Перейти к публикации

OptinaRU

Модераторы
 Просмотреть профиль  Активность

  • Публикации

    3 316

  • Зарегистрирован

  • Посещение

  • Дней в лидерах

    277

Записи блога, опубликованные пользователем OptinaRU

  1. OptinaRU
    Старцы советуют читать и перечитывать творения святых отцов. Они глубоки и понимаются постепенно. Предмет их — духовная жизнь, а она обширна: «широка заповедь Твоя зело». Духовному росту предела нет, поэтому перечитывание имеет огромное значение. Лучше с благоговением и вниманием перечитывать небольшое количество книг, нежели многое читать наскоро. Чтение одно из самых необходимых деланий. Без чтения или слушания чтения нельзя узнать истину. Говоря о чтении, разумею исключительно чтение Священного Писания и писаний отеческих и церковных.
    Но чтение только тогда будет приносить желаемую пользу, когда читаемое будет по мере сил и возможности входить в жизнь, становиться правилом жизни, а не простым голым, бездушным и холодным знанием. Какая может быть польза, что человек знает, что нужно молиться, и не молится, знает, что нужно прощать обиды, и не прощает, знает, что нужно поститься, и не соблюдает постов, нужно терпеть, и не терпит и т. д. Такое знание, по слову Евангелия, будет даже в осуждение человеку. Поэтому нужно читать со вниманием и стараться жить по духу того, что читаешь. Конечно, сразу стать исполнителем всего, что написано, мы не можем — нужна постепенность. Вначале понуждение себя и смирение, сознание своей немощи, тогда знание, получаемое от чтения, будет приносить желаемую пользу. Вообще, все книги и писания святых отцов и истинных учителей Церкви о духовной жизни, а в особенности писания о молитве, надо читать с крайним вниманием, не спеша, вникая по силе своей умом в каждое изречение, каждое слово, дабы не упустить чего-либо необходимого, дабы не дать себе повода к неправильному, произвольному пониманию и толкованию читаемого. Духовная жизнь и подвиг молитвы имеют свои законы, свою последовательность; их надо изучить и понять, усвоить уму и сердцу. Самочиние, самомышление здесь места не должны иметь, они приводят человека в заблуждение. Малое по внешности уклонение или неточности приводят иногда к большим ошибкам и заблуждениям, имеющим горькие плоды и последствия. Если что-либо кажется непонятным, неясным, то надо спросить у знающего, если имеешь такого человека, а если не имеешь, то пусть это остается до времени непонятным; не пытайся понять своим умом. В свое время Господь пошлет вразумление; хорошо о сем говорит святитель Тихон Задонский.
    Старцы советуют читать и перечитывать книги святых отцов. Писания святых отцов заключают в себе истину духовной жизни и мудрости, всегда доставляют читающему их утешение и вразумление и подкрепление духовное! Они никогда не могут потерять своей жизненности, ибо духовная жизнь, в них изложенная, навсегда имеет свои законы неизменяемые. Они (писания) понимаются и усваиваются постепенно, по мере духовного роста читающего и подвизающегося, по мере получения разумения от их переживания и личных опытов. Между прочим, последнее является одной из причин необходимости перечитывания писаний отеческих. И советуется перечитывать их так: если человек видит, что на него нападает, например, страсть гнева, то читать советуется об этой страсти и противоположной ей добродетели, если нападает злоба, то читать о злобе и любви, если нападает блуд, то читать о блудной страсти и целомудрии и т. д. Удрученному скорбью полезно читать о пользе и необходимости скорбей и т. д. Замечено, что особо сильное впечатление производит на душу то, что ей в данное время потребно, как запрет читать книги подряд. Желающие и имеющие на то возможность пусть чи­тают каждую книгу подряд. Это даже необходимо для получения цельного впечатления и понятия о писаниях и учении того или иного святого отца. А данным советом можно пользоваться по мере своей душевной нужды в том или ином чтении. Лучше всего, если на то имеется возможность, на каждое чтение получать благословение духовного отца. При неимении такой возможности нужно получить хотя бы общее благословение на порядок и выбор книг для чтения.
  2. OptinaRU
    Важно… в какие христианские, а паче иноческие, добродетели облечена будет наша душа для явления пред Лице Судии и Бога. Ты мысленно обозри подвиги не только древних святых отец (из коих некие сияли, аки солнце, в житии своем и подвигах иноческих), но даже нам известных, наших почти современников. О, как мы далеки и ничтожны в сравнении с ними! От них же первый есмь аз!.. Чадо!.. Не благоприличнее ли и спасительнее будет нам с тобою умалиться – смириться! Смывая покаянной слезой греховные пятна на тех святых одеждах, которых мы удостоены по неизреченной милости Божией. А сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит!..
     
    Ты спрашиваешь, како здравствую, како духовно чувствую... Чадо! Тот, кто во дни своей весны оставил земная и чаях Бога, спасающего его от малодушия и бури (бури страстей, вздымаемых скорогибнущими прелестями мира сего), – и сего, бегая, водворихся в пустыни... Тот, кто во оной святой пустыни, как никогда и нигде, не искал себе чинов и славы суетной, а токмо тишины, мира и спасения... тот, если милостью Божией нечто и получает – и паки тою же волею Божией теряет, жалеть, а тем паче скорбеть – не может.
     
    Неужели аз, безумный, окаянный, ничтожнейший прах, дерзну просить от Господа к себе большего внимания, чем заслуживал того вселенский вития, украшение Церкви Христовой, ее слава – святой Иоанн Златоустый, окончивший дни свои в изгнании? Да не будет!.. Но свое пребывание под спудом, свое уничижение и скорби не променяю ни на какие суетные радости, а свою умиленную, покаянную и радостную слезу – ни на какие чины, славу и сокровища мира сего. Но пою, славлю и благодарю за все Бога моего, взывая купно со святым мучеником Евстратием: телесныя бо страдания, Спасе, суть веселие рабам Твоим!..
     
    Письмо прписп. Рафаила (Шейченко) из ссылки, 1950-е гг.
  3. OptinaRU
    <img src=http://www.optina.ru//photos/blog/P1020394.jpg hspace=10 vspace=10 align=left>Об себе пишете Вы, многоуважаемый Иван Александрович, что не можете сказать ничего утешительнаго о себе, и что стали хуже прежнего. Это еще не совсем плохо, когда видим, что плохо, а то нехорошо, когда человек ничего нехорошего в себе не видит. Покойный О. Игумен Антоний называл Петербург безгрешным городом. Ни в чем греха не знает. Кажется, об собственном исправлении из современных людей никто не помышляет, а в преизбытке любви, каждый заботится более об исправлении ближняго. Главная же забота Петербургских ревнителей, кажется, устремлена на исправление нас грешных монахов. Чего, чего не писали и не придумали по поводу дела Игумении Митрофании. Но при этом случае все высыпают запас давно готовых предположений, беспристрастно же никто не взглянул на это дело. По нашему мнению, главная вина Игумении Митрофании то, что она в угоду миру увлеклась мирскою деятельностию, забыв, что призвание инока - жизнь келлейная, очищение сердца от страстей, служение Богу, а не служение миру. Мир, хотя бы он называл себя страждущим человечеством, не должен отвлекать инока от задачи собственно иноческой. Если инок в тиши своей келлии занимается своим монашеским делом, как следует, то никто ничего не вправе требовать от него больше.
    Внешняя полезная деятельность монаха, та придача, которая может быть и не быть, смотря по обстоятельствам, насколько она мешает и не мешает, собственно, монашескому делу. Допускать монашество не иначе как с условием внешней полезной деятельности, значит отрицать монашество само по себе. Это напоминает немного тех, которые терпели существование академии наук, только на том основании, что она издавала календари. Призвание монаха по мере сил подражать Антонию Великому, который пустыни был житель и вселенную утвердил молитвами своими. Кажется и это не бесполезно, но мир этого знать не хочет. А Митрофания всею своею деятельностию усиленно поддерживала неправильный взгляд на монашество, хотела угодить миру и по Божию суду наказана миром. Уже в первые годы своей монашеской жизни она увлекалась мыслью о внешнем благотворении. Понемногу стала забывать долг внутреннего хранения. К этому присоединились самонадеянность, честолюбие и другие человеческие немощи, которые довели ея до теперешняго ея положения. Теперь ея все порицают, но никто не хочет вынести того заключения, что монахов не следует обязывать к внешней мирской деятельности. Впрочем, простите мне, что увлекся многословием и празднословием. Не о подобных делах пускаться в рассуждения следовало бы мне, а паче всех следовало бы мне помнить, что семя тли во мне есть.
  4. OptinaRU
    При взгляде на нынешний образ жизни монашества, как мы далеко уклонились от того пути, который нам показан в отеческих учениях, — сердце болезнует! И вместо того, чтобы искать добраго бисера, сокровенного на селе сердец наших, довольствуемся одною внешностью; а чтобы подвизаться на страсти, мали и редцы обретаются; и чрез слабости наши бываем соблазн миру, вместо того, чтобы быть — свет миру.
     
    Вы изволите замечать, что охота к чтению отеческих книг начала истребляться в монахах: вот это и служит причиною к расслаблению, так как нет побуждения к деятельной иноческой жизни; может быть и есть из новоприходящих, что имеют ревность и желание спастися; но, видя примеры слабости, прежде осуждают их, потом и сами порабощаются оным, не имея верного окормления и отвержения своей воли и разума,—что могло бы привести их к смирению, как сильному оружию на все вражьи сети. Не мудрено, что и в религиозных журналах нынешнего времени проявляется что-то такое невыгодное о жизни монашества. А о других литературных изданиях нечего и говорить! И все это разливается по всему христианскому миру, который не смотрит на свои слабости, а зорко взирает на монашеские и малые недостатки. Впрочем, мы не должны обвинять судящих нас, но находить в себе вины, смиряться, приносить покаяние, и Господь силен спасти и извести изо рва оного, виденного преподобным Пахомием, скорбьми, напастьми и болезнями. Хотя и горестно смотреть на наши слабости, но многие приходящие в обитель обретают защиту от стрел вражьих, коим могли подвергаться в мирской жизни. Только, сколько мог я заметить, неполезно и опасно слишком юных принимать, ибо они более подвергаются влиянию слабой стороны, и навыкнув худому, не скоро могут прийти к истинному пути, так что ни к монастырю, ни к миру не бывают способны.  
    На сих днях мне случилось слышать сравнительный пример иноческой и мирской жизни: один странник безногий ползком обошел многие монастыри, и на вопрос одного монаха, как он находит монастырскую жизнь в сравнении с мирскою, отвечал: «Не все равные обители, но думаю так: луг, когда огорожен, то и трава на нем растет хорошо; а вне ограды бывает потоптана и поедена». Простой, но разительный пример! Еще ободряет нас писанное Иоанном Карпафийским к индийским инокам утешительное слово. Надобно молить Господа: да сохранит иноческий чин в нашем любезном отечестве и подаст силу и крепость к побеждению видимых и невидимых врагов христианству и монашеству.
     
    5 июля 1860 года.
  5. OptinaRU
    Веками утвержденный опыт показывает, что крестное знамение имеет великую силу на все действия человека, во все продолжение его жизни. Поэтому необходимо позаботиться вкоренить в детях обычай почаще ограждать себя крестным знамением, и особенно перед приятием пищи и пития, ложась спать и вставая, перед выездом, перед выходом и перед входом куда-либо, чтобы дети полагали крестное знамение не небрежно, а с точностию, начиная с чела до персей, и на оба плеча, чтобы крест выходил правильный…
     
    Ограждение себя крестным знамением многих спасало от великих бед и опасностей. Любил один лишнее выпить. В таком виде он где-то заблудился, и ему представилось, что кто-то подходит к нему, наливает из графина в стакан водки и предлагает выпить. Но тот заблудившийся предварительно, по своей привычке, осенил себя крестным знамением, и вдруг все исчезло, а вдали послышался лай собаки. Пришедши в себя, он увидел, что забрел в какое-то болото и находится в весьма опасном месте, и если бы не лай собаки, не выбраться бы ему оттуда.
     
    … Крестное знамение должно на себе полагать или с именем Святой Троицы, произнося: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа», или с именем Единого от Троицы, нас ради вочеловечшагося и волею распеншагося, говоря: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго».
     
    Из писем прп. Амвросия Оптинского
  6. OptinaRU
    Кто особенно, с самого начала, проводит жизнь добродетельную, со страхом Божиим и хранением своей совести, согласно заповедям Божиим, тот, в свое время, достигает плодов духа, как говорит апостол: Плод же духовный есть любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание (Гал. 5: 22-23).
     
    По достижении таких плодов человек-христианин хотя и несет труды и подвиги благочестия по-прежнему, но эти труды для него легки и отрадны, по причине благой надежды, и по причине помощи свыше от благодати Божией. И с другой стороны, кто живет худо и нерадиво, и вопреки заповедям Божиим, тот стяжавает плоды злые, то есть злые привычки и разные душевредные навыки; после чего, если и захочет обратиться к Богу и жить добродетельно, то злые привычки не дают ему полной свободы, а делают всякое к тому препятствие, и потому для такого человека труды благочестия бывают большей частью тяжелы и до времени безотрадны, по причине сомнительной надежды и по причине противодействия злых навыков.
     
    То есть, что человек вначале делает, и каким путем ходит, то впоследствии это или облегчает его участь, или обременяет и затрудняет, как говорит Лествичник: «Усердно приноси Христу труды юности твоей, и возрадуешься о богатстве бесстрастия в старости». А нерадящие в юности воздыхают в старости своей.
     
    Из писем прп. Амвросия Оптинского
  7. OptinaRU

    Вечная Пасха

    Автор: OptinaRU,

    Перед самой Пасхой Ферапонт стал раздавать свои вещи. Удивительно было, что он отдал и свои инструменты, которыми вырезал кресты. А одному брату он сказал:
     
    — Как хорошо здесь, на этой святой Оптинской земле! Мне почему-то хочется, чтобы эта Пасха была вечной и не кончалась никогда, чтобы радость ее непрестанно пребывала в сердце.
     
    Ферапонт вздохнул, посмотрел на небо, и, слегка улыбнувшись, сказал:
     
    — Христос Воскресе!
     
    «И от его слов стало так легко и радостно на сердце, – вспоминал брат, – будто это были слова не человека, а Ангела».
     
    На Пасхальной службе Ферапонт стоял у поминального канона, склонив голову. Кто-то передал ему свечку. Он зажег ее, но почему-то сразу не поставил, а некоторое время продолжал держать в руке. Поставив свечу, он перекрестился и пошел на исповедь.
     
    «Плотию уснув...», – пел братский хор. Закончился канон утрени, и священники в ярко-красных облачениях неспешно стали входить в алтарь. Казалось, что это усталые воины возвращаются домой после тяжелого сражения. Они несут с собою радостную весть о победе, а вместе с ней и память о тех, кто не вернулся с поля битвы.
     
    Многие вспоминают, что эта Пасхальная служба была какой-то необыкновенной. Возникало чувство, что должно произойти что-то очень важное.
    Ферапонт причастился, но в алтарь не пошел, а смиренно направился в конец храма, где взял у дежурного антидор и запивку. Потом встал у иконы Оптинских старцев, склонил голову и погрузился в молитву.
     
    «Лицо его было исполнено умиления, – вспоминала одна пожилая монахиня, – и вид у него был такой благодатный-благодатный!»
     
    Пасхальная служба окончилась. Все направились в трапезную разговляться, а Ферапонт задержался. Ему хотелось побыть здесь подольше, чтобы продлить это удивительное, удивительное, ни с чем не сравнимое торжество, эту неописуемую Пасхальную радость души.
     
    Вдруг в храм вошел Трофим. Он сделал знак, и Ферапонт поспешил вслед за ним на колокольню...
     
    Колокольный звон разбудил предрассветную тишину. Это иноки Ферапонт и Трофим возвещали миру великую радость: Христос Воскресе из мертвых!
     
    «Инок Ферапонт был виртуозным звонарем, – вспоминают братия. – Он очень чутко чувствовал ритм и звонил легко, без какого-либо напряжения».
     
    — Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас грешных, – взывал он умиленным сердцем под Пасхальный перезвон.
     
    В этот момент меч сатаниста длиною в шестьдесят сантиметров с выгравированным на нем числом 666 пронзил сердце благоговейного инока.
     
    Ферапонт упал. Лицо его, обращенное на восток, застыло в безмолвном спокойствии. – Он всегда стремился к тому, чтобы хранить в душе своей мир, который приял от Сладчайшего Иисуса, с ним и вошел он в вечную радость Воскресшего Христа.
     
    Из книги «Жизнеописание Оптинских новомученников»
  8. OptinaRU
    Многие из братии скита ходили к нему за советами или для того, чтобы найти утешение в своих скорбях, и те, которые имели к нему расположение, получали от его беседы облегчение и утешение, ибо старец был наставник мудрый. Но этим самым его обет безмолвия нарушился, а потому, желая со своей стороны исполнить сей обет, движимый Божиим призванием, он начал просить отца наместника Антония, чтобы тот благословил его удалиться в пещеры при Гефсиманском ските в затвор.
     
    Отец Антоний доложил о сем преосвященному митрополиту Филарету, который, благословив отца Александра испытывать себя, повелел ему три месяца никуда не выходить из кельи своей, с тем, чтобы по окончании этого срока доложить Его Преосвященству, как отец Александр будет себя чувствовать. С послушанием и любовью исполнил отец Александр повеленное ему, и только тогда преосвященный Филарет благословил его на полное затворничество, которое он и начал в 1862 году 23 ноября.
     
    Очевидно, преосвященный Филарет и отец наместник Антоний видели в желании отца Александра вступить в затвор Божие призвание. Иначе они никогда не благословили бы его на затвор.
     
    И сам отец Александр перед тем как решиться на затвор, немало испытывал себя и обдумывал свое решение. Об этом свидетельствуют следующие его рассказы своим ученикам.
     
    «Когда я был в Оптиной Пустыни, то там жил один иеромонах с острова Валаама, по имени Варлаам. Он нам рассказал следующее. Жил при нем на Валааме в пустыни один схимонах, а ученик его, рясофорный монах, жил в монастыре и носил ему оттуда пищу. И вот постигло этого ученика какое-то искушение, и настоятель снял с него рясофор. Очень оскорбился старец- схимонах, узнав, что ученика его так обесчестили, и сам пошел в монастырь защищать его. При этом он не надел приличного своему сану одеяния и пошел только в одном подряснике.
     
    Братия в это время собиралась идти в трапезу обедать. Заметив старца, они говорили ему: «Что же вы не в клобуке, сейчас ведь придет отец игумен?» Старец же в ответ на это стал выражать свое негодование.
     
    Доложили отцу игумену. Игумен, пришедши, подозвал старца и спросил, что ему нужно, и почему он пришел без клобука. Старец в ответ продолжал выражать свое негодование по поводу того, что его ученика так оскорбили. Игумен, видя такое неуважение к власти, сейчас же велел эконому монастырскому отправить старца для смирения на кирпичный завод делать кирпичи, что и было исполнено.
     
    После сего случая оный старец пришел в такое смирение и послушание, что, бывало, как только увидит издали еще отца игумена, бежит к нему навстречу и благодарит его за благодеяние, которое тот оказал его душе, потому что он, живя в безмолвии, не знал, какой мечтательности о себе и гордости предавался...»
     
    В пещерах в затворе отец Александр прожил три года, с 23 ноября 1862 года до 9 марта 1865 года. Пещеры оставил он не по своей воле, но был вызван из затвора властью, так как, живя в сыром пещерном воздухе, он сильно захворал...
     
    Хотя старцу не хотелось выходить из затвора, но он был покорен воле преосвященного Филарета и отца наместника Антония и по совету их перешел опять в скит, в свою прежнюю келью.
     
    Фрагмент жизнеописания иеросхимонаха Александра (Стрыгина)
    из книги «Подвижники благочестия Оптиной Пустыни»
  9. OptinaRU
    Но и при утешениях и сочувствии о. Никандра много на Гавриила все-таки нападали и тоска непонятная и какая-то скука. Тогда было трудно молиться. И Гавриил, окончив работу на кухне, выходил на монастырское кладбище — освежиться и отдохнуть. И вот среди памятников или где- нибудь на паперти храма не раз видит он какую-то скрывающуюся темную фигуру. Это великий старец-затворник иеросхимонах о. Мелхиседек: он по ночам, скрываясь от людей, выходил для молитвы на кладбище. Гавриила он не боялся,— сам выходил к нему навстречу и, не дожидаясь вопроса, начинал говорить ему такие благодатные речи, от которых растоплялся лед душевный, слезы умиления заливали ланиты, и Гавриил готов был стоять часами — лишь бы слушать и оживать в потоках живых, горящих огнем благодати, слов таинственного старца. Одно поражало Гавриила, в конце каждой такой беседы затворник непременно прибавлял: — «учись петь и читать хорошо, тебе придется быть в Москве». Но мысли о Москве у него в голове не было, и потому слова старца проходили как-то мало замеченными. Этому же содействовало то обстоятельство, что прошло уже четыре года со дня вступления Гавриила в обитель, а его все еще не увольняли из мира, и от того он находился в немалой тревоге за свое монашество. И вот, однажды, в такой скорби, он видит ночью сон: будто бы он несет хоругвь с незнакомым изображением Божией Матери и от Нее исходит голос: — Молись и благодари Меня, ибо Я—твоя Помощница.
     
    <img src=http://www.optina.ru//photos/blog/19_084.jpg width=450 hspace=10 vspace=10 align=left>Гавриил с умилением лобызал Ее Пречистый Лик и на этом проснулся, а вечером в тот же день о. Никандр привез Гавриилу из Сергиевой Лавры образ Черниговской Божией Матери,— тот самый, который Гавриил видел во сне. На другой день получено было и увольнение Казенной Палаты
    Радости Гавриила не было конца. С любовью и слезами благодарил он Бога и Царицу Небесную. В скором времени его приуказали к Введенской Оптинской пустыни и облекли в рясофор. Теперь он и по виду — монах.
     
    Послушание его было все то же — на «игуменской» кухне. Он достиг в это время уже больших успехов в поварском искусстве и далеко превзошел мирских поваров. Иногда тонкостью вкуса и изяществом убранства блюд, он настолько удивлял приезжих высоких лиц, что они считали недостаточным похвалить приготовление пред о. игуменом, но вызывали самого о. Гавриила и лично выражали ему свое восхищение, а иногда даже и заказывали ему несколько бутылочек квасу или меду, чтобы взять с собой — дома показать.
     
    Но все эти похвалы нисколько не интересовали и не надмевали о. Гавриила. У него была высокая напряженная духовная деятельность, ею он интересовался всего более, а не успехами у людей. Он старался приобрести добродетели и паче всего любовь. Ради нее он трудился изо всех сил и не обращал внимания на то, что ему приходилось быть постоянно то в жару, у горячей плиты, то спускаться в ледник, то потным и усталым ночевать в келий, которая зимой промерзала на аршин от пола сплошным льдом, так что мойка была тоже влажная и холодная как лед. Он простужался и болел, тифозной горячкой, а два раза по два месяца был слеп, ничего не видел. Вообще же, как сам Батюшка о себе говорил: — Плоть у него была немощна всегда, а дух всегда бодр весьма.
    Отчего это происходило? — исключительно от послушания.
     
    Оно приобрело ему и практические познания в делах обительских и познание самого себя — в отношении добра и зла, силы и бессилия. И открывалось ему ясно, при указании от старцев, что во всяком деле нужна помощь Божия и там, где приходила,— было все ясно, просто, светло и радостно. Где же нет благословения и помощи Божией, там какой-то духовный тупик, сплошная безвыходность и умирание духа. Потому о. Гавриил всегда начинал всякое дело с молитвы к Богу о помощи и научении и видел эту помощь во всем, что не делал. Озаренный же благодатью Христовой, дух его смирился и усиленно стремился к соединению со Христом через молитву. И, по-видимому, к этому времени нужно относить начало усвоения им делания «непрестанной умносердечной молитвы Иисусовой». Ибо с этого времени он начал чувствовать в себе скопление как бы по отдельным каплям благодатной любви, к которой и Апостол призывает, «николиже отпадающей» — любви. А с любовью сердце его обогатилось простотой и той детской незлобивостью, которая, сияя светом неземной мудрости, сама в себе несет человеку небесные радости. «Аще не умалитесь и не будете как дети, не войдете в Царствие Небесное».
     
    В постоянных трудах и послушании и при бдительном руководстве старца преуспевал о. Гавриил во внутренней, духовной жизни. Более и более познавал он спасительность монашества, возлюбил его и всем сердцем стремился к нему. В простоте сердечной он искренне радовался, когда видел чье-нибудь пострижение, и долго не замечал, что его, столь ревностно трудившегося для обители и спасения своего, как бы обходят пострижением, не обращают внимания на его пламенное желание быть монахом.
     
    <img src=http://www.optina.ru/photos/albums/2169.jpg width=450 hspace=10 vspace=10 align=left>Радовался и умилялся он, когда постригали сначала 12 человек, а потом 20 человек и, наконец, сразу 40 человек, притом по времени поступления в Пустынь уже ближайших к нему, один из избранников — о. Никифор — был принят даже в один день с о. Гавриилом. Это обстоятельство послужило толчком к новому отношению о. Гавриила и к себе и к пустыни. Его мучило недоумение: почему его обходят? Какая причина? — тем более это было странно и непонятно для него, чем более он узнавал, что им довольны и о. игумен, и старцы, и что последние даже просили постричь о. Гавриила. Просил о пострижении его и о. Никандр, но получил отказ и с печалью поведал о том о. Гавриилу.
     
    — Касатик,— я просил о. игумена постричь тебя в мантию, а он мне ответил: Да!..— постриги его, а он и уйдет от нас.
     
    Как стрелы слова эти пронзили сердце о. Гавриила,— он даже на ногах не мог стоять, закружилась голова, в груди остановилось дыхание и он лег...
     
    Не скоро овладел собою. В голове между тем зароди-лось еще небывалые доселе мысли
    — Что же? — Бог — везде Бог... да и монахи, ведь и всюду такие же монахи,— святые!.. и обители мнози! Так в простоте своего сердца думал Гавриил, не видев других монахов, кроме Оптинских.
     
    — Там нуждаются в монахах и меня зовут усиленно: а здесь, видимо не нуждаются, особенно во мне. Уйду,— здесь я не нужен.
     
    Так зародилось желание уйти. Неизвестно, как отнеслись к нему старцы, Батюшка об этом никогда не говорил.
     
    Но во всяком случав, о намерении о. Гавриила никто в пустыни не знал, так как он и вида не подавал и послушание свое исправлял с прежним усердием.
     
    Осенью, в октябре, он попросился на богомолье в Киев, и о. игумен отпустил его в сопровождении еще трех почтенных монахов. В Киеве они пробыли две недели, приобщились Святых Христовых Тайн и усердно молились у всех Киевских святынь. Впоследствии Батюшка рассказывал, что ему особенно нравилось бывать в пещерах — у нетленных мощей преподобных, причем, сколько раз ни подходил он к мощам преп. Пимена многоболезненного, и — всякий раз непременно чувствовал какую-то особенную теплоту в теле своем и вообще переживал состояние совершенно особенное, и немало удивлялся этому и просил угодников Божиих помочь ему в будущем.
     
    Из Киева все четыре путника поехали в Москву.
     
    О. Гавриил остановился в Высоко-Петровском монастыре у о. Архимандрита Григория.
     
    Последний и прежде еще звал его к себе, а теперь уже со всею силою стал убеждать перейти к нему в Петровский монастырь, обласкал скорбящего и обещал в самом непродолжительном времени постричь в мантию. Храмы монастырские о. Гавриилу понравились, и он решил подать прошение о переводе митрополиту Иннокентию. И перевод состоялся. Но о. Гавриил вернулся пока в Оптину пустынь и опять вида не подавал о своем переходе в Москву. Между тем стал постепенно продавать свои вещи, но, получив за них деньги,— до времени оставлял вещи на своем месте, так что и наружно не было еще заметно его сборов.
     
    Однако нужно было выяснить — отпустит ли его Оптина пустынь? Для этого о. Гавриил пошел к письмоводителю о. Макарию, и тот дал успокоительный ответ: нет-де основания задерживать одного человека из братства в 300 человек. От письмоводителя весть об уходе о. Гавриила тотчас распространилась по обители. Узнали и о. Игумен и о. Никандр. Последний особенно печалился и горевал и всеми способами старался отклонить своего духовного друга от принятого решения. Он указывал и на хлопоты о. игумена по увольнению о. Гавриила из мира, и на его власть дать нелестную аттестацию, и обещал и скорое пострижение в монашество, и лучшую келию, и наконец, видя непреклонность о. Гавриила, сказал, обливаясь слезами: — Касатик! — ты идешь на крест, там тебе тяжело будет!..
     
    О. Гавриилу тоже трудно было сдержать слезы, но он кое-как крепился и твердо ответил: — Что же? — ведь и из мира я шел на крест! Пусть эта крестная сила будет со мною до смерти.
     
    О. Никандр однако не успокоился,— опять приходит и сообщает, что о. игумен переводит о. Гавриила на клиросное послушание — петь и читать, и даст новую хорошую келию — и опять уговаривает: — Только ты останься! мы все тебя просим...
     
    Но о. Гавриил, хотя и перешел в новую прекрасную келию, которая была как рай в сравнении с прежней, холодной промерзлой башней, однако подчеркивал и оттенял для него прежнюю несправедливость обхода его монашеством. Поэтому, когда у него произошел прошальный разговор с о. Исаакием,— он со всею искренностью открыл всю тяжесть своего чувства — от осознания, что получил отказ в пострижении, он почувствовал себя как бы лишним в Оптинском братстве, ибо по его убеждению — «Монашество есть не награда, а покаяние». И в этом ему отказывают!.. Но он не стесняется объявить себя пламенным искателем монашества, и ради этого идет даже в Москву, где с радостью дают ему по-стрижение.
     
    Ибо «наружный вид монаха необходим и для внутреннего монаха», т. е. для души, сердца, разума и воли.
     
    О. игумен, видимо, был тронут настроением и словами о. Гавриила и потому обешал постричь его даже через неделю, если о. Гавриил пожелает остаться. Но последний, кланяясь в ноги о. игумену, просил не оставить этой милостью на буду шее время, если не оправдаются его надежды на Москву, а остаться в Оптиной не согласился, — «Иначе-де и вы станете считать меня нетвердым монахом, колеблющимся туда и сюда».
     
    Простившись и поблагодарив о. игумена, о. Гавриил быстро собрался к отъезду и, покинул Оптину пустынь, о которой до последнего времени вспоминал со слезами умиления и благодарности.
     
     

    Глава из книги Архимандрита Симеона (Холмогорова) "Един от древних"
     




    другие части

  10. OptinaRU
    В одном монастыре жил инок именем Феодот. Был он из малороссов, неграмотный, уже старец лет семидесяти. По послушанию колол дрова, носил воду, разводил очаг. Повар монастырский отличался вспыльчивым характером, часто, рассердившись, бил о. Феодота чем попало: кочергой, ухватом, метлой. Никогда никто не видел, чтобы о. Феодот рассердился на повара или сказал ему обидное слово. Иногда кто-нибудь из братии участливо подойдет к нему: «Больно тебе, отец Феодот?» — «Ничего, по горбу попало», — ответит он, и его старческое лицо осветится детской улыбкой.
     
    Однажды один иеромонах этой обители заснул на молитве и видел сон: видел он обширный сад, наполненный деревьями необыкновенной красоты, деревья были покрыты плодами, испускающими тонкое благоухание. «Кто обладатель этого чудесного сада?» — подумал иеромонах и вдруг видит о. Феодота.
     
    — Отец Феодот, как ты здесь? — воскликнул он.
     
    — Господь дал мне сие — это моя дача. Как сделается на душе тяжело, я ухожу сюда и утешаюсь.
     
    — А можешь ты мне дать райских плодов?
     
    — Отчего же, с удовольствием, протяни мне твою мантию. — Иеромонах протянул, а о. Феодот насыпал в нее множество чудных плодов. В это время иеромонах увидел своего покойного отца, бывшего священником.
     
    — Тятенька, тятенька, и ты тут! — радостно воскликнул он и протянул к нему руки; конец мантии выпал из рук, а с ним и плоды упали на землю, и иеромонах проснулся. Было утро. Иеромонах подошел к окну своей кельи и услышал крик:
     
    — Ах ты, негодяй! — кричал повар. — Опять мало воды принес, надо чтобы все ушаты были наполнены. А ты и не заглянул во все, скотина! — ругаясь, повар тузил о. Феодота кочергой, сколько у него сил хватало. Иеромонах вышел.
     
    — Оставь его, — обратился он к повару. — Отец Феодот, пойдем ко мне пить чай. Тот пошел.
     
    — Где ты сейчас был? — спросил его иеромонах.
     
    — Да заснул немного в поварне и по старческой памяти позабыл воды принести в достаточном количестве, чем и навлек на себя справедливое неудовольствие отца повара.
     
    — Нет, отец Феодот, не скрывай от меня. Где ты сейчас был?
     
    — Где я был? — отвечал о. Феодот. — Там же, где и ты. Господь по неизреченной Своей милости уготовил мне сию обитель.
     
    — А что было бы, если бы я не уронил плодов? — спросил иеромонах.
     
    — Тогда они остались бы у тебя, и ты, проснувшись, нашел бы их в мантии, но только я тогда оставил бы монастырь, — отвечал о. Феодот.
     
    Вскоре после этого о. Феодот скончался и навсегда переселился в уготованную ему обитель.
    Да сподобит и нас Господь вселиться во святые Его дворы со всеми благоугодившими Ему!
     
    Из бесед прп. Варсонофия Оптинского
  11. OptinaRU
    Для пользы душевной предлагаю вам на рассмотрение псаломские слова: Благ и прав, то есть праведен и правосуден, Господь, сего ради законоположит согрешающим на пути (Пс. 24: 8).
    Что законоположит Господь согрешающим? Законополагает, чтобы каялись, глаголя во Святом Евангелии: покайтеся... аще не покаетеся... погибнете (Лк. 13: 3). Некоторые из христиан от неверия совсем не каются, а некоторые, хотя и каются для порядка и обычая, но потом без страха опять тяжко согрешают, имея неразумную надежду на то, что Господь благ, а другие, имея в виду одно то, что Господь правосуден, не перестают грешить от отчаяния, не надеясь получить прощение.
     
    Тех и других исправляя, слово Божие объявляет всем, что благ Господь ко всем каюшимся искренно и с твердым намерением не возвращаться на прежнее. Несть бо грех побеждают человеколюбие Божие. Напротив, правосуден Господь для тех, которые от неверия или нерадения не хотят каяться; также и для тех, которые, хотя иногда и приносят покаяние, для порядка и обычая, но потом опять без страха тяжко согрешают, имея неразумное упование на то, что Господь благ. Есть и такие христиане, которые приносят покаяние, но не все высказывают на исповеди, а некоторые грехи скрывают и утаивают стыда ради. Таковые, по слову апостольскому, недостойно причащаются Святых Тайн; а за недостойное причащение подвергаются различным немощам и болезням, а немало и умирают. Сказано апостолом: Ядый бо и пияй недостойне, суд себе яст и пиет, не разсуждая Тела Господня (1 Кор. 11: 29).
     
    Скажут некоторые: как же нам быть, когда мы часто как бы невольно согрешаем от немощи? Иное согрешать от немощи и согрешать удобопростительным грехом, а иное согрешать от нерадения и бесстрашия и согрешать тяжким грехом. Всем известно, что есть грехи смертные, и есть грехи удобопростительные словом или мыслью. Но во всяком случае потребно покаяние искреннее и смиренное, и понуждение, по слову Евангельскому, с твердым намерением не возвращаться на прежнее. Сказано в Отечнике: «Пал ли еси, востани! Паки пал еси, паки востани!»
    Неудивительно падать, но постыдно и тяжко пребывать в грехе.
     
    Из писем прп. Амвросия Оптинского
  12. OptinaRU
    Христос Воскресе!
     
    Хочу поведать Вам о случае, происшедшем со мною. Было это около двух лет назад. Человек, имеющий косвенное отношение к нашей работе и бизнесу, занялся откровенным вымогательством, не отдавал важные документы, выдвигал невероятные требования и всячески старался навредить. Ситуация начала принимать критический характер. К делу подключились юристы. Все грозило перерасти в долгие судебные разбирательства.
     

    Надо сказать, что в компании работают люди. Буквально через некоторое время пришлось бы всех рассчитать...  
    Тут, по какому-то наитию, я вспомнила об Оптиной, хотя ни разу здесь не была. Поняла - надо ехать. Простояв в огромных пробках по выезду из Москвы, приехала аккурат к вечерней службе. После службы отправилась к часовенке братий, убиенных на Пасху. Она была уже закрыта. Но мне чудесным образом повезло. Для группы прибывших паломников сделали исключение. Так я и зашла вместе с ними. Помолилась. Даже не помню, просила ли я о разрешении наших проблем... Но назад ехала уже со светлым чувством. За весь день я даже и не подумала о еде. Как на одном дыхании проехала я туда и обратно 500 км. А через пару дней проблемы моей и не стало вовсе. Того человека как подменили. Он все вернул и согласился на несущественный для нас компромисс.
     
    А ведь надо сказать, что я тогда толком ничего и не знала об Оптинских новомучениках. Только слышала от подруги. И ехала я туда больше для ослабления душевной скорби. А вот так, чудесным образом, с помощью Божией все и разрешилось.
     
    Сейчас стараюсь, по мере сил, иногда приезжать в Оптину, бывать на службах, по возможности причаститься. И обязательно захожу в часовенку к иеромонаху Василию, инокам Трофиму и Ферапонту.
     
    Р.Б. Марина
    Москва
  13. OptinaRU
    Оптина… Вновь милостью Божией, спустя без малого год, довелось увидеть дорогие сердцу храмы и стены, вдохнуть благодатного воздуха, прикоснуться к ракам и могилам святых. Снова разделить радость служб и молитв со всеми, кто пребывает в святой обители, живыми и усопшими, прославленными и не прославленными у людей, но возвеличенными Богом. Каждый визит в Оптину пустынь – это дар, всегда новый и неповторимый, полезный и незабываемый.
     
    Любое прикосновение к обители, ее жизни и службе, непременно сохранится в сердце, станет его частью. Сразу все не понимается, но постепенно, спустя некоторое время, становится откровенным, понятным, осознанным. Разнообразны щедрые дары, подаваемые милостью Бога через обитель Свою. Они могут быть едиными для всех, могут быть и индивидуальными, личными. Это встречи самые трогательные и одухотворенные, встречи с Богом, доселе непонятым и неслышимым, о которых нет слов говорить и писать... Встреча со святыми дает каждому столько спасительной помощи, сколько способно вместить естество прикасающегося к ним. Молитвенное общение с новомученниками, которые, как связующие сегодняшний день с вечностью своею мученической кровью, являют всю силу истинной веры, искренней надежды и святой любви к Богу и бесконечную заботу об имущих веру и почитающих святую обитель. Дорога и ценна встреча с братьями, насельниками Оптиной пустыни, в которых Бог посылает нуждающимся молитвенников, наставников, духовников, единомышленников, соратников, родню духовную о Господе. А какое утешение в людях, тех, что бывают в обители часто или живут и трудятся в ней! Взирая на них, радуясь общению, понимаешь, что далеко не все поддались соблазнам мира и растворились в ядовитом месиве греха. И от этого становится на душе еще теплее, умиряются сомнения и недоразумения, терзающие ее.
     
    Но самая главная и незабываемая встреча с собой, потерянным, отверженным, заваленным хламом самооправдания. Встреча с собой, таким незнакомым, таким странным, таким неожиданным для сознания… Живительный воздух благодати, проникая в самые глубины разума, сердца, души, потоком пронзительного света освещает то, что доселе не было очевидным, но открывает это лишь настолько, насколько человеческая немощь способна принять и понести. Поэтому вновь и вновь рождается потребность вернуться в дорогую сердцу Оптину. Вернуться уже не за тем, чтобы что-то получить от нее, но более, чтобы суметь, хотя бы как-нибудь, в чем-нибудь отблагодарить Бога и святую обитель за все те явленные и не явленные благодеяния, бывшие на нас.
     
    Дорогая, любимая, святая обитель, низко кланяюсь тебе и благодарю Бога за тебя и тебя за все, что Его милостью ты делаешь для нас, многая тебе и благая лета!
     
    Источник: Оптинские встречи
  14. OptinaRU
    … Громадные постройки были производимы без денег, на веру — и столько же для обители, сколько на помощь бедным, для заработков.
    «Есть ли у вас, батюшка, деньги? — спрашивали приближенные при начале стройки. — Есть, есть, — и покажет 15, 20 рублей. — Да ведь это не деньги — дело тысячное». А о. Моисей улыбнется и скажет: «А про Бога забыл: у меня нет, так у Него есть». И вера эта не была посрамлена. Очень часто бывало, что рабочие просили уплаты, когда у настоятеля было всего несколько медных монет; он просил обождать, и чрез день-два по почте приходили деньги. Когда же и этого не было, он занимал и при первом случае возвращал все сполна.
     
    Каменные гостиницы, для которых иногда срывали гору и возили землю в озера, и обширная ограда строились в голодный год, когда пуд муки продавали по 5 руб. асс. Хлеба и у братии было мало; монастырь был набит голодным людом из окрестностей, и в это самое время о. Моисей вел постройки и кормил народ. Народная беда прошла глубоко к его сердцу. Однажды, когда его стали уговаривать оставить стройку в таких тяжких обстоятельствах, от глубокого волнения отверзлись его всегда молчаливые уста, и, обливаясь слезами он ответил:
     
    «Эх брат, на что же мы образ-то ангельский носим? Для чего же Христос Спаситель наш душу Свою за нас положил? Зачем же Он слова любви проповедал нам? Для того ли, чтоб мы великое Его слово о любви к ближним повторяли только устами? Что же народу-то с голоду что ли умирать? Ведь он во имя Христово просит… Будем же делать, дондеже Господь не закрыл еще для нас щедрую руку Свою. Он не для того посылает нам Свои дары, чтоб мы их прятали под спуд, а чтоб возвращали в такую тяжелую годину тому же народу, от которого мы их получаем».
     
    Вообще нищелюбие о. Моисея не знало предлов. Он покупал иногда за высшую, чем просили, цену вовсе ненужные вещи только для того, чтоб помочь нуждающемуся продавцу, покупал гнилые припасы, сам и употребляя их в пищу, держал на жалованьи сирот, одних для отпугивания ворон, других для ловли кротов.
     
    При отце Моисее образовался значительный приезд богомольцев в Оптину. Все они встречали самый заботливый прием. Архимандрит сам обходил гостиницы, был радушен и у себя в келлии. Он имел способность говорить со всяким согласно его пониманно и развитию.
     
    Когда кто просил чего-нибудь из обители "на благословение", о. Моисей отдавал лучшее и иногда последнее.
     
    В гостинице не было установлено платы, но всякому предлагалоськласть в кружку по усердию. Один богатый купец спросил настоятеля, не боится ли он, что все не будут платить, а жить даром?
     
    — Не заплатят 99? Бог пошлет сотого, который за всех заплатит, — сказал о. Моисей.
     
    Купец после того стал благодетелем Оптиной.
     
    Значительным пожертвованиям о. Моисей не дивился. Одно семейство, много дававшее Оптиной, пришло жаловаться за что-то на гостиника и упомянуло о своих благодеяниях.
     
    — Мы думали, — отвечал о. Моисей, — что вы благотворили ради Бога и от Него ждете награды, а мы, убогие и неисправные, чем воздадим?
     
    Но не сухостью сердечною отвечал о. Моисей на благотворение искреннее, а горячими молитвами.
     
     
    Из книги Евгения Поселянина «Русские подвижники XIX века»
  15. OptinaRU
    Что с нами ни бывает, без попущения Божия не бывает, как сказано праведным Иовом: якоже Господеви изволися, так и бысть. (Иов 1, 21) И посему, подобно ему, должны благодушно переносить все случающиеся в жизни неприятное, и удерживать себя от ропотливости, и не говорить: почему это так, а не так? Ибо, как говорит св. Исаак Сирин, неси ты премудрее Бога; и не печалься о том, когда не услышан бываешь от Него.
     
    С покорностию скажите: Небесный Отче наш, да будет с нами во всем воля Твоя святая! От чего, т. е. от покорности своей, и легче будет Вам переносить лишения свои. Сказано в Св. Писании: несть зла во граде, его же не сотвори Господь (Ам. 3, 6), т. е. без попущения Божия ничего не случается. И все сие того ради бывает, чтобы вразумить и спасти человека, дабы сердце его не крепко было привязано к земле.
     
    И прошу Вас ни об чем не унывать, а на Бога уповать, Который во всех неприятностях в жизни едино имеет человеколюбие, благость и спасение наше. А посему и долг человека выну благодарить Бога за спасительный промысл Его, а не малодушествовать и отчаяваться; ибо и святый богоотец Давид имел в жизни своей премногое множество скорбей от своих и от чужих, но ободрял себя молитвою и крепким упованием на Бога, говоря и успокоивая себя так: «вскую прискорбна еси, душе моя, и вскую смущаеши мя? Уповай на Бога!» (Пс. 41, 12).
     
    Так и Вы успокаивайте себя. На св. Давида нападали и чиновники, и беси, и подчиненные люди, и добрые, и злые; и чем он против их вооружался? Сказывает: «обышедше обыдоша мя, и именем Господним противляхся им» (Пс. 117, 11). Каким же именем Господним? Сим: «о Господи, спаси же! о Господи! поспеши же» (Пс. 117, 25) и: «Боже, в помощь мою вонми, Господи, помощи ми потщися» (Пс. 69, 2) или: «Боже, милостив буди мне грешному» (Лк. 18, 13) или: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». Подобным образом и Вы поступайте; когда сильно нападут люди и одолеет уныние, поклонцев сто положите с молитвою ко Господу, и тогда не только дроби, но и пушки не устрашат Вас.
     
    Из писем прп. Антония Оптинского
  16. OptinaRU
    Ранним майским утром, в расцвете своей весны, подошел я к святым воротам Оптиной Пустыни. Котомка странническая уже тяготила мои плечи, в руках у меня был мой долгий верный спутник – посох. Вокруг царила майская утренняя тишина, и весенняя прелесть пробуждающейся природы ласкала взор и радовала сердце. Щебетали радостно птички, благоухали начинающие расцветать вокруг монастыря фруктовые сады; где-то вдали, на берегу реки Жиздры в зарослях разливались утренние, звучные трели соловья. 
    Раздался благовест монастырского колокола, зовущий на молитву ранней Божественной литургии. Святые ворота были уже открыты. Богомольцы с умиленными лицами спешили в святой храм.
     
    Но не спешил войти только я. Какая-то сила удерживала меня. Я остановился у святых ворот, погруженный в думу, как тот путник, русский богатырь, на распутье дорог.
     
    Да, было над чем призадуматься мне, было что решить и решить навсегда и безвозвратно.
     
    Ведь я шел в эту славную Оптину Пустынь, в колыбель духовного окормления Богомудрых Старцев и Духоносных Отцов – не только помолиться, – но поселиться!
     
    Я нес сюда, к честным стопам Старцев, а паче к подножию Святого Креста Христова, свою волю, свою юность и жизнь.
     
    Я шел сюда – умереть для мира… От дней детства я всей пылкостью чистой юной души любил и жаждал святого иноческого жития…
     
    И вот я стоял у преддверья желаний моих… Душа моя рвалась – войти. Но голос, голос юности и плоти горце взывал ей: «Куда ты влечешь меня? Там вдали оставлены тобою престарелые родители. <…> Там ждут тебя кровные братья, там ждут любившие тебя юноши, друзья и девы <…>.
     

    А тут, за порогом сим, на всю жизнь ждут тебя подвиги самоотвержения… 
    Жизнь хождения как бы перед лицом Самого Бога, в Боге и для Бога. Куда ты влечешь меня?!» – так взывала ко мне юность.
     
    Так вопияла во мне плоть и кровь. Но и порывы души моей не унимались. Душа рвалась – туда, за святой порог.
     
    Она готова была на все жертвы труда и подвига, она готова была – хоть на смерть. Она взывала со святым Царем: Готово сердце мое, Боже, готово сердце мое!
     
    И в эти минуты борьбы духа с плотью я возвел свой взор души туда – Горе – к Тому, Кому я вверял свою жизнь и спасение…
     
    Я взывал о помощи Его благодатной: Боже!Изведи из темницы суеты и страстей – душу мою, исповедатися Имени Твоему и славити Тя Единого во веки!» <…>
     
    И, как острие меча, слова Святого Евангелия уязвили истиной слов Богочеловека мое сердце: Аще кто хощет по Мне идти,да отвержется себе и возмет крест свой и по Мне грядет… Путь на небо всякому последователю Моему, а наипаче – иноку, лежит только через Голгофу с крестом в руках, с крестом на плечах…
     
    …Я переступил благоговейно Святой Порог Обители – и … взял святой крест, сказав: Се покой мой – зде вселюся в век века! Кресту Твоему поклоняюся, Владыко!»…
     
    Из письма преподобноисповедника Рафаила (Шейченко) (из книги "Жития новомучеников и исповедников Оптиной Пустыни")
  17. OptinaRU
    А между тем скажу Вам и то, что если каждый человек в духе смирения Христова будет рассматривать жизнь свою, то не иным чем признает себя, как заблудшим. А я в молитве своей пред Богом титулую себя самого не заблудшим только, но и погибшим, говоря: «Погибшее овча аз есмь, воззови мя, Спасе, и спаси мя». Ибо чем смиреннее думать о себе, тем прибыльнее!
     
    Посему пришел мне на память один случай, бывший в Ярославце в моей келлии, о котором позвольте мне Вам написать. Там в настоятельской келлии был большой образ, в золоченой раме, Христа Спасителя, Который изображен был в пастырском виде с овечкою на Его плечах. И вот однажды одна дама приездом в Москву посетила меня, которая оставила мужа, или оставлена мужем, и имеет двух сыновей и дочь. Радушно принял я ее и с улыбкою, любопытствуя, спрашиваю: позвольте мне, сударыня, от Вас узнать, кто Вы - заблуждшая овца или незаблуждшая? И она со вздохом ответила мне: я заблуждшая. А я с веселым видом указываю ей рукою на образ и говорю: ну так Вы, видите, у Христа на плечиках находитесь, Который, как Пастырь добрый и о Вашем спасении промышляет. Она, услышав это, со слезами радости благодарила меня тогда, да и после при всяком случае воспоминала о том.
     
    Подобно сему Пастырь Добрый, т. е. Христос Спаситель наш, хощет всем грешным спастися и в разум истины приити, в числе коих и мы с Вами не последние, и Он, т. е. Христос Бог, имиже весть судьбами, и нас недостойных спасет; а посему не будем отчаиваться, хотя и великие грешники мы.
     
    Из писем прп. Антония Оптинского
  18. OptinaRU
    Пред праздником Преображения Христова брат Гавриил возвратился снова в пустынь. Он теперь хорошо поправился, имел свежий здоровый вид, и даже пополнел.
     
    С этого времени,— как говаривал впоследствии сам батюшка-старец,— он и стал приобретать полноту, доходившую до тучности: он очень тяготился ею, а иногда, впрочем и вышучивал ее; — «Есть где благодати разгуляться!».. - При этом он однажды прибавил: — «А все — за осуждение!... Увидел я раз в Оптинской пустыни одного схимника, идет толстый такой... Народ подходит к нему под благословение. Я—не то, чтоб осудил, а так просто подумал только с удивлением: — «Вот так схимник!.. » — да и позабыл об этом. А потом, когда лежал больной пять лет лихорадкой, вижу раз во сне себя толстым-претолстым, таким, что ноги — как бревна, и от колен даже не сходятся между собой... А в то же время как бы голос как-то говорил мне: — «Если хочешь быть здоровым, то будешь вот таким».
     
    <img src=http://www.optina.ru/photos/albums/4483.jpg width=300 hspace=10 vspace=10 align=right>А я в каком-то ужасе и с неприятным чувством как бы воскликнул:— Господи!.. да что же это такое?..» — и проснулся... да вот и растолстел. Видишь — каким стал!
     
    Боюсь только, не соблазняются ли люди на мою толщину?..» — и поникнет головой. А потом вдруг весело прибавит: — «Ну, да это для моего смирения полезно».
     
    По возвращении в Оптину пустынь, брат Гавриил тотчас пошел на благословение к о. игумену Исаакию и к старцу о. Иллариону и подробно им поведал обо всем происшедшем: о поведении заводской молодежи, о чудном спасении от пожара и о своих чувствах при этом.
     
    — Оба они очень удивлялись милости Царицы Небесной, а старец, кроме того, выяснил ему всю пользу послушания, ради которого Господь сотворил с ним тоже своего рода чудо —сохранил от запаления страсти душевную его хату.
     
    От слов старца умилилось сердце Гавриила, прошла тень и того смущения, которое он чувствовал от мирского бесстыдства возле обители. Свет благодати ярче прежнего осветил его душевную хату и расширил взгляд его на многообразие диавольских ухищрений.
     
    Поговев, он уже с радостью готов был снова ехать на рыбную ловлю, но в это время о. игумен переменил ему послушание — назначил в помощники погребничему о. Дорофею, варить квасы, солить капусту, огурцы и грибы, хранить масло и т.д. На первых порах службы в погребе Гавриил почувствовал странное и непонятное влечение есть коровье масло, —подобное прежнему влечению есть редьку. И он нет-нет да и возьмет, бывало, кусок масла. Казалось — так вкусно!.. Но брал масло без спроса и благословения старца: спросить же почему-то стыдился. Наконец, решился рассказать ему о своем влечении есть масло.
     
    Старец пожурил его шутливо —«Крадешь-де», но с улыбкой благословил есть сколько угодно. И вот, с радостью бежит Гавриил обратно: — Ну,— думает,— теперь-то уж я поем!..
     
    Пришел в погреб — и прямо к маслу. Берет кусок — ест, не нравится, берет другой — положительно не вкусно...
     
    — Странно... что бы это значило? — недоумевает Гавриил, и опять идет к старцу со своим удивлением.
     
    — Из слов твоих видно, — сказал ему старец, — что желание есть масло было приражением бесовским: красть, да есть потихоньку. Могло выйти для тебя что-нибудь нехорошее... А когда ты взял благословение есть масло,— бес и отступил от тебя, отступила и страсть есть масло.
     
    Видишь ли, какой опасности миновал ты и как полезно и необходимо делать все с благословения старца. Ведь старцу и дано послушание — охранять братию от нападения бесов силою Божией, а не своей...
     
    <img src=http://www.optina.ru/photos/albums/4469.jpg width=400 hspace=10 vspace=10 align=left>Немало удивлялся Гавриил словам старца, и в то же время у него точно глаза открылись на бесовские ухищрения — завлекать человека в падение через собственные человеческие чувства и мысли, по-видимому, совершенно невинные и даже подобные прежним святым и полезным.
     
    С этого времени Гавриил стал еще более тщательно следить за собою и все свои помыслы и намерения открывать старцу. И при этом ему стало уже ясно, что когда человек чувствует пристрастие к чему-либо, то это есть уже прельщение бесовское и человек тогда является пленником, рабом врага, лишенным свободы. Потому-то при открытии помыслов старцу и жилось Гавриилу весело, легко и свободно, хотя трудов — тяжелых и черных по послушанию было очень много... Из-за простуд на погребе перевели Гавриила опять в хлебную, потом в булочную (в булочной пекли булки, баранки, куличи, пироги, заготовляли лапшу и сухари и т.д.— не только для обители, но и по частным заказам из города Козельска и даже в столицы).
     
    А через полгода — в просфорную и, наконец, сам о. игумен взял его на так называемую «игуменскую кухню», хотя она собственно обслуживала всех богомольцев, в громадном количестве посещающих Оптину пустынь ради старцев. И здесь послушание для Гавриила было тяжелое и трудное — не только по трудам телесным, но и по условиям душевной жизни.
     
    Поставили его «старшим» на кухне, где работали несколько наемных поваров, а Гавриил между тем не знал ни кулинарного искусства, ни даже специальных названий кухонных вещей и принадлежностей. Конечно, повара сразу подметили это и стали поднимать своего«старшего» на смех. Гавриил же был доверчив и прост до наивности, так как дома был воспитан и приучен говорить и слышать только одну правду. На этом и попадался. Бывало повара скажут ему: — «иди к о. Никандру,— попроси «зашеину».
     
    Гавриил спроста идет к старшему келейнику о. игумена и совершенно серьезно говорит ему: — «Батюшка, о.Никандр,— благословите мне зашеину!» О. Никандр,— Царство ему Небесное — был не только добрейшей души человек, но и подвижник, он был родственник по крови и духу великому по святости и дару рассудительности настоятелю Оптиной пустыни — схиархимандриту Моисею: услышит он просьбу Гавриила о «зашеине» и даже зарумянится, улыбнется и скажет: — «Касатик,— да ведь над тобой смеются!.. Озорники!.. Ты ведь просишь себе «зашеину», т.е. дать тебе по шее. Пойдем, касатик,— я их проберу».
     
    Тот приходит на кухню, а повара уже не смеются. Однако о. Никандр, хотя и мягко, но внушительно, бывало скажет им: — «Вы что это, озорники озоруете!? Если видите, что брат Гавриил всему веру имеет, так это от того, что он до вас никем не был еще обманут и слова лживого не слыхал. И вот, где же ложь? — в обители!.. Как вам не стыдно?! Да вам и самим не мешало бы иметь эту веру и простоту!.. Простота не глупость, а признак высокой нравственности».
     
    Стыдно станет поварам — краснеют. А Гавриил со слезами благодарности готов целовать руки своего милого благодатного защитника, и с еще большим доверием относится к нему и слушает всякое его слово. Однако и сам о. Никандр еще не познавал всей простоты Гавриила. Говорит он раз: «Касатик,— свари-ка ты десяток яичек в мешочке». И, вот, Гавриил ищет подходящий мешочек, но ничего не нашел, и потому порешил оторвать рукав сорочки и в этом самодельном мешочке сварил яйца вкрутую.
     
    Приходит о. Никандр, берет одно яйцо — крутое, разбивает другое — крутое!..
     
    — Касатик, да что ж ты не сварил в мешочке? Гавриил краснеет.
     
    — Простите, батюшка, я мешочка не нашел.
     
    Догадался о. Никандр в чем дело, смеется добрым смехом и участливо объяснил своему любимцу, что значит этот «мешочек».
     
    В другой раз вышла такая же история с варкой картофеля «в мундире»... И о. Никандр уже сам наблюдал за Гавриилом и вовремя успел предупредить наивное недоумение Гавриила насчет «мундира». Смешливым поварам опять дан был урок: — «Чего вы смеетесь? Мундир надевают только на человека, а не на картофель. На картофеле — кожица или скорлупа. Так и надобно людям говорить: «свари картофель в скорлупе». Вот касатик и прав, ибо до его слуха еще не доходило извращенного слова».
    Так и во всем о. Никандр был истинным ангелом-хранителем для брата Гавриила, а Гавриил платил ему преданнейшей любовью и в задушевных беседах с о. Никандром почерпал для себяи утешение, и ободрение, и укрепление в святой жизни монашеской, и тем более, что о. Никандр и на деле являл пример святой любви и самоотречения. Нередко случалось,— приезжали в глухую полночь новые богомольцы и просили поесть. Усталого Гавриила будили, и он безропотно принимался на кухне опять за то же дело. Жалел его о. Никандр, и бывало,— вовсе не обязанный,— сам на кухне помогал ему — старший — младшему...— по заповеди Христовой. Глухая ночь, а он, не смотря на страшную усталость, чистит картошку, готовит посуду,— только бы успокоить собрата, утешить его в труде словами и какой-нибудь помощью. Эта самоотверженная любовь о Христе еще более соединила их, и были они как бы родные братья, единым путем шедшие в Небесное Отечество.
     
     

    Глава из книги Архимандрита Симеона (Холмогорова) "Един от древних"
     




    другие части

  19. OptinaRU
    Верховный апостол Петр в Послании своем к христианам пишет: Возлюбленные... яко чада послушания, не преобразуйтеся первыми неведения вашего похотении, но по звавшему вы Святому, и сами святи во всем житии будите. Зане писано есть: святи будите, яко Аз свят есмь (1 Пет 1: 14 -16).
     
    Святости жизни требует от нас Бог. Эта святость, прежде всего, состоит в целомудрии, а потом в исполнении и других заповедей Божиих, и при нарушении оных — в искреннем и смиренном покаянии. Целомудрие есть двоякое — девственное и супружеское. Древняя Сусанна и в супружестве названа целомудренной за то, что решилась лучше умереть, нежели исполнить злое пожелание беззаконных судей. А из Евангельской притчи о десяти девах видно, что не все девы были мудры, но пять из них было юродивых. Последние юродивыми или неразумными названы за то, что, соблюдая телесное девство, не заботились соблюдать чистоту душевную и оскверняли ум и сердце нечистыми помыслами и пожеланиями, или возмущались помыслами гнева и памятозлобия, или зависти и ненависти, или ослеплялись сребролюбием и от скупости несострадательны были к ближним. Если же некоторые из них по видимому и удерживались от этих страстей, но, побеждаясь самомнением и гордостью, осуждением и уничижением ближних, теряли чрез это душевную чистоту, по сказанному: Нечист пред Богом всяк высокосердый (Притч. 16: 5). Что говорится о страстях в отношении девствующих, то относится и к вдовствующим, и к супружным, как сказал Сам Господь апостолам: А яже вам глаголю, всем глаголю (Мк. 13: 37).
     
    В чем состоит главное средство, чтобы проводить жизнь свято?
    Сам Господь через того же апостола Петра указывает на это средство, глаголя: И аще Отца называете нелицемерно судяща комуждо по делу, со страхом жития вашего время жителствуйте (1 Пет. 1: 17). Слова сии показывают, что главное средство к тому, чтобы жить благочестиво и свято, состоит в страхе Божием и страхе будущего суда и вечных мук. Только при содействии этого страха, с помощью Божией, и бывает соблюдение заповедей, как сказано в псалмах: Блажен муж, бояйся Господа, в заповедех Его восхощет зело (Пс. 111: 1).
     
    А без страха, если бы кто и на небеси жительствовал, по слову преподобного Петра Дамаскина, не воспользуется, имея гордыню, ею же сатана, и Адам, и мнози падоша. Ежели и святым всем в слове Божием предписывается иметь страх Божий, по сказанному: Бойтеся Господа, вcu святии Его, яко несть лишения боящымся Его (Пс. 33: 10), то кольми паче нам, грешным и неисправным, необходимо иметь страх Божий, и страх смерти, и — Страшного Суда Божия, и вечных мук во аде, растворяя страх сей надеждой наследовать Царствие Небесное, если будем, елико возможно, понуждаться на покаяние и исправление. Страх Божий и памятование четырех последних удерживают от грехопадений, по сказанному: Поминай последняя твоя, и во веки не согрешиши (Сир. 7: 39).
     
    Из писем прп. Амвросия Оптинского
  20. OptinaRU
    Мученичество есть одно из самых сильных доказательств бытия Вечносущего Бога, истинности Христова учения, бессмертия души, будущего всеобщего воскресения. Мученичество, как подобие голгофских страданий Самого Христа, как сопричастие Жертве Христовой и славе Его Воскресения, есть самая действенная проповедь Евангелия.
     
    Мученичество есть наиболее совершенное исполнение Евангельских заповедей. Страдание за Христа содержит всю полноту таких добродетелей, как твердая вера, непоколебимое мужество, всецелое покаяние, смирение и послушание даже до смерти, смерти же крестныя (Флп. 2, 8) и, наконец, союз совершенства (Кол. 3, 14) — любовь Божия. Это та совершенная любовь, которая вон изгоняет страх (1Ин. 4, 18), которая николиже отпадает от Истины (1Кор. 13, 8), даже если ей, любви, угрожают смертью. Ибо любовь уже видела смерть, уже победила смерть — смерть человеческого «я». Человек уже не живет сам для себя, но живет в нем Христос. И если человек умрет со Христом, то с Ним и оживет в Жизнь Вечную.
     
    Мученичество, подобно упавшему в землю горчичному зерну, становится семенем христианства, принося обильную жатву. Оно становится незыблемым основанием Церкви; и только на мощах Христовых мучеников совершается Божественная Евхаристия...
     
    Ныне нет места в России, не освященного кровью новомучеников и исповедников Российских. К концу своей тысячелетней истории Русская Церковь взошла на свою Голгофу. И кровь свидетелей Христовых, новых мучеников, проливается и поныне: ибо со Креста не сходят. Череда священнослужителей, в том числе священноиноков, приняла заклание от руки врагов Христовых в конце истекшего века и в начале нынешнего. Господь и Спаситель наш венчает их наградой мученичества.
     
    Сегодняшние страстотерпцы России и Сербии нашего времени соединяют во времени страдальцев за Христа первых веков христианства и будущих великих мучеников, имеющих быть убиенными от антихриста. К предтечам и предвозвестникам последних в истории человечества мучеников относятся и убиенные от руки сатаниста монахи Оптиной Пустыни, отцы Василий, Трофим и Ферапонт.
     
    Богоугодность подвига иеромонаха Василия, инока Трофима и инока Ферапонта подтвердилась свидетельствами благодатной помощи по молитвам к ним. Важно отметить, что что наряду со случаями помощи в житейских нуждах и исцеления от тяжелых болезней, отмечены примеры духовного возрождения, благодатного изменения души.
     
    Новые Оптинские страстотерпцы, выйдя на духовное единоборство с исконным врагом рода человеческого, разбудили многих от сна уныния. Они жизнью и смертью исполнили заповедь Господню о духовном бодрствовании (Мф. 26, 41; Мк. 13, 35) и напомнили всем нам о необходимости укреплять себя таинствами Церкви и молитвой. Непосредственно к нам обращены слова последней проповеди отца Василия: «И сегодня для нас Господь восходит в Иерусалим. А мы... мятемся и не хотим воззреть на Него. Послужим Ему!» (проповедь на Вход Господень в Иерусалим).
     
    Веруем, молимся и надеемся, что Божиим смотрением убиенные братия будут прославлены в лике святых мучеников Христовых. Уповаем на то, что общники Христовых страданий и Его Воскресения станут предстателями и ходатаями за наше многострадальное Отечество и за весь род христиан православных.
     
    Из книги «Благословенно воинство (мученичество в жизни Церкви)»
  21. OptinaRU
    Удалением от мира свободившись всех чувственных встреч, увлекающих ум и мысли, все духовное занятие становится живее, сладостнее, потому что ум, свободясь случаев к рассеянию, начинает собираться в себе а чрез то и душа начинает чувствовать присутствие Божие, благоговейный к Нему страх и любовь ощутительнее, и чувства внешнего человека внутреннему, то есть уму, становятся покорнее. Для того-то нам, желающим спасения Божия, но имеющим немощное и испорченное грехом естество, весьма хорош, легок и действителен способ к покаянию — удаление от света. Понеже ум, чрез уединение и внимание собираясь в себе, видит исходящие от сердца и к нему приходящие противные мысли, а видевши, разумеет свою нечистоту и, не терпя оной, понуждается к очищению. Очищать же и противоборствовать им, будучи сам собою не в силах, узнает на искусе немощь свою и окаянство и совершенную нужду во Христе Спасителе.
     
    Для того, взыскивая помощи Христовой, обращается ко всемогущей силе Его, яко немощный в собственном разуме своем и силе. Призывает всеблагое и всесильное имя Иисусово, с искренним самого себя умалением и печалию сердечною, да очистит, укрепит и подаст руку спасения. И таким образом по узнании прежде окаянства своего и немощи, узнаем потом и спасение Божие, заступающее во время брани внутренней. Ибо близ Господь всем призывающим Его в истине (Пс. 144, 18) и сокрушенныя духом спасет.
     
    Узнавши же сие спасение в чувстве сердца, радуется как о полученном облегчении от находящих нечистых помыслов, так наипаче о благости Божией и Промысле Его, соприсутствующем ему и спасающем. А чрез то входит в живую веру известным (достоверным) ощущением в себе силы не своей, но Христовой, посему со сладостию сердечною наипаче привергает себя к Спасителю и предает всего себя Ему, с несомненным на Него упованием и любовию. Сие предание себя и сердечное упование сообщает душе превосходный мир и радость, составляющие внутреннее Царствие Божие, которого Христос Спаситель прежде всего искать нам повелевает. И оно-то поистине есть полное и удовлетворительнейшее для человека блаженство, так что все прочее чувственное благо, желаемое свету, представляется уже ничего не значащим и не стоящим никакого искания.
     
    Из писем прп. Моисея Оптинского брату Александру Ивановичу Путилову (прп. Антонию Оптинскому)
  22. OptinaRU

    О хранении молитвы

    Автор: OptinaRU,

    Преп. Марк Подвижник пишет: «Пренебрегающего заповедь о молитве постигают самые тяжкие нарушения против заповедей, передавая его одно к другому, как узника». Но, конечно, молитва должна быть правильная. На правильность молитвы необходимо обратить особенное внимание. Неправильная молитва не имеет благих плодов, даже наоборот.
     
    Зависть диавола и всех демонов возбуждает их к исканию гибели человеков и борьбе с ними, особенно во время молитвы рабов Божиих, ибо молитвою правильною человек может получить и получает всякое благо. Порядок борьбы вражией:

    1. Помыслы благовидные – вниманием к ним ум лишается свободы.
    2. Явно греховные помыслы – ум, утратив свободу при первых помыслах, побеждается и вторыми.  
    Отсюда общее правило: во время молитвы отвергать всякий помысел.
    Закон сродства грехов между собою – непрекращаемость брани врага, усиление ее во время нашей молитвы.
     
    Необходимо хранить плод молитвы. Он погубляется, теряется очень часто от празднословия сразу после молитвы и от мечтания, которое есть то же празднословие, но лишь с самим собой. Молчание после молитвы весьма полезно; оно удерживает молитву в уме, сердце и даже на устах вслух себе.
     
    Не всякий может часто становиться на молитву в течение дня. Но понуждать себя на молитву, хотя мысленную, если при людях, всякому возможно. Возможно начинать и оканчивать всякое дело и занятие возношением ума к Богу. Не полезно холодное отношение к делу молитвы. «Отмолился, вычитал, что положено, и свободен. Отбыл повинность свою». Такая молитва не дает благих плодов. А такая молитва и бывает у тех, кто ограничивает свое обращение к Богу только совершением правила или хождением в церковь, не стремясь к тому, чтобы молитва наполнила и осветила всю их жизнь, все их дела. Желаемое настроение молитвенное не сразу достигается, требуются целые годы на приобретение сего, но понуждать себя необходимо, необходимо считать себя постоянно должником пред Богом, как во всех добродетелях, так и в молитве.
     
    Надо стяжать сердечное сознание необходимости молитвы, и чтобы не отгонять от себя молитвенного настроения, надо охранять себя от всякого неблагоговейного слова и поступка, от всего, что нарушает мир душевный, что не по совести, не по закону Божию.
     
    Из завещания прп. Никона Оптинского духовным детям
  23. OptinaRU
    Из переписки К. Н. Леонтьева и С.Ф. Шарапова:
     
    В 74 году я приехал из Тур­ции, «обвеянный афонским воздухом», и вскоре поехал в Оптину. Отец Амвросий мне чрезвычайно понравился; но я все-таки в течение пяти лет не получал от него тех уте­шений, которые получал от более сурового Иеронима Афонского. А душевная моя жизнь была очень сложная, трудная, очень запутанная — и сердечно, и хозяйственно и т. д.
     
    Ужаснее всего было то, что надо было говорить отцу Амвросию все кратко, все только в окончательном выво­де, без всяких объяснений. Это была мука — после Иерони­ма, который со мной беседовал, расспрашивал, про себя рассказывал, объяснял, богословствовал ит. д., - слышать всякий раз: «Вы покороче: я утомлен; я очень слаб; вы без предисловий; ждет игумения; ждет одна купчиха-вдова уж третий день. Покороче!» И т. д.
     
    Климент выручал, конечно; он рассуждал за старца; он употреблял все усилия, чтобы приучить меня к нему. Я старался — пять лет ездил в Оптину и очень любил туда ездить, но гораздо больше через Климента, чем через отца Амвросия.
     
    Когда Климент умер и я сидел в зальце отца Амвро­сия, ожидая, чтобы меня позвали, — я помолился на об­раз Спаса и сказал про себя: «Господи! Наставь же старца так, чтобы он был опорой и утешением! Ты знаешь мою борьбу!» (Она была иногда ужасна, ибо тогда я еще мог влюбляться, а в меня еще больше!)
     
    И вот отец Амвросий на этот раз продержал меня дол­го, успокоил, наставил, и с той минуты все пошло совсем иначе. Я стал с любовью его слушаться, и он видимо, очень меня любил и всячески меня утешал.
     
    Просите хорошего старца, «и дастся вам!»
     
    (фрагмент письма К. Н. Леонтьева о старчестве // РО. 1894. Октябрь. С. 816-818.)
     
    Из книги монаха Арсения (Святогорского) «Аскетизм»
  24. OptinaRU
    Постоянное чтение дало ему, кончившему только сельскую школу, такие разносторонние познания, что он мог свободно беседовать на общекультурные и специальные темы, а не только духовные. Он мог говорить о Пушкине и Шекспире, Мильтоне и Крылове, Шпенглере и Хаггарте, Блоке, Данте, Толстом и Достоевском. В час отдыха после обеда он просил читать ему вслух Пушкина или какие-нибудь народные сказки — русские или братьев Гримм.
     
    И вот, почерпнув из книг широту и многообразие мира, он страстно захотел путешествовать, чтобы своими глазами увидеть то, о чем читал. В это время в Оптину пришло предписание из Святейшего Синода отрекомендовать одного из иеромонахов во флот на корабль, назначенный в кругосветное плавание. Отец архимандрит предложил это назначение иеромонаху Нектарию. Тот так обрадовался и взволновался, что, придя от архимандрита, стал собирать вещи, забыв впервые о том, что в Оптиной ничего не делается без старческого благословения. Только через некоторое время он опомнился и пошел за благословением к старцу Иосифу. Но тот не благословил его на это путешествие, и отец Нектарий смирился.
     
    В первое время своего старчества преподобный Нектарий усилил юродство: он приобрел музыкальный ящик и граммофон с духовными пластинками, но скитское начальство запретило ему иметь их. Тогда старец стал играть в игрушки. Удивительно, с какой точностью преподобный Нектарий предсказывал не только конкретные исторические события, но и грядущие духовные перемены в обществе. В его юродстве часто содержались пророчества, смысл которых мало кому был понятен и открывался только тогда, когда наступало время осуществления предсказываемых событий…
     
    Священномученик Сергий Мечев в первое время знакомства с преподобным Нектарием говорил:
    "Я не понимаю такого старчества: я ему говорю о серьезных вещах, а в ответ слышу одни шуточки", но со временем отец Сергий все понял и до конца дней старца был его преданным духовным сыном.
     
    Огромное число богомольцев стекалось в его хибарку, и к каждому из приходящих старец находил свой подход. Он принимал народ в хибарке преподобного Амвросия и по смирению своему часто говорил, что народ приходит не к нему, а к покойному старцу... Иногда он оставлял на столе в приемной книги, и посетители в ожидании приема смотрели эти книги и, листая их, находили ответы на свои вопросы. А иногда преподобный Нектарий говорил: "Спросите об этом моего келейника, отца Севастьяна, он лучше меня посоветует, он прозорлив". Келейником его тогда был будущий преподобный Севастиан Карагандинский.
     
    В 1917 году старец сказал: "Россия воспрянет и будет материально не богата, но духом будет богата, и в Оптиной будет еще семь светильников, семь столпов". Преподобный Нектарий всех поражал своей прозорливостью, хотя и старался скрывать этот дар.
     
    Из книги "Оптинский патерик"
  25. OptinaRU
    И начался последний мой год в миру — пошел пятый год моего знакомства со старцем. Когда я возвратилась в свой город, обыденная мирская жизнь обернулась было ко мне нарядной своей стороной: и родные ласково встретили меня, и привычная работа, и минуты отдыха где-нибудь на лекции или за интересной книгой, — все показалось тем привлекательнее, чем ярче помнилось, что от всего этого я едва не ушла. А потом — старые сомнения в прозорливости старца, в истинности намеченного им для меня пути, искусительная мысль: «Погоди, пожалей себя, пожалей семью» — и так далее. Все это одолело меня.
     
    Я без ужаса вспомнить не могла, что этим летом чуть не сделала бесповоротного шага, и трепетала, как бы старец не задумал опять куда-нибудь послать меня. Начались страхи, а ну как сегодня получу письмо с новым распоряжением? Ну как начнется новая ломка? И страшно, ужасно становилось при этой мысли.
     
    Дело дошло до того, что прежняя радость от каждой весточки из Оптиной, каждой строчки от батюшки превратилась в опасение, и я облегченно вздыхала, когда почтальон проходил мимо нашего дома, не зайдя к нам. Нет писем, слава Богу! А потом пришло в голову — как бы переменить адрес, чтобы совсем исчезнуть от батюшки.
     
    Додумалась до того, что готова была хоть в Америку бежать от страха грядущего. Но на десять рублей до Америки не доедешь, и все мои путешествия остались только в воображении.
     
    Скоро все повернулось по-новому: пошли опять беды и напасти со всех сторон. С мира и его соблазнов соскочила приманчивая маска, да и острота летних невзгод прошла, и мне опять стыдно стало за свое малодушие.
     
    Подошло Рождество, последнее Рождество мое в миру и с батюшкой в Оптиной. Несмотря на то, что я письменно каялась старцу в своих прегрешениях, он встретил меня отечески ласково. Но когда я сказала ему, что готова была ехать в Америку, чтобы бежать от него, он усмехнулся:
     
    — В Америку? К кому же ты побежала бы? К ирокезам, что ли? — А потом выговорил, наполовину шутя: — Ну, как же можно так пугать человека, такие страшные вещи говорить, — видите ли, в Америку собралась! Да я как услышал — у меня волосы дыбом и стали!
     
    А через несколько дней, выйдя на благословение, подозвал девочку-гимназистку и меня, и дал нам по открытке. Её открытка с рождественским сюжетом, а моя — копия с картины Каульбаха «Отреклась». Она изображала очень молодую монахиню, по костюму — католичку, задумчиво следящую за двумя играющими в солнечном луче бабочками.
     
    — Нравится тебе эта картинка?
     
    — Очень нравится, батюшка!
     
    — Я и знал, что тебе понравится, вот и надумал отдать ее тебе. Только здесь монахиня словно неправославная.
     
    — Да, батюшка, это католичка.
     
    — Католичка... А ты православная? — и на мой утвердительный ответ добавил: — Ну, слава Богу! Возьми себе эту картинку, прочти подпись на ней!
     
    — «Отреклась».
     
    — Вот так оно и есть, я ведь знаю, внутреннее отрешение уже совершилось, и внешнее, Бог даст, совершится!
     
    И так твердо это было сказано, что картинка эта долго служила мне якорем спасения.
     
    Тяжелое это было Рождество, и, наверное, многим оно памятно. Описывать происходившие тогда события я не берусь, предоставляя это сделать более осведомленным лицам, но не могу не отметить, что приезд преосвященного Серафима, поднявшиеся толки, разыгравшиеся страсти и злоба сделали Оптину далеко не похожей на рай, где я привыкла отдыхать от мирской злобы. Слухи одни тяжелее других доходили до нас... «Батюшку сошлют под начало», — говорили сегодня. «Батюшка уходит в затвор», — сообщали завтра. «Батюшку делают архимандритом где-то в другом монастыре», — появилась новая весть.
     
    И последняя пугала не менее предыдущих. Ставить архимандритом семидесятилетнего старца, и так видимо слабевшего с каждым годом, возложить на него бремя самостоятельного управления, оторвать его от скита, где он полагал начало, — чувствовалось, что это было бы равносильно смерти для него. В эти трудные дни старец нас успокаивал — ободрял: «Бояться и беспокоиться нечего, все слава Богу, все хорошо. Не смущайтесь — владыка хороший, это ему надо было бы быть построже, а он хороший, благостный, — говорил нам батюшка, когда мы пришли к нему, взволнованные резкими речами преосвященного. — Непременно примите от него благословение святительское. Святительское благословение много значит!..»
     
    Уехал владыка. Миновали святки. Прощаясь с отцом Варсонофием перед отъездом, я, по обыкновению, просила благословения приехать на Страстную и Пасху — и сверх всякого ожидания получила отказ:
     
    — Приедешь летом, а то с какой стати тебе на какие- нибудь три дня ездить.
     
    — Да не на три дня, а на две недели, батюшка! — попробовала я запротестовать. — Ведь я же на Страстной раньше у вас здесь говела!
     
    — Ну, то было раньше, а теперь приезжать нельзя, да и мне на Страстной некогда будет: здесь такой кипяток будет — беда! Нет, летом приедешь!
     
    С тем и отпустил меня батюшка, но я, по правде говоря, не поверила, что это так и будет. Думалось: пугает старец, а подойдет Страстная — получу я благословение на приезд и встречу Пасху в Оптиной. Но оказалось не так.
     
    Великим постом получила я известие, что батюшку переводят архимандритом в Голутвин монастырь.
     
     
    Воспоминания послушницы Елены Шамониной
    Из книги «Оптина Пустынь в воспоминаниях очевидцев»
×
×
  • Создать...