Таблица лидеров

Достойная ученица послана была Промыслом Божиим игумену Антонию в Оптину пустынь, которая как бы в утешение старцу за все его труды примером своим показала, как сильно было влияние о. Антония на духовных его детей и какие плоды приносило его руководство, если принималось с верою. иером. Климент (Зедергольм) Девица из высшего светского круга, Екатерина Александровна Поливанова, еще с молодых лет почувствовала в себе призвание от Господа к духовной жизни и взирала на все земное как на временное пустое зрелище. Но, не находя поддержки такому своему душевному настроению, как бы поневоле принимала участие в жизни и обычаях того общества, среди которого возросла и провела немало лет в Петербурге в обычной светской рассеянности и в "шуме празднующих", как о ней впоследствии выразился о. Антоний. Познакомившись с старцем, она с горячею верою предалась духовному его руководству, под влиянием которого добрые ее природные качества получили надлежащее направление.Божие призвание к благочестивой жизни сильнее заговорило и превозмогло над кратчайшим увлечением мирскою суетою, и вскоре в ней созрела решимость удалиться от света и приблизиться к Богу уединением и воздержанием, строгим хранением целомудрия и молитвою. Родственные связи не дозволяли Екатерине Александровне совершенно оставить мир; но она и среди мирской суеты проводила благочестивую жизнь и находила себе духовное утешение в посещениях Оптиной Пустыни, где проживала в гостинице. Вкратце о ней можно сказать: каков был старец, такова была и ученица. Усердие к молитве и церковной службе имела примерное. Прежде, когда жила в Петербурге, она ранее 10 часов не вставала, теперь же она в час по полуночи всегда уже была одетою, и как ударят в колокол к утрене, она спешила в церковь, чтобы прежде начала успеть на молитву. И вообще благовест, призывающий к какой бы то ни было церковной службе, заставал ее всегда готовою идти в храм или уже на пути. Духовное же ее расположение к старцу росло, как она сама выражалась не по дням, а по часам, и наконец достигла она такого блаженного состояния, что сделалась истою послушницею о. игумена Антония: помнила только церковь Божию и старца. Внимая единственно себе и душевному своему спасению, заботилась об одном, чтобы исполнить все его заповеди и ни в чем их не нарушить; остальное все как будто для нее не существовало. Обучая ее послушанию, о. Антоний иногда отсекал некоторые и, по-видимому, благие желания ее. Так, величайшим утешением для Екатерины Александровны было видеть старца и беседовать с ним; а о. Антоний в одно время, в бытность ее в Оптиной, благословил ей приходить к нему только однажды в неделю - в другие же дни ей было дозволено принимать благословение в церкви, и только. Это было самое тяжкое и чувствительное испытание для Екатерины Александровны. Иногда она не могла удержать себя и искала случая приходить к старцу и в другие дни; но сама сознавалась, что тогда лишалась спокойствия и на нее нападала мучительная тоскливость и скука. Когда же в точности исполняла заповедь старца, тогда ощущала в душе своей усладительную тишину и спокойствие. Екатерина Александровна, не более четырех лет имевши духовного отношения к о. игумену Антонию, скончалась тридцати лет, и блаженная, необыкновенная ее кончина показала всем, в какое короткое время и в какое высокое преуспеяние человек приходит евангельским путем послушания своему духовному отцу. Мы имеем замечательную возможность услышать голос самого батюшки Антония, рассказывающего в письмах к родственникам Е.А. Поливановой о последних днях жизни и назидательной кончине их дорогой Катеньки: "С весны и все лето Екатерина Александровна как свечка горела и каждый день таяла, т.е. оскудевала в силах. Любимый разговор ее был о переходе в вечность. Ежедневно готовилась к смерти своей, как некая невеста к брачному венцу, со светлым лицом и радостным сердцем. После облечения Екатерины Александровны в ангельский образ, поздравляя с оным, я спрашивал ее при посещениях: как, сестра, имя твое в ангельском чине? Она отвечала: многогрешная монахиня Евфросиния. Я вторично ее спрошу: что же означает новое имя твое? И она ответит мне: веселие и радость. И я ей на сие скажу: дай тебе, Господи, вечное веселие и радость со святыми в Небесном Царствии. И она с радостным лицом благодарила меня всегда: ах, как я вам благодарна за святое имя сие! Со дня особорования св. елеем она была как бы переродившеюся: ко всем дышала сердце любовью, всех жалела, у всех прощения испрашивала и лично и заочно, со всеми сделалась дружна и до самой кончины своей находилась в молитвенном настроении души, ни на минуты не выпуская из рук четок. Прежде кончины все свое раздавала, говоря: как я в мир сей родилась, ничего не имея, так и, от мира отходя, желаю, чтобы ничего не было у меня.Скончалась она на праздник Усекновения главы честнаго, славного пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, после бдения в самую полночь в первом часу. За полчаса до кончины попросила засветить свечи у всех образов в гостиной келии своей и начала радоваться, говоря: как теперь весело на моей душе, будто праздник какой!...Потом вскоре почувствовала внутренние спазмы, которые и прекратили ее дыхание. Три дня во гробе была похожа не на умершую, а на спящую деву, нисколько не изменившуюся в лице, только что не говорящую". Из книги З. Афанасьевой "По этим стертым Оптинским ступеням..."

Случилось мне однажды работать на социальной доставке. А что, работка не пыльная, веса мизерные, деньги не плохие. Ко всем прелестям еще и солярку оплачивают. Красота, а не работа. В мои обязанности входило развозить инвалидам всякие необходимые им вещи, которыми их обеспечивает наше самое гуманное в мире государство. Коляски, стулья, всякие катетеры и прочие «памперсы» грузили мне на складе, а я – вези их, куда Макар телят не гонял, - по городам и деревням нашей необъятной области. И в жару, и в снегопад, и в мороз, и даже в град. Во как. Кстати, о снегопаде. Досталась мне деревенька километрах в пяти от трассы – пешком, определенно, далековато. Если учесть, что в руках у меня огромная коробка, то совсем не близко получается. Короче, поехала. Ползу, значит, по заснеженной целине, и понимаю – колея несколько уже моей машины, того гляди стащит и привет горячий. Каким-то чудом все же пробираюсь к дому, стучу. Открывает старенькая бабушка. - Ой, доченька! Ты от соцобеспечения? - Да, - говорю. - А чего ты нам привезла? – выглядывает в окошко. – Это твоя машина?.. Да как же ты сюды проехала!!! - Не быстро, - улыбаюсь. Смотрю по документам – бабушка эта - опекун, у нее муж лежит после инсульта со всеми вытекающими удовольствиями. Но в доме ни малейшего запаха! Чистота удивительная! Чудо, да и только. Люди, конечно, разные бывают. Но я с самого начала для себя решила – их и так уже жизнь обидела, не хватало еще, чтоб я своей кислой миной по поводу плохих дорог и прочих нескладностей их жизнь усложнила. Короче, сдохни, но улыбнись. Выезжая с этой деревни я все-таки застряла. Дорогу уже видать, а я сижу на пузе ровно и без вариантов. На мое счастье завернул на эту дорожку, которой нет, почтовый «уазик». - Чего? Сидишь? - Сижу. - Лямка есть? Ну куда ж мы без веревки! У меня с собой полный комплект – огнетушитель-фал-лопата-аптечка и пара чекушат на случай, если по доброте душевной дергать не захотят. Но на этот раз дядька совестливый попался – из старых водил, с понятиями. Пихнули мне раз на доставку телевизор. Нормальную такую «плазму», правда, размера не большого. Я всю дорогу тряслась – не разбить бы дорогую вещь. В этот раз я умная – машину на твердой дороге оставила и пешком пошла. Иду по деревне, телевизором помахиваю – местные собаки аж заикаются от удивления. Стучу в дверь. А оттуда: - Кто там? Ну так и подмывает сказать: «Это я, почтальон Печкин!», но я свою работу знаю: - Здравствуйте. Агент социальной доставки. Для Вас передан телевизор! На пороге появляется дедулька в валенках. - Господин Иванов? - Я… - Тогда это для Вас, - и показываю заветную коробку. - Дочка, да это что ж, телевизер что ль? - Ну да. – я, если честно, испугалась, что дедульку может прям тут удар хватить от счастья, но обошлось. Как дорогую гостью меня провожают в низенький завалившийся домик. Нищета невозможная! На кое-как сколоченной тумбочке стоит телевизор. Черно-белый. Ей-богу, старше меня! Перед ним бабушка в платочке сидит и носок вяжет. - Мать! – кричит дедулька. – Нам телевизер привезли! - Ой, батюшки святы! А я сижу. Надо ж чайник ставить! – и проворно кидается за печку. Еле поймала ее и уговорила затею с чаем оставить. Вы ж, говорю, у меня не последние – еще много телевизоров развести надо таким же старикам-ветеранам. Только тогда отпустили – говорила я вежливо и убедительно, а сочувствие у таких людей в крови. У меня ж в бумагах написано – ветеран ВОВ. Дедульке тому по паспорту оказалось почти 90 лет, а шустрый, что и не скажешь. Вот ведь поколение! Войну прошли, страну подняли и телевизор дождались… Больно за них. Однажды меня спросили: «Кем теперь работаешь?» Я без капли иронии ответила: «Я работаю волшебником». А ведь действительно, сколько людей стали, благодаря моему появлению, немножко счастливее от того, что о них кто-то помнит, кто-то им улыбается, кто-то к ним не безразличен. Пусть это крохи и копейки, но для многих они жизненно важны, без них было бы совсем невмоготу. Про ту мою работу я могу рассказывать бесконечно – много чего было. Но один случай запомнился особо. Приезжаю я в маленький городок – районный центр. Нахожу улицу, дом. Как сейчас помню – последняя доставка была. Набираю квартиру на домофоне, говорю свое обычное приветствие и поднимаюсь на этаж. Ползу еле-еле – устала как собака, - три города, а деревень вообще никто не считал. Открывается дверь. Встречает меня аккуратный такой не старый дядечка лет семидесяти. Обычная квартира, обычная обстановка. Пока он у меня в доставочных накладных расписывается, из кухни выходит приятная пожилая дама: - Добрый вечер. А теперь пойдемте пить чай. - Спасибо! Но, ради Бога, не стоит беспокоиться. Мне уже ехать надо. - Нет-нет. Я же вижу, как Вы устали. Ванечка, приглашай гостью. Теперь уже мне от двоих пришлось отбиваться. И снова сработала фраза о том, что у меня еще несколько доставок – люди ждут. Да еще мне в областной центр пилить, а это, без малого, двести верст. Старушка снова исчезает на кухне: «Постойте минутку!» - и выносит мне в маленьком пакетике несколько печеньиц, пряник и мандарин… Я чуть не прослезилась: - Прекратите, пожалуйста! Зачем! - Берите-берите, в дороге покушаете. Вам надо хорошо питаться, Вы такая худенькая. Ну что тут скажешь! Прижимая к груди пакетик, желаю хозяевам всех благ, они благословляют мне «с Богом», исчезаю за дверью. Пока иду к машине, понимаю, что у меня выросли крылья – какое счастье встретить таких добрых и искренних людей. А ведь они оба инвалиды! Но чужая усталость трогает их сильнее собственной беды. Храни их Бог! Пока дедечка подписывал мои бумаги, я разглядела на столике в прихожей маленький клочок бумаги. На нем крупным, чуть дрожащим, старческим почерком было выведено: «Дорогой Ванечка! Я ушла в магазин. Если встанешь раньше, пожалуйста, покушай. Котлеты на плите, рядом картошка. Приятного аппетита. Твоя Валюша.»

Это великое дело – принять в себя Самого Господа. Таинства Церкви Православной имеют такую великую силу, что человек крещеный, будь он даже злодей, если покается, может начать новую жизнь, исполняя Евангельский закон во всей полноте. Во время совершения литургии, когда диакон возглашает: «Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы...» – издавна сохранился такой обычай: если служба совершается соборне, то священники со словами: «Возлюблю Тя, Господи, крепосте моя, Господь утверждение мое и прибежище мое» (Пс. 17, 2 –3), целуют покровы на св. дискосе и Св. потира и край Св. трапезы, а затем друг друга в рамена, причем старший, а в монастыре Настоятель, говорит: «Христос посреде нас!» – и ему отвечают: «И есть, и будет». Действительно, во время совершения величайшего Таинства Христос будет среди нас, верующих. Только мы-то, грешные, не можем его видеть чувственными очами. Угодники Божии видели Господа и чувственно, например, преподобный Серафим Саровский считал за обыкновение видеть пресуществление Святых Даров. Однажды, когда преп. Серафим был еще диаконом, он во время литургии, когда, поднявши орарь, хотел сказать: «и во веки веков», – увидел Господа Иисуса Христа, Который шел на облаках, а затем вошел в местную икону Спасителя. Подобный же случай был и с одним скитским схимником. Отец Вассиан, так звали схимника, вел высокую подвижническую жизнь. Не довольствуясь монастырским послушанием, он избрал себе особенный путь. С благословения Игумена, он, как только наступила весна, поднимался на высокую сосну, где у него была устроена небольшая площадочка, и жил там до глубокой осени. Часто видели его ночью молящимся с воздетыми руками. И в наше время, скудное верою, Христос совершает великие чудеса. Когда я был еще в миру, то посещал иногда в предместье Оренбурга священника о. Симеона Циклинского. Однажды я спросил его: «Нет ли у вас из духовных детей ваших кого-нибудь, ведущего особенную подвижническую жизнь?» – «Все живут по-Божьему, – ответил Батюшка, – по силе стараются исполнять заповеди Христовы – и довольно». – «Нет, я не про таких спрашиваю, а про особенных избранников Божиих». Тогда о. Симеон сказал: «Да, есть у меня в приходе один казак уже преклонных лет. Женат он и детей имеет. Дети теперь все пристроены, он живет вдвоем со старушкой-женой, конечно, чистою жизнию. Он прислуживает мне в алтаре и всегда видит пресуществление Даров». – «А вы-то, Батюшка, видите?» – «Уверяю вас, что никогда не видел. Значит – это мне неполезно». Наши почившие старцы: батюшка о. Амвросий и батюшка о. Анатолий видели также пресуществление Святых Даров, а мы, грешные, хотя и не видели этого чувственными очами, но сердцем чувствуем благодать в Церкви. Мы не видим пресуществления Святых Даров чувственно, но твердо веруем, что оно происходит. Чувственного видения Господь сподобляет немногих Своих избранников, но сердечными очами мы все должны созерцать это таинство. «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17, 21), – говорит Св. Писание. Необходимо в душе носить Господа, чувствовать Его Святейшее присутствие сердцем своим, – видеть же чудеса для многих из нас неполезно. Будем же всецело предавать себя Святой Его воле. Из бесед прп. Варсонофия Оптинского

Необходимо всем приготовиться к скорбям. Без признания достойным себя скорбей за свое падение нельзя познать Спасителя. Пример двух разбойников. От предания себя воле Божией в сердце человека является духовная сила веры и духовное утешение. Бесскорбная жизнь – признак неблаговоления Божия к человеку. Не следует завидовать живущим бесскорбно, ибо конец их бесскорбия плачевен. Искушения и скорби обнаруживают состояние души человека, выражаясь языком современным, они являются как бы каким экзаменом. Скорби предохраняют от превозношения. Предание себя Богу: Его воле о нас, Церкви с ее учениями и таинствами, евангельскому учению. Самовольно вдаваться в скорби есть дерзость, гордыня, безумие. Принимай то, что посылает Бог. Плод скорбей – в очищении души и ее духовном состоянии. Его надо хранить. Старец Александр Гефсиманский сказал: «Сколько душа может вместить в перенесении скорбей, столько вмещает и благодати Божией». Оставив несбыточные мечты о непосильных подвигах и возвышенных образах жития, начнем во смирении с терпения скорбей. Когда уготовятся души наши, аще будет воля Божия на то, дано будет нам и высшее. Признание суда Божия о нас праведным, ибо все мы погрешили. Пусть совесть каждого из нас подтвердит нам, что грехи наши велики. Сами мы виноваты. Надо смириться и благодарить Бога за все. Прп. Никон Оптинский. Завещание духовным детям

Сегодня я расскажу вам историю любви человека и зверя. Ее рассказала мне очень старая и очень мудрая женщина. Она родилась в молодом советском государстве, в Отечественную войну рыла окопы под Москвой, потом, окончив курсы, служила санитаркой на одном из фронтов. Вернувшись после войны в родной колхоз, работала агрономом. Вот тут-то я и начну свой рассказ, назвав главную героиню Любовью... Однажды Люба пришла в Правление, а по дороге заметила, привязанного у столба, красивого жеребца. В конторе она спросила у председателя: - Это чей же такой красавец? - Уже ничей, - буркнул председатель, черканув закарючку на какой-то бумажке. - Да как же так? - удивилась Люба. - А так! Совершенно это бесполезная скотина - телегу с молочными флягами перевернул? Перевернул! Почтальоншу Маньку так понес под горку, что она еле спрыгнуть успела. Хорошо еще письмы все не порастеряла. А конюха чуть копытом не зашиб! Ух, зараза! - председатель погрозил кулаком в сторону окна. - И это только за энтот месяц! Все! К вечеру машина придет. Отдам его на живодерню. - Да ты что! Жалко такого на живодерню... А ты его на племя! Ох, и красавец... Люба, стоя у окошка, не сводила глаз с лошади. Тот фыркал, недобро поглядавая на проходящих мимо людей. - Ага! На племя! Ты с ним нянькаться будешь? НорОвистый он больно. Да и на племя у меня Уран есть. - Ильич перегнулся через стол. - На живодерню! Люба села на краешек председательского стола. Все знали, что Ильич в молодости был на девок падкий, и благодаря такой простенькой хитрости у него можно было выпросить почти всё. - А ты отдай его мне... - Ты с ума сошла!? У меня тут агрономов не дивизия! Нет! - Ильич, миленький, ну отдай! - взмолилась Люба. - Ну мочи нет пешком ходить! До дальнего участка двадцать килОметров. На лошадке-то всё быстрей обернусь. Отдай, Бога ради! - Глупая ты, Любка. Куда ты на ём ехать собралась? До ближайшего оврага? - Ну отдай! Другого-то все равно нет... - Нет. - усмехнулся Ильич. - Ну смотри, если он тебя вместе с возком в крапиву кувырнёт, даже не вздумай пищать. Его Серым звать! - крикнул он вслед убегающей агрономше. Люба подошла к Серому. Конь изогнул шею и недобро скосил глаза на девушку. Искры блеснули в огромных черных зрачках. Люба протянула ему кусочек хлеба: - Серый... Серый. Кушай! Серый недоверчиво понюхал предложенное лакомство. Взял. Люба погладила его. На сером, мышиного цвета, крутом боку виднелись, свежие и не очень, рубцы. Люба поняла - били его. И нещадно! Никто не мог справиться со своенравным жеребцом, вот и драли его, что есть мочи, а лошадиная душа сопротивлялась насилию изо всех сил. Любке до слез стало жалко животное: - Хороший мой. Серый! Ну прости ты их, нехристей. Прости... И Серый опустил ей голову на плечо. С тех пор Любаня и Серый не расставались. Он, конечно, хулиганил, испытывал Любкино терпение. Было такое, что и в крапиву скидывал... Но Люба никогда ни разу не ударила лошадь! Когда она приходила на колхозный выгон, Серый издали слышал ее, бежал стремглав к хозяйке. Он знал - у нее всегда есть что-нибудь вкусненькое. Лошадиная нежность мешалась в Сером с вредным характером, но Люба не сдавалась. И терпение и любовь ее были вознаграждены - однажды Серый спас ей жизнь... Как-то раз, зимой, Люба отправилась по какой-то надобности в соседнюю деревню, да с делами припозднилась. Домой собралась уже под вечер. Пока выехала, совсем стемнело. Светила Луна и замечательно освещала дорогу. Вдруг поднялся ветер, небо заволокло тучами, а колею замело в считанные минуты. Куда ехать? Темень, хоть глаз коли! И холодно ужасно. Паника охватила агрономшу, когда Серый встал. "Но! Но! Пошел!" - а он стоит, как вкопанный, и голову опустил низко. Слезла Люба с санок, подошла к лошади: - Серый, ну что ж ты. Пойдем, пойдем... - и взяла его под уздцы, но никакая сила не могла сдвинуть Серого с места, уперся и всё. Обняла его Люба, ткнулась лбом в упругую шею и заплакала: - Ну что же ты, глупенький!? Мы ж тут згинем с тобой! Ну пойдем домой, подалуйста! Все бесполезно... Села она обратно в сани, закуталась с головой в тулуп. Вот ведь судьба - войну прошла, под пулями парней с поля боя вытаскивала. И ни одной царапины! А тут... Замерзнуть в двух верстах от родной деревни! Отчаилась девушка. Вдруг санки тронулись. Серый шел сквозь метель в темноту, натужно вытянув шею. Люба очнулась. "Выручайте, святые угодники!" - крикнула она в непроглядное небо, но только вой ветра отозвался ей. Сунула она голову в тулуп. Сидит, дрожит. Тут санки встали. Спрыгнула Люба в снег, прошла вперед. А Серый стоит, упершись лбом в ворота родной канюшни... Много лет Любашка и Серый были неразлучны, но характера своего противного жеребец больше никогда не показывал...