Таблица лидеров

Крик, который пронзает небеса «Воззвал я ко Господу моему, и услышал Он меня с горы своей святой» Я воззвал. Есть слово «помолился». Но слово «воззвал» – это нечто другое, чем «помолился». [Если у человека болезнь, он начинает молиться. Cо слезами. Сначала с жалостью к себе] Это не воззвание. Это некое такое состояние молитвенное, на самом деле, погруженное в себя. Человек как бы жалуется на свою жизнь перед Богом, просто жалуется. А Бог слушает. А человек жалуется. Так продолжается какое-то время, человек понимает, что диагноз уже 100 %. Человек испугался еще сильнее, и начинает уже приходить и серьезно у Бога что-то требовать, но он по-прежнему не зовет. Он просто жалуется. «Ну, что Ты мне не помогаешь-то? Ну, помоги же мне, наконец». Но это все еще далеко от воззвания. И вот, наконец, человек понимает, что это действительно все. Но все не в том, что я умираю, а том, что Бог не помог. Почему не помог? Значит, либо я грешница, либо, Его , может, нету вовсе. И вот, когда человека постигает мысль, что, может быть, Бога-то ведь нет, что я, на самом деле, никогда не спасусь, что меня ждет ад, вот когда он пугается не просто смерти, а он пугается некой пустоты, которая на него наваливается, какой-то тьмы, мрака, когда он понимает, что цепляется за остатки своей веры, когда он проваливается в какую-то тьму, он начинает, действительно, кричать всем своим сердцем: «Господи, спаси меня», как Петр: «Спаси меня, погибаю». И это крик, который пронзает небеса. Вот так, но, как говорят святые, чтобы этот крик вышел, у человека не так просто это получается. Он очень долго доходит до того, что, на самом деле, Бог не последняя его надежда, а Бог – единственная его надежда, всегда и во всем. Единственная. И когда он понимает, что, на самом деле, вся его беда в том, что он никогда не верил в Бога всерьез, и когда он понимает, что за эту несерьезность его веры он не просто умирает, а он сваливается во тьму, что никогда ничего в жизни больше не будет, потому что он никогда всем сердцем к Богу и не взывал, вот тогда сердце его вдруг вырывается из тисков молитвенным криком: «Господи, воззвах к Тебе из глубины, услыши». И Бог, несомненно, откликается. Тогда мы понимаем, когда Он откликается, что Он не откликался сразу именно потому, чтобы вытащить нашу душу, вытащить наше сердце из тисков формальности, несерьезности. Между Богом и человеком могут быть только серьезные отношения: я все Ему, и Он все мне. Невозможно построить подлинные отношения любви, когда ты договариваешься с Богом, пытаешься выстроить с Ним договорные отношения. [На моей жизни произошел случай исцеления одной женщины… Она после этого не уехала, подвизалась. Мы же просим исцеления для того, чтобы вернуться к мирской жизни, не понимая, что, на самом деле, мирская жизнь и привела к тому, что мы заболели. Мы что-то делали не так, и, в конце концов, заболели. Надо перестать заниматься той жизнью и придти в церковь, найти свое место в церкви. Но никто же не просит исцеления для этого, потому что, на самом деле, Бог не нужен, как важное существо моей жизни. Мне нужно исцеление, а не Бог. Я Его использую как функцию. Он меня должен защитить, чтобы я дальше жил так, как хочу. Поэтому ничего не получается. Когда человек взывает к Богу, когда он всем сердцем устремляется к Нему, и Бог в этом порыве его обнимает, только в этом состоянии человек может понять, познать, что Бог важен сам по себе. Что важно не то, что он даст, а то, что Он есть, и то, что Он меня любит. Когда мне это открывается, когда я продираюсь сквозь завесу своих формальных отношений к Богу, и взрываю вот этот вот асфальт собственного формализма и в этом взлетаю, не высоко, а так, чуть-чуть только, но тем не менее. Только в этом состоянии Бог подхватывает меня, чтобы я познал, как Он меня любит. А, познав эту любовь, понял, что смысл жизни совсем не в том, чем я занимался, а в другом, и изменил бы отношение к Нему, а изменив отношение к Нему, тогда, естественно, болезнь становится ненужной. Она выполнила свою функцию, она обратила меня к Богу. Но для того, чтобы это произошло, чтобы встреча произошла, человек должен воззвать к Богу всем своим сердцем. Устремиться, прорваться сквозь корку, которую сам себе создал.

Постом является только сочетание внешнего (пищевого) поста и внутиреннего, духовного, когда мы боремся с дурными помыслами и словами, дурными делами, привычками. По тому, как человек постится внешне, не определяется его здравие души, а только по тому, как он постится внутренне. У Паисия Святогорца есть весьма интересные высказывания об этом: 1. "Если человек держит в себе пусть даже и «немного левый», то есть злой, помысл о ком-то, то какой бы подвиг он ни совершал – посты, бдение или что-то еще, – всё пойдет насмарку. Чем поможет ему аскеза, если он не борется против злых помыслов, но принимает их? Почему он не хочет сначала очистить сосуд от грязного масляного отстоя, пригодного лишь на мыло, и только потом влить в него чистое масло? Зачем он смешивает чистое с нечистым и делает чистое ни на что не годным?" 2. "Один чистый, добрый помысл обладает силой большей, чем любой аскетический подвиг. К примеру, диавол воздвиг против юноши брань нечистых помыслов. Чтобы избавиться от них, юноша совершает всенощные бдения, постится, воздерживается от пищи и воды по три дня подряд. Однако один включенный им в работу чистый помысл обладает силой большей, чем все его бдения и пощения, и оказывает ему более существенную помощь" 3. Духовное состояние человека видно из качества его помыслов. Люди судят о вещах и событиях в соответствии с тем, что имеют в себе сами. Не имея в себе духовного, они делают ошибочные выводы и несправедливо относятся к другим. Одни люди похожи на пчелу, а другие на муху. Те, кто похож на муху, в каждой ситуации выискивают что-то плохое и занимаются только этим. Ни в чем они не видят ни капли доброго. Те, кто похож на пчелу, находят доброе во всем. Человек поврежденный и мыслит поврежденно. Ко всему он относится с предубеждением, все видит шиворот-навыворот, тогда как тот, у кого добрые помыслы, – что бы ни увидел, что бы ему ни сказали – включает в работу добрый помысл.