Апрель

Маша, есть опасность, оправдываясь современной ситуацией, нажить очень серьезные духовные проблемы, а главное, через это утерять главный смысл христианского бытия.

Я не разделяю мнения, что все зависит от женщины. Глубоко убежден, что семья - сфера обоюдной ответственности в равной мере. Если муж будет думать и заботиться всегда о жене и детях, а не о себе, жена, в свою очередь, будет думать и заботиться о муже и детях, а не о себе, вполне возможно, что в этой семье будет мир, любовь и согласие. Любое стремление к неоправданному главенству, путь не христианский, если же кто-то и является главой семьи, то это не по какому-то сомнительному праву, а естественным образом, в результате образа жизни и устроения семьи, через доверие.

О женской эмансипации Монахиня Нина (Крыгина) "Ева" – в переводе значит "жизнь". Такое имя, раскрывающее сущность её обладательницы, было дано первой женщине. Оно запечатлело в себе замысел Творца о предназначении всех женщин, имеющих общую прародительницу, независимо от того, помнят они об этом или нет. Это предназначение касается не только и не столько физического продолжения рода, деторождения, сколько участи в вечности самой женщины и тех, кто должен от неё родиться, кого она совместно с мужем должна воспитать для жизни в Царствии Небесном. Столь высокое предназначение можно выполнить только тогда, когда сами потенциальные носители жизни живут в соответствии с заповедями Божьими, а не противоборствуют им. "На кого воззрю, - говорит Господь, - только на кроткого и молчаливого и трепещущего словес Моих" (Исх.66,2). Всегда ли современные Евы соответствуют этим характеристикам? К сожалению, нет. Более того, в настоящее время существуют разнообразные общественные движения, деятельность которых направлена на "разрушение до основания" в сознании людей представлений о Богоустановленном миропорядке. К их числу относится и феминистское движение, призывающее женщин к эмансипации, под которой понимается раскрепощение от традиционной системы ценностей. Семья – это малая Церковь. Смысловой удар разработчиков идей феминизма направлен на ценностный, духовный выбор тех, кто находится в самом центре "домашней Церкви" (Рим.16,4), кто является связующим звеном между мужем (главой семьи) и детьми (будущими создателями "малых Церквей"). В Православии предусматривается четкая семейная иерархия: мужчина является главой, кормильцем и защитником семьи. Он, находясь в послушании Богу, обладает безусловным духовным, нравственным авторитетом. Женщина должна находиться в подчинении мужу, ибо сказано: "Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос, глава Церкви" (Еф.5,22-23). Ожидается, что женщина будет заботливой супругой ("помощницей ему" (Быт.2,18)), нежной матерью, воспитывающей совместно с супругом своих детей в соответствии с заповедями Божьими, и добросовестной хозяйкой. Дети воспринимаются родителями как дар Божий и растут в послушании и уважении к старшим. Так должно быть по замыслу Творца. Но что предлагают современные поборники эмансипации? Они призывают сделать всё наоборот. Приведем несколько выдержек из публикаций убеждённых сторонниц эмансипации. Философ и культуролог из Чехии Иржина Смейкалова-Стрикланд считает, что за словом ""феминизм" кроются заявления о женской угнетенности в патриархальной культуре"[1,381-382], с которой и предлагается бороться всеми доступными способами. Её американская единомышленница Барбара Берг в своей работе "Врата памяти: истоки американского феминизма" главное внимание уделяет достижению женщинами большей индивидуальной свободы. Она заявляет: "Это свобода решать свою собственную судьбу; свобода от детерминированной полом роли; свобода от подавляющих ограничений со стороны общества; свобода полного выражения своих мыслей и превращение их в действие. Феминизм требует признания права женщин на индивидуальную совесть и суждение". И всё вышесказанное понимается "как борьба за прекращение угнетения по половому признаку" [1,245]. Богоборческая суть женской эмансипации заключается, на наш взгляд, в том, что грех как преступление заповедей Божиих возводится в ранг добродетели. Прежде всего, это касается греха гордости. Современные Евы снова стремятся стать "как боги, знающие добро и зло" (Быт.3,5). Изменяется вектор направленности в духовном становлении женщины. Современной Еве предлагается перевёрнутая система ценностей. Вместо подчинения мужу и помощи ему - горделивое, самодовольное равенство с ним (а на деле – нередко стремление к главенству над ним). Вместо рождения и воспитания детей, ибо сказано, что "женщина спасается чадородием" (1 Тим. 2, 15), - безудержное желание заняться личностным и профессиональным самореализацией, которое при более пристальном рассмотрении чаще всего оказывается примитивным эгоистичным желанием пожить для себя. А ведь "деторождение есть не только исполнение Божия Завета "плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю"(Быт. 1, 28), но и вид служения Богу, неотъемлемого от брачной жизни" [5, 110]. А как же заповедь Христа: "Отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за Мной" (Мф. 16, 24)?! Призыв"пожить для себя", "думать, прежде всего, о себе", так широко растиражированный сторонниками эмансипации, на самом деле является ловушкой, приводящей к "публичному одиночеству", когда наличие других людей вокруг субъективно воспринимается как пустыня. Когда никто, кроме себя, по большому счёту и не интересен. Когда главной целью жизни становится достижение иллюзорного равенства с представителями другого пола. Когда на всё вокруг предлагается смотреть через амбразуру собственного больного самолюбия. Тем не менее, воинственные представительницы "прекрасной половины человечества", увлеченные идеей эмансипации, тоже хотят быть счастливыми в своей жизни. Они искренне верят, что, действуя в жизни как мужчины, будут иметь от неё всё то, что имеют "представители сильного пола" и, добавочно к этому, то, что полагается им как женщинам. Они ожидают, а порой буквально требуют к себе уважительного и бережного отношения со стороны окружающих. Демонстрируя на работе и дома мужской стиль поведения, включающий в себя такие характеристики как "властность", "решительность", "жёсткость" и др., они буквально требуют к себе отношения как к представительнице "слабого пола". "Раскрепощенные" женщины так же настроены на проявление любви и внимания со стороны мужа, заботы и послушания - со стороны детей в собственной семье. Когда убежденные современные "эмансипэ", внешне состоявшиеся в жизни, рассказывают о себе, то обычно приходится слышать одно и тот же: "У меня всё есть". А потом выясняется, что есть всё, кроме счастья. И такой итог неизбежен. Счастье человека зависит не от внешних обстоятельств, а от состояния души. "Страсти" и "страдания" – это однокоренные слова. Вскармливая и взращивая собственные страсти, человек любого пола тем самым увеличивает и меру собственных страданий; обезличивается, обезображивается в той мере, в какой отходит от того, что задумано Творцом. Архимандрит Рафаил (Карелин) в книге "В поисках истины" описывает свои диалоги со старой дворянкой. В одной из приведённых бесед есть, на наш взгляд, очень точный образ феминисток, который возник у собеседницы архимандрита ещё тогда, когда эмансипация в России и в мире только начинала набирать свои обороты. Умудренная жизненным опытом женщина, в частности, сказала: "Я никогда не была феминисткой, как некоторые женщины из моего круга. Феминизм внушал мне чувство отвращения. В древности скифские племена сооружали около дороги изваяния – высеченные из каменных глыб человеческие фигуры: они состояли из туловища и головы, но рук и лица у них не было. Нельзя было разобрать, мужчина это или женщина; их называли "каменные бабы". Феминизм представлялся мне производством каменных баб. Женщины хотели сравняться с мужчинами и превращались в какие-то грубые, бесформенные существа. Теряя женскую красоту, они не получали мужской силы; теряя тонкость и изящество души, они не приобретали широты мужского рассудка. Феминистки,которые демонстративно подчеркивали равенство с мужчинами тем, что ездили на велосипедах по улице с папироской в зубах, казались мне предательницами женского достоинства, какими-то живыми карикатурами" [2, 64-65]. Это довольно жёсткий и вместе с тем очень точный образ эмансипированных женщин, болезненный для многих её представительниц, и, тем ни менее, такой узнаваемый в наши дни. Но почему эмансипация вообще стала возможна? Что является духовной первопричиной столь широкого распространения изуродованного, карикатурного женского образа? С точки зрения русского философа А.И. Ильина, "жизнь без святыни есть первое большое бедствие нашего времени. … Ведь наша земная жизнь имеет свой сокровенный, высший смысл. Он – не на поверхности повседневности мелочной суеты. … Он требует от нас непринужденного признания и решительного предпочтения… Если же мы не удовлетворим этому требованию…, тогда ускользнёт от нас высший смысл жизни и наступит незаметно осквернение её. И не потому, что она станет бессмысленной сама по себе, а потому, что мы начнём жить так, как если бы она была бессмысленной"[4, 7-8]. "Эта лишенная святого пошлость может ко всему примазываться, во всем укореняться; а там, где она проникает и ширится, вырождается всё – как в отдельном человеке, так и в жизни целых поколений" [там же, 11]. На наш взгляд, всё вышесказанное напрямую относиться и к эмансипации женщин. Мнение русского философа И.А. Ильина во многом согласуется с исследованиями психологов. Анализируя образ женщины в истории, американский исследователь Дж. Хантер, пришла к выводу, что процесс женской эмансипации со времен глубокой античности прямо связывался с распадом морали, с деструктивными социальными последствиями, разрушением семьи [3, 72]. Будучи психологом, мне неоднократно приходилось консультировать "раскрепощенных" женщин, обращавшихся с просьбой помочь разрешить серьёзные семейные проблемы. Некоторые из них, привыкшие всю жизнь "пробиваться" и "рассчитывать только на себя", в личной беседе с болью признавались: "Ну, что я могу сделать. Я не умею любить. Я не испытываю чувство благодарности. Я не знала, что такое материнская любовь. Я ничего не могу дать своим детям и мужу. Мне просто плохо". Страшно и больно! В доме без любви и благодарности всегда ощущается могильный холод. А выход только один – впустить в сердце и в свой дом Бога, начать жить по Его заповедям, а не вопреки им. Современным сторонницам эмансипации следует задуматься над тем, что жизнь, посвященная борьбе с Творцом, с тем, что Он заповедал своему творению, больше напоминает смерть. Это путь самоуничтожения. Господь говорит: "Жизнь и смерть предложил Я тебе. Избери жизнь" (Втор.30.15).

Мешает отсутствие института семьи, нравственных и духовных основ. 70 лет, это не так много,как кажется и чтобы оправиться от такого удара этого не вполне достаточно. А война не прекращалась, она продолжается грязная, подлая, жестокая война против человечества, христианства, православия. А эмансипация, в некотором смысле, тоже продукт победы темных сил над обездушенным человечеством. Что делать? Делаем что можем, но этим надо заниматься всем и сразу, на государственным уровне, а так наши усилия-капля в море, все равно, что воду ситом черпать.

Не удивительно, что все сделано для того, чтобы не стало настоящих мужчин, вполне понятна вражеская задумка....Нет защитников, вырождается русский, а главное, православный народ. Понятно, что без крепких защитников и крепких в вере мужчин не возможно ни сохранять, ни созидать общество, государство, духовную жизнь. Потому и слабеет и страна и церковь. Что же касается женщин, то это обычное дело, когда вымирают мужики впрягаться им во все дела, так и в прежние времена случалось, во время и после ВОВ, например. Как же не понести потерь если весь цвет православия изничтожили в репрессиях, гонениях на Церковь, а большинство мужчин извели на фронтах войны?

Например, мне Господь, именно, в военном училище благословил креститься, не смотря на власть безбожную, и проходить христианское становление в среде абсолютно чуждой православию...Возможно и твой путь, будет хождением(по морю) к Богу...

У каждого свой крест и свое служение, главное нести все это во славу Божию...

Условия, поверь, не при чем, христианство безусловно...

Апостолы, в большинстве, были рыбаками, а вообще не важно кто-ты, важно какой....

Алеша, корень проблемы в мотивах стеснения, если оно связанно с боязнью негативной оценки и порицания окружающих, то это от гордости, но возможно это от другого, от не желания искушать людей своим не совершенством с желанием оградить их от последствий свидетельства нашего не правильного устроения. Стеснительность не всегда плохо, помню, как-то в моем беспризорном детстве, будучи в трудовом лагере, я из-за бедности не имел красивой одежды и пришел на танцы в трико телогрейке и галошах, и нагло стал вытанцовывать, в самой середине, всем своим видом показывая, что мне плевать на все и я самодостаточен, так после этого эта мода пошла по всему лагерю и даже перекинулась в город, такая одежда стала считаться крутой, все парни стали носить подобное.Лучше бы я был стеснительным....

Все хорошо, прощать не за что, сам виноват, надо точнее изъясняться)

Настя, у святых советы все верные, но мы не верные, от того и совет, порой, не в пору.... Меняться надо( это я про себя), а не просто пытаться воплотить без внутреннего преображения прочитанное в жизнь.Не знаю, вот так подумалось, чего - то...

Лена, молитва должна быть бесстрастна, об этом и мой Вам ответ в теме об о. Илии и последняя публикация в моем блоге.

Сергей Аверенцев. Самое первое правило, касающееся общения с Богом, правило, которое должен знать каждый: в этом делании нет места воображению. Как сказала замечательная религиозно-философская писательница нашего столетия Симона Вейль, воображение перекрывает именно те каналы, по которым только и может дойти до нас реальная, действенная благодать. Традиционный язык аскетики именует духовный самообман «прелестью» (тот же корень, что в слове «лесть»). Если грех, вина, суета препятствуют общению с Богом, то «прелесть» подменяет его собой, исключая самую его возможность. С Богом можно встретиться везде — даже в аду, как сказано псалмопевцем: сойду ли в преисподнюю — и там Ты (Пс. 138, 8); христианская традиция говорит о сошествии Христа в ад... Есть только один род места, где встреча с Богом невозможна по определению: это место воображаемое. Там можно встретить только отдельный призрак Бога — и да оградит Ангел Хранитель каждого из нас от такой встречи! Почему отпетым грешникам, по смыслу стольких евангельских текстов, легче встретиться с Богом, чем фарисею? Потому, и только потому, что они не обманывают себя относительно состояния своего «я»; а фарисей принимает за своё «я» некую внешнюю личину. Он, в самом буквальном смысле, как сказал бы ребёнок, «воображает о себе». Ещё не всё пропало, пока в стене, замкнувшей нашу «самость», есть окно. Через которое можно видеть сущее — то, что реально, ибо не подвластно нашему своеволию. Вещи, каковы они суть. Ближний, каков он есть. И во всём, бесконечно отличный от всего — лик Бога. Его взгляд через окно. Чем больше мы ограничили наше себялюбие, тем шире окно. Но вот когда мы впадаем в состояние «прелести», мы закрываем окно — зеркалом. Перед зеркалом наше «я» может принимать позы, самые что ни на есть благочестивые, благообразные и благолепные. Оно может вперять в гладь зеркала, пока в нём не замаячат фантомы нашего подсознания, миражи нашей внутренней пустыни. Это — самая безнадёжная ситуация. Для любого общения и для общения с Богом как самого глубокого из общений, эгоизм и эгоценризм равно губительны; а возможно, эгоцентризм даже злокачественнее грубого эгоизма. Эгоизм — явное, постыдное торжество самого низменного в человеке; а эгоцентризм, переориентируя на иллюзию весь внутренний состав человека, способен превратить в ложь и возвышенное в нём. Находящийся в «прелести» эгоцентрик может весь замирать от восторга перед собственной готовностью на жертву ради Бога и ближнего. Но его необходимое условие при этом — чтобы и ближний, и Бог были его фантазиями, проекциями вовне его собственной психики. Ни реального ближнего, ни реальности Бога эгоцентрик не примет. От всего действительного он надёжно укрыт своим зеркалом, занявшим место окна. Основа общения — уважение к свободе личного бытия того, с кем мы общаемся. Злая воля «самости» стремится поработить ближнего, поглотить его личность. Она посягает и на верховную свободу Бога. Это странно и страшно, однако довольно обычно: человек, казалось бы, искренне верующий спешит безапелляционно решать за Бога, подсказывать Ему свои приговоры, выражает собственную волю как Его волю. Даже праведнику не всегда легко смириться с тем, что Бог — свободен. Библейская книга пророка Ионы повествует об огорчении, о раздражении человека, возроптавшего на Бога за то, что Бог в суверенном акте помилования отменяет собственный приговор, даёт духу Своей любви восторжествовать над буквой Своего слова. Абстрактное «Высшее Существо», любезное философам «Божественное Начало» ни за что так не поступило бы. А вот Бог Живой — поступает. «Мне ли не пожалеть Ниневию, города великого, в котором более ста двадцати тысяч человек, не умеющих отличить правой руки от левой, и множество скота?» — вот Его ответ негодующему пророку. Особенно поразительно упоминание домашних животных: подумать только, тёплое дыхание скота — реальность, ради которой Судия берёт слово назад и переменяет предначертанную судьбу обречённого города. Он свободен — пожалеть. Пока мы, с верой или скепсисом, понимаем это более или менее сентиментально, может показаться, будто проблем для верующего здесь нет; не утешительнее ли, в самом деле, иметь Бога, Который способен помиловать, нежели немилостивого? Разве что для скептика такая перспектива особенно недостоверна как раз в силу своей утешительности — человеку свойственно, скажет он, принимать желаемое за действительное; даже его скептицизма едва ли хватит на то, чтобы усомниться, действительно ли желаемо желаемое. Но дело не так просто. Пока речь идёт о том, чтобы пожалели нас, простили и помиловали нас — нам это нравится. (Господи, в наших городах миллионы людей не умеют отличить правой руки от левой — смилуйся над нами!) Проблемы возникают, когда предмет вольной, а поэтому поистине неисповедимой милости Божией — не мы, а некто иной. Этот иной может быть злым обидчиком. Пожалуй, мы особенно уверены в нашем праве требовать от Бога неумолимости в тех случаях, когда обида — не личная, а национальная, всенародная. Во время войны у одного очень уважаемого иерарха вырвалось заверение, что немцев Бог не любит и любить не может. Не так ли пророк Иона пытался возбранить Богу любить ниневитян — злейших врагов его народа? Но ему пришлось простонать: «Потому я и побежал в Фарсис, ибо знал, что Ты — Бог благий и милосердый, долготерпеливый и многомилостивый и сожалеешь о бедствии». Бог жалеющий. Бог живой. Свободу Бога не всегда легко принять и тогда, когда Он милует тех, кто нам вовсе не враги. Вспомним евангельскую притчу о блудном сыне. Старший брат, наверное, очень удивился бы, если бы мы спросили, считает ли он младшего своим врагом. Но он настолько уязвлён щедростью прощения, которое отец излил на младшего, что ему не хочется входить в отцовский дом и делить общее веселье. Как же, он жизнь свою положил на то, чтобы заслужить, заработать свои сыновние права в доме. И этого заслуженного, заработанного, причитающегося права у него никто не отнимает; от отца ещё раз подтверждено: сын мой! Ты всегда со мною, и всё моё — твоё (Лк. 15, 31). Но младший, который ничего не выслужил себе, кроме срама, — ну, пусть бы ещё отец его простил на каких-то условиях; но зачем, зачем это прощение — такое праздничное, пиршественное, безгранично-щедрое? Что бы ни было, благонравный исполнитель отцовских приказов хотел бы удержать чувство превосходства над кающимся беспутником, которое соответствует понятию «справедливости». (То же понятие — у других персонажей евангельских притчей, например, у фарисея, благодарящего Бога за то, что он, фарисей, не таков, как прочие, грешные люди, или у работников, сполна получивших договорную плату, но обиженных тем, что их товарищи, нанятые попозже и работавшие поменьше, из чистой милости получили столько же). Всем этим «правильным» людям хотелось бы, чтобы Бог миловал не чересчур великодушно, а в меру, не «переборщив». Это значит, что в тайне своей души, быть может, не вполне понимая, что делает, каждый из них навязывает Богу свою собственную меру. И каждому из них Бог отвечает: разве Я не властен в своём делать, что хочу? Или глаз твой завистлив оттого, что Я добр (Мф. 20, 15). И ещё: не ваши пути — пути Мои (Ис. 55, 8). Есть люди, которым легче телом и душою повергаться перед Богом во прах, простираться ниц перед Его беспредельным и запредельным величеством, чем каждый миг воздавать Ему самое простое уважение, такое, какое мы обязаны воздавать даже ближнему, даже равному, тем более — старшему. Простая наука, которой хорошие родители учат детей. Дослушивать, не перебивая. Притихнуть, чтобы как следует расслышать. Не стараться непременно оставить себе в разговоре последнее слово. Не «вклиниваться» в речь Собеседника, не подсказывать Ему. Без этих элементарных правил общение вовсе невозможно; тем более — общение с Богом. У самых истоков библейской традиции — запрет: не сотвори себе кумира. Кумир здесь — не просто произведение языческой религиозной пластики, божок из дерева, камня или металла. Кумир — это материализация кощунственной идеи о божестве, которым можно манипулировать. Будучи сотворён руками человеческими, кумир остаётся во власти этих рук, как магическое орудие, при помощи которого община может расширить свою власть над миром зримым и незримым. Кумир — так сказать, нужная вещь. Выбор между ним и Богом Живым Библии — это выбор между манипуляцией и общением. Самый решающий выбор, который мы вновь и вновь совершаем в нашей жизни.

Лена, все просто, нет у меня никаких крайностей к этим людям, ни в любви, ни в другом, желаю им здравия и спасения, как и всем, а так, ни чего более....

Может мне показалось, но вот, что заметил я в последнее время на форуме, кто бы, что не написал, тут же появляются оппоненты и принимаются человека воспитывать и вразумлять, а то и смирять. При том, даже, не очень поняв о чем, собственно человек пишет и почему, это очень похоже на желание всегда и во всем противопоставлять свое мнение, не зависимо от темы и проблемы. К тому же, когда вразумляет священник, оппоненты кричат, здесь все равны, священник простой человек. Когда собираются за советом к старцу, оппоненты, снова кричат, что надо верить Богу, а не старцам и прочее. За то, когда приводят свои доводы охотно ссылаются на мнение священников и старцев, чтобы подчеркнуть свою правоту. Скажу честно, не видно в этом ни любви к людям, ни заботы о их спасении, ни переживания о пользе их. Видно, только желание, во всем выставлять свое мнение, как верное, а себя, как знающего кому и как спасаться, но при этом всегда называть себя последним грешником и прочее. Что-то тут не то....

Вспомнил, да, было такое, пару лет назад)

Ой, придется админам подметать тут, скажут, вот опять тему зафлудили) Ну ладно, пойду, пора мне...

Я, даже, и не помню про эту фотографию, можно, если это никого не смутит)

Да, все так, возможно я, просто, не вникаю в подробности их деятельности, все равно мне не понять ни степень, ни меру ответственности и сложности их делания. Чего мне о ком-то рассуждать с собой бы разобраться с Божией помощью...

А у меня, как-то нет особых чувств ни к руководству страны, ни к руководству МП, вот не испытываю ничего и все...Есть и есть...Кого заслужили, того и имеем....На службах поминаем, а так нет ни любви, ни ненависти, вот как-то так....