладбища. Наверное, и здесь лежали надмогильные плиты с надписями, стояли памятники, росли цветы. Трудно вообразить другое: что это место с жалким штакетником могло выглядеть торжественно, хотя и печально, и, напротив, что торжественно-печальное место может выглядеть вот так жалко. Но и то надо сказать спасибо Василию Николаевичу Сорокину <директору Козельского филиала Калужского краеведческого музея>, сдвинувшему дело с мертвой точки и начавшему с нуля. Когда появилась возможность, вот именно, собирать камни, ни одной надгробной плиты на месте не обнаружили. Все они оказались по какой-то фантастической, не поддающейся здравому смыслу надобности разбросанными по обширной территории монастыря. И ведь не горстка камней, чтобы их разбросать, – тяжелые, мраморные, из полированного гранита. Василий Николаевич дал мне потом записочку с перечнем тех, кто здесь похоронен. Получилось вроде поминального списка… 1. Оптинские старцы – Лев, Макарий, Амвросий, Иосиф, Анатолий, Варсонофий и Анатолий. 2. Братья Киреевские – Иван Васильевич и Петр Васильевич. 3. Жена Ивана Васильевича Киреевского Наталья Петровна. 4. Александра Ильинична Остен-Сакен, тетя и воспитательница Льва Толстого, умершая в 1841 году. 5. Гартунг Николай Иванович – тесть Пушкина, если бы Пушкин был жив к моменту замужества своей дочери. Скончался в 1859 году. 6. Генерал-майор Петровский Андрей Андреевич – участник сражений при Бородино, Прейсиш-Эйлау, Лейпциге, при взятии Парижа. 7. Графиня Елизавета Алексеевна Толстая, родственница Толстых. Скончалась в 1851 году. 8. Родственники Апухтина Былим-Колосовские: Варвара, Василий, Николай, Матвей, Дмитрий. 9. Григорий Воейков. 10. Мария Кавелина, урожденная Нахимова, родная сестра адмирала Нахимова, героя Севастопольской войны. 11. Полковник Оспап Оспапович Россет, брат знаменитой А.О.Россет. Друг Пушкина. Умер в 1854 году. 12. Иван Иванович Писарев – отец известного критика… <…> «Запомните это место, молодые друзья, – говорил Василий Николаевич, – вам еще долго жить, возможно, и перед вами история поставит вопрос отношения к прошлому. Не перед вами, так перед вашими детьми. А откуда дети могут набраться ума-разума, если не от вас. Не от нас. А мы… от них, лежащих под плитами. На Востоке есть поговорка: «Если ты выстрелишь в прошлое из пистолета, будущее выстрелит в тебя из пушки». Человек, способный осквернить могилу, способен наплевать и на живых людей. Более того, человек, разоривший чужую могилу, не гарантирован, что не будет разорена и его собственная могила»… От Оптиной, походив еще по ее дикой бесхозной травке, поглядев на разные, разнородные, многочисленные, никакого ансамбля не составляющие постройки и пристройки, лепящиеся к основному костяку как снаружи монастырской стены, так и внутри ее, мы пошли к Скиту. <…> Скит и все в Скиту уцелело в большей сохранности, нежели в монастыре. Полкилометра расстояния от Оптиной, меньшая капитальность и крепость Скита, в особенности наружной стены, косвенно помогли ему уцелеть, и разрушительная волна прокатилась как бы над ним. Так ураган может сломать дуб и не тронуть ивовый куст. Хотя главная церковь Скита – церковь Иоанна Предтечи, тоже без купола и креста, хотя в домике старца живет какой-то посторонний человек, который пробивает там стены, меняет и перестраивает все, как ему заблагорассудится, хотя ни о каких цветниках сейчас нет и речи, все же надо сказать, что Скит находится в счастливой сохранности. Цел и в хорошем состоянии дом, где останавливался Гоголь. Цел и даже отреставрирован домик Достоевского. Цело здание, в котором размещалась оптинская библиотека. Цел – повторю, хотя занят посторонним человеком домик, где жили старцы. Цела, наконец, стена. Цела и тишина вокруг, целы сосны, обступившие Скит со всех сторон. Оптинский альманах, вып.1.