Таблица лидеров

Деятельные и Богословские главы Преподобного Симеона Нового Богослова 1) Вера есть (быть готову) умереть Христа ради за заповедь Его, в убеждении, что такая смерть приносит жизнь, — нищету вменять в богатство, худость и ничтожество в истинную славу и знаменитость и, в то время как ничего не имеется, быть уверенну, что всем обладаешь, — особенно же (она есть) стяжание неисследимого богатства познания Христа и взирание на все видимое, как на прах или дым. 2) Вера во Христа есть не то только, чтоб небречь о приятностях жизни, но и то, чтоб терпеливо и благодушно переносить всякое находящее искушение, в печалях, скорбях и неприятных случайностях, пока возблаговолит Бог призреть на нас, — подражая Давиду, который говорит: терпя потерпех Господа и внят ми (Пс. 39, 1). [То есть: терпя скорби, я уповал, что Господь поможет мне; почему и Господь, видя, что я не колеблясь чаю помощи от Него, призрел на меня и явил мне милость Свою.] 3) Предпочитающие в чем-либо родителей своих заповеди Божией веры во Христа не имеют. Конечно, и собственная совесть их обличает их в таком неверии, если только совесть жива в них. Ибо истинно верующих отличительный знак есть ни в чем никогда не преступать заповеди великого Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. 4) Вера во Христа, истинного Бога, рождает желание вечных благ и страх мучений; желание же сих благ и страх мук приводят к строгому исполнению заповедей, а строгое исполнение заповедей научает людей глубокому сознанию своей немощности; это сознание истинной немощности нашей рождает память о смерти; кто же возымел сию память сожительницею себе, тот преболезненно взыщет узнать, каково будет ему по исходе и удалении из сей жизни; а кто тщательно старается узнать о будущем, тому прежде всего надлежит лишить себя настоящего (т. е. благ и вещей мира сего). Ибо обладаемый пристрастием к чему-либо из сего последнего, даже самому ничтожному, не может стяжать совершенного познания о том, первом. Даже когда бы, по смотрению Божию, вкусил он сколько-нибудь такого познания, то — если тотчас не оставит того, пристрастием к чему одержим, и не предастся всецело стяжанию сего единого познания, не позволяя себе даже думать о чем-либо другом, кроме его, — взято будет от него и это познание, какое мнится он имети. 5) Отречение от мира и совершенное из него удаление, — если восприимем при сем и совершенное отрешение от всех житейских вещей, нравов, воззрений (принципов) и лиц, с отвержением тела и воли своей, в короткое время великую принесет пользу тому, кто с таким жаром ревности отрекся от мира. 6) Имея в намерении удалиться из мира, смотри не вдавай души своей в плотские утешения, в начале, пока еще живешь и вращаешься в мире, хотя бы все сродники и друзья понуждали тебя к тому. Это им демоны внушают, чтоб погасить теплоту сердца твоего, — чрез что, если и не воспрепятствуют они исполнению твоего намерения, то всячески охладят и ослабят его. 7) Когда ты мужественно будешь отказываться от всех удовольствий житейских и держать себя чуждым всякого утешения, тогда демоны, возбудив сострадание в родных, заставят их плакать и рыдать о тебе пред лицом твоим. Что это истинно так есть, сие познаешь из того, что когда ты останешься непоколебим и при этом искушении, то тотчас увидишь, как родные твои возгорятся яростию и ненавистию против тебя, отвратятся от тебя, как от врага и смотреть на тебя хотеть не будут. 8) Видя скорбь о себе родителей, братьев и друзей, посмевайся демону, разнообразно сим способом против тебя вооружающемуся; но поспеши и удалиться со страхом, прилежною докучая Богу молитвою сподобить тебя поскорее достигнуть в пристанище доброго отца, в коем сей упокоил бы душу твою, утружденную и обремененную, ибо житейское море представляет много бедственного и крайне пагубного. 9) Желающий возненавидеть мир из глубины души должен возлюбить Бога, и память о Нем стяжать непрестанную, ибо ничто другое, как сие, не побуждает с радостию оставить все и отвращаться от того, как от уметов. 10) Ни по благословным, ни по бессловесным причинам не оставайся долго в мире, но как только позван будешь, спеши послушаться. Ибо ничему другому не радуется так Бог, как нашей скорости (в исполнении воли Его), так как лучше скорое послушание с бедностию, нежели медлительность со множеством имений. 11) Если мир и что в мире преходит все, а Бог нетленен и бессмертен, то радуйтесь все, которые ради Его оставили тленное. Тленно же не только богатство и деньги, но и всякое удовольствие и наслаждение греховное есть тля. Одни заповеди Божии свет суть и жизнь, — и так всеми именуются. 12) Если, брате, пламенем ревности о спасении объятый, бегом притек ты в киновию или к духовному отцу, то когда будет предлагать тебе он или сподвизающиеся тебе братия бани или брашна, или другие какие утешения в упокоение плоти, не соглашайся на то. Но всегда будь готов (желай, ищи, стремись) к пощению, к злостраданию (произвольным лишениям), к крайнему воздержанию. Если отец твой о Господе повелит тебе дать некое утешение телу, послушай его, отсекая и в этом собственную волю свою; а если нет, то с радостию исполняй терпеливо, что делать произвольно восхотел ты (т. е. всячески воздерживаться от всего). Соблюдая сие, будешь всегда во всем как постящийся и воздерживающийся, и своей воли по всему отрекшийся. И не это только, но и сущий в сердце твоем пламень, все презирать тебя понуждающий, сохранишь ты неугасимым. 13) Когда демоны, сделав все с своей стороны, не успеют расстроить наше по Богу намерение или воспрепятствовать исполнению его, тогда привходят они в притворяющихся благочестивыми (братий) и посредством их покушаются воспрепятствовать начавшим уже подвизаться в добрых подвигах их. И, во-первых, будто любовию и состраданием движимые, советуют им не чуждаться телесных утешений, чтоб и тело, говорят, не изнемогло и самим не впасть в уныние. Потому вызывая их на бесполезные беседы, целые дни попусту проводить в них заставляют. Затем, если кто из ревностных послушает их советов и станет подобен им, то они начинают смеяться над тем, будто радуясь его погибели; если же не послушает их слов, но сохранит себя чуждым всего, себе внимающим и бездерзновенным (скромным и робким пред всеми), то подвигаются на зависть и вооружаются против него, употребляя все способы, чтоб изгнать его даже из монастыря, ибо для бесчестного тщеславия несносно видеть, как у него пред глазами хвалят истинное смирение. 14) Томится болезненно тщеславный, видя, как смиренный, проливая слезы, и Бога ими умилостивляет, и людей подвигает к невольной похвале. 15) После того, как предашь ты всего себя духовному отцу своему, знай, что ты чужд всему, что принес совне, — вещи ли то какие, или деньги. Почему ничего не делай с ними без его воли и ничего не проси себе у него из того, ни малого, ни большого; разве только сам он, по собственному произволению, или тебе велит взять что, или собственноручно даст тебе то. 16) Без воли отца твоего по Богу не загадывай давать милостыню из принесенных тобою денег; но и чрез посредника какого не домогайся взять у него что-либо из них. Ибо лучше быть и именоваться нищим и странным, нежели расточать и раздавать бедным деньги, когда ты еще новоначальный. Все предать в волю духовного отца своего, как в руку Божию, есть дело совершенной веры. 17) Даже глотка воды проглотить не проси, хотя бы случилось тебе быть палимым жаждою, пока духовный отец твой, сам в себе подвигнут будучи, не велит тебе это сделать. Утесняй себя и нудь во всем, уговаривая себя такими словами: «Если хощет Бог и достоин будешь напиться, то Он откроет всеконечно отцу твоему сказать тебе: "Напейся"». И тогда напьешься с чистою совестию, хотя бы это было и не вовремя. 18) Некто, опытом познавший духовную пользу и неложную стяжавший веру, предлагая Бога свидетелем истины, сказал: «Я положил в себе такой помысл, чтоб никогда не просить у отца моего ни есть, ни пить и вообще ничего другого не принимать, пока Бог не внушит ему приказать мне это. И, действуя так, я никогда, — говорит, — не был тщетен в надежде моей». 19) Действенную стяжавший веру к отцу своему по Богу, видя его, мнит видеть самого Христа и, бывая с ним или последуя ему, верует несомненно со Христом быть и Ему последовать. Таковой никогда не пожелает беседовать с кем-либо другим и не предпочтет что-либо из мирских вещей памяти и любви Его. Ибо что лучше или что полезнее, в настоящей и в будущей жизни, того, чтоб быть со Христом? Что прекраснее или слаще созерцания Его? Если же и беседы от Него сподобляется кто, то, конечно, почерпает из нее жизнь вечную. 20) Благорасположенно любящий тех, которые его поносят и обижают, и причиняют ему ущерб, и молящийся о них в короткое время достигает великого преспеяния. Ибо когда так бывает в чувстве сердца, тогда это благонастроенного сим образом вводит в бездну смирения и изводит из него источники слез, в которых погружается вся троечастность души (т. е. разумная, желательная и раздражительная ее силы), — возводит ум на небо бесстрастия и делает его созерцательным, — вкушением же тамошних благ располагает вменять в уметы все блага настоящей жизни и самую пищу и питие принимать не в сладость и не так часто. 21) Не от дел только злых должно подвижнику удаляться, но надобно стараться быть свободным и от помыслов и мыслей противных (заповедям и воле Божией), — и всегда быть занятым в себе душеспасительными и духовными воспоминаниями, пребывая беспопечительным о вещах житейских. 22) Как тот, кто обнажил все тело свое, если оставит при сем глаза свои закрытыми каким-либо покровом и не захочет взять свой покров и сбросить, не может от одного этого обнажения прочего тела видеть свет, так и тот, кто оставил все свои и вещи, и деньги, избавился и от самих страстей сих, если не освободит при сем и ока души своей от воспоминаний житейских и помышлений худых, никогда не увидит умного света, Господа нашего Иисуса Христа и Бога. 23) Что покров, на глаза наложенный, то помыслы мирские и воспоминания житейские для ума, или ока души. До тех пор, пока попустим им быть, ничего не увидим; когда же изгоним их памятию о смерти, тогда узрим свет истинный, просвещающий всякого человека, грядущего в мир. 24) Кто слеп от рождения, тот не может знать силу пишемого, ни верить тому; но если он когда-либо сподобится прозреть, то станет сосвидетельствовать, что пишемое и читаемое истинно. 25) Видящий чувственными очами знает, когда бывает день и когда ночь, а слепой не знает ни того, ни другого. И духовно прозревший и зрящий умными очами, если после того, как повидит истинный и незаходимый свет, по нерадению и беспечности опять возвратится к прежнему ослеплению и лишится света, то, находясь в благочувствии, добре чувствует лишение сего света, и от чего случилось с ним такое лишение не неведает; но пребывающий от рождения слепым (духовно) ничего такого не знает ни по опыту, ни по действу, — разве слухом что услышит и узнает о том, чего никогда не видал, и станет рассказывать о том другим, хотя ни он, ни слышащие ничего верно не знают о тех вещах, о коих разговаривают. 26) Невозможно и плоть наполнять досыта брашнами, и духовно наслаждаться умными и божественными благами. Ибо в какой мере кто работает чреву, в такой лишает себя вкушения духовных благ; напротив, в какой мере кто станет утончать тело свое, соразмерно с тем будет насыщаем пищею и утешением духовными. 27) Оставим все земное, — не богатство только и золото и другие вещи житейские, но и самое похотение к ним совершенно изгоним из душ наших. Возненавидим не только удовольствия тела, но и бессловесные движения его и постараемся умертвить его трудами и подвигами: ибо чрез него возбуждаются похоти и приводятся в дело. И пока оно живо, по всей необходимости душа наша бывает мертвою, — труднодвижною или и совсем неподвижною на всякую заповедь Божию. 28) Как пламень огня всегда поднимается вверх, особенно когда станешь ворочать вещество, в котором возгорелся и горит огонь, так и сердце тщеславного не может смиряться. Но как только скажешь ему что для его пользы, он более и более воздымается; если его обличают и вразумляют, он противоречит сильно; если хвалят и привечают, он напыщается зле. 29) Человек, научившийся противоречить, сам для себя есть обоюдоострый меч: он убивает душу свою, не сознавая того, и делает ее чуждою жизни вечной. 30) Противоречивый подобен тому, кто произвольно предается противникам царя своего, врагам. Противоречие есть удочка, имеющая затравою правдословие (защиту правды, себяоправдание, самозащиту), которым, будучи прельщаемы, проглатываем мы удочку (крючок удильный) греха. Так обыкновенно похищается такая бедная душа за язык и гортань духами злобы. И то воздымается горе, то погружается в хаотическую бездну греха и осуждается вместе с ниспадшими с неба. 31) Кто, будучи бесчестим или досаждаем, сильно болит от этого сердцем, о том ведомо да будет из сего, что он носит древнего змия в недрах своих. Если он станет молча переносить наносимое ему, или противоотвечать с великим смирением, то сделает сего змия немощным и расслабленным (и совсем убьет). А если будет противоречить с горечью и говорить с дерзостию, то станет придавать силы змию — изливать яд в сердце свое и немилосердо пожирать внутренности свои; так что змий тот, будучи таким образом каждодневно усиливаем, поглотит, наконец, самое намерение бедной души его исправить себя и держать исправною в добрых порядках жизни, и силу к тому отымет. И станет таковой после сего жить греху и совсем мертвым быть правде. 32) Если захочешь отречься от мира и научиться евангельскому житию, то отдай себя не неопытному и не нечуждому страстей учителю, чтоб вместо евангельского диавольскому не научиться житию. Ибо у добрых учителей и уроки бывают добрые, а у худых — худые; от худых же семян и произрастения бывают всегда худые. 33) Молитвами и слезами умоли Бога послать тебе руководителя бесстрастного и святого. Исследуй и сам Божественные Писания, и особенно деятельные писания св. Отцов, чтоб, с ними сличая то, чему учат тебя учитель и настоятель, мог ты, как в зеркале, видеть, насколько они согласны между собою, — и затем согласное с писаниями усвоять и удерживать в мысли, а несогласное — рассудив добре — отлагать, чтоб не прельститься. Ибо знай, что во дни сии много явилось прелестников и лжеучителей. 34) Всякий невидящий (слепой духовно), если берется руководить других, есть прелестник, и последующих ему ввергает в ров пагубы, по слову Господа: «слепец слепца аще водит, оба в яму впадут» (Мф. 15, 14). 35) Слепой в отношении к одному (Богу), — слеп и весь в отношении ко всему; и видящий в едином (Боге) — в видении есть всего; между тем он и отстоит от видения всего, и бывает в видении всего, есть вне всего видимого. Будучи так в Едином, видит он все, и во всем будучи, не видит ничего из всего. Видя во Едином, чрез Него видит и себя, и все, и всех; и будучи сокрыт в Нем, ничего из всего не видит. 36) Кто во внутреннем своем умном, или духовном, человеке не облекся во образ Господа нашего Иисуса Христа, Небесного Человека и Бога, с чувством и сознанием, тот кровь только есть и плоть и не может посредством слова только восприять чувство духовной славы, подобно тому как и слепые от рождения не могут познать, что такое есть свет солнца, из слов только о нем. 37) Кто слышит так и видит, и чувствует, тот знает силу того, что говорится, как уже облекшийся во образ небесного и пришедший «в мужа совершенна, в меру возраста, исполнения Христова» (Еф. 4, 13). Будучи таковым, может он добре руководить на пути заповедей Божиих и стадо Христово. А кто не знает этого и не таков есть, в том, очевидно, чувства души непросвещены и нездравы. И ему гораздо лучше быть руководимым, нежели руководить с опасностию для других и себя. 38) Напряженно внимающий своему учителю и руководителю, как Богу, противоречить не может. Кто думает и говорит, что имеет то и другое (т. е. что он и внимает отцу своему, как Богу, и противоречит), тот да ведает, что находится в заблуждении: ибо не знает, какое расположение к Богу имеют люди Божии. 39) Кто верует, что в руке пастыря его находится его жизнь и смерть, тот никогда не воспротиворечит. Неведение же сего рождает прекословие, причиняющее духовную и вечную смерть. 40) Пока не состоится решение над подсудимым, ему дается слово самооправдания, — говорить судье о том, что наделал; по раскрытии же дел его и произнесении над ним решения судии он уже ни мало ни много не противоречит тем, кои наказывают его (во исполнение приговора). 41) Прежде чем вступит монах в это судилище (покаяния — монастырь) и откроет лежащее на сердце его, может быть, можно ему говорить что против, одно по неведению, другое по замышлению скрыть иные свои дела. По открытии же и искренней исповеди своих помыслов уже нельзя ему никогда противоречить своему по Богу судье и владыке, даже до смерти. Ибо монах, вступивший в сие судилище и в начале обнаживший сокровенности сердца своего, с самых начатков жизни здесь носит, если имеет здравый смысл, убеждение, что он достоин бесчисленных смертей, но верует, что чрез свое послушание и смирение избавится от всякого мучения и наказания, если, конечно, истинно знает силу таинства сего. 42) Кто неизгладимо сохраняет сие в уме своем, тот никогда не подвигнется сердцем на недолжное, когда его учат, вразумляют и обличают. Ибо впадающий при сем в пагубный грех прекословия и неверия духовному отцу своему и учителю еще живой бедственно низводится в глубину ада и становится жилищем сатаны и всего его нечистого воинства, как непокоривый сын погибели. 43) Умоляю тебя, взявшего на себя иго послушания, часто обращать сие в мысли своей и со всяким старанием подвизаться, чтоб не попасть, как сказано, в ад на муки вечные; но всякий день так молиться тепло Богу и говорить: «Боже и Господи всяческих, имеющий власть над всяким дыханием и всякою душою, Един могущий уврачевать меня, услыши моление мое, и гнездящагося во мне, бедном, змия, наитием Всесвятаго Духа Твоего, умертвив, истреби. Научи и настрой меня, нищаго и обнаженнаго от всякой добродетели, припадать к стопам отца моего, и его святую душу расположи к состраданию и милостивости ко мне. Даруй, Господи, смирение в сердце мое и помыслы, подобающие грешнику, положившему каяться Тебе. Не остави вконец душу, единожды сочетавшуюся Тебе, Тебя исповедавшую, Тебя вместо всего мира избравшую и всему предпочетшую. Ты ведаешь, Господи, что я желаю спастися, хотя злой обычай мой полагает тому препятствие. Но Тебе, Владыко, возможно все, невозможное для людей». 44) Те, которые во дворе благочестия со страхом и трепетом положили доброе основание веры и надежды и ноги свои незыблемо утвердили на камне послушания духовным отцам, слушая заповедуемое ими, как из уст Божиих, и на сем основании послушания без колебаний в смирении души устрояя исполнение того, — скоро преуспевают. И исправляется в них великое и первое дело, состоящее в том, чтоб отвергнуться себя самих. Ибо исполнение чужой, а не своей воли не только самоотвержение душевное укореняет, но и умертвие всему миру производит. 45) Тому, кто прекословит отцу своему, сорадуются демоны; тому же, кто даже до смерти смиряется пред ним, удивляются Ангелы. Ибо таковой дело Божие совершает, уподобляясь Сыну Божию, Который исполнил послушание Отцу Своему даже до смерти, смерти же крестныя. 46) Безмерное и безвременное сокрушение сердца о чем-либо чувственном омрачает и возмущает ум. Оно изгоняет из души чистую молитву и умиление, а всаждает в нее болезненное томление сердечное. Отсюда жесткость и нечувствие безмерное; а чрез это демоны обыкновенно отчаяние наводят на взявшихся жить духовно. 47) Когда случится с тобою таковое, монаше, ты же между тем находишь в душе своей ревность и великое желание совершенства, так что сильно стремишься исполнить всякую заповедь Божию, не погрешить даже в праздном слове и нисколько не отстать от древних святых, ни в деянии, ни в ведении, ни в созерцании, но видишь, что тебе препятствует в этом враг, всевая плевелы малодушия и не попуская тебе воспарить на такую высоту святости тем, что наводит расслабление чрез возметание помыслов страшливых такими внушениями, — невозможно тебе спастись среди мира и неопустительно исполнять все заповеди Божии; тогда ты, седши в угол, одиноко, сожмись и собери помыслы свои, — и дай благой совет душе своей, сказав ей: вскую прискорбна еси, душе моя? И вскую смущавши мя? Уповай на Бога, яко исповемся Ему. Спасение лица моего не дела мои, а Бог мой есть (Пс. 41, 6). Кто оправдится от дел закона? И Царепророк говорит: не оправдится пред Тобою всяк живый (Пс. 142, 2). Но верою, какую имею в Бога моего, надеюсь спасенным быть по неизреченному благоутробию Его даром. Ступай прочь с глаз моих, сатана! Господу Богу моему поклоняюся и от юности моей служу Ему, могущему спасти меня по единой милости Своей. Отступи же от меня. Бог, создавший меня по образу и подобию Своему, да сокрушит тебя. 48) Бог от нас, человеков, не требует ничего другого, кроме одного того, чтоб мы не грешили. Но это не есть исполнение закона, а только ненарушимое хранение образа и горнего достоинства, в коих, стоя по естеству и нося светло-осиянную одежду Духа, мы пребываем в Боге и Он в нас, бываем по благодати богами и сынами Божиими и знаменуемся светом познания Бога (по слову: «знаменася на нас свет лица Твоего, Господи». Пс. 4, 7). 49) Расслабление и тягота телесная, прибывающие в душу от лености и нерадения, отбивают от обычного правила и производят омрачение ума и малодушие. Отсюда почасту появляться начинают в сердце помыслы страхования и хулы, и искушаемый демоном расслабления и уныния нередко от робости не может войти в обычное место молитвы и предается лености, а нередко испытывает нападки неуместных помышлений о Творце всяческих. Итак, зная причину, откуда это тебе нашло, поспеши войти в обычное место молитвы твоей и, падши пред человеколюбивым Богом, молись со стенаниями сердечными, в сокрушении и слезах, испрашивая избавления от тяготы расслабления и уныния и от помыслов злых. И вскоре дано будет тебе освобождение от них, если будешь толкать (в двери милосердия Божия) притрудно и неотступно. 50) Кто стяжал чистое сердце, тот победил страхование. А кто еще очищает его, тот иногда побеждает его, а иногда сам бывает побежден им. Кто же совсем не подвизается (о сей чистоте), тот или всеконечно ниспал в состояние нечувствия и, как друг страстей и бесов, при тщеславии болезнуя еще и самомнением, «мнит себе быти что, ничтоже сый» (Гал. 6, 3), — или есть раб, преданный в руки страхования, и, как младенчествующий умом, трепещет и боится страха там, где для боящихся Бога нет страха, ни страхования. 51) Боящийся Бога не боится устремления против него бесов, ни их немощных нападений, равно как и угроз злых людей, но, будучи весь как пламень некий и огнь палящий, когда даже проходит по скрытным и неосвещенным местам, обращает в бегство демонов, которые больше, чем он от них, бегут от него, чтоб не быть опаленными от исходящего из него пламеневидного луча божественного огня. 52) Кто проникнут страхом Божиим, тот не боится обращаться среди злых людей. Имея внутри себя страх Божий и нося непобедимое оружие веры, он силен бывает на все и может делать даже то, что многим кажется трудным и невозможным. Он ходит среди их, как гигант среди обезьянок, или лев, рыкающий среди псов и лисиц, уповая на Господа, твердостию мудрования своего изумляет их, ужасает смыслы их, поражая их словом премудрости, как жезлом железным. 53) Не только безмолвник или послушник, но и игумен, настоятель над многими, — и он, все устрояя, должен быть беспечален, т. е. свободен от печальной заботы о житейских потребностях. Ибо если печемся, то оказываемся преступниками заповеди Божией, которая говорит: не пецытеся душею вашею, что ясте, или что пиете, или во что облечетеся, всех бо сих языцы ищут (Мф. 6, 25, 32). — И еще: зрите, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством и печальми житейскими (Лк. 21, 34). 54) У кого помысл занят попечением о житейских вещах, тот несвободен: ибо попечение о них держит его в своих руках и делает рабом своим, для себя ли он заботится о них, или для других. Свободный же от сего ни для себя, ни для других не печется о житейском, будь он епископ или диакон, или игумен. Но и праздным он никогда не бывает, и ни о чем, даже самом последнем и ничтожном, никакого небрежения не оказывает; а богоугодно все делая и устрояя, о всем беспечален пребывает, — и это на всю жизнь. 55) Смотри, не разори своего дома, желая построить дом ближнего. Трудное это дело и неудобь исполнимое; почему поопасись, как бы не случилось, что, взявшись за это, ты свой дом разорить разоришь, но и того дом построить отнюдь не можешь. 56) Если не стяжал ты совершенного беспристрастия к житейским вещам и деньгам, то не желай, чтоб тебе поручена была экономия (смотрение за этими вещами и распоряжение ими по обители), чтобы не быть плененным ими и, вместо воздаяния за труд служения обители, не подпасть осуждению за воровство и святотатство. Если же будешь принужден настоятелем взять сие дело, то веди его так, как бы ты обращался с палящим огнем. Расстроивай и самый первый прилог помысла (о чуждоприсвоении) исповедию и покаянием, и молитвою настоятеля сохранен будешь невредимым. 57) Не сделавшийся бесстрастным не знает даже, что есть бесстрастие, и не верит, чтоб был кто-либо такой на земле. Ибо тому, кто сам не отвергся прежде себя и крови своей усердно не истощил за эту, воистину блаженную, жизнь, — как подумать, что другой кто сделал это, чтоб стяжать бесстрастие? Таким же образом и тот, кто мнится иметь Духа Святаго ничего не имея, когда слышит, что действия Духа Святаго явно познаваемы бывают в тех, кои имеют Его, никак тому не верит, равно как и тому, что есть кто-либо и в настоящем роде равный Апостолам Христовым и всем от века святым, подобно им движимый и воздействуемый Божественным Духом, или в видении Его бывающий, с сознанием того и чувством. Ибо всякий по собственному своему состоянию судит и о том, что касается ближних, — по тому, т. е. каков сам, по добродетели ли сказать, или по грехам. 58) Иное есть бесстрастие души и иное бесстрастие тела. То (душевное) и тело освящает своим собственным сиянием и светоизлиянием Духа; а это одно само по себе ни на что не полезно для того, кто стяжал его. 59) Как тот, кто из последней бедности обогащен царем и возведен в светлый сан, облечен им в блестящее одеяние и определен стоять пред лицом его, — и самого царя с вожделением видит и как благодетеля чрезмерно любит, и на одеяние, в кое облечен, весело смотрит, и сан свой сознает, и данное ему богатство знает, так и монах, который, истинно, оставив мир и все мирское, приступил ко Христу и, влеком будучи добрыми чувствами, восшел на высоту духовного созерцания чрез исполнение заповедей, — и Самого Бога непрелестно созерцает, и совершившееся в нем изменение ясно видит. Ибо всегда видит осиявающую его благодать Святого Духа, именуемую и одеянием, и царскою багряницею, — чем наипаче для верующих есть Сам Христос Господь, так как верующие в Него облекаются в Него. 60) Многие сами читают Божественные Писания, другие слушают читающих оные; но не многие бывают в силах правильно уразуметь значение и смысл читаемого. Иные полагают, что читаемое в Писаниях Божественных — невозможно; иные, почитая прямой смысл пишемого неудобоприемлемым, берутся истолковывать то по-своему, и истолковывают зле. Что сказано о настоящем времени, о том судят, что оно будет иметь место в будущем; а что сказано о будущем, то понимают, как сбывшееся уже, или сбывающееся каждый день. Таким образом, у них нет правильного суждения и истинного распознания отличий в вещах Божеских и человеческих. 61) На всех верных должны мы смотреть, как на одного, и думать, что в каждом из них пребывает Христос, и такое любовное иметь к нему расположение, чтоб быть готовыми положить за него души свои. Отнюдь не должно нам говорить или думать, что кто-либо зол, но всех видеть добрыми, как сказано. Хотя увидишь кого боримым страстьми, не брата, а страсти ненавидь, борющие его. А когда увидишь такого, над которым тиранствуют похоти и недобрые привычки, имей к нему еще большее сострадание, чтоб иначе и самому не быть искушенным подобно ему, — как изменчивому и состоящему под влиянием изменчивого вещества. 62) Если кто фальшив от лицемерия или по делам виновен, или немного уязвлен какою-либо страстию, или несколько неисправен в каком-либо отношении по нерадению, то такой не приемлется в число исправных во всем, но, как непотребный и неискусный на доброе, отметается, чтобы он не произвел разрыва в союзе, которому должно пребывать неразрывным, и разделения между теми, которые должны пребывать нераздельными, тех и других ввергнув в печаль, — так как те, кои впереди (преуспевают), станут болезненно печалиться о тех, кои позади их, а сии — о разлучении с теми, кои упредили их. [Примечание. Перевод делается по тексту греческого Добротолюбия. Место темно. Новогреческий перевод делает ему такой перифраз, со чтобы: «чтоб не сделал он того, что связь цепи расторгнется, когда ее натянуть, т. е. чтоб не причинил он расторжения единения братий в то время, когда они вдадутся в большие подвиги добродетелей, не произвел разделения между братиями, которые должны пребывать нераздельными, и не стал причиною печали для обеих частей, так как те, которые идут впереди, т. е. преуспевают в добродетели, станут печалиться о тех, кои оказались позади, а оставшиеся назади станут печалиться о разлучении с первыми»]. 63) Как тот, кто на пламень разжженной печи набрасывает земли, угашает оный, так и житейские попечения и всякий вид пристрастия к чему-либо, даже последнему и ничтожному, истребляют возжегшуюся вначале теплоту сердца. 64) [Сего пункта нет в Греч. и Слав. Добротолюбии] Кто с радостию и с совершенным чувством отрекся от всего внешнего, от вещей, разумею и людей, и забыл все сие, преходя, как стену, всякое пристрастие к тому (оставляя позади себя), тот чужд мира и всего, что в мире, и, в собранности держа ум свой, в одном поучается всегда — в памяти и помышлении о смерти. Почему и печется всегда о том, что касается Суда и воздаяния, весь пленен бывает сим и, как узами, окован, внедряя неизреченный страх в сердце свое такими помыслами и углублением в них. 65) Кто вселит во глубине сердца своего страх Суда, тот является на зрелище мира, как некий осужденник, закованный в цепи, почему пребывает объят страхом, как бы был схвачен палачом немилостивым и влеком на место казни, не думая ни о чем другом, кроме страданий и терзаний, какие имеет претерпеть от мук в вечном огне. Это чувство мук хранится неизгладимо в сердце его страхом, породившим его, и (вместе с ним) не дает ему заботиться о чем-либо человеческом, так как он всегда находится в таком состоянии, как бы был повешен на крест и чувствовал во всей силе болезни и страдания крестной смерти, — что и не попускает ему ни внимать лицу чьему-либо, ни думать о чести или бесчестии человеческих. От всей души почитая себя достойным всякого презрения и бесчестия, и внимания не обращает он на поношения и унижения, какие ему делают. 66) Всяким яством и питием и украшением гнушается чреватый страхом смерти; и в удовольствие ни хлеба не есть, ни воды не пьет, доставляя телу только потребное, сколько нужно для поддержания жизни; всякой воли своей отвергается и бывает рассудительным рабом, исполняя все, что ни приказывают ему.

Стив Джобс - человек, изменивший мир... Признаться честно, не читаю православный интернет. Вообще. Ибо не знаю, чему в этом океане мыслей верить, а чему нет. Но наткнувшись на эти статьи стало интересно: во-первых сам факт того, что моя любимая речь моего любимого Стива Джобса перед выпускниками Стенфордского университета опубликована на Правмире, во-вторых, отношение правмира к Стиву. Здорово, что наши мнения совпали. Гений, он и на правмире, гений Речь на Правмире И статья как раз о речи Стива Эта вещь требует прочтения, и я не буду ее пересказывать. Это слова человека, про которого мне совершенно не известно, христианин ли он, и известно совершенно точно, что если и христианин, то — не православный. И это безусловно слова, из которых, по заповеди моего чудаковатого крестного, можно – нет, необходимо – взять хорошее. И в случае со Стивом Джобсом это совершенно не сложно. свящ. Димитрий Свердлов Мир меняют не люди, а идеи. Феномен Стива Джобса в том, что он мастерски уловил идею создания дружественной по отношению к человеку механической среды. Причём такой среды, которой можно не только пользоваться, но и даже ее любить. То, что при высоко развитой функциональности всей продукции Apple она неизменно сохраняет открытость и дружелюбность по отношению к пользователю, по сей день отличает этот бренд от других. Если говорить конкретно об этом подходе – он абсолютно правильный: идеальная техника вообще не должна быть заметной, точно так же, как работает любой живой организм: мы обращаем внимание на ту или иную часть тела или орган, когда с ним случаются проблемы. В этом – кардинальное отличие гаджетов «от Джобса»: это не «романтизация» технологического уродства, а ярко выраженное стремление, как это ни парадоксально звучит, «очеловечить» и облагородить инструмент. Довести его совершенство до очередного предела, почти до абсолюта. Другое дело, что как ни совершенствуй, как ни оптимизируй дизайн и юзабилити очередной технической новинки, сама по себе она не сделает человека счастливее, не изменит качества жизни в самой сути. Истина Господня одна: жизнь человека не зависит ни от изобилия, ни от качества его имения. Разумный, любящий Бога и ближнего человек найдёт применение во славу Божию любому изобретению, и чем выше его качество и удобство, тем больше радости оно принесёт в работе. Но для того, чтобы сделать очень хорошую вещь, надо не только полюбить саму идею этой вещи и правильно её воплотить. Надо гораздо больше сил потратить, чтобы полюбить того человека, который будет ей пользоваться. А любовь именно в мелочах и скрывается. Я думаю, именно в этом – загадка привлекательности и Стива Джобса как личности, и продукции его компании: здесь нет «мелочей», с которыми в принципе можно было бы и смириться, и человек подсознательно ощущает, что кто-то о нём позаботился, он кому-то нужен: ведь кто-то уже подумал, как сделать, чтобы всё, что связано с этим предметом, приносило радость. За ваш счет, естественно!… На мой взгляд, самый главный вклад, который сделал Стив Джобс в нынешнем историческом периоде, в том, что он заставил всех задуматься: а почему вещи, окружающие нас, должны быть уродскими – лишь бы работали? По своей сути, разве это не окончательный приговор индустриальной, механистической идеологии, или даже вообще – модерну? прот. Павел Великанов Источник

С.И. Фудель Святость в христианстве это и есть любовь, а нелюбовь - не святость Если пост понимать как прежде всего воздержание от нелюбви, а не от сливочного масла, то он будет пост светлый и время его будет «время веселое поста» (Стихира на Господи воззвах, вторник. веч. 2 нед. Вел. Поста). «Подавай сердцу моему чистейший страх Твой в душе моей совершенную любовь» (Стих. на Господи воззвах, четверг вечера 3 недели Великого Поста). Нелюбовь - это самое страшное невоздержание, объядение и пьянство собой, самое первое, первоисточное оскорбление Святого Духа Божия. «Умоляю вас, - пишет апостол, - любовью Духа». Любовь противополагается и гордости и злобе. В вечерней молитве мы просим у Святого Духа - «Творца мира», по слову св. Иринея Лионского («Против ересей», кн. 2, гл. 30) - особенно тех грехов, которые были против любви: «или кого укорих, или оклеветах кого гневом моим, или опечалих, или о чем прогневахся, или солгах..., или нищ прииде ко мне и презрех его, или брата моего опечалих, или кого осудих, или развеличахся.., или греху брата моего посмеяхся». Устав зовет к молитвенному подвигу, т.е. к «побеждению», а не к «угождению» плоти, и, воспринимаемый так, он есть святое оружие духовной борьбы. «Живоцерковники» потому и нарушили его, что для них этой борьбы не существовало. Опасность устава начинается тогда, когда забывается его историческая условность, и его начинают как бы догматизировать, возводить в догмат. Тогда и возникает это «оцеживание комаров и поглощение верблюдов», то есть подмена христианства ветхозаветной обрядностью. Уставом нельзя пренебрегать, но всегда при этом надо помнить: «суббота для человека, а не человек для субботы» - В этом смысле о. Алексей Мечев и говорил: «Любовь выше устава». Знаю, что понятие этой мудрости любви для нелюбящих очень неопределенно, но это предвидел апостол, сказавши: «Если же у кого из вас недостает мудрости, да просит у Бога, дающего просто и без упреков, - и дастся ему» (Иак. 1, 5). Сочетание свободы любви с Уставом возможно только тогда, когда в человеке все стоит на своем месте: «безусловное на первом, условное на втором». О безусловном нам сказано ясно: «Ищите же прежде Царства Божия и правды его, и это все приложится вам» (Мф. 6, 33). Царство Божие «внутри нас», в благодати Святого Духа. Поэтому, особенно в наше время ухода от основ христианства, от его духовности, не о том надо прежде всего болеть, что не знаем Устава, но о том, что так мало людей знает, что стяжание Святого Духа должно быть постоянной, ежедневной целью каждого христианина. Это апостольское завещание вновь произнесено у нас преп. Серафимом Саровским. Сочетание свободы с Уставом возможно только через духовность, через стяжание Святого Духа. И тогда сама собой разрешается антиномия, на одной стороне которой: «Устав - это святое предание», а на другой - слова: «Если же вы духом водитесь, то вы не под законом» (Гал. 5, 18) Устава. То, что страх Божий от веры, а не наоборот, т.е. что вера от страха, или «со страха», как думают некоторые боязливые, видно хотя бы из этих слов: «Да возвеселится сердце мое боятися имене Твоего» (Пс. 85). Веселиться можно только от радости, или, что то же, от любви. Страх Божий есть «начало премудрости», но не начало веры. Начало же веры - любовь. Вне любящей веры мы остаемся с верой бесовской, ибо и «бесы веруют и трепещут», т.е. имеют страх. «Мы же веруем, потому что любим Бога» (свящ. Ал. Ельчанинов). О страхе Божием, даже в его первоначальном «обучительном» смысле, надо говорить только в неотрывности от любящей веры, или, по слову апостола, от «веры, действующей любовью», т.е. так, как это дано в молитве Василия Великого: «Пригвозди страху твоему плоти наши и любовию Твоею уязви души наши». «Где нет любви, там нет веры» (св. Тихон Задонский), а значит и нет истинного страха Божия, рождаемого верой. Об обрядовом рефлексе я вспомнил, когда прочел слова преп. Ефрема Сирина об исповеди: «Если один обычай влечет тебя к Врачу, то не получишь здравия... Премилосердный требует любви от того, кто хочет прийти к Нему, и если приходящий приносит любовь и слезы, то Он даром приемлет дар (прощения)» (Творения, 3 издание., сс. 208 - 209). Отец Нектарий Оптинский говорил: «Мария Египетская в пустыне была по любви», то есть любовь двигала ее подвигом. Макарий Великий говорил, что «молитва рождается от любви». В том, что «молитва рождается от любви», и вся тайна и все объяснение молитвы. Любовь есть качество воли, или, как говорил святитель Николай Кавасила (XIV век), «добродетель воли». Бог ждет от нас только этой нашей воли к Нему, т.е. любви, и дает Себя не за дела их и подвиги, в порядке какой-то оплаты, а только за эту волю - любовь, за возжелание Его бытия, за волю к жизни. Бог-любовь ждет любви, а потому ждет воли. Человек весь в путах первородного греха и сам по себе ничего не может сделать, чтобы обрести Бога, т.е. свое спасение, кроме того, чтобы возжелать Его, потянуться к Нему своей волей. И Бог, видя эту свободную волю, дает человеку помощь Своей благодати, через которую и приближает его к Себе и совершает в нем все его благие дела. Не человек совершает своей силой, но благодать Божия - ради человеческой воли, т.е. ради любви, обнаружившей себя попыткой - «трудолюбного делания» в подвиге. Именно на этом основано учение Церкви о спасении человека даром, за смиренную веру, а не в виде вознаграждения, как учит Рим. Подвиг есть только обнаружение или признак благой воли - любви к Богу. Духовный труд совершенно обязателен, но все, что человек обретает, это не его, но Божие, и обретает он не через труд, но по милости Божией. «Хотя бы мы взошли на самый верх добродетели, но спасаемся мы все же по милости» (св. Иоанн Златоуст). Это одна из самых поразительных и самых радостных антиномий христианства. Радостно осознавать, наконец, что ты - ничто, и что «все от Него, Им и к Нему. Ему слава во веки!» «Не любите мира» (1 Ин. 2, 15). «Так возлюбил Бог мир» (Ин. 3, 16). Не то примечательно, что здесь мы видим выражение закона противоречий христианского познания, а то, что эти две противоречивые фразы о любви и нелюбви написаны одним и тем же апостолом любви. Вот еще пример противоречия. Ап. Павел в послании к Титу пишет: «Он спас нас не по делам праведности, которые бы мы сотворили, а по Своей милости» (3, 5). Тут, как будто чисто лютеранское спасение только верой, без необходимости подвига и «добрых дел». Но через один стих апостол добавляет: «Чтобы, оправдавшись Его благодатию... уверовавшие в Бога старались быть прилежными к добрым делам» (3, 7 - 8). На единстве этого противоречия, неразрешимого для Запада, стоит вся дивная высота православных святых. «Не надейся на себя: все благое, совершающееся в тебе, есть следствие милости и силы Божией» (преп. авва Исаия). Это постоянная формула аскетики. «Подвизайся... Когда же сможешь перейти страну страстных помыслов, не окажись неблагодарным, не признав в сем дара, свыше тебе данного, но исповедуй с апостолом, говоря: «не я, впрочем, но благодать Божия, которая со мною» (1 Кор. 15, 10) сделал сию победу» (преп. Иоанн Карпафийский). Все мы знаем картину Иванова «Явление Христа народу». Явление Христа душе совершается в каждом человеке, призываемом Богом, в меру сердца призываемого. Душа получает как бы толчок, - иногда через случайно найденное Евангелие, среди выброшенных в мусор книг соседа, иногда через сон, иногда через искусство иконы, иногда через живого носителя святости и любви. Как сказал преподобный Симеон Новый Богослов, если не будет явления Христа в нас, то мы не можем ни веровать в Него, ни любить Его, как должно. Недавно рассказывали об одной девушке (неверующей еврейке), увидевшей сон: она бежала в смертном страхе от кого-то и вдруг припала к Распятию и обняла его с явным чувством, что спаслась. Проснувшись, она пошла искать Церковь Распятого. Явление Христа - это зарождение в душе Его чудотворного образа, это личное услышание слов: «Се человек!» Только полюбив, можно поверить. «Кто не может любить Бога, тот, конечно, не может и веровать в Него» (Преп. Симеон Новый Богослов). Люди, как-то верящие в Бога, но не верящие в Церковь, например, теософы, обычно говорят: «Неужели Богу нужны обряды? Зачем эта формальная сторона? Нужна только любовь, красота и человечность». Человек, влюбленный идет к девушке и, видя по дороге цветы, срывает их, или покупает, и несет их к ней, совсем не считая, что это только «формальная сторона». Это и есть идея церковного обряда. Любовь к Богу естественно порождает красоту и человечность обряда, воспринимаемого, как цветы, приносимые к ногам Божиим. Вера есть любовь и суть христианства - влюбленность в своего Бога и Господа и тем самым ощущение, что на земле осталось и живет его Тело - Церковь. Как же могут эти ощущения не выразить себя во внешних действиях, которые мы называем обрядами? По слову Божию, любовь противопоставляется беззаконию, угождению плоти, т.е., иначе говоря, несвятости. «И по причине умножения беззакония, во многих охладевает любовь» (Мф. 24, 12). «Только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти, но любовью служите друг другу» (Гал. 5, 13). Святость в христианстве это и есть любовь, а нелюбовь - не святость. Природа любви не постижима, как природа божественная, но одно мы знаем, что если есть гордость, то значит нет любви, что любовь есть смиренное забвение о себе, что она есть отдача себя для других: для Бога и детей Божиих. Грех же, наоборот, есть «память о себе» и забвение других, самоутверждение и самоукорение, грубо-физическое или тонко-душевное. Поэтому все грехи есть большой или малый отказ от любви, большая или малая гордость. «Попечение о плоти, - говорит апостол, - не превращайте в похоти» (Рим. 13, 14), не самоуслаждайтеся, не побеждайтесь своей самостью. Но не то же ли самое, только в душе, совершается в общении с людьми, когда вместо отдачи себя им, заботе и тревоге о них, я занят опять же собой и внутренне себя пред ними утверждаю, и, разговаривая с ними, посматриваю на себя в зеркало? А когда я стою на молитве, то не бывает ли так, что вместо Бога я молюсь «на самого себя» - любуюсь собой и пребываю в тщеславии. Во всем этом и во множестве другого, - когда я осуждаю, обижаюсь, раздражаюсь, ненавижу, присваиваю, жадничаю, - я в основе делаю всегда одно и то же: утверждаю себя, свою грешную самость, свое «Я», вместо «не Я», вместо Бога и людей, вместо любви. И наоборот. Перечислив многие совершенства, к которым мы призываемся (а в их лице все остальные совершенства), апостол заключает: «Более же всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства» (Кол. 3, 14), ибо в ней совокупно существует весь путь к Богу. Она низлагает гордость, отметает самость и самоугождение - плоти и духа. Вот почему существует мрак не только разврата, но и ложной добродетели, не только безделия, но и подвига, или, как говорили святые отцы, «лучше поражение со смирением, чем добродетель с гордостью» («Отечник» еп. Игнатия). Вот почему истинная святость и любовь есть одно и то же. Блаженный Августин так говорил: «Всякая добродетель есть любовь». Для того, чтобы понять это опытно, некоторым нужно прожить десятки лет, слушая слова Отцов, учителей светлейшего подвига. Это корень аскетики, которая и есть - борьба за любовь в себе и в мире. Епископ Феофан Затворник, говоря о непрестанной молитве, учил: «Существо дела в том, чтобы приобресть навык стоять умом в сердце. Надо ум из головы свесть в сердце и там его усадить, сочетать ум с сердцем» (Добротолюбие, т. 5). Иначе говоря, все дело в том, чтобы «сочетать ум» в любви. Вот в какую глубину ведут нас Отцы, в какое тепло! А мы-то, бедные, только начнем молится, как уже «стоим умом» в тщеславии все на том же месте: в самих себя. Макарий Великий говорил: «Надо иметь ум пригвожденным к любви Христовой» («Беседы и слова», 288). У святых отцов очень много сказано о том, что спасение человека от греха, или, иначе говоря, его возведение к Богу, идет через ближних, через людей, и через них же идет к нему его духовная смерть. Мы можем на людей злобиться, перед ними гордиться, на них дышать похотью; в этом трояком зле мы умираем. И мы можем любить человека, смириться перед ним и взирать на него чистым оком. И, когда это в нас совершается, мы вдруг познаем, что каждый человек - это «нерукотворный образ», за которым стоит Сам Христос. Практика христианской жизни поэтому и сводится к тому, чтобы между мной и каждым человеком всегда стоял Христос... Надо видеть людей только через Христа. Вот почему надо писать о любви и нелюбви, о святости и несвятости. Здесь узел духовного бытия. Но писать о любви - значит, прежде всего писать о смирении, точнее говоря, - о смирении любви, так как «любовь не ищет своего», но забывает о «своем» и отдает «свое» в смирении. Только смирение может о себе забыть. Смирение есть сама природа отдающей себя, жертвующей собою любви. Смирение и есть «жертва»: «Жертва Богу - дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Пс. 50). Я ничего не понимаю в мировом страдании, кроме одного: в него вошел Творец мира, в него послал Он Своего Любимого Сына. Христианство учит о страдающем Боге, страдающем не по вине, а по состраданию, по любви. А если так, значит, страдание не страшно, так как его не отделишь от любви и не отделишь от Бога. «Страдает плотию Бог...» Вот почему мы с дерзновением просим: «Страданий Твоих общника мя покажи» (Стихира на Госп. воззв. Вторн. 2-й нед. Великого Поста). Митр. Макарий говорил: «Любовь в нас вложена, как зерно» (письма С. П. 1915). Очень важно это понять. Отцы учат о том, что любовь растет, совершенствуется, но начало ее в малом зерне, так что с самого начала христианского пути она должна сошествовать с человеком, и самые «новоначальные» должны ее иметь. «Все труды и подвиги, которые начала своего не имеют в любви с духом сокрушенным, - тщетны и бесполезны» (Преп. Симеон Новый Богослов, вып. 2, с. 8). Не о том ли же божественном зерне сказано в притче: «Царство Небесное подобно зерну горчичному,.. которое, хотя меньше всех семян, но когда вырастет, бывает больше всех злаков... и прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его» (Мф. 13, 31-32). Около святых старцев и около некоторых любящих близких мы чувствовали себя когда-то как укрывающиеся в их совершенной любви. «...начало греха - гордость» (Книга премудрости Иисуса сына Сирахова, гл. 10, ст. 15). «Гордость есть себялюбие, самолюбие, а поэтому самоутверждение. Как любовь к Богу, созидающая град Божий, есть начален источник всех добродетелей, так себялюбие, любовь к себе, строящие Вавилонскую башню, есть источники всех грехов» (Блаж. Августин, «О Граде Божием», П.Л..41.43). «Любовь есть корень, источник и матерь всего доброго» (Св. Иоанн Златоуст). Все пороки исходят от гордости, а все добродетели - от смирения и любви. Очень нужно понять, что христианское отречение от мира не только не есть отречение от любви к миру, но, наоборот, - ее первое истинное утверждение. Я сознательно сказал «к миру», хотя можно было бы сказать «к людям», и тогда никто не был бы смущен и не привел бы мне текст апостола: «не любите мира». Этот текст помнят, не понимая его, а другой текст и не помнят, и не понимают: «Бог возлюбил мир». Бог возлюбил, а вот мы не любим, а потому и не хотим соучаствовать в том, о чем говорится дальше в этом тексте: «Ибо так возлюбил Бог мир, Что отдал Сына Своего» (Ин. 3,16). А мы только судим мир с полным сознанием своего судейского права, хотя опять же в этом тексте сказано, что «не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него». А как мы можем, не имея любви, отдавать себя за людей? Только святость любви может восходить на Голгофу. Не любить мир означает не любить, прежде всего, самого себя, свою темноту и грех, это означает, прежде всего, осознать самого себя, как этот самый мир, не любящий и темный. И тогда в такой нелюбви к миру в человеке начинает восходить заря любви к людям, великого сострадания к миру. Только в этом свете понятен пост. Пост - начало преодоления «слишком человеческого», начало одоления ограниченности естества для введения его в безграничность, для его благоухания Вечностью. К сожалению, и это наследство уходящей церковной эпохи мы передаем молодым христианам в каком-то искажении или непонимании. Св. Максим Исповедник учил: «Всякий подвижнический труд, чуждый любви, неугоден Богу». А это был самый распространенный факт: пост совершался в гордости о своем подвиге, т.е. вне любви, а потому так часто приводил нас не к уменьшению, а к еще большему увеличению холода и ненависти в мире. Все в христианстве определяется и проверяется любовью. (Из кн.: С.И. Фудель. У стен Церкви)

О ЛЮБВИ К БОГУ И К БЛИЖНИМ Святой праведный Иоанн Кронштадтский В читанном сегодня Евангелии (Лк. 10, 25-37) решен Спа­сителем нашим - Богом весьма важный для всех нас во­прос: что делать нам,чтобы наследовать жизнь вечную? Этот вопрос предложен был Господу каким-то законоведом иудей­ским, который сказал: «Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную»? Господь указал ему на закон, данный евреям от Бога через Моисея: «В законе что написано? Как чита­ешь?» Он сказал в ответ: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всей душой твоей, и всей крепостью твоей, и всем разумением твоим и ближнего твоего, как самого себя». Иисус сказал ему: «Правильно ты отвечал; так поступай, и бу­дешь жить», т. е. вечно. Но он, желая оправдать себя, т. е. по­читая себя, подобно прочим фарисеям, праведником, испол­нившим закон так, как он его понимал, односторонне, непра­вильно, сказал Иисусу: «А кто мой ближний?» — полагая, что ближним должно считать только еврея, а не всякого человека. Притчей об израненном разбойниками человеке и мило­сердом самарянине, принявшем в нем самое сердечное и дея­тельное участие, Господь показал, что ближним должно счи­тать всякого человека, кто бы он ни был, будь он хоть враг наш, и особенно когда он нуждается в помощи. Итак, значит, для получения живота вечного нужно усердное исполнение двух главных заповедей: любить Бога всем сердцем и ближне­го, как самого себя. Но так как в этих двух заповедях состоит весь закон, то необходимо нужно разъяснить их, чтобы мы хо­рошо знали, в чем заключается любовь к Богу и ближнему? Итак, с Божией помощью приступим к объяснению. Возлюбиљ Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, т. е. всем существом твоим, всеми силами предай себя Богу, всего себя посвяти Ему без всякого недостатка, не дели себя между Бо­гом и миром; не живи частью только для Бога и закона Его и частью для мира, для плоти многострастной, для греха и диавола, но всего себя посвяти Богу, будь весь Божий, весь свят, во всей жизни твоей. По примеру призвавшаго вас Святаго (Бога) и сами будьте святы во всех поступках, - говорит свя­той апостол Петр (1 Пет. 1, 15). Объясним эту заповедь примерами. Положим, что ты мо­лишься Богу. Если ты любишь Бога всем сердцем, то ты бу­дешь молиться Ему всегда всем сердцем, всей душой, всей си­лой, всем разумением, не будешь никогда рассеян, ленив, не­брежен, холоден в молитве; не будешь давать во время молит­вы в сердце места никаким житейским заботам и попечени­ям, всякое попечение житейское отложишь, всю печаль возверзешь на Господа, ибо Он печется о тебе, как говорит апос­тол. Старайся вразуметь молитву, службу Божию вполне, во всей глубине. Если ты любишь Бога всей душой, то ты будешь каяться Богу искренне в грехах своих, будешь приносить Ему всякий день глубокое покаяние, ибо всякий день грешишь много. Будешь каяться, т. е. осуждать себя за грехи всем серд­цем, всей силой, всем разумением; будешь обличать себя со всей беспощадной строгостью, со всей искренностью; будешь приносить Богу полную исповедь, жертву полного всесожже­ния грехов, чтобы ни один грех не остался нераскаянным, не­оплаканным. Таким образом, любить Бога всем сердцем - значит любить всем сердцем и всей силой правду Его, закон Его и всем сердцем ненавидеть всякую неправду, всякий грех; всем сердцем и всей силой исполнять правду, творить добро и всем сердцем, всей силой удаляться зла, т. е. всякого греха, не давать в сердце места никакому греху ни на одну минуту, ни на одно мгновение, т. е. не соглашаться на него, не сочувст­вовать ему, не мириться с ним, но постоянно, вечно враждо­вать с грехом, воевать с ним и, таким образом, быть храбрым и победоносным воином Христа Бога. Или еще возьмем при­мер: положим, что вас гонят за благочестие, за правду, за доб­родетель; если вы любите Бога, то вы ни на минуту не отсту­пите от благочестия, от правды, от добродетели, хотя бы эта преданность правде и влекла за собой потерю каких-либо вы­год; так как сама правда, или верность Богу и правде Его, есть величайшая для нас выгода и Бог может наградить за вер­ность Его правде сторицей и в этом, и в будущем веке. Пример тому - Иосиф праведный, сын патриарха ветхозаветного Иа­кова, и многие праведные люди в Новом Завете. Итак, любить Бога всем сердцем - значит поборатьљ по Боге, по правде Его всем сердцем, всей душой, всей силой, всем разумением. Так поборали по Боге, по правде Его святые отцы и святые муче­ники, особенно в борьбе с ересями и расколами. Это ревность по Боге. Еще любить Бога всем сердцем - значит всеми сила­ми устремлять всех людей к Богу, к любви Его, к славословию Его, к вечному царствию Его, чтобы все познали Его, возлю­били Его, прославляли Его. Это тоже ревность по Боге! Объяснив по силам первую заповедь, объясним теперь вто­рую: Люби ближнего, как себя. Что значит любить ближнего, т. е. всякого человека, как себя самого? Значит, почитать дру­гого так, как желаешь, чтобы почитали тебя, не считать нико­го чужим, а своим, своим братом, своим членом, а христиани­на и членом Христовым; его благо, его спасение считать своим благом, своим спасением; радоваться его благополучию, как своему, скорбеть о его несчастии, как о своем; стараться об из­бавлении его от беды, напасти, бедности, греха так, как я по­старался бы о своем избавлении. Радоваться с радующимися, плакать с плачущими, - говорит апостол (Рим. 12, 1). Должни есмы мы сильный немощи немощных носити, не себе угождати; кийждо же вас ближнему да угождает во благое к созида­нию (Рим. 15, 1-2). Молитеся друг за друга, яко да исцелеете (Иак. 5, 16). љЛюбить ближнего, как себя, - значит уважать его, как себя, если он, впрочем, того достоин; не думать о нем не­достойно, низко, без причины к тому с его стороны, не иметь на него никакого зла; не завидовать ему, а всегда доброжела­тельствовать, снисходить к его недостаткам, слабостям, по­крывать его грехи любовью, как желаем, чтобы снисходили к нашим недостаткам.Друг друга терпите любовью, - говорит апостол (Еф. 4, 2), - не воздающе зла за зло, или досаждения за досаждение (1 Пет. 3, 9). Любите враги ваша, благословите кленущыя вы, добро творите ненавидящим вас (Мф. 5, 44). Аще алчет враг твой, ухлеби его; аще ли жаждет, напой его, - говорит ветхозаветное Писание (Притч. 25, 22; Рим. 12, 20). Любить ближнего, как себя самого, - значит молиться за жи­вых и умерших, родных и неродных, знакомых и незнакомых, за друзей и врагов все равно как за себя и желать им столько же добра, спасения души, сколько себе. Этому и научает свя­тая Церковь в своих ежедневных молитвах. Любить ближне­го, как себя, - значит еще любить всякого без лицеприятия, несмотря на то, беден он или богат, хорош собой или нет, стар или юн, знатный или простой, здоровый или больной; полезен нам или нет, приятель или враг, потому что все равно Божий, все по образу Божию, все - чада Божий, члены Христовы (ес­ли православные христиане), все члены наши, ибо мы все - одно тело, один дух (Еф. 4, 4), всем одна Глава - Христос Бог. Так будем разуметь и так постараемся исполнить две главные заповеди закона Божия - и мы наследуем благодатью Христа Бога живот вечный. Аминь. Святой праведный Иоанн Кронштадтский

Что за душа у утренней земли! Что за сердечность у лесного края! При встрече чуть до слез не довели Лихого городского шалопая. Кричал петух, как будто жарил туш, Корова оглянулась, промолчала И, чавкая на всю лесную глушь, Бессовестно в глаза мне зажевала. Как в книгах все: и домик на холме, Подальше от непрошеных соседей, И мужичок в потертом пиджаке, Из тех, что в фильмах ездят на телеге. И все, как на картинке: глухомань, Под сердцем где-то сбившиеся чувства, Сторонку эту, думаю, Боян Когда-то воспевал на вещих гуслях. И я заговорю о ней теперь, Оглядываю все, припоминаю. Но в четкий поэтический размер Не втиснуться улыбчивому краю. А столько слов о нем на языке! В уме такие носятся картины!.. И все же: домик в средней полосе, И ветхая церквушка на отшибе. А там уж пусть домыслят, что смогли, Дочувствуют, и может быть, оттают. Что за душа у утренней земли! Что за сердечность у лесного края! Иеромонах Василий (Росляков)

…Старец мой много трудился, много постился, много сеял спасительнаго семени, но нива моя сердечная от нечувства совершенно окаменела, а потому не точию плодов, но и листу зеленеющаго поне для внешняго вида не имею, и как был, так и есмь, с голыми руками и окаменелым сердцем. А потому в правду должен сказать, что душа моя пред Богом, яко земля безводная! Отчего часто унывает дух мой и смущается сердце от обошедших меня зол. Но слава премногому долготерпению Божию ко мне! Яко Он меня за беззакония мои еще не казнил. Еще вид мой в звериной не претворил. И действительно, кто из дали на меня посмотрит, то и я похож еще на человека, а есть ли разсмотреть поведение, заглянуть в сердце, то – ей! плача многаго достоин, и сие то есть бедственное мое положение, о коем донеся Вам, прошу Вас, батюшка, с болезнию сердца воздохните о моем окаянстве пред Богом и излейте к Нему слезу Вашу – да исцелею. Многия Угодники Божии постом смиряли душу свою, от котораго и у святаго Давида изнемогали колена, а потому Они изобиловали и плодами духовными; а у меня от одного воображения о воздержании заразее делается уныние. Из сего можете Вы заметить, что я с больщим усердием работаю чреву, так что и мои колена изнемогают, но не от поста, а от излишия, и из трапезы как будто бы с кулашнова бою с ноги на ногу едва дотащусь до келлии, пришедши же, абие предаюсь сну, и столь сладко, что проснувшись едва распознаю: утро или вечер есть. Сие Вы, батюшка любезный, не примите за кощунство, ей – истину говорю, пусть иныя величаются как хотят своими исправлениями, а я хоть несладще, да должен о немощах своих пред Вами правду сказать, коими к несчастию и к вечному стыду моему я изобилую очень довольно, а всему сему злу корень, есть страсть обжорства, от порабощения которой да избавит меня Господь Бог Вашими молитвами. Многия хвалятся, – кто чем! – а я не точию хвалюсь и сердечно утешаюсь, что я недостойный благочестивых родителей сын и имею у себя весьма добрых и благоговейных братьев!.. При таковом же утешении моем еще и печаль имею, что я не по внешнему, а по внутреннему образу нисколько на них не похож, и сим не точию своей душе, но и всему сродству безчестие наношу и так, любезный батюшка, инова способа ко исправлению своему не обретаю, кроме надежды на Ваши Святыя молитвы, кои меня, грешное козлище, сильны соделать Христовою овцею, почему со слезами молю и прошу Вас о исправлении моем умолить Премилосердаго Господа Бога. Хотя Св. Апостол и учит: не дети бывайте умы, – но я уже довольною и бородою обросший, но не могу детских обычаев измениться, а именно: пришло мне детское желание попросить у вас. Из писем прп. Антония Оптинского